"Варяжские гнезда" - читать интересную книгу автора (Левицкий Михаил)

КНЯЖНА И ВОЖДЬ НА ЩИТЕ

На другой день к вечеру пришло из города войско под начальством самого Агафодора. Он объявил, что скоро должен последовать и другой такой же отряд из Пантикапеи с одним из лучших вождей. В следующую ночь стали приходить и беглецы с Соленых озер. О сражении рассказывали они самые грустные подробности, а измена товарищей вызывала в сердцах их ожесточенное негодование. Все клялись в верности княгине и княжне. О Балте сообщили, что в боях он не участвовал и оставался на своей лодке, причем ранен не был. Но пустившись в такой дальний поход до полного излечения ран, от усталости и волнения он так заболел, что его лодка еще до конца боя ушла вверх по реке. Говорили, что он одержим страшнейшей и весьма опасной горячкой и что его жизнь в большой опасности.

Вожди собрались на совет. Но не было сомнения, что победители придут сами или пришлют каких-нибудь степных хищников для разорения края. Сил ратных, чтобы дать им отпор, было достаточно. Но важнее было наказать дерзких пришельцев и идти им навстречу, хотя бы до Соленых озер. В случае же победы над грабителями и доброй добычи от них, легко было отстроиться на более удобных местах. На следующий день все готские хутора пылали в огне, а римляне и босфорцы двигались навстречу неприятелю. Только небольшой отряд сопровождал женщин до города. Раненые, а так же Аласвинта с Фригг и несколькими служанками отправились вниз по реке.

Фритт выждала первого случая, когда мать ее отправилась в город. Она оделась в мужское платье, туго скрутила свои длинные волосы и уложила их в сетку, какие часто носили готские воины, и пошла к дому бень-Охозия. Она нашла Вадима почти здоровым. Он уже свободно ходил, почти не прихрамывая, только слегка опираясь на трость. Свежий румянец юности сменил мертвенную бледность, покрывавшую его лицо во время болезни. Он уже все знал о случившемся. Она бросилась ему на шею и горько заплакала, осыпая его поцелуями.

– Дорогая, – сказал он, – как я рвался к тебе. Но Люций Валерий обещал прислать мне гонца, когда достоверно узнает, где я могу тебя найти. Он же меня известил, чтоб я тебя ждал в городе. Не сегодня – завтра я могу сесть на коня. Я отомщу за твоего отца и братьев. Пусть оставшиеся верными твоей матери готы изберут меня своим вождем. Я завоюю тебе больше того, что было у твоих родителей, а после победы сложу власть перед избранником твоего сердца Амелунгом, которому ты протянешь свою княжескую руку.

Она подняла руку и зажала рот Вадиму.

– Не смей мне этого говорить. Не хотела я никого кроме тебя и прежде. Не хочу и теперь.

– Но простой воин не может быть князем у готов.

– Ты и будешь не князем, а вождем; а после побед и завоеваний никто не посмеет тебя попрекнуть в происхождении. Ведь и Амал был простой воин, а сделался царем всех готов.

– Мне не слава нужна, а твоя любовь! – воскликнул витязь. – Хотя и вещий Драгомир, и пророческие сны мне обещали славу великую. Подними друзей из сарматов, присоединяться к ним и некоторые евреи, которым распри с персами надоели; но из них возьму одних воинов. Торгашей мне не надо. Найду ратников и среди других племен. Не пройдет двух недель – выступим. Что бы ни сделали Агафодор с Сульпицием в царстве Дидериха, но я его разрушу и накажу всех негодных изменников. Еще Сатир с пантикапейцами идет к нам на подмогу. Война будет на славу, но я ее доведу до конца! – горячился Вадим.

Вошли Елеазар и Сара.

– О чем так горячо говорите, друзья мои? – спросил старый еврей.

– О войне, – отвечала Фригг. – Идем бить готов Дидериха, нарушителей мира и изменников против всего готского народа.

Сара побледнела, зашаталась и, сев на скамью, горько заплакала.

– И ты, Виллерих, идешь? – спросила она, рыдая. – Я думала...

Слезы ее душили, и она не могла более выговорить ни слова.

Фригг побежала, принесла воды и, сев рядом с ней, сказала:

– Милая Сара, выпей воды, успокойся и выслушай меня внимательно.

– Я думала, ты уверуешь, мой Бог будет твоим Богом! – продолжала всхлипывать еврейка, не обращая внимания ни на остолбеневшего отца, ни на тщетно пытавшегося ее успокоить товарища ее возлюбленного.

– Слушай же, Сара! – заговорила опять Фригг. – Была тайна, которая ввела тебя в заблуждение. Но тайна более не существует. Я тебе ее открою, и ты не плакать, а смеяться будешь!

– Неужели ты думаешь, что когда ты меня покинешь, смех не оставит меня навсегда, не сделается для меня невозможным! Останутся лишь горькие слезы. Я выплачу глаза свои до слепоты.

– Ничего этого, не будет! – властно сказала Фригг. – Я тебя люблю всей душой, как ты меня. Но послушай. Я такая же женщина, как и ты.

Сара взглянула на мнимого Виллериха безумными глазами.

– Ты, Виллерих, – женщина?

– Нет! Не Виллерих, а Фригг, дочь Нордериха, убитого в бою с воинами Дидериха.

– Княжна Фригг! – воскликнул не менее пораженный Елеазар.

– Да! Это я! – объявила готка. – Я люблю Вадима, и чтобы быть при нем во время его болезни, надела это платье и приняла не принадлежащее мне имя.

– Хвала Елоиму! – воскликнул Елеазар, поднимая руки к небу. – Сколько затруднений и опасностей устранилось.

Сара бросилась Фригг на шею.

– Милая, хорошая, – говорила она. – Позволь мне тебя любить, как сестру. Буду вечно молить Бога Авраама, Исаака и Иакова, да отстранит он от тебя все беды и напасти, и да благословит тебя и избранника сердца твоего, и потомков твоих, и народы, которые произойдут от славного вашего рода.

– Да будет так воистину и ныне, и во веки веков! – закрепил пожелания старый Елеазар.

Вадим и Фригг отправились вместе на корабль, где застали вернувшуюся Аласвинту. Она была поражена, увидя дочь свою в мужском наряде. Молодые люди объяснили ей о происшедшем и открыли все прежние тайны.

– Мы изгнанницы, лишенные всего! – сказала Аласвинта. – Не полагала я, что витязь благородный, именно в день несчастья, пожелает соединить свою судьбу с нашей. Придите, дети мои, в мои объятия, и боги вас да благословят.

На другой день состоялось обручение, и старейшины готские соединили брачными узами Вадима и Фригг. Собрание всех готов, находящихся в Танаисе, провозгласило мужа княжны своей вождем их племени, и обоих вместе, обнявшихся, подняли на щит, в виду всего народа. До тех пор еще никогда не поднимали на щит ни женщин, ни воинов, чуждых роду Амала.