"Темные тропы" - читать интересную книгу автора (Гэбори Мэтью)

ГЛАВА 16

Несмотря на дождь, который лил не переставая, запах проник в его сознание. Он заворчал во сне и почувствовал присутствие Шенды рядом. Успокоенный, он захотел снова уснуть, но ему не удалось забыть о запахе, который упорно требовал его внимания. Он в раздражении приподнял веки.

Сердце его замерло.

Кованый…

Наставник был в десяти локтях от их кресла. Он перекинул внушительную массу своего тела с другой стороны ограды, окружавшей балкон, и своими свиными глазками приглядывался к обнявшейся паре. Страх и непонимание столкнулись в душе фениксийца. Поведение Кованого не оставляло никаких сомнений ни в его намерениях, ни в том, во что он превратился.

Тлетворный дух харонца ударил ему в лицо. Он пересилил подступившую тошноту и сделал вид, что просто ворочается во сне, чтобы замаскировать свою растерянность. Кованый остановился и сощурил глаза, пытаясь пронзить взглядом темноту. Последние свечи под медным колоколом догорели, оставив едва уловимый запах воска.

Он подождал минуту и вновь предпринял свой неслышный обход. Он приблизился к арке, отделявшей балкон от лестницы, осторожно приподнял занавеску и заглянул внутрь.

Януэль с некоторой горечью подумал о капитане Соколе. Тот ведь утверждал, что путешествие молнией вынудит харонцев оставаться в храме Пилигримов.

В течение двух дней.

Как мог пилигрим допустить такую ошибку? Разве что… если только капитан ему не солгал? Януэль сглотнул слюну, оглушенный чудовищным подозрением. Перед его глазами возникли все обстоятельства их встречи. Этот поединок в тупике, якобы задуманный, чтобы его испытать, не был ли он провалившейся попыткой его убить? А меч Сапфира… он же его вынудил предоставить полную свободу Желчи в своем теле.

Тем не менее он не мог окончательно убедить себя в том, что капитан его предал. Он показался ему искренним, и, кроме того, присутствие рядом с ним монахов-воинов из Каладрии было неопровержимым фактом.

Специально переодетые сообщники?

Януэль задвинул свои подозрения в дальний угол сознания. В эту минуту для него был важен единственный вопрос: явился ли Кованый один?

Последний крадущимися шагами отошел от занавески и оказался между двумя креслами. Януэль заметил харонские гвозди, усеявшие его живот, красный шерстяной передник и широкий пояс из черной кожи. Крепко сжимая в своих пухлых пальцах длинную дубину с окованными железом концами, он приближался к ним с нечеловеческой улыбкой.

Януэль оценил все возможные шансы, свои и особенно Шенды. Если попытаться ее разбудить, она рискует быть застигнутой врасплох и тем ускорить атаку харонца. Он не обманывался по поводу мощи и радиуса действия дубины. В этот самый миг Кованый мог прыгнуть и обрушить свое оружие на хрупкую фигурку драконийки.

Меч Сапфира лежал на полу, менее чем в двух локтях от него. Если бы Януэль захотел им завладеть, он вынужден был бы оттолкнуть спящую Шенду и сорваться с кресла раньше, чем Кованому достанет времени отреагировать. Он надеялся, что эта попытка прикует внимание харонца и помешает ему нанести девушке роковой удар.

Если это не удастся, то Шенда будет мертва.

Мысль о том, чтобы играть таким образом жизнью своей возлюбленной, парализовала его. Кованый пробрался между медным колоколом и креслом, зайдя сбоку. В тот же миг из глубины дома раздался чистый голос Фареля:

– Януэль?

Кованый застыл, стиснув плечи. Он медленно повернул свою жирную шею к занавеске и, сморщившись, уставился на нее. С выражением нерешительности на лице он крепче вцепился в рукоятку своей дубины.

– Ты почувствовал? – настаивал учитель.

Януэль знал, что он может воспользоваться колебанием харонца и прыгнуть к мечу. Однако он решил выждать, будучи убежден, что Кованый предпочтет расставить ловушку тому, кто поднимется ему навстречу.

Инстинкт не обманул его. Наставник, пятясь, удалился, притаившись в углу арки.

Гнилостный запах становился все острее, по мере того как возрастало возбуждение харонца. Януэль услышал, как заспешили легкие шаги Фареля по последним ступенькам лестницы. Он, должно быть, предчувствовал самое худшее и, прежде чем откинуть занавеску, крикнул:

– Харонцы, Януэль, они здесь!

Януэль хотел оттолкнуть тело Шенды, чтобы выскользнуть из кресла, но драконника его опередила. Они оба бросились к своим мечам, когда Фарель отдернул занавеску, чтобы ступить на балкон.

Кованый уже считал партию выигранной и даже приберег для себя удовольствие прикончить Фареля, прежде чем разделаться с избранником. Не в его характере было отказаться от такого неожиданного подарка. Извечный бой между харонцами и Волнами значил несравнимо больше всего остального, и Кованый пришел в восторг от перспективы вернуться с подобным трофеем.

Но когда фениксиец и Шенда, только что крепко спавшие, вскочили с кресла, он просто остолбенел. Он окинул взглядом всю сцену, оценил разделявшее их расстояние и выбрал Фареля, который только что возник на пороге, мишенью для своей дубины.

Его колебания заняли не более секунды, но этого хватило, чтобы спасти жизнь Фарелю. Предупрежденный зловонием харонца и стремительными движениями своих спутников, он отскочил назад. Дубина рассекла воздух менее чем в дюйме от его лица. Оступившись на краю ступеньки и теряя равновесие, Фарель инстинктивно схватился за занавеску, которая с жалобным шелестом осела.

Кованый круто развернулся. В середине круга, ограниченного коралловыми креслами, стоял фениксиец. Он был обнажен и раскачивал двуручный меч Сапфира. Позади него, взвихрив свою черную накидку, разворачивалась драконийка, поднимая и направляя на Кованого свой меч.

Харонец не мог не оценить открывшееся ему тело. Пометившие грудь Шенды шрамы в его глазах лишь добавляли ей соблазнительности. Он перевел взгляд ниже и прикусил свой фиолетовый язык, успев заметить ее лобок.

– Ну что, проказник, – хихикнул он, – давненько не виделись, а?

Януэль не отвечал, он старался не упустить ни единого движения своего противника. Проворство харонца возбуждало его любопытство и одновременно завораживало. Невзирая на свой вес, он перемещался со сверхъестественной легкостью, вращая свою дубину то в одной руке, то в другой. Он приблизился к одному из кресел и, скорчив зверскую гримасу, обрушил свое оружие на коралловую спинку. Неистовая сила удара разнесла ее на тысячу осколков, которые засыпали весь балкон.

Этот спектакль был равносилен серьезному предупреждению. Шенда с Януэлем разошлись в разные стороны, чтобы не мешать друг другу. Позади харонца Фарелю уже удалось выпутаться из занавески. Его вены так ярко светились, что с его появлением балкон утонул в голубом нереальном сиянии.

Януэль пытался понять, почему Кованый оказался на этом балконе один, тогда как капитан упоминал о четырех его самых давних наставниках, а также о властителе Харонии. Впрочем, у него не осталось времени на размышления. Меч уже подчинял его своей власти и с постепенно нарастающей яростью захватывал его сознание. Он услышал приглушенную жалобу Феникса, которая превратилась в писк, пронзительный и примитивный. Он едва не бросил свое оружие, но было слишком поздно.

Его душу заливала Желчь.

Шеида увидела, как содрогнулось тело Януэля, как закатились его глаза и в них появился пугающий бледноватый отблеск. Она метнула взгляд в сторону Фареля и заметила, что он смотрит на своего ученика с возрастающим страхом. Кованый нахмурился. Казалось, он был потрясен.

– Ты изменился, проказник… – сказал он слегка дрожащим голосом.

Внезапно его самоуверенность пропала, он стал держаться осторожнее. В ответ желобки на лезвии фениксийца засверкали необычайно мрачным светом, заставившим отхлынуть сияние, исходящее от учителя Фареля.

Без доспехов и даже без какой-либо одежды, Януэль с холодной решимостью пошел на харонца. Желчь явилась для него замковым камнем свода, опорой, которой ему не хватало с тех самых пор, когда он покинул свою мать в фургончике, охваченном огнем. Желчь стала невидимой связующей нитью, согласовавшей между собою все влияния, которые питали его с детства по сегодняшний день. Каждая схватка с врагом, каждый определенный миг жизни, когда им могли управлять ярость, гнев и ненависть, нанизывались, подобно жемчужинам, на эту черную ледяную нить, бежавшую по его венам.

Соединенный любовью с Шендой, он познал свое тело, и ему удалось некоторым образом избавиться от комплексов. Он приказал живущему в его сердце Фениксу – просто подумав об этом – окружить его тело и соткать на его коже огненные доспехи, которые защитили бы его и прибавили силы его ударам.

Когда первые искры огня воспламенили грудь фениксийца, губа харонца приподнялась, обнажив звериный оскал. Он увидел, как вокруг тела Януэля завиваются языки пламени и образуют горящие петли кольчуги.

Он излучал такой яркий свет, что Шенда отпрянула, защитив рукой глаза. Фарель в это время стоял на коленях и шептал молитву побледневшими губами. Пламя уже одело фениксийца от шеи до ступней. Видимым оставалось только его лицо.

Он сделал шаг к харонцу, не поднимая меча. Давние уроки наставников прокладывали себе каналы в его мозгу и, подхваченные потоком Желчи, постепенно координировали движения всех его членов. Кованый пошире расставил ноги. Он не намерен был ни уклоняться от этого боя, ни бежать, ни тем более клянчить помощи у Арнхема.

Его глаза, однако, старались не упустить за серой пеленой дождя какого-нибудь знака от сообщников. Их по-прежнему не было видно, что, впрочем, и соответствовало полученному приказу. Ругнувшись, он решился напасть раньше, чем этот окаянный мальчишка вздумает еще как-нибудь натравить на него своего Феникса.

Он встряхнулся и ринулся на него.

Его дубина одним движением задела по пути два кресла, снеся верхушки их спинок. Град режущих осколков коралла предшествовал его удару и заставил фениксийца прикрыть лицо как раз в тот миг, когда дубина начала неминуемый размах.

Януэль не смог ни отразить, ни даже сколько-нибудь отклонить удар, нанесенный с неистовой и неудержимой силой. Исход подобной атаки в обычное время мог быть лишь фатальным, но сейчас Феникс избавил своего хозяина от верной смерти. Оторванный толчком от пола, фениксиец полетел на ограду и ударился о нее. С пресекшимся дыханием он изо всех сил старался оттолкнуть заливающую его глаза красную пелену и подняться раньше, чем Кованый возобновит свою атаку.

Шенда хотела броситься к нему на помощь, но он остановил ее движением руки и медленно распрямился под взглядом харонца, который вновь обретал уверенность в себе. Тупая боль пульсировала в месте удара. Пошатываясь, Януэль вернулся на площадку с медным колоколом посредине и, подняв меч, встал в позицию боевой готовности.

Какое-то время они двигались по кругу и сделали несколько пробных выпадов. Януэль не позволял себе обманываться внешним видом Кованого. Его грузность была чем-то вроде наживки, да и невидимая поддержка Темной Тропы обеспечивала ему свободу в движениях.

Зато время работало на Януэля. Желчь сладострастно отдавалась воле своего владельца, позволяя направлять себя по его венам туда, где могли бы слиться силы Разящего Духа и Хранителя. Дубина и меч уже скрестились в нескольких повторных атаках, но оба противника искали брешь в защите. Гнилостные испарения сгущались в воздухе, и Фарель, закрыв глаза, продолжал выводить монотонным голосом свои странные литании. Шенда, не зная, на что решиться, оставалась в стороне.

Когда ночная полутьма отступила перед первыми проблесками дня, Кованый усмотрел в этом сигнал и, теряя выдержку, пошел на грубый и бесповоротный штурм.

Помогая себе плечами, он скоординировал свою атаку таким образом, чтобы нанести два удара слева, затем справа – без перерыва. В потоке искр меч Сапфира отклонил первый удар, отчего второй оказался менее точным. Фениксиец успел нагнуться, чтобы избежать его, и восстановил равновесие, отступив на один локоть. Тотчас оба противника, разъяренные, сошлись врукопашную. Кровь застыла в жилах драконийки, завороженной свирепостью и совершенством боя, который разворачивался у нее на глазах. Ни один из двоих не желал прервать схватку, и удары сыпались один за другим с ошеломляющей скоростью.

И все же самоуверенность Кованого таяла на глазах. Исходя из опыта, он знал, что человек Миропотока всегда устает быстрее, чем харонцы. Однако фениксиец не выказывал никаких признаков слабости и безошибочно проводил свои атаки. Кованый, на против, чувствовал, что его силы идут на убыль.

Его руки одеревенели, и он не смог выдержать внезапного натиска фениксийца. Раненный в бедро, он выругался и прервал свои атаки. Пузыри черной крови проступили по краям его раны, которая оказалась глубокой. Он уже бросал обезумевшие взгляды в сторону улицы, где должны были притаиться его сообщники.

Януэль не обнаруживал ни единого признака усталости. Напротив, казалось, будто он насыщается битвой и получает от нее приток обновленной энергии. Его мускулы приобрели твердость, черты лица обострились, а языки пламени, плясавшие на его обнаженном теле, излучали все более яркий свет.

И только в этот миг Кованый увидел в его глазах знакомую печать Желчи. Крик ярости вырвался у него: он понял, почему властитель Арнхем послал его убивать Сына Волны. Перед его глазами с убийственной жестокостью промелькнула вся картина. Он услышал себя, как он, посмеиваясь, красуется перед своими спутниками, гордый тем, что властитель указал на него. Он увидел, как сбивает с ног Зименца и злится на загадочную улыбку, промелькнувшую на его губах. Он вспомнил Жаэль и ее ласки, которые она, против всякого ожидания, расточала ему…

Они принесли его в жертву.

Пожертвовали им, чтобы выпустить на свободу Желчь избранника.

Неизбежность своего собственного исчезновения беспокоила его меньше, чем мысль о том, что им манипулировали, что его выбросили на арену как заурядную приманку. Он закусил губу и задумал по справедливости предать этих умников, которые решили, что могут его одурачить. Он знал, что это в любом случае отсрочка и он приговорен к неминуемой смерти. Потому что, как только его предательство будет обнаружено, властитель Арнхем оборвет Темную Тропу. Сколько времени ему понадобится, чтобы открыть правду?

Кованый пожал плечами и бросил свою дубину, показав, что он сдается.

– Ты выиграл, проказник…

Фениксиец не отозвался. Кованый подумал, что он не расслышал, и повторил, нахмурившись:

– Это конец, проказник. Я оставляю победу за тобой…

Януэль подошел к нему вплотную и остановился. Со столь близкого расстояния Кованый не мог не прочесть безумия в его помутившихся глазах. Он поднял руки:

– Януэль?

Ему был знаком этот взгляд. Подобный беловатый отблеск означал, что Желчь требует причитающегося ей, что она не может так просто быть вызвана, не получив взамен то, ради чего она существует.

Меч Сапфира врезался в горло харонца так внезапно, что тот даже не попытался защититься или уклониться от удара. Голова Харонца покатилась к ограде, уткнувшись в нее с вязким стуком.

Шенда знала, что жалость во многих случаях могла быть обманчива и даже бесполезна. Тем не менее беспощадный поступок фениксийца поразил ее до такой степени, что она вскрикнула. Такая решительность и жестокость не вязалась с его характером. Она подошла к нему, избегая смотреть на обезглавленного толстяка, восседавшего в черной и зловонной луже.

Януэль никак не отреагировал на ее присутствие, его плечи были охвачены нервной дрожью.

– Фарель! – позвала она через плечо.

Изумленная поведением Януэля, она хотела, чтобы учитель-Волна был рядом с ней. Инстинкт заставлял ее насторожиться и удержал от попытки привлечь внимание фениксийца, пока к ним не присоединится Фарель.

Януэль по-прежнему стоял к ним спиной. Он медленно развернулся, обеими руками впившись в гарду своего меча.

Шенда до крови прикусила губу, когда увидела его преображенное лицо. Оно выражало первозданную дикость, грубое и ничем не ограниченное желание разрушать и уничтожать жизнь. В душе фениксийца разверзалась пропасть, бездна, в которой царствовали тьма и смерть.

Она отказалась понять причину и попятилась от него, шаг за шагом. Она предчувствовала, что слова будут бесполезны, что уже ничем не удастся тронуть его. Она обошла Фареля и остановилась позади него, как если бы он был единственно возможной преградой между нею и обезумевшим фениксийцем. Последний быстро оглядел их, улыбнулся и ринулся к ним с единственной целью – убить.

Толчок Фареля спас жизнь драконийке. Она споткнулась и услышала пронзительный свист почти задевшего ее меча. Непроизвольным жестом она ухватилась за обрубок искромсанной харонцем спинки кресла, содрав кожу ладони об острый срез коралла. Когда она обернулась, Волна уже бросался на острие меча Сапфира.

В ту секунду она не поняла смысла его самоубийства и устремилась к нему, надеясь его спасти.

С губ Волны сорвался глухой стон. Меч Сапфира рассек ему середину груди и прорвался через спину, окрашенный густой бирюзовой влагой. Никто не мог выжить с подобной раной, и Шенда поняла это даже раньше, чем вены, хорошо видимые в его прозрачном теле, втянулись и сошлись на лезвии меча.

Желчь с жадностью ворвалась в меч Сапфира, чтобы напиться из этого первичного источника жизни. Стон Волны перешел в вопль, когда его вены стали рваться одна за другой, как канаты корабля, унесенного ураганом. Они хлестали изнутри его тело, обезумевшие в напрасной попытке не уступить силе тянущего их меча.

Борьба была неравной.

Жизненная энергия Волны быстро сошла на нет, и вены исчезли, поглощенные невидимым окислением Желчи. Вскоре не осталось больше ничего, кроме бесплотной оболочки – прозрачной голубой ткани, которая утратила силу сцепления и распалась, как куколка бабочки. Туника, в которую был одет Фарель, со вздохом осела, подняв в воздух последние лоскутки его кожи. Некоторое время они парили в воздухе, прежде чем мягко опуститься на пол.

Меч Сапфира упал со звоном. Януэль, с трясущимися руками, пытался осознать смерть своего учителя, в то время как огненные петли его доспехов исчезали, воссоединяясь с Хранителем в его сердце.

Как сквозь туман, до него донесся приглушенный голос Шенды.

– Он избавил тебя от Желчи, – прошептала они, заключая его в свои объятия.

Януэль кивнул головой и уткнулся в ее плечо. Он закрыл глаза, чтобы найти слова для последнего прощания с учителем, но ни единое слово не было в состоянии выразить то, что он чувствовал. Только одна молитва, та, которую Завет посвящал умершим и их памяти, невольно припомнилась ему и стала утешением.

– Ты пришел в себя? – спросила его драконийка.

– Мне кажется, да.

– Он поступил правильно, и ты это знаешь, не так ли?

– Может быть, и так.

– Нет, Януэль. Посмотри на меня! Он был прав, другого выхода не было. Он вырвал тебя у Желчи.

Януэль отвернулся и пошел к мечу, чтобы подобрать его и прикрепить к поясу.

– Он не вырвал меня… Он дал мне отсрочку, Шенда. Желчь всегда была во мне, насытившаяся ныне, она всегда тут… Всегда, – повторил он усталым голосом. Он вернулся к ней и схватил ее за руку: – Их несколько. Еще четверо. Один из них – властитель Харонии.

– С чего ты взял?

– Я виделся этой ночью с капитаном Соколом. Мой знакомый из прошлого. Его сюда послали каладрийцы. Якобы для того, чтобы охранять меня и предупреждать об опасности… – Он указал пальцем на труп Кованого: – Этот тоже был моим наставником. И он пришел не один. Есть еще трое других в этом городе.

– Давай попросим убежища у властей Тараска.

– Нет, ты не понимаешь! Убийцы могут достать нас где угодно… А я не могу пользоваться этим мечом. По крайней мере до прибытия в Каладрию. В этом городе мы как в ловушке.

– Ты думаешь, я не в состоянии тебя защитить?

– Против них – нет.

Шенда поморгала глазами, но никак не отозвалась.

– Я теперь не знаю, должен ли я доверять Соколу. Он меня уверял, что харонцы вынуждены будут отдыхать в течение двух дней.

– Вынуждены отдыхать? Почему?

Он вкратце рассказал ей о своей встрече с капитаном.

– Если бы он хотел тебя убить, он бы это уже сделал, не так ли?

– Да, ты права.

Он вспомнил поединок в тупике и монахов-воинов, которые сопровождали капитана. Если допустить, что это была засада, они должны были в таком случае вмешаться, когда увидели, что фениксиец берет верх. Нет, пожалуй, это не так. Однако меч Сапфира все еще сеял сомнения. Он был похож на отравленный подарок, на отвлекающий маневр, чтобы открыть дорогу Желчи. Не Харония ли выбрала этот окольный способ, чтобы воздействовать на избранника на расстоянии? Вместо того чтобы его уничтожить, она стремилась сделать его одним из своих…

– Нельзя здесь оставаться, – сказал он убежденно.

– Куда ты хочешь уйти?

– Я пока не знаю. В такое место, где они нас не найдут… Я не понимаю, как им удалось найти меня здесь.

– Проболтались местные жители…

– Нет. Кованый был не один. Когда мною завладела Желчь, я почувствовал, что кто-то следит за нами.

– С улицы?

– Нет, не глазами. Какой-то дух летел по следу Кованого.

Януэль порылся в своей памяти, пытаясь разобраться в том странном впечатлении, которое у него тогда возникло. Удивительно, что он не ощутил в этом слежении подлинной враждебности. Только пристальное любопытство… Как если бы кому-то было достаточно просто на него посмотреть. В его памяти сами собой возникли забытые картинки его детства. Часто, ускользнув из-под присмотра матери, он пробирался на поля сражений, когда обе армии уже были далеко от них. Его странным образом завораживало зрелище погибших воинов, которые не успели в схватке разорвать объятий и так и остались лежать на земле, пропитанной кровью. Это зрелище превращало его почти в сомнамбулу, способного заблудиться в ближайшем лесу и потерять тропинку к фургончику. Так и случалось довольно часто, но был один человек среди его наставников, которому всегда удавалось его найти и привести к матери.

Зименц.

Василиск всегда знал, где его искать, хотя в ту пору Януэля мало беспокоила подобная интуиция. Между тем его мать никогда не оставляла безнаказанными эти вылазки и выговаривала Зименцу за то, что он ходил его искать. Частенько, притаившись в укромном месте, он подслушивал взволнованные споры между василиском и своей матерью. Она намекала на какую-то таинственную власть и требовала от Зименца обещания не злоупотреблять ею, иначе она перестанет принимать его в своем фургончике.

– Это был он, – прошептал фениксиец. – Зименц…

– Один из твоих наставников?

– Да… – признал он с горечью. – Он использует Желчь, чтобы загнать меня в западню. Как компас…

Очевидность хлестнула его, как пощечина. Василиск шел за ним по следу, использовал договор между Фениксом и Разящим Духом, скрепленный Желчью, только он мог точно знать направление поиска и определить его местонахождение в этом городе.

– Надо уходить, – сказал он тоном приказа. – Немедленно.

Лихорадочное состояние фениксийца передалось наконец и Шенде. Она окинула взглядом балкон и поняла, что оставаться здесь небезопасно.

Януэль направился к лестнице:

– Пошли со мной.

– И куда потом?

– Нужно собрать Чана, Сокола и монахов. Затем мы отправимся в храм Пилигримов.

– Но с какой целью?

– Придется покинуть город с помощью молнии.