"Раб великого султана" - читать интересную книгу автора (Валтари Мика)

5

Евнух Марджан обучал меня арабскому языку, показывал странные буквы и объяснял, как они пишутся на бумаге. Учебником нам служил Коран: Марджан читал мне вслух целые суры и требовал, чтобы я пытался читать их сам. Антти евнух нашел другого наставника, поскольку Муссуф ушел с Драгутом в море.

А еще мне вернули моего песика, и я не знаю, кому это доставило большую радость – ему или мне. Благодаря этому я мог как-то сносить жизнь в неволе, да и вообще жаловаться мне было не на что. Но с каждым днем я все острее ощущал, что за мной тайно наблюдают и запоминают малейший мой поступок. И я стал задумываться: какая же судьба меня ожидает? Ведь еврей Синан, безусловно, был не из тех, кто проявляет благодушие без задней мысли.

Однажды, когда я мыл полы в бане, ко мне внезапно подошла Джулия и презрительно бросила:

– Раб делает работу раба.

Я так обрадовался, увидев ее, что не показал, насколько уязвили меня ее слова, и воскликнул:

– Джулия, Джулия! Ну как тебе здесь живется? Не обижают ли тебя? И могу ли я тебе чем-нибудь помочь?

Она ответила:

– Скобли пол и не смей поднимать на меня глаза, ибо я – благородная дама, и мне нет нужды работать; я только лакомлюсь лепестками роз, вываренными в меду, да ем вкусную кукурузу, так что уже – как видишь – немножко растолстела.

Охваченный жгучей ревностью, я спросил:

– Неужели Синан обнаружил склонность к тебе? И не томительно ли тянется время, которое проводишь ты в праздности, каковая есть мать всех пороков? О, Джулия, не хотел бы я, чтобы ты впала в грех!

Джулия подняла вуаль, рассеянно дотронулась до щеки и сказала:

– У меня есть все основания считать, что господин мой ко мне благосклонен, ибо он часто зовет меня, к себе и велит мне смотреть на блюдо, полное песка, а также чертить пальцем линии на этом песке. Но страсть, что питает Синан ко мне, он пока скрывает, чтобы не огорчать своих жен, которые ревниво следят за ним и охраняют таким образом мою честь.

– О Аллах! – в изумлении вскричал я. – Зачем Синану нужно, чтобы ты чертила пальцем линии на песке?

– А я откуда знаю? – честно ответила Джулия. – Но ему это явно нравится. А может, это лишь предлог, чтобы послать за мной и любоваться моей красотой? Ведь я же прекрасна, как луна, а очи мои – словно разноцветные драгоценные камни.

И в тот же миг у меня за спиной раздалось хихиканье. Еврей Синай отодвинул занавеску и шагнул вперед, ибо, даже зажав рот ладонью, он не мог больше удержаться от смеха. За Синаном семенил евнух: Марджан, озабоченно потирая руки. Я решил, что пробил мой последний час: ведь я осмелился говорить с Джулией, а она открыла передо мной лицо, что мусульмане считают за великий грех. И охватил меня страх, но, желая защитить Джулию, я сказал:

– Господин мой, покарай меня, Ибо в том, что случилось, нет ее вины. Это я первый заговорил с ней. Но мы не сделали ничего плохого, лишь превозносили твою мудрость и доброту.

Еврей Синан расхохотался еще громче, показывая свои гнилые зубы. А потом изрек:

– Я своими ушами слышал, как ты восхвалял меня. Так поднимись же из грязи, Микаэль, и ничего не бойся. Ты же сам уверял меня, что ты – лекарь, а стало быть, нет греха в том, что рабыня открыла перед тобой лицо. Но покончим с этой пустой болтовней. Следуй за мной, ибо пришло нам время поговорить серьезно. Я хочу показать тебя твоему будущему господину, которого ты должен слушаться.

Услышав эти слова, я оцепенел в тревоге и, не задумываясь, вскричал:

– Лучше накажи меня, господин мой, но только не отсылай от себя! Ибо жестокая судьба научила меня, что в жизни все всегда меняется лишь к худшему!

Но Синан удалился, не обратив внимания на мой вопль отчаяния, а Марджан произнес:

– Не забывай, что ты – раб. Твой господин уже подарил тебя новому хозяину. Его зовут Абу эль-Касим, и он – торговец благовониями из Алжира, да будет город сей проклят Аллахом.

Сердце мое в испуге подпрыгнуло, и ощутил я великую боль. Но евнух Марджан велел поторопиться, и мне пришлось послушаться его, так что я поспешил за Синаном, чтобы увидеть своего нового хозяина.

Покорно опустив глаза, вошел я в покои Синана. Тот милостиво обратился ко мне, приказав сесть. Я поднял глаза и оцепенел от изумления: напротив меня на пуховой подушке расположился маленький, похожий на обезьяну мужчина в драном халате. Выглядел этот человек весьма подозрительно, и когда он посмотрел на меня своими обезьяньими глазками, я почувствовал, что ничего хорошего меня не ждет. И я бросил умоляющий взгляд на еврея Синана, но тот с усмешкой заявил:

– Это – твой новый господин, Абу эль-Касим. Он – человек бедный и едва сводит концы с концами, торгуя дешевыми благовониями, которые выдает за дорогую амбру, разбавляя розовое масло и продавая женщинам за гроши дрянную тушь для ресниц. Но он обещал каждый день в Алжире посылать тебя в медресе при мечети, чтобы ты внимал там словам великих мудрецов и быстро освоил таким образом язык, а также узнал три основы ислама – законы, обычаи и истинное учение.

Я не осмелился возражать ему, поскольку он уже принял решение. И я лишь покорно склонил голову.

Абу эль-Касим с сомнением смотрел на меня, часто моргая. Потом он произнес:

– Мне сказали, что ты – лекарь и хорошо знаешь христианские снадобья?

И когда я кивнул головой, он продолжил:

– Во имя Аллаха всемилостивейшего и милосердного! Чтобы спастись от подлых наветов злых людей, мне пришлось пуститься в трудное и опасное путешествие, во время которого у меня заболел желудок. Ты можешь исцелить меня?

На лице его появилась такая неприятная улыбка и выглядел он столь отталкивающе, что у меня не было ни малейшего желания осматривать его и лечить его недуги. Но долг вынуждал меня оказать ему помощь. И я попросил:

– Покажи мне язык! Испражнялся ли ты сегодня – и как? Дай мне посчитать твой пульс и ощупать живот, и я скажу, какое снадобье тебе нужно.

Абу эль-Касим все еще держался руками за живот.

– Вижу, ты разбираешься в своем деле, – промолвил он. – Верю в это и ничуть не сомневаюсь в твоих талантах. Но лучшее лекарство для моего желудка – это доброе вино, и употребление его не будет считаться грехом, если я выпью по совету врача и исключительно для здоровья.

Я внимательно посмотрел на него, спрашивая себя в душе, не хотел ли он просто испытать меня. Но тут и еврей Синан схватился руками за живот и застонал.

– О, проклятый Абу эль-Касим, ты принес в мой дом заразную болезнь, ибо и я чувствую ужасные рези! Внутренности мои сжигает адский огонь, и только то чудодейственное снадобье, о котором ты говорил, может умерить мои страдания. У меня, слава Аллаху, есть тут случайно кувшин вина, который подарил мне когда-то один капитан. Я не мог оскорбить его, отказавшись принять подарок. И я спрятал этот кувшин, чтобы не вводить никого во искушение. Но тебе, Микаэль, мы доверяем. Так что сломай печать, попробуй вино, понюхай его и скажи, может ли оно излечить наши недуги. И тогда мы не совершим греха, пригубив этот напиток. К тому же мы сделаем это тайно, в четырех стенах моих покоев, и никто об этом никогда не узнает.

Оба лицемера умоляюще смотрели на меня, словно я был их господином, а не рабом. Что мне оставалось делать? Я сломал печать и наполнил вином три богато изукрашенные чарки, которые протянул мне еврей Синан.

Но не качество вина волновало его. Он хотел лишь убедиться, что оно не отравлено. И еще он хотел, чтобы я стал их сообщником и потому не смог бы потом на них донести. Что ж, Синану не пришлось меня долго упрашивать. Я жадно припал губами к чарке с темным, сладким напитком, аромат которого восхитительно щекотал ноздри. Затем я проговорил:

– Пейте – и по Милости Аллаха излечитесь от ваших недугов, сердца же ваши да возвеселятся!

Оба поспешно последовали моему совету, с наслаждением вдохнув запах вина и похвалив напиток с таким знанием дела, что не приходилось сомневаться: люди эти явно не впервые нарушали запрет Пророка.

Когда мы снова наполнили чарки, Абу эль-Касим промолвил:

– Вино развязывает языки и велит говорить правду, хотя правда далеко не всегда приносит человеку пользу. Короче: скажи мне, хочешь ли ты сидеть в школе при мечети у ног лучших учителей и внимать их мудрым речам?

Хмель ударил мне в голову, я расхрабрился и ответил:

– О, шайтан, зачем ты задаешь мне столь бессмысленные вопросы? Ты же знаешь, что я раб и должен исполнять твои повеления!

Он же на это произнес:

– Никакая наука никогда не бывает лишней. Мне сказали, что ты разбираешься в военном искусстве христиан, но не посвящен в тайны их властителей, что сам ты побывал в армии, говоришь на многих христианских языках, и вообще, познания твои куда обширнее, чем можно было бы ожидать от человека твоих лет. Даже сам евнух Марджан весьма тому изумлялся.

Я молча попивал вино, и щеки мои горели, ибо не ожидал я таких речей от этого оборванца. Он же спросил меня:

– Как ты относишься к тому, чтобы не только изготовлять отдельные благовония и тратить время на ненужные занятия в мечети, но еще и служить величайшему властителю в мире?

Я с горечью ответил:

– Я уже наслужился ему вдоволь – и лишь неблагодарность была мне наградой, так что я сыт императором по горло. Он даже хотел послать меня за море, кишащее чудовищами, чтобы там под предводительством бывшего пастуха я добывал для него новые земли.

Абу эль-Касим с живостью воскликнул:

– О, это что-то новенькое! Но я толкую сейчас вовсе не об императоре неверных, который владеет землями немецкими и испанскими. Я говорю о великом султане Сулеймане, который щедро и справедливо вознаграждает своих слуг.

– Да будет благословенно имя его, – добавил еврей Синан. – Султан взял неприступные христианские твердыни, Белград и Родос, покорил Венгрию и, как и было предсказано, подчиняет себе все христианские народы. Блистательная Порта – пристанище для всех властителей. Султан делает богатых бедными, а бедных – богатыми, ни на кого не накладывает непосильного бремени, и в землях его живут люди без боязни, в согласия и братской любви.

– Думаю, это грезы, навеянные вином, – вздохнул я, – и боюсь, что разум твой уже замутился. Сомневаюсь, могу ли я тебе позволить выпить еще вина. Ты предаешься мечтам о царстве, которое может возникнуть лишь на небесах, но уж никак не на земле.

Абу эль-Касим живо поддержал Синана, сказав:

– Это – вовсе не речи пьяного человека. В стране султана Сулеймана справедливость воистину неподкупна, судьи, вынося приговоры, опираются лишь на законы и не видят никаких различий между богатыми и бедными. Там никого не принуждают отрекаться от своей веры; более того, христиане и евреи пользуются такими же правами, как и мусульмане. Греческий патриарх, например, часто имеет ранг визиря[13] и занимает высокий пост в Диване[14]. Недаром в Великую Порту бегут из всех стран недовольные, преследуемые и те, с кем обошлись несправедливо. И все они находят здесь приют. Да будет же благословен султан Сулейман, солнце народов, повелитель обеих частей света.

Синан горячо подхватил песни Абу эль-Касима в честь великого султана, а я смотрел на них обоих, пребывая в глубоком убеждении, что вижу перед собой людей совершенно пьяных, ибо не мог поверить и половине их слов. Но Синан разложил большую карту и показал мне берега Испании, Италии и Греции, а также находящееся по другую сторону моря побережье Африки. Потом он ткнул пальцем в остров Джербу и в Тунисский султанат, в город Алжир и в остров Джерджели, где Хайр-эд-Дин собирал свой флот. А потом Синан сказал:

– Род Хафсидов владея этими берегами триста лет, и время их могущества, тянувшееся слишком Долго, сейчас подходит к концу. Султан Мухаммед из династии Хафсидов, сладкоречивый старец, правящий в Тунисе, связан союзом с проклятым императором христиан. Род Мухаммеда владел также Алжиром, пока великий Хайр-эд-Дин со своими братьями не изгнал его оттуда и не принял покровительства Блистательной Порты. Но вероломные Хафсиды обратились за помощью к императору, и оба брата Хайр-эд-Дина пали в боях с испанцами и берберами, а Алжир вновь перешел под власть Хафсидов. В благодарность за поддержку они позволили испанцам построить у входа в порт мощную крепость, которая теперь доставляет нам массу неприятностей во время наших морских вылазок против неверных. Таким образом кровожадные Хафсиды превратились во врагов султана и перестали упоминать его имя в пятничных молитвах в мечетях. Заключив же союз с неверными н позволив испанцам укрепиться в порту Алжира, Селим бен-Хафс истощил терпение Аллаха, с которым Тот в безграничной милости своей прощал его грехи.

– В христианских странах говорят, – заметил я, – что король Франции заключил союз с султаном, чтобы противостоять императору. Как же это может быть, что великий султан взял в союзники неверного, и должен ли, по-твоему, этот союз тоже считаться позорным?

Гость и хозяин быстро переглянулись, и еврей Синан ответил:

– Мы ничего не знаем об этом, но султан Сулейман, разумеется, может оказать поддержку королю Франции, если тот покорнейше попросит его о помощи. Ибо такие союзы заключаются с самыми добрыми намерениями – чтобы подорвать могущество императора, властители же Туниса и Алжира, наоборот, ищут у Неверных поддержки, чтобы воевать против Хайр-эд-Дина и султана, а это совсем другое дело!

– Но не хотите же вы, чтобы я отправился голыми руками завоевывать Алжир для султана, которого даже не знаю?

Оба расхохотались, радостно хлопая друг друга по плечам. Лица моих собеседников раскраснелись от вина, и хозяин с гостем принялись наперебой кричать:

– Этот хаким – великий хаким, и его соколиные очи видят даже то, что скрыто от глаз простых людей. Именно этого мы и хотим от тебя, именно это тебе и поручаем. Ты должен прибыть в Алжир и голыми руками завоевать его для султана, а также объявить властителем этого города великого Хайр-эд-Дина, чтобы тот мог изгнать испанцев и установить на истерзанных берегах Африки прочный мир. И тогда испанцы уже не смогут мешать нашим столь угодным Аллаху морским вылазкам.

– Если я, по-вашему, хаким – лекарь, то решительно запрещаю вам продолжать пить вино, ибо разум ваш совершенно замутился. Разве Алжир – не громадный и мощный город, окруженный неприступными стенами?

– Именно так! – воскликнули они хором. – Алжир – самый прекрасный город на берегах этого лазурного моря! Алжир – сверкающий бриллиант, который предводитель наш Хайр-эд-Дин мечтает прикрепить к полумесяцу, сияющему на тюрбане Сулеймана, и снискать тем милость великого султана. В Алжире находятся великолепный дворец и дивная мечеть[15], с которой могут соперничать лишь мечети Каира. А охраняет город испанская крепость, возведенная на острове Пеньон; она прикрывает все подходы к порту и очень мешает нашим кораблям!

Я стащил с головы тюрбан, принялся рвать на себе волосы и кричать:

– Какое проклятие тяготеет надо мной?! Почему я всегда должен натыкаться на безумцев, которые либо насмехаются надо мной, либо требуют от меня невозможного?!

Но Абу эль-Касим успокоил меня и сказал:

– Наоборот, перед тобой открывается возможность совершить великие дела, которые тебе зачтутся!

А еврей Синан добавил:

– Мы, в поте лица зарабатывающие в море хлеб насущный, слабы и беспомощны поодиночке. Ибо слишком грозные тучи собираются над этим благословенным морем, самая же страшная из всех наползает с запада, из Испании. И мы должны объединить наши силы и заложить основы нашего морского могущества, а также заручиться поддержкой султана Сулеймана и добиться того, чтобы он провозгласил Хайр-эд-Дина бейлербеем Алжира. И тогда мы пошлем ему почетный халат и бунчук. Такова суть дела. Но только сначала нам надо заполучить город Алжир, чтобы построить там арсенал и иметь надежные тылы во время наших морских походов.

Вот так пираты посвятили меня в свои тайные планы. И люди эти вовсе не ошибались в своих расчетах, ибо в душе я вынужден был признать, что лучшего момента для осуществления своих замыслов корсары выбрать не могли. Император вел ожесточенную войну с королем Франции, римским папой и Венецией. Вдобавок он распылял свои силы, легкомысленно посылая бесценные суда к берегам новых заморских земель, так что пираты вполне могли в это время создать собственное государство, если бы только сумели захватить Алжир и превратить этот порт в свой надежный оплот на море. Лично я не испытывал ни малейшей симпатии к императору, хотя и помогал ему завоевать Рим. Но рисковать головой ради победы Хайр-эд-Дина мне совершенно не хотелось. И потому, чувствуя глубокое отвращение к планам Синана и Абу эль-Касима, я сказал:

– Так снарядите же флот, храбро атакуйте врага, как подобает настоящим мужчинам, и завоюйте султану Алжир! Момент сейчас для этого самый благоприятный, и я ничуть не сомневаюсь, что султан с превеликим удовольствием одарит вас почетными халатами, а может, и бунчуками.

Они снова начали кричать, перебивая один другого:

– Нет, нет, так действовать нельзя, жители Алжира должны сами свергнуть своего султана и провозгласить Хайр-эд-Дина властелином города. Иначе же все кончится бессмысленным кровопролитием, а мы будем лишь напрасно биться головой о стену и опозоримся на весь свет! Ибо мы не настолько сильны, чтобы взять Алжир без долгой осады, да вдобавок тылам нашим будут угрожать враждующие с нами племена берберов. Все это известно нам слишком хорошо, поскольку однажды мы уже предпринимали такую попытку.

А Абу эль-Касим добавил:

– Ты отправишься со мной в Алжир, где я держу лавку, в которой продаю алжирским женщинам помады, туши и благовония. Там с моей помощью ты быстро прославишься среди правоверных как искусный врачеватель. Не сомневаюсь, что тебе будет сопутствовать удача – судя по тому, с какой легкостью ты излечил нас сегодня от наших недугов. Кроме того, ты будешь, учиться в медресе, и мы сделаем тебе обрезание, чтобы снискать доверие твоих наставников. Твой же брат будет зарабатывать себе на хлеб, участвуя в состязаниях борцов на базарной площади. И если он и впрямь так силен, как нам кажется, то скоро прославится, и слухи о нем дойдут до султана Селима из рода Хафсидов. И тогда сей кровавый тиран призовет твоего брата к себе, чтобы самолично оценить его искусство. И наконец, девица-христианка, глаза которой подобны разноцветным драгоценным камням, станет смотреть на песок, чертить на нем пальцем линии и предсказывать разные нужные и полезные вещи.

Не веря своим ушам, я воскликнул:

– Значит ли это, что ты не собираешься разлучать меня с братом и что мы возьмем с собой и Джулию? И мне не надо будет расставаться с моим псом?

Еврей Синан согласно закивал и, подобрев от вина, ответил:

– Так велела мне поступить священная книга. И если нам повезет, то тебя ждут новые дела, по сравнению с которыми это первое поручение – лишь легкое испытание твоей верности.

Я язвительно расхохотался, а потом проговорил:

– Твои последние слова вовсе не вдохновили меня на то, чтобы осуществлять ваши замыслы. Ведь даже если мне это удастся, то ты станешь поручать мне новые и еще более трудные задания. Так я буду голыми руками таскать для других каштаны из огня, пока сам не сгорю дотла. Да и что ты знаешь о моей верности? А может, прибыв в Алжир, я сразу отправлюсь к султану Селиму и выдам ему все ваши планы?

Синан окаменел и, сверля меня своим единственным глазом, сказал:

– Пленник, возможно, это и доставило бы тебе недолгую радость. Но горе, которое быстро придет ей на смену, будет куда больше, ибо рано или поздно ты окажешься в руках у Хайр-эд-Дина, и он повелит выпотрошить тебя живьем и поджарить на медленном огне.

Но Абу эль-Касим примирительно поднял руку и промолвил:

– Не гневайся, Синан! Это мое дело – читать в душах людских, и я уверяю тебя, что Микаэль меня не предаст. И если когда-нибудь, въезжая в Алжир, ты увидишь мою голову, выставленную на городской стене, не обвиняй Микаэля в измене. И не спрашивай, откуда я это знаю, ибо я не смогу тебе этого объяснить. И мне неизвестно, понимает ли сам Микаэль, отчего это так.

Его слова потрясли меня – и я подумал, что до сих пор ни разу в жизни никто не имел причин доверять мне, хотя намерения мои всегда были самыми благородными.

– Я всего лишь раб, – отозвался я, – но если Абу эль-Касим считает меня человеком, достойным доверия, то я постараюсь преданно служить ему. Ответьте мне еще только на один вопрос. Может ли раб сам иметь раба?

Вопрос мой очень удивил их, но Синан мне тут же ответил:

– Разумеется, раб может иметь рабов, если занимает высокое положение. Но и рабы раба являются собственностью его господина.

Ответ этот чрезвычайно меня обрадовал, и я сказал:

– На все воля Божья, и если суждено мне погибнуть, храня верность господину моему, значит, это предначертано свыше – и ничего тут не поделаешь. Не слишком меня заботит и награда, которую получу я за свои труды, но надежда скрашивает и облегчает жизнь. Так прояви же благородство, Синан, господин мой, прояви же щедрость и великодушие – обещай отдать, мне рабыню твою Джулию, если сумею я исполнить твое поручение, в чем, впрочем, сильно сомневаюсь.

Синан погладил тонкими пальцами бороду и проговорил:

– Пленник, да кто ты такой, что осмеливаешься ставить мне условия?

– Я вовсе не ставлю тебе никаких условий, – удивленно возразил я. – И посулы твои не прибавят ни капли к верности моей и усердию. И я даже не убежден, что это пойдет мне на пользу; хорошенько подумав, я, скорее, опасаюсь, что это, наоборот, принесет мне только вред. Но, несмотря ни на что, я покорнейше прошу тебя подарить мне Джулию. Обещай мне это!

Синан погрустнел, перевернул пустой кувшин вверх дном и сказал:

– Я готов разрыдаться от собственной щедрости! Ведь девица эта – действительно несравненное сокровище. Она уже даже немножко растолстела с тех пор, как ее стали каждый день кормить кукурузой. И вскоре живот ее будет подобен наимягчайшей подушке, груди – овечке, что вот-вот родит близнецов, а пупок – золотой чаше. И все это обещаю я тебе в великой доброте и щедрости своей. Тебе, Микаэль, дорогой мой невольник! В тот день, когда Хайр-эд-Дин войдет как победитель в распахнутые ворота Алжира, девушка станет твоей, клянусь в том при свидетелях – и пусть утащит меня шайтан, если отступлюсь я от своего слеша!

От переполнявших его чувств он прослезился и крепко обнял меня, а потом и Абу эль-Касим прижал меня к груди. Затем Синан отбросил ногой бесценный ковер, ухватился за железное кольцо, вделанное в одну из мраморных плит пола, и с огромным трудом поднял ее, открыв маленький тайничок. Забыв о собственном достоинстве, Синан распластался на полу, как червяк, и вытащил из тайничка новый кувшин вина.

Что было потом, я помню слабо. Знаю только, что, когда мы проснулись на следующее утро, я лежал, сжимая зубами пятку Абу эль-Касима, а рукой – бороду Синана, и пробуждение это, должен заметить, было не слишком приятным.

Но еврей Синан быстро высвободил бороду из моих пальцев и отвел нас в баню, держась руками за голову и взывая к Аллаху. В бане я постепенно пришел в себя, а после массажа почувствовал себя настолько довольным жизнью, что почти поверил, будто события вчерашнего дня были всего лишь дурным сном. Но вскоре Синан вернул меня с небес на землю, напомнив, что пора собираться в путь.

В сумерках Абу эль-Касим привел нас на маленькое суденышко, которое ожидало его в порту. С нами была и Джулия, скрывшая лицо под вуалью и слишком гордая, чтобы перемолвиться с нами хоть словом. Дождавшись попутного ночного ветра, мы вскоре вышли в море – и Абу эль-Касим покинул Джербу так же тихо и незаметно, как и появился на этом острове.

Я со страхом вглядывался в темноту и осторожно ощупывал свою шею. Никогда еще не казалась она мне такой тонкой, и я с тоской думал о тех опасностях, в пучину которых – вопреки всем самым лучшим моим намерениям – вновь бросила меня моя злая судьба.