"Далекая от Солнца" - читать интересную книгу автора (Михеев Михаил)

Михеев МихаилДалекая от Солнца

Михаил Петрович Михеев

Далекая от Солнца

Третья планета Солнечной системы имеет в составе атмосферы кислород... есть все условия для существования белковой жизни... возможно наличие разумных существ...

(Из первого справочника для астронавигаторов Планеты Энн)

Над Городом шел дождь. Мелкие капельки, освещенные неярким, из-за облаков, солнцем, беззвучно опускались на чешуйчатые купола домов, на пенолитовый гранит уличных переходов и пешеходных дорожек, на сферические крыши городских аэробусов, на лица прохожих, на прозрачный водопластик накидок и непромокаемых плащей. Обычно дожди над Городами Планеты проходили ночью. Но, раз в декаду, Служба Погоды внезапно перегоняла облака с загородных полей и лесных массивов, и такие неожиданные дожди приносили на улицы Городов веселую сумятицу, которая приятно нарушала некоторую монотонность искусственного климата. Никто уже не расстраивался от того, что промочил ноги, простудные болезни исчезли много поколений тому назад.

В Институте Инженеров Хорошего Настроения только что закончились лекции. - Дождь! - крикнул кто-то.- В Городе дождь! Биполярные двери распахнулись во все стены. Толпы студентов заполнили просторные аллеи институтского парка. С сине-фиолетовой листвы деревьев звучно шлепались крупные капли, легкие одежды сразу промокли, налипли на плечи. Но всем было весело, и никто не хотел уходить. Включили мелодинер, и под электрическую музыку юноши и девушки импровизировали под дождем на темы, которые давались им в лекциях по Танцевальной Пластике. Мокрый аэробус стоял пустой у причальной колонки. Внезапно возникший гул перекрыл разом и шум дождя и музыку мелодинера. Что-то тяжелое обрушилось сверху на деревья, ломая и расшвыривая ветки, и рухнуло на аллею, среди танцующих. К счастью, никто серьезно не пострадал. Только одна девушка вскрикнула и затрясла обожженной рукой. На аллее, вдавившись в песок, лежал большой - в два обхвата - раскаленный шар. Дождевые капли вспыхивали па нем белыми шипящими облачками пара. Плачущую девушку увели подруги. Кто-то протянул к шару ладонь, ощущая излучаемое тепло. - Метеорит? - Нет,- сказал другой.- Не похоже. Мелодинер выключили. Любопытные подошли ближе, окружили черный загадочный шар. - Смотрите, смотрите! По темно-вишневой поверхности шара пробежали светлые трещины. Посыпалась окалина. Оболочка шара вдруг начала раскрываться, как чашечка огромного цветка. Показалась веточка радиоантенны. В это время над аллеей появился Патрульный Диск и опустил па шар экранирующее поле защиты.

На орбите Третьей Планеты Патрульный Диск № 24 принял дежурство у Патрульного Диска № 21, которому пора было возвращаться на зарядку эиергобункера, а экипажу на отдых на родную Планету Энн. Сменный пилот Патрульного Диска № 24, прощаясь, помигал лазером вслед улетевшим товарищам. Подогнал скорость Диска применительно к скорости патрулируемой Планеты. И пошел над нею на высоте двадцати ее диаметров. Опускаться ниже не следовало, можно было попасть в поле зрения мощного телескопа или в луч радара и возбудить у жителей Третьей Планеты ненужное любопытство. Дежурный штурман сидел на своем месте у пульта звуковизора. Слушал через автомат-переводчик многоязычный радиоголос Планеты. Опустив на ее поверхность узкий луч локатора, следил за ее жизнью, чужой жизнью, столь непонятной ему. Хотя любой из жителей Третьей Планеты ничем не отличался от него. Штурман не заметил ни момента запуска межпланетной станции, ни места, откуда она стартовала. Да и трудно было заметить, очень много поднималось с Третьей Планеты ракет; ракет специальных и исследовательских, ракет, которые выносили на орбиты спутники, служившие научным целям и другим, ненаучным делам. Но автолокатор засек станцию, когда она, развив вторую космическую скорость, покинула орбиту Планеты. Штурман передал ее координаты пилоту. Расчетный автомат тут же скорректировал угол поворота, необходимого для перехвата космической станции, и увеличил скорость Патрульного Диска. На переднем лезвии рассекателя заструилось бледно-голубое пламя, оно стремительно вытянулось длинным языком, и экипаж Диска утонул в упругом пластике противоперегрузочных кресел. Станция пересекала курс, пришлось делать огромную петлю, но автомат точно привел Диск в место встречи. Нагнав станцию, пилот включил ручное управление и пошел следом, немного в стороне от нее, чтобы не попасть в створ сигналов, которые связывали станцию с местом запуска, откуда направляли ее полет. Станция развернула решетки солнечных батарей. Штурман услышал, как она передала свое первое сообщение. Автомат-переводчик принял радио с Третьей Планеты. И стало известно, кто запустил станцию, куда она направляется и что от нее ждут. - Это не к нам, - сказал штурман пилоту. - Это на другую Планету. И Патрульный Диск вернулся на свою прежнюю орбиту над поверхностью Третьей Планеты.

Внеочередное Обсуждение в Совете Трехсот закончилось. Члены Совета в молчании покинули зал. В молчании разъехались. После Обсуждения не было принято обмениваться мнениями. Верховный Сумматор вышел последним. Он выслушал полярные высказывания Членов Совета, суммировал различные взгляды и предложил решение. И оно было утверждено. Совет принял и утвердил Особое Задание. Ото было рискованным. Выполнение его связывалось с опасностью, смертельной опасностью для участников. Но другого пути никто не нашел. Верховный Сумматор мог сейчас очутиться дома, не затратив на это особого труда, даже не нарушив ритма своих размышлений. Но размышления были невеселые. В душе Верховного Сумматора остались неуверенность и сомнения, ему хотелось от них избавиться, хотя бы на время. Поэтому он избрал самый древний и самый успокаивающий способ передвижения - пошел домой пешком. Минуя лифт, он спустился по лестнице в вестибюль. Автомат Службы Погоды предупредил, что идет дождь. Мокнуть Верховному Сумматору не хотелось - никаких восторгов от этого он уже не получал. Поэтому он сразу прошел в угол, к вещевому ретранслятору, где хранилась уличная одежда. Как и полагалось - угол был пуст. Только овал стереозеркала матово поблескивал на стене - Верховный Сумматор в него даже и не взглянул. Он протянул руку в пустой угол, и па руке, возникшая из пустоты, повисла накидка из веселого разноцветного водопластика. Верховный Сумматор недовольно бросил накидку обратно в угол, и она исчезла. Вещевые ретрансляторы изобрели сравнительно недавно: в Технике Быта то и дело появлялись разные новоустройства. Верховный Сумматор всегда считал, что трудно придумать что-либо удобнее простого стенного шкафа, где осязаемые вещи висят на виду, где всегда знаешь, что ты берешь. Однако ретрансляторы избавили дома и вестибюли общественных зданий от груд хранимой одежды. Он согласился, что это ценное изобретение, но привыкнуть к нему так и не смог. Верховному Сумматору пришлось мысленно уточнить, что же ему требуется, и тогда он получил из ретранслятора темную одноцветную накидку с капюшоном и натянул ее на плечи. Дверей на улицу у вестибюля не было. Вход закрывала непрозрачная пленка силового поля. Оно было настроено на биочастоту каждого из Членов Совета. Верховный Сумматор прошел через поле, как через мыльный пузырь. Биполярные двери тоже были поставлены недавно, они оказались удобнее прежних дверей с их автоматически раздвигающимися створками. Но привыкнуть к новым дверям он тоже не успел и, каждый раз, проходя через неощутимую, но ясно видимую пленку силового поля, невольно закрывал глаза и наклонял голову. Он спустился по пологим полукруглым ступеням и зашлепал мягкими подошвами по мокрому пенолиту пешеходной дорожки. Он шел, заложив руки за спину, провожаемый шепотом и взглядами прохожих. Самый известный и самый старый житель Планеты. Он прожил немыслимо долгую жизнь, триста восемьдесят циклов - почти три жизни нормального планетянина. Он уже и забыл, сколько раз Академия Здоровья проводила ему Регенерацию, которая частично обновляла и восстанавливала клетки старого тела. Давно уже у него работают чужие пересаженные почки, чужая печень, чужой желудок. И сердце, сердце тоже не его, а неизвестного ему юноши-астролетчика, который погиб при аварии корабля. Это его молодое сердце бьется сейчас в этой старой груди. Хорошее, сильное сердце!.. Оно еще пригодится кому-нибудь, когда он, Верховный Сумматор, сможет, наконец, перестать жить. Давно потеряна радость ощущения своего бытия. Он уже как-то просил у Совета разрешения отправиться в Институт Последнего Дня, где его старое тело распылили бы на атомы. Совет отказал ему в просьбе. Его голова, его мозг - нервные клетки которого нельзя ни регенерировать, ни заменять - хранит знания, собранные за три поколения. Его опыт, его мудрость, его непогрешимая логика, его дар предвидения нужны Планете сейчас. И сейчас более чем когда-либо. Все, что он предсказывал еще два поколения тому назад, свершилось... Тогда из первой межпланетной разведки вернулся Патрульный Диск. Покрытый язвами метеоритных ударов, обожженный пламенем атмосферных слоев, дымящийся Диск опустился на ракетодром. Он привез видеозаписи, которые сделал, облетая по орбите их далекую соседку - Третью Планету. Было созвано специальное Обсуждение в Совете Трехсот. В глубоком молчании просмотрели Члены Совета на видеоэкранах картины жизни Третьей Планеты. Верховный Сумматор сказал: - Итак, мы убедились, что наши астрономы оказались правы - Третья Планета населена. На ней есть Разум, хотя жители ее еще ведут себя неразумно. В их атмосфере много кислорода, вероятно, поэтому у народов такая буйная горячая кровь. Они много времени тратят на войны и междоусобицы. Их культура и наука пока отстают от нашей на несколько поколений. Но у них много энергии и пылкая фантазия, у них обязательно появятся космические корабли, и они начнут разведки окружающих планет. Мы еще не готовы к встрече с ними. Здесь много причин как морального, так и чисто биологического порядка. Вероятно, каждый понимает, о чем я говорю. На Третьей Планете не знают, что мы существуем, и мы должны, на время, спрятаться от них. Мы не имеем права ошибиться, это может стоить жизни нашим поколениям. Совет принял решение. В атмосфере распылили миллиарды объемов ионизированной воды и за облачным занавесом скрылись от любопытных взоров астрономов Третьей Планеты. Чтобы поддерживать облачные массы, требовались колоссальные затраты энергии. На несколько циклов были выключены все подсобные потребители, вся освободившаяся мощность энергосистем пошла на распыление воды, ионизацию и устройство защитной пелены. Строились сложные установки для управления облачными массами, пришлось создавать станции искусственного климата, а это требовало новых и новых затрат. Некоторые Члены Совета считали все это ненужным - бездна Космоса, разделяющая планеты, казалась им надежной защитой... И вот сегодня первая автоматическая станция, пробив ионизированный занавес, опустилась на поверхность Планеты Энн. Правда, она не успела послать сообщение - Патрульный Диск вовремя накрыл ее силовым полем экрана. Третья Планета начала разведку дальнего Космоса... Верховный Сумматор незаметно добрел до своего дома, так и не избавившись от своих тревожных мыслей и сомнений.

Он снял мокрую накидку, бросил ее в ретранслятор. Она исчезла не сразу, а растаяла постепенно, как струйка дыма в воздухе. Верховный Сумматор подумал, что пора сообщить в Бюро Обслуживания, чтобы заменили разрядившиеся энергодатчики, он все время забывает об этом. В его рабочей комнате стоял простой пластмассовый стол и старинное мягкое кресло. В этом кресле сидел еще его отец. Верховный Сумматор заменить кресло не пожелал, хотя Бюро Обслуживания предлагало ему новое, современное, с биорегулировкой, которая могла по желанию менять форму, степень упругости, превращаться в спальное ложе и во многое другое. Самый старый человек на Планете... ему позволительно быть кое в чем старомодным. Верховный Сумматор привычно расположился в кресле, вытянул ноги и сразу почувствовал, как он устал. Устал не физически, он свободно прошагал бы и не такой путь, молодое сердце астролетчика работало уверенно и надежно. Устала его голова. Он устал думать. Изнашивались, распадались клетки мозга, их нечем было заменить. И его колоссальная память уже с трудом и не сразу выдавала нужные сведения. Не изменяла ему только логика мышления; интуиция позволяла Верховному Сумматору решать задачи, перед которыми были бессильны счетно-анализирующие машины Планеты. Он закрыл глаза. Привычным усилием воли выключил сознание. И окружающий мир, полный забот и тревог, перестал для него существовать. Верховный Сумматор спал. Планета Энн продолжала заниматься своими неотложными делами. Бюро Погоды перегоняло облака с Городов на лесные массивы. На Главном Космодроме готовились к испытанию нового Космического Диска на антигравитационной подушке. Институт Проблемной Механики устанавливал машину для свертывания пространства. В Академии Микробиологии спешно искали вакцину против четыреста тридцать пятого вредоносного вируса, обнаруженного в атмосфере Третьей Планеты... Верховный Сумматор спал. Но сон его был беспокойным. Сегодня, на Обсуждении в Совете Трехсот, он сказал: - Рано или поздно народы Третьей Планеты и Планеты Энн встретятся. Две цивилизации сольются в одну и дадут друг другу лучшее, что имеют. Будет один народ на обеих Планетах, одни цели познания мира, одна жизнь. Это произойдет еще не скоро. Но мы должны начать к этому готовиться. Поэтому Патрульному Диску нужно опуститься на поверхность Третьей Планеты и нить Особое Задание... Верховный Сумматор открыл глаза. Он не сразу понял, что заставило его проснуться. Тихий девичий голос где-то за стеной читал нараспев старинную, когда-то всем известную, а сейчас уже позабытую балладу: ...Рыбы, милые рыбы, Из чужого холодного мира... Верховный Сумматор повернулся в кресле. Под его взглядом стена посветлела, по ней побежали радужные пятна, и вот она стала прозрачной. Невысокие пушистые кустарники окружали площадку, засыпанную белым кристаллопластиком. На площадке стоял громадный шар-аквариум. Разноцветные кистеперые рыбы плавали среди сине-фиолетовых водорослей и тыкались в прозрачные стенки шишковатыми безобразными мордами. Рыб кормила девушка. Из маленького ведерка, стоящего у ног, она брала щепотки корма и бросала его в воду. Голос ее был еле слышен за стеной. Его хватило только на то, чтобы разбудить тревогу в сердце Верховного Сумматора. И он понял, что тревога и заставила его проснуться. Девушка бросила последние крошки. Отряхнула ладони и, отступив от аквариума, заложила руки за спину. Так же, как обычно делал он, Верховный Сумматор... Как давно он не видел ее. Она много времени пробыла в Изоляторе Биоинститута, где ей делали прививки против смертоносных микробов и вирусов Третьей Планеты. Длительные и тяжелые процедуры. И опасные... Бедная девочка! Похудела, взгляд усталый, под глазами протянулись морщинки. Все это нужно!.. Нужно ли?.. Что-то опять заболело и заныло в груди. Конечно, это не сердце, оно не могло болеть, такое молодое здоровое сердце... Девушка обернулась тревожно. Но стена уже опять была непрозрачной... Что ж, он сам предложил Совету Трехсот ее, как переводчицу для Особого Задания. Он считал, что имеет право подвергать риску ее жизнь, так как это была и его жизнь, его кровь, переданная через два поколения. Он объяснил Совету, что она рискует не более, чем' весь экипаж Патрульного Диска. Но Верховный Сумматор рассказал Совету не все...

Патрульный Диск долго шел над самой поверхностью Третьей Планеты. Пилот придерживался затененной ночной стороны. Лучи пограничных радаров, несомненно, обнаружили диск; чтобы сбить наблюдателей с толку, штурман то и дело выбрасывал в воздух облачка ионизированного газа, тогда экраны радаров пересекали длинные светящиеся полосы, по которым трудно было судить о характере летящего предмета. Сменный пилот достал из отсека, где лежали запасные части для двигателя, два комплекта одежды с неудобными застежками в виде круглых шайбочек такую одежду носили все жители Третьей Планеты. Экипаж диска точно знал, что нужно каждому делать. Они понимали, чем рискуют. Понимали и необходимость риска. И если беспокоились, то только о том, чтобы выполнить Особое Задание как можно лучше. Задание потому и называлось Особым, что за всю историю планеты оно выполнялось впервые. Диск замедлил скорость и медленно плыл в темноте над громадным материком самым большим материком Третьей Планеты. Штурман включил инфравизор. Леса... леса... широкая длинная полоса воды... цепочка огней поперек... берег... плещет волна, шумит ветер в вершинах деревьев. Скамейка под деревьями... Двое сидят па скамейке. Штурман долго вслушивался в монотонное бормотание автомата-переводчика. Потом взглянул на пилота. Диск наклонился на ребро, скользнул вниз...

Ветер дул на берег. Короткие и крутые волны речного моря накатывались на песок. Качались верхушки разлапистых сосен. В лесу было совсем темно. Светлый "Москвич" за кустами боярышника походил на притаившегося зверя. Конечно, в машине сидеть было бы теплее, но там пахло бензином, Аня терпеть не могла этот запах. На скамейке под соснами показалось вначале холодно. Но вскоре скамейка согрелась, Аня сбросила туфли и легла, положив голову на колени Васенкову. Она попыталась спрятать ноги под юбку, но сумела только прикрыть колени. Тогда Васенков протянул руку. Ладонь его была большая, ее хватило, чтобы закрыть ступни ног. Стало немножко теплее. Аня притихла и лежала не шевелясь. Было хорошо так лежать и ни о чем не думать. Но рядом был Васенков, и не думать о нем тоже было нельзя. - Васенков,- сказала она.- Ты что делаешь? Он сидел, запрокинув лицо к темному в созвездиях небу. - Смотрю. - Куда смотришь? - Смотрел на тебя. Теперь смотрю на звезды. - А куда смотреть интереснее? Васенков улыбнулся, прижал ладонью подошвы. Ногам стало совсем тепло. Аня повернула лицо. - Я тоже буду смотреть. Это что за звезда? - Альдебаран, в созвездии Тельца. - А это? - Я не пойму, куда ты показываешь. - Ну, вот... вот! - Это - Андромеда. - А, это та, туманность? - Созвездие. Туманность не разглядишь. - Далеко до нее? - Порядочно. Больше полумиллиона световых лет. - Ух ты! Васенков, а как ты это все знаешь? Ты же не астроном, а физик. - Ну, интересуюсь, всем понемножку. Читаю популярную литературу. - Популярную и я читаю. Вот, скажем, где эти самые... ну, Сейшельские острова? - В Индийском океане. - Вот - знаешь! Я про них читала недавно. А где они есть, не запомнила. А ты все помнишь. Наверное, потому, что ты способный, а я простая, посредственная... зато я тебя люблю больше, чем ты меня. Гораздо больше. - Почему ты так думаешь? - Потому, что сильнее любить уже нельзя... А где Венера? - Венеры сейчас не видно. - А она все летит. - Кто летит?" - Автоматическая станция. - Летит. Скоро садиться будет. - А телекамера на ней есть? - Вот не знаю. - Как же ты этого не знаешь? А хорошо, если бы была. - Там тоже смотреть нечего. - Почему нечего? - Условия для органической жизни не подходящие. Температура и все прочее. Кислорода нет. Хотя толком еще никто ничего не знает. - Вот видишь, не знают! А вдруг... представляешь, сидим мы, смотрим, что станция передает, и на экране такая симпатичная... неорганическая... - Ящерица! - Сам ты ящерица. Фу... скажет! Аня приподнялась на локте, вдруг толкнула Васенкова и вскрикнула. - Ты чего? - Смотри, смотри' Васенков послушно задрал голову. - Пролетело что-то! - воскликнула Аня.- Вот отсюда - туда. - А чего ты испугалась? Сова, наверное. Или летучая мышь. - Нет, нет! Большое, круглое... - Ты еще про летающее блюдце расскажи. - Васенков, я серьезно. Ох, боюсь! Поехали отсюда. Заводи своего "Москвича". Подожди, не оставляй меня здесь одну! Аня наспех надела туфли и побежала следом за Васенковым к машине.

Васенков уже изучил сварливый характер и капризы своего старенького автомобиля и обычно находил с ним общий язык. Но на этот раз, безрезультатно повизжав стартером, он откинул крышку капота и убедился, что пробило катушку зажигания. Неисправность была, по шоферским понятиям, редкостная и уже по всем статьям непоправимая - катушку зажигания не ремонтируют. Станция пригородных электричек была неподалеку. Васенков не стал терять времени и, бросив свой экипаж в кустах, успел посадить Аню на последний ночной поезд в город, а сам вернулся на берег. Небо сплошь затянуло тучами, в лесу стало совсем темно, и Васенков кое-как разыскал в кустах свою машину. Он забрался на сиденье, собираясь вздремнуть до утра. Просто так, чтобы лишний раз убедиться, включил зажигание и стартер. Мотор заработал как ни в чем не бывало. - Вот, черт! - Васенков даже не обрадовался. - Водитель-любитель. Анюте хоть не рассказывай, засмеет. Прогревая мотор, он включил свет и увидел на скамейке, где они только что сидели, две мужские фигуры в светлых костюмах и шляпах. Они встали и, прикрывая лица ладонями от слепящего света фар, направились прямо к машине. Покрой их широкоплечих пиджаков и широких брюк с отворотами был явно довоенный. Васенков удивился. Откуда бы это? Сейчас, кажется, даже эскимосы и те носят миниюбки и джинсы. И что они делают тут ночью, на берегу. Для купания, пожалуй, холодновато... Светлые костюмы разделились. Один пошел справа, другой слева, как бы беря машину в кольцо. Неужели... - Глупости! - отмахнулся от такой мысли Васенков. Сейчас попросят довезти их до ближайшей станции или гостиницы. Он опустил стекло и высунул голову.

. . . . . . .

Много времени спустя, когда он лежал в больнице, и после того, как выписался из нее, Васенков тщетно пытался вспомнить: что же произошло потом. Вот он покрутил ручку, опуская стекло, высунул голову из машины... Далее был мрак, пустота, черное небытие...

Сознание вернулось сразу. Васенков почувствовал, что лежит на спине, вытянувшись на чем-то упругом, хотя и не очень мягком. Руки были вытянуты вдоль тела; шевельнув пальцами, коснулся бедер и понял, что он совсем обнажен. В больнице? Совсем близко, возле глаз поблескивала гнутая прозрачная поверхность, похожая на крышку. Васенков догадался, что лежит в чем-то похожем на саркофаг. Мимо лица проплывали струйки зеленоватого дыма, будто кто курил рядом папиросу. Но дышалось легко - зеленоватый дым не имел запаха. Через прозрачную крышку был виден потолок комнаты, матово-белый, освещенный изнутри и покрытый странным узором, похожим на рыбью чешую. Да, на больницу это не походило! Голова работала отлично, мысли были ясные и отчетливые. Васенков помножил двадцать четыре на тринадцать и понял, что он не бредит, а видит все это воочию. И прозрачный саркофаг, и комната, и струйки зеленоватого дыма все это было необычным и удивительным, однако удивительнее всего было то, что он принимал все окружающее как самое обычное, повседневное, будто он проснулся в своей комнате, на своей постели. Он повернул голову. И опять он не удивился, хотя мог бы заверить честным словом, что никогда в жизни не видел такого лица. На первый взгляд это было обычное девичье лицо, и все же оно чем-то отличалось от всех лиц, которые он видел до этого и даже если и не видел, то мог бы нарисовать в своем воображении. Может быть, в этом повинны глаза девушки: темно-голубая радужная оболочка их была значительно увеличена, по сравнению с привычной, нормальной, взгляд их казался глубоким и загадочным, и Васенков вспомнил невольно рафаэлевскую Сикстинскую Мадонну - только могучее воображение художника могло создавать такие неземные и в то же время такие человеческие глаза. Через прозрачную крышку девушка спокойно рассматривала Васенкова, и внезапно он так отчетливо представил себе, как он лежит перед ней, беспомощный и голый, как червяк. Он смутился, покраснел. Девушка подняла голову. Губы ее шевельнулись, она что-то сказала - крышка приглушила звуки. Мужчина стоял с другой стороны и поодаль - Васенков мог разглядеть его всего, с ног до головы. Он был одет в светлую просторную одежду, похожую на дачную пижаму. Частая сетка старческих морщин покрывала его лицо. Он тоже смотрел на Васенкова, и глаза его были такие же необычные, как у девушки. Только взгляд их показался Васенкову холодным, даже враждебным. И лежать под таким взглядом было уже не столько стыдно, сколько унизительно. Васенков шевельнулся нетерпеливо. Мужчина не торопясь повернулся, подошел к стене... и исчез. Он не вышел через дверь, там не было ни прохода, ни дверей- чистая гладкая стена. Васенков видел ее хорошо. Казалось, мужчина просто прошел через нее. Это было не удивительно, а просто непонятно. "Тут что-то не так!"- подумал Васенков. В это время крышка саркофага сдвинулась и запрокинулась набок. Хлопья зеленоватого дыма растаяли в воздухе. Васенков приподнялся, подобрал под себя ноги и сел. Комната напоминала не то лабораторию, не то медицинский кабинет. Длинный узкий стол, на котором сидел Васенков, сильно походил на хирургический; тянулись к столу резиновые шланги и провода, матово поблескивали на тумбочках циферблаты незнакомых приборов. Васенков еще раз взглянул на стену, в которой исчез мужчина, и по-прежнему ничего там не разглядел. И вообще в комнате не было и следа каких-либо окон или дверей - белые гладкие пластмассовые стены и чешуйчатый светящийся потолок. Сознание Васенкова работало чуть лениво, как после хорошего сна. Девушка стояла рядом и продолжала разглядывать его спокойно, как больного, пришедшего в себя после наркоза. Васенков и сам бы подумал, что лежит где-то в больнице - мало ли каких кабинетов ни настроили в клиниках. Вот только эти стены... Да и сама девушка уж никак не походила на медсестру. Пижаму бы принесла, что ли! Он не успел ничего сказать, девушка молча кивнула головой и направилась в угол. Васенков, конечно, поглядел ей вслед. Она была одета в короткий, похожий на купальный, халатик. На загорелых ногах были затейливые плетеные сандалеты без каблуков. Она совсем недолго задержалась в углу, где ничего не стояло и ничего не висело, тем не менее вернулась оттуда с одеждой. Молча подала ее Васенкову и отступила на шаг. Васенков ожидал, что оно уйдет или отвернется хотя бы. Не мог же он одеваться, когда она смотрит! Он хотел спуститься со стола на противоположную сторону, но там висела крышка. Черт знает что! Он нахмурился, и на лице у девушки появилось легкое недоумение, она даже моргнула растерянно. Потом повернулась спиной. Давно бы пора сообразить!.. Он быстро разобрался в одежде, нашел брюки, сунул в них разом обе ноги и спрыгнул на пол. Брюки оказались впору - он был узок в бедрах. Но куртка явно не налезала на плечи. Он сильно повел руками, ожидая, что тонкая ткань пижамы расползется по швам. Но куртка, как стальная кольчуга, только врезалась в тело, стесняя движения. Васенков хотел ее снять, но никак не мог зацепить пальцем рукав. Тогда девушка протянула руку, дернула за рукав и куртка снялась. Девушка унесла ее обратно, в тот же угол. На этот раз Васенков смотрел во все глаза. Угол на самом деле был пуст, плавно сходились две стены - и все. Она бросила куртку в угол. Куртка исчезла. Вместо нее в руках появилась другая. Васенков сильно моргнул. Тряхнул головой. Здорово походило на фокусы Кио, хотя заниматься ими здесь вроде бы и не было надобности... Новая куртка оказалась даже свободной. Пуговиц и застежек каких-либо Васенков на ней не нашел. Полы куртки просто прилипали одна к другой, как намазанные клеем. И это оказалось даже удобнее пуговиц. Он посмотрел на свои босые ноги и увидел на полу сандалеты. Такие же плетеные, как у девушки. Откуда они появились, он не заметил. Когда спускался со стола, их, похоже, не было. Он пригладил волосы и повернулся к девушке. - Здравствуйте! - сказал он. - Здравствуйте! - ответила она, слегка нараспев. - Как вас называют? - Зовут,- поправил Васенков. Сонное оцепенение проходило медленно, и удивляться он начал уже потом.

Он не спрашивал ничего. Девушка рассказала все сама. Она говорила минуты две, не более, и как ни фантастично было все, что Васенков услышал, он поверил в это сразу. Да, он находился на обитаемой Планете. Девушка назвала ее Планета Энн. Разумеется, это ничего не говорило Васенкову, но девушка пока не сообщала никаких астрономических ориентиров, по которым можно было понять, что это за планета. Условия жизни на ней были схожи с земными, и населяли ее, естественно, разумные существа, внешне почти не отличающиеся от земных людей. А если судить по этой девушке, то таких на Земле, по мнению Васенкова, еще пришлось бы поискать. Точного ее имени он, как ни старался, произнести не мог. На их певучем языке это звучало нечто вроде Ллииинн. Простая длительность звука, как мог заключить Васенков, коренным образом меняла значение слова. Непривычное ухо его не различало таких тонкостей, поэтому он попросил разрешения называть ее просто Линн. Она кивнула согласно, хотя и улыбнулась чуть. Возможно, это слово обозначало что-либо па их языке, но она не стала объяснять. Липн свободно говорила по-русски и по-английски - в специальном Институте по изучению Третьей Планеты преподавались именно два этих языка. Вопросов, разумеется, у Васенкова было множество. Однако он считал, что узнает все в свое время, а пока старался не быть излишне любопытным. Меньше всего ему хотелось походить на малограмотного простачка, попавшего в окружение технических чудес. Конечно, чудес здесь не было. Было тонкое владение тайнами строения материи. Высочайшая, доведенная до совершенства техника - и все! Васенков это так и принимал. Он считал себя способным инженером и, тем не менее, многого объяснить себе не мог. Это действовало на самолюбие, и он не хотел выражать своего удивления вслух. А удивительного было сколько угодно! Например, эти стены! В комнате, в которую они попали из лаборатории, также не было ни окон, ни дверей. Линн просто подошла к стене... и шагнула прямо в нее, как будто стена была из неощутимого, хотя и видимого вещества. Васенков, идя следом, оторопело замешкался. Линн оглянулась, он шагнул поспешно, и стена тут же сомкнулась за его спиной. Он обернулся, потыкал в стену пальцем, взглянул на Линн... и ничего не спросил. Комната была вначале пуста. Столик и две мягкие скамеечки появились незаметно, не то из-под пола, не то из стены - он даже не заметил, откуда именно. - Сейчас я буду вас кормить,- сказала Линн.- Вы хотите есть? Васенков подумал. - Что-то не пойму. А я долго к вам летел? - Не очень? Она уклонилась от точного ответа, он не стал, переспрашивать. Легонько, одним пальцем Линн толкнула легкий столик к стене. Потом прямо из стены достала тарелочку, за ней другую... третью... Васенков отвернулся, присел на скамеечку и уставился на потолок. По чешуйчатой поверхности потолка побежали, вздрагивая и переливаясь, разноцветные зелено-голубые сполохи, похожие на игру северного сияния... и Васенков услыхал музыку. Он повертел головой, пытаясь определить, откуда она доносится, и тут же догадался, что музыка рождается внутри него, в его сознании, вот от этих зелено-голубых мельканий. Он закрыл глаза - и музыка стихла. Цветовая психотехника! И Васенков даже обрадовался, что хоть что-то из увиденного смог понять и объяснить. Линн подкатила к нему столик и начала снимать крышки с тарелочек. Кушанья выглядели весьма необычно, но пахли вкусно. Зато столовый прибор мало чем отличался от земного. Васенков с удовольствием взял в руки вилку нехитрую четырехзубую конструкцию из приятного золотистого металла. И подумал, что если даже здесь не сконструировали ничего, что могло бы заменить вилку, то это значит, она и на Земле просуществует еще долго, пока люди не сотворят какие-либо питательные таблетки или не начнут выдавливать съедобную пасту из тюбиков прямо в рот, как космонавты. Тарелочек перед Васенковым стояло много, и он не знал, с чего начать. Как бы ни оправдывало его незнание местных обычаев, ему не хотелось выглядеть смешным. Линн и тут догадалась о его затруднениях. Ничего не говоря, она начала есть сама. Поглядывая на нее, Васенков подвинул к себе тарелочку с чем-то похожим на вермишель. По вкусу еда напоминала рыбу. Съел котлету, похожую на мясную, но это оказалось не мясо. Немного освоившись, он просто подвигал к себе одну тарелочку за другой и запивал чем-то, похожим на крюшон. А потом Лиин толкнула столик, и он уехал сквозь стену. Когда столик вернулся, на нем стояла большая круглая ваза, как будто хрустальная. Через ее края на стол свешивались большие фиолетовые цветы странной формы, с четырьмя клиновидными лепестками и ярко-золотистыми длинными тычинками. Кажется, цветы были настоящими - в вазу была налита вода. Васенков устроился поудобнее на скамеечке, вытянул ноги... и вдруг почувствовал, как скамеечка под ним шевельнулась, задвигалась. - Не пугайтесь,- сказала Лини. И Васенков понял, что сидит в мягком покойном кресле и руки его лежат на подлокотниках. - Вам удобно? - спросила Линн. Спинка его кресла, словно живая, качнулась взад... вперед, как бы отыскивая наилучшее для Васенкова положение. - Спасибо! - сказал он.- Мне уже хорошо.

Линн молчала. Васенков выжидательно сложил руки на коленях. Он не собирался начинать разговор. Он не напрашивался в гости, и, коли уж его сюда привезли, пусть объяснят сами, зачем он здесь понадобился. И если здесь считают, что это начало контакта двух культурных миров, двух цивилизаций, то, прямо говоря, начало плохое. При таком уровне культуры можно было придумать что-либо умнее похищения... Линн протянула руку и взяла из чашки цветок. У цветка оказался длинный, как у кувшинки, стебель, он прочеркнул по столу мокрую полосу. Потом Васенков явственно почувствовал, что Линн смотрит на него. И ему показалось - он даже как-то ощутил это, что Линн уже знает, о чем он думает и о чем хотел бы узнать и говорить. И хотя ему нечего было стесняться ни своих мыслей, пи будущих слов, он почувствовал неловкость не за себя, а за Линн, словно уличил ее в подглядывании в замочную скважину. Он насупился и покраснел. И Лини тотчас опустила глава. - Извините меня! - сказала она тихо. Васенков только вздохнул. - Я не буду больше так делать, - продолжала Линн,- не сердитесь. - Ничего,- сказал Васенков.- Я уже не сержусь. Он поднял глаза к потолку и прислушался к музыке. Непонятные мелодии набегали, сменяли одна другую. Казалось, музыка пытается подстроиться к его настроению... он вздрогнул от неожиданности, услыхав звуки Четвертой симфонии Чайковского, до того она показалась неуместной в этом неземном пластмассовом мире. И тут же симфонию сменили певучие неторопливые созвучия. Васенков прислушался с любопытством... чуть бы потише! - и музыка послушно притихла. Положив руки на стол, Лини перебирала сине-фиолетовые лепестки цветка. Золотистая пыльца пачкала ее пальцы. Она уже не смотрела на Васенкова. Он решил, что ему незачем повторять свои вопросы вслух. Лини начала говорить сама. Она негромко и слегка нараспев произносила слова, изредка останавливаясь, очевидно, подбирая нужное ей выражение на чужом, малознакомом ей языке, и Васенков не мог не признать, что она справлялась со своей задачей хорошо. - Я согласна,- сказала она,- мы привезли вас сюда без вашего согласия, мы поступили не очень...- она запнулась. Васенков великодушно пришел ей на помощь: - Не очень хорошо,- подсказал он. - Не очень хорошо, да, - послушно повторила Лини. - Это плохой начал... плохое начало, - поправилась она сама, - для контакта двух цивилизаций. Она повторила слова, которые он еще не успел произнести, улыбнулась чуть виновато. "Как они это умеют? - подумал Васенков.- Парапсихология!..". Он нервно постучал по подлокотнику кресла пальцами, хотел спросить. Но Линп по-прежнему не смотрела на него, и он не спросил. За все время разговора она ни разу не подняла на него глаза. - Встреча с вами, - продолжала Линн,- это еще не начало контакта. Это случайная встреча. После нее... после нее все останется как был... как было. Вы ничего не будете о нас знать. - Почему? - спросил Васенков. И подумал: "А как же я? Я-то ведь уже знаю... Куда же денут меня?". Но эта мысль мелькнула и исчезла, не вызвав особенной тревоги. Почему-то Васенков был уверен, что с ним здесь ничего плохого не может случиться. .- Вы боитесь нас? - спросил Васенков. - Да,- согласилась Линн. - Мы боимся, потому что многого еще не понимаем. Вся история вашей Планеты - это войны и войны без конца. Мы не можем без страха смотреть на экранах картины ваших сражений. У нас не было этого. Мы сражались только с природой, которая всегда была к нам... немилостива. У вас все шло иначе. "Да, у нас все шло иначе!"... - подумал Васенков. - У вас много, очень много хорошего,- продолжала Лини.- Нам бы очень хотелось встретиться. Но это время еще не пришло. Мы должны подготовиться к встрече. Поэтому Верховный Совет Планеты - Совет Трехсот решил познакомиться с представителем вашего мира. И вот вы здесь. - На Земле более трех миллиардов представителей. Почему ваш выбор пал именно па меня? Или это произошло случайно? - Не совсем. Вы гражданин страны, которая особенно настойчиво ведет разведку окружающих планет, - сказала Линн. Васенков хотел быть объективным: - Американцы тоже ведут. - Да, мы знаем,- согласилась Линн. - Но вы, русские, первыми начали строить общество будущего, нам легче вас понять. Поэтому мы выбрали вашу страну. Нужен был представитель этой страны, который мог бы ответить нам на вопросы. - Вот как? - сказал Васенков. - Мне будут задавать вопросы? Кто, вы? - Нет. Совет Трехсот. - О чем же? Линн помолчала. - Вы не знаете? - спросил Васенков. - Примерно знаю. Лучше будет, если вы услышите их на Совете. Мы запишем на диктографе ваши ответы, ваши мысли, ваши эмоции и попытаемся составить представление о вашем земном характере. - Чем же наш характер так непонятен? - Своей нелогичностью. Здесь, у нас, наши дела, наши поступки всегда подчиняются логической необходимости: так нужно! Вы у себя на Планете часто говорите: Я так хочу! И делаете поступки, совершенно непонятные для нас. - Пожалуй, это будет нелегко вам объяснить, - сказал Васенков. - А вы не считаете, - не утерпел он, - что скучно и утомительно все время жить по закону так нужно? - Может быть,- согласилась Линн.- Но мы не привыкли жить иначе. - Значит,- решил уточнить Васенков, - основное, что мешает встрече,- это неустройство наших домашних дел? - Не только это, - сказала Линн. - Есть опасность более грозная. Ваши микробы. - Микробы? - Много поколений тому назад мы у себя на Планете уничтожили все инфекционные болезни и полностью потеряли способность вырабатывать иммунитет. Вы можете свободно жить среди нас, дышать нашим воздухом. Но мы уже не можем дышать тем воздухом, которым дышали вы. Эта комната, в которой мы сидим, изолирована от атмосферы Планеты специальным полем биозащиты. - Неужели я так опасен? Вы же окуривали меня вашим газом. - Это была только поверхностная обработка экзоном. Она не сможет уничтожить всех ваших микробов. Все поры вашего тела наполнены вирусами, большинство из них смертельны для нас. Вы один способны погубить все население нашей Планеты. - А как же вы сидите со мной? - спросил Васенков. - Я проходила специальную процедуру иммунизации против ваших болезней. Это очень трудно... и очень неприятно. И она все-таки тоже не защищает полностью. - Ну, а люди, которые меня сюда привезли? - Пилоты, выполнившие Особое Задание, - пояснила Лини.- Они тоже проходили иммунизацию. - Они дышали воздухом моей Планеты. Они остались живы? Линн не ответила. Она оторвала от цветка лепесток, положила его на стол. За ним рядом другой... третий. На цветке остался один лепесток. - Неужели? - только и мог сказать Васенков. - Да, - кивнула Линн. - Последним погиб сменный пилот. Он успел усадить вас в противоперегрузочное кресло, включить кислород... На космодром Диск привели уже автоматы. - Отчего же они умерли? - Вирус сто девяносто второй. Вы называете его - грипп. Для вас это простой насморк. Для нас пока это - смертельная болезнь. - Подумать... У вас такая техника, медицина... А пилоты умирают от простого гриппа. Неужели вы не могли найти вакцину? - Наши медики думали, что нашли. Процедура иммунизации защищает от многих болезней, но не от всех. Одних вирусов гриппа на вашей Планете более двухсот. Это наши медики обнаружили столько. А сколько их на самом деле, не знает никто. - Значит,- решил уточнить Васенков,- находясь в моем обществе, вы рискуете заразиться каким-либо неведомым вирусом? Почему вы не отгородитесь от меня вашим полем биозащиты? Склонив голову, Лини разглаживала на коленях последний оставшийся на цветке лепесток. - Мне нельзя... отгородиться от вас... полем биозащиты, - наконец сказала она. - Но почему? - настаивал Васенков.- Вы таким образом проверяете надежность новой вакцины? Или еще чего-нибудь? Лини тихо вздохнула. - Не спрашивайте меня. - Это что, секрет? - Не сердитесь... Хорошо, я объясню. Поле биозащиты изолирует полностью. Я перестаю чувствовать вас, а мне это важно. Не просто уловить вашу мысль, ее возникновение, ее развитие. Я тогда лучше понимаю вас...- Помолчав, она добавила убежденно: - Мне очень нужно верно понять вас. - Очень нужно...- повторил Васенков.- Ну, а я? После того, как я буду вам не нужен, куда вы денете меня? - Вас отправят обратно, сразу после Совета. - А вы не боитесь, что я у себя на Планете раскрою вашу тайну? - Нет. - Вы возьмете с меня слово? - Тоже нет. - Не понимаю тогда, - нахмурился Васенков. - Просто у вас в памяти сотрут все воспоминания, начиная с того момента, как вы очнулись под колпаком биообработки. - Вот оно что... - Васенков задумался.- Любопытно, конечно, как это вы сделаете. А у меня, случайно, не сотрут чего-либо моего, земного? Знаете, мне не хотелось бы кое-что забывать. - Вашего не тронут. Только то, что связано с нами. - Это сотрут все? - Все! - И даже вас? Васенков сказал это с улыбкой. Но Линн не улыбалась. Она, впервые за все время разговора, подняла глаза, они были чуть печальны. - Меня сотрут в первую очередь. Она смяла в руке цветок с единственным лепестком. Потом медленно раскрыла ладонь. Ладонь была пуста. Цветок исчез. Васенков подумал, что Линн уронила его на пол, и взглянул под стол. Под столом тоже не было ничего. Васенков откинулся па спинку кресла. Оно уже не казалось ему таким удобным и мягким. Он почувствовал, что устал, устал от чудес, от разговора с Липн, от ее неземных и прекрасных, до боли непривычных глаз. И почувствовал, что ему хочется домой, на свою родную, понятную Планету Земля. - Сейчас начнется Обсуждение в Совете Трехсот,- сказала Линн.

Слабо разбираясь в нейробиологии, Васенков все же знал, что даже медики не могут толком объяснить, что такое память и где она помещается. Поэтому он плохо представлял себе, как это можно в хитрых закоулках его мозга, среди миллиардов нервных клеток, хранящих информацию, разыскать нужные и стереть в них записи, как стирают ненужную строчку в рукописи. И вот он убедился, что это возможно. Он был на Обсуждении в Совете Трехсот. И уже не помнит, что он там говорил. Единственно, что осталось в памяти,- огромный зал, с высокими сводами. Стены расходятся под углом, образуя сектор круга. Он сидит в кресле, в вершине угла. Линн стоит за креслом, совсем близко, он чуть слышит ее дыхание. Перед ним на скамейках, выгнутых по все удлиняющимся дугам, сидят Члены Совета. Он уже не помнит их лиц. Он не понимает, как сюда попал. Только что они сидели в комнате. И после слов Линн стены комнаты начали светлеть, по ним заструились дымчатые пятна. Пятна исчезли, за ними растаяли стены, и вот он увидел этот зал. Впереди всех на отдельном кресле сидел мужчина с морщинистым, старческим лицом. Опустив на грудь голову, он не глядел ни на кого и был неподвижен, как статуя. Внезапно он поднял ладонь, и движение в зале затихло. Губы его шевельнулись. Силовое поле биозащиты не пропускало ни звука. Линн сказала за спиной: - Верховный Сумматор спрашивает: готов ли Гражданин Третьей Планеты отвечать? - Да! - сказал Васенков. - Готов! Потом, как очнувшись после сна, он увидел себя опять в комнате. Рядом не было Линн, не было столика с цветами. Не было кресла - Васенков сидел на широком и мягком ложе. Внутреннее чувство подсказывало ему, что с того момента, как ему задали вопрос, прошло около часа. Что произошло в это время? О чем его спрашивали? Что он отвечал? Все уплыло из памяти, как утреннее сновидение. Васенков вдруг сообразил, что уже плохо помнит и тот момент, как он очнулся под колпаком биообработки и увидел лицо Линн. Кто-то могущественный хозяйничал в тайниках его мозга, перелистывал его память, как книгу, смывая многие строки. Пока Лини была рядом, Васенков ни о чем не беспокоился, одно ее присутствие как бы заверяло, что с ним ничего плохого не случится. Он не знал, почему и когда она покинула его. - Линн! -позвал он. - Линн! И ему стало не по себе. Он поднялся, взволнованно прошелся по комнате. Постучал в пластмассовую стену кулаком. - Линн!.. Свет в комнате начал меркнуть. Темно-зеленое зарево задрожало на потолке. Комната наполнилась зыбким сонным туманом. Весенков упрямо тряхнул головой, но зеленые волны уже топили, захлестывали сознание. Он устало опустился на ложе. Багровые мятущиеся полосы побежали по стенам. Васенков закрыл глаза... над головой закачались темные вершины сосен... он услыхал, как зашумели волны речного моря... под его рукой маленькие ступни Ани, и ему хорошо, и ничего не хочется делать, ни думать, ни говорить...

Светлым лучиком через черную пустоту пробился знакомый просящий голос: - Васенков! Ну, проснись... открой же глаза, милый... Чьи-то руки коснулись его лица, тут голос стал ясным, хорошо слышимым, и Васенков почувствовал нестерпимую радость и улыбнулся прежде, чем открыл глаза. Он увидел потолок, покрашенный известкой, - были заметны даже следы от кисти, а в углу, там, где проходили трубы отопления, расплылось темное пятно. Потом все закрыло лицо Ани, плачущее и смеющееся одновременно. Она опустила голову на плечо, и тогда он увидел знакомого бородатого врача местной больницы - совсем недавно Васенков устанавливал кардиограф в его кабинете. - Доктор, - сказал Васенков. - Я рад вас видеть, доктор. Как работает ваша техника? - Что я вам говорил? - повернулся врач к кому-то за своей спиной. Васенков почувствовал, как горячие слезинки покатились по шее за воротник рубашки. Волосы Ани лезли ему в рот, он убрал их и поцеловал ухо, которое оказалось возле его губ. - Больной в порядке,- сказал врач,- Сейчас мы все узнаем. Но Васенков так ничего и не мог рассказать. Его "Москвич" нашли утром в кустах, на берегу речного моря. Зажигание было выключено, но ключ торчал в щитке. Прибывший автоинспектор без хлопот отогнал машину по адресу. Васенкова дома не оказалось. Не было его и в институте. Аня уже в милиции рассказала о событиях прошедшего вечера. Она упомянула и о "летающем блюдце", но никто не принял этого сообщения всерьез. Васенков нашелся на седьмой день. ...Два обских рыбака, вернувшись после утреннего осмотра переметов, обнаружили в своей избушке незнакомца. Он лежал на их постели и был не то без сознания, не то спал, но так крепко, что добудиться его не могли, Не могли и сообразить, как он попал к ним в избушку в наглаженных брючках и начищенных ботинках, хотя избушка находилась среди зарослей, в добром десятке километров от ближайшей пристани. - Вот мы с Василием и подумали, - рассказывал рыбак дежурному районной милиции,- что этого парня не иначе как с самолета к нам скинули. С парашютом, значит. А то как бы он, такой чистенький, к нам добрался. Может, трахнулся обо что, вгорячах не заметил, а потом уже сознание потерял. Одет-то не по-летному - брючки, рубашечка. Сомнительно нам стало... Значит, его Василий сейчас там на мушке пока держит, вдруг очнется. А я в лодку, и к вам. Катер рыбнадзора быстро доставил милиционера к рыбакам. Незнакомец продолжал спать. В кармане его куртки нашли удостоверение шофера-любителя... Пока Васенков попал в свою больницу, его несколько раз переносили на руках, из рыбацкой избушки в катер, затем на машину, на самолет, опять на машину - он так и не проснулся. Аню в больницу пригласил врач. Васенков пришел в себя сразу, как только она назвала его по имени. Его история поначалу весьма заинтересовала следователя. Потом выяснилось, что объяснить все случившееся похищением, с целью выведать у Васенкова какие-либо государственные тайны, не было оснований. Он не имел отношения ни к секретным изобретениям, ни к другим подобным делам. Васенков пытался помочь следователю, как мог. Но последнее, что он помнил, это двое мужчин в светлых костюмах довоенного покроя. Старомодность костюмов сбивала с толку, а других подробностей Васенков не помнил. Вероятно, и поныне в архиве следственного отдела лежит тоненькая папка с кратким пересказом случившегося и заключением следователя, что дело прекращено за отсутствием каких-либо дополнительных материалов...

...На чешуйчатом потолке медленно погасло темнозеленое зарево. Багровые мятущиеся сполохи побежали по стенам. Комнату затопил розовый дрожащий туман. Багровые вспышки становились все резче и резче, нестерпимо-томительное беспокойство овладело сознанием. Тонкая белая фигура прошла через стену и присела рядом с ним на ложе. - Аня! Огромные неземные глаза заглянули в лицо. И тогда он откинулся назад и сказал: нет! нет!.. . . . . . . . . . . . . . . . . . . - Васенков! Он проснулся. Через шторы на окнах в комнату проникал слабый свет начинающегося утра. Аня трясла его за плечо. - Хм... Ты что? - стряхивая сон, спросил Васенков. - Напугал меня. Говорил что-то во сне. - Говорил... Что говорил? - Не поняла. Будто звал кого-то. Васенков сильно потер лицо. Внимательно осмотрел потолок. Он сам не знал, зачем ему понадобился потолок. Потом повернулся к Ане. - Приснилось что-то... А ты чего поднялась? Рано еще, спи... жена. Он запнулся на непривычном пока слове. - Я уже выспалась. Я так полежу. Аня свернулась клубочком у него под боком. В комнате было тепло и тихо. Далеко на проспекте прогудела машина. Забормотало радио на кухне, передавая последние известия. Васенков прислушался. Протянул руку, включил самодельный транзистор на тумбочке у кровати. - ...совершила мягкую посадку на Венеру... - сказал приемник, хрипнул и замолк. - Вот, черт! Васенков взял транзистор в руки, нетерпеливо постучал по нему пальцами. - ...при спуске станция передала сведения... давление... кислорода... углекислоты... температура... Не выпуская приемника из рук и временами поколачивая его, Васенков и Аня дослушали сообщение. - Значит, необитаемая, - сказала Аня. - Выходит, так... - Жаль. Мечту жаль... А может, все же кто-нибудь живет там, а? - Органической жизни, как видно, нет. Температура высокая. Можно в порядке фантазии предположить существование разумной жизни на другой основе. Не углеводородный белковый, а, скажем, кремниевый мир. - Кремниевый?.. Это вроде как каменный? - Да, вроде. Аня повозилась возле плеча Васенкова. - Вот бы тебе такую... кремниевую жену. - Что ты! - сказал Васенков.- Ну зачем мне кремниевую. И он поцеловал ее теплую и румяную щеку.

Теперь Верховный Сумматор кормил рыб сам. Бросив последние крошки, он отряхнул руки. Заложил их за спину. Долго стоял поникший и бездумный. Смотрел, как плавают в аквариуме разноцветные рыбы, тычутся в прозрачные стенки уродливыми носами. ...Рыбы, милые рыбы, Из чужого холодного мира... То, чего он боялся, свершилось. Он уже начал было надеяться. Но потом она умерла... Он медленно побрел в свою комнату. Устало опустился в кресло. Ему не хотелось ничего делать. Не хотелось ни о чем думать. Особое Задание... Четверо уже отдали за него жизнь. Верховный Сумматор наклонился к столу и включил диктограф. И в который раз уже услыхал голос, сильный уверенный голос. Незнакомый язык, но он уже знал его перевод: - ...Человечество Земли прошло долгий и кровавый путь своего развития...он хорошо говорил, этот юноша, он понравился всем и даже ему, Верховному Сумматору. - ...Было много ошибок, общественных катастроф и еще много трудного впереди. Но уже отыскана дорога, которая может,- которая должна! - привести наши разноязычные народы к вечному миру и содружеству. Моя страна, мой народ не причинят вам вреда, за это я готов поручиться жизнью. Но я не могу говорить так от имени всех стран нашей Планеты. Поэтому поступайте, как подсказывает вам ваш опыт и ваша мудрость... Верховный Сумматор поднял глаза. Потолок посветлел и исчез, и над ним раскинулась мутно-серая пелена облаков. Но он как бы смотрел через объектив деполяризатора и видел чистое, темно-синее небо в гроздьях созвездий. И там, невысоко над горизонтом, мерцала крохотная голубоватая звездочка далекая Третья Планета. Пока далекая...