"Как прелестна роза" - читать интересную книгу автора (Маккини Миган)

Глава 4

— Ну-ка, куколка, принеси мне еще булочку, да поживей, — потребовал Кайнсон таким тоном, что, ослушайся она его, он наверняка дал бы ей пинка.

Кристал убрала с глаз липкие пряди белокурых волос и, пригладив их назад, наградила разбойника полным ненависти взглядом. Но выбора у нее не было. Девушка переложила со сковороды на тарелку еще одну булочку и направилась к главарю банды.

Утро выдалось холодным, но Кристал едва ли ощущала бодрящую свежесть, то и дело пошлепывая ладонями свое лицо, раскрасневшееся от пышущего жаром очага. В горной местности солнце поздно появляется на небосводе; его лучи еще только позолотили макушки осин. На западе небо отливало прозрачной лазурью, но лагерь бандитов был накрыт огромной тенью, отбрасываемой гранитной стеной ущелья. Кристал бросила взгляд на каменную тропинку, ведущую в город. Крыша салуна едва виднелась вдалеке на вершине скалы. Возможно, у ее спутников по дилижансу уже созрел план побега, но она сможет спастись вместе с ними только в том случае, если будет знать, что они задумали. Поэтому девушке не терпелось перекинуться словечком с кем-нибудь из ее товарищей по несчастью. Ее взгляд заскользил по разбойникам. Бун, развалившись вблизи очага, наблюдал за ней, словно хищник за жертвой. Самый старый из бандитов (его имени девушка не знала) бродил по лагерю, разминая ноги, — очевидно, он страдал ревматизмом. Кайнсон и еще двое сидели у костра и ели булочки. Куда делись остальные разбойники, Кристал не ведала.

— Почему ты никогда не снимаешь эти перчатки, куколка?

Девушка ничего не ответила, молча вручила Кайнсону тарелку с булочкой. Правда, отойдя от него, она сжала ладони в кулачки; черные перчатки затвердели от пота и грязи.

Перед очагом внезапно появился Кейн. Его волосы — оказывается, мокрые они были совсем черные, отметила про себя Кристал — были прилизаны назад; он только что выкупался. Побриться он не побрился, но, должно быть, нечто вроде утреннего омовения совершил у водопада, грохочущего за осиновой рощей. Остальные бандиты не мылись. Лохмотья и блохи — неизменные атрибуты солдат армии Конфедерации — были верными спутниками и этих людей. Их зловоние вызывало у Кристал тошноту.

— Возьми немного булочек. Отнесешь их в салун. — Кейн даже не дал ей толком наполнить оловянную миску. Схватив девушку за руку, он повел ее вверх по тропинке.

Кристал шла, спотыкаясь и оступаясь, с ужасом думая о предстоящем дне. Все ее попытки сбежать оказались тщетными. Похоже, единственный выход — дождаться вторника. Еслией удастся дотянуть до вторника. Правда, некий внутренний голос, очень и очень робкий, неуверенно нашептывал девушке, что она может доверять Кейну, — ведь вчера он пощадил ее. Тем не менее он был бандитом, а она — его пленницей. Кристал хотелось бы получить подтверждение — для нее это было безумно важно — того, что она выйдет на свободу живой и невредимой. Если бы знать, что администрация компании «Оверлэнд экспрессе согласна выплатить за заложников требуемую разбойниками сумму, тогда еще есть смысл дожидаться вторника — под защитой Кейна. Ну а если возможны осложнения, необходимо выяснить, какая судьба ей уготована.

Трудно взбираться по крутой тропинке с полной миской булочек в руке. Кристал споткнулась о камень. Руки Кейна подхватили ее, но несколько подгоревших недопеченных булочек все же слетели на землю. Обретя равновесие, девушка тут же устремилась вперед, чтобы избавиться от помощи Кейна, — словно он был прокаженный. Кристал предпочитала, чтобы он вообще не притрагивался к ней. Прикосновение его рук будоражило тело и душу, как некая первобытная стихия, и, сама того не желая, она начинала вспоминать события утра.

Она пробудилась на рассвете от того, что спину вдруг обдало холодом. Зябко поеживаясь, она села на одеяле. Кейн пристегивал к поясу кобуру, глядя на нее. Теперь, в бледном свете нарождающегося дня, она отчетливо видела его лицо и заметила, как взгляд разбойника задержался на ее волосах. Она смущенно провела пальцами по спутанным локонам. На голове творилось что-то невообразимое: ей вчера так часто приходилось отбиваться от бандитов, что половина шпилек была безнадежно утеряна. Словно прочитав ее мысли, Кейн нагнулся и, выдрав еще одну тоненькую полоску кожи из бахромы на своих потертых штанах, протянул ей. Просто невероятно, что разбойник способен проявлять заботу и внимание. Она приняла его дар, ненавидя себя за то, что в ней вспыхнуло чувство глубочайшей признательности к этому человеку.

Она разозлилась на себя и за то, что от его взгляда У Нее почему-то учащенно забилось сердце.

И даже сейчас, вспомнив тот его взгляд, она пришла в смятение. Девушка наступила на подол юбки и споткнулась. Чтобы не соскользнуть вниз, она инстинктивно ухватилась за ветку, и миска с булочками вылетела из руки. Острый конец обломившейся ветки проткнул ткань перчатки, расцарапав ей ладонь. Кристал вскрикнула от боли.

Кейн не дал ей упасть, поддержав за талию, затем вытащил ветку из перчатки.

— Сними ты эти чертовы перчатки, — бросил он.

— Ой, булочки, — охнула девушка, не обращая внимания на выступившую на ладони кровь. Ей отвратительна была сама мысль о том, что вдруг придется возвращаться в лагерь и снова печь булочки.

Кейн посмотрел на рассыпанные на тропинке подгоревшие рыхлые булочки и, припомнив, чем его потчевали на завтрак, покачал головой.

— Грязью такую стряпню не испортишь.

При других обстоятельствах Кристал наверняка почувствовала бы себя оскорбленной, но Кейн был прав: кухарка она никудышная. И девушка была рада этому. Разбойники из банды Кайнсона лучшего и не заслуживали. Их всех следовало бы отравить.

Она нагнулась и стала подбирать булочки, счищая с них грязь, но Кейн остановил ее.

— Я сказал, сними перчатки.

— Нет… — только и успела вымолвить Кристал. Кейн заставил ее выпрямиться и стянул перчатку с левой руки.

Его взгляд упал на ладонь девушки, и он заметил, что у нее нет обручального кольца.

— Я… после смерти мужа я осталась без денег. Мне пришлось продать кольцо, — заикаясь, проговорила Кристал, прежде чем сообразила, что лучше бы ничего не объяснять.

Кейн пристально посмотрел на девушку, словно думал, что по лицу сумеет определить причину ее нервозности.

— И долго вы были женаты?

— Два года. — Ложь слетала с ее губ сама собой.

— Он умер полтора месяца назад?

— Да.

Кейн внимательно рассмотрел ее палец, потер то место, где обычно носят кольцо.

— А следа от кольца нет, — криво усмехнулся он, довольный тем, что уличил ее во лжи.

Кристал промолчала. Если она приоткроет завесу своей тайны, ее отправят на виселицу.

Кейн схватил правую руку девушки и начал стягивать разодранную перчатку.

От страха закололо в спине. Она не может позволить, чтобы он увидел шрам на ее ладони. Не исключено, что на западе тоже развешаны объявления с ее приметами, и, если хотя бы одно из них попадалось Кейну на глаза, он сразу вспомнит, что за нее обещано огромное вознаграждение.

Кристал вырвала руку, готовая бороться до последнего, лишь бы только не дать ему увидеть то, что скрывается под перчаткой. Отбиваясь от Кейна, она измазала кровью его рубашку, но он не обратил на это внимания, словно кровяные пятна на одежде и схватка с ней давно уже стали для него делом привычным. Он опять поймал руку девушки, и на этот раз все ее усилия высвободиться ни к чему не привели. Кейн стянул перчатку, и глаза его заблестели от любопытства.

Шрам занимал почти всю ладонь. Он был удивительно красивый — в форме розы, выжженной на коже. Кристал с беспокойством наблюдала за реакцией разбойника. В глазах его отразилось недоумение, изумление, но сомневаться не приходилось: он впервые видел такой шрам. У девушки отлегло от сердца. Кейн выпустил ее руку и медленно поднял голову. Их взгляды встретились. Кристал догадывалась, что ему о многом хотелось спросить ее, но он знал: она не станет отвечать. Не говоря ни слова, девушка опустилась на колени и стала подбирать валявшиеся на каменистой тропинке булочки.

Кейн внимательно следил за каждым ее движением, словно надеялся таким образом прочесть ее мысли, заглянуть в ее прошлое. Четыре года она хранила свою тайну и теперь не собирается посвящать в нее кого бы то ни было. Кристал продолжала подбирать булочки, сдувая с них пыль и еще глубже пряча воспоминания о трагических событиях своей жизни.

Ей было тринадцать лет, когда сгорел ее дом. Семья ван Аленов считалась одним из самых авторитетных и респектабельных семейств потомков голландских переселенцев в Манхэттене. Они были богаты, но не кичились своим состоянием и жили тихо и мирно в старинном доме на Вашингтон-сквер. Теперь та жизнь вспоминается как нечто нереальное, как добрая милая сказка, некогда прочитанная в детской книжке. Ее родители любили друг друга и дочерей, Кристал и Алану, и те в свою очередь отвечали им любовью. В их тесном семейном кругу царила атмосфера глубокой привязанности и душевной близости, и они всегда радушно привечали мужа покойной тети, Болдуина Дидье, относились к нему как к родному. Правда, Кристал — тогда еще девочка-подросток — в его присутствии испытывала какую-то смутную тревогу и беспокойство. Его седая бородка клинышком и пронзительные голубые глаза пугали ее. Кристал он никогда не нравился. Однако Болдуин Дидье был человеком светским, и она помнила, как весело смеялись родители, внимая его сдержанным высказываниям. Они рады были обществу Дидье хотя бы потому, что с ним не было скучно.

Однако в то время как Кларисса и Джон ван Ален смеялись вечерами со своим зятем у тлеющего камелька, сам Болдуин Дидье сгорал от зависти. Поговаривали, будто ван Алены баснословно богаты: они владели огромным количеством акций старинной голландской «Вест-Индской компании», держали вклады в «Никер-бокер энд Нью-Йорк бэнк», им принадлежали участки земли на всем протяжении от Уолл-стрит до Харлем-ривер.

Родственников у них было мало. А когда от болезни желудка умерла сестра Клариссы (она была женой Дидье), дочери ван Аленов стали единственными наследницами ИХ СОСТОЯНИЯ.

Однажды ночью Кристал, которой недавно исполнилось тринадцать лет, проснулась от того, что в нос ей бил едкий запах дыма. Спрыгнув с постели, она пошла посмотреть, откуда валит дым, и очутилась в той части дома, где спали ее мать и отец. Комнаты были охвачены огнем. Возле кровати Клариссы и Джона ван Алена стоял Болдуин Дидье и с задумчивым выражением лица смотрел на ее родителей, спокойно лежавших под пылающим балдахином.

Кристал закричала. Дидье тут же куда-то исчез. Девочка решила, что он побежал вызывать пожарных, и молилась, чтобы так оно и было, но, когда, доковыляв через заполненную дымом комнату до кровати родителей, увидела кровь и погнутый золотой подсвечник, она поняла, что тушить огонь никто не приедет.

Теперь Кристал была уверена, что именно в тот момент у нее что-то перевернулось в голове и она на время позабыла все, что увидела. Потеря памяти, явившаяся следствием защитной реакции организма, уберегла ее рассудок от помутнения в результате полученного Потрясения, но сослужила ей и плохую службу: ее поместили в психиатрическую лечебницу. Не будучи в состоянии вспомнить, что произошло, она соответственно не могла и доказать свою непричастность к убийству отца с матерью. А то, что во время пожара она находилась в комнате родителей, сомнений не вызывало. Чтобы удостовериться в этом, достаточно взглянуть на ее ладонь.

В покоях родителей вся мебель и двери были снабжены одинаковыми серебряными рельефными ручками работы парижских мастеров; каждая из них была отлита в форме розы. Незадолго до того как Кристал приняла решение сбежать из лечебницы, память вернулась к ней, и теперь девушка вновь могла пережить каждую минуту той ужасной ночи, проведенной в спальне родителей. Подсознательно она понимала, что отцу с матерью помочь уже нельзя. Вокруг плясали языки пламени, и она кинулась прочь из комнаты. Но Дидье запер дверь.

Словно загнанный зверек, дергала она раскаленную металлическую ручку, пока не выбилась из сил, а в ладошку не впечаталось клеймо. Кристал вспомнила, как подкосились колени и она упала на пол; ее белая ночная сорочка посерела от дыма. И по сей день девушка не была уверена, что привело ее в чувство, — то ли Бог услышал ее молитвы или что-то еще заставило ее действовать, — но только ей каким-то образом все же удалось доползти до окон, выходивших на Вашингтон-сквер, и открыть створку одного из них. Ничего не видя, задыхаясь от дыма, она наощупь выбралась на каменный карниз за окном. Окно ее спальни находилось всего в нескольких футах, и она, рыдая, ловя ртом свежий ночной воздух, сотрясаясь всем телом и душой от того, что ей довелось увидеть и пережить, бесстрашно поползла по нему, даже не думая о том, что может свалиться вниз с двадцатифутовой[4] высоты. Удивительно, но она не помнила, чтобы чувствовала боль в руке, но страдания, наверное, были мучительные, потому что она почти полгода ходила с забинтованной ладонью. Но даже теперь Кристал не могла вспомнить, чтобы ощущала тогда боль.

Пожарные нашли ее в гардеробе. Черная от копоти с головы до ног, сидела она в шкафу, съежившись в комочек, а правая рука висела безжизненно, словно плеть. Ее рассудок напрочь отторгнул все случившееся, и поэтому она не могла дать вразумительных ответов на вопросы полиции. Пожар был настолько свирепый, что тела ее родителей обгорели до неузнаваемости. Огонь уничтожил и все улики, свидетельствующие о том, что их умертвили еще до пожара, слизал все следы преступления Дидье. Остались лишь проклятое позорное клеймо на ее ладони — доказательство того, что в момент гибели родителей она находилась в их спальне, да провал в памяти, что еще более усугубляло тяжесть лежащих на ней подозрений, так как теперь все считали девочку сумасшедшей.

Не избежать бы ей обвинительного приговора, но дядя Болдуин — «великодушный» человек — упросил полицию поместить племянницу в лучшую психиатрическую лечебницу в Бруклине. И нет ничего удивительного в том, что он сжалился над девочкой. Ведь теперь Болдуин Дидье имел возможность свободно распоряжаться состоянием ее сестры Аланы, а его жертва сама подарила ему безупречное алиби: как случился пожар, Кристал не помнила, зато на ладони у нее была выжжена роза. Дидье остался вне подозрений.

Кристал трясло от ярости всякий раз, когда она думала о том, что ее дядя ушел от наказания за свое отвратительное преступление. Теперь весь смысл жизни сводился для нее к тому, чтобы доказать его вину. И это могла сделать только она. Но к своей цели девушка продвигалась медленно и ценой огромных усилий. Она приняла для себя решение не обращаться за помощью к Алане из боязни подвергнуть риску единственного дорогого ей человека. Алана навещала сестру в лечебнице, и Кристал до сих пор не могла забыть, какое у нее тогда было лицо — бледное и прекрасное, как у матери, но с не присущим Клариссе ван Ален выражением озабоченности и суровой решимости. Алана с самого начала была твердо убеждена, что выдвинутые против Кристал ужасные обвинения — полная нелепость. Все те годы она всеми правдами и неправдами пыталась вызволить сестру из лечебницы. И хотя старания Аланы ни к чему не привели, ее вера и самоотверженность питали силы Кристал, когда ею овладевало отчаяние. Она безгранично любила свою сестру — больше, чем саму себя.

Кейн, прервав мысли девушки, жестом приказал ей продолжать путь. Держа в одной руке миску с булочками, а другой подхватив свои юбки, Кристал опять стала взбираться вверх по тропинке. Но воспоминания не оставляли ее.

Память вернулась к Кристал, когда ей было шестнадцать лет. Она начала рассказывать о преступлении дяди, и, слушая ее казавшиеся бессвязными речи, персонал лечебницы пришел к выводу, что их юная пациентка действительно сумасшедшая. Кристал стали колоть морфий, и она чуть было и сама не поверила в то, что у нее не все в порядке с головой. Тем не менее ей удалось убедить санитарку, дежурившую по ночам, что делать ей уколы нет необходимости, и однажды рано утром (это случилось три года назад) она, переодевшись в незадолго до этого украденную униформу сиделки, навсегда покинула психиатрическую лечебницу. Она избрала для себя участь беглянки.

Девушка оглянулась на Кейна. В его взгляде по-прежнему сквозило любопытство, но кто она, он, очевидно, не догадывался. Оставшись без перчаток, Кристал сжала руку со шрамом в кулачок. Все эти годы она только и мечтала о том, как бы избавиться от клейма, но оно, словно тень, всегда было при ней, чтобы при первом же удобном случае выдать ее правосудию, подтвердить ее причастность к преступлению, которого она не совершала. Один раз Кристал даже попыталась выжечь с ладони розу, но, когда поднесла к руке раскаленную докрасна кочергу, поняла, что у нее не хватит мужества вытерпеть адскую боль. Она отшвырнула кочергу в очаг, тем самым приговорив себя к вечным скитаниям.

Сердце забилось спокойнее. И чего она так испугалась? Здесь, на Западе, много беглецов и бродяг. Девушка опять оглянулась на Кейна. Вот и эти тоже.

Поднявшись по тропинке в город, Кристал увидела расхаживающего перед салуном часового. Кейн кивнул ему, и они вошли в дом. Девушка едва узнала помещение. Пыль уже не лежала толстым сплошным слоем, и она впервые разглядела половицы и деревянную поверхность мебели. На ступеньках лестницы — следы, как будто здесь прошел целый полк.

В сопровождении Кейна Кристал поднялась по лестнице и постучала в дверь. На стук вышел Зик, сменивший кнут на винчестер.

Кристал вручила ему миску с булочками и, устремив взгляд в комнату поверх плеча разбойника, пересчитала пассажиров дилижанса. Вид у ее спутников был измученный. Мистер Гласси обливался потом, хотя и на улице, и в помещении было еще довольно зябко. Рука священника, потянувшаяся за булочкой, заметно дрожала; очевидно, он с большим удовольствием выпил бы на завтрак бокал виски. Кучер и отец Пита спали, прислонившись к стене с облупившейся штукатуркой. Время от времени, меняя во сне положение, они вздрагивали и открывали глаза, разбуженные стуком цепей.

Кристал встретилась взглядом с Питом. Юноша сгорбившись сидел в углу комнаты. Было видно, что он напуган, однако с лица его не сходило дерзкое выражение. Когда Пит заметил, что платье на Кристал разорвано, на его щеках от гнева выступили красные пятна.

— Почему ее не поместили вместе с нами? — воскликнул юноша, отказавшись от булочки. Он попытался встать на ноги, но Бун, тоже находившийся в комнате с пленниками, швырнул его на пол.

— Потому что теперь она принадлежит Кейну, — ответил бандит. По тому, как Бун посмотрел на нее, Кристал поняла, что он вместе со всеми сидел у костра накануне вечером.

— Вы не имеете права!… — сердито выкрикнул Пит, обращаясь к Кейну, но Бун пнул юношу в живот.

Кристал кинулась к нему, но Кейн не пустил ее, обхватив за талию.

— Ты ничем не поможешь мальчишке, — мрачно произнес он.

— Не бейте его! — закричала девушка.

Бун взглянул на Пита, собираясь ударить юношу.

— Оставь его, — сказал Кейн. Бун подчинился, хотя было ясно: ему не понравилось то, что команда последовала после просьбы Кристал. Но ослушаться Кейна он не посмел.

— Их поили сегодня? — спросил Кейн. Бун покачал головой.

— Тогда иди за водой. Бандит кивнул.

Кейн обвел взглядом пассажиров дилижанса. Убедившись, что с пленниками все в порядке, он схватил Кристал за руку и вышел из комнаты, не обращая внимания на Пита, который провожал их гневным взором.

Они спустились вниз.

— У нас есть хоть какой-нибудь шанс дожить до вторника? — не удержавшись, задала девушка мучивший ее вопрос.

Кейн, сжав губы в угрюмую складку, посмотрел на Кристал.

— Ты лучше о себе побеспокойся. Дотянешь ли ты до вторника?

Их взгляды скрестились. Кристал вспомнила минувшую ночь, вспомнила, как он спас ее.

— Ты не дашь нам погибнуть, — прошептала она уверенным тоном.

Кейн отвел глаза. В его внезапно похолодевшем взоре застыла тревога.

— Я ничего не обещаю.

Кейн погонял аппалузскую верховую вдоль железнодорожного полотна. Они спустились с гор и сейчас проезжали мимо шаткой водонапорной башни, возвышавшейся над безлесной равниной. В спину нещадно палило солнце. Кейн изучающе разглядывал железнодорожное полотно, откос, рельеф местности. Внутреннее чутье подсказало Кристал, что, наверное, именно сюда компании «Оверлэнд экспресс» приказано доставить выкуп за заложников.

— Ты должен встречать поезд? — поинтересовалась девушка. Она сидела на лошади перед Кейном, в кольце его рук. Седла под ней не было. Когда они покинули салун, Кейн молча взгромоздил ее на свою кобылу, и всю дорогу до равнины они не разговаривали.

— Я и Кайнсон. Остальные залягут в траве, кто-то останется в салуне.

Натянув поводья, Кейн заставил лошадь повернуть налево, и они пересекли железнодорожное полотно. Кристал все время держалась за гриву лошади; костяшки пальцев от напряжения побелели. Нервы тоже вибрировали, как натянутые струны, потому что, сидя в объятиях Кейна, она ощущала каждое движение его мускулистой груди, чувствовала, как рядом с ее ногами в такт иноходи аппалузской верховой покачиваются его ноги. Он наделен гораздо большей силой, чем она, и только хитростью можно вырваться от него на свободу.

— А что будет потом, когда вы с Кайнсоном получите деньги? Кристал со страхом ждала ответа на этот вопрос. Грабеж и похищение людей — тяжкие преступления, и девушку постоянно преследовала путающая мысль о том, что Кайнсон не захочет оставлять свидетелей.

Кейн молчал. Лицо его словно окаменело. Тихим ровным голосом Кристал спросила:

— Они собираются нас убить? — Не дождавшись ответа, она добавила: — Я говорю они, потому что…

— Мне ясно, почему ты так сказала.

— Это ведь чистая случайность, что мы ехали в этом дилижансе. Мы — обычные пассажиры и ко всему этому не имеем никакого отношения.

— Вы — средство для достижения цели. Мы с Кайнсоном воевали в одном полку, сформированном в Джорджии. В Шарпсбурге наш полк разгромили ко всем чертям. А полком федералистов, который послали против нас, командовал Теренс Скотт, владелец компании «Оверлэнд».

Значит, Кейн из Джорджии, Эта информация, хоть и не ахти какой лакомый кусочек, может пригодиться в дальнейшем. Нужно запомнить.

— И теперь вы решили отомстить господину Скотту? Ограбите его и таким образом расквитаетесь за свое поражение? Вы — трусы.

Кристал ожидала, что Кейн разгневается, но он сказал только:

— Теренс Скотт из «синих мундиров», а Кайнсон — конфедерат. И ничего тут не поделаешь, — На этот раз Кристал обратила внимание, что Кейн слегка растягивает слова.

— Ты можешь найти выход, — упорствовала девушка.

Это замечание все же вывело Кейна из себя.

— Я выполняю распоряжения Кайнсона, — язвительно произнес он, — И советую тебе всегда помнить об этом. Представь себе, что от этого обстоятельства зависит твоя жизнь. Впрочем, миссис Смит, это истинная правда,

— Ты далеко не всегда повинуешься его приказам, — заметила Кристал, вспомнив события минувшего вечера. Кейн раскрыл было рот, чтобы опровергнуть ее утверждение, но девушка поспешно добавила: — Мы могли бы убежать, Кейн, Вместе — ты и я. Поедем в Кэмп-Браун, сообщим властям, где прячут заложников. Тебя не тронут. Я докажу, что ты не виноват. И мистер Гласси, Пит, другие пассажиры — все будут рады вновь оказаться на свободе. Я знаю, они не станут подавать на тебя в суд.

Кейн посмотрел ей прямо в глаза.

— Ты можешь сделать это, — с отчаянием в голосе проговорила Кристал. — Ты ведь защитил меня вчера. Ты против того, чтобы страдали невинные люди. Просто ты связался с плохой компанией. Война окончена, Кейн, и ни тебе, ни Кайнсону, никому из вас не удастся вернуть прошлое.

— Да что ты можешь знать о войне, ты, маленькая янки? Ты, наверное, тогда еще пешком под стол ходила.

У Кристал перехватило дыхание.

— Как… как ты догадался, что я с Севера?

Кейн самодовольно ухмыльнулся.

— То, что ты янки, у тебя на лбу написано. Одета ты, конечно, не как полагается благородной даме, но к деньгам и роскоши, должно быть, привычна. Это видно по тому, как ты держишься. Все время ходишь с задранным носом. Я давно уже не встречал южанки, которая могла бы позволить себе такое.

Кристал была поражена тем, что Кейн так много знает о ней. А ведь она ничего не рассказывала ему о себе. Раз Кейну известно, что она — представительница враждебного для него лагеря, разжалобить его будет нелегко. Но все же он помог ей вчера, зная, что она северянка. В глубине души он, очевидно, добрый человек. И если ей удастся достучаться до этого человека, возможно, все они будут спасены.

— Если мы убежим, Кейн, если мы спасемся, то и тебе постараемся помочь. Компания мистера Гласси наверняка не останется в долгу, и… — она вспомнила, что отец Пита в разговоре с сыном упоминал, будто они разбогатели, — думаю, все мы, пассажиры, тоже сумеем достать денег, чтобы отблагодарить тебя. Ты сможешь вернуться домой в свою Джорджию. Начнешь новую жизнь.

— У меня больше нет дома. Об этом позаботился Шерман[5], когда шел через Джорджию, чтобы помочиться в Атлантический океан.

Девушка побледнела. Шансы на спасение таяли на глазах. Этому человеку нечего терять, не к чему стремиться. Его ничем не проймешь.

— Но, наверное, все же у тебя есть какое-то желание, которое мы могли бы удовлетворить, — наконец промолвила Кристал.

Кейн посмотрел ей в лицо, затем его взгляд застыл на ее груди, которую тесно облегал корсаж разодранного грязного платья. Этот взгляд обжигал кожу почти как огонь. Кейн молчал. Но она и без слов все поняла.

Кристал сидела не дыша. Своим телом она торговать не намерена. Честь и достоинство для нее превыше всего. Без этого ей не жить.

Кейн вновь поднял глаза к лицу девушки и, встретившись с ее надменным взглядом, стал смотреть куда-то в сторону.

— Что бы ты ни сделала, что бы ни предложила, я не отпущу тебя на свободу. — Он осмотрелся, до самого горизонта объяв взором бескрайнюю прерию. — Если я приеду с тобой в город, на этот раз меня точно повесят. — Он стянул с шеи выцветший красный платок. Увидев его красноватый шрам, она опять внутренне содрогнулась. — У меня нет желания еще раз встречаться с палачом. Удача может изменить мне.

В отчаянии Кристал решила разыграть свою последнюю карту.

— Если ты отвезешь меня в Кэмп-Браун, я никому и словом не заикнусь о тебе. Просто сообщу властям, где находятся остальные пассажиры. А ты сразу же покинешь форт. Исчезнешь.

— Я не могу этого сделать.

— Неужели ты не понимаешь, что Кайнсон ненавидит тебя? Тебе нужно золото. А если Кайнсон не захочет делиться? — От бессилия она готова была разрыдаться. — Я не выдам тебя. Отвези меня в Кэмп-Браун. Ты ведь не бандит. Поступить так, как ты вчера, способен только человек с добрым сердцем…

— Забудь про вчерашний вечер, — вспылил Кейн. — Ты ошибаешься, полагая, будто я могу помешать осуществлению задуманного. Чему быть, того не миновать.

И если ты будешь сговорчивее, то, может быть, нам всем удастся выбраться из этой переделки живыми.

Надежда покинула ее, испарилась, как вода в реке во время засухи. Кристал отодвинулась от Кейна, устремив взор в бескрайнюю даль стелющейся зеленым ковром прерии. Больше говорить было не о чем.

Кейн в сердцах натянул поводья. Лошадь остановилась.

— Какое тебе дело до моей шеи? Подумай лучше, как спасти свою задницу.

Девушка молчала. Тогда Кейн, тряхнув ее за плечо, опять спросил:

— Почему ты так беспокоишься за мою жизнь?

Кристал пристально посмотрела на разбойника.

Так же, как и Кейн, она не на шутку рассердилась.

— Потому что у нас с тобой схожие судьбы, Кейн. Только поэтому. Я хорошо понимаю тебя. На нас с тобой устроили охоту, словно на диких зверей. Я не заслужила такой участи. Может быть, ты тоже. Тогда докажи, что это так. Отвези меня в Кэмп-Браун.

Его рука еще крепче сжала плечо девушки.

— Твой муж… это он преследует тебя или… — начал Кейн и умолк, прокручивая в голове все возможные варианты.

— Ну, не стесняйся. Можешь думать самое худшее. Другие ничего иного и не предполагают. — Кристал постоянно помнила, какая горькая правда заключается в се словах.

Кейн внимательно вглядывался в ее глаза, в прозрачные голубые хрусталики, искрящиеся в лучах ослепительного солнца.

— Нет… — медленно произнес он, — ты его не убивала. Ты бы не носила эти траурные одежды, если бы сама убила его. Не стала бы оплакивать мужа, которого собственноручно лишила жизни.

— Нет, не стала бы, — прошептала Кристал, вновь с беспокойством ощутив, как ее наполняет чувство глубокой признательности к разбойнику. Она три года скитается по свету, скрываясь от правосудия. Маколей Кейн — первый человек, который сразу поверил в ее невиновность, не требуя доказательств.

— Расскажи, что он был за человек?

Вполне естественный вопрос, но ответа на него нет. Кейн спросил о муже, но девушка догадывалась, что на самом деле он желает услышать рассказ о ее жизни. Он хотел знать, каким образом она оказалась в этом злополучном дилижансе, куда направлялась, почему не носит обручального кольца, почему у нее нет детей. Он хотел выяснить, была ли она счастлива в супружестве, чтобы вынести приговор ее прошлому и предсказать будущее. Если только у нее есть будущее.

Кристал обнимала взором мертвую ширь, над которой висело такое же пустынное ярко-голубое небо. Прерия манила ее; на этих безграничных просторах легко затеряться. Пока еще она не может открыть свое настоящее имя, хотя душа ее жаждала довериться Кейну, поведать ему о дяде, который разыскивает ее, и о том, как он убил ее родителей, а всю вину свалил на племянницу. Наверное, она просто надеется, что, рассказав Кейну о себе, заставит его понять: она тоже несчастна, как и он сам, и ее нужно спасти, равно как и остальных пленников.

Но, впрочем, вряд ли он поймет ее, и, следовательно, она напрасно подвергает себя опасности.

Глубоко вздохнув, Кристал огляделась. Во все стороны тянулась широкая степь. Три последних года в Нью-Йорке она провела в психиатрической лечебнице. То было тяжелое время. Смятение, горе и страх отравляли каждую минуту ее жизни. Она истерзала себя, полагая, будто и впрямь в безумии погубила своих родителей, как лживо утверждал ее дядя. А потом вдруг, словно пробудившись от кошмарного сна, она вспомнила, как все произошло. Кристал надеялась, что в один прекрасный день справедливость восторжествует. Или, наоборот, когда-нибудь дядя отыщет ее. Ну а пока положение остается без изменений, лучше держать язык за зубами.

— Что этот сукин сын сотворил е тобой? — Кейн, приставив шершавый палец к щеке девушки, чуть повернул ее голову, чтобы она смотрела ему в лицо.

Кристал видела, что он встревожен ее взглядом. Так реагировали многие, потому что в ее глазах отражалась необъяснимая боль когда-то полученного сокрушительного удара.

— Какое тебе до этого дело? — прошептала она. — Мое прошлое касается только меня. Я просто хочу, чтобы ты знал: я понимаю, почему ты избрал для себя жизнь изгоя. И у меня есть на то свои причины.

— Я — преступник. У женщины вроде тебя не должно быть ничего общего со мной. — В голосе Кейна прозвучало явное неодобрение.

— Да что ты можешь знать о женщинах вроде меня?

— Я всегда считал, что знаю достаточно.

Кристал посмотрела Кейну в глаза.

— Давай убежим, Кейн. Спасем людей, которых держат в плену в Фоллинг-Уотере, и сами спасемся. А потом ты скроешься, начнешь новую жизнь. И я тоже.

Ласковый степной ветерок теребил его волосы, в глазах цвета зимнего неба искрилось солнце. На долю секунды Кристал померещилось, что сердце разбойника откликнулось на ее призывы, что они достигли взаимопонимания, обрели друг в друге близкое по духу существо; так обитатели леса даже в темной глуши всегда чуют себе подобных. Но это длилось лишь мгновение. Кейн пришпорил кобылу, и они, словно гонимые пожаром, понеслись в Фоллинг-Уотер. Кристал возвращалась в лагерь в унынии: Маколей Кейн не оправдал ее надежд.