"Меч над пропастью" - читать интересную книгу автора (Ахманов Михаил)

Глава 8. Набег

Пять сотен вооруженных всадников двигались на восток по тракту, протянувшемуся вдоль Поднебесного Хребта. По левую руку от них гигантской стеной вставали горы, справа лежала пустыня, необозримое пространство серого песка, барханов и каменных россыпей, тонувшее в знойном желтоватом мареве. Пустыня казалась еще более бесплодной, жаркой и страшной, чем засушливая северная степь; здесь не было ни трав, ни кустов, ни водоемов и никаких признаков жизни, никакого движения, если не считать песчаных вихрей. Вершины дюн словно курились, ветер вздымал мелкую пыль, кружил ее в воздухе и временами бросал в лица всадникам. Они, привычные к ветру, песку и зною, не отворачивались; длинные космы свисавших до пояса волос служили защитой для глаз, ноздрей и рта.

В отряде были отборные воины из Очага Мечущих Камни. Люди этого племени, самого многочисленного и сильного в северных степях, славились искусством пращников; они умели швырять камни с помощью ремня, особой палки или просто руками. В отличие от стрел и дротиков камней повсюду хватало, и, если постараться, они ломали кости и разбивали головы с тем же успехом, что топоры и дубины. Большое преимущество! Тем более что о дубинах и топорах Мечущие тоже не забывали.

Дорога, по которой двигался отряд, шла от западного побережья Хиры до восточного, от страны пиратов ядугар до городов купцов туфан. Нужен был год, чтобы одолеть такое расстояние пешком, но на яххах это удалось бы сделать вчетверо быстрее. Разумеется, если не тащить с собой повозки, но и они не слишком тормозили воинство шас-га. Сейчас за колонной Мечущих Камни катились сорок телег на огромных колесах, и потому воины ехали неторопливо. Звенели бубенцы на рогах скакунов, громыхали камни в сумках, подвешенных к перевязям, перекликались впереди дозорные, тысячи ног топотали по плотной земле, иссушенной светилами и слежавшейся до твердости гранита. По обочинам дороги росла трава, у скалистой стены – погуще, а со стороны пустыни – совсем чахлая. Иногда из трещины в скалах струился ручей с горькой водой, пересекал дорогу и, рассыпавшись мелкими лужами, исчезал в песках. Здесь растительность была обильнее – кроме трав имелись колючие заросли, знакомые шас-га и звавшиеся у них кусты-торчком. У ручьев вставали над травой и зарослями стволы в три человеческих роста, вспарывали почву мощными корнями, тянули к небу ветви с мелкими розоватыми листьями. Удивительное зрелище для степняков – на севере такие большие деревья не росли.

Мелкие оазисы попадались довольно часто. Крупные были редкими, но все же на огромном расстоянии от западных до восточных берегов их насчитывалось несколько сотен. В этих землях, орошаемых падавшими с гор ручьями и реками, жил народ, не похожий на шас-га. Слабые люди; воинов среди них оказалось немного, а те, кто не умел сражаться, сооружали каменные стены, растили невиданные плоды и разводили скот. Легкая добыча! И богатая! Каждый обитаемый оазис мог прокормить войско шас-га в течение восьми дней. Плоды, животные и человеческие трупы – все годилось в пищу, а кроме того, нашлись в оазисах и водные запасы, причем вода была не горькой, а сладкой. Добывали ее обычным способом, из колодцев, но в невиданном для северян изобилии.

Отряд миновал высокую длинную стену. Она отгораживала от пустыни большой оазис, ближайший к лагерю шас-га, – тот, который разграбили первым. Края стены упирались в отвесные горные склоны, и шла она широким полукругом, защищая от песка и ветра пастбища, поля, хижины нескольких маленьких деревушек, паутину водоносных канав и сложенную из темного камня башню, где обитал местный владетель со своими воинами. Сейчас башня была разрушена, голые поля и пастбища вытоптаны, деревни сожжены, а во внешней стене зияли проломы. Оазис был мертвее мертвого, и налетавший из пустыни ветер забрасывал песком развалины жилищ, ирригационные канавы и плодородную землю. Но колодцы со сладкой водой степняки не разорили, накрыли их сверху плетеными стенами хижин и придавили плетенки тяжелыми камнями. Вода в этом мире являлась сокровищем. Великий вождь велел беречь колодцы. Куда бы ни двинулось войско, на запад или на восток, людям и яххам нужна вода. Много воды!

Повеления Великого выполнялись со всей строгостью, ибо своевольных ждал котел.

Великий вождь, Брат Двух Солнц, Страж Очагов, Взирающий На Юг, привстав на носках, набрал в грудь воздуха. Трубный звук сорвался с его губ – не столь громкий, как тот, которым он сзывал воинов на битву, но ясно различимый на расстоянии двухсот шагов. Повторив дважды этот глас, Серый Трубач уселся перед своим шатром и смежил веки.

Прошло недолгое время, раздался топот, а затем – голоса:

– Здесь Лиги-Рух, повелитель. Мой лоб у твоих подошв.

– Ххе! Здесь Кушта, вождь. Прикажи, и я буду грызть камни!

Кушта начальствовал над левым крылом войска, Лиги-Рух – над правым. Оба носили титулы Опоры Очага и были преданными слугами. Конечно, пока руки вождя лежали у каждого на горле.

– Воины ушли? – спросил Серый Трубач, не раскрывая глаз.

– Пять сотен Мечущих Камни – на восход Уанна и Аукката, – сказал Кушта.

– Семь сотен Белых Плащей и Пришедших С Края – на закат божественных светил, – произнес Лиги-Рух.

– Хурр! Когда вернутся?

– Когда Уанн уйдет за край земли, – в один голос ответили военачальники.

Значит, еды хватит еще дней на пятнадцать, решил Трубач. За прошедшие годы, покоряя одни Очаги и истребляя другие, он хорошо усвоил, на чем держится власть. Три монолита лежали в ее основе: пища, вода и жестокость. Он носил много титулов, намекавших на его связь с богами, но, в сущности, его нужно было бы звать Владыкой Воды И Пищи. Что до жестокости, то даже Ррит, Бог Голода, не мог сравниться с ним.

– Что в лагере? – спросил Серый Трубач.

– Воин из Людей Молота подрался с воином Зубы Наружу, – доложил Кушта.

– Обоих – в котел. Что еще?

– У пастухов Людей Песка сбежал яхх.

– Виновных – в котел. Дальше!

– Доносит старший сотни из Белых Плащей. Воин говорил, что нужно идти на восход светил, а не на закат, ибо до туфан ближе, чем до ядугар, – вымолвил Лиги-Рух и, помолчав, добавил: – Умный!

Веки Трубача поднялись, и Лиги-Рух с Куштой вздрогнули под пронзительным взглядом вождя. Он медленно произнес:

– Умные мне не нужны. Мне нужны храбрые, сильные, верные и покорные. Говорившего – в котел!

Лбы военачальников стукнулись о землю у его ног. Несколько мгновений Трубач разглядывал их, затем произнес:

– Мы пойдем на восход. Скоро. Такова моя воля! Идти придется много дней, и если мы не найдем пищу и воду, у наших костров сядет Ррит. Воины должны быть терпеливы. Должны верить, что нас ведут боги и духи.

– В котлах много места, – пробормотал Лиги-Рух. – Для тех, кто не верит.

– Так, – согласился вождь. – Но даже попавший в котел должен верить в предначертание богов. Я буду говорить с богами, а наши великие ппаа спросят демонов. Воины пусть смотрят и слушают.

– Мудрое решение, – молвил Кушта. – Три великих ппаа уже здесь. Сувига из Мечущих Камни и еще двое, из Людей Ручья и Людей Песка. Духи скажут им то, что ты повелишь.

– Но нет еще Киречи-Бу, ппаа Белых Плащей, – напомнил Лиги-Рух. – Будем ждать?

– Два дня, – распорядился Серый Трубач, – ждать два дня. Если он опоздает, я съем его печень. Можете идти.

– Кровь вождю! – произнесли Кушта и Лиги-Рух, а затем побежали к своим скакунам и воинам охраны, скучавшим в отдалении. Серый Трубач, прищурившись, посмотрел на висевшие в небе светила и снова закрыл глаза. Свет солнц ослеплял, их величие подавляло, напоминая, что если он и считается их Братом, то всего лишь младшим.

С закрытыми глазами легче думалось.

Он пойдет туда, где восходят Уанн и Ауккат. Ближние оазисы разгромлены, но знатоков дорог и троп убивали не сразу, а после долгой беседы, вставив одним кол в задницу, а у других медленно сдирая кожу со спины. Никто из них не знал речь шас-га, но среди воинов нашлись понимавшие торговый жаргон туфан, и это позволило столковаться с пленными. Теперь вождю было известно, что Спящая Вода вывела войско ближе к стране туфан, и что до нее примерно сорок или пятьдесят дневных переходов. Он собирался подтвердить свое решение волей духов и богов, а затем идти на восход, двигаться от оазиса к оазису, от одного источника пищи к другому. Здесь оказалось так много еды и воды! Много мяса и сытных плодов, много травы и топлива, много горьких ручьев и сладких колодцев… Видно, Ррит, Бог Голода, явил свою милость Очагам степи, даровав им это изобилие!

До Трубача донеслись вопли и предсмертный хрип – в лагере карали провинившихся.

Открыв глаза, он прислушался к этим звукам и снова посмотрел на небо, определяя время по положению светил. «Отряды уже в оазисах», – мелькнула мысль. Затем ему вспомнилась поговорка, гласившая, что мир – это песок и трава. Так было на севере, за горами, но в новом мире, лежавшем перед Трубачом, прежняя мудрость не годилась.

– Мир – это власть, – пробормотал он. – Моя власть! Власть над всеми землями от заката до восхода!

Завиднелась стена, и всадники ускорили бег скакунов, оставив позади неторопливо пыливший обоз. Горы здесь отступали, образуя ряд пологих террас, по которым катила воды небольшая речка. Террасы и прилегающая к ним равнина были тщательно возделаны: внизу – паутина водоносных канав и канавок, прорезающих поля дигги, мучнистого плода, уже знакомого кочевникам, а выше, на лугах с желтой травой, пасутся под присмотром мальчишек мохнатые длинноухие хффа. Оазис казался больше и богаче предыдущего, разоренного в прошлый набег: шесть поселений с непременными колодцами в круге сплетенных из лозы домов, много людей и скота, несколько кузниц и гончарных мастерских с дымящимися трубами, а на самой верхней террасе – укрепленное жилище местного владетеля, две приземистые башни, которые соединяло длинное каменное строение. Все это пространство от нижних полей до башен было заглублено в отвесный склон хребта, зажато высокими неприступными отрогами, а от пустыни отгорожено длинной покатой стеной. Ее возвели из крупных глыб, лежавших в основании, из битого камня и глины – внушительное крепкое сооружение, которое, очевидно, начинали строить предки, а закончили потомки. Стена защищала посевы от ветров и песчаных бурь, но не от нападения: ни частокола, ни площадок для лучников, ни тысяч бойцов, чтобы оборонять ее по всей длине, тут не имелось. Ловкий воин мог забраться по выступающим камням до самого верха, а кроме того, в стене были ворота.

Отряд шас-га быстро перестроился: три сотни начали растягиваться вдоль стены, две поскакали к воротам. Это препятствие, собранное из массивных досок и брусьев, могло спасти оазис от бродивших в пустыне дикарей, но шас-га были искусными воинами; ворота не могли задержать их надолго.

Но обитатели оазиса думали иначе и подготовились к обороне. На верху стены тут и там поблескивали шлемы, щиты и секиры воинов, и рядом с каждым толпился десяток-другой поселян, вооруженных дубинами, кольями и заостренными шестами; под гром набата из хижин выбегали мужчины и женщины, они торопились к защитной стене; ворота спешно подпирали изнутри толстыми бревнами, разжигали костры, чтобы метать в атакующих пылающие ветки, из укрепления на верхней террасе появился небольшой отряд в доспехах – очевидно, дружина владетеля. Грохотали медные била, скрипело дерево, орали и перекликались люди, потрескивая, занимался огонь, и в этом хаосе звуков временами слышался то звон тетивы, то рев испуганного животного, то особенно громкий возглас или лязг клинка, который поспешно тянули из ножен. Вероятно, местные жители, побывав на пепелище соседей, представляли, что их ждет.

Отряд, направлявшийся к воротам, внезапно притормозил и сбился плотной массой. Воины освобождали из ременных петель топоры, вытаскивали ножи, раскручивали веревки с крюками; им предстояло лезть на стену и сражаться в ближнем бою. Остальные всадники испустили боевой клич и стремительно ринулись к стене. Они мчались в двадцати-тридцати шагах от укрепления, и пращи со свистом рассекали воздух над их головами. Град камней с убийственной точностью обрушился на защитников; ломались кости, трещали черепа, гулко грохотала бронза, попав под удар снаряда, стонали раненые, молча падали пораженные насмерть, и временами камень чиркал о камень, выбивая искры. Дружинников с луками, мечами и секирами было на стене десятков шесть, и их перебили прежде всего; толпы ремесленников и крестьян, не умевших сражаться даже своим жалким оружием, не представляли угрозы для нападавших. Устрашенные люди отхлынули за гребень стены, вой и плач женщин смешался с криками мужчин, а камни все продолжали сыпаться с неба. Теперь они реже находили цель, но всякий, пытавшийся подняться и бросить дротик в страшного врага, падал с разбитым черепом. Мечущие Камни не промахивались; растянувшись вдоль каменного барьера и уже не опасаясь ни огня, ни стрел и копий, они следили, не мелькнет ли над стеной кто-то из защитников. Налетевший из пустыни ветер трепал их волосы, пыль посыпала плечи, но ветер и пыль не могли погасить жадного блеска глаз, скрыть оскал зубов. Там, за стеной, их ждали пища и вода.

Ударил барабан, и две резервные сотни неспешно зарысили к укреплению. Взметнулись веревки с крюками, заскрежетали о камень, самые нетерпеливые поднялись на спины яххов и, найдя щели в грубой кладке, быстро поползли по наклонной стене. Одолев преграду в четыре человеческих роста, они прыгали вниз и, орудуя ножами и топорами, пробивались к воротам. Бревна, подпиравшие створки, рухнули, калеча вцепившихся в них защитников, сдвинулся в медных пазах тяжелый запорный брус, заскрипели петли, и дикая орда ворвалась в оазис.

Скакуны проложили дорогу сквозь толпу, сбивая с ног, топча и протыкая рогами не успевших увернуться. Вздымались и опускались топоры в руках всадников, свистели камни, брызгала кровь, стон и крик неслись над полями дигги, порождая эхо среди скал. Был белый полдень, светила обдавали жаром землю и воду, над канавами поднимался влажный туман, воняло потом, мочой и растерзанной плотью. Желто-серое небо висело так низко, что, казалось, пики Поднебесного Хребта больше не подпирают его, а, проткнув мутную пелену, тянутся к огромному красному Уанну и белому раскаленному Ауккату. Небо падало на землю, падало столько раз, сколько отлетело во тьму небытия человеческих жизней.

Передовой отряд, рассеяв толпу, мчался к застывшей на нижней террасе дружине владетеля. Вернее, к ее остаткам; половина оружных воинов полегла от камнепада на стене, и те, которых вел к воротам вождь, стояли в нерешительности, соображая: то ли драться, то ли бежать обратно к башням, затворить двери и метать с высоты копья и дротики.

Но яххи двигались быстрее, чем мысли в головах дружинников. Первый рогатый скакун взобрался по косогору, пал, пронзенный копьями, и засучил ногами в кровавой луже. Его всаднику меч вошел в живот, но за ним лезли другие шас-га, напирали на щиты и копья, били по шлемам со спин скакунов, ловили петлей на шесте оборонявшихся и, поймав, волочили по земле, будто растаскивая кучу хвороста. В этом коротком свирепом бою Мечущие Камни впервые отдали кровь за кровь, жизнь за жизнь: одиннадцать из них погибли под мечами и секирами, трое были ранены, ибо враги, зная, что бежать некуда, дрались с упорством загнанных в ловушку крыс. Шас-га, разъярившись, прикончили воинов, зарезав даже предводителя, которого полагалось пленить и привезти Брату Двух Солнц для допроса.

Меж тем в ворота уже тянулись последние группы шас-га, за ними въезжали повозки, и это было знаком, что впереди тяжелый труд. Захватить оазис и перебить дружинников – самое легкое дело, но теперь предстояли главные хлопоты: обыскать деревни, согнать скот и пленных, забить тех, кто не мог идти, нагрузить телеги мясом и плодами, собранным оружием, шкурами, тканями – всем, что найдется в башнях вождя и хижинах бывших его рабов. Кроме того, укрыть колодцы со сладкой водой, разбить ворота и разрушить стену в трех-четырех местах, дабы сосед из другого оазиса не вздумал за ней укрепиться. Большей частью эти работы выполнялись пленными, но среди них надо было отобрать знавших торговый жаргон, пути к побережью, места разлива вод, пещеры и ущелья, в которых можно укрыться от песчаной бури.

Держатель Шеста [24], начальствующий над отрядом, велел построить пленных, осмотреть их и найти говоривших на жаргоне. Этим занялись двое Стоящих у Стены со своими воинами; раненых и слишком юных рубили на месте и тащили трупы к телегам, откликавшихся понятными словами выводили из строя и гнали к Закрывающему Полог, который их допрашивал. Закрывающий был битсу-акком и привык запоминать Долгие Песни из множества строф; и сейчас, слушая пленников, он тоже сочинял Долгую Песнь, которую пропоет великому вождю. Песнь о дороге на восток, о владениях, что встретятся по пути, о людях, что их населяют, о повелителях Очагов и их дружинах. Слово за словом откладывалось в памяти битсу-акка; неразговорчивых пленников жгли головней, слишком болтливых резали, и так, капля за каплей, наполнялся сосуд с известиями для вождя.

Когда управились с работой, красный полдень давно миновал. По дороге уже тянулись к лагерю груженые возы, скот и толпы пленников, догорали хижины в деревнях, воины пекли над огнем тела убитых и торопливо насыщались. Еще с жадностью пили воду – здесь она была приятнее, чем в местах обитания Мечущих Камни.

Прошло недолгое время, и последний десяток шас-га покинул оазис. Его поля и пастбища были затянуты дымом, над вытоптанной землей гулял ветер, края канав осыпались, перекрыли ток воды, речка разлилась и впервые за много десятилетий дотянулась до пустыни. Где и умерла, поглощенная песками.