"Ястреб ломает крылья" - читать интересную книгу автора (Черненок Михаил)

Глава XVII

Старший оперуполномоченный Кузнецкого УГРО Владимир Фомичев – коренастый мастер спорта по греко-римской борьбе обладал не только природным даром смекалистого розыскника. Он имел феноменальную память, неистощимую энергию и умел найти общий язык с любым собеседником, будь то добропорядочный гражданин, крутой «олигарх», криминальный «авторитет» или начинающий воришка.

Получив от полковника Тарана задание вплотную заняться дачным поселком, Фомичев первым делом пообщался с главарями кузнецких группировок Гуляй-Ногой, Мурзиком и Хипарем. Все трое, словно сговорившись, заявили, что «мокруху» возле «Астры» учинила не местная братва, а залетный гастролер.

Дачный поселок находился от Кузнецка в десяти километрах по направлению к Раздольному в живописном лесном массиве на берегу не очень широкой, но глубоководной реки. Появившиеся здесь в советскую пору первые строения напоминали дощатые будки российских туалетов. В лучших случаях шахтеры-дачники приспосабливали на отведенных им шести сотках земли списанные строительные вагончики или ветхие железнодорожные контейнеры. В полную силу «Астра» расцвела в годы перестроечного сумбура. Внезапно разбогатевшие на халяву чиновники и коммерсанты с непостижимой быстротой стали возводить кирпичные хоромы таких причудливо-замысловатых форм, которые не вписываются в рамки никаких архитектурных стилей. С окончанием перестроечной эйфории строительный бум в поселке угас. Владельцы многих дачных дворцов за незаконное использование бюджетных средств и за циничные взятки вынуждены были переселиться на казенные харчи в места лишения свободы. Конфискованные государством по решению судов дворцы обесценились, и «Астра» стала увядать.

Задавшись вопросом – почему Беломорцев держал путь к дачному поселку? – Фомичев скрупулезно стал интересоваться дачниками. Поначалу было предположение, что преступники, заметая следы, подбросили безжизненное, по их мнению, тело в лес подальше от автотрассы. Однако, когда вытащили из реки «Жигули» с пулевым отверстием в треснувшем лобовом стекле, это предположение отпало. Беломорцев бесспорно направлялся в «Астру», но в полутора километрах от поселка его встретил «Мистер Икс», вооруженный макаровским пистолетом. Теперь как можно скорее надо было отыскать этого «Мистера». Для общения с дачниками Фомичев выбрал повод покупки дачного участка. Нарядившись под россиянина среднего достатка, он за пару дней обошел половину поселка. Приценивался не к хоромам, стоимость которых взлетала за сотни тысяч долларов, а к более доступным по цене небольшим коттеджам и деревянным строениям с остекленными верандочками или с крохотными мезонинами в одно оконце. Продавцов набралось около десятка. В основном, это были состарившиеся пенсионеры, которым стало не под силу заниматься садово-огородническими работами. Ни один из них, так же, как и те, кто не собирался продавать свои участки, не вызывали подозрений в причастности к преступлению. Задумавшись, Фомичев хотел пройти мимо двухэтажного бревенчатого теремка и неожиданно услышал ироничный голос:

– Володя, не ходи по косогору, сапоги стопчешь.

В распахнутой калитке теремка стоял седой, как лунь, грузный старик с большим отвисшим животом. Это был Аскольд Денисович Пузырев – владелец крытого рынка в Кузнецке, известный в определенных кругах по кличке «Пузырь».

– Приветствую ударника капиталистического труда, – улыбнувшись, сказал Фомичев.

– Здравствуй, Володя, – Пузырев тоже улыбнулся и предложил. – Не побрезгуй, зайди к старому прохиндею на рюмку чая.

– Непременно зайду, Аскольд Денисович, – согласился Фомичев. – С умным человеком всегда приятно поговорить.

– Всякая человеческая голова подобна желудку: одна переваривает входящую в оную пищу, а другая от нее засоряется, – афоризмом Козьмы Пруткова ответил Пузырев и, взяв Фомичева под руку, повел его по песчаной дорожке к своему теремку…

Биография Аскольда Денисовича состояла сплошь из криминальных эпизодов. Его родители – известные в Кузбассе партработники были безвинно репрессированы в тридцать седьмом году прошлого века, и пятилетний Аскольд с клеймом отпрыска «врагов народа» начал свою бедовую жизнь, скитаясь по разным детским приютам. Первую судимость он схлопотал в родном Кузнецке в возрасте двадцати трех лет при хрущевской оттепели, а вернулся сюда уже коронованным «авторитетом» в разгар перестроечной неразберихи. Проблем у кузнецкой братвы к этому времени накопилось с лихвой. Шли кровавые разборки за передел территорий и коммерческих структур. Хроническими стали взаимные неплатежи между преступными группировками, что по воровским понятиям было верхом беспредела. Такой сумбур оказался на руку наделенному смекалкой и незаурядным даром лидерства Пузырю. За короткий срок – где кнутом, где пряником – он сплотил в одну мощную группировку грызущиеся между собой мелкие бригады и взял криминальную ситуацию под свой контроль. Растекавшиеся по разным карманам жидкие ручейки денег слились в финансовый поток и потекли в пузыревский «общак». В отличие от многих новоявленных нуворишей Аскольд Денисович не стремился пролезть во властные городские структуры, не прожигал деньги на заморских курортах и не транжирился на возведение ошеломляющих дворцов. Из недвижимости закоренелый холостяк имел только просторную квартиру в элитном доме, двухэтажный дачный домик в «Астре» и приватизированный городской рынок. После шестидесяти лет Пузырев тихо отошел от криминальных дел и стал заботиться только о рынке, приносившем ему ежедневно чистоганом такой «навар», которого для среднестатистической российской семьи хватило бы для безбедного проживания на добрый год. Поскольку одинокому старику девать деньги было некуда, Аскольд Денисович щедро помогал детским домам, покупал для оборудования школьных классов компьютеры, оказывал спонсорскую помощь на восстановление православных храмов и финансировал разные общественные городские мероприятия. Из прежних своих увлечений он сохранил только любовь к роскошным иномаркам, которые менял ежегодно. Не получивший никакого серьезного образования, Пузырев был человеком начитанным. Обладал завидным чувством юмора, знал уйму афоризмов, часто цитировал обожаемого им Козьму Пруткова и любил пофилософствовать о смысле жизни, уснащая при этом свою речь иносказательными оборотами.

…Держа под руку, Пузырев провел Фомичева в светлую комнату, в центре которой стоял продолговатый полированный стол с двумя рядами мягких стульев возле него, и сказал:

– Это конференц-зал. Здесь и проведем мы с тобой пресс-конференцию. Спиртное пить будешь? В запасе у меня есть все, что твоя душа пожелает.

Фомичев отрицательно повел головой:

– Как пел популярный мой тезка: «Нет, ребяты-демократы, только чай».

– А мой приятель, тоже популярный картежник-одессит, царство ему небесное, говорил другое: «Здоровым можешь ты не быть, но за здоровье пить обязан». – Пузырев хитро подмигнул. – И еще один толковый афоризм по поводу пития у него имелся: «Если нос чешется, а выпить не на что, стремительно падает доверие к народным приметам».

Фомичев засмеялся:

– Народные приметы в наше время плохо сбываются.

– Да, теперь в России то дожди без просвета, то засуха без дотаций. Значит, чай… Может, лучше – кофе с коньяком?

– Нет, Денисович, только чай.

– Крепко Анатолий Викторович Таран держит оперов в ежовых рукавицах?

– Мы без «рукавиц» его слушаемся.

– Правильно делаете. Тарана я уважаю. Он работает по правилам, как и надо работать в правовом государстве, а не в банде, живущей по понятиям.

– Жаль, что бандиты не соблюдают никаких правил.

– Традиция у них такая. Хотя времена меняются. Сейчас в преступном мире спрос на интеллектуалов стал больше, чем на громил. Но мы, кажется, рано открыли дискуссию, – Пузырев показал на стул. – Садись, мой дорогой гость, к столу. Оглядись. Я тем временем отлучусь в пищеблок… пардон, в местах моей молодости так именовалась кухня. Через десяток минут будет отличная заварка вьетнамского чая. Он, к слову сказать, улучшает работу сердца.

«Конференц-зал» был обставлен довольно просто. Кроме стола со стульями, здесь стояли мягкий диванчик, японский телевизор с большим плоским экраном, музыкальные стереоколонки «Сони» и два кресла. Между кресел – невысокий журнальный столик, на крышке которого был изображен инкрустированный двуглавый орел и вокруг него – надпись старославянской вязью: «Звуки и формы исчезают. Нетленна лишь слава мастеров России». Паркетный пол сиял навощенным блеском. Под лепным потолком – хрустальная чешская люстра. В переднем углу – старинная икона Божьей матери с младенцем на руках. На одной из оклеенных дорогими импортными обоями стен – два масляных портрета в золоченых рамах. Волевое лицо примерно тридцатилетнего мужчины отдаленно напоминало Аскольда Денисовича. Прическа молодой красивой женщины была уложена по моде тридцатых годов прошлого века.

Пузырев вернулся из кухни с подносом. Переставляя на стол литровый фарфоровый чайник, из носика которого шел пар, две чашки с серебряными ложечками и сахарницу, спросил Фомичева:

– Как находишь мое гнездышко?

– Прекрасное, – ответил Фомичев. – Но, наверное, скучновато жить одному?

– Я не одинок. У меня доблестная бригада обслуги во главе с комендантом – майором КГБ в отставке.

– А супругой так и не обзавелись?

– Сваталась ко мне дама, проигравшая битву с возрастом. Пришлось отказать. Побоялся, что превратит мое гнездо в песочницу. Женщина после сорока годится только на запчасти. Это Диоген сказал.

Фомичев улыбнулся:

– При вашем достатке, Аскольд Денисович, можно без проблем сосватать молодку в минимальной юбке и с максимальным бюстом.

– Эх, Володя, зимой лета не бывает, – со вздохом проговорил Пузырев. – Молодую жену, конечно, можно купить, но с «техобслуживанием» возникнут проблемы. В моем возрасте уже наступила, как говорят веселые французы, «лямур пердю», в смысле – прошла любовь. И теперь я полагаю, что Шекспир был прав, когда однажды написал: «Жизнь – это повесть, которую пересказал дурак: в ней много слов и страсти, нет лишь смысла».

– Вы очень преувеличиваете.

– Нет, дорогой мой… – Пузырев наполнил из чайника чашки, присел к столу и, размешивая ложечкой сахар, указал взглядом на портреты в золоченых рамах. – Это мои родители. Профессиональный художник написал их лица с фотографий из архива Кемеровского ФСБ. Нынешние вежливые чекисты дозволили мне полистать тощие уголовные дела. Оказывается, папу и маму опричники НКВД расстреляли лишь за то, что они отказались причислить к «врагам народа» своих товарищей по партии большевиков. Разве их пример не подтверждает шекспировский вывод о бессмысленности жизни?…

– Трудное тогда было время, – сказал Фомичев.

– В нашей державе быть человеком во все времена трудно. По меткому высказыванию Федора Ивановича Тютчева, история России до Петра Первого – сплошная панихида, после Петра – одно уголовное дело. А Тютчев, как известно, был талантливым поэтом. Он смотрел в корень, передавал трагическое ощущение противоречий бытия…

Пузырев явно уселся на своего любимого конька, однако Фомичев, прихлебывая чай, слушал его с интересом, ожидая, когда, наконец, он заговорит о деле. Без дела сотрудников угрозыска Аскольд Денисович в гости не приглашал. Так и получилось. Выговорившись, Пузырев посмотрел на собеседника:

– Заметил я, Володя, что ты второй день «Астрой» интересуешься. Ради чего обувь топчешь?

Фомичев улыбнулся:

– Хочу избушку на курьих ножках здесь купить.

– Это ария Тоски из оперы Пуччини. Короче, не разговор. Я ведь догадываюсь, кого ты ищешь.

– Если догадываетесь, скажите.

– Скажу. Но прежде поведаю, почему старый прохиндей стал подпевать уголовному розыску. Произошла сия метаморфоза из-за того, что я устыдился своего безобразного образа жизни. Разве полагали мои родители, что их кровиночка-мальчуган станет генералом преступного войска?… Нет, такой пакостной карьеры своему малышу они не желали. Досадно, что зубы мудрости всегда бывают вставные, и прозрение ко мне пришло только на старости лет. Мы ленивы и нелюбопытны, справедливо сказал о нас Пушкин. А проявить любопытство к родословной мне посоветовал полковник Таран. За это склоняю перед ним седую голову. Он же познакомил с кемеровскими чекистами, которые, к моему удивлению, оказались любезными парнями и раскрыли мне более чем полувековую тайну. До этого, как бродяга, не ведал: чей я родом, откуда я… Было только клеймо «ЧСВР» – член семьи врагов народа. Первую судимость заработал за оскорбление личности. Зануду комсомольского секретаря шахты обложил нецензурной бранью и загремел в Забайкалье. Там, как пел твой тезка Высоцкий, «много леса и веры» было повалено. Освободившись, стал гастролировать на просторах родины чудесной. От края и до края, от моря и до моря. О том, каким «чесом» занимался в Кузнецке, тебе известно. Энергия из меня перла, как огненная лава из Везувия в последний день Помпеи. Клокочущий вулкан остыл разом, когда узнал о трагической судьбе родителей. На «сходняке» моя прощальная речь была краткой: «Братва, престарелый Пузырь завязывает с криминалом и становится законопослушным гражданином Великой России. Ваше право: судить старика или миловать». После бурных дебатов принято было решение: «Помиловать». И вот я пью чай в компании оперативника УГРО…

– Больно было расставаться с прошлым? – спросил Фомичев.

– Сидя на булавке, о зубной боли забываешь. Способность быстро принимать крутые решения мне досталась, вероятно, от родителей, не пощадивших себя ради спасения товарищей. Это возвышенное качество человеческой души после массовых сталинских репрессий у россиян загублено безвозвратно.

– Так, кого же, по-вашему, я ищу в «Астре»? – поторопил Фомичев.

– Не спеши, скоро узнаешь. Тем более, что твоя проблема совпала с моей, – Пузырев во второй раз наполнил из чайника чашки. – Почему с моей?… Потому, что общим собранием дачников я избран председателем кооперативного общества «Астра». Мне даже зарплату хотели назначить в три тысячи рублей. Отказался. С моим рыночным доходом стыдно обирать малоимущих. Вот, Володя, мы и подошли к сути вопроса. Председатель, как известно, обязан заботиться о соблюдении порядка в поселке. С моим вхождением в поселковую власть пять лет у нас здесь царил покой. А на днях случилось чэпэ: человека подстрелили и его «Жигуленка» в реку сбросили. Пришлось срочно собрать в Кузнецке толковище без подлянки. Я, как водится, выступил там коротко: «Сорванцы, вы дали мне вольную. Какого черта лезете на рога и шкодите возле вотчины старого прохиндея?» Шум получился крутой. Даже невозмутимый Гуляй-нога стукнул себя кулаком в грудь и заявил, что его пацаны на пушечный выстрел к «Астре» не приближались. Другие тоже поклялись, что давно забыли дорогу в дачный поселок. Пришлось разбираться на месте. К моему удивлению, оказалось, что в нашей «Астре» втихушку «поселился замечательный сосед». По договору купли-продажи – это некий Зырянов Николай Арсентьевич, житель райцентра Новосибирской области.

– Ближе он не нашел дачного участка?

Пузырев усмехнулся:

– Вопрос для второгодника. Вероятно, в райцентре у него напряженка с правоохранительными органами или с налоговой инспекцией. Приходится отмывать «бабки» за границей района.

– Сколько заплатил за дачу?

– Около ста тысяч деревянных.

– По меркам «Астры», это дорого или дешево?

– Средне.

– Какое отношение Зырянов имеет к стрельбе и утопленным «Жигулям»?

– Дачный сторож видел, что темной ночью, за двое суток до обнаружения дачниками «подранка», сей господин с такими же широкоплечими быками, как сам, завез в купленный домик полный КамАЗ мебели.

– Нормальные люди ночью мебель не перевозят?

– Какая необходимость мутить воду по ночам, если совесть чиста? Короче, такой хитрозадый индивидум в подведомственной мне «Астре» не нужен. Не скрою, мелькало намерение шепнуть братве, и его отсюда как ветром вымело бы. Но я себе твердо сказал: «Аскольд, взялся за праведный гуж, не говори, что не дюж». Поэтому, Володенька, и пригласил тебя на чаек…

– Далеко отсюда та дача? – спросил Фомичев.

– При въезде в «Астру» видел покрашенный голубой краской финский домик?

– Видел. Своего «Москвича» возле него оставил.

– Вот он и есть. Только ты в него сейчас не попадешь.

– Почему?

– С момента завоза мебели дача замкнута на все замки, а господин хозяин находится неизвестно где.

– Скрывается, обеспечивая себе алиби?

– Я, тертый калач, другого повода скрываться не вижу.

– А мотив покушения какой вам видится?

Пузырев, прищурившись, погрозил указательным пальцем:

– Володя, ты парень – ухо с глазом. Не прикидывайся шлангом и не заставляй старика потеть. Попробуй, дружок, сам ответить на этот вопрос.

Фомичев засмеялся:

– По-моему, Аскольд Денисович, «подранок» владел серьезным компроматом. Когда компрометирующая информация известна многим, убийство теряет смысл. Если человек носит информацию в себе, у противников высок соблазн убить его, похоронив компромат навсегда. А «Жигули» утопили, чтобы спрятать концы в воду.

– Видишь, как складно получилось. Готов подписаться под каждым твоим словом…

Вечером Фомичев доложил полковнику Тарану о разговоре с Пузыревым. Таран тут же позвонил Бирюкову и попросил направить в Кузнецк следователя со свидетелями, которые могут опознать мебель и вещи Беломорцева. Бирюков дал задание Лимакину срочно переговорить с соседями Альбертг Кирилловича и, выбрав из них наиболее осведомленных, выехать утром следующего дня на опознание. А Голубеву Бирюков поручил разыскать в райцентре Николая Арсеньевича Зырянова, «втихушку» купившего дачу в поселке «Астра».