"Жизнь термитов" - читать интересную книгу автора (Метерлинк Морис)

Введение

I

«Жизнь термитов», подобно «Жизни пчел», все утверждения которой специалисты признали правильными, – это не романизированная биография, какие модно писать в наше время. Я остался верен принципу, руководившему мною в предыдущем произведении, – никогда не поддаваться соблазну добавить к действительному чуду чудо воображаемое или фиктивное. Я уже не молод, и мне проще противостоять этому искушению, поскольку годы мало-помалу учат каждого человека тому, что чудесна одна лишь истина. Помимо прочего, они учат писателя еще и тому, что первыми и быстрее всего устаревают украшения и что только у строго изложенных фактов и просто, ясно выраженных наблюдений есть шанс сохранить завтра почти такой же вид, как сегодня.

Поэтому я не привел ни одного факта и не сообщил ни об одном наблюдении, которые не были бы неопровержимыми и легко поддающимися проверке. Это первая обязанность, когда дело касается столь малоизвестного и поразительного мира, как тот, в который мы вступаем. Невиннейшая фантазия, легчайшее преувеличение и малейшая неточность лишили бы исследование такого рода всякого доверия и интереса. Надеюсь, их совсем немного, если только в некоторых вопросах я сам не был введен в заблуждение теми, кому следовал, что маловероятно, поскольку я опирался только на работы профессиональных энтомологов, писателей совершенно объективных и хладнокровных, преклоняющихся перед научным наблюдением и чаще всего даже не осознающих необычайного характера насекомого, которое они изучают, и, уж во всяком случае, нисколько не пытающихся на нем останавливаться и его подчеркивать.

Я очень мало позаимствовал из рассказов сотен путешественников, поведавших нам о термитах, которые часто вызывают сомнения, независимо от того, воспроизводят ли они безо всякой критики россказни туземцев или же склонны к преувеличению. Я сделал исключение из этого правила только для выдающихся исследователей, например Дэвида Ливингстона, который был к тому же добросовестным ученым-натуралистом.

Можно было бы утяжелить нижнюю часть страниц сносками и ссылками по поводу каждого утверждения. Есть главы, где следовало бы испещрить ими буквально все фразы и где комментарий поглотил бы собой сам текст, как в наиболее скучных из наших школьных учебников. Я полагаю, что его с успехом заменит краткая библиография, которую читатель найдет в конце тома, тем более что литература, посвященная термитам, еще не столь громоздка, как литература о пчелах.

Итак, факты. Я находил их разрозненными, разбросанными и спрятанными в сотне различных мест, и зачастую они казались незначительными в силу своей изолированности. Как и в «Жизни пчел», моя роль ограничивалась тем, чтобы связать и сгруппировать их как можно более гармоничным образом, привести к взаимодействию, облечь надлежащими замечаниями и, прежде всего, предать огласке, поскольку тайны термитов остаются еще более неведомыми, чем тайны улья, даже для тех любопытных, с каждым днем все более многочисленных, которые интересуются насекомыми.

Мне более или менее принадлежит только интерпретация этих фактов, подобно тому, как принадлежит она читателю, который, возможно, сделает из них совершенно другие выводы. Впрочем, это единственное, что принадлежит историку, и монография о столь необычном насекомом – это в конечном счете история неизвестного племени, происходящего, как порой кажется, с другой планеты, и эта история требует такого же методичного и беспристрастного изложения, как и история людей.

Эта книга, если угодно, образует пару с «Жизнью пчел», но ее цвет и среда иные. Это как бы день и ночь, рассвет и сумерки, небо и ад. С одной стороны, по крайней мере, на первый взгляд и при условии не очень сильного углубления, поскольку в улье тоже есть свои драмы и беды, все – свет, весна, лето, солнце, ароматы, пространство, крылья, лазурь, роса и счастье, не сравнимое с земными радостями. С другой, все – мрак, подземное удушье, жадность, гнусная, грязная скупость, тюремная, каторжная, замогильная атмосфера, но наверху – намного более полное, более героическое, более вдумчивое и более разумное самопожертвование одной идее или одному инстинкту, – название не имеет значения, ведь результаты схожи, – огромному и почти бесконечному; что, в итоге, компенсирует внешнюю красоту, приближает к нам эти жертвы, превращает их чуть ли не в наших собратьев и в некотором отношении делает из этих несчастных насекомых гораздо более близких, чем пчелы и любые другие живые существа на Земле, предтеч и предвестников наших собственных судеб.