"Внуки наших внуков" - читать интересную книгу автора (Сафронов Юрий Павлович, Сафронова Светлана...)

4. ИЗ СИБИРИ В АВСТРАЛИЮ

Мы выехали на широкую гладь шоссе. Слева, под откосом, быстро катила свои воды в Яну извилистая сибирская река Дулгалах.

Я внимательно наблюдал, как Кинолу управляет машиной. Перед ним не было ни баранки, ни рычага переключения скоростей, только небольшой пульт с разноцветными рычажками и кнопками. Двигатель в автомобиле был атомный. Трансформаторная оболочка надежно защищала нас от смертельных лучей.

— Вы не против быстрой езды? — спросил меня Кинолу.

— Какой же русский не любит быстрой езды! — невольно вспомнились мне знакомые с детства слова. — Конечно, не против.

Кинолу нажал на пульте управления зеленую кнопку. Тотчас на приборной доске рядом с часами вспыхнула зеленая сигнальная лампочка.

— Вот теперь можно спокойно поговорить, — сказал он удовлетворенно и небрежно облокотился рукой на спинку сиденья.

Я понял, что управление машиной перешло к надежным кибернетическим приборам, но все же внимательно следил за спидометром. Стрелка спидометра переползла через отметку сто километров в час и продолжала ползти вверх. Мне стало как-то не по себе. Автомобиль набирал огромную скорость. Сто сорок километров в час. Сто шестьдесят… Сто восемьдесят… Двести! Стрелка спидометра ползет к цифре «300», а мой спутник не обращает внимания на дорогу.

За окнами мелькали деревья, кусты, образуя однородный сизо-зеленый поток, в котором невозможно было разобрать ни одной детали. Разделенная надвое полосой газона широкая лента дороги, как серебряная струя, била нам навстречу и в последний момент, изгибаясь, уходила под колеса автомобиля…

Вдали на дороге показалась черная точка. Это был встречный автомобиль. Миг — и он с ревом крупного артиллерийского снаряда проносится мимо. Заметив, что я поморщился от этого рева, Кинолу внимательно посмотрел мне в лицо.

— Не слишком ли быстро мы едем, Александр Александрович?

— Да нет, не слишком… Мне нравится, но почему вы все же не следите за управлением? Можно ли так доверяться приборам?

— Ах, вот вы чем обеспокоены! Ну это вы напрасно. Присмотритесь, вдоль дороги тянется сплошной барьер из камня. В автомобиле специальные оптические системы непрерывно следят за ходом этой белой черты. Машина все время идет на определенном, одном и том же удалении от барьера и не сбавит скорости до тех пор, пока дорога не сделает крутого поворота или пока не будет перекрестка.

— Снова кибернетика?

— Конечно. Каждая машина имеет такую систему.

Неожиданно нас сильно качнуло вперед, машина резко сбавила ход и, проехав еще немного, бесшумно остановилась.

— В чем дело? — спросил я. — Почему мы остановились?

— Развилка шоссе. Машина не знает, по какой дороге ехать. — Кинолу свернул на правое шоссе и снова включил автоматическое управление. Мы понеслись с прежней скоростью, а я, совершенно успокоенный, стал смотреть телепередачу на маленьком вмонтированном в панель экране.

Немного не доехав до города, мы свернули в сторону и вскоре подъехали к аэродрому. Перед нами было высокое здание аэропорта с тонким золотым шпилем на башне.

— Приехали, — сказал Кинолу. — Можно выходить. Сейчас отправим назад машину и пойдем к стратоплану. Посадка уже началась. — Он нажал несколько кнопок на пульте управления, вышел из машины и захлопнул дверцу. Автомобиль плавно тронулся с места, развернулся на широкой площади перед зданием аэропорта и понесся назад. Запоминающее устройство надежно управляло им на обратном пути.

Большое ровное поле аэродрома было покрыто огромными шестиугольными бетонными плитами. Мы подошли к стратоплану. Белый, сверкающий на солнце фюзеляж, два этажа окошек в передней части и длинный, точно бивень сказочного единорога, штырь на носу. Крылья большие, от средней части фюзеляжа и до самого хвоста сильно скошенные назад. Стреловидное вертикальное оперение. В хвостовой части несколько сопел реактивных двигателей. Стратоплан лежал горизонтально на большой ажурной эстакаде, которая была почти втрое длиннее его фюзеляжа. Вид стратоплана на этой эстакаде напомнил мне знаменитый гвардейский миномет «катюшу» с ее реактивными снарядами на тонких стальных направляющих для запуска.

Мы поднялись вслед за другими пассажирами внутрь стратоплана по приставной лестнице и заняли свои места. Я, словно любопытный ребенок, попросился к окну, и Кинолу охотно уступил мне это место.

Из окна стратоплана, с высоты эстакады, аэродром казался мозаичным набором шестиугольников. Невдалеке от нас виднелось еще несколько эстакад с серебристыми стратопланами.

Наступило время взлета. Автоматически, как в вагоне метро, закрылась входная дверца. Нос эстакады плавно поднялся вверх. Теперь она, точно ствол зенитного орудия, смотрела в небо. Спинки наших кресел откинулись назад. Мы лежали, вытянувшись во весь рост. Это понятно: человек, лежа на спине, может выдержать значительно большие перегрузки, чем в любом другом положении. Откуда-то сверху донеслась команда: «Пассажирам приготовиться к взлету!» — и спустя несколько секунд: «Взлет!»

Раздался оглушительный рев, невидимая сила вдавила меня в спинку кресла. Руки и ноги налились тяжестью, голова уперлась в мягкую спинку кресла, но через секунду все это прошло. Стратоплан взмыл вверх.

— Ну как, профессор? — обернулся ко мне Кинолу.

— Отлично! Смотрите, мы уже в облаках. Вот это скорость! А сколько времени мы будем лететь до Австралии?

— Двадцать восемь минут с секундами.

— Меньше получаса? — поразился я. — Значит, мы будем лететь со скоростью порядка двадцати тысяч километров в час?

Я снова посмотрел в окно. Стратоплан продолжал стремительно набирать высоту. По мере подъема небо меняло свой цвет. Из нежно-голубого на малых высотах оно стало светло-синим, потом потемнело до синего, потом сделалось темно-синим с фиолетовым оттенком, я, наконец, на высоте свыше двадцати километров оно стало черно-фиолетовым, каким оно бывает в безлунные южные ночи.

Появлялись звезды — сначала крупные, потом более мелкие, и, наконец, все они вспыхнули, яркие, немигающие, горящие спокойным белым огнем. Ровно очерченным огненным диском непривычно рядом со звездами висело солнце, а неподалеку сиял тоненький серп луны.

— Стратосфера…

Кинолу утвердительно кивнул головой. Я снова прильнул к окну. Промелькнули, быстро уходя вниз, странные тонкие белые тени. Вот еще и еще…

— Смотрите скорее! — воскликнул я. — Серебристые облака! Значит, мы на высоте восьмидесяти двух километров!

Прошла еще минута, и уже около трехсот километров отделяло нас от Земли. Снаружи, за стеклом кабины стратоплана, была почти полная пустота — ионосфера.

Вверху сняла тысячами звезд могучая вселенная. В этом кажущемся спокойствии без смены дня я ночи кипела своя волнующая жизнь. Где-то далеко, в глубине темной ночи, сталкивались и разрушалась старые звездные системы. Разрушались, превращаясь в пыль и осколки, чтобы через многие миллиарды лет, смешавшись с пылью и осколками других погибших галактик, вновь возникнуть где-нибудь в другом месте новыми молодыми звездными мирами. Это был бесконечный круговорот жизни.

Мы летели уже пятнадцать минут. Привычные для глаза созвездия северного полушария постепенно уходили назад, а на юге появлялись новые звезды.

Необычно накренился рукояткой вниз ковш Большой Медведицы. Полярная звезда находилась уже не над головой, как обычно, а ниже и сзади, почти у самого горизонта. Белый сверкающий серп убывающей луны на глазах медленно опрокидывался рожками кверху и, наконец, совсем перевернулся на спину, став похожим на одинокий челн без паруса в безбрежном черном океане вселенной.

— Где-то внизу сейчас моя родина, — сказал Кинолу.

Я посмотрел через окно на Землю, стараясь разглядеть очертания полуострова Малакка, но Землю плотно окутывали облака.

Как-то не верилось, что за такое короткое время мы пронеслись над огромными пространствами Восточной Сибири, необъятного Китая, что под нами уже плещут воды южных морей Тихого океана.

Наконец из репродукторов донеслась команда: «Пассажирам занять свои места! Идем на посадку! Австралия!»

Чтобы сбавить скорость, стратоплан начал спускаться по спирали, описывая в воздухе огромные крут. Постепенно небо стало светлеть. Потускнели, а потом и совсем погасли мелкие звезды. Через несколько секунд исчезли и самые яркие из них. Небо принимало свою обычную окраску. Из царства темной ночи мы вновь возвращались в яркий солнечный день.

Внизу сквозь мелкие облачка стала проглядывать земля. Еще один огромный круг, и впереди показалась бетонированная посадочная полоса аэродрома. Стратоплан пронесся низко над аэродромом, так что видна была его тень со скошенными назад (крыльями, и неожиданно взмыл свечой вверх. Теперь реактивные двигатели работали как тормоза, замедляя наш спуск на Землю. Стратоплан садился вертикально.

«Интересно бы посмотреть сейчас на нас со стороны, — мелькнуло у меня в голове. — Наверное, наш стратоплан похож на карандаш, который ставят на стол неотточенной стороной».

Я ощутил небольшой толчок, и тотчас же рев двигателей прекратился. Стратоплан, опираясь на эстакаду, медленно занял горизонтальное положение. Дверь распахнулась: «Можно выходить!»

Мы покинули кабину стратоплана последними и, не спускаясь на Землю, остановились на верху лестницы.

Около стратоплана образовалась толпа. Смешались встречавшие и прилетевшие. Царила обычная веселая сутолока, какая всегда бывает при встречах на вокзалах и в портах.

Елену Николаевну я узнал издали. Она помахала мне ярким букетом цветов, пробралась сквозь толпу, обняла меня, и мы расцеловались. Меня тронула эта простая ласка. Мне было приятно, что и у меня нашелся близкий человек, который пришел встретить меня.

Дорога к городу шла вдоль моря. Это было новое море, образовавшееся в результате растопления льдов в северном полушарии. Широкая водная гладь уходила далеко за горизонт. По другую сторону дороги мелькали проносившиеся навстречу темно-зеленые пальмы с широкими веерными листьями, огромные эвкалипты — гордость Австралии, кусты акации и широколистые бананы с гроздьями сочных продолговатых плодов. Внизу, у подножья возвышенности, по которой спускалось шоссе, раскинулся большой, утопающий в зелени город.

— Вот он, наш Торитаун, — сказала Елена Николаевна.

— А где же знаменитые месторождения тория?

— Километрах в пятидесяти к югу. Вам было бы интересно посмотреть, как добывают силикат тория. Весь процесс полностью механизирован. Торий — основа атомной энергетики. В земной коре его в двадцать семь раз больше, чем урана.

Мы въехали в Торитаун. Широкие, прямые улицы, высокие, светлые здания, объединенные в архитектурные ансамбли, фонтаны на перекрестках улиц — и зелень, масса зелени, за которой порой нельзя разглядеть фасады домов. Воздух Торитауна свеж и напоен ароматами, как цветущий сад.

«Не мудрено, что продолжительность жизни людей увеличилась», — подумал я.

Да, город и в самом деле был чудесным садом. Вдоль улиц, отделяя проезжую часть от жилых домов, тянулись широкие полосы скверов. Живой зеленый забор защищал жителей от шума и пыли. Зелень густо покрывала дома, опоясывая их ярусами снизу доверху. Изменилась соответственно и архитектура. Дома имели специальные выступы, широкие карнизы и небольшие балкончики, предназначенные для зеленых насаждений.

Дом, где жила Елена Николаевна, находился неподалеку от центра города. Мы поднялись на лифте на девятый этаж. Елена Николаевна показала мне мою комнату. Светлая и просторная комната была обставлена красивой мебелью мягкого светло-коричневого тона.

После обеда мы спустились во двор. Здесь также было очень много зелени: цветов, декоративного кустарника, фруктовых деревьев.

— Кто ухаживает за садом? — спросил я.

— Сами жильцы. И вас привлечем, вот подождите.

— О, я с большим удовольствием.

Мы прошлись по неширокой аллейке, в конце которой стояла красивая беседка. Из-за нее раздавался чей-то сердитый высокий дребезжащий голосок. Похоже, он кого-то отчитывал.

— Так вы говорите, с большим удовольствием? — повторила вдруг Елена Николаевна, почему-то лукаво улыбаясь, и потянула меня к самой беседке.

Я услышал:

— Деревья, это вам не палки, молодой человек, — шумел тот же тонкий старческий голос. — Это живые существа. Они все чувствуют: и боль и ласку, они не терпят грубости.

Мы заглянули за беседку. Там спиной к нам стояла седая старушка, высокая, но уже немного согбенная годами. А перед нею с растерянным видом переминался с ноги на ногу тот, кого она называла «молодым человеком», — огромный широкоплечий атлет лет шестидесяти. Он был весь красный, разводил беспомощно руками и смотрел на старушку виноватыми глазами.

— Уходите! Сейчас же уходите отсюда, и чтобы я вас больше здесь не видела! Да, да! По крайней мере раньше чем через месяц лучше и не появляйтесь.

Провинившийся «молодой человек» покорно пошел прочь. Вслед за ним ушла и старушка, все еще что-то ворча себе под нос и тяжело опираясь на палку.

Мы переглянулись с Еленой Николаевной и расхохотались.

— Что это за грозная старушка? — спросил я.

— Она руководит нашими работами в саду. Прежде-то она работала в большом хозяйстве, а теперь нами командует. Видели, какая сердитая! Теперь, наверное, пропало желание помогать нам по саду?

— Нет, наоборот, теперь-то уж ни за что не откажусь.

Когда стемнело, Елена Николаевна предложила:

— Хотите посмотреть и послушать новости?

Мы вернулись в столовую. Елена Николаевна подошла к огромному гобелену, украшавшему одну из стен, и раздвинула его. За ним открылась неглубокая ниша, стены которой образовали собой полукруг. Потолок в ней тоже был не плоский, а полусферический и постепенно переходил в стены.

Елена Николаевна повернула круглый рычажок — и матово-белая полусфера засветилась голубым светом. Я догадался, что вся эта ниша — огромный экран панорамного телевизора.

Елена Николаевна набрала на пульте управления номер программы. Сразу же на экране появилось цветное стереоскопическое изображение, и мне показалось, что комната исчезла. В безоблачном небе над нами кружил, спускаясь, стратоплан. Голос диктора проговорил:

«Сегодня в наш город прилетел из Верхоянского санатория профессор Хромов, проспавший в сибирской тайге почти сто пятьдесят лет. Мы уже рассказывали о нем нашим телезрителям. Его встречала праправнучка Елена Николаевна Хромова».

Справа на экране показалась Елена Николаевна с букетом цветов в руках. Прикрыв глаза ладонью, она следила за тем, как стратоплан, делая в синем небе круги, идет на посадку. Сделав несколько кругов, стратоплан понесся над аэродромом прямо на нас и, сверкнув на солнце крыльями, с ревом скрылся где-то за нашими спинами. Стереоэффект был настолько сильным, что я, как когда-то первые кинозрители при виде паровоза, мчавшегося на них, невольно отпрянул назад.

«Пожелаем нашему гостю успехов, здоровья и еще долгих лет жизни», — этими словами диктор закончил короткий репортаж о моем прибытии.

…Уже засыпая, из всех событий этого хлопотливого дня я вспомнил чудесный телевизор, который за один вечер провел нас по всем странам земного шара, а под конец перенес на Луну. Передача с Луны по традиции закончилась показом Земли, какой она видна с нашего самого старого спутника: большой голубоватый шар, парящий в черном небе, усыпанном звездами; сквозь поля облаков проглядывают знакомые очертания материков и морей; на воде блестит ослепительно яркое пятно: это в Атлантическом океане отражается солнце…