"Последняя битва" - читать интересную книгу автора (Ахманов Михаил)

ГЛАВА 1. СНОВА В ПУТЬ

Дирижабль был огромен. Пожалуй, тут, на берегу, рядом с хижинами временного поселка, где жили мастера и воины охраны, его не с чем было сравнить — кроме, разумеется, титанических сосен, тянувших к небу темно-зеленые вершины. Четыре таких гигантских дерева, росших тесным неправильным квадратом, были очищены от ветвей и перевязаны толстыми брусьями так, что получилась причальная мачта; там, на высоте, над площадкой из плотно пригнанных досок, и покачивалось сейчас серо-голубое чудо.

Иеро знал, что цвет дирижабля не случаен, а должен маскировать оболочку с гондолой на фоне небес и океанских вод. Этот летательный аппарат, принадлежавший когда-то воздушным силам США и найденный вместе с запасами топлива и баллонами с легким негорючим газом на одной из заброшенных баз, предназначался для войны, но не для битв, а для каких-то других целей, неясных лучшим ученым Аббатств. Они говорили, что он построен почти без металла, а значит, его не могли обнаружить загадочные древние приборы, существовавшие до Смерти и называвшиеся по-разному — станции наблюдения, локаторы, радары. Они говорили, что дирижабль может скрыться за облаками, подняться на десятимильную высоту или скользить над морем на высоте человеческого роста; что он способен плыть в воздушных течениях не включая моторов, и что его оболочка странным образом почти не отражает света. Еще они говорили, что этот эфирный корабль надежен и прост в управлении, так как на нем стоит компьютер, соединенный со зрительной трубой, и судно, видимо, ориентируется по компасу и звездам; если задать маршрут, компьютер сам выберет направление, отыщет воздушный поток, а в нужные моменты включит и выключит двигатели. Словом, на этом корабле можно было облететь весь мир, и Иеро не сомневался, что его предназначили для шпионажа и тайной разведки. Может быть, для чего-то еще, но только не для воздушных сражений — никакого оружия на борту не имелось. Зато, кроме компьютера, были десятки непонятных приборов с круглыми и квадратными экранами, шкалами, лампочками, кнопками и рычажками, которые приводили капитана Гимпа в состояние полного изумления. Во время тренировочных полетов что-то светилось и работало, а что-то — нет, но специалисты-радиотехники из Саска и Монрея не демонтировали ни единого устройства, хоть руки у них чесались как после пучка крапивы. Однако никто не мог сказать, какой из этих приборов необходим в полете, а без какого можно обойтись, и потому ученые не вскрыли ни единого пульта и не коснулись ни одного проводка.

Вскинув голову и запустив пальцы в шерсть прижавшегося к его коленям Горма, Иеро в десятый, должно быть, раз взирал на это чудо. От медведя исходило ощущение тревоги и неуверенности, и священник постарался передать ему то восхитительное чувство, которое охватывало его в воздухе. Он летал уже четырежды, с Гимпом, братом Альдо и парой техников-наставников, и самая долгая их экспедиция, облет вокруг Ньюфола, заняла половину суток. Во время нее мастер Гимп сам поднял и приземлил корабль и управлял им в воздухе; по его утверждению, это было куда проще, чем идти против ветра на хлипком паруснике, если только не пугаться чертовых мигающих огоньков и колдовских стекляшек в пилотской кабине. Впрочем, там нашлось для него кое-что знакомое, самый главный и привычный инструмент — штурвал; и Гимп управлялся с ним с той же сноровкой, что на «Красотке джунглей», новом своем корабле.

Сейчас достойный капитан сопел за спинами стоявших рядом Иеро и его преподобия гонфалоньера, то почесывая мощную волосатую грудь, то дергая свисавшую с затылка косичку, то озирая свою команду придирчивым взором. Она была немногочисленной и состояла из двух белокожих рыжеволосых парней с глазами, подобными голубоватому льду северных озер. Эту парочку, Рагнара и Сигурда, Иеро помнил еще по «Морской деве», ибо их внешность была непривычной как для метсов, так и для жителей Южных Королевств; брат Альдо считал, что они пришли с далекого севера, с огромного острова, который в эпоху до Смерти назывался Гренландией. Впрочем, старый эливенер мог ошибаться.

Убедившись, что оба моряка в полном порядке, то есть трезвы, как стеклышко, Гимп оглядел пассажиров — брата Альдо и Горма — а затем пробормотал в затылок его преподобию:

— Чего я не понимаю, святой отец, так это имени нашей лоханки. Вы говорили, что эти знаки у нее на брюхе читаются как «вошинтан», а это, клянусь килем и клотиком, вовсе неподходящее название для корабля! А ведь известно, как назовешь, то и получишь! Что такое «вошинтан»? Да ничего! А вот «Небесный архангел» или хотя бы «Плевок Господень» звучало б гораздо лучше.

— Не поминай Господа нашего всуе, сын мой! — аббат Демеро, обернувшись к Гимпу, строго приподнял бровь. — Не в правилах Творца плеваться, ибо гнев свой Он выражает иными, более грозными путями. Что же до названия, то читается оно «Вашингтон» и означает имя древнего мученика и святого. Он жил задолго до Смерти, но и тогда сражался с Нечистым, а потому…

Брат Альдо вдруг хихикнул и дернул аббата за рукав.

— Прости, друг мой Кулас, но в архивах нашего Братства несколько иные сведения. Этот Вашингтон — мятежник, поднявший бунт против заморского властелина, что правил в древности Кандой и южными землями на этом материке. Бунт увенчался успехом, и в честь Вашингтона назвали город, который лежал к западу от Кэлина, в нынешней пустыне Смерти. Впрочем, как утверждают древние хроники, он был человек достойный, однако не мученик, а герой.

— А в наших архивах сказано, — произнес с упрямым видом отец Демеро, — что Вашингтона канонизировали еще за столетие до Смерти. Для Матери Церкви он — святой, и в том, что вы полетите на битву с Нечистым на корабле, который носит его имя, я вижу промысел Творца. — Хмыкнув, аббат повернулся к Иеро, вытянув руку к парившему над причальной мачтой дирижаблю. — Подумай, мой мальчик, сколько чудесных совпадений! В древности в южной империи, что звалась Соединенными Штатами, построили этот воздушный корабль, дали ему имя святого и спрятали в тайном месте, в Аллеганских горах, где наши разведчики и нашли его после долгих поисков. Со спущенной оболочкой, но целым и невредимым, с запасами горючего и газа, с подробными инструкциями, как подготовить аппарат к полету и как им управлять! Разве это не чудо? — Отец Демеро выдержал многозначительную паузу. — Нам оставалось только наполнить оболочку и перебраться из горной пещеры сюда, подальше от глаз людских и досужих сплетен… — Он наклонился к Иеро и тихо добавил: — Напомню, сын мой, лишь пять человек в Совете знают об этом корабле и вашей миссии, и, говоря откровенно, двое из них не уверены, что полет в воздухе не равнозначен богохульству. Они настаивали на постройке большого океанского судна, уверяя, что человек не должен летать подобно Божьим ангелам… Но мне хотелось найти что-нибудь понадежней и побыстрее.

«Так вот что искали разведчики!» — подумал Иеро и усмехнулся, поглаживая мягкий загривок Горма.

— Слуги Нечистого летали, и я сам связался с колдуном, парившим надо мной во время гадания, — произнес он. — Уж этот точно не был Божьим ангелом!

— Ты прав, разумеется. Но мир устроен так, что новое часто пугает, особенно людей преклонных лет, имеющих заслуги перед церковью, однако лишенных воображения и смелости. — С этими словами старый аббат обернулся, посмотрел на небольшую толпу маячивших в отдалении стражей, техников и мастеров, над которыми высился темный силуэт Клоца, и легонько подтолкнул Иеро в спину. — Ну что ж, мой мальчик… Пора!

Они направились к причальной мачте, с которой была спущена корзина на прочном канате, игравшая роль примитивного подьемника. Брат Альдо и Горм забрались в нее, мастер Гимп, Рагнар и Сигурд начали подниматься по лестнице на стофутовую высоту, пренебрегая недостойным моряков устройством. Горм жался к ногам эливенера и тихонько повизгивал; расставание с твердой надежной землей пугало медведя.

Мысль, полная обиды, донеслась до Иеро:

«Берешь толстого, бесполезного… Не может сражаться/защитить… не может быстро бегать… Только спит, ест…»

Иеро бросил взгляд туда, где над толпой торчала голова Клоца, увенчанная мощными рогами.

«Ты слишком большой, парень, — передал он, сопроводив эти слова чувством тепла и нежности. — Ты не поместишься в этой летающей штуке. И в ней нет ни веток, ни листьев, ни травы. Я вовсе не хочу смотреть, как ты умираешь от голода, когда мы полетим над водой».

Отец Демеро, перехвативший эти мысли, улыбнулся и потрепал священника по плечу.

— Не беспокойся о своем малыше, он скоро утешится. Весна, сын мой, весна! Я прикажу, чтоб его содержали месяц-другой в стаде лорсих. Здесь, в Атви, порода боевых скакунов мельчает, и надо бы влить свежую кровь…

Вверху, на площадке, четыре крепких стража крутили ворот, корзина медленно ползла вверх, и три морехода уже обогнали ее. Подошвы их сапог мелькали в шестидесяти футах над головой Иеро. Проводив их задумчивым взглядом, он сказал:

— Эти рыжие парни с северного острова… Надежны ли они, отец мой? Я помню, в джунглях они держались неплохо, и Гимп поручился за них, но все же…

— Все же сомневаешься? — аббат пожал плечами. — Не знаю, сколь они искусны в мореходстве, но в душах их нет зла. Их проверяли наши лучшие специалисты-дознаватели, зондировали разум того и другого, и заключение их гласит: оба они чисты перед Господом. — Он помолчал и добавил: — Ты же знаешь, почему мы выбрали именно их.

Иеро кивнул. Причин, собственно, было две: во-первых, из всей команды Гимпа только двое рыжеволосых согласились отправиться в полет, а во-вторых, часть предстоящего маршрута была им неплохо знакома. Северный остров, их родина, был обитаем, и, по словам Сигурда, старшего из двух мореходов, от него до Европы было не более семисот миль. Люди с острова давно уже не плавали на восток, но расстояние до континента помнилось с древних времен, как и название моря, отделявшего их от большой земли. Это море звалось Норвежским, и Сигурд утверждал, что норвеги, рослые светловолосые люди с серыми глазами, являются предками его племени. Но когда они заселили остров, еще до Смерти или после нее, никто из островитян не мог припомнить.

Судя по древним картам, это была все-таки не Гренландия, а Исландия — или Асл, как называли родину Сигурд и Рагнар. До нее от Ньюфола считалось с тысячу миль, и потому Асл казался удобным местом для промежуточной остановки — тем более, что эливенеры и Аббатства желали исследовать те неизвестные земли. Как, впрочем, и любые другие, где обитают человеческие племена, ибо после Смерти их осталось слишком мало, и всякий народ, сохранившийся в годы уничтожения, считался великой ценностью.

Иеро это понимал. Его миссия состояла не только в разведке сил Нечистого, но и в изучении тех земель, о коих пять тысячелетий Аббатства не имели информации. О том, что случилось в Европе, лишь строились предположения; вероятно, вся западная часть Евразии была сплошной пустыней, так как по этим странам, союзникам империи США, был нанесен удар с востока. Возможно, после катаклизма там расплодились жуткие породы лемутов, уничтоживших людей, возможно, там свил гнездо Нечистый… Но на огромном Евразийском материке все же была нормальная жизнь. Три года тому назад к берегам Ванка, самой дальней из провинций Республики, пристал корабль, переплывший Великий океан. Его видели иннейцы, населявшие ту область, но корабль вместе с экипажем, а также три иннейских стойбища, были уничтожены лемутами, посланными Нечистым. Оставшийся в живых старик-иннеец рассказал, что приплывшие на корабле имели желтоватую кожу и черные волосы, как и описывалось в древних хрониках Аббатств; возможно, то были потомки чинов, джапов или других легендарных рас, но главное заключалось не в том. Самое главное — они, несомненно, были людьми! А значит, в Сайберне и на его восточной оконечности сохранилась жизнь.

Эта гипотеза казалась вполне разумной, поскольку в древности Сайберн был такой же малонаселенной территорией, как север Канды, и вряд ли подвергался массированным атомным бомбардировкам. Выжившие там народы и племена могли стать союзниками в борьбе с Нечистым, но чтобы добраться до них, надо было пройти половину мира — на запад или на восток. Любое из этих направлений требовало промежуточных баз, портов или хотя бы опорных пунктов, и остров Асл мог стать одним из них. Может быть, самым важным на пути к землям и морям Европы.

Глядя, как мореходы с привычной сноровкой взбираются по лестнице, Иеро произнес:

— Если души этих парней чисты перед Господом, то почему они покинули свой остров? Помнится, Гимп говорил мне и брату Альдо, что их изгнали… Но по какой причине? Удалось ли о том проведать дознавателям?

Аббат покачал головой.

— Ты же знаешь, мой мальчик, что разобраться в воспоминаниях, не оформленных в виде мысленного рассказа, почти невозможно. Могу лишь заметить, что они не убийцы, не воры и не разбойники, а люди честные и храбрые. Бог знает, что случилось с ними на родине… какая-то давняя темная история, что-то связанное с женщиной… Думаю, ты разберешься сам — твой мозг стоит дюжины лучших братьев-дознавателей. Главное, они хотят вернуться и готовы оказать нам помощь в контактах с их племенем.

— Я разберусь, — пообещал Иеро. — Если там замешана женщина, это серьезно. Из-за женщины может пролиться много крови.

На миг смуглое личико Лучар мелькнуло перед мысленным взором священника, и он подумал, что его принцесса стоит пролитой им крови, и собственной, и чужой. Ведь она носила его дитя!

Наверху Гимп и два рыжеволосых морехода уже скрылись в гондоле дирижабля. Корзину подтянули к помосту, и Горм осторожно ощупывал лапой сосновые доски. «Высоко, очень высоко, — долетела до священника мысль медведя. — Мой народ не любит забираться на деревья». «Неправда, твои предки лазали за медом, — ответил брат Альдо. — Вспомни, как они это делали, мой мохнатый друг, и приободрись». Горм громко фыркнул. «Мед! Разве в этой летающей штуке — мед? Там нет даже мха и листьев! Все мертвое, холодное…»

Иеро улыбался, слушая этот ментальный диалог. Старый аббат, дернув его за рукав кожаной куртки, придвинулся ближе и зашептал:

— Послушай, сынок… То, о чем ты говорил на исповеди… этот ментальный зов Нечистого… ты слышал его в последние дни?

— Нет. Может быть потому, что мой разум под прочной защитой, а сам я не в силах дотянуться до источника сигнала. Слишком большое расстояние, святой отец. И потом… — Иеро смолк; даже на исповеди он не признался, что зов приходит с неба, из тех просторов, где обитает Господь со своими ангелами. Такая новость могла привести к смущению умов, и он решил держать ее пока что про себя.

— Помни, — тихо промолвил отец Демеро, — ты должен вернуться. Если Зло окажется слишком сильным, не вступай с ним в схватку, сын мой; повторяю, твоя задача — разведать и вернуться. Проложить первую тропу… Первую! — он поднял сухощавый палец. — А там ты снова пройдешь по ней, но не один — с тобою будут Бог и наши легионы.

— Бог и сейчас со мной. Во всяком случае, я на это надеюсь, — сказал священник, шагнув к лестнице. Брат Альдо и Горм уже ушли с помоста, и воины, втащившие наверх корзину, стояли наготове у туго натянутых канатов. Их было два, и каждый кончался искусно сделанным якорем-замком, который открывался вручную либо нажатием кнопки в пилотской кабине. Правда, второй способ Гимп еще не проверял.

— Подожди, сын мой. — Старый аббат поднял висевший на груди крест, поднес его к губам Иеро и зашептал молитву. Потом обнял его и произнес, щекоча теплым дыханием ухо: — Еще одна просьба, мой мальчик. Если ты навестишь Святой Престол в столице христианства Риме, церковь будет тебе благодарна, и я, разумеется, тоже. Постарайся сделать так, чтобы путь ваш лежал через Рим и Святую Землю Палестины, а если там ничего нет, разведай, что творится в другой христианской столице.

— Другой? — Иеро нахмурился, положив ладонь на ступеньку лестницы. — Разве была другая столица, кроме Рима?

— Да. Мы имеем о ней очень смутные сведения, как и о всей восточной ветви христианства, но точно знаем, что за Франсом и Джоменом, Странами Старого Света, был большой город Моск. Запомни, Моск! Ты найдешь его на древней карте, заложенной в компьютер. Там была другая империя, Раша, что враждовала с западными державами… огромная страна, владевшая Сайберном и половиной Евразии… И в ней, мой мальчик, тоже верили в Господа! — Отец Демеро перекрестился. — Странно, не так ли? И на востоке, и на западе поклонялись Творцу, славили Его в храмах, молили о счастье и покое, а потом совместными усилиями уничтожили мир!

— Суровый урок для нас, — молвил Иеро.

— Да, суровый… Пусть Господь хранит нас от соблазнов Нечистого! Иди, сынок!

Взбираясь по лестнице, Иеро повторял про себя это последнее напутствие. Его сумки, вместе с оружием и остальным снаряжением, погрузили на борт еще вчера, и сейчас при нем остался только короткий тяжелый меч; еще — нож за поясом и драгоценный мешочек с магическими принадлежностями, прозрачным кристаллом и фигурками Сорока Символов, что помогали провидеть грядущее. Он был облачен в наряд Стражей Границы, в штаны, куртку и сапоги из мягкой оленьей замши, и на шее его висел серебрянный медальон — крест и меч в круге, знак его сана священника-заклинателя Универсальной Церкви Канды. Иных символов он теперь не носил и не раскрашивал лицо, так как в Д'Алви этот обычай считался варварским и совершенно неподходящим для члена королевской фамилии. Зато темнокожие жители побережья любили наряжаться и вешать драгоценные побрякушки всюду, где удавалось их прицепить к ушам, волосам, одежде либо натянуть на пальцы, запястья и щиколотки. Это казалось Иеро смешным, но все же на королевских приемах он облачался в расшитый золотом наряд и надевал пару-другую перстней. Главным достоинством этой одежды являлась ее необъятная ширина, позволявшая прятать у пояса меч и кинжал.

Поднявшись на площадку, священник кивнул замершим в ожидании воинам и огляделся. К северу от него под лучами весеннего солнца сверкали воды залива Нотр-Дам, голубые и чистые, сливавшиеся вдали с безоблачным бирюзовым небом; на юге, западе и востоке высился лес, обнимая просторную бухту темно-зеленой подковой. Сколько видел глаз, ни один дымок не поднимался над кронами елей и сосен, ни одна дорога не рассекала лесной океан. Край тут был безлюдный, покинутый людьми тысячи лет назад, ибо охотничьих угодий и мест для огородов и пастбищ хватало на материке, а рыбачить в прибрежных водах стало занятием опасным — океан кишел гигантскими хищными рыбами, от коих не спасали ни гарпун, ни лодка, ни пирога. И сейчас, как заметил Иеро, три или четыре акульих плавника резали поверхность бухты, словно напоминая пришельцам, что эта частица мира людям не принадлежит.

Надолго ли? — подумал он. Внизу уже вырос поселок, полсотни хижин, собранных на атвианский манер из вкопанных вертикально бревен, за ними пластались длинные низкие корпуса мастерских и складов, у берега тянулся причал, сложенный из массивных валунов, и на нем, на прочном деревянном настиле, высилась мачта для флага и блистали начищенной бронзой четыре орудия. Когда-нибудь здесь будут город, крепость и гавань, откуда корабли отправятся в Европу и дальше, в сказочные страны, Африку, Индию, Аравию, дабы проверить, жив ли там человеческий род и не нуждается ли в подмоге… В крепкой руке, которую протянут им Аббатства, в знаниях, просвещении и защите от Нечистого…

Но до этого было еще далеко, и священник, вздохнув, шагнул в овальный люк гондолы.

Она представляла собой обширное вытянутое помещение с плоским полом и закругленными стенами, похожее на корабельный трюм, тридцати шагов в длину и десяти в ширину; в задней ее части был уложен груз, мешки, ящики, корзины и бурдюки с пищей, водой и снаряжением, а в середине, на откидных койках у бортов, под с небольшими круглыми окнами, расположились седобородый эливенер и два северянина-морехода. Горм грудой коричневого меха свернулся у ног брата Альдо и будто бы окаменел; лишь громкое сопение доказывало, что он еще жив и изо всех сил старается бороться с паникой.

Впереди гондолу перегораживала стена со странной дверью, которая не распахивалась и не откатывалась вбок, как дверца люка, а складывалась гармошкой, чьи полосы как бы слипались друг с другом; сейчас она была сложена, и за ней виднелась пилотская кабина с шестью удобными креслами и пультом, мерцавшим скудной россыпью огней. Среди желтых, зеленых и алых лампочек мертвым антрацитовым блеском отсвечивали прямоугольные и круглые экраны, чье назначение являлось большей частью неясным; но самый большой из них, справа от кресла пилота, светился как огромный голубой глаз, расчерченный сеткой темных линий.

Мастер Гимп восседал у штурвала, короткого поперечного стержня с изогнутыми рукоятями на концах, похожего на рога кау, быков, которых разводили в Д'Алви. Шея и лысина капитана побагровели от напряжения, но руки, сжимавшие непривычное устройство, были тверды, и в линии широких плеч читались уверенность и несокрушимое упрямство. Гимп утверждал, что может управиться с любой посудиной, что плавает по водам; ну, а воздушная стихия не так уж отличалась от морской. Во всяком случае, не столь сильно, чтобы смутить лучшего из мореходов Внутреннего моря.

— Ты на борту, мастер Иеро? — не оборачиваясь, пробасил капитан. — Отбываем?

— С Божьей помощью, — отозвался священник.

— Тогда вели тем четырем бездельникам у канатов отдать швартовы, — буркнул Гимп. — А потом задрай люк, не то наш мохнатый приятель глянет вниз и окочурится со страху.

Иеро махнул воинам, но те, не прикасаясь к замкам, вдруг вытянулись, вырвали клинки из ножен, грохнули рукоятями о нагрудные бляхи и замерли, отдавая воинский салют. Видимо, это являлось сигналом; внизу раскатился гулкий орудийный выстрел, и на мачту пополз флаг с зеленым кругом на белом фоне, с крестом и мечом, что грозно сверкали среди изумрудной зелени. Салютуя, Иеро вскинул руку.

Пушка выпалила трижды, и солдаты разом освободили якоря. Пол под ногами священника не дрогнул, только земля вдруг стала плавно и медленно уходить вниз, словно проваливаясь в бездну; люди превратились в муравьев, хижины и бараки — в кучки тонких палочек под зелеными кровлями из лапника, орудия — в четыре блестящих золотистых пятнышка. Потом горизонт внезапно расширился, пространство небес распахнулось вглубь и вдаль, солнце брызнуло в глаза, и Иеро вновь охватило чарующее, пьянящее чувство полета. Он перекрестился, шепча молитву, и замер, раскинув вверх, вниз, во все стороны свою ментальную сеть.

Над миром царил покой, если не считать волн ликования, бушевавшего в поселке. Где-то далеко метались птицы, то камнем падая в морские волны, то взмывая с зажатой в когтистых лапах добычей; в их крохотных разумах были голод и ощущение тревоги, когда огромная стремительная тень вдруг поднималась из глубины к поверхности. Голод, терзавший океанских тварей, был иным, чем у птиц, яростным, неутолимым, рожденным гигантскими мощными телами, что находились в непрестанном движении; казалось, они готовы проглотить весь мир. И в их убогих ментальных излучениях не ощущалось страха; они считали себя владыками морских пространств, где все, что плавало и жило, годилось в пищу.

Ярость и голод, отметил священник, анализируя их излучения. Он двинул дальше свой ментальный щуп, но ничего нового не обнаружилось — только птицы, рыбьи косяки да хищные мысли акул.

Гимп окликнул его из кабины, и Иеро задраил люк.

— Ну, наше корыто в воздухе. Как его, «Вашингтон»?.. Плывет в небесах, будто и впрямь святой… Не хочешь ли заняться стекляшками, добрый мастер? — Ладонь капитана легла на голубой экран.

Роли в их команде были четко расписаны: Гимпу и двум его морякам полагалось нести восьмичасовые вахты и стоять у штурвала при взлетах и посадках, тогда как Иеро считался штурманом. Собственно, за маршрутом следил компьютер, и он же управлял кораблем во время крейсерского хода, но такие колдовские штучки были выше капитанского разумения. Как можно определиться на море, суше или в воздухе без компаса и карты? Этот вопрос для Гимпа был неразрешим. Картой же для него являлся лист бумаги, а компасом — стрелка в круглом бронзовом футлярчике, и если он не имел ни того, ни другого, то значит, не мог проложить курс.

Впрочем, необходимости в его услугах не было.

Твердыми шагами Иеро направился к кабине, сел в кресло перед экраном и надавил шарик, наполовину выступавший из пульта. Зажглась надпись; точный смысл фразы на древнем английском языке могли понять немногие из ученых-историков Канды, но священник знал, что управление «Вашингтоном» теперь перешло к компьютеру или к подчиненному ему устройству, которое называлось автопилотом. Затем на экране возникла карта — чудесная точная карта мира, каким он был до Смерти, со всеми материками, морями, океанами, россыпью островов, тонкими нитями рек, равнинами и горами. Это волшебное изображение казалось объемным; крошечные горные хребты будто пронзали поверхность экрана, долины рек и впадины как бы уходили вниз, а на месте крупных городов мерцали серебристые точки. Карта была забрана в привычную сетку меридианов и параллелей, и в центре ее светилась алая стрелка.

Шарик повернулся под ладонью священника, и стрелка покорно двинулась влево и вверх. В северной части Лантика он остановил ее и снова нажал шарик; теперь на экране была укрупненная карта, примерно четверть прежней, изображавшая весь североамериканский континент, Европу и широкую синюю полосу разделявшего их океана. Еще одно нажатие, и океан словно раздался вширь, обрамленный берегами двух материков: слева — Ньюфол, огромная белая запятая Гренландии и еще один остров, видимо — Асл; справа — причудливо изрезанная линия европейского побережья с двумя островами. Один из них был похож на Асл, другой, вытянутый по меридиану, напоминал вставшую на дыбы ящерицу с раскрытым ртом.

— Магия! — выдохнул Гимп, склонившись над плечом Иеро. — Похоже, эта дьявольская штука видит все моря и земли! Весь мир, чтоб мне повиснуть на рее!

— Она не видит ничего, а только помнит, — возразил священник. — Помнит, каким был мир пять тысяч лет тому назад, в далекой древности. Взгляни на берег Канды, мастер Гимп — вот эти территории затоплены морем, а в самом низу, в районе Д'Алви, океан продвинулся еще далее на запад. А помнишь, мы разглядывали Внутреннее море? Совсем не такое, как сейчас, несколько больших озер и никаких болот на севере… Эта карта — всего лишь напоминание о том, что было, и чего уже нет.

— Все равно, чудо! — заявил Гимп, дергая свою косичку. — Я не дикарь, не идиот и не пьянчужка-матрос из кабаков Нианы, я понимаю, как можно летать по воздуху… теплый дым стремится вверх, и если собрать его в пузырь какой-нибудь огромной рыбины, а к пузырю подвесить корзину, мы полетим не хуже, чем на святом «Вашингтоне»… Но эти стекляшки, дьявол меня побери! — он осторожно коснулся экрана пальцем. — Я торговал стеклянной посудой, и знаю, на что она годится! Бутыли — чтоб разливать вино, а кубки — чтоб его пить… Выпьешь пару бутылей, тогда увидишь любые картинки, хоть на стекле, хоть на столе, хоть под столом… Но сейчас-то я трезв!

— А это разве не чудо? — с усмешкой пробормотал Иеро и, обернувшись, добавил погромче: — Сигурд, Рагнар! Идите сюда. Брат Альдо, ты не желаешь к нам присоединиться?

— Пожалуй, я лучше останусь здесь, — отозвался эливенер, показывая глазами на Горма. — Кажется, он уснул… Бедный зверь! Не всякий из нас вынес бы такие переживания…

— Он справился с ними как настоящий мудрец, — сказал Иеро, прислушиваясь к тихому сопению медведя. — Сон — лучшее средство от страха.

Рыжеволосые моряки приблизились, встав за его спиной. Прежде, в первые дни плавания на «Морской деве», их лица казались священнику неразличимыми, как у близнецов, но затем он понял, что северяне ничем не походят друг на друга кроме, пожалуй, цвета волос и глаз. Старший, Сигурд, выглядел настояшим богатырем и был, вероятно, ровестником Иеро, широкоскулым, с тонкими губами и пристальным взглядом льдистых глаз. Младшему, Рагнару, еще не исполнилось тридцати, лицо и грудь у него были поуже, губы чуть пухлее, и вид не столь суровый, как у Сигурда; он плоховато знал батви и больше молчал, предпочитая, чтоб старший приятель общался за двоих. Впрочем, Сигурд тоже был неразговорчив.

Иеро показал на экран.

— Здесь Ньюфол, почти под нами, только на древней карте он выглядит больше, чем в нынешние времена. Этот огромный белый остров вверху — несомненно, Гренландия… А вот и Асл — или Исландия, как называли вашу землю до Смерти, — он показал на довольно обширный остров к востоку от пухлой гренландской запятой.

Глаза у северян сверкнули. Рагнар что-то произнес на своем резком гортанном наречии, Сигурд коротко ответил, и священник, уловив его смутную мысль, догадался, что это было приказание молчать и не вмешиваться. Затем старший из мореходов склонился над его плечом.

— Этот край, что ты зовешь Гренландией, мы знаем как Дондерленд — Опасные Земли на нашем языке. И я не понимаю, почему Асл и Ньюфол — коричневые и зеленые, а этот большой остров сплошь белый. Разве в древности там никто не бывал?

Он изъяснялся на батви, торговом жаргоне, свободно и без акцента — видимо, плавал с Гимпом не первый год. Отметив это, священник произнес:

— Белым цветом на старых картах изображали льды. Гренландия — или Дондерленд, как называют ее у вас — была под ледяным панцирем многофутовой толщины. В записях наших архивов утверждается, что даже горных вершин не было видно из-подо льда.

Сигурд нахмурился.

— Теперь там нет ни снега, ни льдов, мастер Иеро. Благодатный край, если бы не…

Он смолк, и Иеро, выждав с минуту, поторопил моряка:

— Если бы?..

— Чудовища, — угрюмо буркнул Сигурд. — Страшные твари вроде тех, что мы видели в южных джунглях. Но обликом другие — бегают на задних лапах, и кожа у них чешуйчатая. Передние лапы покороче, болтаются перед грудью, сзади — огромный толстый хвост. Они разные. Самые большие объедают деревья и не очень опасны, но те, что помельче… — Он вдруг побледнел и прикусил губу. — Те ростом с трех человек, быстро бегают, и пасть у них такая, что могут овцу проглотить.

Иеро приподнял бровь. Эти твари, судя по описанию моряка, походили на динозавров, исчезнувших за миллионы лет до Смерти. На американском материке племя их не возродилось. Почти все огромные животные, бродившие в саванне и южных джунглях, были млекопитающими, хотя встречались и исключения. Например, произошедшие от лягушек фроги, которых он видел в трясинах Пайлуда, и снаперы, гигантские хищные черепахи, гроза озер и пресных водоемов.

— Ты был в Дондерленде? — поинтересовался он, подняв глаза на северянина.

— Да, будь он проклят! — Сигурд побледнел еще больше.

— Мы быть вместе, — вмешался Рагнар, тыкая пальцем в южную оконечность острова. — Быть здесь, потом плыть на свой баркас. Плыть так! — Его палец прочертил извилистую линию от Гренландии к Ньюфолу, затем к реке Святого Лаврентия и Внутреннему морю. — Долго плыть, голодать, сражаться с акулой!

— Я подобрал их примерно здесь, — вмешался мастер Гимп, показывая на озеро Эри, ставшее теперь восточной акваторией Внутреннего моря. — Это случилось… дай-ка вспомнить… лет восемь назад, когда я возил скотину на своей старой посудине, еще до «Морской девы». Баркас их был почти что разбит, и оба парня помирали с голода. Я взял их к себе, и не ошибся. Отменные мореходы! А как владеют гарпуном!

— Не только гарпуном, — пробормотал Сигурд, хлопнув себя по левому боку, словно там находилась рукоять меча. — Но вся наша храбрость и все искусство были бесполезны в Дондерленде… Хотел бы я, чтобы ублюдок Олаф, сын Локи, очутился там!

— Кто такой этот Олаф? — спросил Иеро.

Зубы Сигурда скрипнули.

— Наш враг! Тот, из-за кого мы покинули Асл! Уничтоживший две семьи свободных бондов — мою и Рагнара!

— Локи — его отец?

Рыжеволосый северянин мрачно усмехнулся.

— Нет, мастер Иеро. Локи — бог обмана и зла, покровитель Олафа, его проклятых предков и всего его отродья. А наш покровитель — Тор, бог огня и солнца, что разъезжает по небу на колеснице и мечет молнии. Грозный бог, но честный и чистый!

Они язычники, понял священник. Впрочем, это его не смутило, поскольку Сигурд определил главный момент в теологии северян: есть божество нечистое и есть чистое, и он, Сигурд, на стороне последнего. Значит, он не потерян для истинного Бога и когда-нибудь его признает!

Но время для обращения язычников было неподходящее, и Иеро, двинув алую стрелку к Аслу, нажатием шарика увеличил остров в размерах.

— Мы должны выбрать место для высадки, — пояснил он. — Лучше всего, в селении, где вы жили. Попробуйте найти его на этой старой карте, и я задам компьютеру маршрут.

— У нас нет селений, — отозвался Сигурт. — Мы живем в хольдах. Это…

— Не нужно объяснять. Я понял. — Перед священником промелькнуло длинное строение из бревен, с многочисленными сараями и загонами для скота, обнесенное невысокой каменной стеной. От ворот тропинка вела к причалу, где покачивался палубный одномачтовый баркас, а фоном для этой мысленной картинки служили горы.

Сигурд и Рагнар, переговариваясь на своем языке и разглядывая карту, склонились слева и справа от него. Наконец, старший из северян сказал:

— Линия побережья теперь другая, но я думаю, что наши хольды здесь, — он отметил две точки по обе стороны долины, спускавшейся от гор к морю. — Хольд Рагнара повыше, в предгорьях, а мой стоял здесь, у самого берега.

— Почему «стоял»? — Иеро с удивлением повернулся к северянину. — Разве уже не стоит?

— Наверное, стоит, — мрачно подтвердил Сигурд, — но это уже не мой хольд, а Олафа или одного из его сыновей. Я думаю, Олаф сам туда переселился. Это место, долина Гейзеров, самое прекрасное на острове, и только здесь растут пальмы и дерево бнан со сладкими плодами… Из-за нее все и завертелось! Из-за нашей земли и малышки Сигни!

Теперь побледнел и скрипнул зубами Рагнар; видно, с этой Сигни у него были связаны тяжкие воспоминания. Бог знает, что случилось с ними на родине, подумал священник, припомнив слова отца Демеро. Какая-то давняя темная история, связанная с женщиной… Дав себе слово разобраться с этим, он передвинул стрелку на побережье у долины Гейзеров и трижды нажал на шарик. Короткая фраза промелькнула на экране, лампочки перед креслом Гимпа полыхнули красным и желтым, потом зажглись зеленые огоньки, и откуда-то из-под пола раздался чуть слышный рокот двигателей. Компьютер взял управление на себя и разворачивал «Вашингтон» курсом на северо-восток.

— Чудо… — пробормотал мастер Гимп, с опасливым уважением взирая на штурвал, который двигался сам собой. — Чудо, будь я проклят! Колдовство! Рагнар, там, в конце трюма, есть небольшой бурдючок… Тащи-ка его сюда, парень! Когда я вижу оживший штурвал, мне надо выпить.