"Возлюбленная" - читать интересную книгу автора (Джеймс Питер)

15

Том набрал четыре очка первым же мячом.

– Я знал, что он может отбивать, – угрюмо сказал Вик, хозяин «Георгия и Дракона», словно он смазал подачу. – Я всегда могу отличить хорошего отбивающего, как только увижу.

– Отлично сделано, дорогой! – завопила Чарли, аплодируя громче всех.

Она стояла рядом со столом для чая, наблюдая, как подающий игрок меряет шагами расстояние для разбега, потирая мячом левую ягодицу. Вот он начал разбегаться: медленно, быстро, медленно, быстро… Мяч пронесся по воздуху и после промашки Тома миновал охраняющего воротца.

– Так вот! Вперед! – заорал отбивающий на дальнем конце, уже находившийся на полпути к разделительной черте.

Том успел добежать до дальней черты задолго до того, как принимающий игрок коснулся мяча. Раздались новые аплодисменты. Принимающие игроки ждали, когда второй отбивающий займет свое место.

Чарли почувствовала каплю дождя на лице. Лежавшие на козлах-столах салфетки под кексами трепетали на ветру. Тявкая, носился между ножками стола терьер Виолы Леттерс. Присев на корточки, Чарли потрепала собаку и пощекотала ей грудь.

– Ну как, паренек, может, подружимся, а?

Пес на пробу лизнул ей руку. Подошел раздувшийся от предохранительных подушечек Хью Боксер, с потрепанной битой под мышкой. Его экипировка – натянутая на лоб шапочка, вышедший из моды университетский значок для крикета да мешковатые белые брюки – хорошо соответствовала близкой ему атмосфере уходящего аристократизма.

– Чертовски великолепный удар, – сказал он. – Дерзкий удар для открывающего. Похоже, Том хороший игрок.

– Раньше был очень хорошим.

– Таким и остается. Кстати, спасибо вам за прошлый вечер, – сказал он.

– Надеюсь, он вам понравился?

– Это был отличный вечер. Лаура – сообразительная девушка. – Его глаза смотрели испытующе.

– О да, – ответила Чарли. – Я сегодня утром поднималась к этим камням, ну, к Желанным.

– В самом деле?

– Вы были правы: довольно приятная прогулка. – Она мельком взглянула на ногти, еще не до конца очищенные от грязи. – А этот вот обычай… закапывать вещи… он все еще существует?

– Вы, возможно, застали того странного ребенка, который делает это время от времени. Я думаю, что люди в наши дни стали менее сентиментальны.

Он нагнулся, чтобы потуже закрепить ремешок на одной подушечке. Послышался хруст, и на поле все стихло. Позади отбивающего средняя спица воротцев была отогнута назад. С облегчением она увидела Тома на другом конце поля.

– Пришел мой черед, – сказал Хью и ухмыльнулся.

– Удачи вам!

– Да, мне она пригодится.

Защитные подушечки захлопали по его телу, когда он широко зашагал к полю, натягивая перчатки. Чарли прикинула, что здесь собралось сотни две людей, толпившихся вокруг палатки с благотворительной распродажей и лотереей и сидевших на скамьях перед крохотным павильоном. Раскинувшись на ковриках для пикника, несколько семей лежали вдоль границы поля. Комментируя матч из-под зеленых солнцезащитных козырьков, два старых хрыча сидели в шезлонгах перед деревянным судейским столом.

Пока двое других игроков по очереди подавали ему мячи, отбивающий стоял у тренировочной сетки. Каждый раз он отбивал подачу легким мастерским касанием. С крохотной битой и резиновым мячиком группка детишек играла свой матч. Гамбургеры и бутерброды с сосисками шипели на большой сковородке. На ветру с риском улететь раскачивался плакат: «БЛАГОТВОРИТЕЛЬНЫЙ МАТЧ ЛИГИ».

– Почем пирожное «корзиночка»? – спросил подошедший ребенок.

– Двадцать пенсов, – ответила Чарли.

Он вручил ей замусоленную монетку, которую она бросила в жестянку, и взял себе розовое пирожное.

На скамеечке для дойки коров у стола на козлах, заставленного перевернутыми на блюдцах чашками, стояла Виола Леттерс, заглядывая в массивный стальной самовар. Послышались вялые хлопки аплодисментов, когда Хью добрался до разделительной линии, а неудачливый отбивающий вернулся к товарищам по команде.

– Не везет, Джонни!

– Да, поймал он меня на этот удар. Он, видно, подавал за кентскую команду, тот вон парень.

Чарли наблюдала за Хью и Томом. Мяч с силой летел на Хью, но он чисто отбил его. Рефери крикнул:

– Партия!

Крикет. Беспечные денечки, вызывавшие приятные воспоминания. Том играл в крикет регулярно, когда они впервые поехали отдыхать, и она проводила счастливые часы, валяясь, подставив спину солнцу, посматривая кругом, читая много раз подряд одну и ту же страницу книжки в мягкой обложке, жуя сладкие стебельки травы.

Шипел и пускал пар самовар. Виола Леттерс достала из-под стола огромный металлический чайник и наполнила его кипящей водой.

– Окажите любезность, Чарли. Дайте ему пару минут настояться и начинайте разливать.

Чарли зашаталась под тяжестью чайника. Поставив его на край стола, она подождала, пока чай настоится. Том удачно сделал еще одну пробежку. Хью набрал четыре очка. С двух сторон эта очаровательная, утопающая в зелени площадка была окружена домами, а с других двух сторон шли запущенные общинные земли. Чарли радовалась, что Том играет, радовалась, что сама находится здесь и помогает с чаем, как бы участвуя в общем деле, радовалась, что дела у Тома идут хорошо.

Но внезапно консервная банка и медальон завладели ее сознанием, безотчетный страх охватил ее, и она почувствовала, как сжалось сердце. Затявкал терьер.

– Извини, Перегрин. Я не хотела напугать тебя.

Она опустила руку, чтобы погладить собаку, но та отбежала и затявкала снова.

Дорогой Камень, я люблю его. Пожалуйста, верни мне его. Барбара.

Это было совпадением: и жевательная резинка, и конюшни, и тот старик… Но только не консервная банка.

Пронесся холодный порыв ветра, и она ощутила странный мускусный запах духов, настолько сильный, словно женщина, от которой он исходил, стояла рядом… Потом запах исчез, как клочки дыма, уносимые ветром. В поисках источника запаха она огляделась, а потом, обеими руками держась за ручку, наклонила тяжелый чайник к первой чашке.

Это произошло быстро. Просто какой-то толчок, только и всего – и ручка чайника на долю секунды стала невесомой, его крышка слетела, а сам чайник перевернулся вверх дном, выплеснув два галлона кипящего чая прямо на терьера.

Она услышала его вой едва ли не до того, как сообразила, что случилось, до того, как горячий металл стукнулся о ее ноги и она ощутила острую боль от кипящей жидкости на собственных ногах.

Собака повалилась на бок и, подергиваясь, перекатилась на спину. Вокруг нее поднимался пар. Вой терьера сжался до слабого хриплого визга. Виола Леттерс упала на колени, чтобы помочь псу, а он, изогнув голову, обнажил зубы и яростно укусил ей руку. Пытаясь подняться, собака проползла несколько футов по траве на животе, подвывая, кусая траву и собственную лапу. Она терлась мордой о траву, и почти вся кожа на ее носу слезла.

Пронзительно закричал ребенок.

– Перегрин! – вопила Виола Леттерс с отчаянием в голосе. Кровь текла из ее пальца, пока она шла за собакой.

Крошечный песик катался в агонии, дергаясь то в одну, то в другую сторону и скуля. Пар поднимался от его шерсти, как от какого-то неведомого зверя из преисподней.

Слышалось, как по водопроводным трубам вверх, где шумел душ, бежала вода. В кухне было уютно от жара газовой плиты. Ветер стих, и снаружи устойчиво моросил мелкий дождичек.

Матч по крикету продолжался так же, как все матчи, с едва ощутимым изменением в тональности, словно кто-то чуть-чуть подвернул ручку звука и, возможно, ручку контраста. Детишки вернулись к своему крикетному матчу, исключая двух малышей, которые с плачем прижались к матерям.

Собаку обернули полотенцами, чтобы она не укусила кого-нибудь еще, но к этому времени та уже перестала биться и беспомощно лежала, подергиваясь и поскуливая. Девушка из полевого госпиталя Святого Джона перевязала палец Виоле Леттерс, и кто-то повез ее и собаку в ветеринарную лечебницу. Чарли предложила свою помощь, но Виола Леттерс стоически попросила ее заниматься чаем.

– Это не ваша вина, милая, – доброжелательно посочувствовал Чарли мужчина с торчащими в стороны усами. Он держал злополучный чайник, ручка которого была вывернута и висела на единственном изогнутом болте. Мужчина показал ей на неровные отверстия, откуда сорвались верхние болты. – Усталость металла. Такое и в авиации случается.

Чуть позже высокая женщина в резиновых ботах объявила, что для благотворительных целей собрано 342 фунта и 11 пенсов. Раздались нестройные аплодисменты. Том набрал 42 очка и выбил из игры двух игроков команды соперников. Как лучшему игроку матча ему вручили в награду высокую оловянную пивную кружку с крышкой. Глаза Чарли увлажнились, потому что сквозь лучи потрясений и злого рока пробилась гордость.

В автоответчике было две записи: одна от Майкла Ома, благодарившего за вечеринку, и другая от партнера Тома по игре в теннис, Пола Леронда: «Том, я получил твое сообщение насчет отмены завтрашней встречи. Как насчет вечера среды, в 6.15?»

Чарли бросила две щепотки корма в шар с Горацием и покрошила Бену на ужин бычье сердце, морща нос от вони засохшей крови. Обернувшись полотенцем, Том валялся на постели, окруженный разбросанными воскресными газетами. По телевизору показывали фильм «Только глупцы да лошади».

– Что ты хочешь на ужин?

Он зачесал назад мокрые волосы.

– А что у нас есть?

– Тонны вчерашних остатков.

– Отлично. Ты выглядишь застывшей.

– Я и вправду застыла.

Она стянула с себя одежду и изучила коричневые пятна от чая на белых брюках. Ее ошпаренные ноги были усыпаны маленькими волдырями, и один крупный пузырь появился на пятке, которую она стерла высокими сапожками раньше, в лесу.

Чарли направилась в ванную.

– Как ты думаешь, не позвонить ли мне миссис Леттерс или даже зайти?

– Позвони ей.

– Если он умер… то я… – Она куснула кожу под ногтем большого пальца. – Может, стоит послать ей немного цветов.

– Или сделать денежное пожертвование на обожаемую Перегрином благотворительность.

– Перестань. Это ужасно.

Потолстела. Она определенно потолстела и потеряла в мышечной силе. Ее груди стали больше. Может, это старость? Том всегда жаловался, что они у нее слишком маленькие.

– Берни, ну, этот строитель, сказал, что присмотрит завтра за Беном. Хочешь, можем встретиться в Лондоне? – сказала она.

– У меня нет времени. После двух недель отсутствия там будет уйма дел, а я еще в теннис играю.

– С Полом?

– Угу.

Из телевизора донесся громовой хохот.

– Но от него же было сообщение на автоответчике насчет отмены.

Еще один взрыв хохота, более возбужденный.

– А… ну да, – сказал Том, и его голос, ей показалось, прозвучал как-то странно. – Я и забыл. У нас будет встреча с партнерами.

Ее родимые пятна сегодня вечером казались более выраженными, чем обычно. Чарли энергично потрогала две прямые линии, в каждой по два дюйма. Одна – на животе, другая – на правом бедре. Они были красными, даже багровыми и напоминали рубцы.

Ей послышалось дребезжание того медальона, и мысленно она увидела его снова в заржавленной консервной банке. Внутри нее дрожало что-то темное, холодное и зловещее. Она снова посмотрела в зеркало. И ее же глаза посмотрели в ответ.

Испуганно.

Чарли не могла уснуть. Ее сознание работало медленно, как бы вторя жалостному завыванию пса Виолы Леттерс.

Пытаясь думать о приятном, она вместо этого вспомнила о китайской коробочке. Казалось, Чарли слышала этих червей, ощущала их запах. Черви боролись, потели, взбирались тельцами-гармошками друг на друга и, напрягаясь, ели днями и ночами в бесконечной темноте. Ели или оказывались съеденными. Их постоянно жевавшие челюсти разносили каждый укус по консервной банке глухим гулом.

У самого крупного была тупая морда сердито ворчащей змеи. Будучи быстрее, уродливее и прожорливее остальных, он извивался в темноте, разбухая, кромсая остальных червей, пока не оказался в окружении корчившихся беззащитных белых фигурок, ждущих, пока он всосет их в свою пасть. Тогда для него не останется никакого корма, вообще ничего не останется, разве что лизать сверкающе чистую банку и ждать.

Ждать ее.

Внутри сложенного кусочка бумаги, внутри сияющего красного сердечка, внутри консервной банки обитало крохотное пятнышко темноты. Оно было пятнышком только потому, что находилось далеко-далеко отсюда, в некоем измерении, которое ей было непонятно. И когда она открывала банку, затем сердечко, разворачивала листок, пятнышко приближалось к ней. Огромное, темное, с зубами похожими на заржавленные клинки и огнем, вылетающим из черного туннеля его горла, неистовым вулканическим пламенем, от которого так и разило жевательной резинкой «Даблминт». От этого пламени кожа сходила у нее с лица.

Том перевернулся и захрапел.

В темноте, под лунным светом, продолжались ночные убийства. Визги, крики, хруст подлеска. Природа сама заботилась о себе.

Вода падала с запруды. Кипящая вода из опрокинутого чайника. И вой пса Виолы Леттерс соединялся с ночными воплями.

Зубы огромного червя сомкнулись, перерезая ее пополам пониже плеч. Она металась, извивалась, пытаясь избавиться от этого образа.

– Господи, ты просто неугомонна, – сварливо сказал Том.

Приткнувшись к нему, она обвила себя его руками и крепко держала, целуя его, скользя руками по его телу.

– Чарли, ну, ради бога! Мне рано уезжать. Дай мне выспаться.

Когда Чарли прижалась к пояснице отвернувшегося Тома, ощущая запах его кожи, чувствуя ее жар, теплые соленые слезы потекли из ее глаз.