Михайлов Николай АлександровичУ заставы Ильича

Николай Александрович МИХАЙЛОВ

У заставы Ильича

Николай Александрович МИХАЙЛОВ (род. в 1906 г.) - советский государственный и партийный деятель. Член КПСС с 1930 года. С 1924 года рабочий на московском заводе "Серп и молот". С 1931 года на журналистской работе в редакциях заводских газет, в Пролетарском РК ВКП(б) Москвы, в газете "Правда". В 1937- 1938 годах ответственный редактор газеты "Комсомольская правда". В 1938-1952 годах первый секретарь ЦК ВЛКСМ. В 1952-1954 годах секретарь ЦК КПСС, затем первый секретарь МК КПСС. В 1954-1955 годах чрезвычайный и полномочный посол СССР в ПНР, в 1960-1965 годах-в Республике Индонезия. В 1955- 1960 годах министр культуры СССР. В 1965-1970 годах председатель Комитета по печати при Совете Министров СССР. С 1970 года персональный пенсионер. Автор работ по вопросам коммунистического воспитания молодежи и социалистической культуры. Делегат XVIII-XXI, XXIII съездов партии; в 1939-1966 годах член ЦК, в 1952-1953 годах член Президиума ЦК КПСС. Депутат Верховного Совета СССР 2-5, 7-го созывов. Награжден, тремя Орденами Ленина, орденом Отечественной войны 1 степени и медалями,

Далекие, дорогие сердцу картины,- дорогие потому, что они связаны с молодостью, с познанием действительности, выработкой характера, убеждений.

Московский металлургический завод "Серп и молот". Я работаю в листопрокатном цехе подручным вальцовщика. Во главе нашей бригады - Ваня Романов, крепкий, увертливый, румяный, с веселым взглядом. "Лихой мужик", говорят про него в цехе. Когда в 1929 году началось социалистическое соревнование, он вывел свою бригаду в передовые. Среди металлургов листопрокатных цехов не было коллектива, который превзошел бы Романова по количеству и качеству прокатанного за смену металла. Бригада получила почетное звание - имени XVI партсъезда. Это была высокая честь не только для цеха, но и для всего завода. Даже скупой на похвалы секретарь парткома Иван Гайдуль раздвигал в улыбке рыжие светлые усы, когда говорил про вальцовщика Ивана Романова и его бригаду.

В бригаде семь человек - русские, украинец Мочальский, татарин Усманов, обрусевший поляк Гаевский, которого в шутку зовут пан Потоцкий. Все прекрасные товарищи, непьющие, не знающие не только прогулов, но даже опозданий. Когда однофамилец бригадира, складальщик Василий, измотанный жарой, теряет силы, становится белым, словно бумага, Мочальский или первый подручный Миша Кошелкин встают на его место, чтобы Вася мог выйти из цеха на свежий воздух и отдышаться.

...Сегодня день получки. Цеховой бухгалтер, толстый, невысокий, одетый на зависть молодежи в ярко-красный свитер, помогает кассиру выдавать деньги. Они, бухгалтер и худенький седой кассир, сидят рядом, перед ними стопка синих расчетных книжек. Рабочие - один за другим подходят к окошку, и каждый получает то, что заработал.

В дни получек мы всегда видим здесь Ивана Шашкина, подручного сварщика с первого стана, рябого, с обожженными пламенем нагревательных печей щеками. Он отработал ночную смену, и это оставило свой след; под глазами у него темные круги, лицо осунулось, глаза красные. Надо бы идти домой, отдыхать после бессонной ночи, но, объясняет Шашкин, пролетарская совесть не позволяет ему поступить таким образом.

В руках Ивана потрепанная, с исцарапанным верхом командирская кожаная сумка. В ней он хранит членские билеты МОПРа (Международной организации помощи борцам революции) и марки, список нашей цеховой организации, тетрадь в черном коленкоровом переплете и карандаш с коричневым наконечником.

От рабочих, получивших зарплату, Шашкин тут же принимает членские взносы. В тетрадь он аккуратно записывает фамилию плательщика, достает марки, вклеивает их, ставит какой-то таинственный, одному ему известный знак и возвращает билет владельцу.

- Спасибо,- говорит он при этом и пожимает руку. Сколько мы помним, Шашкина на цеховых собраниях из года в год выбирают уполномоченным МОПРа. Он исполняет это поручение с большим старанием. В Ленинской комнате есть уголок МОПРа. Здесь уполномоченный повесил портреты Маркса, Ленина, Клары Цеткин, Эрнста Тельмана, Марселя Кашена. Здесь же плакаты, посвященные международной пролетарской солидарности; время от времени Шашкин их обновляет. Бессменным остается только один плакат, на котором изображен земной шар, опоясанный цепями. Могучий рабочий с коричневым, словно загорелым лицом, в синем комбинезоне, мощным молотом разбивает цепи. Вверху крупная надпись: "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!".

Центральный парк культуры и отдыха в Москве. Жаркий июльский день. На водной станции возле Крымского моста столько людей, что продвигаться можно лишь с трудом, Доски нагрелись так, что по ним трудно ступать. Разомлев от жары, бросаешься в реку. Плывешь и в слиянии с природой по-особому замечаешь безоблачное синее небо над городом, легкие белые барашки на темной воде, бегущий сквозь темные металлические кружева Крымского моста краснобокий трамвай маршрута "Б" - москвичи ласково называли его "букашка".

Вечером на площадях и аллеях митинги и шествия. Всюду красные полотнища, гремят духовые оркестры. Мы идем по широкой набережной Москвы-реки и самозабвенно поем:

Заводы, вставайте,

Шеренги смыкайте,

На битву шагайте,

Шагайте,

Шагайте!

Проверьте прицел,

Заряжайте ружье,

На бой, пролетарий,

За дело свое!

Товарищи в тюрьмах,

В застенках холодных,

Мы с вами,

Мы с вами,

Хоть нет вас в колоннах!

Слова этой песни звучали и на вечерах художественной самодеятельности, и на комсомольских собраниях, и в подмосковном доме отдыха.

Здесь, в парке, в этот теплый летний вечер каждая строка песни ощущалась по-особому. Воображение рисовало мрачные решетки, холодные тюремные застенки, где томятся борцы за дело рабочих,- голодные, истерзанные, но не сломленные своими мучителями.

- Два класса столкнулись в смертельном бою,- неслось над парком, и мы были полны ненависти к эксплуататорам и вспоминали плакат, на котором могучий рабочий мощным молотом разбивает цепи.

В те годы в первое воскресенье сентября отмечался МЮД - Международный юношеский день. Молодые рабочие во главе с комсомольцами выходили на демонстрацию. Как всегда, собирались около главной проходной. Здесь отличался вездесущий, горластый, - пожалуй, он мог перекричать даже духовой оркестр - секретарь комитета комсомола Саша Бахмутский. Он строил ребят в шеренги, распоряжался, когда играть оркестру, а когда петь хору, затевал в кругу пляски и сам отплясывал, обливаясь потом и прикрикивая что-то непонятное.

На демонстрацию приходили одетыми по-праздничному. Девушки повязывали красные косынки. Были очень популярны юнгштурмовки - рубашки из материи защитного цвета, похожие на гимнастерки. Их носили и парни и девушки.

В день МЮДа демонстрации отличались обилием объемных фигур из папье-маше, в злой, карикатурной форме изображавших врагов рабочего класса. Несли фигуру долговязого, в высоком цилиндре Чемберлена, пузатого лорда Керзона, похожего на обезьяну Чан Кайши, заплывшие фигуры буржуев, с звериным оскалом зубов, с наглыми улыбками, с толстыми сигарами. Классовый враг ощущался во всей реальности, и демонстрация отражала и эту реальность и ненависть молодежи к тем, кто готовил петлю для Республики Советов.

Когда пришло сообщение о том, что в Варшаве убит наш полпред Войков, в цеховых красных уголках состоялись митинги, - сколько проклятий сыпалось здесь на головы врагов рабочего класса! В перерывах между сменами продолжались взволнованные разговоры-говорили о подробностях убийства, о том, как всколыхнулись рабочие за рубежом.

Беспокойным и напряженным было то время. Нагнетая враждебную обстановку, консервативное правительство Англии в 1927 году порвало дипломатические отношения с нашей страной; особенно неумным и комичным представляется этот шаг теперь. Летам 1929 года редкая беседа цеховых агитаторов не касалась конфликта на Китайско-Восточной железной дороге. Слушая о том, как Советское правительство терпеливо ищет способ урегулировать конфликт, секретарь нашей цеховой парторганизации Гриша Куздуков, прошедший через пекло империалистической войны, ожесточенный и непримиримый, почти кричал:

- Рубануть их, паразитов, до седла, а дальше они сами развалятся!

Сколько было радости, когда Особая Дальневосточная армия под командованием В. Блюхера перешла к боевым действиям и наголову разбила войска китайских милитаристов! Гриша Куздуков повеселел.

- Черного кобеля не отмоешь добела,- говорил он в раздевалке.- Теперь будут знать, где раки зимуют.

Георгий Михайлович Димитров. Тогда я и предполагать не мог, что мне посчастливится узнать этого легендарного человека.

Вновь в памяти всплывает плакат предвоенных лет в уголке МОПРа. На нем была изображена фигура Димитрова, могучего, уверенного и себе. Он стоял, опираясь на трибуну, смелый, мужественный. Перед ним Геринг, словно раздувшийся клоп,- коротконогий, короткорукий, нос его утонул в щеках-подушках. Димитров - олицетворение силы, борьбы, гуманизма. Геринг-олицетворение лжи, гнусности, человеконенавистничества,

Напомню, что в Лейпциге с 21 сентября по 23 декабря 1933 года был затеян процесс, на котором коммунистов ложно обвинили в поджоге рейхстага. В действительности же поджог совершили гитлеровцы под руководством Геринга - он был министром внутренних дел, правой рукой Гитлера.

Димитров оказался в Германии как политический эмигрант. Болгарские коммунисты горячо любили бесстрашного лидера. В сентябре 1923 года он возглавил антифашистское восстание в Болгарии, за что заочно был приговорен к смертной казни. В 1926 году фашисты провели провокационный процесс против Болгарской компартии. Димитров был вторично заочно приговорен к смертной казни.

Когда гитлеровцы затеяли процесс в Лейпциге, во многих странах началось мощное движение протеста против провокации. Трудящиеся отвечали на попытку фашистов стачками, митингами, демонстрациями. В Париже создали Международный комитет помощи жертвам фашистского террора. Приступила к работе Международная следственная комиссия, в которую вошли крупнейшие юристы мира. В Лондоне открылся контрпроцесс. Неопровержимыми данными было доказано, что коммунисты не имели никакого отношения к поджогу. Поджог был делом рук фашистов. Для этого они использовали подземный ход, соединявший рейхстаг с дворцом Геринга.

Из обвиняемого Георгий Димитров превратился в обвинителя - об этом и говорил плакат. На процессе Димитров разоблачил фашистскую провокацию, раскрыл перед миром облик германского фашизма. В первой же речи 23 сентября он сказал:

"Верно, что я большевик, пролетарский революционер... Я действительно являюсь восторженным приверженцем и поклонником Всесоюзной коммунистической партии большевиков, потому что эта партия управляет величайшей страной в мире..."

Страна Советов строит новое общество - социализм, говорил Димитров. А что несет фашизм? Все, что чуждо интересам народа, все, что наполнено злобой к прогрессивному, подлинно гуманному. Напрасно вы думаете, что представляете силу, продолжал он, обращаясь к гитлеровским главарям. Трудящиеся всего мира должны подняться против фашизма и разгромить его.

Международное движение протеста достигло своей цели. Оно было столь сильным, что даже фашистское судилище вынуждено было отступить. Димитрова удалось освободить из застенка; 27 февраля 1934 года он прибыл в вашу страну. Это был день победы и радости.

Это было торжество пролетарского интернационализма. На таких образцах воспитывались новые отряды молодых борцов. Настали дни и ночи республиканской Испании. В газетах печатали портрет женщины с развевающимися черными волосами, с огненным взглядом. Без подписи под снимком было ясно, что она призывает к сопротивлению, к борьбе. Это была Пассионария-Неистовая, так звали Долорес Ибаррури, У нее были дети, дочь и сын. Она знала, что подвергает их смертельной опасности, но не отступала, не складывала оружия. Дочери Амалии и маленькому Рубену она внушала, что ее долг - быть на баррикадах.

Девушки записывали в альбомы слова Долорес: "Лучше умереть стоя, чем жить на коленях".

События в Испании вошли в дома сталеваров и прокатчиков, электриков и токарей - и наш пропагандист Саша Горбунов, и осенью и зимой он ходил в кожаной тужурке, без шапки, тоном, не допускающим никаких сомнений, говорил о там, что рано или поздно франкисты будут разбиты и наше дело - помогать революционным силам.

В один из осенних дней 1936 года на заводе "Серп и молот" созвали митинг молодежи. Обсуждали, как выполнить интернациональный долг и чем помочь революционной Испании.

- Испанских матерей и детей надо поддержать по-настоящему,- говорил комсомолец Коробков.- Единовременный взнос в фонд помощи - очень хорошо, но этим мы не ограничимся, а будем помогать трудовому народу Испании до окончательной победы.

С таким воззванием митинг обратился к советской молодежи. "Комсомольская правда" 22 сентября 1936 года опубликовала его.

Иван Шашкин теперь в дни получек приходил с двумя тетрадями. Во вторую он записывал суммы добровольных взносов в фонд республиканской Испании.

Под Москвой, в каких-нибудь тридцати километрах от города, между деревней Подушкино и поселком Одинцово сохранились прекрасные дубравы. В этих краях иногда проводили мы короткие часы отдыха с Сергеем Тимофеевичем Коненковым. В последние годы он выезжал редко, все дни оставался на квартире, в доме на Тверском бульваре. Здесь же была и его мастерская. В свои девяносто лет Сергей Тимофеевич работал каждый день, не исключая и праздников. Тем более дороги были для него редкие загородные прогулки.

Во время одной из таких прогулок на зеленой, почти квадратной полянке мы увидели дуб. Ствол дерева был кряжист, могуч, крона широкая и густая. Вся поляна была залита солнечным светом, а сквозь крону дуба лучи солнца пробивались с трудом, и воздух в этой тени был прохладен. По соседству кудрявились молодые дубки с блестящими, словно покрытыми лаком, зелеными листьями, крепкими, остро очерченными.

- Удивительно,- говорил, испытывая восторг, Сергей Тимофеевич.Желудь ведь величиной с наперсток, никак не больше, а какой из него богатырь поднялся! Ветер и буря, жара и стужа - все ему нипочем.

Я вспомнил Ивана Шашкина, Ивана Романова, Сашу Бахмутского, Сашу Горбунова, Колю Коробкова. В те, как кажется теперь, далекие тридцатые годы эти московские рабочие-металлурги, возможно, и не предполагали, какие дивные и благородные посевы они взращивают. Великое строится из малого.

Во все времена впереди человечества шли люди с пылающим сердцем.

Вновь вернемся к исходной точке нашего повествования - к заводу.

Вблизи завода проходят линии Московско-Курской и Московско-Горьковской железных дорог. Если двигаться к корпусам от заставы Ильича, то надо подняться на узкий щелястый пешеходный мост, перекинутый над блестящими железнодорожными рельсами. Отсюда видна панорама: старый мартеновский цех с его огнедышащими печами; фасонно-литейный, где господствует запах горячего песка, клокочущего металла и остывающей сизой окалины; прокатный, с извивающимися по чугунным плитам пола огненными змеями; далее - листопрокатный, теперь здесь вместо кровельного железа и жести прокатывают высококачественный стальной лист; недалеко от него ремонтно-механический; после горячих цехов, где летом нечем дышать, этот цех воспринимается как привилегированный,- в тишине мерно гудят токарные, фрезерные станки, тонкой струйкой течет мутноватая светло-желтая эмульсия, вьется под резцами стружка - золотистая, если обрабатывается медь, светло-серебристая, если обрабатывается сталь.

Когда привыкнешь к заводу и полюбишь его, он всегда, в любое время года, суток, в любую погоду представляется тебе необычайно красивым. Бежишь ранней весной по легкому звенящему заморозку в утреннюю смену, которая начиналась в шесть часов, и видишь, как при первых лучах солнца розовеют стекла огромных корпусов. Идешь летом в ночную смену - и с особой остротой замечаешь и тени от деревьев в сквере, и еле слышный шелест листьев в вершинах, и запах травы на газонах, принявшей ночную сырость. Наверное, восприятие в эти минуты, перед сменой, острей потому, что через полчаса ты окажешься среди пламени и дыма, грохота и жара - и хочется сохранить в себе даже крошечные драгоценности живой природы.

Зимней ночью картина другая. Прохожих не видно. Все вокруг уснуло. Такая тишина, что слышно, как, устилая и тротуар и мостовую, с шорохом падают снежинки.

Войдя в цех, попадаешь в иной мир - такой грохот, что голос стоящего рядом человека слышишь с трудом. Все заняты своим делом. В бригаде на каждом стане - семь человек. Зазевайся один - и нарушается ритм и прерывается прекрасная песня труда - необычайно энергичная, полная вдохновения, накала.

Когда по призыву партии в 1929 году весной в цехах началось социалистическое соревнование, такие паузы стали редкостью. Вальцовщику подают для проката сутунку. В считанные секунды он расправляется с ней, отбрасывая ее после проката для подогрева. Снова раскаленный добела в печи квадрат металла выбрасывается к стану. Вальцовщик чуть ли не на лету подхватывает его, пускает в валы, на чугунном полу распластывается огненная полоса. Огненная метель продолжается без перерыва всю смену.

Люди работают, обливаясь потом. Ради чего? Не хочется тащиться в хвосте, у каждого есть совесть, рабочее самолюбие, чувство профессиональной гордости, желание показать себя - свою удаль, свое мастерство, а, в конечном счете, свое понимание общественного долга.

Возможно, мы редко задумываемся над тем, как живет и действует могучий коллектив завода, где тысячи людей связаны общими заботами, общей дисциплиной, общим духом таких изумительных качеств, какими являются дружба, товарищество, вошедшая в плоть и кровь взаимная выручка. Я не помню, чтобы в цехе об этом говорили вслух. Заводской коллектив прекрасен потому, что здесь не говорят о плече друга,- каждый чувствует его ежеминутно, и это так же естественно, как дыхание живого существа.

Так сложилось, что завод - первый всегда и во всем. В самые начальные часы минувшей войны против гитлеровцев в партком, где шла запись добровольцев и где еще не успели вывесить плакат, призывающий к защите Родины, опираясь на палочку, вошел бывший прокатчик, пенсионер Лавренов. Он протянул листок бумаги. Мои годы преклонны и голова седая, было написано на листке, вырванном из ученической тетради в косую линейку. Я вступаю в ополчение так же, как вступал в 1917 году в Красную гвардию, как шел в армию в годы гражданской войны.

Здесь, на заводе, память о минувшей войне - на каждом шагу.

Есть улица Вострухина. Заводской пионерский лагерь тоже носит имя Вострухина.

Петр Михайлович Вострухин - воспитанник завода, Герой Советского Союза. Он погиб на Курской дуге. На фюзеляже его ЛАГГа было двадцать семь звездочек - столько он сбил самолетов.

Петр Лидов, бывший редактор заводской газеты "Мартеновка", ставший корреспондентом "Правды", открыл бессмертие Зои. Узнав о подвиге комсомолки, он немедленно отправился в Петрищево и по крупицам собрал материал о народной героине.

Лидов погиб в Полтаве во время налета вражеской авиации. Одна из улиц города носит его имя.

Я хорошо помню Петра Лидова, мы работали вместе. В нем было врожденное благородство, ему было свойственно чувство высокой порядочности. Такой человек не мог не отправиться на фронт. Всей сутью нашей предвоенной жизни комсомолец, молодой коммунист Петр Лидов был нравственно подготовлен к тому, чтобы во имя Родины выдержать любые испытания.

В Волоколамске, в дни, когда шли самые напряженные бои за Москву, погибли пять комсомольцев завода - конструкторы Константин Пахомов и Николай Галочкин, машинист завалочной машины Павел Кирьяков, монтер Виктор Ординарцев, инженер Николай Коган. Они отправились за линию фронта со специальным заданием, наткнулись на засаду и приняли неравный бой. Гитлеровцы схватили их и казнили. "Мы клянемся именем замученных наших друзей,- писали в "Комсомольской правде" в те дни рабочие завода,- что никогда не сдадимся, что всегда будем следовать их замечательному примеру, будем так же горячо любить свою Родину, не пожалеем, защищая ее, и самой жизни".

Это не было фразой.

Семидесятилетние ветераны, такие, как старейший токарь Иван Сафонович Сафонов, которому когда-то сам Калинин вручал именные часы, вернулись на завод.

- Мы будем работать без нормы и без отпусков до полной победы,- с достоинством сказали старейшие, и при этих их словах дернулись губы у секретаря парткома.

Технология горячих цехов такова, что их невозможно остановить на несколько часов: остынут печи, валы, металл, все замрет, и все надо будет снова разогревать, возвращать к жизни. Во время воздушных тревог цеха продолжали работать, и все обходилось благополучно. "Металлургам ни черт, ни Гитлер не страшны",- шутили рабочие.

Очередная бомбежка Москвы велась гитлеровскими летчиками 22 августа 1941 года. На этот раз заводу не повезло. Бомба ударила в прокатный цех. Были убитые, пятьдесят человек получили ранения.

- И все-таки ни черт, ни Гитлер нас не запугают,- с ненавистью говорили прокатчики. Весь завод помогал им восстанавливать разрушенный участок. Через три дня цех работал полностью.

Вместо ушедших на фронт мужчин в цехах появились женщины. Анастасия Савичева стала первой женщиной-сталеваром, Галина Никулина - первым прокатчиком. Какой это невероятно тяжелый труд для женских рук!

Осенью 1941 года под Москвой стало особенно тяжко. Завод получил приказ об эвакуации. В день 14 октября я приехал на завод, и вместе с Никитой Коротиным - о нем будет сказано поздней - мы пошли по цехам. Всюду вдруг воцарилась совершенно необычная для завода тишина. Погасли огни мартенов. В прокатке, листопрокатке прервали свой бег валы. Завод решили эвакуировать. Оборудование отгружали непрерывно днем и ночью. Одни эшелоны двигались на Омутнинский завод, другие - в Магнитогорск. На новых местах начинали работать сразу же.

Триста двадцать рабочих завода отдали свою жизнь за Родину, за свободу народов Европы от фашистского ига. На заводском дворе, недалеко от здания заводоуправления, стоит памятник. На постаменте три солдата в шинелях, касках, с автоматами. Взгляды их устремлены вперед. Длинные шинели в складках придают фигурам динамизм. Справа от памятника - орден Отечественной войны. Слева на плите надпись: "Металлурги-своим погибшим товарищам". И даты: 1941-1945.

Если вы придете сюда весной или летом, то увидите утопающую в цветах площадку и цветы на постаменте.

Рабочий сталепроволочного цеха, член литературного объединения "Вальцовка" В. Петровичев посвятил воинам-серпомолотовцам стихи.

В гранитных шинелях

солдаты

Застыли у главных

ворот.

С Победой желанной

Весной в сорок пятом

Вернулись они на завод.

Живут и работают

с нами,

Гордятся страной

Октября!

Над ними как гордое

Красное знамя

Встает трудовая заря.

Шагает с влюбленными

вечер,

И нашим парням

не до сна,

Обняв их гранитные

серые плечи,

В глаза им глядит

тишина.

А коль зашумит

непогода,

Обрушится снег или град,

Дыханье мартенов

родного завода

Всегда обогреет

солдат.

"Серп и молот" сражался за свободу своей Родины, за освобождение народов Европы, попавших в фашистскую неволю. Советский патриотизм и пролетарский интернационализм неотделимы. Воины Великой Отечественной вернулись на завод, в родные цеха, как живое воплощение подлинного гуманизма и благородства советского человека.

Виктор Алексеевич Камышев - бригадир дежурных электрослесарей. На работе, когда он в спецовке, вид у него, как у всех, кто трудится в цехе. Только в торжественные дни его грудь украшают орден Отечественной войны, медали "За отвагу", "За оборону Сталинграда", знак ветерана гвардейских минометных частей. С "катюшами" Камышев перешел границу нашей Родины, чтобы выполнить и свой интернациональный долг. Об этом говорят и его награды медали "За взятие Берлина" "За освобождение Праги" Долог был боевой путь бывшего формовщика фасоннолитейного цеха - от Москвы до Сталинграда, Праги, Берлина.

Анна Максимовна Жогова - машинист высоковольтных моторов в листопрокатном цехе. Когда началась война, ей не было восемнадцати лет. Отец ушел на фронт в первые же дни, на руках у матери осталось пятеро детей, Аня была старшей. На фронт отправилась добровольно, ее зачислили 5 декабря 1942 года в полк зенитной артиллерии.

Боец Жогова стояла на посту, когда командир огневого взвода приказал ей объявить тревогу. Если тревога,- значит что-нибудь плохое, какая-то беда. Все собрались, как и положено, мгновенно: лейтенант сказал "Победа!". Это была единственная за всю войну тревога радости, и в эти минуты можно было ни от кого не прячась вытирать мокрое от слез лицо.

Бывшие фронтовики есть во всех цехах завода. Рассказ Анны Максимовны мог бы продолжить полковник в отставке А. Камаян.

- К исходу дня 2 мая бои в Берлине в основном закончились. Наша мотострелковая бригада-я был в ней начальником штаба - получила пятого мая приказ о начале марша-маневра Берлин - Прага.

Марш этот назвали впоследствии легендарным - настолько он был стремительным. Один эпизод тех дней мне особенно запомнился. К ночи с 8 на 9 мая бригада подошла к перевалам через Рудные горы. Места трудные, заболоченные: всего здесь можно было ожидать. Так и получилась - неожиданно началась яростная пальба из танковых орудий, пулеметов, автоматов. Неужто завязались тяжелые бои с разрозненными группами противника? В действительности оказалось иное. Танковые радиостанции перехватили заявление советского Главного командования о безоговорочной капитуляции армий фашистской Германии.

Это был своего рода салют Победы,- продолжал А. Камаян.- Утром 9 мая бригада была в Праге и оказала поддержку восставшему народу.

Вернувшись на завод из стран Европы, фронтовики принесли в родной коллектив то чувство пролетарского интернационализма, которое прошло самую суровую проверку на полях сражений. Труженики тыла жили той же идеей, воплощая ее в работе во имя победы. Таков был единый сплав ума и сердца. Советский патриотизм и пролетарский интернационализм стали законом жизни советского общества, нормой поведения граждан, мерилом новой морали и нравственности. Нельзя представить, чтобы в новом этом мире хотя бы на мгновение, на долю секунды появился лозунг, проповедующий насилие, призывающий к войне.

Завод, который работает во имя коммунизма, может иметь климат только высокой моральной идейности и чистоты. Совсем духом истинного благородства рабочий коллектив и сегодня протягивает руку дружбы всем свободолюбивым народам. Мы даже не представляем, сколь конкретны и многообразны сегодня братские связи трудового коллектива с народами других стран. Идет гигантский процесс духовного взаимного обогащения, познания окружающего мира. В нем участвует весь народ. Министерство иностранных дел Советского Союза имеет теперь за рубежом сотни тысяч своих помощников, образно говоря, дипломатических представителей на общественных началах. Началось это не вчера, и для того, чтобы ярче представить сегодняшнюю картину, стоит провести краткий экскурс в историю.

Одним из лучших вальцовщиков листопрокатного цеха все признавали Ивана Михайловича Романова. Все любовно называли его Ваней - за мягкий нрав, отзывчивое сердце, удаль в работе. Перед началом смены он подходил к стану неторопливой походкой, как сказали бы спортсмены, расслабленный, тяжеловатый для своих лет, с деревенским румянцем во всю щеку. Но начиналась работа, - и Ваня менялся, становился напряженный, удалой, неуемный. Мгновенно расправлялся он с горячим листом - хватал его, пускал в валки, отбрасывал складальщику. В цехе немало было работников могучих, двужильных, но с Ваней никто не мог сравниться. Бригада Ивана Михайловича Романова была гордостью всего завода.

Однажды в листопрокатный цех пришла интереснейшая новость. Цеховой профсоюзный комитет сообщил, что Ваня Романов премирован поездкой за границу. Поощрение передовых рабочих не было редкостью: награждали и денежной премией, и часами, и костюмами. Но чтобы оказаться в числе путешественников за рубеж - этого не было, никто не мог припомнить подобного случая. Одни Ване завидовали: шутка ли, получить неожиданный дополнительный отпуск, не выходить ни в раннюю утреннюю, ни в позднюю ночную смену, отдохнуть от изнурительной жары. Другие подшучивали: держись, Ваня, там тебя всякие керзоны и чемберлены совращать будут...

Иван ко всему этому внешне относился спокойно, можно сказать, равнодушно. Но в душе переживал, как он будет встречен в чужих странах, о чем будут с ним говорить, и, самое главное, как отвечать на вопросы. В цехе он твердил:

- Братцы, не подведу. Уж если туго будет, крикну - выручайте!

Романов вернулся почти через месяц. Вместе с другими ударниками труда он побывал в Германии, Италии, Турции. Путешествовали на теплоходе "Абхазия". Ваня показывал снимок белоснежного красавца, поясняя, как он оборудован, какой там ресторан, какие удобные каюты, как красиво гулять в хорошую погоду по верхней палубе, особенно после захода солнца и ночью, когда вода при лунном свете переливается нежными красками и словно поет.

- Как же ты, Ваня, с ними объяснялся? - спрашивал самый нетерпеливый.

- Смотря где, в какой стране,- солидно отвечал Ваня.- В Турции, скажем, переводчик не нужен. Не в том толк, что мы сами могли по-турецки говорить, а в том, что там русских эмигрантов полным-полно. Заходим в магазин - слышим нашу речь. Ох, говорит, как хочется в Россию!

Мы вежливо отвечаем: попроситесь, может быть, вас и пустят. А он плачет, словно женщина: кому мы теперь, такие подлецы, нужны! Хоть и бывший белый, а понимает, что измена Родине - самое гадкое дело. Потому ему и муторно. Человек без Родины - это уже не человек.

Особенно охотно и радостно рассказывал Ваня про Италию. - Алексей Максимович Горький сам приехал к нам на теплоход - такой размашистый, шляпа с большими полями, как у священника, а усы, как у солдата. Между прочим, полиция его встречала с большим почетом,- в порту честь ему отдавали по всем Правилам.

К нам он поднялся со слезами, обнимал нас. Не думала, говорит, моя седая голова, что встречу вас, милые мои.

Когда отправились по стране, он с нами поехал, чтобы показать развалины Помпеи. В Неаполе устроил для нас банкет, Ресторан наверху, вид сказочный. Алексею Максимовичу хотелось, чтобы всем было хорошо. Помощник его интересовался: все ли в порядке, все ли довольны, может быть, еще что-то требуется?

Спросили мы у Алексея Максимовича, что про нас говорят, как к нам относятся. Он отвечает, мол, по-разному относятся: рабочие любят, буржуи ненавидят. У капиталистов такая натура - Советскую Россию они могут только ненавидеть.

Сейчас читателю будет понятно, почему я вспомнил здесь Валю Громова и связанные с ним события почти пятидесятилетней давности.

В летние вечера на гаревой дорожке заводского стадиона, на зеленом ковре футбольного поля начинались тренировки легкоатлетов. Занятиями руководил Валентин Васильевич. Высокий, длинноногий, стройный, он во время бега словно парил над беговой дорожкой. Громову принадлежали рекорды Москвы в беге на 100, 200, 400 метров, его фамилия стояла в списке лучших спортсменов страны. На стадион Валя приезжал на сверкающем мотоцикле, что по тем временам было большой редкостью. В семейном архиве Громовых сохранился документ, который особенно дорог Валентину Васильевичу. В нем говорится, что В. В. Громов без отрыва от работы подготовил большую группу мотоциклистов. Он инициатор внедрения испытательных и агитационных мотопробегов. Осенью 1938 года Громов возглавил большой агитпробег в честь первых выборов в Верховный Совет СССР. За два дня участники пробега осилили маршрут через 31 район области. В. Громов хорошо выполняет обязанности члена Совета Центрального автомотоклуба, инспектора автомотоспорта ВЦСПС.

Эту характеристику 11 декабря 1938 года подписал В. П. Чкалов.

Сказанное здесь объясняет причину популярности Громова среди заводской молодежи.

Однажды меня и Сашу Горбунова - оба мы работали в юношеской секции клуба - пригласил к себе секретарь парткома Сергей Филатов, бывший моторист прокатного цеха. Как и многие партийные работники того времени, Сережа Филатов носил суконную гимнастерку защитного цвета, брюки, заправленные в легкие сапоги.

- Немцы к нам едут, рабочие-спортсмены, делегированные обществом "Фихте". Вы людей в клубе знаете: кого бы к ним прикрепить как сопровождающего?

Не задумываясь, мы назвали Валентина Громова: он и спортсмен, и Москву прекрасно знает, и немного говорит по-немецки.

- Я тоже о нем думал,-выслушав рекомендацию, заключил секретарь парткома,- кандидатура, пожалуй, подходящая.

Так Громов, как, шутя, говорили на заводе, попал в дипломаты. Он, конечно, не предполагал, что это событие будет иметь свою долгую и удивительную историю.

Что же касается особенностей своей миссии, то с этим ему пришлось встретиться в первые же дни.

Гости шли по заводу, осматривали цеха, расспрашивали об условиях жизни, работы. Когда переходили по заводскому двору из одного цеха в другой, руководитель группы Тео Каутс отвел Громова в сторону.

У нас вчера было собрание,-сказал Каутс,-и мы пришли к выводу, что представители немецких рабочих

не могут быть в вашей стране лишь как экскурсанты. Вы строите новый мир, но ведь строите его не только для себя; у вас будет учиться рабочий класс всех стран. Поэтому мы решили, что должны помогать вам, это наш интернациональный долг. Мы хотим внести свой посильный, пусть маленький, вклад и решили

три недели безвозмездно проработать на заводе в фонд пятилетки.

- Я думаю, что это будет очень хорошо,- ответил Громов. Но случай в его представлении был не столь обычный, и он зашел к Филатову: надо было решить, где работать немецким товарищам, как все это организовать. К тому же Валентин справедливо полагал, что его положительного заключения недостаточно и что главное зависит от парткома.

- Что ж, ты ответил правильно,- приглаживая седеющие волосы, сказал Филатов.-Тебе и карты в руки-прикрепляйся к бригаде. Где ей работать? Дадим боевое место - установку опор магнитного крана. Название закрепим сразу почетное - ударная бригада бетонщиков.

Громов вспоминает: немецкие рабочие-спортсмены работали действительно по-ударному, без перекуров. После трудового дня они шли в цехи, выступали на митингах, вели беседы в красных уголках. Но даже и в общежитии - его оборудовали на стадионе в Сивяковом переулке - не кончались беседы, взаимные расспросы. Пожалуй, больше всего вопросов приходилось на долю директора Петра Федоровича Степанова. Потомственный московский рабочий завода "Бромлей", он был, выдвинут в руководители многотысячным коллективом металлургов и отлично вел предприятие. Он постоянно занимался молодежью: прийти на комсомольское собрание, на футбольный матч, появиться на субботнике в подшефном совхозе, зайти на прослушивание новой программы духового оркестра было для него делом обычным, совершенно естественным. Он хотел знать не только общие нужды молодежи. Бывая в цехах, наметанным глазом выделял он наиболее способных молодых рабочих, запоминал их, следил за их ростом и нередко сам рекомендовал, кого поставить первым подручным сталевара, кого выдвинуть вальцовщиком. Ко всему на заводе он относился с любовью, и его радовало, и освоение новой марки стали, и окончание строительства жилого дома для ударников на Волочаевской улице, и первое место, завоеванное на смотре театральным кружком, и каждая победа заводских спортсменов. Можно представить, с каким интересом слушали Степанова заводские гости, рабочие из Германии. А сам Петр Федорович, как человек глубоко партийный, умеющий ко всему подойти с политических, классовых позиций, стремился поступать так, чтобы немцы со всей полнотой ощутили Советскую власть как власть трудящихся.

Три недели пролетели, словно один день. Свой план бригада выполнила, опоры поставила. Наступал день отъезда немецких друзей на родину.

- Проводим наших товарищей, как подобает,- предложил Филатов.

Созвали на заводе митинг. Каждому участнику бригады выдали удостоверение ударника. Надо было видеть, с каким трепетным волнением принимали немецкие друзья этот знак принадлежности к армии строителей нового мира.

Потом была, как заключительный аккорд, поездка на Красную площадь. Когда машина проезжала мимо Мавзолея Владимира Ильича Ленина, бригадир Тео Каутс от имени всей группы сказал:

- Знаешь, Валя, мы даем клятву всегда помнить об этой поездке в вашу страну.

И все члены делегации подняли вверх руки со сжатыми кулаками.

В августе тридцать второго года в нашу страну приехали альпинисты первая немецкая рабочая экспедиция на Кавказ. Громов не был альпинистом, но он приобрел опыт работы с группой Каутса, и вновь выбор пал на него - ему поручили снаряжать экспедицию в Кабардино-Балкарию. Район этот избрали не случайно. Во времена царизма кабардинцы и балкарцы были почти сплошь безграмотны, жили в бедности и нищете. Теперь здесь все изменилось, и путешественники из Германии могли на фактах живой действительности убедиться в этих удивительных переменах.

Описание экспедиции с десятками восхождений, в том числе и по новым маршрутам, заняло бы много места. Скажу лишь, что походы по всем маршрутам закончились успешно, что всюду немецких товарищей встречали радушно и всюду они видели новую жизнь. Путешествие омрачали лишь недобрые вести из Германии: фашизм рвался к власти.

Трогательным было расставание с новыми Друзьями. И о том, сколь глубокими были эти чувства интернациональной солидарности, дружбы с коллективам завода "Серп и молот", говорит переписка, которая началась сразу. Немецкие друзья сообщали, что едва они сошли в Гамбурге с корабля "Яи Рудзутак" на берег, как сразу попали на митинг бастующих рыбаков, Для такого митинга не могло быть лучше материала, как рассказ о Стране Советов. Так участники поездки начали выполнять свое обещание-рассказывать о том, как на одной шестой земного шара строится новый мир.

К тому времени Валентина Громова выдвинули на работу в иностранный сектор общества пролетарского туризма и экскурсий. Вместе с новыми товарищами по работе он заботился о связях с немецкими друзьями: им посылали журнал "СССР на стройке", книги рассказов и очерков о жизни Советской страны. Когда к власти пришел Гитлер и над Германией нависли черные тучи, литературу стали переправлять через Чехословакию. Затем и эта связь прервалась.

Шли годы. Окончилась война, наступила пора послевоенного развития. И много раз в эти годы задумывался Валентин Васильевич Громов: где его немецкие друзья? Как сложилась их судьба? Сдержали ли они свое слово? Однако ведь нет никаких следов, не осталось в его руках никаких нитей. С чего начинать?

Как-то, перебирая свои бумаги, Громов обнаружил среди них декларацию. В документе говорилось о многом. Его авторы заявляли о готовности вести борьбу за создание единого фронта против фашизма и реформизма, против войны и интервенции - во имя защиты Советского Союза. Рабочий класс этой страны под руководством ленинской партии строит социализм, говорилось в декларации, и весь международный рабочий класс призван поддерживать первое в мире рабоче-крестьянское государство.

Поддержка должна носить реальный характер, и потому в декларации содержался отчет о том, как активисты Дрездена вербовали читателей рабочей прессы, как они собирали средства на поездку в Советский Союз, как давали отпор клеветникам. Не могло быть никаких сомнений в том, что авторы декларации - та самая группа, с которой Громов путешествовал в горах Кабардино-Балкарии. И бывший серпомолотовец, сохранивший навсегда любовь и уважение к родному заводу, решил пойти по следам давних друзей-интернационалистов. Он написал письмо в советское посольство в ГДР и получил короткий, но чрезвычайно важный ответ. Все участники экспедиции, говорилось в нем, остались верны своему слову. Ответ окрылил Громова - и вот он уже в Берлине, а затем в Дрездене. Здесь он разыскал Вальтера Заальфельда, Франца Рюге, Ханса Доната, Иоханнеса Дамме, Вилли Фациуса, Рудольфа Ланграфа. Читатель сам может представить, какими взволнованными были эти встречи спустя более чем сорок лет после событий, потрясших весь мир, когда самые высокие человеческие чувства подвергались суровым испытаниям.

- Сразу после возвращения из Москвы меня уволили,- рассказывал Валентину Громову Ханс Донат.- Год не мог найти работу, но не сдавался, читал лекции о вашей стране. В 1933 году, когда стало невмоготу, ушел в подполье. Через год меня арестовали, обвинили в государственной измене и посадили на четыре года.

В 1943 году Доната мобилизовали в штрафной батальон. Ему удалось установить контакт с итальянскими и французскими партизанами.

Не избежал застенка и Вальтер Заальфельд. В 1934 году его подвергли так называемому "охранительному" аресту. В 1939-1940 годах - снова тюрьма. Несмотря на репрессии, Вальтер не прекращал подпольную работу.

Рудольф Ланграф после прихода фашистов к власти неоднократно переходил границу Чехословакии. - В обстановке дикого террора было особенно важно уберечь кадры от тюрьмы, уничтожения. И "красные скалолазы", пользуясь известными им тайными тропами в горах, переправляли друзей из Германии и спасли жизнь десяткам антифашистов. В Чехословакии их ждали друзья: Эрих Глазер, Ада Шиллер. У них хранились листовки, газеты, журналы, в том числе и те, которые посылал Громов. Так, на протяжении нескольких лет действовало "Объединенное общество скалолазов". Дорогой ценой платили антифашисты за свою верность Советской стране. Громову передали список: за годы фашизма 89 "красных скалолазов" были заключены в тюрьмы и лагеря; двадцать четыре из них погибли в фашистских застенках.

Если удалось разыскать альпинистов, рассуждал Громов, то почему невозможно найти участников первой группы, тех, которые работали на заводе, отказавшись от экскурсии и отдыха?

В архиве он обнаружил письмо, точнее, лишь небольшую записку. На конверте был штемпель Барселоны. Почему? Громов вспомнил: ведь один из участников бригады, Курт Абрахам, воевал в Испании в составе интербригады. Должны же его товарищи, если он даже погиб, знать о нем?! Дрезденские друзья понимали чувства Громова. После долгих усилий им удалось отыскать Тео Каутса - об этом, и получил сообщение Громов. Прошло еще некоторое время - и в адрес Валентина Васильевича вновь пришло письмо, теперь уже от самого Каутса:

"Все немецкие рабочие, служащие, коммунисты, социал-демократы и другие друзья первого рабоче-крестьянского государства, которые много лет назад посетили Советский Союз и о которых ты так заботился, никогда не забудут тех замечательных дней. Ты и другие товарищи помогли нам разобраться в закономерностях развития социализма в вашей стране..." Так писал Каутс. Он сообщил, что фашизм вырвал из их рядов немало замечательных людей. Курта Абрахама и его брата Хайнца Тео Каутс встретил случайно зимой 1933-34 года в одном из магазинов. Братья скрывались от полиции и находились в подполье. Тео договорился с ними о встрече, но в назначенный срок они не пришли, что-то им помешало. Только после войны Тео встретил Хайнца, но он ничего не мог сказать о судьбе брата.

Каутс дружески сообщил о своей семье, двух дочерях и сыне. Старшая дочь училась в Ленинграде и стала ветеринарным врачом. Возвращаясь к далеким воспоминаниям, Каутс писал "Никогда не забуду того заключительного митинга на заводе "Серп и молот". Не забуду, как все мы в едином порыве пели "Интернационал"..."

В один из осенних вечеров 1975 года в дрезденском Дворце культуры шел концерт. В зале, вмещающем почти две с половиной тысячи человек, царила атмосфера праздничности, воодушевления. Лишь только на сцене Дворца стали занимать свои места участники хора - четыре ряда певцов и перед ними группа музыкантов,- зал разразился аплодисментами.

Готовился выступать хор альпинистов, основанный еще в 1927 году. Председателя хора Курта Шлоссера фашисты зверски убили. В память о стойком борце хору присвоили имя Курта Шлоссера.

Среди самых почетных гостей на концерте был Валентин Васильевич Громов. Его встретили, как старого друга, с распростертыми объятиями. Немецким друзьям хотелось, чтобы Громов знал страницы истории хора. Ведь коллектив знаменит и своими революционными традициями и художественными достоинствами. В свое время, будучи хоровым отделением "Объединенного общества скалолазов", хор пел на вечерах, посвященных памяти Владимира Ильича Ленина, Карла Либкнехта, Розы Люксембург. Однажды на массовом митинге на велодроме выступил Эрнст Тельман, И ветераны хора - их осталось совсем немного - рассказали Громову о том, что они исполняли на этом митинге революционные песни.

- Посмотрите на наши награды,- обратились к Громову его друзья и показали несколько медалей ГДР, почетный знак общества дружбы ГДР-СССР, медали Болгарии, Югославии, различных художественных фестивалей. Естественным было желание хозяев поделиться радостями со своими друзьями, металлургами Москвы. Так давняя дружба нашла свое продолжение.

В понедельник мы работали в утренней смене. В выходной день печи и валы остывают. Для того чтобы металл шел без брака, все системы надо разопреть, привести в должную форму. Процесс этот деликатный, требующий от бригады, особенно от вальцовщика и сварщика, высокого мастерства, старания, знания всех капризов и валов, и печи, и металла.

В такие часы очень сложной, тонкой работы по наладке стана я впервые услышал Монгера. Довольно полный, с лицом, выбритым до синевы, в пиджаке, под которым была видна цветная жилетка, он размахивал правой рукой с зажатой в ней курительной трубкой и нещадно ругал Луку Овечкина. Монтеру показалось, что сварщик выбрасывает вальцовщику плохо прогретые листы, а это может привести даже к поломке дорогостоящих прокатных валов.

Лука был одним из старейших рабочих, начинавших осваивать мастерство в 1909 году, в ту пору, когда хозяин завода француз Гужон затеял листопрокатное производство и выписал вальцовщиков из Англии. Среди приехавших был и Монгер. Некоторое время Овечкин работал под его началом. На этом основании он считал, что имеет право на особые отношения с англичанином, и потому, когда началась схватка, применил в споре тот же лексикон, что и Монгер, с той разницей, что у англичанина слова были исковерканы, а Лука выдавал их с таким смаком, что те, кто слышал эту дискуссию, посмеивались, но так, чтобы Томас Монгер этого не заметил. Ему ничего не стоило выставить неугодного из цеха, и в таких случаях не только цехком, но и завком испытывали большие затруднения. Монгер не научился новому, а школа, которую прошел он сам, сводилась не только к ругани, но и к тычкам. Поэтому, когда возникали трудовые конфликты, в завкоме выбирали дипломатические ходы, чтобы уладить дело мирным путем.

В другой раз я увидел Монгера в воскресенье, когда в цехе велись ремонтные работы, шла точка валов День выдался очень морозный. Ощущение холода еще более усиливалось от стоп прокатанного остывшего металла, от чугунных плит пола. Томас Монгер сидел около стана, в котором медленно вращались валы, и орудовал резцами. Только он владел тайной обточки валов и выполнял эту операцию с ювелирной точностью. И как он мог достигать этого на таком холоде! Его грузная фигура согнулась, пальцы стали совершенно синими, лицо багровым. Он не выпускал изо рта трубку и, казалось, совершенно не замечал, что происходит вокруг. Так за работой провел он весь день, а утрам, в шеста, часов, снова был на ногах. Он шел через пролеты, властно осматривал печи, станы, проверял, как прочищены колосники, вывезен ли шлак. Впрочем, к такому распорядку начальника цеха привыкли -и ни у кого не вызывало удивления то, что он мог появиться в цехе и в два-три часа ночи! В таких случаях вальцовщики стремились особенно точно измерять прокат, подручные становились шустрей, а сварщики с напускной строгостью покрикивали на кочегаров - кому хочется, чтобы Монгер опять начал шуметь!

А вообще-то дела в цехе шли неважно. После долгой разрухи станы только начали пускать. Настоящих мастеров своего дела не хватало. Многие рабочие были связаны с деревней и уезжали то на религиозные праздники, то на крестьянские работы, особенно на сенокос, уборку урожая. И горько было видеть, как из-за нехватки рабочих рук останавливались станы, как росли из-за халатности чьей-то бригады стопы бракованного металла. Цех планы не выполнял, а металл так был нужен возрождающейся стране.

Весной 1929 года в Москве проходила XVI партийная конференция, Наш пропагандист Никита Коротин, худой, с темными кругами под глазами, собрал молодежь в красном уголке и вслух прочитал обращение конференции, призывающее рабочих и трудящихся крестьян развернуть социалистическое соревнование за выполнение плана первой пятилетки. Пишу и думаю: мы отмечаем пятидесятилетие с момента, когда началось социалистическое соревнование. Какие огромные перемены произошли за эти годы в сознании людей, как изменилось отношение к труду?! Работа на себя, на свое общество стала делом чести, славы, доблести, геройства. Качество труда человека главная ценность, главный критерий отношения советского гражданина к Родине, главный стимул, толкающий к овладению знаниями, к изобретательству, новаторству.

Обращению конференции предшествовала впервые опубликованная в "Правде" в январе 1929 года статья В. И. Ленина "Как организовать соревнование?". На одном из занятий политкружка Никита Коротин, картавя, читал нам выдержку из статьи:

"Социализм не только не угашает соревнования, а, напротив, впервые создает возможность применить его действительно широко, действительно в массовом размере, втянуть действительно большинство трудящихся на арену такой работы, где они могут проявить себя, развернуть свои способности, обнаружить таланты, которых в народе-непочатый родник и Хкоторые капитализм мял, давил, душил тысячами и миллионами".

Никита обладал природным даром пропагандиста. Это его высокое духовное качество определялось и той школой классового воспитания, которую он прошел в цехах завода Гужона. Представьте себе сегодня девятилетнего школьника, весело шагающего со своими сверстниками в школу. Вот в таком возрасте шагал Никита у Проломной заставы - только не с школьной сумкой, а с куском черного хлеба, и не в школу, а на завод: он работал на полировке жести, так же как и десятки его сверстников. Всякий раз, когда я пытался представить себе девятилетнего Никиту в черной, пропитанной машинным маслом сатиновой рубахе, шагающим по дымному цеху, среди раскаленных печей, грохочущих валов, меня охватывало чувство боли, тоски: было несправедливое, бесчеловечное в том, чтобы девятилетний ребенок шагал не по зеленой лужайке, а по чугунным плитам листопрокатного цеха. Как он мог все это выдержать?!

- Заметим некоторые слова Владимира Ильича,- негромко, глуховатым голосом, говорил Коротин.- Вот он пишет про таланты. А возьмите вы наш цех, хотя бы Васю Косматого. Да если он выпивать перестанет, за ним никто не угонится: ведь он на любом рабочем месте - артист!

А Буслаев? Про него в клубе прямо говорят: не будь он вальцовщиком, из него такой бы музыкант-баянист вышел - первый на всю страну! И что там говорить, Вася Буслаев и теперь на районном конкурсе приз получил.

Вернемся к работе. Почему у Александра Иванова или Гриши Руднева всегда план идет за сто с лишком процентов? Что они, двужильные? Ничего подобного, оба уже в годах. Все дело в том, что работают они с душой и в бригадах у них порядок - всегда все на месте, никаких прогулов.

Всем так и можно и нужно работать - тогда мы из прорыва вылезем,заключил наш пропагандист, и с его аргументами, при помощи которых он связал ленинскую речь с цеховыми делами и заботами, нельзя было не согласиться: все ясно, понятно, убедительно.

Говоря о прорыве, Коротин имел в виду выступление заводской газеты "Мартеновка", справедливо обрушившей на листопрокатку гнев критики. И когда на цеховом партийном собрании обсуждали это выступление, то пришли к твердому мнению - надо работать по-иному и, как призывает к этому партия, развернуть в цехе социалистическое соревнование.

Было раннее весеннее утро, когда после выходного дня на работу пришла первая смена. Сдержанно гудели печи. Высоко под потолком, чувствуя приход весны, хлопотали и возились голуби. Смазчики ходили с озабоченным видом, осматривали подшипники, готовили масленки. Мастера проверяли перед пуском станы. Вальцовщики, сварщики, складальщики стояли в первом пролете в чисто выстиранных рубахах. Так было заведено издавна - в понедельник прийти на работу в свежей рубахе.

В первом пролете раньше служили молебны. Теперь на том месте, где была икона, висели электрические часы. Безжалостно уродуя слова, Монгер говорил: - Надо, чтобы наш цех был первый во всей завод.

Стрелки часов показали ровно шесть. С мотора раздался пронзительный сигнальный звонок. Вздрогнули приводы - толстенные канаты. Огромный маховик, словно стряхивая с чугунных плеч пыль, качнулся. Перезванивая, двинулись муфты, соединяющие главную ось, запели свою песню валы. Листопрокатка двинулась в новый путь: тогда мы еще не могли представить себе, в какую гигантскую силу вырастет социалистическое соревнование.

А сейчас рабочие расходились с митинга по своим местам, и Коротин, стремясь перекрыть шум, кричал радостно и возбужденно:

- Всем докажем, что мы ударная бригада мирового пролетариата!

И эта газетная фраза в обстановке какого-то торжественного подъема прозвучала очень ярко, по-новому.

Монгеру было очень трудно. Соревнование он воспринимал по-разному. Конечно, было бы замечательно выбраться из прорыва и, наконец, справляться с выполнением плана. Это - главное. Но разве соревнование улучшит качество угля, заставит печи быстрей разогревать металл, прокатывать его в валах? Другое дело - точка валов. Пожалуй, мастер Сергей Ильин разумно рассуждает, когда говорит о том, что будет лучше, если, кроме Монгера, и кто-то другой постигнет эту тайну. Кто? Именно Ильин - у него способностей к этому больше, чем у других. Но опять-таки, если научить Ильина такому искусству значит перестать был монополистом?! Ну и что?! Не два века будет жить Монгер, всему когда-то приходит конец. Пусть Ильин и другие станут наследниками его мастерства.

И все-таки время показало, что цех стал работать лучше. В бессонные ночи Монгер искал ответ на вопрос: почему это происходит? Неужели на работу может всерьез повлиять стенная газета, которую стали выпускать комсомольцы? Или эта новинка - доска показателей с фамилиями бригадиров, на которой ежедневно писали цифры выполнения сменного задания. Или имеет значение товарищеский суд? Монгер зашел однажды в красный уголок и увидел, как здоровый рыжий детина стоял перед столом, накрытым красной материей, а члены суда отчитывали его за прогул так, что лицо его побагровело, а волосы на голове стали влажными от пота.

Странное состояние испытывал Томас Монгер. Впервые за свою долгую жизнь он вдруг необычайно остро почувствовал, что люди работают с радостью, что около доски показателей после каждой смены идут жаркие споры, что такой завзятый деревенский мужик, как Илюха Михалев, перестал ездить в деревню, чтобы не быть в прогульщиках. И когда предзавкома Новиков в красном уголке вручил цеху красное знамя за победу в общезаводском социалистическом соревновании и рабочие встретили эту торжественную церемонию радостными улыбками, Монгер вдруг ощутил, что сердце его словно сжалось от приступа молниеносной боли. Привычным движением он вынул из бокового кармашка цветной жилетки коробочку с нюхательным табаком и поднес щепотку к носу. Боль исчезла, но на глаза навернулись слезы, чего прежде с Томасом не было. Он достал из кармана знакомый всем рабочим красный носовой платок и, словно сморкаясь, вытер слезы.

Этой ночью Монгеру не спалось. Он поднимался с кровати, подходил к окну заводской квартиры и подолгу смотрел на розовые сполохи в окнах противоположных домов. Завод и ночью жил своей жизнью; пламя мартеновских печей отражалось в стеклах домов. Монгер, потомственный металлург, сын и внук листопрокатчика, начал работать в цехе сразу после его пуска. Сколько воды утекло с тех пор?! Не один раз появлялось в душе Монгера желание вернуться на родину, но какое-то глубокое чувство привязанности к этой рабочей окраине, к этим маленьким, невзрачным домикам, где жили гужоновские рабочие,- удивительно способные, добрые и дерзкие, хлебосольные и веселые,всегда удерживало его и помогало ему преодолевать тоску одиночества. А теперь вдруг и ощущение одиночества стало растворяться, исчезать. Для него это было странным,-но в этом памятном году, когда началось непонятное для него соревнование, он не стал упаковывать старинные коричневые чемоданы и не поехал в отпуск на родину.

Тем более неожиданным было для него все случившееся позже. Те, кто и теперь ловчил, стремился обманным способом получить бюллетень по болезни, разгильдяи, лодыри не могли принять социалистическое соревнование. Но попробуй, скажи об этой неприязни и даже враждебности вслух, когда победителей из цехов на первомайской демонстрации поставили в первые шеренги, а их портреты вывесили на Доске почета около проходной! Теперь-то к этому привыкли, а на заре соревнования это было событие исключительное, о котором говорили и в цехах, и на квартирах, и в семьях.

Рвачи избрали анонимки. На заводском собрании появилось письмо. В листопрокатке, говорилось в нем, две колонии - английская и русская. Если твоя рожа не понравится Монгеру, то какой бы ты ни был спец, все равно будешь последним. Анонимщик обливал грязью и цеховую ячейку - нашли, мол, за кого цепляться, за англичанина.

Хорошо помню то собрание, накаленную атмосферу, состояние исключительного психологического напряжения.

Дали слово Монгеру. Старый человек тяжелой походкой подошел к краю стола, оперся на него, хотел что-то сказать, - но только прикрыл глаза рукой. И все увидели - грозный, непоколебимый, не знающий ни усталости, ни спокойных ночей, Монгер плачет. И те, кто выступал после него, не подходили, а подбегали к трибуне, и их слова в защиту своего по классу Томаса вызывали бурю, полную поддержку.

Слово дали секретарю парткома Ивану Гайдулю, Он говорил, не подходя к трибуне, из-за стола, за которым сидели члены президиума.

- В письме поливают грязью вашего заведующего. Разве плох тот заведующий, который торчит в цехе по шестнадцать часов в сутки, сам идет работать на узкие участки, помогает вести подписку на заем индустриализации?! Этот человек,- лицо Гайдуля болезненно перекосилось,- не может сказать здесь перед вами ни одного слова - он плачет. Монгер - наш, родной нам человек. В обиду мы его не дадим, а за честный труд отблагодарим, как подобает.

Очень скоро завод узнал, что скрывалось за словами секретаря парткома. За ударный труд, активное участие в социалистическом соревновании Советское правительство наградило Томаса Монгера орденом Трудового Красного Знамени. Чрезвычайно интересная деталь: Монгер был третьим, кто получил эту высокую награду.

А орден Трудового Красного Знамени номер один получил вальцовщик Арсений Константинович Гладышев. Крупный телом, круглолицый, стриженный под машинку, Арсюша ходил вразвалку. Сил у него было столько, что с тяжелой сутункой он управлялся, словно играючи. В разгар работы он подбегал к чугунному корыту, в которое постоянно поступала вода из артезианского колодца, чтобы студить клещи, набирал в свои огромные ладони ледяную воду и обливал голову, шею, руки. За добрый нрав, отзывчивость все в цехе ласково звали его "Милехой" - такая за ним укрепилась кличка. На призыв о соревновании Арсюша откликнулся одним из первых. И если бы спросили, кто действительно отдает себя работе без всякого остатка, то, конечно, надо было бы назвать Гладышева. Ничто не происходит без причин. Мы давно заметили, что каждое выступление на собрании Арсюша заканчивал словами: "Да здравствует Советская власть!" Эти слова он выстрадал, они были его символом веры. Когда в Октябрьские дни надо было брать в Лефортове кадетские корпуса; или когда рабочий полк пошел на штурм Кремля; или когда надо было ехать в Ярославль на подавление белогвардейского мятежа,- всегда в составе бойцов оказывался доброволец Арсюша Гладышев. Как и Никита Коротин, он мальчишкой пришел на работу в цех. Удивительный оптимист, истинный пролетарский рыцарь, Арсюша ни в чем не знал ни сомнений, ни колебаний. И весть о начале социалистического соревнования он встретил словами: "Да здравствует Советская власть!" Ибо теперь главное состояло в том, чтобы хорошо и отлично работать, а кто же, как не он, Арсюша Гладышев, потомственный пролетарий, большевик, должен работать отлично!

Прошло два года, в течение которых листопрокатный цех ни разу не уступил свое первенство. А за границей "доброжелатели" в стремлении показывать жизнь советских людей в кривом зеркале усиленно распространяли слухи о принудительном труде в Советском Союзе. Такую клевету мог придумать только ум извращенный, безнравственный, неспособный понять красоту и прелесть нового труда - на себя, на свое отечество. Атмосфера капиталистического строя делает свое дело. Многие живут в этой атмосфере представлениями о том, что все в мире продается и покупается и нет ничего святого на нашей планете.

Когда-то новости из-за рубежа с трудом просачивались в домики рабочей слободы. Теперь все стало по-иному. Особенно перед вечерней и ночной сменами в красном уголке собирались листопрокатчики - и только и разговоров было о лорде Чемберлене и его кознях против нас, о китайских милитаристах, грозовых тучах в Германии, геройской борьбе горняков Рура за свои права. Европа вплотную приблизилась к Проломной заставе. Все стали политиками, каждый строил прогнозы, и все люто ненавидели капитализм. Сердце человека осталось тем же, но как много любви к людям труда, к братьям по классу за рубежом вмещало оно сегодня!

Очередное собрание листопрокатки состоялось в честь Международного женского дня 8 марта. Наши работницы пришли на это собрание в новеньких красных косынках - и в помещении стало особенно празднично, радостно. Да и есть чему радоваться: за первые два месяца нового года цех выполнил план на III процентов, и были все основания, работая такими темпами, выполнить пятилетку в четыре года.

А накануне собрания Никита Коротин, в котором постоянно незримо шел процесс осмысливания всего, что происходило вокруг, и профорг Миша Чернышев, очень деловой и скорый на работу, твердо решили, что надо дать отпор зарубежным клеветникам по поводу принудительного труда в Советской стране.

- В Международный женский день даже очень стоит высказаться об этом в полную силу,- рассуждал Чернышев.

- К тому же у нас есть что сказать. Зарубежный рабочий класс поверит нам. В наших руках, как говорит Гайдуль, и факты и логика,- подвел итог Коротин.

Перед окончанием собрания Чернышев зачитал письмо к прокатчикам жести и листового железа завода Круппа в Германии. Вместе со всеми рабочими и работницами поднял руку и Томас Монгер,

В письме говорилось, что листопрокатчики с возмущением протестуют против наглой лжи, которую распространяет за рубежом буржуазная печать. Мы добровольно, по своему желанию применяем социалистическое соревнование. А что такое это соревнование? В нем выражается трудовой подъем рабочих и крестьян. Мы смелой рукой подняли знамя великих работ и твердо решили создать новый быт, науку, новую, светлую жизнь.

Я перечитываю этот документ почти пятидесятилетней давности и нахожу в нем мысль удивительно глубокую, наполненную горячей любовью к своей Родине, злободневную и сегодня. "Мы заявляем,-писали листопрокатчики,-что нигде в мире нет такой подлинной свободы для человеческой мысли и труда, как в Советском Союзе!"

И еще несколько строк из этого письма, полных глубокого классового смысла хочется вспомнить сегодня. "Мы строим социалистическую промышленность и в корне переделываем старую деревню на основе коллективизации, говорилось в нем. Вот поэтому шевелится весь мир поработителей, господствующих спекулянтов, фабрикантов и торговцев человеческой кровью во имя бога и капитала".

Выражая волю рабочего класса всей страны, листопрокатчики утверждали, что против лжи и клеветы, против подготовки войны восстанет великая армия рабочих всех стран, интернациональная армия защитников пролетарской диктатуры.

Письмо заканчивалось приглашением делегаций рабочих заводов Круппа на первомайские торжества: "Приезжайте и посмотрите, как мы живем, как мы трудимся".

Прошедшие десятилетия показали полную правоту серпомолотовцев, выступивших, как подлинные интернационалисты. Такие, как Никита Коротин, приходили на занятия политкружков, на рабочие собрания и приносили с собой Сочинения Ленина-первое издание в светло-коричневом картонном переплете. И, говоря о ленинском учении, партийные пропагандисты делали понятными и близкими события истории, изо дня в день растили в людях понимание великой силы международного классового братства и дружбы. Теперь пролетарский интернационализм, за который голосовала листопрокатка полвека назад, вырос в могучую, непреодолимую силу. А тогда приезжавшего на родину в отпуск Монтера многие слушали с недоверием и многого не понимали: почему старого Томаса, по сути дела, рабочего, Советское правительство наградило орденом; как получилось, что бывший токарь Петр Степанов стал директором завода, где прежде хозяином был француз Гужон; что такое учебный комбинат завода и почему там рабочих учат бесплатно и они даже могут получить звание инженера; сам Монгер говорит, что мяса и масла не хватает,- почему же рабочие по этому поводу не устраивают демонстрации и не бастуют?

Томас отвечал на вопросы до глубокой ночи. Однажды неожиданно для себя он заметил, что, подтверждая свою мысль, он рубит по столу правой рукой точно так, как это делал Никита Коротин.

Когда расходились из кабачка на набережной, многие его слушатели теперь уже сами, иногда смутно, а иногда с полной ясностью, представляли, что появилась новая земля, в которой самое главное устроено по-другому.

Итоги второй мировой войны по-новому поставили международные проблемы. В истории человечества произошел коренной поворот. Советский Союз - ударная бригада мирового пролетариата, братский союз свободолюбивых народов одержал победы решающего значения. Все это выражает себя и в сегодняшних днях коллектива завода "Серп и молот".

Летом 1975 года в Польшу в составе делегации ветеранов войны приехал Василий Егорович Кудашов. По возрасту, он давно мог бы уйти на пенсию, но не хочет ветеран покоя. В электросталеплавильном цехе завода "Серп и молот" прошла половина его жизни. Здесь Кудашова знает, как говорится, и стар и млад.

Во время поездки товарищи заметили: плохо спится Василию Егоровичу, что-то его беспокоит.

- Нет в том секрета,- ответил Кудашов на вопросы товарищей.Развалины Варшавы я видел не на снимках. Нам пришлось участвовать в освобождении польской столицы. Сейчас я смотрю на город, и он мне представляется чудом, в дни войны мы видели здесь только груды битого кирпича, уцелевший дом невозможно было найти. Тысячи километров прошли мы с боями - и все выдержали. Много боевых товарищей оставил я здесь - и советских воинов и братьев по оружию, поляков. Навсегда сроднился я с ними, можно считать, с комсомольских лет.

Нити такой дружбы через годы войны тянутся к дням сегодняшним.

"Серп и молот" и "Гута-Варшава" - предприятия родственные. Дружба двух коллективов продолжается более двадцати лет. Пожалуй, не стоит говорить сейчас о товарищеской передаче опыта, взаимном обмене технической информацией и многих других деловых контактах. Все это стало само собой разумеющимся.

Речь пойдет о том, что особенно дорого,- идейных, духовных связях, полном родстве устремлений, исторических перспективах. Так велико это завоевание братских народов, такой силой наполняет оно всю нашу жизнь, что надо как-то по-особому говорить об этом.

Едет в Москву Шимон Хосбил, знаменитый металлург комбината "Гута-Варшава". Он не впервые в гостях у серпомолотовцев. С радостью встречает он среди друзей Анатолия Ивановича Петухова, Героя Социалистического Труда. Много общего в судьбе этих двух рабочих - русского и поляка. Оба пришли в цеха в комсомольском возрасте. Оба заслужили уважение, и почет своим трудом - только труд на общее благо возвышает человека в социалистическом обществе.

- Хороший дядька Хосбил,- говорит Петухов про своего друга,- он и трудолюбивый, и пытливый, и душевный - настоящий рабочий. Когда мы встречаемся, нам обоим радостно и приятно. Я чувствую себя в Варшаве, как в Москве, а Шимон чувствует себя в Москве, как в Варшаве.

Про все поездки не расскажешь, но об одной написать придется.

Осенью прошлого года в Москву пришло письмо. Приезжайте, сообщали польские друзья, хотим показать вам, как идут дела на нашей новой стройке.

Речь шла о новом металлургическом комбинате "Катовице". Он создается в крупнейшем индустриальном районе страны. Едешь в этих краях и всюду видишь угольные шахты, мощные предприятия тяжелой индустрии, со всей остротой ощущаешь какой-то необычайный, полный трудового напряжения ритм. Польша производит ежегодно около 16 миллионов стали. Комбинат "Катовице" рассчитан на выпуск 9 миллионов стали в год. Один этот комбинат будет давать более половины того, что дает вся металлургия страны сегодня. Приглашая московских друзей, металлурги Польши хотели поделиться своими радостями. Комбинат сооружается по последнему слову техники. Многие процессы полностью автоматизируются, широко будет применяться вычислительная техника, устанавливается специальное оборудование для очистки воздуха от пыли и поглощения шума.

На стройке работает большая группа советских специалистов во главе с Героем Социалистического Труда Д. Кузьменко. Общий объем поставок из Советского Союза для первой очереди комбината -170 тысяч тонн. Уникальное оборудование пойдет из Жданова, Свердловска, Краматорска, Днепропетровска.

Идет подготовка кадров для нового предприятия. Около тысячи металлургов проходят практику в Запорожье, Жданове, Липецке, Новокузнецке.

- Про вас мы не забываем, берем из вашего опыта все, что нам пригодится,- говорили польские друзья москвичам.

Поздним вечером, когда схлынул поток неотложных дел, секретарь комитета ПОРП Вальдемар Ковальский вновь рассказывал о комбинате,- о том, как работает на стройке шеститысячный отряд коммунистов, какой дружбой отмечена совместная работа советских и польских специалистов.

- Польская стройка стала для советских товарищей своей родной стройкой. Они дают молодежи замечательный пример пролетарского интернационализма. Это интернационализм реальный, действенный, умножающий силы нашего народа.

Да, трудовая перекличка людей приобрела теперь интернациональный характер.

Приближался VI съезд Польской объединенной рабочей партии (ПОРП) В те дни в Варшаву пришло сообщение. Бригада электросталеплавилыциков завода "Серп и молот" под руководством кавалера ордена Ленина Сергея Григорьевича Кокарева в день открытия съезда выдала сверх плана 50 тонн специальной высококачественной стали.

В канун XXV съезда КПСС из Варшавы на имя Л. И. Брежнева пришло письмо от бригадира шестой мартеновской печи завода "Гута-Варшава". Бригадир сообщал, что в честь съезда партии была выдана сверхплановая плавка стали марки III-15, предназначенной для отправки в СССР.

Ежегодно 22 июля польский народ отмечает праздник возрождения Польши. Чудесное это слово - возрождение. Польская Народная Республика переживает пору возрождения, расцвета. Прекрасна на берегах Вислы Варшава, с ее новыми магистралями, романтическим парком Лазенки, мощными современными предприятиями. Незабываем Краков, этот поистине музей без крыши. Суров и мужествен Гданьск с его портами, верфями, приморскими улицами, словно украшенными домами старинной постройки. Полон очарования Ольштынский край, изрезанный множеством рек и речек, по которым можно путешествовать в течение всего лета, где в лесах может порадоваться обильному сбору грибов самый искушенный грибник. Изумительны вечера в Польше, когда можно насладиться бессмертной музыкой Шопена в Желязовой Воле, услышать творения и Монюшко и современных композиторов в оперном театре Варшавы, побродить по Старому Мясту, посидеть за чашечной кофе.

И весь этот новый, более совершенный, более разумный мир создан руками польских тружеников. Естественно, что день возрождения Польши самый большой праздник польского народа. Нам пришлось наблюдать его в одном из старейших польских городов, Люблине. Сюда приехали рабочие предприятий, крестьяне, представители интеллигенции. Люди с раннего утра заполнили площади и улицы. Особенно много было молодежи. Юноши и Девушки в красивых национальных костюмах вызывали общее восхищение. Выстроившись в длинные шеренги, они шли по улицам города с песнями и танцами. И всюду - цветы: на окнах домов, на балконах, на улицах. Цветами были украшены транспаранты, портреты знатных людей.

Город, как и вся страна, ликовал до поздней ночи - праздник возрождения!

А что же на заводе "Серп и молот"? Тоже праздник - металлурги отмечают его, как знаменательную дату истории. В заводской газете - рассказ о новой Варшаве. У комсомольцев - "Огонек" с участием польских гостей. Во Дворце культуры - торжественный вечер.

Настоящие друзья встречаются не только от праздника до праздника.

В Москве к своим товарищам-кинематографистам приехали Беата Тышкевич и Ежи Кавалерович. Наши зрители хорошо знают этих мастеров. И вот раздается телефонный звонок:

- Дорогие друзья! Вы знаете, мы сейчас в Москве. Очень хотим побывать у вас.

Если вы видите оживление у входа во Дворец культуры, то, значит, будет что-то интересное. Когда приехали польские гости, в зал трудно было войти.

Дипломатическая служба хранит немало традиций, условностей, освященных столетиями. Но и в этот совершенно особый мир проникает новое, продиктованное новыми отношениями между братскими социалистическими странами. Закончив свою службу в Москве, возвращался на родину посол Польской Народной Республики Ян Птасиньский. Дипломатический протокол требует, чтобы по этому поводу посол нанес прощальные визиты правительству страны пребывания, своим коллегам из других стран. В списке посещений у посла на одном из первых мест значился завод "Серп и молот". Впервые после многих встреч с послом грустными были в этот день и металлурги, и Ян Птасиньский. Еще бы - его видели не только за столом президиума, но и в цехах, за дружескими беседами со сталеварами и вальцовщиками.

На смену Птасиньскому прибыл Зенон Новак, один из популярных деятелей народной Польши. Он тоже узнал сразу дорогу на завод и вошел в семью московских металлургов, как давний и хороший друг.

Завод "Серп и молот" сегодня предприятие по производству исключительно высококачественных сталей. В сложнейших летательных аппаратах, в тончайших хирургических инструментах, в мощных океанских кораблях, в автомобилях и телевизорах - во всем этом есть частица труда, знаний, упорства, выдающегося мастерства московских металлургов.

Не будем увлекаться технологией. Тончайшая сталь - в лист писчей бумаги,- неуязвимая для самых низких и чудовищно высоких температур, способная соперничать с самой стойкой броней, создана трудом ученых и рабочих на заводе у заставы Ильича. Этот адрес, кстати, известен многим странам мира. "Серп и молот" - это качественные стали.

Но такое определение никак не исчерпывает характеристику завода. Здесь выплавляется не только металл. Здесь выплавляются изумительные характеры, рождаются прекрасные судьбы. Словно добрый и могучий сказочный великан, рабочий коллектив несет всему обществу свет и тепло, заряжает всех духом творчества, революционной энергией. При всем уважении к школе, вузу можно утверждать, что рабочий коллектив - самая прекрасная школа для тех, кто вступает в жизнь. И, может быть, толкуя о профориентации, мы недостаточно раскрываем перед молодежью неисчерпаемый творческий потенциал, заложенный в рабочем коллективе, все богатство духовной жизни завода, широту его интересов. Беседа о профессии - это речь не только о ремесле, это речь о высокой миссии рабочего класса.

В тридцатых годах на заводе "Серп и молот" открылся учебно-производственный комбинат. Какое великолепное здание построили для него! В просторных аудиториях все сверкало, поражало удобством, оборудованием, В многочисленных кабинетах было солидно и строго: шкафы, заполненные приборами, столы для опытов, широкая, во всю стену черная доска, на которой запросто умещалась самая сложная формула.

Комбинат особенно выигрывал на фоне заводского клуба - бывших бараков для немецких военнопленных, уцелевших от времен войны 1914-1917 годов. Помещение всячески приспосабливали, реконструировали, но барак остался бараком. Сравнивать его с учебным комбинатом - примерно то же самое, если сравнивать старую колымагу с современным автомобилем.

Шли годы, комбинат набирался сил, опыта. На его базе стал работать Московский вечерний металлургический институт. Когда появились развивающиеся страны, в Индию, Египет, Гвинею, Алжир из института поехали научные работники, чтобы помочь металлургической промышленности. Среди них был и кандидат технических наук А. С. Зубрев.

Надо было знать, куда едешь,- и Зубрев взялся за книги. Подумать только, удивлялся он, больше ста тридцати лет, вплоть до 1962 года, Алжир оставался колонией Франции. Страна с населением в 16 миллионов человек десятилетиями трудилась ради обогащения империалистов.

Став независимым, Алжир принялся за развитие национальной промышленности. Так близ города Аннаба появился металлургический завод. Теперь он расширяется. С помощью Советского Союза здесь строится доменная печь, сталепроволочный цех, реконструируются действующие цеха.

Вот сюда, в Аннабинский университет, и приехал в качестве преподавателя А. Зубрев.

- Вы у нас не первый,- сказали ему радушно.- Во всех наших четырех университетах, в вузах, профучилищах работают советские преподаватели.

Алжирский технический язык еще не был создан. Учебников и учебных пособий недоставало.

- Конечно, работать в таких условиях очень трудно,- рассказывает Зубрев,- но нас, преподавателей, радовало, с каким старанием и упорством учится алжирская молодежь.

Прошло более двух лет. Настал день, когда университет торжественно отметил первый выпуск инженеров, в том числе и металлургов.

Наши специалисты вспоминают:

- Радость у всех была преогромная. Если и в наших условиях окончание вуза молодым человеком - событие, то в условиях Алжира в каждой семье это воспринимается буквально как фант исторический. День выпуска первых специалистов стал главным событием, праздником всего города. Мать одного из выпускников сказала:

- Я готова пешком пойти в Москву, к заставе Ильича, чтобы поклониться вашему заводу за счастье наших детей.

В 1962 году, к моменту завоевания независимости, в стране было лишь восемь алжирских специалистов с высшим образованием. Сейчас в республике подготовлено более 20 тысяч дипломированных специалистов. В вузах учится около 50 тысяч студентов.

Прекрасна духовная жизнь завода.

Дворец культуры - это средоточие многих и многих видов, форм художественного творчества. Если у тебя есть способности и желание, тебе помогут их проявить. Более пятидесяти лет насчитывает народный театр драмы. Чуть ли не целую библиотеку составляют Почетные грамоты, дипломы, отзывы, полученные духовым оркестром. Без него не обходится ни одно торжественное событие. Оркестр многократно участвовал в сложнейших конкурсах и выходил победителем.

Гордость завода - народный театр балета. Его представления москвичи могли видеть даже на сцене Дворца съездов в Кремле. Если вдуматься, то в самом деле встречаешься с парадоксом: металлургический завод - и искусство балета.

Много лет работает на заводе литературное объединение "Вальцовка". Здесь слышали Александра Серафимовича, Александра Фадеева, Алексея Суркова, Михаила Исаковского. Четырнадцать участников литобъединения стали членами Союза советских писателей: Яков Шведов, Юрий Прокушев, Николай Флеров, Григорий Люшнин, Александр Филатов, Михаил Рощин.

И вот однажды мы подумали: а почему бы не создать строго документальный фильм, посвященный духовной жизни завода, творческим устремлениям сталеваров, прокатчиков, слесарей? Сказано - сделано. Кинематографисты Центральной студии документальных фильмов помогли, - и появилась картина. "Как-то ее встретят?" - переживали на заводе.

Приехали на завод иностранцы. В порядке ознакомления с предприятием им показали фильм. Потом началась беседа в заводоуправлении. Оттуда секретарь парткома Евгений Николаевич Соколов вернулся поздно.

- Во всем фильм виноват,- широко улыбаясь, сказал он.- Пожалуй, часа полтора гости с изумлением расспрашивали о том, как происходит на заводе, по их мнению, такое чудо.

То, что было для зарубежных зрителей чудом, для завода стало неотъемлемой частью бытия. Одни увлекаются декоративными аквариумными рыбками, - и кинозритель видит сказочные картины подводного царства в заводском клубе аквариумистов "Нептун". Здесь по стенам выстроились десятки аквариумов различной величины, и в них вы можете наблюдать обитателей южных и северных морей, рек и озер.

Стихия других - художественное творчество. Только что перед вами была крановщица в рабочем комбинезоне, прокатчик, утирающий пот со лба, лаборантка, склонившаяся над пробирками. А в других кадрах фильма перед вами предстают те же герои как исполнители классического и народного пения, драматические актеры, участники балетного представления.

Мы получили справку из Совета Обществ дружбы. В ней сообщалось, что фильм озвучили на 46 языках и разослали в десятки стран Азии, Африки, Европы, Латинской Америки. Стали поступать отзывы, среди них - письмо из Италии. В нем сообщалось, что фильм демонстрировался в школах, институтах, культурных центрах и пользовался большим успехом. В Риме по просьбе учащихся фильм показывали повторно. Картина постоянно находится в прокате и всегда вызывает большой интерес. Мы даже не предполагали, говорят многие зрители, что на советских заводах идет такая яркая духовная жизнь. Художественное творчество рабочих, показанное в фильме, вызывает восторг.

Вот реальный вклад заводского коллектива в дело духовного обмена культурными ценностями, пропаганда советского образа жизни, укрепления дружбы и взаимопонимания между народами. Такую миссию коллектив выполняет постоянно. Народный театр балета побывал во Франции, Бельгии, Дании, Финляндии. "Два часа танца и радости" - так писал о его выступлениях французский журналист. А потом во Дворец приехала группа деятелей французского театра, чтобы познакомиться с опытом народного театра балета. Для нас такой театр - полная неожиданность, говорили гости.

Это было 10 октября 1974 года - день очередного занятия "Вальцовки". Один из ее активных участников, котельщик Яков Челноков, пришел раньше обычного. Потому и получилось, что его попросили поехать в Дом литераторов, чтобы проводить на завод французского писателя Роже Шатоне. Знакомство завязалось быстро. По просьбе гостя котельщик прочел ему свои стихи. Шатоне рассказал о себе. Он родился в предместье Бордо, в семье кузнеца. В годы фашистской оккупации был отправлен на принудительные работы в Германию. Спасли его советские солдаты.

На занятия "Вальцовки" приехали с опозданием. Гость извинился.

- Дорогие друзья, я никогда не опаздываю. Но во Дворце нам показали такой захватывающий фильм о художественной жизни завода, что я и сейчас не могу прийти в себя от увиденного.

Так было положено начало переписке между Яковом Челноковым и Роже Шатоне, продолжающейся уже шестой год. В одном из последних писем Шатоне приветствует своего друга, особенно восхищаясь тем, что он успешно изучает французский язык.

- Хотелось, чтобы у нас был непосредственный контакт, чтобы можно было некоторые французские страницы читать в подлиннике,- так объяснил мне Яков Челноков свое стремление изучать французский язык.

Обращаясь с просьбой к своему другу - прислать несколько стихотворений для публикации в журнале "Европа", Шатоне сообщил, что редакция журнала согласна с такой идеей. Надо, писал Шатоне, "поговорить с читателем о дружбе с рабочим человеком Москвы, который не только рабочий, но и человек, нашедший свой путь в область поэзии. Это знаменательно для свободной страны, и это сливается с политической борьбой за освобождение всего человечества. Для нас во Франции это вопрос вопросов".

Расскажем еще об одной встрече. В начале 1977 года на завод приехал Митава Гупта, один из крупнейших специалистов, изучающих творчество Рабиндраната Тагора. Сын учителя, Гупта изучал в колледже точные науки. Но поэзия, литературное творчество одержали верх - Гупта стал поэтом, исследователем творчества великого Тагора, он собирает о нем материал по крупицам, буквально всюду.

Но откуда же на металлургическом заводе могут быть материалы о Тагоре? Поэт в 1930 году приезжал в Советский Союз. В Москве 14 сентября 1939 года он посетил детскую коммуну, над которой шефствовал завод "Серп и молот". Здесь бывший беспризорник Саша Филатов прочитал Тагору свои стихи. Этот момент запечатлела фотография, - и это стало канвой воспоминаний о гениальном сыне индийского народа, о сегодняшнем дне Советского Союза и Индии.

Есть еще много путей, связывающих завод, молодежь с зарубежными странами и народами. Один из них - туристские поездки.

- Теперь таких поездок много, только успевай оформлять,- рассказывает мне Виктор Иванович Дюжев, Герой Социалистического Труда, активный деятель завкома.

При этих словах Дюжева я вспоминаю такое событие, как поездка Вани Романова на теплоходе.

Словно уловив мою мысль, Виктор Иванович продолжает: - А почему не ехать? Посмотреть другую страну, особе" но молодым людям, и важно и интересно. Препятствий к поездкам нет,-(конечно, преимущество мы даем тем, кто хорошо работает, и люди считают это правильным. А расходы на путешествия нашим рабочим даже вполне посильны - заработки в цехах приличные.

Куда едут? Конечно, многие хотят посмотреть, как живут в братских социалистических странах, чему-то поучиться, что-то сравнить. Едут и в капиталистические страны, особенно в те, где много ярких исторических мест, художественных ценностей. Вот, скажем, старший инженер И. Гутнова, экономист С. Дербунович двинулись в Италию. С какой целью?

- С Италией мы ведь знакомимся в далеком детстве. Нашим другом становится Буратино; потом нам рассказывает о своей стране Чипполино. В старшем возрасте наше воображение волновали подвиги Спартака. Потом пришли сказки Горького об Италии, И полотна Брюллова, великих итальянских художников дополняли впечатление. Италия так и представлялась, нам страной лазурного моря, ясного неба, украшенная, творениями великих художников и скульпторов.

Вернувшись на Родину после восьмидневного путешествия по Италии, И. Гутнова и С. Дербунович опубликовали в заводской газете "Мартеновка" рассказ о своем путешествии. Очень живо, с характерными деталями описывают авторы свои впечатления. Они восторгаются такими великолепными творениями, как собор Святого Петра в Риме - свидетельство гениальности Микеланджело.

Они сумели уловить главное, чем характерна знаменитая галерея Боргезе. Восторг вызвали у них картины Рафаэля, полотна Тициана, скульптуры Кановы.

Сдержанно, с тактом рассказано про Ватикан, расположенный в центре Рима, на одном из семи холмов,- история его рождения, права римского папы и то, как он избирается главой Ватикана. Путешественники были очарованы Венецией - этим удивительным городом. Однако ни нарядные гондолы, ни традиционные гондольеры не могли скрыть теневые стороны жизни Венеции: грязные каналы, по которым плывет мусор, мрачные дворы, завешанные бельем на протянутых веревках. И далеко не все совпадает в действительности с яркими фотографиями, рассчитанными на туристов. Пусты магазины, где товары не по карману рядовому итальянцу. Вызывает чувство острой боли вид безработных, обросших, плохо одетых.

У советских людей сложился свой образ жизни, свои нерушимые традиции. Для нас Первое мая - прекрасный праздник труда, борьбы, свободы. Все мы привыкли к этому с детских лет и праздничное майское утро встречаем с особым чувством. Выходишь из дома - и тебя охватывает свежесть весеннего утра, когда солнце уже поднялось, осветило нежную зелень распускающихся листьев, осушило только что политый асфальт улиц. Дома оделись в алые стяги, украсились красными флагами, помолодели. С каждой минутой улицы все больше заполняются людьми, становятся тесными. И вот уже грянули оркестры, над головами демонстрантов поднялись знамена и флаги. Всех охватывает чувство гордости и радости за такой прекрасный день, за то, что вокруг каждого столько друзей и товарищей, за то, что в эти часы вся страна вышла на улицы и площади городов и сел и все живут одним большим чувством, одной дерзкой, воплощаемой в действительность идеей переустройства мира на новых началах.

Странным было для наших путешественников оказаться в день народного праздника в чужой стране, во Флоренции. Непривычным было то, что Первого мая только на одной из площадей состоялись митинг и демонстрация в честь международной пролетарской солидарности.

Всем не терпелось попасть в Болонью, где Коммунистическая партия Италии является руководящей. Болонья - крупный промышленный центр металлургии, пищевой, фармацевтической, мебельной промышленности. Здесь металлурги, как говорится, отвели душу. Итальянские коммунисты затеяли товарищеский ужин, где было так радостно и по-товарищески, где звучали любимые, близкие и для русских и для итальянцев песни.

Вот как закончили свой отчет И. Гутнова, С. Дербунович: "Когда после такой поездки возвращаешься в Москву и трасса Ленинградского проспекта выносит тебя к центру, к площади Свердлова, и ты видишь вечерний, светлый город с просторными улицами, огромными площадями и домами, невольно возникает мысль, что наша Москва - самая красивая и близкая сердцу советских людей".

В капле воды отражается луч солнца. В эпизодах поездки металлургов в Италию отражаются великий дух культурной революции в нашей стране, рост советского человека, его чувства пролетарского интернационализма.

Подручный сталевара К. Рогов и бригадир комсомольско-молодежной бригады вальцетокарей Г. Бутов в составе туристской группы решили отправиться в Соединенные Штаты Америки.

Стоял февраль, но Вашингтон встретил туристов теплой, бесснежной погодой.

- Удалось посмотреть многое. Побывали в поместье Георга Вашингтона, осмотрели картинные галереи, видели памятник американским солдатам, погибшим во второй мировой войне,- и снова вспомнили, что победа над гитлеровцами стоила нашей Родине двадцати миллионов жизней.

Так рассказывал после возвращения домой Г. Бутов. При всем уважении и внимании к науке, искусству комсомольца интересовало и то, как живет молодой американец, каков его образ мыслей. С удивительной цепкостью улавливал комсомольский бригадир наиболее характерное, сопоставляя это характерное с условиями жизни своих сверстников у себя на Родине.

Вот, к примеру, американская школа. В США нет общей программы для всех школ. В каждом штате есть свои программы, заметил для себя Бутов. В выпускных классах начинает действовать принцип специализации. Примерно 70 процентов от общего числа учащихся готовятся к работе на производстве; другие предполагают продолжать обучение в университетах и колледжах.

Если значительная часть готовится работать на производстве, возможно, это и неплохо, снова отметил для себя Бутов. Однако обучение, за которое надо платить 800 долларов в год, а для приезжающих из других штатов - до тяти тысяч долларов,- для людей труда не по карману.

Отправились в женский колледж, где изучают русский язык. Сразу началась схватка.

Бутов объяснил, как он работает, что означает должность бригадира. Слушатели с долей сомнения отнеслись к тому, что он- рабочий. - А вы? спросили они Рогова.

- Я - подручный сталевара,- ответил он и этим вызвал еще большее удивление, чем Бутов.

- Сколько у вас платят за обучение? - спросили девушки. - В нашей стране обучение бесплатное. Удивление и молчание были ответом на эту оправку. Таким же удивлением была встречена информация о том, что на советских предприятиях рабочим оплачиваются государством дни болезни.

Потом разговор перекинулся на литературные темы. Оказалось, что воспитанницы колледжа не имеют никакого представления о Шолохове, Фадееве, о представителях другого поколения - Шукшине, Айтматове, Валентине Распутине. Не нашел продолжения и затеянный нашими металлургами разговор про Теодора Драйзера, Джека Лондона, Марка Твена. Лишь одна девушка вроде бы невпопад и наивно, если не сказать более, грубо, удивленно воскликнула: - Откуда вы вер это знаете? Девушка, как и ее подруги по колледжу, не представляла, что на заводе "Серп и молот" библиотека насчитывает десятки тысяч томов и для того, чтобы лучше обслуживать рабочих и членов их семей, решили самостоятельно создать еще и детскую библиотеку. Про другой арсенал, связанный с духовной жизнью рабочих, и говорить нечего. Откуда было колледжу знать про Дворец культуры и клуб аквариумистов "Нептун", про спортивные залы и музыкальные классы, про народные театры завода и ансамбли гитаристов.

Наши серпомолотовцы чутко реагировали на то, что было для них непривычным. Вот что они заносят в свои блокноты. "В Нью-Йорке поднимались на 102-й этаж одного из зданий, чтобы посмотреть город небоскребов. За это надо платить. Смотрели фильм "Землетрясение" (билет на балкон стоит три с половиной доллара).

Были на спектакле Национального балета (билет тоже на балкон - семь с половиной долларов)". Вот продолжение записей,

"Наш завтрак обходится фирме в два с половиной доллара, обед и ужин по шесть долларов.

За переезды через мост, туннель, границы надо платить. За опоздание на стоянку автомашин штраф бывает до двадцати пята долларов". Характерны и другие записи.

Состоялась экскурсия на завод "Зингер". Обошли много цехов, записывает Г. Бутов. Обращала внимание, подчеркивает он, очень строгая дисциплина на рабочих местах.

Весь транспорт и в Вашингтоне и в Колорадо-Спрингс - частные машины. Метро в Вашингтоне только строится: трамваев, автобусов, троллейбусов нет.

Усилиями миллионов и миллионов человеческих рук строится прекрасное здание пролетарского интернационализма. Теперь его идеи несут и отстаивают рядовые труженики во всех странах мира,

Какие-то явления в жизни общества меняются со сказочной быстротой. Какие-то процессы совершаются необычайно медленно.

Идеи пролетарского интернационализма за немногие годы получили гигантское развитие, обогатили сознание трудящихся, обратились в конкретные дела, стали движущей силой истории. Нынешнее развитие человечества, всемирной истории невозможно представить без могучего поступательного движения теории и практики пролетарского интернационализма. Будущее планеты не во вражде наций и племен, а в их единении во имя того, чтобы победа всегда оставалась за силами мира, демократии, прогресса.

Мы призываем новые поколения следовать ленинскому учению, во всем оправдывать имя Ленина.

Много лет подряд книги Ленина, по данным ЮНЕСКО, по числу изданий занимают первое место в мире. В этом свидетельство величия и силы ленинских идей. Нельзя быть современным человеком, если не прикасаться к ленинскому учению. Наш молодой современник призван учиться у Ленина всю жизнь.

В этом нет никакого преувеличения.

Ленин вернулся в Петроград 3(16) апреля, в 23 часа 10 минут. Четвертого апреля около 12 часов дня он приехал в Таврический дворец на собрание большевиков - участников Всероссийского совещания Советов рабочих и солдатских депутатов. Хроника сохранила для нас трогательные подробности. Владимир Ильич встречается с бывшим депутатом IV Государственной думы большевиком Ф. Н. Самойловым, спрашивает, как он перенес ссылку; встречается с московским рабочим И. В. Присягиным.

На собрании Ленин выступил с тезисами, ставшими знаменитыми и вошедшими в историю под названием Апрельских. В них содержался план перехода от буржуазно-демократической революции к революции социалистической. Один из пунктов тезисов предлагал обновление Интернационала. Ленин связывал задачи социалистической революции в России с задачами международного рабочего класса. Ленин был интернационалистом.

Ленину были свойственны мужество, храбрость. Накануне Великого Октября, особенно после известных июльских событий, контрреволюция учинила за Лениным настоящую охоту отдавались самые суровые приказы: арестовать Ленина, пре дать суду, доставить живым или мертвым, поступить с ним так, как поступают с тем, кто пытается бежать.

Ленин вынужден скрываться. Квартиры питерских рабочих. Шалаш за озером Сестрорецкий Разлив. Ялкала, Лахти, Мальм, Гельсингфорс (Хельсинки), Выборг, вновь Петроград - такова география последнего подполья Владимира Ильича. Партия надежно укрыла Ленина.

Поразительно, с каким мужеством выдерживал Ленин выпавшие на его долю испытания. Из подполья он продолжал руководить всей работой Центрального Комитета.

"Все будущее русской революции поставлено на карту. Вся честь партии большевиков стоит под вопросом. Все будущее международной рабочей революции за социализм поставлено на карту".

Так писал Ленин в статье "Кризис назрел". Заметим еще одно обстоятельство - совершенно необычайную, кипучую даже в условиях смертельной опасности деятельность Ленина,- заметим для того, чтобы предостеречь себя, особенно в молодые годы, от инертности, равнодушия. За четыре месяца подполья Ленин написал более 60 произведений. Значение этих работ определяется тем, что на их страницах Ленин изложил теорию социалистической революции, доказал, что большевики не только могут взять власть, но и в состоянии удержать ее, спасти страну от грозящей катастрофы, привести ее к победе социализма.

Вот поразительный документ - свидетельство революционного оптимизма, личной храбрости и мужества Ленина. В дни, когда агенты контрреволюции буквально охотились за Лениным, он писал сестре М. И. Ульяновой "...засел за работу о государстве, которая меня давно интересует".

Какая же это была работа? О чем думал Ленин, чем был занят в те дни? Какая работа о государстве давно его интересовала? Речь шла о книге "Государство и революция", которая была сразу принята на вооружение международным рабочим классом. Теперь она выдержала почти 300 изданий в Советском Союзе и за рубежом.

Великое наслаждение - копаться в архивах, книгах. Вдруг, например, обнаруживается, что конкретный исторический факт стал легендой, повторяющейся в разных вариантах.

- А вы знаете, как Ленин на себе автомобиль тащил? Как в него бандиты стреляли, но не попали, а когда узнали, что перед ними Ленин,- разбежались, а пистолеты от страха уронили?

Так возле школы на шоссе Энтузиастов допытывался ответа у седоголового дядьки шустрый мальчуган, в широченных и длинных не по росту брюках, с ранцем за плечами, в редкостной по нынешним модам фуражке с лаковым козырьком.

Есть ли в этом правда?

На одном из заводских вечеров старый рабочий-гужоновец Василий Егорович Объедков рассказывал о том, как он увидел Ленина на рабочей окраине, неподалеку от Главных вагонных мастерских Московско-Курской железной дороги. Мастерские располагались за заставой, на Владимирском шоссе. Представьте себе покрытую щебенкой дорогу, вдоль которой тянутся двухэтажные и одноэтажные деревянные домики с трактирами, чайными, бакалейными лавками,- это и будет Владимирское шоссе, та самая Владимирка, по которой угоняли в Сибирь по этапу ссыльных. Владимирке посвятил одно из своих полотен Левитан: скрытая серым туманом, уходит вдаль угрюмая, тоскливая лента шоссе.

Объедков возвращался с работы с двумя своими товарищами. Погода стояла дождливая. Многочисленные выбоины, колдобины залило водой, шоссе размокло. Особенно на подъемах лошади выбивались из сил, и ломовые извозчики орали истошными голосами и зверски били кнутовищами несчастных животных.

Когда подходили к Рогожской заставе. Объедков увидел легковой автомобиль. Машина застряла в грязи, около нее хлопотал шофер; ему помогал, по всей видимости, пассажир, невысокий, коренастый. Объедков пристальней вгляделся. - Братцы, да ведь это же Ленин! - Верно, он! - сразу вскрикнули двое. Рабочие бросились к машине.

- Садитесь, Владимир Ильич, мы мигом справимся. Но Ленин и на этот раз был верен себе. Вместе со всеми он трудился, вытаскивая машину из грязи.

Все остальное, о чем допытывался школьник у седоголового пенсионера, явилось уже легендой - она родилась из представления о Ленине, как об удивительном герое.

Праздничные дни 60-летия Великой Октябрьской социалистической революции. В докладе на юбилейной сессии Верховного Совета СССР 2 ноября 1977 года Л. И Брежнев от имени всей Коммунистической партии, всего советского народа подвел исторический итог шести десятилетий: "Мы выстояли, мы выдержали, мы победили".

Звоню сыну Никиты Коротина. Алексея не застаю, берет трубку его сын.

- Папа уехал к дедушке. Его вчера поздравляли как участника Октябрьской революции: вы, наверно, знаете, ведь он Ленина охранял.

Еще бы не знать!

В коллектив завода мы вступили в начале 1925 года молодыми парнями. Все было овеяно духом революционной романтики, на всем лежал отсвет Великого Октября, гражданской войны, невероятно тяжелой борьбы с разрухой. И рассказы о том, что было вчера - как в Лефортове выбивали засевших в кадетских корпусах офицеров, как уходил рабочий полк на подавление восстания, как Каплан стреляла в Ленина и рабочие хотели ее растерзать,воспринимались с исключительной остротой.

- Это дело было в восемнадцатом году, в конце июня,- неторопливо, глухим, прокуренным голосом рассказывает в красном уголке Никита Коротин. В помещении тихо, только где-то за кипятильником шуршат тараканы.

- Был я взводным пулеметной команды. Вечером вызывают нас командир нашего 38-го рабочего полка Рогожско-Симоновского района Логофет и комиссар Моисеев, старый большевик. Логофет говорит: завтра Ленин будет выступать, вот вам задача - стоять в охране. У вас есть наганы. Вы их не показывайте, а спрячьте в карманы. Но будьте готовы, и в случае чего - смерть гадам! Задача ясная,- ответили мы. На другой день, 28 июня, пришли к вечеру на митинг Рогожского района, в Советский сад на Большой Семеновской. Часов около шести приехал Владимир Ильич. Собралось, наверно, не меньше трех тысяч человек. Мне досталось стоять около самой трибуны, и я Ленина видел, вот как тебя,- обращается Никита к своему соседу за столом Геннадию Бебчуку, секретарю комсомольской организации нашего цеха.- Стою, а наган из руки не выпускаю, помню наказ Моисеева. Ручку нагана так сжал, что чувствую - вся ладонь потом покрылась.

В тот же день, 28 июня, Ленина слышат на митинге рабочие завода АМО (ныне завод имени Лихачева). После выступления он осматривает цехи завода, беседует с рабочими.

Еще позже Владимир Ильич выступает на митинге рабочих Замоскворецкого района. Вновь он говорит о гражданской войне. Победа социалистической революции в России - это победа международного пролетариата. Надо выстоять!

Драгоценные крупицы истории, свидетели того, как тянулся Ленин к рабочим коллективам, как любил бывать в рабочей среде.

Рогожскую заставу, где расположен завод, теперь называют заставой Ильича. И в этом названии есть свое, особенно близкое, задушевное, родное.

Нередко в домах металлургов свет гаснет лишь поздней ночью, когда улицы погружаются в тишину. В эти часы глубокой сосредоточенности человек склоняется над письменным столом, над ленинским томом, и страницы великого учения классовой правды открывают перед ним новые перспективы; от заставы Ильича он видит и все континенты, и бесконечные фронты классовых битв, и все новые точки на земном шаре, над которыми плещутся красные стяги социалистической революции, знамена национально-освободительного движения.