"Девушка ищет спонсора" - читать интересную книгу автора (Черненок Михаил)

Глава I

Ворона каркала с надсадным хрипом. Оседлав вершину высоченного тополя возле роскошного бревенчатого дома с красной черепичной крышей, матерая птица будто задалась целью во что бы то ни стало взбудоражить тихую улочку. В соседнем приусадебном огородике пенсионерка Анфиса Васильевна Мокрецова заканчивала посадку лука. Надоедливое карканье раздражало. Анфиса Васильевна выпрямилась над грядкой и тыльной стороной ладони потерла затекшую поясницу. Уставив сердитый взгляд на горластую нарушительницу весеннего покоя, громко крикнула:

– Кыш-ш-ш, паскудница!

Ворона притихла, удивленно скосила глаз на худощавую пожилую женщину в блеклом платьице и как ни в чем не бывало опять затянула нудный концерт.

– Вот привязалась, противная, – досадливо вздохнула Анфиса Васильевна, взяла с грядки горсточку земли и угрожающе замахнулась: – Кому говорю, кыш-ш-ш! Щас огрею!

Птица, взмахнув крыльями, нехотя взлетела с тополя. Немного покружив, ворона хотела пристроиться на засохшую макушку сосны у дома участкового инспектора милиции Дубкова, но словно чего-то испугалась и полетела к опушке густого бора в конце улицы.

Мокрецова принялась за прерванную работу, однако бодрое с утра настроение пенсионерки после вороньего «концерта» поникло. Навалилась непонятная тревога. Анфиса Васильевна хотя и не была суеверной, но в некоторые народные приметы верила. Вспомнив, что ворона уже не первый день облюбовала соседский тополь, Мокрецова с горечью подумала: «Не к добру это карканье. Ох, не к добру».

Упрятав в прогретую майским солнцем землю последнюю луковицу, Анфиса Васильевна полюбовалась на загляденье ровной грядочкой. Время приближалось к обеду. Подошла пора кормить гостившего вторую неделю шестилетнего внука Кирилку, да и самой захотелось основательно перекусить после раннего завтрака на скорую руку.

Небольшой пятистенник Мокрецовой по сравнению с соседним домом казался дачной хижиной. Анфиса Васильевна по привычке оставила у крыльца калоши, скрипнув половицами в сенях, босиком прошла в кухню и на газовой плите принялась варить внуку манную кашу. В комнате работал телевизор. Кирилка с дружком-одногодкой Алешей – внуком участкового Дубкова – молча смотрели какую-то передачу.

– Кир, смотри, смотри, – неожиданно заговорил Алеша. – Дядя с тетей целуются…

– Ты что, Леха, это же секс, – авторитетно ответил Кирилка.

Мокрецова торопливо заглянула в комнату – не смотрят ли мальчишки какую-либо современную вольность, которую раньше не только до шестнадцати лет, но и после шестидесяти смотреть запрещалось? На цветном экране холеная заморская красавица и слащаво приглаженный атлет рекламировали освежающую дыхание жвачку.

– Ты от кого такое слово узнал? – строго спросила внука Анфиса Васильевна.

– От телека, – зыркнув озорными глазенками, мигом ответил тот. – А что, бабуля?

– Ничего. Употреблять надо те слова, смысл которых знаешь.

– Я все знаю.

– Хвастун. Пойдем кушать манную кашу.

Кирилка насупился:

– Не хочу. Каша да каша. У меня зубы к курице привыкли.

– Не привередничай. Вчера приготовила курицу – ты каши запросил. Сегодня сварила кашу – тебе курицу подавай. Прошлым летом не такой был. Испортился за зиму у родителей.

– Мама говорит, что я испорченным родился.

– Надо исправляться.

– Надо, конечно, но не хочется.

– Почему?

– Жизнь веселая пошла.

– Тебя не переговоришь.

– Нет. У меня ведь тоже есть право на свободу слова.

– Ну надо же!..

– А я люблю манную кашу, – будто между делом, вклинился в разговор Алеша.

– Молодец, Алешенька, – похвалила Анфиса Васильевна. – Пойдем, мой мальчик, к столу. Пусть этот привереда у телевизора голодает.

– Не буду я телевизионную голодовку объявлять, – опять насупился Кирилка. – Если захочу, Леха за мной не угонится.

– Вот и захоти, пока не поздно. Ну-ка, быстренько мойте руки да – за стол.

Когда мальчишки наперегонки управились с кашей, Анфиса Васильевна налила им по чашке чая, достала из буфета батончик импортного шоколада и разделила пополам.

– Лучшее средство утолить голод – это «Сникерс»! – Кирилка радостно потер ладони. Хитро посмотрев на бабушку, спросил: – Бабуля, знаешь, кого я обожаю больше «Сникерса»?..

– Кого?

– Нашу соседку, Вику Солнышкину. Красота ее с ума меня свела.

– Эвон куда хватил! Соседка уже первый курс в медицинском училище заканчивает, а ты еще под стол пешком ходишь.

– Вика говорит, ничего страшного. Она дождется, когда вырасту большим, и сразу на мне женится. И каждый день будет кормить «Сникерсом». По целой шоколадке станет давать. Не так, как ты отрезаешь по кусочку на три буквы. Мы с ней уже сексом занимались.

– Чего плетешь?!

– Ничего не плету. Когда сказал Вике, насколько сильно ее обожаю, она до безумия обрадовалась и в макушку меня поцеловала.

– Кирилл… – Анфиса Васильевна присела на стул рядом со внуком. – Дай честное слово, что больше ни с кем не будешь говорить на эту нехорошую тему.

Внук отрицательно покрутил головой:

– Не могу, бабуля. Россия обалдела от сплошной политики да секса.

– Кто тебе такую чушь сказал?

– Папа говорил мамуле: «Вот жизнь веселая пошла! И в газетах, и по телеку – сплошная политика да секс. Обалдела Россия».

– А ты, будто попугай, слово в слово запомнил.

– Лучше попугая. Я памятливый, как магнитофон.

– Не надо повторять чужие мысли.

– Бабуля, папа мне не чужой.

– Все равно не повторяй, что он говорит. Учись думать своей головой. Она у тебя уже не маленькая.

Внук, задумчиво поцарапав стриженый затылок, с сожалением вздохнул:

– Голова-то у меня большая, но своих мыслей нет.

– Послушай, Кирилл…

Анфиса Васильевна стала соображать, как бы получше переубедить без умолку тараторящего внука, однако сосредоточиться помешала внезапно появившаяся на пороге Вика Солнышкина, о которой только что шла речь. Всегда веселая и приветливая, похожая на полноватую школьницу с бантиками в белокурых косичках, соседка на этот раз была явно не в себе. Дрожащим, испуганным голосом она спросила:

– Тетя Физа, не видели, кто у меня дверной замок сорвал?

«Вот оно, воронье карканье!» – подумала Мокрецова и растерянно ответила:

– Нет, Вика, не видела. Я, считай, полдня в огороде провела. Грядки делала, потом лук сажала.

– А вы, парни, тоже не видели?

– Мы с Лехой мультики да рекламу смотрели, – мигом выпалил Кирилка.

– Понимаете, тетя Физа, у нас в училище сегодня экзамен был, – тревожной скороговоркой зачастила Солнышкина. – Договорились с девчонками готовиться вместе, в общежитии. Вчера, поужинав, прибрала в доме и ушла к подругам. Засиделись до полуночи. Пришлось там заночевать. Утром сегодня из общаги сразу – в училище. Экзамен сдала на пятерку. Прибежала домой, а тут – замок выдернут вместе с пробоем.

– О, господи!.. – всплеснула руками Анфиса Васильевна. – И много чего утащили?

– Да я боюсь входить в дом. Вдруг воры еще там. Под горячую руку могут запросто пришибить. Прямо не знаю, что и делать…

– По-моему, лучше всего позвать соседа нашего, Владимира Евгеньевича Дубкова. – Мокрецова глянула на внука участкового инспектора милиции. – Алеша, сбегай, дружок, быстренько за дедом. Скажи, мол, у Вики Солнышкиной дом ограбили. Пусть поскорее придет, разберется.

Кирилка вскочил со стула раньше Алешки:

– Бабуль, и я хочу – с Лехой!

– Беги. Только второпях лбы не расшибите.

– До свадьбы все заживет! – чуть не кувыркнувшись через порог, уже из-за двери крикнул мальчишка.

Участковый не заставил себя долго ждать. Немолодой, но по-спортивному крепкий Дубков, поправив ворот, видимо, впопыхах надетой рубахи с погонами капитана милиции, внимательно выслушал взволнованную Солнышкину. Вика слово в слово, будто хорошо заученный урок, повторила рассказанное Анфисе Васильевне Мокрецовой, которая крепко сцепив пальцы рук, стояла рядом с ней. Когда девушка замолчала, участковый, словно выигрывая время для размышлений, уточнил:

– Значит, в дом не входила?

– Нет, нет, Владимир Евгеньевич, – торопливо ответила Солнышкина. – Честно сказать, только подошла к крыльцу и сразу увидела, что замок вырван.

Дубков, взявшись за козырек, поправил милицейскую фуражку. Наклоняя голову то влево, то вправо, принялся разглядывать небольшой замочек, держащийся на металлической накладке и дужке пробоя, вырванного из дверного косяка. Дужка была самодельная, примерно, из четырехмиллиметровой сталистой проволоки. Выдернуть ее не составляло труда даже для не очень сильного человека. На крыльце лежал длинный железный прут. Судя по вмятинам в косяке, именно этим прутом расправились с замочком одним махом.

– М-мда, – досадливо выдохнул участковый. – С таким легкомысленным запорчиком могли управиться сорванцы детского возраста.

– Владимир Евгеньевич, мы с Лехой здесь не управлялись, – на одном дыхании выпалил Кирилка.

– В райцентре хватает разбойников постарше вас, – Дубков шутливо подмигнул любопытно насторожившимся мальчишкам и перевел взгляд на Солнышкину: – Надо, Вика, серьезнее относиться к охране частной собственности.

Девушка смущенно улыбнулась:

– От моей собственности можно обхихикаться. Обстановка – доисторическая рухлядь. Телевизор – допотопный «Рекорд». Ни золота, ни серебра нажить не успела… Единственная более или менее ценность – это японский магнитофон-двухкассетник.

– Японская техника ныне в моде. Наверное, с миллиончик стоит?

– Около того.

– Ну вот… Для местных жителей миллион – пока еще неплохие деньги. А ты запираешь дом замочком от бабушкиного сундучка.

– В двери есть надежный внутренний замок, только я, росомаха, ключ от него потеряла. Или выудили тот ключик у меня из сумочки, не знаю.

– Давно?

– С неделю назад.

– За это время можно было новый замок поставить.

– Собиралась сделать. Даже со знакомыми парнями договорилась, но экзамены помешали. Такая напряженка – вздохнуть некогда. Днями и ночами приходится сидеть за учебниками.

– Хорошо учишься?

– Нормально. Хочу сразу после училища в медицинский институт поступить.

– О большом городе мечтаешь? Скучно, наверное, в здешнем захолустье.

– Скучать некогда. Да и не люблю я большие города. Смрад да суета в них. Если бы здесь был институт, никогда бы отсюда не уехала.

– Оно, конечно, институтов в нашем райцентре нет, – вроде бы соглашаясь, вздохнул Дубков и взглядом указал на металлический прут: – Эта железяка откуда?

– От старых хозяев. В углу за крыльцом стояла. Весной я этой штуковиной вместо лома отдалбливала лед у крыльца.

– Так, так…

Разговаривая, участковый приглядывался к крыльцу. На чуть припыленных ступеньках не было никаких следов, будто после мытья по ним никто не ходил. С покрашенных желтой эмалью перил свисали штанины старых джинсов.

– Твои?.. – спросил Дубков.

Солнышкина кивнула:

– Мои. Вместо половой тряпки использую.

– Когда крылечко мыла?

– Вчера вечером.

– Джинсы висят так же, как их оставила?

– По-моему, я вешала поясом наружу, чтобы лучше просохли, – недолго помолчав, ответила Вика. – Впрочем, не помню. Голова после экзамена совсем не варит.

– Экзамены есть экзамены… – задумчиво проговорил Дубков и, словно наконец-то набравшись решимости, добавил: – Пойдем, Вика, смотреть, чего воришки натворили в доме. Чтобы не затоптать предыдущие следы, разуемся…

Расшнуровав ботинки и оставив их на бетонной дорожке, ведущей к калитке, участковый в носках степенно поднялся на крыльцо. Еще раз пристально осмотрел выдернутый пробой, достал из кармана брюк вчетверо сложенный носовой платок, взялся через него за краешек дверной ручки, легко распахнул дверь и, приглядываясь к полу, на цыпочках, будто крадучись, вошел в пустующую, застекленную с двух сторон веранду. Следом за участковым, с такой же осторожностью, пошли Солнышкина и Мокрецова. Намереваясь ринуться за взрослыми, мальчишки тоже мигом сбросили с ног кроссовки, но Анфиса Васильевна, обернувшись, строго погрозила пальцем: не суйтесь, мол, не в свое дело.

Дверь из веранды в продолговатую прихожую была распахнута настежь. Обернувшись к Солнышкиной, участковый спросил:

– Уходя из дома, не закрывала?..

– Закрывала, – быстро ответила Вика. – Май в Сибири – еще не лето.

На вешалке в прихожей слева от двери висели коричневая кожаная куртка, салатного цвета женский плащ, яркое адидасовское трико и белоснежный медицинский халатик. У порога рядком вдоль стены выстроились красные туфельки на высоком каблучке, состоящие почти из одних ремешков босоножки и нарядные комнатные тапки с пушистыми помпончиками.

Поочередно заглянули в просторную кухню, затем – в спальню, где у стены, прикрытой старым ковриком, стояла аккуратно заправленная кровать с никелированными спинками. У изголовья кровати на небольшой тумбочке рядом с телефонным аппаратом тикал круглый будильник. Здесь же, за будильником, красовался японский магнитофон. По словам Солнышкиной, и в прихожей, и в кухне, и в спальне абсолютно ничего не тронуто.

В самой большой комнате дома, обычно называемой в простонародье залом, царил сумрак. Все четыре окна здесь закрывали плотные с золотистым узором портьеры, свисающие от укрепленных под потолком багетных карнизов. Свободную от мебели площадь пола устилал серый палас.

Приглядевшись к полумраку, участковый увидел озадачившую его картину: посередине комнаты у невысокого круглого столика, откинув лысоватую голову на спинку мягкого кресла и вытянув ноги в белых носках, вроде бы спал мужчина среднего телосложения. Из расстегнутого ворота пестрой рубахи виднелся треугольник флотской тельняшки.

Дубков подозвал стоявшую поодаль Солнышкину. Молчаливым взглядом спросил: кто, дескать, такой? Побледневшая Вика растерянно пожала плечами. Тогда участковый негромко кашлянул:

– Кхм… гражданин…

Мужчина не шелохнулся.

– Подъем! – уже в полный голос сказал участковый.

Реакция – та же.

Дубков осторожно подошел к полулежавшему в кресле, заглянул ему в лицо и увидел уставленные в потолок остекленевшие глаза…