"Заклинатель дождя" - читать интересную книгу автора (Строганов Михаил)

Глава 4 ДУРАКОВ НАДО УЧИТЬ

Первоапрельское солнце скользило по небу, то и дело скрываясь за прерывистыми цепями облаков. Окольными путями добираясь до школы, Иван наблюдал за «спотыкающимся солнцем», представляя, как на небе преломляются и увязают золотые лучи в их белесой воздушной пелене.

Со смерти отца и переезда в Немиров не прошло и полугода, а Иван уже не мог просто собраться и бегом отправиться на занятия. Теперь стало необходимо побродить по улицам и подворотням, чтобы после удалось вытерпеть повторяющийся изо дня в день тупой и однообразный спектакль под названием «школьная жизнь».

Здесь царил дух равнодушия и холопства, а всем заправляли кулаки подростковой банды. Сама жизнь немировских школьников напоминала пребывание в стае, но не волчьей, где себя можно почувствовать Маугли, а в стае дворовых псов – трусливых, озлобленных, готовых прислуживать за подачку. Поэтому любой мало-мальски сообразительный ученик быстро понимал, что здесь требуется от него для комфортного пребывания. И появление в классе вольнолюбивого и независимого Храмова вызывало одинаково нескрываемое раздражение и школьных «господ», и школьных «рабов».

Уже подходя к школе, в глубине двора Иван увидел толпящихся школьников. По их возбужденным крикам догадался, что снова наставляют «на путь праведный» Алешку Балабанова, который был бельмом для всех школьных обитателей.

Протискиваясь сквозь плотное кольцо курток, Иван не смог пройти мимо избиения как ни в чем не бывало. Решил ослушаться мать, просившую никогда и ни во что не вмешиваться. Если стая чувствует себя безнаказанной и сильной, то, рано или поздно, по ее законам придется жить и ему…

– Оставьте пацана! – крикнул Иван.

– А тебе, Храм, что нужно? Проваливай! Или хочешь, чтобы самого тоже опустили? – одноклассник Ивана, худой и долговязый Славик Пустовойтов, ухмыльнулся и вытащил нож, завертел «бабочкой». – Что, Храм, подрезать тебе кишки? А то больно самостоятельный стал. Да и базаришь больше, чем дышишь…

Иван опустил руку в правый карман – туда, где, скрутившись змеиными кольцами, дремал кастет. Едва пальцы коснулись ледяной стали, как змей плотно и ласково обвил ладонь.

– Я предлагаю всем убраться. Просто пошли вон, на этом сойдемся! – жестко скомандовал Иван. – Пока по-хорошему предлагаю…

Пустовойтов переглянулся с приятелями, и они расхохотались. Конечно, Храмов парень крепкий, но один против троих… Да еще при поддержке послушной толпы…

– Все, Храм! Был ты хоть и чужаком, но пацаном! Отныне станешь чмошником!

Пустовойтов выкинул руку с ножом, стараясь угодить в лицо. Но Иван легко ушел от удара и молниеносно саданул нападавшего кастетом по ребрам. Змей проскользнул под легкую куртку и, разрывая рубашку, заурчал от удовольствия.

Пустовойтов побледнел и, хватая губами воздух, рухнул к ногам Храмова.

Такого стремительного начала не ожидал никто. Все на мгновение остолбенели. Кастет, описав крутую, дугу, вонзился в солнечное сплетение второму нападавшему, Вадьке Несветову. И вновь судорожно и алчно припал змей к горячей человеческой крови…

Толпа рассеялась, оставив лежать в грязи двух поверженных королей из школьной банды.

Храмов с натугой стащил кастет с распухших пальцев и протянул перемазанную кровью руку Алешке:

– Будем знакомы! Меня зовут Храмов.

– А я думал, Рембо, – Алешка схватил ладонь Ивана, долго тряс в своей хрупкой руке.

– Меня зовут Леха Балабан, – сказал не без гордости, будто его имя могло иметь некоторый вес в глазах постороннего.

– А я думал, Джон Леннон.

– Слушай, Храмыч, а с этой швалью что станем делать? – Алешка кивнул на тяжело возвращающихся в школу Пустовойтова и Несветова. – Они еще вроде кеды не выставили. Может, уроешь, как полагается терминатору?

– Пусть живут… Таких раздавишь, так вони еще больше станет.

– Это уж точно… А классно ты их – одного по бочине, другого под дых!

– Пойдем-ка в школу. На урок опоздаем.

– Ну ты, Храмыч, наив! – Алешка присвистнул и покрутил пальцем возле виска. – Там уже вся кодла нас дожидается. Во главе с любимым директором Пылью. Того никакими примочками не прошибешь!

– И? Что делать будем?

– Гаситься! Пусть осядут по норам. Там поглядим и как надо проедемся по ушам! – Балабанов раскурил поломанную сигарету. – Главное, будь спок. А все остальное приложится!

– Послушай, Леха, давай по-русски.

– Ладно, чувак, не в ломы! Что по-русски, то по-русски…

В трех кварталах от школы, в здании полуразрушенных детских яслей, располагалась «зона» – место, где по вечерам собиралась вся неформальная немировская молодежь. Завсегдатаями «зоны» были немногочисленные районные рокеры и панки. Здесь договаривались о скупке краденого и продавали наркотики, выменивали дореволюционные богоявленские иконы на модный ширпотреб, за небольшую плату брали на просмотр порнокассеты.

Алешка Балабанов страшно волновался – впервые доводилось ему привести новичка в «круг». Ощущение собственной значимости перемежалось с неуверенностью, с тревожным предчувствием грозящих проблем. Его ведь могут осмеять и даже отлучить от «круга». Стараясь успокоиться, он беспрестанно курил и нес чепуху:

– В «зоне», Храмыч, можно даже купить и продать душу.

– Шутишь?

– Базар! – утвердительно ответил Леха, жадно затягиваясь. – Слушай, Храмыч, ты же клевый пацан, а ничего не рубишь, словно лох какой. Тебе конкретная обтирка нужна!

– Поможешь в этом?

– Да ладно, замазано! Ты мне – я тебе… Только подумай, оно тебе нужно? Это же, Храмыч, как болото. У тусовки свои правила, здесь не получится так: захотел – пришел, надоело – всех послал. Тут сурово. За тебя мне поручиться придется.

– Не бойся. Стукачом никогда не был. А тусоваться здесь или нет, решу сам. Когда огляжусь…

– Тебе виднее. Ты же у нас крутой…

Ивану почему-то вспомнилась детская считалочка, которую давным-давно ему рассказал во время «тихого часа» сосед по кровати:

Тогда, десять лет назад, эти слова показались настоящим откровением. Он даже поклялся никому не рассказывать «о тайне десяти цифр». Вот и сейчас испытанный «метод трансформера» подсказывал ему, что в считалочке заложен некий ключ к событиям, которые уже с ним происходят. Иван вспомнил, что отец забирал его из детского садика первым, сразу после «сон-часа», никогда не дожидаясь вечера. Вспомнил и улыбнулся.

– Я тут на пупке перед ним извертелся, а он губы тянет! – заметив улыбку, вспылил Балабанов. – Ты пойми, Храмыч, куда мы идем. Нет, не на тусовку местных придурков да наркош. Ты пойми, специально для тебя собирается «круг». Там будут те, кто выше закона и правил самой «зоны». Кто плюет на немировские порядки, потому что живет, как хочет. У них настоящая сила и деньги, Храмыч! Большие деньги, о каких ты только в кино слышал…

Смеркалось. Людей на улицах становилось все меньше и меньше. Последние лучи солнца нехотя таяли в окнах призрачных замков, покоящихся на облаках. Дневной Немиров рано погружался в забытье, чтобы с наступлением сумерек проснуться избранным для совсем другой жизни…

Сначала Иван услышал негромкие голоса, потом показались еле заметнее сквозь пробитые стены пляшущие блики огня. Под ногами хрустнуло стекло, заскрипели чудом уцелевшие доски. Перед входом в «круг» Балабанов шепнул:

– Храмыч, только не сболтни лишнего. И не дерзи. А то целыми отсюда не свалим.

Иван кивнул.

Посреди разгромленной, с исписанными граффити стенами, большой комнаты, бывшей некогда детсадовским спортзалом, горел костер из вывороченных оконных рам. Перед костром на треножнике из железных прутьев возвышалась большая пятиконечная звезда, какими некогда украшали чугунные решетки больниц и парков.

Как только они переступили порог, сразу же подошел бритый наголо парень в черной кожаной куртке. Испытующе осмотрев Ивана, спросил:

– Кровь или дар?

Иван недоуменно посмотрел на Балабанова.

– Забыл предупредить, – зашептал Алешка. – Кто приходит впервые на «круг», должен что-то пожертвовать или хотя бы порезать руку. Ну, ты понимаешь, чтобы звездочку кровью помазать. Так надо, не тормози…

Иван с укоризной посмотрел на Балабанова и положил на звезду нож, который утром отнял у Пустовойтова.

– Не гоже свое оружие жертвовать, – жестко сказал стоящий напротив мужчина в маске совы и сжал плечо Ивана тяжелой рукой. – Что делать станешь, если душу из тебя тянуть станем?

– Это трофей, – Иван с трудом сбросил цепкие пальцы. – Мое оружие при мне.

Он опустил руку в карман и через мгновенье поднял ее вверх – с сияющим на пальцах змеем.

– Добро пожаловать, – бритый подошел к Ивану так близко, что тот и в темноте разглядел наколотого черно-красного скорпиона на левом виске.

– Нравится наколка? – бритый заглянул Ивану в глаза, словно хотел застать его врасплох, испугать.

– Красиво исполнено…

– Меня зовут Скорп, я страж «зоны». Ее судья и палач. Поэтому выбирай: или будешь жить по нашим порядкам, или больше здесь не появишься. Если не хочешь подохнуть… – Скорпион медленно обошел вокруг Храмова. – Чтобы стать одним из нас, надо пройти обряд крови.

Стиснув зубы, Иван молчал, пытаясь предугадать момент, когда Скорпион захочет нанести первый удар: «Спокойно, я успею опередить, главное – не дать себя испугать… А бить надо сильно, но только в самый последний момент».

– Обряд крови прост: ты станешь тем, кого сможешь убить. Возьмешь крысу, перережешь ей горло, причастишься ее кровью, и вот ты уже и сам стал крысой! Только помни, ты сам станешь той тварью, которая будет твоим поручителем. А чтобы не забывал, кто ты за зверь, мы обязательно наколочкой пометим. – Скорп смачно сплюнул Ивану под ноги. – Я в свое время сожрал скорпиона, а Балабан проглотил клопа. Думай и выбирай.

– Как скоро должен ответить? – почувствовав, что сегодня проверки не будет, спокойно спросил Иван.

– Когда будешь готов, – усмехнулся Скорп, – только запомни, все делается раз и навсегда. Обратная дорога идет через ад…

Ночная улица обдала прохладой да тусклым светом редких немировских фонарей, но не отрезвила от произошедшего, а истощила чувство наступившей реальности. Подросткам казалось, что движения теней не совпадают с их собственными, что странные, причудливо одетые люди следят за ними из-за окрестных домов, стараясь выведать охватившие их сумбурные мысли. Минут пять бежали от «зоны» прочь, пытаясь не то угнаться за своими двойниками, не то спрятаться от неведомых соглядатаев.

Отдышавшись возле освещенного яркими лампами круглосуточного винного магазина, Иван спросил дрожащего Балабанова:

– Ты правда клоп?

– Да, клоп… – понурился Алешка. – Не всем в этой жизни посчастливилось родиться Рэмбами…

– И наколка есть?

– У всех есть. Разного цвета и на разном месте. Кто как смог приподняться…

– А у тебя где?

– На жопе! Коричневый клоп… Ты доволен?.. Мне всего тринадцать лет было. Теперь я на все готов, чтобы ее изменить, а они – ни в какую! Говорят, что останусь клопом на всю жизнь. Хоть вешайся!

Алешка опустился на асфальт и зарыдал, как ребенок, мерно раскачиваясь худым телом вверх-вниз.

Иван не знал, как и чем его утешить. Просто стоял рядом и молчал. Но в это мгновение понял, что смертельно ненавидит всю тайную и явную немировскую тварь.