"Всегда летальный диагноз" - читать интересную книгу автора (Серегин Михаил Георгиевич)Глава 6На следующее утро я решил навестить доктора Заболоцкого до того, как у него начнется прием. Больше никаких дел у меня в первой половине дня не было, а после обеда Юрий Николаевич пообещал отвезти меня в клинику на «Москвиче». Сам же он решил посвятить утро наведению справок о гражданине Краснове и неопознанных телах, обнаруженных в городе за последние два дня. Еще вчера мы не поленились и поинтересовались адресом, который Краснов указал в истории болезни. По этому адресу находилась дамская парикмахерская. Было около девяти часов утра, когда я добрался до серого особняка на Петровском бульваре. Как и в первый раз, он произвел на меня впечатление не жилого дома, а музейного экспоната – такие тишина и спокойствие окружали его. Впрочем, внутри дома, несмотря на ранний час, царило некоторое напряжение. Я ощутил это, как только мне открыли дверь. – Что вам угодно? – вежливо, но неприветливо произнесла женщина средних лет, одетая в строгое черное платье – можно было подумать, что она собралась на похороны. – Прием у доктора с десяти. – Прошу прощения, – сказал я. – Доктору я кое-что должен. Вы, наверное, его супруга? Траурная женщина уничтожающе фыркнула и с раздражением произнесла: – Супруга! И надо же такое придумать! Откуда-то из глубины дома вдруг донесся еще один женский голос, высокий и напряженный: – Я не позволю водить себя за нос! Не позволю! Ты можешь шляться со своими проститутками где угодно, но я не желаю, чтобы они совали нос в мой дом! – Вот это супруга! – понизив голос, сообщила женщина в черном. Кажется, ее немного тешила драма, разыгрывающаяся за ее спиной. – Здесь как в анекдоте, когда муж возвращается из командировки, – только наоборот. У вас еще не пропало желание видеть доктора? – Наоборот, – ответил я. – Может быть, мне удастся хоть немного скрасить ему жизнь… – Тогда я доложу, – сказала женщина. – Может, они угомонятся. Она повернулась и ушла в дом, захлопнув дверь перед моим носом. Около пяти минут я мог спокойно пофантазировать на темы игривого образа жизни почтенного доктора и обдумать философский вопрос о необходимости брака. Потом дверь неожиданно и решительно распахнулась снова, и на пороге появился сам доктор Заболоцкий. – Вы ко мне? – отрывисто спросил он, пытаясь сосредоточить взгляд на моем лице. В глазах его отражалось глубокое огорчение и подавленное бешенство. Однако внешне он держался весьма достойно. Одет доктор был уже в белый халат и застегнут на все пуговицы. Видимо, от семейных невзгод он прятался в своей профессиональной скорлупе. Я попытался отыскать на его лице хоть какие-то следы инкриминируемого ему грехопадения, но ничего не увидел, кроме гладко выбритых щек и маски авторитетного, никогда не ошибающегося эскулапа. – Вообще-то у меня прием с десяти часов, – сказал Заболоцкий, но тут же, украдкой оглянувшись, добавил нетвердо: – Но если уж вы пришли… – Собственно, я не на прием, – пояснил я. – Я приходил к вам три дня назад. С девушкой… По рекомендации Бориса Иосифовича… Мы остались должны вам сто долларов… – Да-да-да! – с жаром воскликнул Заболоцкий. – Я уже вспомнил! И как у вас дела? Последовали моему совету? – Да, Марина легла в клинику Миллера, – сказал я. – Завтра начнется лечение. – Однако что же мы тут стоим! – спохватился Заболоцкий. – Прошу вас, заходите! Мы прошли с ним в холл с высокими окнами. Я невольно огляделся по сторонам и посмотрел наверх, ожидая внезапного появления разгневанной супруги. Заболоцкий заметил мой взгляд и развел руками. – У каждого свой ад, как заметил классик! – сокрушенно произнес он. – Правила хорошего тона требуют, чтобы к приходу гостей все скелеты были убраны в шкаф. Но вы заявились в неурочный час, и получился маленький прокол, за который я приношу извинения… Эти слова дались ему с видимым усилием. Заболоцкий был не из тех людей, которые объясняются и извиняются. Мне следовало понимать эти объяснения как невысказанную просьбу – я должен был сделать вид, что приоткрывшийся занавес над семейной сценой прошел мимо моего внимания. Он напрасно беспокоился. Люди зачастую склонны преувеличивать интерес окружающих к собственной персоне. Окружающих волнуют в первую очередь свои дела. Я давно догадывался, что богатые тоже плачут, и по большому счету мне не было никакого дела до их слез. Заболоцкий ввел меня в кабинет и с видимым облегчением затворил за собой дверь. Я медленно полез в карман за бумажником. Косметолог рассеянно взял у меня из рук стодолларовую купюру и бросил ее в ящик письменного стола. – Благодарю вас! – произнес он механически и с некоторым нетерпением посмотрел на меня. – У вас есть ко мне еще какие-то вопросы? – Откровенно говоря, есть один вопрос, Анатолий Александрович! – сказал я, усаживаясь в кресло. – У меня, собственно, нет никакого права его задавать, поэтому мне приходится рассчитывать только на вашу добрую волю… Заболоцкий изобразил на лице внимание. – Я вас слушаю, – произнес он. – Знаете, я встретил в больнице одного человека, – как можно простодушнее начал я. – И он показался мне знакомым. Раньше я занимался боксом, и, понимаете, кажется, я встречался с этим человеком на ринге… Пока я собирался с мыслями, этот человек выписался из больницы. Ну и, как это часто бывает, теперь мне захотелось во что бы то ни стало встретиться с ним! Воспоминания молодости… Заболоцкий едва заметно улыбнулся. – Простите, я не совсем понимаю, какое отношение к вашим воспоминаниям имею я? – с вежливым недоумением спросил он. – Дело в том, что вы направляли его в клинику, – пояснил я. – Мне показывали его историю, там ваше направление… Вот я и подумал, может быть, у вас есть адрес этого человека? Вы, наверное, ведете журнал приема? – Журнал я, разумеется, веду, – терпеливо сказал Заболоцкий. – Только я опять не понимаю – раз вы смотрели историю, то должны знать адрес. В истории же все это указано! – Это верно! Но произошла смешная вещь. – Я неестественно рассмеялся. – Тот адрес, который указан в истории, оказался ошибочным. По нему расположена дамская парикмахерская! Так я подумал, может быть, в вашем журнале есть правильный адрес? Заболоцкий пожал плечами. – Может быть, – согласился он. – Но ведь вы понимаете, что у меня нет возможности проверять правильность тех сведений, что сообщают о себе пациенты? – Да, естественно, – согласился я. – Просто я надеюсь – а вдруг повезет? – Ну что ж… Надежды, как говорится, юношей питают, – без выражения произнес Заболоцкий и достал из шкафа пухлый фолиант. – Вы, конечно, помните фамилию? – Разумеется! Зовут его Григорий Краснов… – Краснов, Краснов… – пробормотал косметолог, перелистывая свой талмуд. – Когда поступил – не помните? – Около недели назад, – быстро подсказал я. – Около недели… – задумчиво повторил Заболоцкий. – Так, так… Ну, вот ваш Краснов! – Он поднял на меня глаза. – Будьте любезны взглянуть! Я поднялся, подошел к столу и через плечо Анатолия Александровича заглянул в журнал. Запись абсолютно ничем не отличалась от записи в истории болезни. Говорят, что отрицательный результат – это тоже результат. Но на моем лице отразилось разочарование, которое заметил и Заболоцкий. – Опять парикмахерская? – сочувственно спросил он. – Она самая! – в сердцах выругался я. – Не огорчайтесь! – сказал Заболоцкий. – Если эта встреча так важна для вас, не все еще потеряно. Возможно, этот человек когда-нибудь опять придет ко мне на прием, и я дам вам знать. Оставьте свой телефончик. – У меня только рабочий телефон, – ответил я. – Но сейчас я в отпуске. – Но ведь когда-то вы выйдете из отпуска, – улыбнулся Анатолий Александрович. – Боюсь, к тому времени у меня все перегорит, – тоже с улыбкой сказал я. Заболоцкий закрыл журнал и отодвинул его на край стола. – Сожалею, что ничем не могу больше помочь, – сказал он. – Кстати, какой доктор ведет вашу подругу? – Его фамилия Маслов, – ответил я. – А, знаю, – кивнул Заболоцкий. – Он молод, но дело знает превосходно. Думаю, вы останетесь довольны. И все-таки покажитесь после окончания курса лечения. Просто профессиональное любопытство, понимаете? Разумеется, никакой платы за визит. – Как-нибудь выберемся, – пообещал я. Анатолий Александрович проводил меня до дверей. По пути мы оба болезненно прислушивались, не обрушится ли сверху голос разгневанной супруги. Во всяком случае, у меня создалось именно такое впечатление. Однако пронесло – Заболоцкий воспрянул духом, и улыбка опять появилась на его лице. – Всего хорошего, – сказал он на прощание. – Заходите, когда будет результат. Дверь закрылась за ним, и особняк немедленно обрел прежний отстраненный мемориальный вид, далекий от суеты и мелких страстей. Я покачал головой и ушел. Погода опять портилась – косматые тучи расползались по всему небу, окрашивая его в мрачные и грязные цвета. Внезапные порывы ветра безжалостно хлестали по лицу. Листопад делался все стремительнее и неудержимее. Осень наступала по всему фронту. Выйдя на бульвар, я неожиданно увидел знакомую фигуру. Лохматая голова, черное пальто и алый шарф – это был тот самый заносчивый художник! Он стоял на том же месте, где мы увидели его в первый раз, и сосредоточенно трудился над своим этюдником, не обращая внимания на прохожих, которые обтекали его со всех сторон. Мне стало любопытно, выполнил ли он свое обещание. Я постарался как можно незаметнее подойти к нему со спины и взглянул на холст. Сердце мое взволнованно забилось – я испытал одновременно и волнение, и стыд за свои дурацкие рассуждения, которыми блистал прошлый раз. На маленьком квадратике холста я вдруг увидел кусочек окружающего мира – наполненный жизнью, ветром, падающей листвой. Но кроме всего этого, на холсте была она – маленькая, хрупкая фигурка в синем плаще, печально шагающая мимо холодных стен и плачущих деревьев навстречу зиме. Работа, видимо, уже заканчивалась, и с каждым мазком картина становилась все более живой. – Просто здорово! – искренне сказал я. – Прошу прощения за те глупости, которые наговорил в прошлый раз… Художник покосился на меня через плечо и отвернулся. – Это вы? – сказал он недружелюбно. – А где же ваша девушка? Я предпочел бы услышать ее мнение. – Она лежит в больнице, – ответил я. – Но ей бы наверняка понравилось. – В больнице? И вы говорите об этом так спокойно? – удивился он. – Я еще в тот раз понял, что вы из этих… – Он замялся, подыскивая слово. – Из врачей, – подсказал я. – Поэтому, кстати, я спокоен. Моей девушке ничего не угрожает. – Я рад за нее, – буркнул художник. Мы немного помолчали. Неожиданно в голову мне пришла блестящая мысль. – Вы еще долго будете работать над этой картиной? – спросил я. – Сегодня сворачиваюсь, – ответил он. – Скажите, а вы… пишете их для себя или продаете? Художник слегка усмехнулся. – Коллекционируете картины? – с иронией спросил он. – Ну что вы! – смиренно ответил я. – Но эту бы купил с удовольствием! Он неопределенно хмыкнул и посмотрел в пасмурное небо. – Пока у меня нет желания ее продавать, – важно заключил он наконец. – Пока у меня и денег нет, – признался я. – Но если надумаете… – Пожалуй, черкните телефончик! – смилостивился художник. Я поспешно вытащил записную книжку и записал продиктованный им номер. – Кого спросить? – Валерий, – представился он. – А я Владимир… А девушку зовут Мариной. – Очень приятно, – опять усмехнулся художник. – Хотите сделать подарок? – Вы угадали! – сказал я с энтузиазмом, чувствуя, что тон его несколько смягчился. – Ну, до встречи! – Бывай! – кивнул, не оборачиваясь, художник. Я покинул его в приподнятом настроении. Если мне удастся купить у него картину, это будет такой великолепный сюрприз для Марины! В предвкушении эффекта, который я произведу на нее в будущем, я почти начисто забыл о настоящем и поехал к Чехову, размышляя о вещах, абсолютно далеких от криминальных проблем. Однако Юрий Николаевич быстро возвратил меня на землю. То, что есть какие-то новости, я понял по его лицу сразу, как только он открыл мне дверь. Чехов будто помолодел – он двигался бодро и пружинисто, а в глазах его горел торжествующий огонек. – Ну, с чем тебя можно поздравить? – покровительственно сказал он. – Напал на след? – Брось издеваться, Юрий Николаевич, – сказал я, посмеиваясь. – Лучше выкладывай, что сам разузнал! У тебя на лице все написано… – Раз написано – читай! – распорядился Чехов. – Читай-читай! Не заставляй меня усомниться в тебе… – Ну что? Отпечатки? – спросил я. – Ты же говоришь – все написано! – сердито сказал Чехов. – Ну ладно, слушай! Пункт первый: отпечатки пальцев на стакане принадлежат некоему Бородину Сергею Ивановичу. Десять лет назад был осужден за участие в вооруженном ограблении. Было ему всего восемнадцать лет. Отсидел два года и вышел по амнистии. Больше ни разу нигде не засвечивался. Более того, потерял и квартиру, и прописку в Москве, по некоторым сведениям, уехал жить к родственникам в Тюмень. Однако, как видишь, неожиданно всплыл со стаканом в руке… – И что же это нам дает? – осторожно спросил я. – Где его искать? – Больно ты быстрый! – нахмурился Юрий Николаевич. – А пункт номер два тебя не интересует? – Еще как интересует! – рассердился в свою очередь я. – Говори, не тяни душу! – От ребят я узнал интересную вещь – вчера за окружной кольцевой дорогой в лесопосадках возле Калужского шоссе обнаружен труп мужчины лет тридцати-сорока. – Пациент доктора Миллера? – воскликнул я. – Утверждать не берусь, но думаю – это он, – важно сказал Юрий Николаевич. – Дело в том, что труп был без одежды и малость обгорел. Но, понимаешь, обгорел не весь, а только лицо, голова и плечи. Впечатление такое, что тело пытались сжечь, но бензина хватило только на верхнюю часть. Однако целью преступников, по-моему, было скрыть следы операции на лице убитого. Почему я с такой уверенностью говорю об операции? Потому что опознали этого типа без труда – по отпечаткам пальцев – они-то остались нетронутыми. И голый он по одной простой причине – на нем была больничная пижама! И еще одна деталь – в этом парне было три пули от патрона «ПМ» 9х18! – Все сходится! – сказал я. – Но, если пытались уничтожить следы операции, значит, это сделал тот человек, который сделал и саму операцию! Значит, это Миллер? Чехов нахмурился, задумчиво посмотрел на меня и сказал уже менее уверенным тоном: – Понимаешь, какая получается штука! Если это сделал Миллер, то при чем тут Бородин-Краснов? А если Бородин сделал это по заказу Миллера, то почему тот не попытался немедленно скрыть все следы, а наоборот, бездарно упустил историю болезни? И вообще непонятно, зачем он так откровенно афишировал этого человека? Вспомни – тот неделю лежал в клинике, его видели люди, ему даже делали операцию, фотографировали! Тебе не кажется, что Миллер на самом деле и знать не знал никакого Краснова? И вообще, какой смысл Миллеру убивать «блатного» пациента? – А кстати, кто это был? – поинтересовался я. – Некий Лебедь Анатолий Николаевич, дважды судимый. Был связан с наркоторговцами. В январе этого года он, грубо выражаясь, кинул одного местного наркобарона по кличке Август и скрылся с большой партией героина. Его разыскивали – и милиция и крутые, но он как сквозь землю провалился. У него была веская причина, чтобы поменять внешность… Я стукнул себя кулаком по лбу и признался: – Что-то я совсем запутался! Лебедь ложится к Миллеру поменять внешность, так? Его находят там крутые в лице Краснова, так? Шлепают его. А дальше что? Кому понадобилось прятать труп? – Вот то-то и оно, – сказал Чехов. – Если это сделал Миллер, то возникает впечатление, что он стоял за спиной этого Краснова, как ты его называешь, и только ждал момента, когда все закончится, потому что все произошло слишком быстро. Самому Краснову прятать труп не было никакой необходимости, наоборот, ему нужно было доказательство проделанной работы. И вот тут мне приходит на ум или твой пьяница-доктор, или красавица-медсестра. Кто-то из них знал обо всем заранее. И, ты знаешь, учитывая серьезность преступления, я поделился информацией со следователем, на которого повесили это дело… Всего я рассказывать не стал, чтобы вам с Мариной не трепали нервы, но намекнул, чтобы он побеседовал с господином Миллером. В связи с этим надо постараться побыстрее вернуть историю болезни в архив. – Но ведь в таком случае Марина рано или поздно должна будет давать показания! – Да, это неизбежно. Но, возможно, этого и не случится, если кто-то из персонала расколется. В конце концов, они же не профессиональные преступники… – Но они медики, Юрий Николаевич! – напомнил я. – А по твоей классификации это почти одно и то же. Чехов усмехнулся. – Один – ноль в твою пользу, Володя! – сказал он. – И все-таки хочу уточнить, что врачи отличаются от настоящих головорезов тем, что привыкли действовать в тепличных условиях. В столкновении с суровой действительностью они увядают на глазах. – Держу пари, что мои коллеги еще поводят твоих за нос! – запальчиво сказал я. Юрий Николаевич посмотрел на меня насмешливо и заметил: – Только не советую делать этого тебе, когда будешь давать показания. – В глазах его сверкнули озорные искорки. Кажется, я заметно скис после этих слов, потому что немного погодя Чехов сжалился надо мной и добавил: – Однако, я думаю, дело пока до этого не дойдет. Скорее всего, следователь ограничится тем, что побеседует с Миллером и ознакомится с документацией. Поскольку я рассказал ему далеко не все, а лучше сказать, попросту намекнул, самое большое, что он сумеет сделать, это напугать Миллера. И тогда тот наверняка сделает какую-нибудь глупость. Поэтому нам с тобой следует быть начеку. – И чем же мы займемся сегодня, шеф? – спросил я. – Во-первых, ты навестишь Марину. Я буду ждать тебя на больничной автостоянке. Свидание твое будет продолжаться до конца рабочего дня. Потом мы сядем на хвост той медсестричке, что ворует документацию, и понаблюдаем за ней. Может быть, выяснится что-то интересное. Кстати, не забудь подбросить в архив историю болезни. Думаю, это будет несложно. В конце концов, ты сам врач и знаешь, что сказать людям своего круга, чтобы не вызвать подозрений. Хотя Миллер и так уже, наверное, сто раз покаялся, что пустил вас с Мариной в свое заведение… – Как ты думаешь, Юрий Николаевич, – озабоченно перебил его я. – Марине ничего не угрожает? – Скорее всего, нет, – серьезно ответил Чехов. – Особенно после визита следователя. Только полный идиот может решиться в таких обстоятельствах на новое преступление. В сущности, она ведь ничего не знает. Она лишь была свидетельницей преступления, от которого не осталось никаких следов… – Все равно следы должны быть, – заявил я. – Не зря же они навесили замок на операционный блок! Значит, там есть то, что нужно скрывать! – Может, есть, а может, нет! – меланхолически заметил Чехов. – Замок они могли врезать просто с досады. Но, если доктор Миллер балуется операциями по изменению внешности, думаю, «блатная» палата долго пустовать не будет. Интересно было бы побеседовать с ее обитателем! – Да, и еще хорошо бы побеседовать с обитателем палаты обычной! – мечтательно заметил я. – Ты имеешь в виду Бородина? – взглянул исподлобья Юрий Николаевич. – В принципе это не так уж фантастично, как ты думаешь… Вечерком я собираюсь навестить пару человек… В прежнее время они оказывали мне кое-какие услуги. Надеюсь, они и сейчас в добром здравии… – Осведомители! – догадался я. – Информаторы, – мягко поправил меня Чехов. – Самые удачные расследования зависят на восемьдесят процентов от информаторов и только на двадцать – от умственных способностей сыщика. Так-то, сын мой! – А я вот никогда не пользуюсь услугами информаторов! – похвалился я. – У тебя другой случай, – мрачно констатировал Чехов. – Из разряда – дуракам везет. – Я хотел уж было обидеться, но Юрий Николаевич добавил:– И не делай оскорбленное лицо, потому что в данном случае я не имел намерений тебя оскорблять. Просто я безжалостно поставил диагноз. – Ну, что ж… Один – один! – сказал я со вздохом. |
||
|