"Черные страницы истории Церкви" - читать интересную книгу автора (Мессори Витторио)

ГЛАВА IV
ГАЛИЛЕЙ И ЦЕРКОВЬ

По результатам анкетирования, проведенного Европейским Парламентом среди студентов тех стран, которые принадлежат Организации, почти 30 % убеждены в том, что Галилей был живым брошен в костер церковью. Почти все (97 %) убеждены в том, что он подвергался различным пыткам. Некоторые, а их не так много, если и могут что-нибудь сказать по этому поводу, то вспоминают как «историческую правду» слова: «Eppur si muove!» брошенные со злостью в лицо инквизитору, уверенного в том, что возможно приостановить движение Земли при помощи церковных клятв.

Студенты были бы крайне удивлены, если бы кто-нибудь сказал им, что нам выпал удачный случай, позволяющий выяснить хотя бы последнюю деталь «исторической правды», вымышленной в Лондоне в 1757 году Джузеппе Баретти, таким блистательным и необыкновенным журналистом.

22 июня 1633 года, в Риме, доминиканский трибунал св. Марии на Минерве, после прослушивания мнений по делу «истинного Галилея» (не того, из легенды), поблагодарил десять кардиналов, трое из которых проголосовали за оправдание, за столь мягкий приговор. Было очевидным, что на самом деле сделано все для того, чтобы подкупить судей трибунала, в котором заседали ученые, занимающиеся проблемами в той же самой области науки, что и Галилей – убеждая, что в действительности книга сомнительного содержания (опубликованная после фальсифицированного разрешения церковной цензуры) заключает в себе вещи, противоположные истинной вере.

На протяжении более четырех дней дискуссии, Галилей едва представил только один аргумент для подтверждения своей теории, которая гласит, что Земля вращается вокруг Солнца.

Это был неверный аргумент. Галилей говорил, что причиной морских отливов и приливов является «сотрясение» вод, происходящее в результате движения Земли. Это был рискованный тезис, с которым не были согласны судьи-коллеги, которых Галилей считал дураками. Они, однако, сумели представить свои исследования, которые оказались верными. Известно, что приливы и отливы моря происходят по закону лунного притяжения. Так считали инквизиторы, которых Галилей назвал дураками.

Кроме упомянутого неверного объяснения приливов и отливов, Галилей не смог найти истинного доказательства центрального положения Солнца и движения Земли. Итак, не стоит удивляться тому, что священный трибунал вовсе не противоречил научной очевидности с точки зрения богословского «мракобесия». Как известно, первое истинное доказательство движения Земли появилось в 1748 году, спустя более века со времен Галилея. Однако, чтобы увидеть «обороты Земли» необходимо было дождаться 1851 года для создания маятника Фокольта, которым был увлечен Умберто Эко.

В 1633 году, во время процесса над Галилеем, птолемеевская система (о вращении Солнца и планет вокруг Земли), и коперниканская (о вращении Земли вокруг Солнца) преподносились как равные гипотезы и нужно было высказаться за одну из них, не имея очевидных доказательств. Многие иерархи католической церкви высказались за «новатора» Коперника, осужденного Лютером.

Галилей ошибался не только в отношении приливов и отливов, он также вошел в большое заблуждение, когда в 1618 году в небе появилась комета. Действуя на основе предположений и находясь под влиянием учения Коперника, он заявил, что это оптическая иллюзия и упорно это доказывал астрономам-иезуитам из римской обсерватории, которые в противоречие ему утверждали, что видимые кометы в действительности являются небесными телами. Он еще раз ошибся, когда выдвинул теорию о движении Земли и полной неподвижности Солнца, так как Солнце вращается вокруг центра галактики.

Это не имеет ничего общего с «титаническими» высказываниями, хотя бы с таким, как: «А все-таки она вертится!», вполне вероятно с ложными представлениями вначале просветителей, затем марксистов – хотя бы на примере Бертольта Брехта. Это они сознательно создали «дело Галилея», нужного для пропаганды, которая хотела (и хочет) продемонстрировать разрыв между наукой и верой.

Подвергался ли Галилей пыткам? Был ли он заключен в тюрьму инквизицией? Был ли брошен в костер? Эти вопросы вызвали шоковое состояние у опрошенных студентов из европейских стран. Галилео ни одного дня не находился в тюрьме и не страдал физически. Более того, был вызван в Рим для процесса, где проживал за счет Святого Престола в пяти комнатной квартире с видом на ватиканские сады и имел слугу. После вынесения приговора, его поселили на роскошной вилле в Пинчо, откуда «приговоренный» был приглашен во дворец архиепископа в Сиене, одного из достопочтенных церковных сановников, который поддерживал дружеские отношения с ним и помогал ему и которому Галилей посвятил свои сочинения. Наконец поселился на вилле Арцетри с выразительным названием «Il gioiello» .

Он не потерял уважения ни со стороны епископов, ни со стороны ученых – отчасти монахов. Ему не запрещалось в дальнейшем вести научные исследования, чем он и воспользовался, а затем опубликовал книгу «Discorsi e dimostrazioni sopra due nuove scienze» , которая явилась его исключительной научной работой. Ему не запрещено было принимать гостей, благодаря чему его посещали лучшие друзья со всей Европы и вели дискуссии. Немедленно был отменен приказ о невыезде. Он обязан был делать только одно: раз в неделю произносить семь покаянных псалмов. И даже это „наказание" по истечении трех лет было отменено, хотя он считал себя глубоко верующим человеком и в течение всей своей продолжительной жизни, признанный папой, добровольно читал их. Вместо того, чтобы защищать искусство, сопротивлявшееся клерикальному мракобесию, как до сих пор внушала легенда, в конце своей жизни Галилей высказал эти значительные слова: „In tutte le opere mie, поп sara chi trovar possa pur minima ombra di cosa che declini dalla pieta e dalla riverenza di Santa Chiesa“ .

Он умер в возрасте 78 лет, на своей постели, полностью прощенный и благословенный папой. Это случилось 8 января 1642 года, спустя девять лет после «осуждения». Одна из его дочерей, монахиня, запомнила его последнее слово. Он произнес: «Иисус!».

Значительно больше проблем он имел с гражданскими властями, нежели с церковными; со своими друзьями из университета, которые то ли из ненависти, то ли из-за твердого консерватизма, пользуясь учением Аристотеля, а не Библией, сделали все необходимое, чтобы избавиться от него и заставить замолчать. В то время, когда со стороны университета начались преследования, церковь взяла его под свою защиту. Если мы вынуждены говорить о невежестве, хотя бы относительно опрошенных студентов, с которых мы начали этот рассказ, можно подозревать их в не причинении вреда вере. Та же самая злостная вера длится со времен Вольтера, и выработала необыкновенный комплекс вины у неосведомленных католиков. Так как дела разворачивались не таким образом, как этого хотела бы гражданская пропаганда. Более того, сегодня существуют другие поводы для размышления на тему неблагородных мнений о церкви. «Вопрос» настолько серьезный, что мы не можем к нему еще не вернуться.

Галилей, так же как и другой католик, Христофор Колумб, открыто жил с женщиной, с которой не намеревался венчаться, имел сына и двух дочерей. Когда он оставил Падую, чтобы вернуться в Тасканию, где имел больше возможностей сделать карьеру, то оставил, свою подругу, венецианку Марину Гамбу, отобрав у нее детей (некоторые считают, что это жестокий поступок). «Он временно поселил своих дочерей у шурина; но вынужден был искать другое место, а это было не так просто, если учитывать, что его дочери были внебрачными, и о законном браке нельзя было и думать. Тогда Галилей решил отправить их в монастырь, однако церковный закон запрещал маленьким девочкам совершать постриг, поэтому Галилей обратился к церковным сановникам, чтобы им позволили остаться в монастыре. Таким образом, в 1613 году обе девочки – одной из них было тринадцать лет, другой двенадцать – находились в монастыре св. Матфея в Арцетри, а спустя некоторое время, надели монашеское облачение. Виргиния, которая приняла имя сестры Марии Целесте, по-христиански несла свой крест, отличалась глубокой набожностью и большим милосердием по отношению к остальным сестрам. В миру – Ливия, сестра Анжела, не была согласна с совершенным насилием, страдала неврастенией, была болезненной». (София Ванна Ровиги).

В связи с этим легко можно было бы указать на уязвимые места его личной жизни.

Говорим «можно было» так как благодаря Богу, церковь, которая представила его перед святым трибуналом, церковь, обвиняемая в нечеловеческом морализме, позаботилась о том, чтобы не допустить недальновидных действий смешения личной жизни, его личных решений с его идеями, то есть то, о чем шла речь в дискуссии. «Никто из церковных сановников не упрекнул его в его личной жизни. Неизвестно, как бы сложилась его судьба в кальвинской Женеве, там, где таким как он, живущим в нелегальном супружестве, отрубали голову». (Рино Каммиллери).

Это примечание, которое бросает луч света на малоизвестную обстановку. Жорж Бене, один из научных исследователей, хорошо знающих эту историю, писал: «Процесс над Галилео более двух веков интересует многих не как конкретное событие, а как способ полемизирования с католической церковью и её мракобесием, становившимся преградой к научным открытиям". Даже сам Жозеф Лортс, суровый католик, но далекий от духа самобичевания, часто встречаемый в церковной историографии, автор одного из наиболее известных учебников по истории церкви, цитирует одного ученого, являясь сторонником его мнений: „Новый мир рождается вне католической церкви, так как она со времен Галилея отвергла ученых“.

Это не соответствует действительности. Временное запрещение (расскажем об этом подробнее) публичного изложения гелиоцентрической теории Коперника является исключительным событием: ни раньше, ни позже, церковь никогда (подчеркиваем: никогда) не препятствовала научным исследованиям, которые часто проводились в монастырях. Сам Галилей был вызван в суд, прежде всего, потому что не соблюдал договора: церковное разрешение «обвиняемой» книги "Dialoghi sopra i massimi sistemi…" было дано при условии, что коперниканская теория будет представлена как гипотеза (наукой того времени она не была доказана), Галилей же представил ее как доказанную теорию. Более того, он не только не сдержал слова, давать печатать рукописи в типографию без исправления, но еще и вложил в уста тупых «Диалогов», как это назвал Симпличио, советы, касающиеся смягчения отказа, который дал ему святой отец, nota bene его приятель и поклонник.

В то время, когда Галилея вызвали в Рим для оправдания, помимо учения о движении Земли вокруг Солнца, он занимался многими другими исследованиями. Ученому было около семидесяти лет, его всюду принимали с почестями, и во всей религиозной среде он мог ожидать поддержку. Исключением является платоническое нравоучение 1616 года, которое, однако, не было прямо направлено на него. После вынесения приговора он сразу смог вернуться к своим исследованиям и, окруженный молодыми учениками, создал школу. Именно тогда им была написана лучшая работа в его жизни: «Discorsi sopra due nuove scienze», которая явилась вершиной его научной мысли.

С другой стороны, созданная в то время Ватиканская обсерватория, существующая по сегодняшний день и длительное время, управляемая иезуитами, считается одной из наиболее престижных и точных в мире. Даже в 1870 году, когда итальянцы вошли в Рим для изгнания монахов, иезуитам были сделаны исключения.

Даже антиклерикальные и масонские итальянские власти попросили парламент о том, чтобы тот принял специальное решение, позволяющее отцу Анжело Сакки возможность управлять папской обсерваторией. Отец Сакки является одним из величайших ученых того столетия, одним из основателей астрофизики, человеком с международным именем, со всего мира приходили просьбы, чтобы ответственные за «Новую Италию» не препятствовали работе человека, считающегося известным всюду.

Если в начале XVII века наука казалось бы эмигрировала на север Европы, а затем на другой берег Атлантики, что означало в некатолические районы, то причина заключалась в изменении направления самой науки. Прежде всего, дорогостоящие инструменты (первым являлся именно Галилей) требовали средств и лабораторий, которые могли позволить себе лишь экономически развитые страны. А следовательно, ни Италия, оккупированная чужеземцами, ни Испания, подвергавшаяся упадку по причине собственного триумфа не могли себе этого позволить.

Вдобавок к этому, современная наука, в противоположность старой, практично-технической, была рассчитана на конкретное и прямое использование. В далеком прошлом, изучение было для изучения, ради чистого удовольствия. Греки изучили возможность превращения пара в энергию, и, если не применяли его ни в одном устройстве, то только потому, что считали недостойным свободному человеку «философу», который был одновременно человеком науки, посвящать себя «практической» деятельности.

Такая черта характерна для всех обществ: китайцы, которые еще с древних времен знали, как производится порох, никогда не использовали его для оружия, для пушек, как это делали европейцы эпохи Возрождения, а использовали его только в эстетических целях, как искусственный огонь во время праздников. Древние египтяне свои исключительные конструкции использовали только для строительства храмов и памятников, но в «гражданских» целях – никогда.

Очевидно, что наука с того момента, когда начинает служить технологии, может получить развитие, прежде всего в северных странах, где раньше всех произошла техническая революция. В таких странах, как Англия или Голландия, вынужденных строить и содержать великие флотилии, нуждающиеся в современном оснащении войск и в подобных наземных инфраструктурах. Это значит, что древняя наука опиралась на разум, культуру, философию и искусство, а с того времени, когда вступила в современный период, объединилась с торговлей, промышленностью и войной. Одним словом: с деньгами.

Такова истинная причина (а не «католические преследования», о которых, как мы видим говорят даже католические историки) релятивных учений, связанных с Римом, причина, которая старается продемонстрировать нетерпимый протестантизм, о котором почти нигде не упоминается, который в противовес католицизму, очень силен и развит. Начало всему этому положил Коперник (из-за его имени был «преследован» Галилей), воспитанный при польском католицизме. Коперник являлся сановником, который создал свою обсерваторию в башне кафедрального собора во Фромборке. Его основное исследование «О obrotach cial niebieskich» было опубликовано в 1534 году и посвящено папе Павлу III, большому стороннику астрономии. «Imprimatur» , – произнес кардинал-доминиканец, от которого Галилей услышит приговор.

Однако книгу польского сановника знаменует нечто особое: предисловие написано одним из протестантов, который отгородился от Коперника, опасаясь возможных последствий для Библии и разъясняет, что теория выдвигается в качестве гипотезы. Не католики первыми забили тревогу. Более того, до заключительного решения дела Галилея одиннадцать пап не только не будут обвинять «гелиоцентрическую» теорию Коперника, но часто будут ее поддерживать. Сам же Коперник с энтузиазмом был принят в Риме и избран членом папской академии сразу после его первых работ, имеющих тенденцию к гелиоцентрической системе.

Совсем другой была реакция Лютера на первые донесения о коперниканском тезисе: «Люди слушают новомодного астролога, который тщится доказать, что вращается Земля, а не небесная твердь. Кто желает показать свой ум, тот изобретает какую-нибудь новую систему. Этот Коперник своей глупостью хочет перевернуть всю науку астрологию». Даже Меланхтон, главный богословский сотрудник монаха Мартина Лютера, человек вообще-то уравновешенный, оказался столь же категоричным и заявил: «Не потерпим подобных фантазий!»

Речь идет не о пустой угрозе: протестант Кеплер, сторонник коперниканской системы, был исключен из протестантской богословской коллегии в Тюбингеме. Чтобы избавиться от своих собратьев, исповедующих ту же самую веру, и усматривающих в нем богохульника, из-за мнения, что эта теория ложна, так как противоречит Библии, он был вынужден уехать из Германии и поселиться в Праге. Знаменательным является игнорирование того факта (так же, как и других, касающихся того дела), что сторонник коперниканской теории, реформатор Кеплер был приглашен преподавателем в престижный Болонский университет, который находился на папской территории.

Лютер неоднократно повторял: «Тот, кто утверждает, что Земле более шести тысяч лет, перестает быть христианином». Эта «буквальность» и «фундаментализм», с каким подходим к Библии, так же как и к Корану (дело не в непослушании, а в интерпретации), характерны для всей истории протестантизма и по сегодняшний день в США и других странах, укрепляются и защищаются активностью церквей и широко распространенными сектами, имеющими реформаторское происхождение.

Что же касается университетов и «мракобесия», что очень важно, в начале XVII века, когда Галилео было около сорока лет, и для него это был период напряженной научной работы, в Европе существовало 108 университетов (что характерно для католического средневековья), несколько было в Америке, на территориях испанских и португальских колоний, но ни одного на нехристианских территориях. Существуют еще и другие причины, о которых необходимо напомнить: если работы в области математики и геометрии, (особенно Евклидовой), которые создали основную базу для развития современной науки, дошли до нас, только благодаря бенедиктинским переписчикам, а позднее, с изобретением печатного станка, благодаря книгам, изданным монахами. Кое-кто правильно заметил, что в начале XVII века, великий инквизитор Испании основал в Университете, в Саламанке, факультет естествознания, на котором изучались теории Коперника.

Кое-кто обратил внимание на такой парадокс: церковь подвергалась критике по разным причинам, за то, что опаздывала и не жила в духе времени. Однако позже история показала, что если действия церкви и казались анахроничными, то только потому, что она приходила к соответствующим выводам раньше.

Например, на протяжении XIX века и гораздо ранее в начале XX века с крайним недоверием относились к энтузиастическому мифу о «модернизме», а следовательно и о «прогрессе». Сегодня историк такой величины как Эмиль Поулат может сказать: «Пий ЕХ и остальные „реакционные“ папы отставали от своего времени, зато стали пророками нашего времени. Возможно, они были не правы в том, что касалось сегодняшнего и завтрашнего, но предвидели, что будет после завтра, то есть это означает, нашу постмодернистскую эпоху, которая открыла другое лицо, то темное лицо модернизма и прогресса.

Приведем другой пример: осуждение атеистического коммунизма Пием XI и Пием XII до вчерашнего дня принималось с «предубеждением», считалось «консервативным» и «преувеличенным», хотя уже сегодня эти же самые сокрушенные коммунисты согласны с их критикой (даже если настолько горды, чтобы сделать это) и признают, что те, «отсталые» папы были проницательны, как никто иной. Похоже даже, что Павел VI – энциклика которого „Humanae vitae“, казавшаяся пророческой и с каждой минутой являвшаяся еще более дальновидной считался «реакционером».

Сегодня мы в состоянии понять, что тот парадокс зародился благодаря «делу Галилея», о котором подробно мы рассказывали в предыдущей главе.

Очевидной ошибкой явилось сопоставление Библии с естественными науками, которые только зарождались. Легко рассуждать сегодня, когда нам известно о тех событиях, которые произошли позже. Наши наблюдения показывают, что протестанты были настроены к нему еще непримиримее, чем католики. Очевидно, что на лютеранской и кальвинской земле Галилей, гость достопочтенных церковных сановников, скончался бы не на вилле, а на эшафоте.

Начиная с древней классики до описываемой эпохи, философия охватывала все человеческие знания, в том числе и естественные науки. Сегодня легко различить отдельные области науки, однако в то время процесс этот только начинался и шел не без заблуждений и нанесения вреда.

С другой стороны, уже сам Галилей подозревал, что неоднократно ошибался (относительно комет), особенно в области эксперимента. А не имел доказательств, подтверждающих теорию Коперника, а то единственное, которое привел, оказалось неверным. Святой и мудрый Роберт Беллармино, а вместе с ним другое лицо – достопочтенный кардинал Баронью были согласны придать письму (текст которого совпадал с птолемеевской системой) более метафорический смысл, хотя бы в тех выражениях, противоречащих новым астрономическим гипотезам, однако при условии, что сторонники коперниканской системы будут в состоянии поддерживать ее неопровержимыми доказательствами. Однако такие доказательства можно было представить лишь год спустя.

Ученые такой величины как Джордж Бене считают, что решение Святого Престола о запрещении книги Галилея было не только справедливым, но и полезным с научной точки зрения: «Так же как современный научный журналом отказывается от публикации неточной и лишенной доказательств статьи».

К тому же сам Галилей, кроме правильной интуиции, в некоторых случаях неотчетливо видел отношение между наукой и верой. Не от него, а от кардинала Баронью исходило определение, подтверждающее открытость церковной среды: «Намерением Святого Духа, вдохновившим Библию, является обучение нас тому, как попасть на Небо, а не учение о том, как движется Небо».

Среди вопросов, которые обычно умалчиваются, имеется так же его ошибочное мнение об одном «библейском соглашении», а именно: об известном стихе, говорящем о том, как Иисус Навин остановил Солнце, не объясняя это как метафору, а понимая в буквальном смысле, заявил, что Коперник это «задержание» мог бы объяснить лучше, чем Птолемей.

Галилей, рассматривая вопрос в той же плоскости, как и его судьи, подтверждал, что деление науки на философские, теологические и естественные области было неточным.

Возможно, Церковь казалась консервативной, потому что в свое время была современной, мы только сейчас начинаем понимать это. На самом деле, (несмотря на ошибки, допущенные шестьюдесятью судьями доминиканского трибунала св. Марии на Минерве) может важнее то, что являлось для них фактом: судьи Галилея раз и навсегда определили, что наука никогда не была и не может быть новой религией. Определили, что создание новых Догм построенных на «Умах», а не на Откровении не служило для блага человека и правды. Временные осуждения гелиоцентрической теории (donec corrigatur, что означает «задержано до исправления» – как гласило определение) имеют место, так как была представлена защитниками, как абсолютная истина, что было против фундаментальной основы, согласно которой научные теории высказывают предположительные истины, верно «ex suppositione», что означает «после предположения», а не абсолютным образом. Так утверждает один из современных историков.

Спустя три столетия после научного зазнайства, рационалистического терроризма, который хорошо известен, Карл Поппер напоминает нам, что инквизиторы и Галилей, были единомышленниками, хотя казалось иначе. Инквизиторы за истины, не подвергающиеся дискуссии (даже в области естественных наук), считали те, которые были библейского происхождения и традиции в их наиболее буквальном смысле. Но Галилей, а за ним и нескончаемая толпа ученых, рационалистов, людей просвещения и позитивистов, бесспорно принимали авторитет человеческого ума и опыт наших чувств, как новое Откровение.

Кто, однако, если не другая форма фидеизма , сказал (а вопрос этот был сформулирован светским агностиком Карлом Поппером), что разум и опыт, ум и чувство передают нам «истину»? Как проверить, является ли это иллюзией, так как многие считают иллюзорным убеждения, основанные на религиозной вере? Только сейчас – когда оказана большая честь и уважение «научным истинам» – начинаем осознавать, что они не являются неоспоримыми, абсолютными правдами a priori , но только проходящими гипотезами. Даже те, хорошо обоснованные (история учит нас, что ни разум, ни опыт, не уберегли ученых от бесконечных заблуждений, в которые они впадали, минуя заявления объективности и безошибочности науки»).

Это не аллегорические размышления, а вполне обоснованные факты: пока Коперник и его сторонники (как мы уже знаем многочисленные, среди них имелись кардиналы и не исключено, что даже папы) оставались на уровне гипотез, и никто не являлся оппонентом, Святой Престол не намерен прекращать свободной дискуссии, относительно возникающих научных исследований.

Бурная реакция вспыхнула только при решении: довести гипотезы до уровня догмы, тогда, когда появилось подозрение, что экспериментальная методика начинает превращаться в религию, в «scjentyzm» , в который действительно преобразилось позже. В сущности, Церковь не просила о многом, только об одном деле: времени, времени для дозревания и обдумывания при посредничестве своих ученых богословов, таких как св. кардинал Беллармино, которые добивались от Галилея того, чтобы он представлял коперниканскую доктрину лишь как гипотезу. Или когда в 1616 году занес в список запрещенных книг Коперника "donee corrigatur", что означает «задержано до исправления» до тех пор, пока Галилей не предаст гипотетической формы отрывкам, которые говорили бы утвердительно о движении Земли. Именно это советовал Беллармино: «Подготовьте материал, необходимый для вашего научного опыта и не волнуйтесь о том, каким образом и когда можно организовать аристотелевский корпус. Будьте людьми науки и не желайте быть теологами» (Августин Джемелли).

Галилей был приговорен не за то, что высказывал, а за то, как высказывал. Он говорил с фидеистической нетерпимостью, характерной миссионерам слова, желающим быть выше оппонентов, которых считал «нетерпимыми». Уважение как к ученому и к человеку не запрещает говорить о двух аспектах его личности, которые кардинал Пауль Поуперд, расценил «наглостью и праздностью, иногда пользующийся ими». Оппонентами теории Галилея были астрономы – иезуиты из римской коллегии, у которых он многому научился, получил признание, а их исследования подтверждали ценность его среди людей современной науки, включая также его научные «исследования».

При нехватке объективных доказательств, Галилей пользовался новым догматизмом, новой религией науки, осыпал своих коллег оскорблениями, которые имеются в личных письмах: «Кто сейчас не принимает коперниканской системы, является (буквальное выражение) „дураком с головой, набитой птицами“ , тем, кого «трудно назвать человеком», «пятном, нанесенным на честь человеческого рода», «инфантильным в поведении» и еще многими другими выражениями и оскорблениями пользовался Галилей. В действительности он считал, что безошибочность на его стороне, а не на стороне церковной власти.

Не следует забывать о том, что такое опережение доказательств является типичным искушением для интеллектуала того времени. Бесполезным занятием является вытягивание на дневной свет (с одновременным презрением людей, более смиренных) гипотез, которые, именно потому, что не были доказаны, должны быть широко обсуждены, но исключительно в кругу ученых. Отсюда следует игнорирование латинского языка: «Галилей пользовался разговорным стилем с целью обойти богословов и обратиться к простым людям. Деликатные вопросы, как и вопросы сомнительного характера, он делал доступными и распространял в широких кругах, что являлось несообразностью или, по крайней мере, легкомыслием (Рино Каммилери).

Последний наследник инквизитора, я имею в виду префекта Святого Престола кардинала Рацингера, рассказал об одной немецкой журналистке известного мирского журнала, финансирующего «прогрессивную» культуру, просившей о встрече, по вопросу нового подхода к делу Галилея. Очевидно, что кардинал ожидал, как всегда: оплакивания мракобесия и католического догматизма. Тем временем все было совсем иначе: журналистку интересовало, почему Церковь не остановила Галилея, почему не препятствовала его работе, которая уже в основе являлась научным терроризмом, авторитаризмом новых инквизиторов: технологов, экспертов?… Рацингер заявил, что не очень удивился этому: просто эта журналистка знала о культе науки в «модернизме», который в конечном итоге изменился в «постмодернистском» сознании: ученый не может отождествляться со священником новой, тоталитарной веры.

На тему утилитарной пропаганды, которая из Галилея – человека ограниченного – сделала титана свободного мышления," пророка без страха и упрека, философ-католичка София Ванни Ровиги, одна из немногочисленных женщин, занимающихся в этой области знания, написала интересные вещи. Послушаем: «Исторически несправедливо видеть в Галилее мученика за правду, мученик – это такой человек, который посвящает ей все, не допускает никакой корысти и не пользуется ни одним недостойным средством в целях торжества истины. Он не относится к своим оппонентам, как к людям, которых не интересует правда, а только власть, и то ради того, чтобы одержать победу над Галилеем. В действительности мы имеем дело с двумя сторонами: Галилеем и его оппонентами, обе – в доброй вере – убеждены в своих мнениях. Однако обе стороны используют неподходящие средства для того, чтобы тезис, который считают истинным, имел блестящий успех. Не следует забывать о том, что в 1616 году церковная власть сделала Галилею замечание в мягкой форме, не зачитав его фамилии в решении приговора, а в 1633 году, хотя казалось, что действовала сурово, поставила его в привилегированное положение. Известно, что по закону того времени, Галилей должен был быть заключен в тюрьму еще до судебного процесса, а также на протяжении его и после окончания приговора. Тем временем, он не только не пробыл в тюрьме ни одного часа, и не только не относились к нему плохо, а, наоборот, получил жилье и относились к нему очень вежливо».

Вани Ровиги продолжает с особенной женской впечатлительностью говорить о несчастных дочерях человека науки: «Кроме того, является несправедливостью применение различных мер к разным людям: говорить об осуждении Галилея, как о преступлении против духа и не вспомнить о двух юных дочерях, помещенных в монастырь. Галилей сделал все, чтобы обойти церковный закон, он ссылался на свободу и чувство собственного достоинства девочек, имеющих намерение вести монашеский образ жизни, и стремился изменить возрастной ценз для монашеских обетов. Ясно, что деятельность Галилея мы вынуждены рассматривать с точки зрения той исторической эпохи. Необходимо принять во внимание, что Галилей хотел, чтобы ему простили это насилие, которое оказалось очень благотворным для Виргинии – сестры Марии Целесте; это очень полезное замечание, однако мы просим, чтобы в той же самой мере осудили оппонентов Галилея, а также принять во внимание исторические и психологические условия».

Публицист добавила: «Необходимо принять во внимание и то, что когда сурово осуждается власть, которая приговорила Галилея, то делается это с моральной точки зрения (так как с интеллектуальной точки зрения, очевидно, что судьи совершили ошибку; однако ошибка не является преступлением и об этом нам необходимо помнить, не является вопросом веры). Решения суда 1616 года, как и 1633 года являлись декретами одной из римских конгрегации, утвержденных папой в обычной форме, так как не принадлежат к категории безошибочных определений церкви. Здесь речь идет о декретах церковников, а не о догматах церкви. Осуждая дело с моральной точки зрения, нельзя путать его значение с заслугой. Страдания великого Галилея имеют такое же значение, как и духовные страдания бедной Ангелины, вынужденной из-за отца принять монашество в возрасте двенадцати лет; если продолжать говорить Галилей есть Галилей, а сестра Ангелина никто более, чем ни кому неизвестная девчонка, в конечном итоге, определяя даже мысленно, что вина за страдания, нанесенные ему значительно тяжелее, чем вина за страдания нанесенные ей, мы действуем под влиянием власти и заслуги. С этой точки зрения разговор о духе не имеет уже смысла: ни с целью порицать подлости, совершенные против него, ни с целью восхвалять его успехи».

Первым моим занятием была работа редактором в одном издательстве. Утром 21 июля 1961 года я хорошо запомнил отекшие глаза сотрудников. Никто не спал. Всю ночь все были на ногах, дабы увидеть, что на практике значит известный теоретически глагол to moon – land – «затмение луны». Торжества этих дней обратили наши глаза в сторону неба: к луне вместе с разными отходами, рассеянными на ее поверхности, а также немного дальше, – в сторону бесконечного пространства.

Среди многих мыслей за наиболее удивительную, а может и самую глубокую, считаю мысль Андре Фроссара, человека, который никогда не забывает, что «Бог существует», по той простой причине, которую он сам повторял в течение полувека – «Я встретил Его».

Поэтому послушайте: «Самые большие открытия XX века были возможны только потому, что не было ничего другого, что бы можно было открыть. Я хочу сказать, что все наши исследования указывают на то, что вселенная пуста и не населена. Есть только один человек. Это удивительно: огромная сцена, миллионы прожекторов для одного единственного актера, играющего пьесу, в которой ни первый, ни последний акт не известен.

Какие отсюда напрашиваются выводы? Фроссар рассказывает:

«Древние Аристотель, Птолемей, папские богословы были правы с точки зрения теологии, хотя не были правы с точки зрения физики. В этом смысле права была система Птолемея, а не Коперника и Галилея: верно то, что центром вселенной является человек и Земля. Это была ошибочная астрономия, однако, самая правильная философия, подтверждающаяся сегодняшней наукой. Следовательно, была ли права Церковь, осуждая Галилея? Скажем, что судебная ошибка позволила избежать метафизической ошибки. Начиная от Галилея, распространился обычай считать нас самих за ничего не значащих червяков на оболочке кусочка сыра. Сознание христиан, утверждение, что Бог стал Человеком, дабы страдать и что за этим следует, наше убеждение о великом достоинстве, не могли этого принять. Именно теперь, современная наука, рожденная вместе с Галилеем, подтверждает это.

Ни мы, ни наши потомки никогда в течение одной жизни не сумеем выбраться за солнечную систему; живыми могут вернуться только внуки, правнуки, рожденные во время пути. А солнечная система – благодаря зондам, можем об этом говорить со всей уверенностью, – тревожна пуста. Туда, куда не может добраться человек, может добраться его зов: с 1931 года радиоастрономы находятся в состоянии готовности, но, однако, до сих пор не приняли никаких сигналов от разумных существ. Будет ли это завтра? Никто не может этого исключить, хотя очевидно, что мы даже не будем знать, что с ними сделать. Сигналы, которые бы дошли до нас, приходили бы от цивилизаций, выславших их тысячу, а может и миллионы лет назад, и может быть в момент их принятия будет неизвестно с какого времени они существуют. И наш ответ длился бы также долго.

Подтверждается приносящее разочарования заключение: из того, что мы знаем, кроме нас никого больше нет. Поэтому, также не принимаются обольстительные сны, изучающих «неопознанные летающие объекты», благодаря которым многие верят в летающие тарелки: даже если бы они и имели в своем распоряжении средства передвижения, развивающие скорость света (известно, что развитие большей скорости невозможно физически). Эти пришельцы не могли прибыть на землю и вернуться обратно, но даже связаться со своей контрольной базой.

Вера не должна была (и не должна теперь) бояться возможного открытия других разумных существ. На вилле римского папы в Кастельгандольфо, я гулял на террасе, спускающейся в сторону озера Альбано, над которым возвышаются два купола с огромными телескопами, следящими за небом. Внизу надпись из бронзы призывает: "Deum Creatorem venite adoremus" .

Я был там, чтобы встретиться с отцом Георгием В. Коином, американским иезуитом из Балтимора, астрономом со всемирной славой и директором известной и самой старой в мире, функционирующей с 1579 года папской астрономической обсерватории.

Отец Коин подтвердил мои убеждения: существует возможность жизни в другом месте, однако, это только возможность, а не очевидная истина. Я сказал ему, что если однажды мы откроем другой мир, то по-другому поймем таинственные слова Иисуса: «Есть у меня и другие овцы, которые не сего двора, и тех надлежит мне привести: и они услышат голос мой…» (Ин. 10,16). Он удивился и сказал, что никогда об этом не думал.

Вера никогда не боялась и не боится открытий. Наоборот, радовалась бы возможности подтверждения плодовитости Бога, действующего из безграничной любви.

Безусловно, научный атеизм искал другие населенные миры, также потому, чтобы найти подтверждение для своего научного тезиса, что жизнь может и даже должна по случаю или по праву статистики развиваться на тысячах и тысячах небесных тел вселенной. Для многих было бы огромным удовлетворением возможность говорить о других первобытных существах, которые, со временем и усилием, достигли способности высылать в пространства радиосигналы. Если бы было так, человек перестал бы быть таким интригующим – благодаря своей неповторимости – тайны: они хотели бы нас унизить, так как им кажется, что невыносимо, что все должно было быть для нас.

Тем не менее, в течение 60 лет прослушивания, мы не сумели принять никакого сигнала, который мог бы казаться голосом другой разумной цивилизации. Однако мы могли услышать что-то другое, что могло быть голосом Цивилизации. Открытие радиоастрономии необычайно: Вселенная «играет», у галактик есть «голос», который недавно был обработан и записан на кассету, передавая неземной звук. Согласно книге Иова (38,7) звезды поют: по книге Исайя (44,23) небеса восклицают; по книге Захарии (9,14) играющим является сам Бог. В то время для псалмопевца (148,3) солнце и луна и все светящиеся звезды хвалят Господа. Они говорили в метафорах, и подобным образом о сотне других вещей, которые можно найти как и в Ветхом Завете, так и в Новом (чем является голос «всякого творения», которое согласно св. Павлу, более чем просто «звучит» или «поет» – «стонет»? (Быт. 8,22)).

Эти метафоры, сейчас находят простой и конкретный ответ в записях радиоастрономов. Эта тема слишком захватывает, чтобы перестать интересоваться ею.