"Водопад" - читать интересную книгу автора (Рэнкин Иэн)

3

– Я был уверен, что мне придется работать с настоящим рисовальщиком, – проговорил Дональд Девлин, предварительно откашлявшись. На взгляд Ребуса, он был одет так же, как во время их вчерашней встречи. Отставной патологоанатом сидел в обшарпанном кресле рядом с компьютером и единственным в Гэйфилдском участке детективом, который знал (довольно приблизительно), как работать с «Фейсмейкером». «Фейсмейкер» представлял собой компьютерную базу данных с набором рисованных глаз, ушей, носов и губ, которые с помощью различных опций можно было вытягивать, сжимать и складывать вместе. Наблюдая за работой программы, Ребус понял, как бывшим коллегам Фермера Уотсона удалось приделать его голову к накачанным торсам атлетов.

– За последние годы кое-что изменилось, сэр, – ответил Ребус, отхлебывая кофе, который он взял в буфете участка. Кофе, разумеется, уступал тому, которое готовила его «бариста», но не шел ни в какое сравнение с бурдой из автомата в Сент-Леонарде. Прошедшую ночь Ребус провел скверно: он то и дело просыпался в холодном поту и ознобе и подолгу сидел, пытаясь согреться, в своем любимом кресле в гостиной. Дурные сны и холодный пот… Впрочем, что бы ни наговорили ему врачи, Ребус знал, что с сердцем у него все в порядке – он слышал, как оно стучит, честно выполняя свою работу.

Кофе едва помогал ему удерживаться от зевоты. Детектив за компьютером закончил черновой вариант фоторобота и теперь распечатывал его на принтере.

– Что-то здесь все-таки не так, – проговорил (уже не в первый раз) Девлин, рассматривая выползшие из принтера листы. Ребус тоже взглянул. Лицо на бумаге было совершенно заурядным, ничем не примечательным.

– Лицо, которое у вас получилось, может принадлежать и женщине, – добавил профессор, – а я совершенно уверен, что это был «он», а не «она».

– А так не лучше будет? – спросил детектив, щелкнув «мышкой», и лицо на экране обросло всклокоченной черной бородой.

– Ну, это вообще ерунда какая-то! – громко возмутился Девлин.

– Прошу прощения, мистер Девлин, это просто констебль Тиббет так шутит, – пояснил Ребус.

– Я делаю все, что могу, – сказал Тиббет.

– Мы высоко ценим ваши усилия, констебль. Будьте добры, уберите бороду.

Тиббет повиновался.

– Вы уверены, что это не мог быть Дэвид Костелло? – спросил Ребус.

– Я знаю Дэвида, – возразил Девлин. – Это был не он.

– Насколько хорошо вы его знаете? Девлин растерянно моргнул.

– Я же говорил вам – я разговаривал с ним несколько раз. Однажды мы столкнулись с ним в подъезде, и я спросил, что за книга у него в руках. Это оказался Мильтон, «Потерянный рай». Мы с ним даже немного поспорили…

– Вот как? Любопытно!

– Это было действительно любопытно, инспектор, можете мне поверить. У парнишки в голове – мозги, и неплохие, очень неплохие!

Ребус задумался.

– Как вам кажется, профессор, он способен на убийство?

– На убийство? Дэвид?!! – Девлин рассмеялся. – Мне кажется, подобный поступок для него недостаточно интеллектуален, если вы понимаете, что я хочу сказать. – Он немного помолчал, потом спросил: – Вы все еще его подозреваете?

– Вы сами знаете, как работает полиция, профессор. Мы подозреваем всех, покуда не будет доказано обратное.

– Мне почему-то казалось, что должно быть наоборот: человек считается невиновным, пока не будут найдены убедительные доказательства противного.

– Боюсь, сэр, вы перепутали нас с адвокатами. Так вы говорите, что почти не знали Филиппу?…

– Ну, мы, конечно, иногда сталкивались на лестнице, но, в отличие от Дэвида, она никогда не выказывала желания остановиться.

– Не снисходила?

– Пожалуй, я бы так не сказал, инспектор, хотя… Несомненно, она росла и воспитывалась в несколько, гм-м… разреженной атмосфере, если можно так выразиться. А вы как думаете? – Он задумчиво нахмурился, потом добавил: – Кстати, я держу свои деньги в банке, который принадлежит ее отцу.

– Означает ли это, что вы знакомы с Джоном Бальфуром?

Глаза старого профессора тускло блеснули.

– О нет, разумеется нет. Я не настолько крупный вкладчик, чтобы удостоиться подобной чести.

– Понятно. – Ребус кивнул. – Как продвигается ваша головоломка?

– Медленно, но в том-то и удовольствие, вы согласны?

– Никогда не увлекался подобными вещами.

– Зато я уверен, что вам нравятся головоломки, которые вам приходится решать по долгу службы. Вчера вечером я звонил Сэнди Гейтсу, он все мне о вас рассказал…

– Сдается мне, за вчерашний вечер «Бритиш телеком» здорово поднажилась.

Они обменялись улыбками и вернулись к работе над фотороботом. Примерно через час Девлин решил, что один из ранних вариантов был гораздо более удачным. К счастью, Тиббет сохранил их все.

– Да, вот этот, – подтвердил Девлин. – Разумеется, он далек от совершенства, но, я думаю, сойдет.

Он начал подниматься, но Ребус его остановил.

– Раз уж вы здесь, профессор… – Он сунул руку в ящик стола и достал оттуда толстый альбом с фотографиями. – Нам бы хотелось, чтобы вы взглянули на кое-какие снимки…

– Снимки?

– Фотографии соседей и друзей мисс Бальфур по университету.

Профессор кивнул, впрочем, без особой охоты.

– Метод исключения, инспектор?

– Что-то в этом роде, профессор. Или вы устали?

Дональд Девлин вздохнул.

– Как насчет чашечки некрепкого чая? Это поможет мне сосредоточиться…

– Чашечка некрепкого чая у нас, я думаю, найдется. – Ребус повернулся к Тиббету, который увлеченно орудовал «мышью». Наклонившись ближе, Ребус увидел еще один фоторобот. Человек на экране был копией профессора Девлина, только с козлиными рогами.

– Констебль Тиббет об этом позаботится, – добавил Ребус.

Прежде чем встать из-за компьютера, Тиббет закрыл последний рисунок, предварительно его сохранив.

К тому времени, когда Ребус вернулся в участок Сент-Леонард, поступили сведения еще об одном обыске, стыдливо поименованном «осмотром в рамках проведения дознания». Обыск в охраняемом гараже на Колтон-роуд, где Дэвид Костелло держал свой спортивный «эм-джи», проводила бригада экспертов-криминалистов из Хоуденхолла, однако ей не удалось обнаружить ничего существенного. С самого начала было ясно, что в салоне машины найдется немало отпечатков пальцев Филиппы Бальфур. Никаких вопросов не вызывало и присутствие ее вещей – помады и солнечных очков, лежавших в бардачке. В гараже вообще было пусто.

– Ни запертого на замок морозильника, ни потайной двери, ведущей в пыточную камеру в подвале? – спросил Ребус.

Томми По Барабану только головой покачал. В тот день он исполнял роль мальчика на побегушках, доставляя бумаги и документы из Гэйфилда в Сент-Леонард и обратно.

– Студент – и разъезжает на «эм-джи»!… – проговорил он и еще раз покачал головой.

– Да что машина! – заметил на это Ребус. – Один этот гараж стоит, наверное, в два раза больше, чем твоя квартира.

– Черт побери, сэр, вы правы! – Ребус и Томми обменялись невеселыми улыбками.

В участке кипела работа. Видеоотчет о вчерашней пресс-конференции (неудачное выступление Эллен Уайли пришлось вырезать) был показан в вечернем выпуске новостей. Теперь ожидалась реакция: шквал телефонных звонков.

– Инспектор Ребус?

Ребус повернулся на голос.

– Зайдите ко мне в кабинет.

Теперь это действительно был ее кабинет. Она очень быстро его обживала. Казалось, даже самый воздух здесь изменился, освеженный то ли появившимися на металлической картотеке цветами в горшках, то ли специальным дезодорантом из баллончика. Огромное продавленное кресло, принадлежавшее Фермеру Уотсону, уступило место более утилитарной модели. Фермер любил развалиться, откинуться назад или, наоборот, опереться локтями на стол. Джилл Темплер сидела совершенно прямо, словно каждую секунду готова была вскочить и мчаться куда-то по делу. Когда она протянула Ребусу лист бумаги, ему пришлось привстать, чтобы до него дотянуться.

– Поселок Фоллз, – сказала она. – Знаешь, где это?

Ребус покачал головой.

– Я тоже, – сообщила Джилл.

Ребус стал читать. В руках у него была распечатка телефонного сообщения. В местечке под названием Фоллз была найдена кукла.

– Кукла? – переспросил Ребус.

Джилл кивнула.

– Я хочу, чтобы ты на нее взглянул.

Ребус расхохотался.

– Шутишь? – Но, подняв голову, он увидел серьезное лицо Джилл. – Это что, наказание?

– За что?

– Этого я не знаю. Может быть, за то, что предстал пьяным перед Джоном Бальфуром.

– Я не настолько мелочна, Джон.

– Да? А я уж было подумал…

Джилл бросила на него острый взгляд:

– Продолжай!

– Эллен Уайли.

– Что – Эллен Уайли?

– Она этого не заслужила.

– Значит, ты тоже на ее стороне?

– Она этого не заслужила, и ты это знаешь.

Джилл Темплер приставила ладонь к уху.

– Что такое? Кажется, у меня в кабинете завелось эхо!…

– Я буду повторять это до тех пор, пока ты не услышишь.

Несколько мгновений Ребус и Джилл в упор разглядывали друг друга и молчали. Потом раздался телефонный звонок. Сначала Джилл не хотела отвечать, но телефон все звонил и звонил, и в конце концов она сняла трубку, продолжая сверлить Ребуса взглядом.

– Да?… – Она немного послушала. – Хорошо, сэр, я приеду. – Кладя трубку, Джилл наконец отвела взгляд и тяжело вздохнула.

– Я должна бежать, – сказала она Ребусу. – Меня вызывает заместитель начальника полиции. Съезди в этот Фоллз, ладно?

– Да я тебе и здесь не помешаю.

– Кукла лежала в гробу, Джон… – Ее голос неожиданно прозвучал глухо, словно она очень устала.

– Детишки балуются, – предположил Ребус.

– Может быть.

Ребус снова взглянул на распечатку.

– Здесь говорится, что Фоллз расположен в Восточном Лотиане. Пусть этим займутся ребята из Хаддингтона или еще из какого-нибудь местного отделения.

– Я хочу, чтобы это сделал ты.

– Ты серьезно, Джилл? Нет, ты, наверное, шутишь!… Как в тот раз, когда сказала, будто я предлагал тебе поехать со мной. Или когда велела показаться врачу!…

Джилл Темплер покачала головой.

– Фоллз не просто расположен в Восточном Лотиане. Этот поселок находится недалеко от того места, где живут Бальфуры. – Она сделала небольшую паузу, давая Ребусу время переварить услышанное. – Что касается врача, – добавила Джилл, – то к нему ты можешь обратиться в любой день…

Ребус выехал из Эдинбурга по магистрали А-1. Движение было сравнительно небольшим, яркое утреннее солнце еще не успело подняться слишком высоко над горизонтом. Восточный Лотиан представлялся Ребусу краем полей для гольфа, скалистых берегов, ровных пашен и ревниво оберегающих свою индивидуальность поселков, жители которых ездили на работу в город, а по вечерам возвращались обратно. Существовали в здешних краях и свои мрачные тайники – например, таборы на колесах, где скрывались от правосудия преступники из Глазго, но в целом это было спокойное местечко, куда приятно отправиться на выходные или завернуть по пути на юг, в Англию, чтобы полюбоваться из окна машины мирными сельскими пейзажами. Небольшие города и поселки – такие, как Хаддингтон, Гуллейн и Норт-Берик, – всегда казались Ребусу немного консервативными, замкнутыми, но процветающими анклавами, экономика которых поддерживалась сельскими жителями, с недоверием относившимися к супермаркетам столицы и делавшими необходимые покупки в местных лавках. Тем не менее влияние Эдинбурга год от года становилось все сильнее: цены на недвижимость вынуждали горожан селиться все дальше от городской черты, а зеленую зону разъедало строительство новых жилых кварталов и гигантских торговых центров. Полицейский участок, в котором работал Ребус, стоял прямо на въезде в город с юго-восточного направления, и все последние десять лет он наблюдал за тем, как неуклонно растет поток «маятниковых мигрантов», медленно катящийся мимо его окон в часы пик.

Отыскать Фоллз оказалось не просто. Доверяя больше инстинкту, чем картам, Ребус ухитрился пропустить нужный поворот и вместо Фоллза оказался в Дреме. Здесь он сделал небольшую остановку. Купив два пакета картофельных чипсов и жестянку «Айрн-брю», Ребус опустил стекло и устроил маленький пикник не выходя из машины. Он все еще считал, что попал в эту глушь исключительно потому, что кто-то захотел поставить его на место. А если конкретно, то не кто-то, а его новый начальник, старший суперинтендант Темплер. Богом забытая деревушка с названием Фоллз… ну что там может быть интересного?

Когда с едой было покончено, Ребус поймал себя на том, что насвистывает какой-то мотив. Ему смутно вспомнилось, что это песенка о жизни у водопада [8]. Вроде бы ее записала для него Шивон, одно время пытавшаяся заниматься его музыкальным образованием, застопорившимся еще в конце семидесятых.

Весь Дрем состоял из одной-единственной главной улицы, которая была довольно широкой, но тихой и совершенно безлюдной. Лишь изредка мимо проносился легковой автомобиль или грузовик, но на тротуарах не было ни одной живой души. Правда, продавщица попыталась вовлечь его в разговор, но Ребусу было совершенно нечего добавить к ее словам о погоде, а дорогу к Фоллзу он не хотел спрашивать из принципа. Меньше всего на свете ему хотелось, чтобы его приняли за очередного туриста.

В конце концов ему все-таки пришлось заглянуть в карту. Фоллз выглядел на ней как крошечная точка. Интересно, подумал Ребус, откуда взялось у захолустной деревушки столь громкое название? Впрочем, ему уже приходилось сталкиваться с подобными географическими казусами; в любом случае он бы не удивился, если бы узнал, что оно возникло в результате диалектного искажения совсем другого слова.

Примерно через десять минут неторопливой езды по извилистым проселочным дорогам, то спускавшимся в лощину, то взбиравшимся на холм, Ребус добрался до Фоллза. Он бы добрался быстрее, если бы верхушки холмов не загораживали обзор; кроме того, в одном месте ему попался тихоходный трактор, за которым он довольно долго полз на второй передаче.

Фоллз оказался не совсем таким, каким Ребус его представлял. Пролегавший через центр поселка участок дороги был заасфальтирован; по одну сторону от него стояли аккуратные особнячки с ухоженными садиками, по другую прямо вдоль тротуара тянулся ряд коттеджей. На одном из коттеджей висел обрезок широкой доски, на котором не лишенными кокетства буковками были выведены слова «Гончарная мастерская». И только в дальнем конце деревни (она, впрочем, больше походила на поселок) виднелись постройки, подозрительно напоминающие муниципальные микрорайоны тридцатых годов: серые одноквартирные дома с разоренными палисадниками, разломанными изгородями и брошенными посреди дороги трехколесными велосипедами. От дороги их отделяла полоса пожелтевшей травы, на которой двое мальчишек нехотя пинали футбольный мяч. Когда Ребус проезжал мимо, они посмотрели на него так, словно он был какой-то диковинкой.

Деревня закончилась так же внезапно, как и началась, и Ребус снова очутился на ухабистом проселке на краю наполовину вспаханного поля. Притормозив, он остановился у обочины. Далеко впереди маячило что-то вроде заправочной станции, то ли действующей, то ли давно заброшенной.

Пока Ребус размышлял, мимо проехал трактор, который он недавно обогнал. Замедлив ход, трактор свернул с дороги и, несколько раз дернувшись, остановился. Водитель открыл дверцу и, не обращая на Ребуса никакого внимания, спрыгнул на землю. В кабине гремело включенное на всю катушку радио.

Ребус тоже вышел из машины, с силой захлопнув за собой дверь, но тракторист даже не взглянул в его сторону. Тогда Ребус сделал несколько шагов и остановился, опершись руками на доходившую ему до пояса каменную стену.

– Доброе утро, – сказал он.

– Доброе утро. – Позвякивая инструментами, тракторист возился у задних колес своей машины.

– Я сотрудник полиции, – представился Ребус. – Вы не подскажете, где я могу найти Биверли Доддс?

– У нее дома, я полагаю.

– А где она живет?

– Видите вон тот коттеджик с вывеской «Гончарная мастерская»?…

– Да.

– Это ее…

Голос у тракториста был абсолютно бесстрастный. Он так и не посмотрел на Ребуса, полностью сосредоточившись на механизме прикрепленного к трактору навесного плуга. Это был мужчина плотного телосложения; его курчавые черные волосы и густая борода обрамляли изборожденное глубокими морщинами лицо, неожиданно напомнившее Ребусу странные физиономии-перевертыши из комиксов, завораживавшие его в детстве: смотришь прямо – одна физиономия, крутанешь на сто восемьдесят градусов – другая.

– Вы насчет этой чертовой куклы? – спросил тракторист.

– Да. А что?

– По-моему, ерунда полная. Не стоило вам сюда тащиться из-за такого пустяка.

– Значит, вы не думаете, что эта… находка может иметь отношение к исчезновению мисс Бальфур?

– Конечно нет. Это наверняка ребятишки из Прилужья… Играли во что-то, а может, просто баловались.

– Пожалуй, вы правы. Прилужье… это, вероятно, те крайние дома? – Ребус кивнул в направлении деревни. Мальчишек-футболистов скрывал поворот дороги, но ему казалось, что он все еще слышит далекие удары по мячу.

Тракторист кивнул.

– Как я уже говорил, пустая трата времени. Впрочем, время-то ваше, не чье-нибудь… Вот только оплачивается оно деньгами налогоплательщиков, в частности, моими.

– А ее родителей вы знаете?

– Чьих? Биверли?…

– Нет, я имел в виду Бальфуров.

Тракторист снова кивнул:

– Им принадлежит здешняя земля. По какой дороге ни поедете – везде их поля.

Ребус огляделся по сторонам. До него только сейчас дошло, что за исключением заправочной станции кругом не видно никаких построек.

– Я думал, у них только дом и сад.

На этот раз тракторист отрицательно качнул головой.

– Кстати, где находится их дом?

Впервые за все время тракторист поднял голову и встретился глазами с Ребусом. Очевидно удовлетворенный результатами осмотра, он вытер руки о вылинявшие джинсы.

– Дорога к усадьбе начинается у того конца поселка, – объяснил он. – Проедете около мили и уткнетесь в большие железные ворота – их издалека видно, так что не заблудитесь. Кстати, водопады тоже в том направлении, примерно на полпути между усадьбой и поселком.

– Водопады?

– Ну, водопад… Вы ведь хотите на него взглянуть, правда?

Ребус с сомнением поглядел на расстилавшееся перед ним поле. К горизонту ландшафт слегка повышался, но трудно было представить, чтобы где-то поблизости вода могла с чего-то падать.

– Пожалуй, я не стану расходовать свое время и ваши налоги на осмотр местных достопримечательностей, – сказал Ребус с улыбкой.

– Никакая это не достопримечательность, – сказал тракторист.

– Что же это? – удивился Ребус.

– Место кровавого преступления!… – В голосе тракториста прозвучали раздраженные нотки. – Вас что, ни о чем не предупредили?

Узкое ответвление от главной улицы за домами превращалось в проселок, поднимавшийся на холм. Проезжая в первый раз по деревне, любой бы, как и Ребус, решил, что этот проулок заканчивается тупиком или сворачивает на чью-то подъездную дорожку. Однако через пару сотен ярдов дорога стала чуть шире, и вскоре Ребус оказался на гребне холма, где, как объяснил ему тракторист, находился перелаз через каменную стену. Остановив «сааб», Ребус вышел из салона и, повинуясь инстинкту городского жителя, тщательно запер дверцу. Перелаз вывел его в поле, где паслось стадо коров. Коров Ребус заинтересовал еще меньше, чем давешнего тракториста, хотя он прошел так близко, что чувствовал их запах и слышал, как они фыркают и пережевывают сочные зеленые стебли. Стараясь не наступить в коровьи «лепешки», Ребус обогнул стадо и приблизился к полоске деревьев, росших вдоль берега ручья. Где-то там находился знаменитый водопад. Именно там Биверли Доддс нашла вчера утром крошечный гроб, в котором лежала кукла.

Но когда Ребус наконец отыскал водопад, давший название деревне, он едва удержался, чтобы не рассмеяться в голос. Вода сбегала каскадом с высоты… от силы четырех футов.

– Не очень-то ты похож на Ниагару, не правда ли?… – сказал Ребус, опускаясь на корточки у нижнего уступа каскада. Он не знал, где именно была найдена кукла, но на всякий случай внимательно оглядел все вокруг. Это был действительно живописный уголок; почти наверняка его любили посещать местные жители. В пользу этой догадки говорили пара пивных жестянок и несколько оберток от шоколадных батончиков, которые он обнаружил под ближайшими кустами.

Поднявшись на ноги, Ребус стал всматриваться в даль. Место было не только живописным, но и уединенным. Кто бы ни подкинул к водопаду таинственную куклу, он почти наверняка остался незамеченным, если, разумеется, деревянный гробик не приплыл откуда-то с верховьев ручья. Впрочем, извилистое русло просматривалось до самой вершины холма, а там, судя по всему, никто не жил. На карте Ребуса ручей даже не был обозначен; только холмы, по которым можно скитаться неделями, не видя ни одного человеческого лица. Интересно, в какой стороне находится дом Бальфуров, спросил себя Ребус, но тотчас покачал головой. Какая разница?! Ведь его послали сюда искать вовсе не кукол: его отправили сюда искать ветра в поле.

Он снова присел на корточки и зачерпнул воду ладонью. Вода оказалась очень чистой и холодной, и Ребус некоторое время смотрел, как хрустальные струйки текут у него между пальцами.

– Я бы не советовала ее пить, – раздался голос у него за спиной. Обернувшись, Ребус увидел вышедшую из-за деревьев женщину. Солнце било ей в спину, просвечивая сквозь длинное муслиновое платье и обрисовывая ее фигуру.

Приблизившись к нему еще на несколько шагов, женщина подняла руку, чтобы убрать с глаз длинные, вьющиеся светлые волосы.

– Все из-за фермеров, – пояснила она. – Химикаты, которые они используют, вымывает из почвы прямо в реки и ручьи. Тут вам и органические удобрения, и бог знает что еще… – Казалось, при мысли об этом она содрогнулась.

– Я и не собирался ее пить. – Ребус встал и вытер мокрую ладонь о рукав. – А вы, случайно, не мисс Доддс?

– Здесь все зовут меня Би. – Она протянула свою почти бесплотную руку.

«Прямо цыплячьи косточки», – подумал Ребус, осторожно пожимая тонкие, хрупкие пальцы.

– Инспектор Ребус, – представился он. – Как вы узнали, что я здесь?

– Я видела вашу машину, – ответила Биверли. – Я как раз сидела у окна, и когда вы проехали, я… догадалась. – Она слегка приподнялась на цыпочки, радуясь, что не ошиблась. Фигурой и манерами мисс Доддс напоминала девочку-подростка, но лицо у нее было совсем не детским: от уголков глаз расходились во все стороны лучики-морщинки, а кожа на скулах слегка обвисла. На вид ей было лет пятьдесят с небольшим, но в душе ее еще явно не угасла искорка юности.

– Вы шли пешком? – спросил Ребус.

– О да, – ответила она, поглядев на свои открытые сандалии. – Меня удивило, что вы направились сюда: я была уверена, что первым делом вы заглянете ко мне.

– Мне хотелось немного оглядеться, – сказал Ребус. – Где именно вы нашли эту куклу?

Биверли Доддс показала на водопад:

– Прямо под водопадом, на берегу. Она была совершенно сухая.

– Почему вы это сказали? Ну, что она была сухая?…

– Потому что я знала: вы наверняка будете гадать, не принесло ли ее водой.

Ребус не стал говорить, что именно об этом он размышлял несколько минут назад, но мисс Доддс, похоже, поняла, что попала в точку, так как снова привстала на цыпочки.

– Она лежала совсем на виду, – добавила она. – Я не думаю, что ее оставили здесь случайно. Если бы кто-то ее просто забыл, он бы за ней вернулся…

– Вы никогда не задумывались о карьере детектива, мисс Доддс?

Она скорчила недовольную гримаску.

– Пожалуйста, зовите меня Би, – сказала она. На его вопрос она так и не ответила, но Ребус видел, что Биверли Доддс польщена.

– Вы, конечно, не принесли куклу с собой?

Мисс Доддс так энергично замотала головой, что ее светлые локоны снова упали ей на лицо, и ей пришлось убрать их за уши.

– Нет, она у меня дома.

Ребус кивнул.

– Вы давно живете в этих краях, Би?

Она улыбнулась.

– Что, я еще не совсем освоила местный диалект?

– Пожалуй, вам действительно нужно потренироваться еще немного, – признал Ребус.

– Я родилась в Бристоле, потом много лет жила в Лондоне. После развода я бросилась куда глаза глядят и только здесь остановилась.

– И как давно это произошло?

– Лет пять или шесть тому назад. Местные жители все еще называют мой коттедж «домом Суонстонов».

– Вероятно, так звали людей, которые жили в нем до вас?

Биверли Доддс кивнула.

– Таков уж наш Фоллз, инспектор… Чему вы улыбаетесь?

– Название уж очень забавное.

Похоже, она поняла, что он имел в виду.

– Вот и я думаю: почему – Фоллз? – проговорила она. – Почему – Водопады?… Ведь здесь есть только один чахленький каскад – вот этот… Я расспрашивала местных жителей, но никто не смог объяснить мне толком. – Она немного помолчала. – Когда-то это был шахтерский поселок.

Ребус свел брови,

– Шахтерский поселок? Здесь?!

Тонкой как спичка рукой Биверли показала куда-то на север.

– Вон там, примерно в миле отсюда. Впрочем, уголь быстро выбрали. Это было еще в тридцатых…

– Именно тогда и построили Медоусайд?

Она снова кивнула.

– А теперь разработки не ведутся?

– Уже лет сорок. Я думаю, что теперь большинство жителей Прилужья – безработные. Когда-то там действительно был луг, но потом Прилужье разрослось, и от луга ничего не осталось. – Мисс Доддс поморщилась, потом заговорила о другом. – Как вам кажется, – спросила она, – вы сумеете здесь развернуть машину?

Ребус кивнул.

– В любом случае можете не торопиться, – добавила она и повернулась, чтобы идти обратно. – Я пойду вперед и приготовлю чай. Жду вас в моем доме «У Круга».

Она назвала свой коттедж «У Круга», объяснила Биверли Доддс, наливая воду в чайник, потому что у нее есть гончарный круг.

– Я начала заниматься этим после развода, для отвлечения, – продолжала она. – Но оказалось, что у меня получается очень даже неплохо. Некоторые мои старые друзья были просто поражены!… – По тому, как она произнесла последнюю фразу, Ребус догадался, что упомянутым «друзьям» в новой жизни мисс Доддс места не нашлось. – Поэтому Круг для меня еще и символ «возвращения на круги своя», – добавила она и, взяв в руки поднос, провела Ребуса в комнату, которую называла своим «ателье».

Это была небольшая комнатка с низким потолком, загроможденная пестрым барахлом. Ребус сразу заметил несколько обливных керамических посудин синего цвета, которые, судя по всему, были сделаны руками самой хозяйки. Он стал их рассматривать.

– Здесь в основном мои ранние работы, – сказала Биверли Доддс нарочито небрежным тоном. – Я сохранила их исключительно из сентиментальных соображений. – Она снова откинула назад волосы, и Ребус увидел, как от тонких запястий скользнуло к острым локтям несколько браслетов.

– На мой взгляд, сделано очень неплохо, – сказал он.

За разговором Биверли Доддс успела разлить чай. Сейчас она протянула Ребусу неуклюжую глиняную чашку, покрытую все той же синей глазурью. Под стать чашке было и блюдце – толстое и немного кривое. Ребус огляделся, но так и не увидел в комнате ни куклы, ни гроба.

– Они у меня в мастерской, – пояснила Биверли, как будто прочтя его мысли. – Если хотите, я могу принести.

– Будьте так любезны, – ответил он, и мисс Доддс тотчас встала и вышла.

Оставшись один, Ребус испытал острый приступ клаустрофобии. В чашке у него оказался вовсе не чай, а какой-то травяной настой, который ему захотелось вылить в одну из ваз, однако он сдержался и достал мобильный телефон, чтобы просмотреть поступившие сообщения, но крошечный экран был пуст, что означало отсутствие сигнала. Возможно, виноваты были толстые каменные стены коттеджа, или же Фоллз находился в «мертвой зоне». Ребус знал, что в Восточном Лотиане такие зоны не редкость. От нечего делать он стал рассматривать книги в единственном в комнате шкафу. Здесь были собраны главным образом альбомы по искусству и ремеслам, но среди них затесались два тома, посвященные викканским обрядам [9]. Взяв один из них в руки, Ребус принялся перелистывать страницы.

– Белая магия, – раздался голос за его спиной. – Вера в силу Природы.

Ребус поставил книгу на место и повернулся.

– Вот и он… – сказала мисс Доддс.

Крошечный деревянный гробик она держала на прямых руках, словно участвуя в какой-то религиозной процессии. Ребус машинально шагнул ей навстречу, и она протянула гробик ему. Осторожно, словно прикасаясь к святыне (он чувствовал, что от него ждут именно такого отношения), Ребус взял у нее из рук деревянный ящичек. «Похоже, у нее не все дома, – пронеслась у него в голове шальная мысль. – Она сама все это устроила!» Но тут его вниманием полностью завладела странная поделка около восьми дюймов длиной. Тщательно отмеренные дощечки из какого-то темного дерева, возможно – мореного дуба, были сколочены медными гвоздиками наподобие обойных; линии отпила были слегка зашкурены, но и только. Вряд ли гроб смастерил профессиональный столяр – это понял даже Ребус, который не мог отличить стамеску от долота.

Биверли Доддс сняла с гроба крышечку и впилась в лицо Ребуса испытующим взглядом, ожидая реакции.

– Крышка была прибита гвоздями, – объяснила она. – Мне пришлось выдернуть их, чтобы посмотреть, что там внутри.

А там лежала крошечная деревянная кукла с вытянутыми вдоль тельца ручками, с круглым личиком без рта и глаз. Она была целиком вырезана из деревянной чурочки, но не слишком искусно – на поверхности остались глубокие царапины от резца или ножа, выглядывавшие из-под лоскутков муслина, в который она была завернута. Ребус попытался вынуть куклу из гроба, но его пальцы не проходили в узкое пространство между игрушкой и стенками деревянной коробочки. Тогда он перевернул гробик, и кукла выпала ему на ладонь. Ребус украдкой окинул взглядом комнату, сравнивая муслиновый саван куклы с платками и драпировками, которыми изобиловало «ателье» Биверли, но ничего похожего не обнаружил.

– Ткань совершенно новая и чистая, – почему-то шепотом сообщила Биверли, и Ребус кивнул. Очевидно, гробик пролежал под открытым небом не слишком долго, так как дерево не успело ни загрязниться, ни набухнуть от влаги.

– Мне приходилось видеть много всякого, Би, но такого… – Ребус не договорил. – Скажите, рядом с ним ничего не было? Ничего необычного или странного?

Она медленно покачала головой.

– Я бываю у водопада почти каждую неделю. Это… – Биверли Доддс прикоснулась к гробу кончиками пальцев, – это была единственная необычная вещь, которую я увидела.

– Как насчет следов?… – Ребус осекся, подумав, что слишком многого от нее требует, но у Биверли уже был готов ответ.

– Никаких следов я не видела. Правда, я могла что-то пропустить, но вообще-то я смотрела очень внимательно, потому что знала – эта штука не могла свалиться с неба.

– Вы, случайно, не в курсе – у вас в поселке никто не увлекается работой по дереву? Может быть, местный столяр?…

Биверли Доддс улыбнулась.

– Ближайшая столярная мастерская находится в Хаддингтоне. Нет, так, навскидку я не могу назвать никого, кто бы занимался… Да и какому человеку, если только он в здравом уме, могло прийти в голову что-то подобное?

Ребус улыбнулся.

– Я вижу, вы обо всем подумали.

Она улыбнулась в ответ.

– Честно говоря, инспектор, я не могла думать ни о чем другом, кроме этого. Возможно, при других обстоятельствах я бы и внимания на это не обратила, но после того, что случилось с бедной Филиппой Бальфур…

– Строго говоря, мы вовсе не уверены, что с ней вообще что-то случилось. – Ребус чувствовал, что должен как-то поддержать официальную версию.

– Но ведь это должно быть связано с ее исчезновением, не так ли?

– Не исключено, что это чья-то глупая шутка, – проговорил Ребус, пристально глядя ей прямо в глаза. – Я по опыту знаю, что свой чудак есть в каждой деревне.

– Уж не хотите ли вы сказать, что я… – Она не договорила. Снаружи послышался шум мотора, и Биверли Доддс повернулась к окну. – О!… – воскликнула она, проворно вскакивая на ноги. – Это, наверное, журналисты.

Ребус тоже встал и поглядел в окно. На дороге перед коттеджем Би стоял красный «форд фокус», из которого только что выбрался какой-то молодой человек. Фотограф на пассажирском сиденье прилаживал к аппарату вынутый из чехла объектив. Первый молодой человек потянулся и повел плечами, как после долгого и утомительного путешествия.

– Они уже были здесь раньше, – объяснила Биверли Доддс. – Когда стало известно, что дочка Бальфуров пропала… И оставили мне телефон, чтобы я позвонила, если произойдет что-то из ряда вон выходящее. – Последние слова Ребус выслушивал уже в узком коридоре, ведшем к парадной двери.

– Боюсь, это был не самый разумный ваш поступок, мисс Доддс, – проговорил он, пытаясь сдержать гнев.

– По крайней мере они не называли меня деревенской чудачкой, – отрезала она, берясь за ручку двери.

«Ничего, еще назовут…» – хотелось сказать Ребусу, но он промолчал. Все равно исправить положение было уже невозможно.

Молодого человека – репортера эдинбургского отделения бульварной газетенки со штаб-квартирой в Глазго – звали Стив Холли.

На вид репортеру было лет двадцать с небольшим, и Ребус малость приободрился. Молокососу он еще мог навешать лапшу на уши. Если бы на месте Стива оказался кто-то из закаленных профессионалов, он не стал бы и пытаться. Холли был невысок и полноват; смазанные укладочным гелем волосы торчали надо лбом, как шипы колючей проволоки над фермерским забором.

Держа в одной руке ручку и блокнот, Стив Холли протянул другую Ребусу.

– По-моему, мы еще никогда не встречались, – сказал он, обмениваясь с детективом рукопожатием, но что-то в его голосе подсказало Ребусу, что его имя репортеру известно. – Это Тони, мой потрясный ассистент. – Фотограф пробормотал что-то неразборчивое, вскидывая на плечо сумку с фотопринадлежностями. – Пока мы ехали, мне пришла в голову одна идея. – Что вы скажете, Би, если мы щелкнем вас на фоне водопада – как будто вы поднимаете этот гробик с земли?

– Я – «за»!

– Это избавит нас от необходимости выбирать место и устанавливать свет. Правда, Тони все равно, где снимать, но в помещении он начинает творить…

– Вот как?… – Доддс окинула фотографа оценивающим взглядом, а Ребус подавил улыбку. Он знал, что Биверли и репортер воспринимают слово «творить» по-разному. Стив Холли, впрочем, тоже довольно быстро это понял.

– Если хотите, – быстро добавил он, – я пришлю к вам Тони отдельно, чтобы он сделал ваш портрет в интерьере. Как насчет того, чтобы снять вас в студии, за работой?…

– Я бы не назвала это «студией», – проговорила Биверли Доддс, задумчиво поглаживая себя кончиком пальца по шее. Несомненно, предложение репортера пришлось ей по вкусу. – Просто свободная спальня, где я работаю за гончарным станком и немного рисую. Я занавесила там стены белыми простынями, чтобы получить рассеянный свет…

– Кстати, о свете, – перебил Стив Холли, многозначительно глядя на солнце. – Давайте-ка отправимся прямо сейчас, а?

– Сейчас условия для съемки просто превосходные, – объяснил Биверли фотограф. – Но, боюсь, скоро начнет темнеть.

Биверли тоже поглядела наверх и кивнула, как кивает один профессионал другому, а Ребус был вынужден признать, что Стив Холли далеко не глуп.

– Вы не подождете нас здесь, инспектор? – спросил он у Ребуса. – Мы вернемся через пятнадцать минут, не больше.

– Боюсь, что мне уже пора возвращаться в Эдинбург. Простите, мистер Холли, не могли бы вы дать мне ваш номер телефона?

– Где-то у меня была визитка… – Репортер порылся в карманах, достал бумажник и вынул оттуда карточку. – Прошу…

– Спасибо, – сказал Ребус, пряча карточку в карман. – И еще: можно вас на два слова?…

Отведя Холли на несколько шагов в сторону, он оглянулся и увидел, что Биверли Доддс стоит рядом с фотографом и, показывая на свое платье, спрашивает, годится ли оно для съемки, или ей лучше переодеться. Очевидно, живя в деревне, Биверли истосковалась по общению с другими творческими натурами. Ребус повернулся к ней спиной, чтобы она ненароком не услышала его слов.

– Вы видели эту ее куклу? – спросил Холли, и Ребус равнодушно кивнул.

Репортер наморщил нос.

– Полагаете, мы здесь напрасно теряем время? – спросил он еще более дружелюбным тоном, вызывая собеседника на откровенность.

– Почти наверняка, – ответил Ребус, сильно в этом сомневаясь и понимая, что Холли тоже усомнится, стоит ему увидеть вырезанную из дерева странную фигурку. – Для меня поездка сюда – просто возможность вырваться из города, – добавил он, напуская на себя скучающий вид.

– А я вот терпеть не могу сельскую местность, – доверительно сообщил Стив Холли. – Каждый раз, когда я оказываюсь на природе, мне начинает не хватать запаха выхлопных газов, шума машин и прочего. Удивительно, что разбираться с этой ерундой послали инспектора, а не кого-нибудь рангом пониже…

– Мы очень серьезно относимся к каждой ниточке, которая может вывести нас на след.

– Я понимаю, но все равно – с этой работой мог бы справиться простой констебль или сержант.

– Как я только что сказал… – начал Ребус, но Холли уже повернулся, чтобы возобновить работу. Ребус поймал его за рукав. – Я хотел вас предупредить, Стив: если эта штука все-таки окажется уликой, нам придется потребовать, чтобы о ней не болтали. Холли небрежно кивнул в ответ.

– Пусть ваш босс поговорит с моим боссом, – сказал он, пытаясь сымитировать американский акцент, затем высвободил руку из пальцев Ребуса и ускользнул от него к Биверли и фотографу.

– Послушайте, Би, – услышал Ребус, – у вас замечательное платье, но, боюсь, на снимке оно не будет смотреться. Быть может, учитывая хорошую погоду, вы попробуете надеть что-нибудь покороче?…

Проезжая по проселку во второй раз, Ребус не стал задерживаться у перелаза. Он только сильнее надавил педаль газа, гадая, что может ждать его впереди. Примерно через полмили проселок перешел в широкую, засыпанную мелким красноватым щебнем подъездную дорожку, которая привела его к высоким узорчатым воротам из кованого железа. Остановившись возле них, Ребус вылез из машины. Ворота оказались заперты. Продолжавшаяся за ними подъездная дорожка исчезала среди высоких деревьев, так что от ворот рассмотреть сам дом было невозможно. Никакого знака Ребус не видел, но не сомневался, что перед ним «Можжевельники» – усадьба семьи Бальфур. Каменная ограда казалась неприступной, однако на некотором расстоянии от ворот она постепенно понижалась, так что через нее можно было перелезть. Пройдя вдоль ограды около сотни ярдов, Ребус выбрал местечко поудобнее и, перевалившись через стену, тяжело спрыгнул вниз.

Он оказался в самом настоящем лесу, в котором легко можно было заблудиться и проплутать несколько часов. Чтобы не рисковать, Ребус вернулся к подъездной дорожке и двинулся по ней, от души надеясь, что за первым поворотом его не ожидают второй и третий. Увы, его надеждам не суждено было сбыться. Подъездная дорожка прихотливо петляла, и он брел по ней, задаваясь вопросом, как в усадьбу доставляются самые обыкновенные вещи. Как поступает, например, почтальон, когда ему нужно доставить письмо или телеграмму?… Впрочем, вряд ли подобные мелочи могли заботить такого человека, как Джон Бальфур.

Только минут через пять Ребус преодолел последний поворот и увидел впереди потемневшие от времени стены особняка, растянутого в ширину двухэтажного здания в готическом стиле с башенками по торцам. Подходить ближе он не стал. Ребус не знал, дома ли кто-нибудь из хозяев, хотя особняк в любом случае должен был как-то охраняться. Кроме того, после исчезновения Филиппы здесь постоянно находились сотрудники полиции, дежурившие на телефоне, однако пока он никого не видел.

Перед особняком раскинулся ухоженный газон, окаймленный с обеих сторон цветочными клумбами. За дальним от Ребуса концом здания виднелась загородка, отдаленно напоминающая паддок для лошадей. Ни машин, ни гаражей он не заметил – очевидно, они располагались где-то за домом. В целом особняк производил довольно мрачное впечатление, и Ребусу казалось, что в подобном обиталище человеку трудно быть счастливым. Массивное серое здание как будто неодобрительно хмурилось, заранее осуждая бурное веселье и дурные манеры, идущие вразрез с этикетом. Ребусу подумалось, что живущая здесь мать Филиппы должна чувствовать себя экспонатом в каком-то закрытом частном музее.

Он разглядывал здание уже несколько минут, когда в одном из окон верхнего этажа мелькнуло и снова скрылось чье-то бледное лицо. Не успел Ребус подумать, что это, вероятно, блик на стекле, как входная дверь особняка распахнулась. Какая-то женщина сбежала по ступенькам широкой лестницы и устремилась к нему по подъездной дорожке. Ее лицо скрывали растрепавшиеся на ветру волосы. Вдруг женщина споткнулась и с размаху упала на колени. Ребус бросился вперед, чтобы помочь ей встать, но при его приближении она быстро вскочила. Не обращая внимания на ободранные колени и прилипшие к ним камешки, женщина подняла с дорожки радиотелефон, оброненный при падении.

– Не подходите! – выкрикнула она. Когда женщина отбросила с лица волосы, Ребус узнал Жаклин Бальфур. Казалось, хозяйка усадьбы уже пожалела о вырвавшихся у нее словах, так как умиротворяющим жестом подняла руки. – О, извините меня, я не хотела… Скажите скорее, сколько вы хотите?!

Только теперь Ребус понял, что эта убитая горем женщина считает его похитителем своей дочери.

– Миссис Бальфур, не волнуйтесь! – сказал он, в свою очередь поднимая руки. – Я из полиции.

Они уселись на нижней ступеньке крыльца. В конце концов Жаклин Бальфур успокоилась и перестала судорожно всхлипывать. В дом она Ребуса не пригласила – должно быть, ей не хотелось снова оказаться во власти этого мрачного строения. Жаклин все твердила: «Извините, извините…», а Ребус все повторял, что это он должен извиниться за внезапное вторжение.

– Я просто не подумал, – сказал он. – То есть не подумал, что дома кто-то есть.

Жаклин Бальфур была не одна. В какой-то момент в дверях показалась женщина-констебль, но хозяйка твердо сказала ей: «Уйдите, ладно?», и та исчезла. Ребус спросил, не уйти ли ему, но Жаклин покачала головой.

– Вы пришли, чтобы сообщить мне какие-то новости? – спросила она, возвращая Ребусу его носовой платок. Платок был мокрым от слез – слез, причиной которых был он.

– Оставьте себе, – сказал Ребус, и Жаклин сложила платок пополам и еще раз пополам, потом развернула, потом снова принялась складывать. Своих разбитых коленей она по-прежнему не замечала, хотя, садясь, зажала между ними юбку.

– Нет, никаких новостей у меня нет, – негромко сказал Ребус, но, увидев, как изменилось ее лицо, поспешно добавил: – Впрочем, кое-какая зацепка, кажется, появилась. В поселке…

– В поселке?…

– В Фоллзе…

– Какая зацепка?!

Ребус уже пожалел, что завел этот разговор.

– Честно говоря, я пока не имею права об этом говорить… – сказал он. Стандартная отговорка, к тому же Ребус знал, что здесь она вряд ли сработает: стоило миссис Бальфур сказать словечко мужу, и он все узнает непосредственно у начальника полиции. Но даже если Джон Бальфур этого не сделает или по каким-то причинам решит скрыть от жены известие о странной находке, пресса вряд ли будет настолько тактична, чтобы щадить чувства матери.

– Скажите, Филиппа не коллекционировала кукол? – спросил Ребус.

– Кукол?… – Жаклин Бальфур снова принялась вертеть в руках изящный радиотелефон.

– Одна женщина из деревни нашла у водопада куклу.

Миссис Бальфур покачала головой.

– Нет, моя дочь никогда не увлекалась куклами, – сказала она тихо, словно ей вдруг пришло в голову, что каждая нормальная девочка должна играть в куклы, и тот факт, что Филиппа этого не делала, достаточно красноречиво характеризует ее родителей.

– Возможно, это пустяк, не имеющий никакого отношения к делу, – добавил Ребус.

– Возможно, – промолвила Жаклин Бальфур несколько секунд спустя, заполняя возникшую паузу.

– А мистер Бальфур сейчас дома?

– Он вернется позже. Муж сейчас в Эдинбурге. – Она посмотрела на телефон. – Никто ведь не позвонит, правда?… Друзья и партнеры Джона… Их просили не звонить, чтобы не занимать линию. И родственников тоже… Линия должна быть свободна на случай, если они позвонят. Но они не позвонят. Я знаю, что они не позвонят.

– Вы думаете – Филиппу не похитили?

Жаклин Бальфур отрицательно качнула головой.

– Что же тогда с ней случилось?

Она подняла на него покрасневшие от слез глаза. Под глазами залегли черные тени – следствие недосыпания.

– Она мертва. – Эти слова Жаклин произнесла почти шепотом. – Вы тоже так думаете, правда?

– Ну, сейчас еще рано делать какие-то выводы. Я знаю случаи, когда пропавшие без вести возвращались спустя несколько недель или даже месяцев.

– Несколько недель или… м-месяцев?… О-о, это ужасно!… Я бы предпочла знать наверняка, пусть даже случилось самое худшее.

– Когда вы видели Филиппу в последний раз?

– Дней десять тому назад. Мы ездили в Эдинбург, чтобы пройтись по магазинам. Просто пройтись – мы не собирались покупать ничего особенного. Мы пообедали в ресторане…

– Она часто приезжала сюда?

– О нет. – Жаклин Бальфур покачала головой. – Он… отравил ее, она стала словно чужая.

– Кто – он?

– Дэвид Костелло. Он отравил ее воспоминания, заставил ее вспоминать то, чего на самом деле не было. Когда мы виделись в последний раз, Флип… много расспрашивала о своем детстве. Она утверждала, будто была несчастна, будто мы не уделяли ей достаточно внимания, будто мы ее не хотели… Какая чушь!

– И вы считаете, что эти идеи вложил ей в голову Дэвид Костелло?

Жаклин выпрямилась, набрала полную грудь воздуха и резко выдохнула.

– Я в этом уверена!

Ребус задумался.

– Но зачем это ему понадобилось? – спросил он наконец.

– Просто он такой человек, – коротко ответила Жаклин. Очевидно, она считала, что это все объясняет, так как никакого продолжения не последовало. Вдруг у нее в руке зазвонил телефон.

Жаклин отыскала нужную кнопку и нажала.

– Алло? – Ее напряженное лицо слегка расслабилось. – Да, дорогой, это я. Когда ты вернешься?…

Дожидаясь конца разговора, Ребус вспоминал пресс-конференцию и то, как Джон Бальфур все время говорил «я» вместо «мы», словно его жена ничего не чувствовала, не переживала… Словно она вообще не существовала.

– Это Джон, – пояснила миссис Бальфур, давая отбой.

Ребус кивнул.

– Ваш муж много времени проводит в Лондоне, – сказал он. – Вам не бывает без него одиноко?

Она удивленно посмотрела на него.

– У меня есть подруги.

– Я так и думал. Очевидно, вы время от времени ездите в Эдинбург?

– Да, я бываю там раза два в неделю.

– Вы часто встречаетесь с деловыми партнерами вашего мужа?

Она снова посмотрела на него, слегка приподняв брови.

– Вы, вероятно, имеете в виду Раналда? Пожалуй, да, часто. Он и его жена – наши самые близкие друзья. А почему вы спрашиваете?

Ребус состроил озадаченную мину и даже почесал в затылке.

– Сам не знаю. Так, для поддержания беседы.

– Больше не надо.

– Не надо поддерживать беседу?

– Мне это не нравится. У меня такое ощущение, будто все пытаются что-то из меня вытянуть… Совсем как на деловых приемах! Джон всегда предупреждал, чтобы я держала рот на замке и никому ничего не рассказывала. Никогда не знаешь, кто может охотиться за информацией о банке и его клиентах.

– Но я не ваш конкурент, миссис Бальфур.

Она опустила голову.

– Да, конечно. Извините меня, пожалуйста. Я просто…

– Не надо извиняться, миссис Бальфур, – сказал Ребус и встал. – Это ваш дом, и здесь правила игры устанавливаете вы… Согласны?

– Что ж, если вы так считаете… – Лицо ее чуть-чуть просветлело, но Ребус готов был поклясться, что даже в отсутствие супруга миссис Бальфур здесь все играли по его правилам.

В особняке Бальфуров, куда его в конце концов пригласили, Ребус увидел двух своих коллег, удобно расположившихся в гостиной. Женщина-констебль, которую он мельком видел на крыльце, представилась как Николь Кэмпбелл. Второй полицейский работал в отделе уголовного розыска на Феттс-авеню. Звали его Эрик Моз, и к нему прилипло прозвище Мозг. Эрик сидел за столом, на котором рядом с блокнотом и ручкой стояли обычный проводной телефон, магнитофон и мобильник, соединенный с портативным компьютером. Установив, что последний звонок исходил от мистера Бальфура, Эрик повесил наушники на шею и теперь пил из пластмассового стаканчика клубничный йогурт. Увидев вошедшего Ребуса, он кивнул в знак приветствия.

– А вы неплохо устроились, – заметил Ребус, окидывая взглядом роскошную обстановку гостиной.

– Жить можно, – согласилась Кэмпбелл. – Если только не обращать внимания на скуку.

– А компьютер зачем?

– Через него Мозг связывается со своими друзьями-нейронами.

Эрик погрозил ей пальцем.

– Этот ноутбук подключен к новейшей регистрирующей системе, которая позволяет фиксировать и отслеживать телефонные звонки, – пояснил он. Сосредоточившись на последних глотках йогурта, он не видел, как Кэмпбелл, повернувшись к Ребусу, произнесла одними губами: «Ней-ро-ны!»

– Это просто здорово! – сказал Ребус. – Главное – было бы что отслеживать и фиксировать.

Эрик кивнул:

– В том-то и дело. Пока звонили только родственники и друзья – выражали сочувствие и все такое. На удивление мало звонков от психов. Должно быть, дело в том, что этот номер не занесен в справочники.

– Имейте в виду, – предупредил Ребус, – человек, который нам нужен, тоже может оказаться психом.

– Да, психов у нас хватает, – сказала Кэмпбелл, закидывая ногу на ногу. Она сидела на одном из трех стоявших в гостиной диванов; перед ней на подушках были разложены номера журналов «Каледония» и «Скоттиш филд». На журнальном столике рядом с диваном лежала еще стопка журналов и газет. Поглядев на нее, Ребус почему-то подумал, что Кэмпбелл прочла их все по меньшей мере по разу.

– Что вы имеете в виду? – спросил он.

– Разве вы еще не были в поселке? – вопросом на вопрос ответила Кэмпбелл. – Сплошь альбиносы, лопающие абрикосы.

Ребус улыбнулся. Эрик озадаченно нахмурился.

– Я не видел ни одного, – сказал он.

Взгляд, который Кэмпбелл адресовала Ребусу, был достаточно красноречив.

«Это потому, – говорил он, – что в каком-то параллельном мире ты лопаешь абрикосы вместе с ними».

– Скажите мне вот что, – произнес Ребус. – На пресс-конференции мистер Бальфур предложил похитителям звонить на его персональный мобильник, номер которого знает только Филиппа…

– Ему не следовало этого делать, – сказал Эрик и покачал головой. – Его предупреждали, но он настоял на своем.

– Значит, проследить звонок по мобильной связи сложнее?

– Разумеется. Ведь это совсем другая система, да и звонящий не привязан к одному месту.

– Но это все-таки возможно или нет?

– До определенной степени. Сейчас полно блуждающих мобильников. Звонок проследить можно – можно установить номер, а потом окажется, что телефон украден на прошлой неделе.

Кэмпбелл подавила зевок.

– Видите? – спросила она у Ребуса. – Жуть на жути и жутью погоняет!

Возвращаясь обратно в город, Ребус не особенно торопился. Движение на шоссе стало интенсивнее, но, к счастью, основной поток машин двигался ему навстречу. Начинался час пик. Ребус сам знал людей, которые ежедневно ездили на работу в Эдинбург из Пограничного края, из Файфа и даже из Глазго. Все они утверждали, что во всем виноваты цены на жилье. Действительно, квартира с тремя спальнями в не самом худшем районе стоила около четверти миллиона фунтов. За те же деньги можно было купить большой особняк в Западном Лотиане или пол-улицы в Кауденбите. Тем не менее к Ребусу уже несколько раз являлись непрошеные гости, желавшие купить его квартиру; получал он и письма, адресованные «Уважаемому владельцу…». Такова была эдинбургская реальность – как бы высоко ни поднимались цены на недвижимость, спрос на нее оставался стабильным. В Марчмонте, где Ребус прожил уже двадцать с лишним лет, покупателями выступали либо домовладельцы, стремившиеся приобрести еще одну квартиру, чтобы сдавать по завышенным ценам, либо родители, подыскивавшие для своих детей жилье поближе к университету. Район менялся буквально на глазах: с каждым годом здесь становилось все меньше нормальных семей и стариков, зато все больше студентов и молодых супружеских пар без детей. Между собой эти две группы почти не смешивались. Пожилые люди, прожившие в Марчмонте всю свою жизнь, вынуждены были расставаться со своими подросшими детьми, потому что те не могли позволить себе купить квартиру рядом с родителями. Соседи Ребуса по подъезду давно переехали, на их место вселились другие люди, так что теперь он не знал даже своих соседей по площадке. Насколько ему было известно, в доме он остался единственным жильцом-собственником; все остальные квартиры сдавались. Еще больше Ребуса тревожил тот факт, что из всех жильцов он был чуть ли не самым старым. А письма с предложениями о продаже приходили и приходили, несмотря на то, что цены достигли поистине заоблачных высот.

Вот почему Ребус и задумался о переезде. Он, правда, еще не подыскал себе новое жилье. Возможно, имело смысл не покупать, а арендовать квартиру – это давало куда большую свободу выбора. Например, он мог прожить год в коттедже на побережье, год или два в мансарде над каким-нибудь уютным пабом… Нынешняя его квартира – Ребус знал это – была слишком велика для одного. В дополнительных спальнях уже много лет никто не ночевал, а сам он частенько коротал ночи в большом кресле в гостиной. Ему вполне хватило бы квартирки, состоящей из одной комнаты и кухни, – все остальное было ненужной роскошью.

По шоссе навстречу ему мчались «вольво», «БМВ», «ауди»… Их владельцы торопились домой, и Ребус задумался, готов ли он вот так мотаться туда-сюда, как они? Из Марчмонта он мог дойти до работы пешком за пятнадцать минут – это была его разминка. Нет, пожалуй, ему все-таки не хотелось бы каждый день ездить, к примеру, из того же Фоллза в Эдинбург и обратно. Сегодня днем единственная улица поселка была пуста, но Ребус не сомневался, что вечером в Фоллзе машины выстраиваются вдоль обоих тротуаров.

Доехав до Марчмонта, Ребус долго искал свободное место, чтобы поставить машину. Но все места были заняты, и это напомнило ему еще об одной причине для переезда. В конце концов Ребус оставил «сааб» в запрещенном для стоянки месте и зашел в ближайший магазин, чтобы купить вечернюю газету, пакет молока, булочки и грудинку. В участок Ребус уже позвонил и спросил, нужен ли он. Оказалось – не нужен.

Поднявшись к себе в квартиру, Ребус достал из холодильника банку с пивом и устроился в гостиной – в своем любимом кресле у окна. В кухне царил еще больший, чем обычно, беспорядок: Ребус задумал поменять проводку, и в кухню перекочевала часть вещей из прихожей. Когда в последний раз в квартире ремонтировалось электричество, он не знал – вероятнее всего, проводку никто не трогал с тех пор, как он сюда въехал. После замены проводки Ребус планировал пригласить маляров, чтобы немного освежить краску на стенах. Капитальный ремонт он делать не собирался – его предупредили, что тот, кто купит его квартиру, почти наверняка переделает все по-своему, а значит, особенно стараться не стоит. Проводка и покраска – на этом он остановится. В агентстве недвижимости ему сказали, что определить заранее, сколько он получит за квартиру, можно только приблизительно. В Эдинбурге жилье продавалось по принципу «кто больше даст», причем разница между минимальной и максимальной предложенной ценой могла составить от тридцати до сорока процентов. По самым скромным оценкам, его квартира на Арден-стрит стоила от ста двадцати пяти до ста сорока тысяч фунтов, благо задолженности по ипотеке у Ребуса не было: все деньги он внес в банк наличными.

«Имея такую сумму, – говорила ему Шивон, – ты можешь уйти на пенсию хоть сейчас». Что ж, может быть… Ребус, однако, не исключал, что ему придется делить эти деньги с бывшей женой, хотя чек на стоимость ее доли квартиры он выписал Роне сразу после развода. Какую-то сумму он мог положить в банк на имя их дочери Саманты. Кстати, продать квартиру он решил еще и из-за Сэмми. После несчастного случая она только недавно встала с инвалидного кресла и теперь передвигалась на костылях. Два лестничных пролета были для нее непреодолимым препятствием… хотя если говорить честно, то Саманта не часто навещала его и прежде. К Ребусу вообще мало кто приходил, да он и не был радушным хозяином. Кто-то однажды назвал его дом «норой» и, пожалуй, попал в точку: квартира служила Ребусу своего рода убежищем, и это ему и требовалось.

Студенты за стеной запустили что-то хрипло-пронзительное, отдаленно напоминающее плохую запись «Хоквинд» двадцатилетней давности. Это означало, что старую вещь исполняет какой-то новомодный оркестр. Поднявшись из кресла, Ребус просмотрел свою музыкальную коллекцию, нашел пленку, записанную для него Шивон, и вставил в магнитофон. «Буревестники», три песни из одного альбома. Ребус смутно помнил, как Шивон говорила ему, что хотя группа была из Новой Зеландии, партия одного из инструментов записывалась здесь, в Эдинбурге. Вторая композиция называлась «Водопад».

Ребус снова сел в кресло. Рядом стояла на полу бутылка «Талискера». Ребус любил это виски за чистый, резкий вкус. Возле бутылки стоял и стакан, поэтому Ребус наполнил его, кивнул своему отражению в зеркале, сделал хороший глоток и, откинувшись на спинку кресла, закрыл глаза. Гостиную он перекрашивать не собирался: с его точки зрения, она выглядела еще вполне прилично. Ребус сам ремонтировал ее не так уж давно, а помогал ему в этом Джек Мортон – его старинный приятель. Теперь Джек был мертв, а значит, в его гостиной стало одним призраком больше. Интересно, спросил себя Ребус, сумеет он избавиться от своих призраков, если переедет? Почему-то он в этом сомневался; больше того, в глубине души Ребус был уверен, что ему будет их здорово не хватать.

В песнях всегда поется о потерях и обретениях. Сменить обстановку, сменить круг общения… Мысли Ребуса бежали все дальше, и он уже не мог за ними угнаться. В целом он не думал, что будет очень жалеть, расставшись с Арден-стрит. Похоже, время перемен действительно настало.