"Закон крови" - читать интересную книгу автора (Микулов Олег)Глава 13 ДНЕВНАЯ НОЧЬ (Окончание)В ту ночь, которую молодые охотники провели в низине, прислушиваясь к непонятному волчьему вою, Колдун безуспешно пытался посетить Скрытые Миры, В этот раз путей не было совсем; искрящаяся завеса заполняла все. И что самое странное – она проникла и в Средний Мир! Даже путь на юг был закрыт ею! Колдун сумел лишь увидеть молодых охотников, спящих после долгого перехода. И, прислушиваясь вместе с ними к волчьему вою, он внезапно понял, не только своим внутренним зрением и слухом: здесь, наяву, в его жилище проникает такой же вой! Окончательно вернувшись, он убедился: так оно и есть! Колдун вышел из своего жилища и долго стоял в непроглядной тьме, прислушиваясь к этому заунывному предвестию близкой беды. Колдун прождал все утро молодого Куницу или вестника от него. Прождал напрасно: видимо, и его попытки остались без результата. Утро было неожиданно солнечным, словно все тучи унесло далеко на север. Похоже, что день будет теплым. Арго с нетерпением поглядывал на тропу Направляясь к жилищу Колдуна, Арго отметил по вершинам деревьев, что ветер вновь усилился, хотя небо над головой было по-прежнему чистым. Колдун ждал вождя. Встретил у входа, предложил войти. После обязательных приветствий начал первым: – Вождь! Мне очень жаль, но я не могу ничего сказать. Духи молчат. – И все же у вождя много вопросов к могущественному Колдуну нашего Рода, ученику великого Хорру. – Пусть великий вождь детей Мамонта спрашивает. Колдун готов ответить… если сможет. – Беда пришла ко всем. Такая, что и самые могучие колдуны отвести ее не могут. Люди спрашивают: отчего это случилось? Люди ищут виновного. Люди верят: если виновный будет найден и наказан, беда уйдет. Что думают об этом наш могучий Колдун и его собрат, колдун Детей Куницы? – Мы говорили. Молодой Куница знает о Колдун помолчал, затем продолжил, глядя прямо в глаза вождю: – Но мы, колдуны, не столь уж беспомощны и никчемны. Мы не смогли отвести первый удар: он был нанесен там, где не ждали. Но зло не распространилось… Знает ли великий вождь, что – Да. – Но этого не произошло, благодаря Кунице. И смертей больше нет: наша защита не бесплодна. И молодой Куница надеется: нежить, лишенная добычи, может отступить… Или даже уйти совсем. Сгинуть. – Верит ли в это Колдун сказал правду: – Нет! Хозяин и гость сидели рядом, по одну сторону от очага, вполоборота друг к другу. Свет нежданно яркого дня проникал сверху, сквозь дымовое отверстие, свободно лился во вход с откинутым пологом. Низкое ровное пламя очага, почти невидимое в солнечном сиянии, давало о себе знать мягким, уютным теплом. Арго продолжил: – Колдун! Старый! Ты сказал: – Да, это правда. И Куница, и я, старый Колдун, – мы Помолчав, Колдун продолжил: – Но великий вождь ошибается или забыл. Старый Колдун предупреждал его, и не раз, о том, что нужно остерегаться, – И сына твоего я предупреждал, – почти прошептал Колдун. – Неужели вождь не помнит и этого? Нет, Арго помнил. И предостережения Колдуна мимо ушей не пропускал. Но потом показалось: опасения напрасны, все прошло, все наладилось… – Я не знал, – И не мне! – усмехнулся Арго. – Вождь думает, это пустая болтовня? Не знаю, едва ли… Разве мы скрывали хотя бы на миг, когда поняли, что явилась – Исток всему – нарушение – Великий вождь! Арго! Разве я молчал бы, если бы имел ответ? Если бы предки могли помочь!.. Само преступление запутывает и рвет наши связи с ними – Арго молча кивнул в ответ. – И я боюсь, на Род наш обрушатся худшие беды! Если бы их можно было отвести, предки бы сказали. Но их придется изжить. И выстоит ли Род… Арго протянул руки к огню: он чувствовал озноб во всем теле. – Итак, – горько проговорил Арго, – причина всему – нарушение Колдун ничего не сказал в ответ. Арго продолжал: – Известно ли мудрому Колдуну, о чем говорят люди? Не чужие, нет, – дети Мамонта. Не женщины, не ползунчики – взрослые охотники!.. Они давно догадались, – Но скоро придут к своему вождю – за ответом. Тем более если обрушатся новые беды. И я, Арго, вождь детей Мамонта, должен буду или защитить старого Колдуна, или вынести ему приговор. Вождь хочет верить Колдуну, но он должен знать правду, иначе не сможет дать ответ. Правы ли люди в своих подозрениях? Что думает сам мудрый Колдун: есть ли доля его вины в том, что произошло? И в том, что происходит? Колдун ответил не сразу. Похоже, он сам с недоумением приглядывается к дневному свету. И прислушивается. – Вождь говорит: Колдун прервал речь на полуслове. Да, уже не было сомнения, дневной свет меркнул, прямо на глазах, и внизу, в стойбище, слышался шум, голоса, выкрики, плач… На тропинке послышались шаги – торопливые, спотыкающиеся… Много… Старый Гор, охотники… – Вождь! Колдун! Скорее!.. Конец, всему конец! Собеседники бросились наружу. Когда началось медленное падение этого безумного летнего снега, скрывающего своим мерцанием окрестности, Колдун понял, что за пелена препятствовала его общению с духами и Скрытыми Мирами. До этого была слабая надежда, что солнце померкло ненадолго. (Колдун помнил: так уже случилось однажды при его жизни. Да и его наставник, великий Хорру, говорил: такое бывает, хотя и очень редко.) Но вязкий, тягучий, скрипящий на пальцах нетающий снег показал: происходит небывалое, невиданное и неслыханное. Никем. Никогда… Столь же невиданной и неслыханной была паника. К счастью, большинство женщин забились в жилища и кричали там, прижимая к себе детей в тщетной попытке защитить их от неведомой, неизбежной гибели. Несколько человек метались в центре стойбища, то ли потеряв свои жилища, то ли вообще ничего не соображая. Один… два… трое распластались на земле, и их тела уже начал покрывать сероватый налет. И зловещее черное небо, изрыгающее этот непонятный снег, отвечало на крики и плач насмешливым рокотом и каким-то подмигивающим мерцанием… – Мужчины! Охотники! – кричал Арго. – Кто не обезумел, сюда, ко мне! Собрались человек десять. Почему-то не было Йома. – Женщин и детей – в жилища! – командовал Арго. – Потерявших память – в жилища! Проверить, все ли здесь? Жечь костры! Взгляд его упал на Колдуна. Тот прошептал лишь одно слово: – Арго кивнул. Да, теперь это самое важное; если сейчас прорвется За делом постепенно приходили в себя и другие, даже женщины. – Нага! Нага! Йом вынырнул внезапно, из крутящейся тьмы, в нервные отблески разгорающихся костров. – Вождь! Отец! Я не могу найти жену и сына! – Что ты говоришь?! – Я ничего не понимаю; жене вот-вот рожать… Они не должны были уходить из стойбища! Но я вернулся – их нет. Ни дома, нигде… Вождь огляделся вокруг. Его жена была рядом: держала на коленях голову упавшего подростка и хлопала его по щекам, приводя в чувство. – Айя! Обойди вместе с Йомом все жилища, – быть может, кто-то видел его жену и сына перед тем, как началось Выяснить хоть что-нибудь не так-то легко: мужчины ничем не могли помочь, а большинство женщин от испуга, казалось, утратили дар речи. Остальные женщины не знали ничего: Нага не пошла ни за грибами, ни к Большой воде за съедобными раковинами. Оставалась в стойбище, готовилась к родам… Почему же, когда и куда она ушла? К счастью, маленькие дети не были так испуганы происходящим, как взрослые. Им все внове; для них самым страшным оказалась не дневная тьма с нетающим снегом, а паника, охватившая взрослых… От детей-то Йому и удалось кое-что узнать о жене и сыне. – Ойми просился к деду, в стойбище Серых Сов. А Нага говорила: «Подождем отца!» А он не хотел. Просился-просился, а потом убежал. Так говорили Йому приятели его пятилетнего сынишки, остававшиеся в стойбище. – А Нага?.. – Мы ей сказали, и она очень рассердилась. Пошла за Ойми… Только он, наверное, уже тогда через ручей перешел. – А когда Нага пошла, еще было светло? – Да… А потом стемнело, взрослые прибежали, стали кричать… Айя тихо сказала: – Может, они дошли?.. Надежда была, но очень слабая. – Пойду и я. Если не найду по дороге, доберусь до детей Серой Совы. Если мои там, останусь с ними. – Понимаю. Предупреди вождя. Большинство общинников укрылось в своих жилищах, за спущенными пологами. Кто – на постели под шкурой, в забытьи или полудреме, кто – бормочет заклинания у своего домашнего очага… Здесь может на миг показаться: всё в порядке, ничего не случилось, просто ночь… Но даже сюда, сквозь дымовое отверстие, сквозь щели наносит этот проклятый нетающий снег. Снаружи слепящая тьма, казалось, еще сильнее сгустилась. Но уже разрывало ее неровное пламя общих очагов уже просвечивала сквозь тьму узкая полоска пламени – там, где Колдун наводил Огненный круг… Несколько мужчин во главе с вождем оставались у очагов, поддерживая костры. Отряхивая время от времени налипающую на их одежды сероватую грязь, они пели. Пели одно из самых священных песнопений Рода детей Мамонта, повествующее о том, как их великий прародитель раздвинул своими могучими бивнями Великую Тьму, как разделил тело свое… И вот стали вода и суша, И густая шерсть стала травой и лесом, И могучие бивни стали белыми скалами, А из двух глаз возникли два Первобрата… Йом и Айя приблизились к вождю с рассказом о том, что произошло. Услышав о намерении Йома немедленно выступать, мужчины переглянулись. Даже у них, самых храбрых, замерли сердца при мысли о том, что сейчас, в одиночку… Поднялся старый Гор: – Вдвоем веселее. И надежнее. Еще кто-то из тех, что были вместе с Йомом во время погони, поспешно выступили вперед, но Гор остановил их решительным жестом: – Нет. Если это в человеческих силах, мы справимся и вдвоем. Если нет… Храбрые мужчины нужны Роду. – Возьмите факелы! – сказал Арго. Колдун почти замыкал Огненный круг у тропы, когда с удивлением заметил два светящихся пятна, плывущих прямо к нему от костров… Он скорее угадал, чем узнал Йома и Гора. Но когда прозвучали роковые слова: «Моя жена и сын пропали. Я иду на поиск. Гор согласился помочь», Колдуну показалось, что он видит лицо рыжебородого так же ясно, как если бы оно не маячило неопределенным пятном, а было бы освещено лучами скрытого (или, быть может, – Колдун, как нам быть? – вопрошал Йом. – Ты замкнешь Круг, и мы не сможем вернуться до света, так? – Нет, не так, – твердо произнес Колдун. – Я не замкну Круг, оставлю проход здесь, у тропы, и останусь сам. Ждать вас. – Но, быть может… – Я дождусь. Если же вы достигнете стойбища детей Серой Совы и найдете там Нагу и Ойми, обернитесь лицом к нашему стойбищу и крикните: «Колдун! Все хорошо! Мы все в безопасности!» – Крик не долетит! – Вы должны очень захотеть, чтобы я услышал, – и я услышу! А теперь… Колдун снял свой заветный оберег. Тот самый. – Йом, этот оберег однажды уже спас – и не только тебя и твоих спутников. Думаю, нас всех. Пусть же он поможет тебе еще раз. – Но, Колдун, ты здесь на страже – один… – Я выстою. Тьма и мерцание; знакомая тропа ощущается наитием: под мокасинами не земля, не стоптанная трава – невыносимый, вязкий и скрипучий нетающий снег. – Нага! Ойми! Факелы почти ничего не освещают: дрожащее, зыбкое марево перед глазами – не больше. Все изменилось вокруг; обыденное, привычное стало неузнаваемым… Неужели слева – тот самый старый пень, на котором он отдыхал еще подростком?! – Нага! Ойми! Спуск к ручью. Слышно, ручей еще дышит, еще живет… Но опусти факел пониже – увидишь: вода задыхается под той же серой гадостью, чуждой этому Миру, враждебной всему живому, что извергает из себя нависшая Тьма. – Нага! Ойми! Подъем. Идти тяжело, ноги скользят, а над головой – насмешливый рокот. Тьма подмигивает, Тьма вещает: «Не найдешь! Сгинешь!» – Нага! Ойми! Кажется, слева – то самое корневище, засада – Нага! Ойми! Где же вы? Может быть, в безопасности, у детей Серой Совы? Йом дойдет, дойдет обязательно! А если вас там не будет, он пойдет назад и будет искать вас до тех пор, пока… Вот только старого Гора нужно будет уговорить остаться. – Нага! Ойми! И тут – или это только померещилось?! – откуда-то справа долетел еле различимый крик: – Папа! Папа! Нага перехватила своего не в меру шустрого сынишку уже на подъеме, когда до стойбища детей Серой Совы оставалось две меры пути из трех. Может быть, и раньше бы нагнала, да ходить тяжело: вот-вот, совсем уже скоро… – Почему ты убежал? – Я хочу к деду! – Я же сказала: подождем отца, а ты не послушал! Отец вернется, ни тебя, ни меня не застанет, – что скажет? – А зачем ты пошла за мной? Я большой, я знаю дорогу! Ты возвращайся, а я пойду дальше, тут уже близко… – Не выдумывай! Возвращаемся – и ждем отца! Смотри: гроза надвигается! Они еще не знали, какая «гроза» надвигается на Мир: здесь, за деревьями, южный горизонт не был виден. Но, очевидно, и странно меняющийся свет, и тревожный крик птиц, забившихся в свои гнезда, и доносящееся даже досюда паническое ржание сделали свое дело. Ойми неожиданно легко согласился: – Хорошо. Но когда вернется отец… – Идем, идем! Нести тебя я не могу. – И не надо! Я не маленький! Нага поняла быстро: в мире творится что-то небывалое. Тьма сгущалась, наплывала на мир быстрее, чем женщина могла идти… Только бы успеть! Уже на спуске южный ветер донес даже сквозь лес панические крики людей. Нага попыталась ускорить шаги; ее «большой» сын, хотя и семенил изо всех силенок, стал отставать. Она приостановилась: – Давай понесу, так и быть! – Нет! Но Нага уже подхватила его на руки. Только бы успеть! Только бы… Пришла знакомая боль: внезапно и сильно стиснуло в низу живота и со стороны спины. Она остановилась. Боль отпустила, но через несколько шагов возобновилась вновь. Нага опустилась на траву. – Мама, я пойду сам! В голосе ее храброго сынишки чувствовались слезы. Она огляделась… Нет, не гроза – – Храбрый Ойми, большой Ойми, – заговорила она, стараясь, чтобы голос звучал спокойно, – ты ведь большой и храбрый, правда? В меркнущем свете было видно, как по заплаканному, энергично кивающему личику в два ручья текут слезы. – Так беги домой, храбрый Ойми, скорее беги! И скажи отцу… – Он вцепился в мать обеими ручонками, то ли пытаясь поднять ее, то ли стремясь укрыться… И Нага еще раз, из последних сил превозмогая боль, попыталась встать… Но тут среди лета Они забились под какой-то куст и лежали теперь, тесно прижавшись друг к другу. Снег падал, проникая даже сквозь густые ветви и листья, и его прикосновение к лицу было отвратительно. Все прошлое умалилось и ушло куда-то бесконечно далеко, и бесконечно долго были они здесь, и Нага уже давно не надеялась на спасение, лишь радовалась тому, что сын – с ней. Боль возвращалась снова и снова, каждый раз – сильнее и дольше, и она не могла больше сдержать крика, но и впадая в забытье, и в самом средоточии боли она гладила дрожащими пальцами голову сына, стряхивая с волос налипающую грязь. Нага знала, что никогда больше не увидит она своего Йома, не вернется в родное стойбище. Так и погребет здесь этот Боль отпустила, но стонов не сдержать… И снова чудится: – И вдруг ее сынишка, давно затихший, вжавшийся куда-то в бок, подмышку, встрепенулся, прислушался – и закричал истошно, пронзительно: – И все же она не верила до тех пор, пока не почувствовала, что родные, сильные руки поднимают ее измученное тело, готовое к новому приступу боли… Вот она! Но теперь совсем не страшно – тьма ли, свет ли! И теперь можно кричать… Потому что как только отступит, она прижмется щекой к его мокрой бороде и прошепчет: – Верил ли старый Гор в то, что такое возможно? Нет. Он надеялся, Йом найдет свою семью в стойбище детей Серой Совы (если, конечно, они сами туда доберутся). Это – лучшее, на что можно рассчитывать. И когда маленький комочек метнулся к ним навстречу с криком – Ну что, непутевый! Будешь еще такое вытворять? Смотри, ведь это все из-за тебя! А Ойми уже смеялся. Сейчас, когда все позади, все хорошо, даже приятно думать, что И он смеялся, и плакал, и теребил старого Гора за ухо, за бороду… А тот шептал: – Они возвращались раньше, чем думали. Впереди старый Гор, в каждой руке – по факелу, а на шее удобно устроился – Замыкаю Круг. – Это пламя – не колдовское, – проворчал старый охотник. – Страх отступил. Еще не отступила Тьма, все так же падал серый летний снег Женщина не может рожать в жилище своего мужа – это закон. Шалаш – есть, хотя и не обновлен. Но в нем сейчас трясутся от страха несколько женщин и подростков, – забились в самом начале, было не до этого. А ведь нужно еще очистить, и огонь принести из домашнего очага, и… Но возможно и другое. Женщина может родить в своем доме Сейчас все было ясно, все складывалось удачно. Арго обнял своего сына; Айя плакала – от радости. – Йом! Скорее неси Нагу домой. Забирай все необходимое – и После, когда пришла настоящая ночь – со звездами! – Арго и Йом долго сидели у домашнего очага, прихлебывая горячий, чуть хмельной отвар. Посапывал на постели Дрого измученный Ойми – сладко спал, десятый сон видел. А мужчины были не в силах сомкнуть глаз. – Дрого не пропадет, выдюжит, – говорил Арго. – Отец! Вождь! Все будет хорошо! Они – мужчины, так! Завтра я сам встану на тропу – она мне давно знакома. – Нет! Нет, Йом! Завтра они вернутся до заката. Если не вернутся… И если ничего не случится, то на следующее утро тропа – твоя! Уже под утро, когда розовый свет стал растворять сизоватые полусумерки – Радуйся! У Ойми – сестренка! Живая, все хорошо. А сейчас – спи! И мужу моему дай поспать. Арго хмыкнул, почти не слышно, про себя… За всю жизнь никогда прежде жена его ничего подобного не говорила о нем, муже и вожде Рода! Айя удивила его еще раз. Уже в постели прошептала: – За Дрого не бойся. Все хорошо. Вернутся завтра. Снег, так пугавший людей в эту необычно долгую ночь, поутру казался совсем безобидным: хоть и не тает на солнце, да улететь готов при малейшем дуновении ветра, уплыть с первым же дождевым ручьем. Пыль. Искрящаяся пыль, не более. Мир не пострадал, жилища, очаги не пострадали… казалось, ничто не пострадало от вчерашнего катаклизма. И все же мир этот стал в чем-то иным. Люди, стоявшие до последнего, отсыпались. Покинули жилища и столпились у общих очагов те, кто накануне из-за дверных пологов не казал носа. Детишки занялись новой сверкающей игрушкой. И в умах и на устах был один вопрос: И теперь предки вновь готовы покарать Мир, утопить его, но уже не в воде, а в этой вот сверкающей пыли. Быть может, только пение вождя и охотников и умилостивило их… Но за что? Солнце поднималось все выше, все сильнее грели его лучи. После многих холодных дней с пронизывающим ветром и дождями, после прошедшего кошмара вновь возвращалось лето. Но люди не торопились скидывать рубахи, чтобы тела их могли впитать последнее летнее тепло перед долгими холодами. Казалось, они никак не могут поверить, что счастливо вернувшееся солнце действительно греет: их все еще пробирал озноб. Колдун! На то он и Колдун, чтобы узнать и сказать, что теперь делать. Это очевидно, и все же… – Ха! – говорили одни. – Колдун? Да с ним предки, очевидно, и разговаривать-то не хотят! Иначе предупредили бы. И сейчас ничего ему не откроют. Может, это все из-за него, может, на – Не скажите! – возражали другие. – Колдун был с теми, кто не убоялся Тьмы. Быть может, ради них-то и настало утро! И потом, если бы предки гневались на Колдуна, его бы вчера и покарали… Спорили, но договориться ни до чего не могли. Соглашались только в одном: волю предков понять очень трудно, и простым охотникам это вряд ли под силу. Но можно ли верить Колдуну? Даже его защитники в глубине души чувствовали сомнение. К счастью для всех, Йага была в роковой день в стойбище Серых Сов, и ее уверенный глас не смущал никого. Во всяком случае, В этот теплый, тихий, солнечный день никто так и не покинул стойбища, хотя работы было не много – гораздо меньше, чем после той страшной ночной грозы, когда водные потоки едва не унесли в ручей все их жилища. Сейчас же люди постарались только убрать, насколько возможно, эту странную сверкающую пыль. А ручей и сам очистился, – похоже, вода в нем стала еще прозрачнее, еще вкуснее. Йом, как и вождь, не заспался, несмотря на неимоверную усталость, – торопился поскорее увидеть своих чудом обретенных жену и дочь. Хотя жить под одним кровом со своей женой и новым ребенком можно лишь через три дня после родов, когда мать даст ребенку его Нага лежала на своей постели, слабая, истомленная, но счастливая. Колдун уже ушел; поутру его сменила неутомимая Айя и еще одна пожилая женщина из Рода детей Куницы, вдова, оставшаяся жить в общине покойного мужа. – Заходи, Йом, тебя ждут, – улыбнулась Айя. Он опустился на колени у изголовья, впивая взглядом до черточки знакомое и каждый раз такое новое, такое любимое лицо: смуглые запавшие щеки, мягкие, до крови искусанные улыбающиеся губы, серовато-зеленые глаза, излучающие любовь и радость. Обессиленная, она тянулась навстречу Йому всем своим существом, но лишь слабо пошевелила рукой и прошептала почти неслышно: – Муж мой! И он припал своим заросшим лицом к ее плечу – совсем рядом с завернутым в заячьи шкурки красным сморщенным комочком, сытым, умиротворенным… Его жена плакала от счастья. Она не мужчина, ей – можно. Нага знала: ее дети не выживают – и очень от этого страдала, за себя, за Йома. И трепетала за Ойми. Но сейчас она знала и другое: Солнце уже опускалось, и сквозь стволы и кроны сосен лился спокойный вечерний свет. Арго все чаще поглядывал на южную тропу, все внимательнее вслушивался в лесные звуки. Ни один гонец не навестил их в этот день и ни один из сыновей Мамонта не был отправлен к соседям. Все это – на завтра. А сейчас оставалось последнее. Вождь ждал возвращения пятерых охотников, ушедших далеко на юг за бизонами. Вождь понимал: Арго тряхнул головой. Нет! Это – настоящие мужчины, хотя и молодые. Настоящие! Они справятся с бедой, они выдержат. И Айя сказала: Йом волновался больше: он ничего не знал о словах Айи – Вождь! Тропа на юг мне знакома как собственная ладонь. Позволь, я выступлю им навстречу. А не встречу – уже к утру буду там, где нужно искать их следы. Но последовал решительный отказ: – Нет. Ты их встретишь и огорчишь. Подумают: «Разве мы не мужчины?» Не бойся, они придут. А если нет, завтра выступишь по их следу. И не один. Но материнское сердце знало правду. Когда от уже закатных лучей воздух стал как розовая дымка и Йом, почти утративший надежду на возвращение, совсем было решился еще раз решительно поговорить с вождем и немедленно отправиться на поиск Пятеро молодых охотников стояли перед вождем, встретившим их, как и положено, у тотемного столба. Усталые, осунувшиеся; одежда насквозь пропиталась этой пылью – так и искрится в розовом свете. Но держатся хорошо и оружие – при них. Вперед с поклоном выступил Вуул: – Великий вождь детей Мамонта! Твои охотники не достигли цели. Арго расспросил о ночлеге, о защите. Напоследок сказал: – Молодые мужчины сделали все как должно. Вождь гордится храбрыми сыновьями Мамонта… А бизоны от вас не уйдут! Если все будет хорошо, – быть может, на днях вы сможете вернуться на покинутую тропу. Как хорошо дома! Уютное, низкое, ровное пламя с детства знакомого очага, запах новых шкур, выделанных, высушенных, но еще не раскроенных, вкус горячей лепешки и свежих грибов. Мать, как обычно, занята шитьем; сегодня и отец с ней рядом: слишком людно на мужской половине, – и он сам, Дрого, и его брат Йом, и племянник Ойми. Ойми очень хотел послушать рассказы своего дяди, а еще больше – поведать о своих собственных приключениях. Сейчас он уже утомился, мирно спит, и взрослые могут говорить без помехи. Отец расспросил обо всем подробно. Хвалил Вуула. Услышав о непрошеном госте, сказал только: – Мы здесь никого не видели – ни человека, ни летуна. А вам… То ли померещилось, то ли нет. Расскажешь Колдуну. Сообщение о других гостях – тоже незваных, но более реальных – заинтересовало его сильнее. – Завтра пошлю гонца в те края – к Кано, Нерту и Раму. Скорее всего, они уже знают, – во всяком случае, дети Куницы. Йом очень удивился, узнав, где провели охотники эту страшную ночь. – Не думал, что вы успели вернуться в низину! А что же так долго добирались потом? Пришлось рассказать о Каймо. После пережитого он совсем обессилел и, кажется, был немного не в себе. Приходилось останавливаться чаще, чем следовало. Вот и получилось: и вышли засветло, и торопились, а едва-едва успели. Хорошо, что под конец Каймо все же немного опомнился. Йом насмешливо фыркнул, а отец задумчиво произнес: – Не знаю, поглядим… Винить его не могу. Здесь-то по жилищам прятались, а вам – и не укрыться толком. Хорошо, что вернулись! Дрого пожалел своего приятеля: не рассказал про брошенное копье и колчан, которые он всю дорогу нес на своем плече и только перед стойбищем сунул в руки их хозяину. Второе копье, видимо, было потеряно еще раньше. Между собой об этом не было сказано ни слова, но Дрого не сомневался: остальные поступят, как он. Никому ничего не скажут. |
||
|