"Сердца Хаоса" - читать интересную книгу автора (Милан Виктор)IIОркестр заиграл вальс. Мелодия была древняя, нежная, однако новоиспеченному старшему лейтенанту, лучшему офицеру разведывательного отдела Семнадцатого полка Кассиопее Сатхорн было не до веселья. Все вроде бы складывалось удачно, и партнер ей достался что надо. Он кружил ее уверенно, поддерживал мягко, однако полного удовлетворения она не испытывала. На душе было тревожно… В такой праздник – и вдруг ожидание беды! От этой мысли становилось совсем тоскливо. День Председателя – главы местной администрации – был приурочен на Хачимане к христианскому Рождеству. В этом заключался великий политический смысл. История подобного странного совмещения уходила корнями в ту легендарную пору, когда обитатели Терры еще только с надеждой поглядывали на звездное небо, мечтая о кораблях, позволивших бы им посетить отдаленные миры. Рождество как культовый праздник по сути своей было совершенно неприемлемо для тех потомков японцев, которые расселялись по областям Внутренней Сферы. Род Курита, правивший Синдикатом в течение последних трех столетий, при всем своем либерализме вряд ли когда бы согласился объявить этот праздник общегосударственным. Конфуцианство и буддизм, являвшиеся исходными источниками верований для населения Синдиката, как, впрочем, и синтоизм, никогда не признавали искупительной жертвы Христа. Следовательно, в религиозном смысле его рождение являлось для приверженцев этих течений ничего не значащим событием. К сожалению, подобный взгляд страдал весьма опасным упрощением. Само Рождество и следовавшая за ним встреча Нового года для подавляющего большинства населения планеты еще в бытность обитания на Терре сплелись в незабываемый, долгожданный семейный праздник, который не в состоянии отменить никакая власть. Иудеи встречали Новый год осенью, мусульмане – весной, потомки китайцев – тоже весной, и все равно, за долгие столетия Рождество приобрело какой-то особенный аромат. Все они старались нарядить елочку, а уж про подарки детишкам и ожидание прихода Деда Мороза и говорить нечего!.. Эта проблема с особой остротой встала перед властями Хачимана. Население планеты по большей части не принадлежало к христианам. Его составляли выходцы из древнего Индостана, говорящие на языках гуджарати и маратхи. Тонкую прослойку составляли потомки японцев-первопоселенцев, которые в основном исповедовали конфуцианство. Но все они, начиная с японцев, индийцев, корейцев, эфиопов, сирийцев и кончая беженцами из Свободной Республики Расалхаг, чьи ряды в основном составляли скандинавы, – всегда отмечали день рождения Христа и следующий за ним Новый год. Никто из них ни за что на свете не откажется собраться в этот день за праздничным столом, поставить маленькую елочку. Говорят, что компромисс есть искусство возможного. Но что есть возможное – то есть полезное для всех и не ущемляющее ничьих прав? Вот как решил трудную головоломку мудрый Исороку Филингтон, правивший на планете несколько веков назад. Он объявил двадцать пятое декабря Днем Председателя, тем самым достигнув компромисса с населением, а главное, с домом Куриты, где в ту пору сила была в руках откровенных мракобесов самурайского толка. Сама мысль признать Рождество государственным праздником казалась им проявлением все того же «белого империализма», старавшегося лишить их национальной принадлежности путем подмены традиций и, конечно, празднеств. Простому люду на Хачимане было все равно, как власти называют этот день. В такой интерпретации праздник как будто терял религиозную окраску и давал возможность примирить все враждующие религии. Последователь индуизма просто сдвигал чуть в сторону вывешенные в красном углу портреты голубого Кришны и слоноголового Ганеши и ставил туда изображение краснощекого бородатого деда с окладистой седой бородой и в красном кафтане – так в обычных семьях снимались все религиозные противоречия. В канун Дня Председателя глава правительства, как всегда, давал праздничный бал. Это считалось важным событием зимнего сезона в Мацамори. На сей раз его светлость, граф Хачимана Персиваль Филингтон, испытывал особую гордость. Все получилось на славу. Громадный бальный зал, расположенный на нижнем этаже дворца в Ассадском районе столицы, был переполнен. Зал сам по себе являлся чудом архитектуры. Он представлял из себя пятиугольную площадку с потолком, вознесенным на высоту третьего этажа, диагональ которой составляла более пятидесяти метров. Пол был вымощен паркетом из редкого дерева твердой породы, растущего в горах Тримурти. Все это великолепие освещалось исполинской люстрой диаметром в тридцать метров, с почти миллионом специальных подвесок, преломляющих свет. Люстра извергала водопад радужного сияния. В каждом из пяти углов возвышалось по колонне: одна была из слоновой кости, другая – из жадеита, третья – из тика, четвертая – из стали и последняя – из золота. Колонны олицетворяли пять столпов могущества Синдиката Дракона. У трех стен на столах были выставлены всевозможные закуски: паровая рыба, овощи свежие, маринованные и соленые, куски филея, карри – блюдо, приправленное куркумой, чесноком и разными пряностями, горки риса в чашах, пурпурного цвета дольки тамерлановых дынь, выращиваемых на планете Новый Самарканд, трехметровые вареные щупальца морских скорпионов, окрашенные в нежнейший алый цвет. Каждый стол украшала скульптура изо льда: на первом возвышался лебедь, на другом бант – местный восьминогий хищник. На третьем, само собой разумеется, изваяние дракона. Все фигуры были в рост человека. Еще одну стену занимала пристроенная эстрада, на которой играл оркестр, и, наконец, в последней стене были прорезаны огромные двустворчатые двери, ведущие в дворцовый сад. Собрался весь цвет Хачимана. Всякий чиновник, занимавший мало-мальски важную должность, получил приглашение. Не видно только человека, обеспечивавшего Кассиопею Сатхорн работой, – Чандрасекара Куриты. По мнению Касси, это было по меньшей мере странно. Вот откуда и тревога, и легкое недовольство спутником, с которым она пришла сюда, и попытки спрятаться куда-нибудь в угол, и вообще – плохое настроение. Действительно, совсем недавно граф Филингтон и представлявший род Курита Чандрасекар наконец помирились. Их вражда, начавшаяся с тех пор, как Председатель вступил в должность, длилась долгие годы. Оба не желали признавать полномочия другого – особенно Курита, который был мало похож на остальных представителей правящей семьи. В отличие от своих родственников на столичной планете Люсьен, сибарит и буквоед, каких свет не видывал, буквально жил этой маленькой войной. Чиновничество и вся общественность Хачимана вздохнули спокойней, когда двое руководителей наконец помирились. И на тебе – Чандрасекара нет на празднике! Что это: вызов или досадное недоразумение? Может, все дело в том, что Чанди так и не сумел найти общий язык с наемниками, которых он пригласил с юго-запада? В самом деле, ее сослуживцы со своей религиозной нетерпимостью и странностями в поведении были чем-то очень похожи на древних легендарных, известных по книгам наемников, ради денег готовых на все. Некоторые полагали, что те литературные злодеи и в подметки не годятся нынешним неотесанным мужланам и непоколебимым ханжам, помешанным на поклонении Деве Марии. На них и в зале поглядывали с некоторой тревогой… Сердце подсказывало Касси – смутные времена начинаются на Хачимане. Неожиданно Касси перехватила взгляд, брошенный на нее Председателем, стоявшим возле колонны из тикового дерева. В руке он держал хрустальный бокал величиной с собственную голову. Это был среднего роста человек, изящного, даже хрупкого телосложения. На вид просто слабак – за что его дедушка, известный тиран, прозванный Королем Филингтоном, долгое время презирал внука. Дед полагал, что с таким телосложением нечего делать во власти, тем более если твоя голова забита всякими пустяками вроде философии и нравственных вопросов. Местная элита поначалу тоже не скупилась на шутки в адрес Перси. Между тем, с некоторым сожалением отметила про себя Касси, нынешний Председатель действительно хорош собой. Да, тонковат, узок в плечах, ростом не вышел, но у него красивые глаза и великолепные каштановые волосы, схваченные на затылке самурайским узлом. Касси решила, что ему очень идет белая туника с алым кругом на груди, темные брюки и кирпичного цвета сапоги – обычная парадная форма высших военных чинов Синдиката Дракона. Опоясан Председатель был особого рода перевязью, на которой висели длинный меч и кинжал – в совокупности это оружие называлось даи-шо. Касси с первого взгляда определила, что холодное оружие было надето не потому, что Перси хотел подчеркнуть свою принадлежность к кьюдж – местной аристократии; меч и кинжал в некотором роде символизировали успешное окончание учебного курса. Подобного свидетельства добиваются немногие из окончивших Академию Цун Цзанг. Обучение в этом заповеднике для элиты являлось тяжелым, если не сказать зверским, испытанием. Выдержавших положенный срок и вообще сумевших окончить курс были единицы, но если при этом курсант еще и удостаивался отличия – алого диска на груди, называемого «Лезвием Бусидо», то подобный выпускник пользовался особым уважением окружающих. Только это оружие и награда заставили деда сменить гнев на милость и назначить Перси своим наследником. Ага, Перси еще раз посмотрел в ее сторону – взгляд совсем как у побитой собаки. Или у ребенка, потерявшего любимую игрушку… Интеллигентный, деликатный, умеющий поддержать беседу на любую тему, он представлялся Касси редким экземпляром среди высшей знати Дракона. Одним словом – миленький. Даже симпатичный… Она готова отдать ему должное, даже готова признать его многочисленные достоинства, но лечь с ним в постель… Нет! Он не в ее вкусе. Ей припомнились слова боевой подруги, капитана Кали Макдугал. Как-то раз у них зашел разговор о мужчинах, о возможностях женщины-военнослужащей устроить свою личную жизнь. «Смотри, Касси, – небрежно предупредила Макдугал, – как бы тебе не попасть в ловушку, если ты примешь напыщенность и высокомерие за благородство, а грубость – за мужественность. Такая опасность всегда грозит женщинам-воинам… Они напоминают строевых кобылиц и готовы впасть в экстаз от любой пошлости. Но в случае с Перси ты, кажется, права. Он действительно выглядит нюней». Тут лейтенанту Кассиопее Сатхорн совсем некстати пришло на ум, что в определении «боевая подруга» есть что-то корявое. Некая ненужная тавтология… Все ее друзья – водители боевых роботов. Из кого ей еще выбирать? Движение по кругу, которое совершали танцующие пары, привело девушку еще ближе к Председателю. Партнером Касси и ее кавалером, с которым она пришла на праздник, был перетянутый ремнями молодой лейтенант. На груди у него красовались орденские колодки и нашивки за победы в бою, однако на Хачимане эти отличия мало кого интересовали. Молодой человек, как и Касси, сейчас сидел без работы, и впереди у них обоих ничего существенного не предвиделось. На бал их пригласила подруга Касси таи-са (Полковник, согласно списку воинских званий, принятых в Синдикате) Элеонора Шимадзу, командовавшая Девятым легионом Призраков. Совсем недавно она дала согласие возглавить планетарную семью якудзы. Касси Сатхорн подозревала, что приглашение в общем-то предназначалось ее партнеру, одному из тайных любовников Ленни. Он как раз в ее вкусе – высокий блондин, крепко сложенный, симпатичный. За те несколько минут, в течение которых они успели перекинуться парой фраз, стало ясно, что умом лейтенант мало чем отличается от кувалды. Его огромная пятерня мягко поддерживала Касси за обнаженную спину. Вел он умело, посматривал свысока, улыбался снисходительно. Одним словом, настоящий дракон. Молодая женщина отвечала чуть смущенной улыбкой, а сама, между прочим, думала, что если покрепче взять его за кисть и потянуть на себя, потом резко, с подсечкой провести пенжак-силат, то опрокинуть героя на пол не составит никакого труда. То-то эта гора мяса удивится, когда окажется в лежачем положении! Прекрасно сложенная, среднего роста, двигающаяся с бросающейся в глаза фацией, Касси была удивительно красива. Волосы иссиня-черные, лицо – правильный овал. Тем, кто ее знал, особенно нравились глаза – ясные, с затаенной грустинкой, с типичным азиатским разрезом, они были способны менять цвет от нежнейшего серо-зеленого до стального в минуту близкой опасности. Вечернее темно-синее платье полностью открывало спину, что подчеркивало хрупкость и девичью незащищенность тела. Кожа у Касси была смуглой и гладкой. На празднике она оказалась той самой женщиной, которая сражает всех наповал. В буквальном смысле слова. Совсем не важно, что местные сплетницы и репортеры признают ее королевой бала, – не о том речь. Просто не было в тот вечер ни одного мужского сердца, которое не встрепенулось при виде Касси Сатхорн. Да и женщины, особенно из тех немногих, что способны оценить прекрасное, в какую форму оно бы ни отливалось, тоже отдавали ей должное. Находились в зале и такие мужчины, которые взглядами бесцеремонно раздвигали вырез на спине, пытаясь оценить прочие ее достоинства. То-то удивились бы они, если бы смогли узреть прикрепленный под платьем на правом бедре двадцатисантиметровый виброкинжал – очень изящное и смертельно опасное оружие. Его подарил Касси Арчи Уэстин. Тридивизионщику и в голову не пришло бы докучать красавице Касси томными взглядами, как это делал Перси Филингтон. Арчи был хорошо известен норов старшего лейтенанта Сатхорн, которая имела привычку постоянно таскать с собой оружие, куда бы ни отправлялась… Правда, виброкинжалом, изобретением Рэбида Фокса, ей еще не приходилось пользоваться, и она сомневалась в новомодной штучке, поэтому чувствовала себя несколько неуютно. То ли дело ее верный малайский крае, вот только изогнутый полуметровый нож под платьем не спрячешь. Появлением на балу она в первую очередь обязана Кали Макдугал – вот о чем подумала Касси Сатхорн, удаляясь от Перси Филингтона, по-прежнему державшего несоразмерно большой бокал с налитым на донышко шампанским. Это случилось неделю назад. – Милая Касси… – неожиданно заявила Макдугал, лежа в постели в своей маленькой городской квартирке. Двухметрового роста женщина-пилот, плечистая и молчаливая, она порой производила жуткое впечатление на подругу, особенно когда начинала вещать словно древняя богиня. Вот и в тот раз она сразу ошеломила Сатхорн. – Милая Касси, тебе не кажется, что следует быть более женственной? Ну, не такой резкой, что ли… Уметь проявлять слабость. Ты же по сути своей просто очень хорошенькая киска. У Касси заалели щеки. В первое мгновение она не знала даже, что ответить. Кали Макдугал, случалось, круто заносило, но чтобы до такой степени!.. Сравнить ее с киской!.. Нет, в подобных неожиданных заявлениях не было ничего обидного – они просто ставили Касси в тупик, а зачастую вгоняли в краску. – Мне кажется, уж чего-чего, а женственности у меня хоть отбавляй. Я достаточно быстро подцепила на крючок Перси, разве не так? Всего два месяца назад Кабальерос спасли доверенный им для охраны «Хачиман Таро Энтерпрайзес», дядюшку Чанди и свой полк от разгрома с помощью хитроумного плана, одним из условий которого было внедрение Касси в ближайшее окружение лорда Филингтона. Вот откуда нескрываемый интерес Председателя к этой хрупкой особе. Самое удивительное, что, узнав о причине, по которой Касси начала оказывать ему знаки внимания, Перси не только не разочаровался, но совсем наоборот – еще сильнее увлекся ею. – М-да, сработало, – согласилась Кали. – Выходит, ты заговорила о женственности в отвлеченном смысле? Чтобы смягчить мое каменное сердце? – Именно. У Кали Макдугал была одна неприятная привычка: она постоянно хотела быть правой. И на этот раз она, словно сговорившись с Ленни, продолжала твердить одно и то же: пора бросать свои боевые ухватки, долой грубую силу и желание всегда быть первой, следует вспомнить о том, что ты женщина… Что еще оставалось бедной Касси, как не прислушаться к словам подруги. Теперь она раскаивалась, что пошла на поводу у Кали – вон до чего довели эти нежности беднягу Перси. Глаз не сводит!.. Приятно, что ли, быть объектом самых глупых сплетен. Музыка кончилась. Партнер собрался было проводить Касси к одному из столов, но она взмолилась: – Пожалуйста! Я так люблю танцевать. Тот на мгновение смешался, однако воспитание взяло верх – молодой человек кивнул и победно глянул на партнершу. Касси мгновенно почувствовала, что он уже начал строить обширные планы на сегодняшнюю ночь. «Ну, Кали, только попадись мне в руки. Сначала Перси, теперь этот болван… Я убью тебя!» До добра женственность не доведет. Не такое нынче время, чтобы давать волю всяким «чувствам». Вроде бы не было никакой реальной причины для беспокойства. Где-то далеко, за линией перемирия, шевелились Кланы. Каждую неделю, а то и две, оттуда приходили ужасающие слухи, подобные ударным волнам, возникающим после взрывов сверхновых звезд, – будоражили население, однако за долгие месяцы ожидания грядущей катастрофы люди привыкли, что на «севере» всегда неспокойно и конца этому не будет. Население Внутренней Сферы уже словно свыклось с ожиданием неминуемой беды. Что касается Федерации Солнц, самого заклятого врага Синдиката в пределах освоенного человечеством пространства, то политика Виктора Дэвиона – особенно ее направленность в последнее время – ясно показывала, что угроза со стороны Кланов, поставившая оба противоборствующих государства перед выбором: либо выжить вместе, либо погибнуть поодиночке, заставила принца взять курс на сотрудничество. Случались на Хачимане и внутренние беспорядки, один такой бунт произошел уже в бытность Кассиопеи Сатхорн на планете. Народ вышел на улицы столицы, сжег несколько мобилей, закидал камнями полицейские отряды – на этом дело и кончилось. От подобных стихийных волнений не застрахована ни одна страна. Одним словом, годы были трудные, напряженные, умы и сердца были погружены в ожидание беды, однако это не мешало жить повседневной, обычной жизнью. Тем более не мешало выжить… Ведь именно этим занималась Касси все эти годы. Кем она была? Уличной девчонкой, что выросла на нищей планете Ларша, принадлежавшей семейству Ляо. Затем, повзрослев, участвовала в разведывательных экспедициях против пиратов, вояк из Синдиката Дракона, против Кланов. За ней охотились лучшие молодцы из военной разведки Федерации Солнц, доводилось сталкиваться и со смертельно опасным Корпусом Внутренней Безопасности (КВБ) Синдиката Дракона. Касси постоянно приходилось спасать свою шкуру. И не просто спасать, но и зарабатывать на этом. Ежедневно, ежемесячно, из года в год. Если бы не ее потрясающее чутье на приближающуюся опасность, ей, конечно, давным-давно не сносить головы. Причем это внутреннее, время от времени беспокоящее душевное неудобство вскоре обрело конкретные формы. Касси называла его «шестым чувством» и научилась полностью доверять ему. Как только оркестр закончил играть очередной танец, девушка, якобы поддавшись на уговоры партнера, взяла его под руку, и они вышли в сад. Томительное, гнетущее посасывание в животе подсказало Касси, кого следует опасаться. Возле колонны из слоновой кости, расположенной как раз напротив дверей, стоял человек в черном. Рыжие волосы, кирпичного цвета лицо с уродливыми чертами. На поясе пистолет, с другой стороны – короткий меч, называемый вакизаши. Он угрюмо и сосредоточенно наблюдал за происходящим. Касси с рождения испытывала безотчетный страх перед движущимися механизмами, особенно если они были огромных размеров. Наибольший ужас ей внушали десятиметровые боевые роботы. Вот почему она выбрала армейскую разведку, отряды специального назначения и в этой области добилась немалых успехов. Людей как таковых Касси не боялась. Они вызывали в ней любое другое чувство, только не страх, однако и среди человеческого поголовья было несколько особей, которые внушали ей ту же неосознанную робость. Человек в черном был одним из них. Человека этого звали Нинью Кераи Индрахар, и он являлся заместителем командира КВБ. Его усыновил Сабхаш Индрахар, Сама Улыбка, как за глаза называли командира корпуса подчиненные. Это была самая эффективная, внушающая наибольший ужас секретная полиция во всей Внутренней Сфере. Ее руководство поставило своей целью – Кассиопея Сатхорн знала об этом наверняка – устранить дядюшку Чандрасекара и разгромить полк Всадников. Собственно, и дядюшка и Кабальерос составляли единственную семью, которая за всю жизнь Карей отнеслась к ней по– человечески. Вот что еще она знала точно: Нинью тоже неравнодушен к ней. Откровенно неравнодушен, и это было самое скверное обстоятельство, с которым Касси приходилось сталкиваться за время службы. Как только враг начинал испытывать к ней чисто человеческое влечение – сексуальное, дружеское, интеллектуальное, назови как хочешь, – исполнение обыкновенного разведывательного задания превращалось в некий священный обряд: в соревнование честолюбий, в исполнение долга, в погоню за счастьем, в наказание порока – опять же названий здесь можно придумать уйму. Беда в том, что подобная страсть во много раз увеличивала силы противников. В них зажигался огонек некоего неистовства, они стремились любой ценой одержать над ней победу, причем и моральную победу тоже, – исполнить долг, наказать порок, ну и так далее… Взять того же Нинью Кераи. Он начинал как водитель боевого робота, однако вскоре решил, что замуровать себя в кабине металлического исполина глупо и неперспективно. Нинью сам по себе излучал опасность, как, впрочем, и его наряд: Нинью буквально светился угрозой, как светится в ночи разогретый слиток металла, причем эта опасность была избирательна, сосредотачивалась на вроде бы невинных людях, которые в конце концов оказывались самыми коварными заговорщиками и ниспровергателями устоев. Его действия ничем не походили на сокрушающую всех и вся мощь боевого робота. Против машины Касси давно нашла противоядие – оно заключалось в том, что пилот по большей части не мог видеть ее, она же, в свою очередь, всегда держала врага под наблюдением. В случае же с Нинью у Касси сложилось убеждение, что, где бы она ни находилась, он постоянно не спускает с нее глаз. Как уже было сказано, его уродливость казалась неестественной, божьим наказанием, особенно в сравнении со спутником Касси – белокурым офицером– красавцем. В молодости Нинью был по-своему симпатичен, но появившиеся за годы шрамы, рубцы, участок ноздреватой обожженной кожи сложились так, словно какая-то высшая сила решила наказать его уродством. Теперь при всяком проявлении чувств он выглядел не столько опасным, сколько смешным, поэтому Нинью старался держаться невозмутимо и холодно. Угроза, копившаяся в его нынешних чертах, ощущалась не сразу, магнетизм проявлялся со временем, но проявлялся обязательно. Тогда сердце у собеседника екало, а собеседница начинала испытывать неосознанное смущение. Не то чтобы все эти ощущения лишали Касси храбрости и трезвости в оценках. Она просто заранее высвечивала для себя степень опасности, исходившей от Нинью, – обычная рекогносцировка, проводившаяся бессознательно, на особом профессиональном коде. Несколько лет назад этот уродец был ее самым страшным врагом, в ту пору Касси удалось ускользнуть от него. Теперь он находился в хороших отношениях с дядюшкой Чанди, считался его союзником, – но завтра все опять могло перемениться. Вот почему нельзя было упустить момент побольше узнать о Нинью, отыскать его слабые стороны. Осторожность и предельная сосредоточенность здесь никак не помешают. Касси знала себя – преувеличенное представление об опасности куда быстрее приводит ее в боевую форму, чем самоуверенная расхлябанность. Вот и надо в полной мере ощутить, кем же в этом смысле является заместитель командира КВБ. Так же, как любому водителю боевого робота необходимо заранее познакомиться с тактико-техническими данными новых боевых машин противника. Пока она танцевала со своим красавцем, Нинью несколько раз коротко глянул в ее сторону – как бы невзначай… Касси отдала ему должное – ее сразу бросило в жар, затем в холод. Да, этот уродец умеет нагнать страху на врага. «Так уж случается с людьми, за которыми приходится долго охотиться, – подумал Нинью. – Их надо убирать. Плевое дело!..» Он усмехнулся пошлости подобных рассуждений. Монстры бывают только на тридивизионных экранах. Естественно, речь не идет о свихнувшихся маньяках. Нинью отпил сок из бокала. Что касается убийств, в молодости он рассуждал совсем по– другому. В ту пору он был жидковат с людьми, легкомыслен, хотя уже успел повоевать в боевых частях и пройти подготовку в школе коммандос. В те дни он был дружен с самим Теодором Куритой, будущим правителем Синдиката. Ради хозяина он не скупился на шутки – ну и веселые, искрящиеся они у него выходили! С женщинами тоже был легок. Занятное было времечко! Сломалось все в одночасье. Как, почему – объяснить трудно. Конечно, должна была существовать какая-то причина, из-за которой он уже на самом верху, сумев пробиться в сливки общества, потерял интерес к жизни… В пылу многочисленных развлечений, на пороге широких возможностей, открывшихся перед ним, Нинью ощутил тягостную пустоту. Приходилось носить маску скучающего негодяя, этакого чудовищного паука. Пусть боятся, меньше будут тревожить… Дело совсем не в уродстве, приобретенном в кабине робота. Таких красавчиков, как он, среди воинов пруд пруди. Самое страшное испытание – это гореть в рубке боевого робота. Выжившие в большинстве своем скоро осознают, что с лица воду не пить. Неприятно, конечно, но не смертельно. Не повод для ипохондрии… Годы службы в органах безопасности – тоже не сахар. Куда подевались веселость и легкость характера, в душе сохранился только металл. Никогда ему больше не влезть в шкуру прежнего неунывающего шутника и балагура. Слова-то все какие-то лубочные, ироничные – шутник, балагур… Но ведь так оно и было. Он жил только тогда, когда эти качества имели самостоятельную, естественную ценность. Конечно, обстоятельства скрутили его, особенно право на убийства – это нельзя отрицать, однако истина в другом. Выходит, было что-то в нем паскудное, – жаждущее вырваться, размахнуться, начать крушить… Зачем? Нинью усмехнулся – в такие минуты он был интересен сам себе. Этакий рефлектирующий ублюдок… Зверь со склонностью к психоанализу… Примелькавшийся в литературе тип… Беда в том, что в нем, в так называемом Нинью Кераи Индрахаре, не было ничего литературного. Вот он весь, во плоти!.. Кто постарался сделать его таким человечишкой? Здесь нельзя не отдать должное его приемному отцу. Негодяй с идеей, защитник государства – а по его, Нинью, мнению, все подобные защитники просто грязные ублюдки. Только у них хватает ума прикрыть смрадное нутро красивой фразой. Вот одна из сентенций, накрепко вбитая в голову приемного сына: «Дракон не может позволить себе использовать такого способного человека, как ты, сынок, в качестве тупого исполнителя, этакого бездумного инструмента… Твоя задача, твои обязанности, наконец, – куда шире. И труднее. Ты должен воспитать в себе умение держать под контролем любую ситуацию, оставаться гибким и не терять разум в любых условиях. Причем это должно сказываться в мельчайших нюансах твоей работы. Этим настоящий профессионал отличается от разъевшегося на государственных харчах чинуши и лопающегося от собственного величия генерала. Подобное отношение к делу вырабатывается постоянным пополнением запаса знаний, подлинным интересом к новому. И прежде всего способностью удивляться… Вот в чем парадокс: наша служба напрочь отшибает в человеке естественную любознательность. Не любопытство и интерес, который мы испытываем в силу служебных обязанностей, но именно любознательность'– величайший дар эволюции. Детская пытливость, стремление проникнуть в любую, даже выдуманную тайну. Вот этим ты и должен заняться в первую очередь». Нинью едва не рассмеялся – ему удалось выполнить наказ приемного отца. Он, Нинью, до сих пор удивляется этому человеку, который уже полтора десятка лет провел в самодвижущемся лечебном кресле, но не утратил ни остроты внутреннего зрения, ни природной гибкости ума. Любую схему, любой план Сабхаш Индрахар до сих пор способен рассматривать как занятную игру, увлечься ею, придумать правила и, потирая ладони, сделать первый ход. Когда-то Нинью разделял этот восторг. Теперь он ясно сознавал, что это не более чем самообман, форма существования паралитика, старающегося прожить на несколько жизней больше, чем ему было отмерено. Жизней, наполненных движением, погонями, интригами, схватками и страстями. С точки зрения Нинью, подобная одержимость суетой и неразберихой – всего лишь одна из форм помешательства. Пусть его!.. Тоску подобным творчеством не излечишь. Правда, виду, что ему скучны подобные философские экзерсисы, Нинью не показывал, никогда не забывал, чей он выкормыш. Сама Улыбка – так называли приемного отца – был прозорлив, его никак нельзя было упрекнуть в утрате чувства реальности, поэтому Нинью и не старался скрыть от покровителя свои настроения. Тот отнесся к подобной хвори снисходительно. «Так и должно быть, – заявил он как-то Нинью. – Это необходимый этап. Надеюсь, ты не дашь волю хандре? Сможешь держать себя в руках?» Нинью дал слово. Попробуй не дай! Среди самых опасных людей Внутренней Сферы только Индрахар заслужил подобное дерущее по коже прозвище. Старик обладал каким-то особым шармом в обращении с людьми: с начальниками, с подчиненными, с обвиняемыми, с людьми улицы. Причем все прекрасно знали, с кем имеют дело, и все равно, если Индрахар хотел поговорить, втягивались в разговор. Умные и сильные не выбалтывали секретов, но проникались уважением, пусть даже этого уважения хватало всего на несколько часов. До казни… Нинью на мгновение отвлек шум в зале. Вот, опять Кассиопея Сатхорн. С каким верзилой танцует! Должно быть, этот блондин ей по вкусу… Такая беззащитная, женственная… Просто голубенький цветок. Приятная для глаз иллюзия. Если, конечно, не знать подоплеку. Девица сумела ловко обвести его вокруг пальца – причем в рукопашной схватке. Такого с ним с детства не случалось. Совет папаши в этом случае должен был прозвучать следующим образом. Если она обыграла тебя и тебе это доставило удовольствие, значит, ты влюбился. Не гони это чувство, восторгайся им – оно приведет тебя к успеху. Нинью должен был признать, что в словах отца была частичка истины. Сначала он действительно разъярился, как буйвол, затем успокоился и возблагодарил богов за то, что они наградили его интересом к жизни. Эта девица стоила того, чтобы любоваться ею. Она была прекрасна в платье темно-синего цвета. Пантера в человеческом обличье. Нет, уверил себя Нинью, это не более чем констатация факта, оценка взглядов других мужчин, обращенных в ее сторону. Ни в коем случае не признание в любви. Ни в коем случае!.. Просто он должен как можно ближе познакомиться с нею, чтобы отыскать ее слабые стороны и изучить сильные. Касси почувствовала, как дрогнула рука спутника, лежащая на ее обнаженной спине. Ладонь заскользила, коснулась края выреза, сползла еще ниже… Очевидно, он решил, что приятную ночь себе обеспечил. «Ошибаешься, парень! Ты откровенно глуп». Но до какой степени он ошибается, даже Касси не могла предполагать. Ах, если бы только он один оказался несмышленышем!.. Когда Касси и ее кавалер приблизились к выходу, огромные створки с неожиданной легкостью распахнулись, и в зал ворвались люди в шлемах и боевых доспехах. В руках они сжимали автоматическое оружие. Персиваль Филингтон шагнул вперед. – Что все это значит? – громко спросил он. Ближайший к нему вооруженный боец, ни слова не говоря, сделал несколько шагов вперед и открыл огонь. |
||
|