"Оглянись – пришельцы рядом!" - читать интересную книгу автора (Ахманов Михаил)

Воистину странные!

Продолжим наши рассуждения о странных людях, пришельцах среди земного социума. В предыдущем разделе я исключил из этой категории идиотов, а сейчас сделаю то же самое в отношении экстрасенсов всех мастей, телепатов, телекинетиков, ясновидцев, гранд-докторов в области «физики кармических взаимодействий», биоэнергоинформатики, уринотерапии и психоэнергосуггестии. Все эти личности, академики липовых наук, не столько странные, сколько жадные до чужих денег, и не представляют для нас интереса. Формально ситуация с ними точно такая же, как с НЛО и инопланетянами: может быть, среди их алчной своры есть воистину странные бессребреники, обладающие талантами, еще не объясненными наукой, но правдивая информация о таких людях, как и данные об иномирянах, тонет в шумах. Шумы – это масса ложных сведений о якобы совершенных чудесах, о предсказанных катастрофах, исцеленных диабетиках, путешествиях в астрал и тому подобное. Мы не в силах разобраться с этой кучей мусора и найти в ней жемчужные зерна истины, и мы этого делать не будем. Напомню, что наш Первый Постулат: ПРИШЕЛЬЦЫ СУЩЕСТВУЮТ – касается только инопланетян, а не земных телепатов, прекогнистов и штопальщиков ауры.

Но странные люди, чья «особость» не вызывает сомнений, все-таки есть. Выше мы рассмотрели крупномасштабных фанатиков-властолюбцев, которых в земной истории вряд ли больше нескольких десятков, а сейчас займемся более многочисленной группой – гениями. Не исключаю, что кто-то составил список гениальных людей и придумал критерии, по которым гения можно выделить из толпы больших талантов. Мне об этом не известно, но думаю, что если обозреть все времена и народы, гениев наберется около тысячи.

Гениальность чаще всего проявляется в творческих видах деятельности, в науках, музыке, литературе, изобразительном искусстве [15]. Далеко не всех при жизни считали гениями, судьба многих была трагичной, но с течением лет и столетий их творения оценивались по достоинству и приходило понимание того, сколь великими были эти люди, и как они отличались от прочих смертных. Я назову нескольких общепризнанных гениев: Микеланджело, Ньютон, Лейбниц, Эйнштейн, Пушкин, Эварист Галуа, Моцарт, Бах, Шекспир, Архимед, Леонардо да Винчи, Вольтер. Всех их отличала уникальная мощь таланта в одной или нескольких областях и способность генерировать новые идеи.

Идеи… Загадочный дар, тайна за семью печатями! Откуда они приходят к нам? Теолог скажет, что все идеи от Бога, но с этим трудно согласиться, поскольку Бог есть Любовь, а идеи бывают жуткими – геноцид, каннибализм, концлагеря, насилие; получается, что дьявол равноправный партнер в процессе потусторонней генерации идей. Диалектический материализм утверждает, что идеи, как и прочие наши мысли, суть отражение объективной реальности, данной нам в ощущениях, и, может быть, в этом истина: много лет мы отражали советскую реальность и мыслили на ее счет такое, что она не выдержала и спеклась. А вот британский физик Роджер Пенроуз [21] считает, что есть вселенский Банк Идей, откуда они летят как кванты света и проникают в наши головы. Конечно, не во все, а только в мозг таланта или гения. Почему? Тоже тайна, глубокая тайна!

Но если не касаться ее загадочных корней, а обозреть процесс хотя бы по вершкам, то мы увидим следующее:

есть внешний импульс, толчок к идее – прочитанное или увиденное, подслушанное слово, всплывшее воспоминание или переживание;

иногда идея вызревает сразу вслед за полученным импульсом, а иногда импульс ведет к долгим и временами мучительным раздумьям;

идеи приходят внезапно и являются, по-видимому, не плавным завершением логического процесса мышления, а неким стремительным скачком интуиции;

идеи приходят когда угодно и где угодно – временами во сне или в состоянии полусонного транса.

Подчеркну еще раз, что я говорю о новых идеях, не озвученных прежде кем-либо из обитателей Земли. Но гений способен и к другому фокусу – он умеет влить новое вино в старые мехи и создать великое произведение, пользуясь старой идеей. Пожалуй, принципиально новые идеи чаще появляются в научной сфере, тогда как «вливание вина», то есть новое видение старых проблем и сюжетов, скорее прерогатива искусства (трагедии Шекспира, статуи Микеланджело, полотна Леонардо).

Но что бы мы ни говорили о процессе творчества, гениальность была и остается загадочным качеством, присущим одной личности из миллиона, а скорее – из десятков или сотен миллионов. Такая редкая избирательность поразительна! Это достаточно яркий факт, чтобы считать гения особым существом, не похожим на вас и на меня. Насколько не похожим? Чтобы пояснить отличия, я приведу краткую биографию Э.Галуа [22], бесспорного математического гения, прожившего на свете двадцать с половиной лет.

Эварист Галуа родился 26 октября 1811 года в городке Бур-ля-Рен, в десяти километрах от Парижа. О его детстве почти ничего не известно, и первой серьезной вехой на его жизненном пути является 1823 год, когда он, в возрасте двенадцати лет, поступает в лицей Луи-ле-Гран. Здесь, спустя три года, Эварист и открыл для себя математику. Быстрота, с которой мальчик продвигался в этой области знаний, поразительна. Почти с самого начала он отказался от школьных учебников; он изучал основы математической науки по классическим трудам Лежандра «Решения численных уравнений» и «Теория аналитических функций». В 1827 году, будучи учащимся класса риторики Луи-ле-Гран, он был уже знаком с работами Эйлера, Гаусса и Якоби. К концу учебного года Эварист самостоятельно подготовился к экзаменам в Политехническую школу, самое престижное французское учебное заведение того времени. Экзамены он не выдержал, однако в октябре 1828 года ему удалось попасть в математический класс лицея Луи-ле-Гран, который вел профессор Ришар, молодой блестящий преподаватель.

Сохранились записи Ришара, в которых он характеризует юного Галуа как самого способного из своих студентов. Ришар помог ему опубликовать первую работу, увидевшую свет в мартовском номере «Математических Анналов», первого математического французского журнала. Состоялось и заседание Академии, на котором Пуансо и Коши должны были рассмотреть работу Галуа, однако закончилось оно безрезультатно: Коши потерял присланную рукопись.

Тем не менее, публикация работы в специальном журнале была большим успехом для юного ученого, и никто не сомневался, что он поступит в Политехническую школу. Тем неожиданней стал его провал на экзаменах в 1829 году. Одаренность Галуа казалась несомненной, и причины провала до сих пор неясны. Считается, что один из экзаменаторов посмеялся над Эваристом, когда тот излагал свои математические идеи, что вызвало у него вспышку гнева.

Галуа пришлось продолжить образование в менее престижной Нормальной школе. В октябре 1829 г. он был зачислен в Школу и в первый же год обучения познакомился с Огюстом Шевалье, который до конца жизни оставался его единственным близким другом. Под влиянием Шевалье он начал интересоваться политикой; постепенно стали складываться его республиканские убеждения.

Июльская революция 1830 г. привела к власти во Франции правительство Луи-Филиппа, ставленника крупной буржуазии, которая использовала республиканские настроения парижан для свержения предыдущего монарха, но отнюдь не собиралась поощрять их в дальнейшем. Однако молодой Эварист искренне верил революционным лозунгам. В ноябре 1830 г. он вступил в Общество друзей народа и записался в артиллерию Национальной гвардии; к этому времени у него было уже подготовлено несколько математических работ.

Эварист не скрывал своих политических пристрастий, отстаивая их со всем пылом юности. В результате он вступил в конфликт с директором Нормальной школы Гиньо, который постарался избавиться от беспокойного студента; по его навету Галуа в начале 1831 г. был исключен из Школы. Лишенный стипендии и пансиона, потерявший летом 1829 г. отца, Эварист Галуа остался без средств к существованию; он мог жить лишь за счет репетиторства. В очередной раз он направляет свои работы в Академию, сопроводив их резким письмом – его рукописи терялись в Академии с завидным постоянством. Его настойчивость остается, однако, безрезультатной.

Тем временем политическая ситуация в Париже накалялась; правительство Луи-Филиппа распустило отряды Национальной гвардии, но ряд ее бойцов отказался сложить оружие. В апреле 1831 года начался процесс над непокорными, но их адвокатам удалось добиться оправдательного приговора. В честь этого события Общество друзей народа устроило банкет, на котором Галуа произнес свой знаменитый тост «За Луи-Филиппа!» Но при этом он сжимал в руке нож.

На следующее утро его арестовали, поместив в тюрьму Сент-Пелажи; он был обвинен в подстрекательстве к покушению на жизнь короля Франции. Правда, благодаря стараниям адвоката и помощи соратников из Общества друзей народа Галуа был оправдан и отпущен на свободу, но не надолго: летом 1831 г. его вновь схватили во время разгрома манифестации республиканцев. На сей раз Эваристу пришлось провести в Сент-Пелажи восемь месяцев. Здесь он отпраздновал свое двадцатилетие и здесь же узнал, что на очередном заседании Академии была отвергнута его работа, представленная им еще за полгода до заключения в Сент-Пелажи. Пуассон, известный математик, рецензировавший его рукопись, не смог или не захотел разобраться в ней.

Тюрьма являлась совсем неподходящим местом для молодого Галуа, не отличавшегося крепким здоровьем, – и столь же не подходила ему буйная компания уголовников и политических заключенных всех мастей. Однако он продолжал трудиться и в тюрьме. В документах, которые Огюст Шевалье разбирал после его смерти, обнаружился ряд заметок, служивших, видимо, предисловиями к нескольким математическим работам.

За участие в манифестации Галуа был приговорен к девятимесячному заключению, но в марте 1832 г. его, заболевшего, перевели в больницу, где он оставался до истечения срока заключения. Этот период его жизни описан Огюстом Шевалье; согласно мнению этого верного друга Галуа, он испытывал лишь два чувства: безмерную усталость и ненависть. Несмотря на юный возраст, Эварист Галуа являлся уже сложившимся математиком – гениальным математиком! – однако работы его были отвергнуты, а для него самого во Франции Луи-Филиппа не нашлось лучшего пристанища, чем тюрьма.

Наконец он вышел на свободу. Он хотел уехать из Парижа, но судьба рассудила иначе: он встретил девушку, которая стала причиной дуэли 30 мая. Противники стрелялись из пистолетов с расстояния нескольких метров; пуля попала Эваристу в живот, рана была смертельной, и в десять часов утра 31 мая 1832 года Эварист Галуа скончался.

В ночь перед дуэлью он написал три письма, в том числе и Огюсту Шевалье; этот последний документ во многом посвящен математическим вопросам. Эварист, видимо, правил в ту ночь свои научные работы – на его столе нашли две записки, сохранившиеся до наших дней. В одной из них значится: «Это доказательство надо дополнить. Нет времени. 1832».

После своей трагической гибели Галуа был надолго предан забвению. Все его математические рукописи, около шестидесяти страниц текста, хранились у Огюста Шевалье, но тот не мог найти никого, кто согласился бы их издать. Только в 1846 г. Жозеф Лиувилль впервые опубликовал работы Галуа, открыв миру забытого гения. И с этого момента имя Эвариста Галуа навечно утвердилось в математической науке.

Такова судьба юного избранника богов, который, возможно, был самым гениальным математиком за всю историю нашей планеты. Я не стану касаться его предвидений и достижений; отмечу только, что он создал теорию разрешимости уравнений в радикалах, ввел базовое понятие группы, играющее огромную роль в современной физике, и что некоторые его идеи были поняты и оценены только спустя столетие.

Наш мир многополярен. Эта не та полярность, о которой толкуют современные политики, имея в виду, что в данный момент имеются некие «центры силы» – США и их союзники, Россия, Китай, страны арабского мира и так далее. Я говорю об иной полярности, существующей тысячелетиями, о специфических человеческих группах, особых и немногочисленных, но, тем не менее, определявших ход земной истории, научно-технический и культурный прогресс и, что не менее важно, понятия о разрешенном и недопустимом, о системе этических норм, обязанностях человека по отношению к обществу и остальным людям. Один из этих полюсов – властолюбивые тираны, другой – гении, цвет нашей расы. Третий… О третьем мы сейчас поговорим.