"Черные страницы истории Церкви" - читать интересную книгу автора (Мессори Витторио)

Глава IX.
ДРУГИЕ ИСТОРИИ

Случайно, у меня была возможность увидеть некоторые отрывки фильма, показанного по телевидению о великом мастере бокса Кассиусе Клее, который стал вождем негритянских мусульман и принял имя Мохаммед-Али. В фильме (который, по мнению отзывающихся о нем, достоверно, отражена действительность) резко критикует злых христиан, которые его предков сделали невольниками, и прославляет добрых братьев – исповедников ислама.

Моя реакция подобна падению с неба: боксер может не знать истории, однако невозможно принять, чтобы такими же невежественными были все белые, которые снимались в фильме (показывающем, повторяю как будто все это действительность), пристыженные и молчаливые под натиском унижений. Полезно над этим поразмышлять, потому что в очередной раз дело заключается в чистой манипуляции правдой.

Прежде всего, Моххамед-Али, кажется, проигнорировал тот факт, что единственными местами в мире, в которых не только терпится невольничество, но где оно является узаконенным (что является нарушением международных прав) являются те, в которых шариат , т.е. право непосредственно установленное Кораном, признается во всей полноте.

Для живущих там людей, невольничество не является проблемой, более того, является общепризнанным. По мнению Магомета, верующий может его облегчить, либо отменить. Сейчас более частыми жертвами мусульманских облав, все время являются негры, даже если они исповедуют ислам как Клей. В странах, в которых живут арабы и негры, например, в Судане, обычным являются жестокие преследования последних.

Джон-Франкоис Ревель, светский человек, достойный полного доверия пишет: «Все время вспоминается о невольничестве в Америке. История забыла о рабстве в мусульманском мире – 20 миллионов негров, вырванных из их стран и силой переправленных в мусульманский мир в период с VII до XX века. Забывается, например, что в конце XIX века в Занзибаре на 300 тысяч жителей было 200 тысяч невольников. Не упоминается также о том, что в Мавритании невольничество было узаконенным, даже до 1981 года. Оно было отменено официально годом позже, хотя и там, похоже, как и в других миссиях, продолжает беспрепятственно существовать».

Учитывая 40 миллионов африканцев, депортированных в Америку с XVI в. по 1863 год (дата отмены невольничества в США) нужно без малейших сомнений признать, что это была ужаснейшая трагедия, которой должны стыдится голландские кальвинисты, немецкие протестанты, британские англикане, а также испанские и португальские католики. (Нужно подчеркнуть, что тем последним что обозначает «плохим» католикам из Рима, торговать рабами запретил сам Рим уже под конец XV века; Павел IV ратифицировал запрет невольничества в 1537 году, а Пиус V в 1568; Урбан VIII тоже самое повторил в 1639 году, используя очень веские слова о: «недостойной торговле людьми»; в 1714 году Бенедикт XIV подверг критике порабощение людей людьми. Той же самой «официальной линии» придерживались святые, такие как св. Петр Клавер, которые делали удивительные дела милосердия для негритянских братьев. Мало кто тоже помнит, что невольничество во французских колониях ввел в 1802 г. возлюбленный сын Революции Наполеон Бонапарт.).

По поводу «христианской» Америки должны стыдится также некоторые черные анимисты и многие арабские мусульмане, которым приписывается похищение невольников и транспортировка их к портам. Если мы говорим о неграх, то, к сожалению, убедительным является то, что часто сами вожди племен, предлагали собственных собратьев для продажи. История (которая настолько несовершенна, что обычно пытается делить людей на добрых и злых), напоминает также о других грустных событиях.

Например о том, что многие невольники, освобожденные в XIX веке, не имея профессии, торговали своими телами… Или о том, что негры, освобожденные через некоторых филантропов, поселились в государстве, называемом Либерия и с 1882 года по сегодняшний день угнетают других негров, ранее обосновавшихся на этой территории, считая их «худшими».

Кажется, этого хватит. Я написал это с намерением напомнить, что грех касается нас всех: особенно христиан, но также и «набожных» мусульман и «добродушных негров».

Входной билет был очень дорогой, а я так хотел принять участие в ценном начинании, проясняющим некоторые вопросы. Однако вход для журналистов оказался бесплатным, поэтому бесплатно протискиваюсь на выставку, представляющую старинные европейские инструменты пыток. Заголовок «Инквизиция» звучит – са va sans dire – словно «худшее лицо человека» (именно таковым был подзаголовок экспозиции) и является откликом жестокости древних трибуналов. Однако те, чтобы сказать истину, на протяжении полутысячи лет не замучили столько жертв, сколько на протяжении одного года это сделали такие режимы как сталинский, гитлеровский, южноамериканский или иранский. Когда я имею в виду пытки, ясно, что осуждаю этим не только фанатически нетерпимых христиан. Освободившись от них «новый человек» всегда открещивался от пыток… Как об этом свидетельствуют разные отчеты Амнистии Интернационала среди экспонатов находится несколько ремней добродетели, которые, согласно каталогу выставки – вообще не являлись «инструментами пыток». Систематическая пропаганда, позорящая средневековье, приписывает их использование, прежде всего, крестоносцам («это утверждение ошибочно, так как не имеется на это ни малейшего доказательства» – пишут организаторы выставки). Обычное явление, что хотят опозорить эпоху, связанную с необыкновенным движением веры и крестовых походов. Придерживаясь версии одного исторического рассказа, мы можем утверждать, что тот, кто хотел принять участие в экспедиции, вынужден был быть не только кровожадным разбойником, но тоже католиком, ненавидящим женщин, а может быть, рогоносцем; и чтобы им не стать не находил лучшего способа, чем закрыть женщину в железной клетке.

На самом деле, как информирует вышеупомянутый каталог, достаточно немного подумать, чтобы заметить, что подобная практика в короткое время привела бы женщину к смерти, вследствие заражения или столбняка. Итак, в чем дело? Доказано, что, сами женщины применяли этот инструмент, почти все время, в период путешествия, проживания в корчме, или в случае опасности нападения вооруженных банд. В конечном итоге, речь идет о способе защиты перед насилием, с которым мужья, даже крестоносцы, не имели ничего общего. Это особенно актуально сегодня во времена растущего сексуального насилия…

Согласен, что этот немного маленький рассказ, кажется одной из частей фальшивой мозаики. И не кажется, что мы ее преувеличили.

„Перед некоторыми ошибочными толкованиями, построенными на игре слов, среди которых, это предполагаемое право является крикливым примером, необходимо задать вопрос, не стало ли средневековье жертвой заговора историков».

Это пишет Регина Перну в маленьком словаре, на тему «шаблонных лозунгов» (почти все время фальшивых), касающихся средневековья.

На самом деле, несомненно, речь идет о «заговоре», хотя бы в смысле намека, в менее лестном свете, периода так нелюбимого представителями Просвещения, которые хотели увидеть его в рабской зависимости от темных «суеверий», а также протестантами, которые эту эпоху принимали, как триумф католической Церкви, отождествляемую с самим антихристом.

На этот раз. остановимся, на одном особенном аспекте этой клеветы, а именно, в чем, на самом деле заключается Ius primae noctis, это право, которое как убеждены многие, по сегодняшний день оно применяется христианской в жизни Европы? Может быть, опираясь на информацию из школьных учебников, создалось поверье, что феодал имел привилегию сделать «введение» девушки в брачную ночь, если она была родом с принадлежавшей ему территории. Предполагается, что бедные батраки, крестьяне, обрабатывающие землю феодала, были вынуждены терпеть самые тяжелые унижения, провожая своих молодых жен до самого замка, где до утра оставляли ее в кровати сладострастного феодала.

Существует много банальных романов, а также, к сожалению, текстов, называемых «историческими», стремящихся убедить, что этим правом пользовались даже епископы, будучи собственниками земель. Но как бы там ни было, существует мнение, что «дополнение» чужого супружества касалось только светского феодала. Церковь, которая имела достаточную силу, чтобы не допустить этого, им не сопротивлялась или терпела, будучи, таким образом, соучастницей феодалов.

Все это является полной фальшью, хотя бы по отношению к христианам католической Западной Европы. Подчеркиваем Западной, так как в Восточной Европе, в греко-славянской традиции (хотя и это могло быть объяснено ясным сопротивлением православной Церкви) до конца XVII века землевладельцы в действительности, пытались применить это право к своим подвластным. Оно могло быть тоже применено в кастах священников некоторых нехристианских религий. Это происходило в некоторых африканских племенах, и прежде всего в до колумбийской Америке. Этим сексуальным правом пользовались также буддийские священники в азиатских районах, например, в Бирме. Но не существует малейших следов, подтверждающих такое поведение в католической Европе.

Однако, как могла быть создана легенда, общепринятая по сегодняшний день?

Чтобы понять ее возникновение, нужно сначала вспомнить, что обозначал термин «крестьяне-батраки». Это название обычно произносится с таким негодованием, как будто говорится о продолжении древнего невольничества. Тем не менее, все было наоборот: «крепостные батраки» были крестьянами, которые получали кусок земли, обеспечивающий их содержание и содержание своих семей. За пользование землей, крестьянин платил частью плодов, иногда деньгами, или разными услугами феодалу (барщина, которая, вопреки клевещущей революционной пропаганде, имела обычно общественный характер, была пользой для всех, так как касалась таких работ, как строительство и ремонт мостов, дорог, и подготовка для земледелия необрабатываемых земель).

Перну пишет: «Выражение „барщина“ понято плохо, потому что перепутано средневековое подданство с основной базой древних обществ, а именно с невольничеством, следа которого не находим в средневековых обществах. Позиция крестьянина диаметрально отличалась от позиции древнего невольника: невольник являлся вещью, а не личностью; находился в абсолютной власти господина-собственника, который был господином его жизни и смерти; не имел права собственной деятельности; не являлся собственником, ни жены, ни семьи, ни имущества».

Французская ученая продолжает: «Крепостной батрак не является вещью: имеет семью, дом и поле. И если он отдавал феодалу то, что ему принадлежало, не имел перед ним больше никаких обязательств. Господин не является его собственником, крестьянин связан с ним землей, но однако, не является подданной личностью, скорее зависит материально. Единственным ограничением его свободы становится запрет оставления земли, которую он обрабатывает. Однако нужно подчеркнуть, что запрет этот тоже имел свою положительную сторону, так как если ее нельзя ему было покинуть, то нельзя также было ее отобрать у него. Современный земледелец Западной Европы, обязан своим развитием предкам, которые были „крепостными батраками“. Никакой другой фактор не был причиной современной позиции, к примеру, французских землевладельцев. Французские крестьяне, веками сидящие на своей земле, не несущие никакой гражданской ответственности и не обремененные воинской обязанностью (которую познали впервые в связи с массовым призывом в Армию во время революции), стали истинными хозяевами земли. Только средневековая барщина была в состоянии создать такую тесную связь человека с землей. Если ситуация крестьян с некоторых окрестностей Восточной Европы достойна сочувствия, то потому, что там отсутствовала подобная связь между покровителем и крепостным батраком. Мелкий собственник, был подвержен различным издевательствам, а после использования всех его возможностей, когда уже не мог содержать кусочек своей земли, он был экспроприирован, что позволяло создавать огромные латифундии .

Эти подробности, требующие большого благоразумия от тех, которые охвачены идеологическими предубеждениями или «негативностью» слов (крепостной батрак, феодал, феодальный…), не понимают положительной стороны учреждения, так необходимого самим заинтересованным. А когда по инициативе монархии, хотели ее отменить, это привело к движениям сопротивления, имевших место только среди крепостных крестьян…

Из этих общественно выгодных для общества корней истекает предположение ius primae noctis. В начале феодальной эпохи, крестьянин не мог создать себе супружества за границей земель феодала, так как это обозначало ухудшение демографии районов, в которых наибольшей проблемой было небольшое население. Перну пишет: «Однако Церковь не прекращала протестовать против такого насилия семейных прав, следствием чего с X века этот запрет постепенно смягчался. В обмен на освобождение крестьянина, который хотел оставить территорию своего господина и перейти на земли другого, требовалась выплата возмещения. Таким образом, родилось ius primae noctis, о котором рассказано уже столько глупостей, а на самом деле речь только о согласии для создания супружества вне территории феодала. Надо отметить, что в средневековье все имело соответствующий ритуал; напоминаем, разрешение дало начало символическим жестам, например таким, как положение руки или ноги на супружескую кровать, одновременно с использованием специальных юридических положений, которые провоцировали злостные мстительные полностью ошибочные интерпретации».

Итак, предполагаемое «право» не имеет ничего общего с «введением» подданной, а тем более с полной сексуальной властью, какую в языческой древности имел господин по отношению к подданным, используемым лишь, как предмет, служащий для работы и удовольствия.

Необходимо также процитировать почти напоминающее шутку, но на самом деле правдивое, замечание автора: «Средневековые крестьяне начали решительные протесты. Сопротивлялись намерению „освобождения“ так как таким образом они теряли безопасность, гарантирующую им спокойную обработку своих земель; предоставленные самим себе без феодальных воинов, крестьяне были лишены защиты перед бандами грабителей. В результате это приводило к полной зависимости от собственников больших латифундий и обычно их использующих: они передавали крестьян в руки государственных чиновников, вербующих их в армию и собирающих налоги».

Мы расскажем только о двух вещах – маленьких, но значительных и не опровергаемых, по поводу сплетен, касающихся предполагаемых «богатств Церкви». Бюджет Апостольской Столицы, что означает независимого Государства, в котором помимо прочего находятся 100 посольств, нунциатура и даже все «министерства», которыми являются конгрегации, еще дополнительно секретариаты и многочисленные офисы, в 1989 году имел затрат меньше, чем половина Итальянского парламента. Это обозначает, что одни только депутаты и сенаторы, которые располагаются внутри двух римских зданий Монтециторио и Палаццо Мадама (кстати, ранее принадлежащим Папам), стоят налогоплательщикам в два раза больше, чем стоят затраты Ватикана, руководящего 800 миллионами католиков во всем мире.

Разве эти католики очень щедрые? Кажется, что нет, так как 800 миллионов христиан каждый год жертвуют на свою Церковь меньше, чем 2,5 миллиона американских членов Церкви адвентистов седьмого дня. Не говоря уже о свидетелях Иеговы и других сектах, например, об объединенной Церкви Сун-Моон, располагающей капиталом, инвестированным во всем мире и приносящем многочисленные доходы. В сравнении с ними «Ватиканские богатства» являются чем-то смешно малым. Однако, к сожалению, о них говорится с большим негодованием.

Возмущающиеся забывают о мелких подробностях, что те богатства (в отличие от новых Церквей, сект и молитвенных групп, которые ничего такого за собой не оставляют) с прошлых веков начали «преображаться» в сверхъестественный доход. Речь идет о «преображении» в искусство, которому мы обязаны развитием больших городов Европы, особенно в Италии.

Чем был бы Рим, представляющий собой лишь останки руин империи, если бы непрерывная династия Пап, не содействовала созданию известных и столь подвергаемых критике «богатств», которые становятся, кажется, самыми великолепными в мире, как комплекс художественных произведений, расположенных во всех районах города? Кто-то должен напомнить политикам, журналистам и прочим демагогам, которые в Риме занимаются проблемами на тему «денег Ватикана», что половина его жителей живет на доходы с туризма, именно благодаря тому, что Церковь на протяжении веков «тратила деньги» на произведения искусства. Если здесь, как и в других местах, познается дерево по плодам, тогда нужно признать, что столько веков папского руководства Римом даже, если принять во внимание негативные стороны этого руководства (не больше чем другие власти в те времена), предоставило этому городу исключительную возможность неисчерпаемой прибыли новых доходов.

Относительно денег в скандальной кампании против восьми промилей из налогов, которые физические лица добровольно могут пожертвовать для нужд итальянской Церкви, не принимается в расчет (или это хотелось бы проигнорировать) историческое происхождение этих пожертвований.

В 1860 году жители Пьемонта, чтобы победить на юге (или хотя бы задержать) Гарибальди, имеющего намерения силой уничтожить новое королевство, напали на Маркс и Умбрен, принадлежащие римским папам районы. Из всех земельных угодий Церкви осталось только одно – Ласио, которое позже, в 1870 году тоже подверглось нападению и было ограблено семьей Савойя. Не только католики, но и историки, знающие международные законы, признали это в полной мере, в буквальном смысле этого слова, грабежом; даже великие юристы лютеранских немцев Бисмарка, признали это бесправием. Это сопровождалось другим насилием, а именно конфискацией всех итальянских церковных имений, начиная с монастырей до учреждений милосердия и церковных земель. Эта конфискация не несла за собой никакого возмещения.

Пытаясь не потерять лицо на международной арене, а также чтобы успокоить католические массы, которые являлись огромным большинством, населения лишенного голоса, подданного новому королевству Италии, сразу после открытия порта Пия, либеральные власти утвердили, так называемое Право Гарантии (Guarentigie). Это право – implicite признавало, что ограбление без объявления войны всех папских земель, было нарушением права и гарантировало папе „возмещение" как свергнутому властелину. Была назначена пенсия в сумме почти три с половиной миллиона лир золотом. Это была огромная сумма для государства, бюджет которого едва состоял из нескольких сот миллионов лир. Сумма на самом деле была огромна, однако, она соответствовала величине происшедшего «бесправия».

Однако, Право Гарантии не было принято ни одной из сторон, так как оно являлось односторонним правом сабадской власти: Папы никогда его не признали и не приняли ни одного гроша из выделенной суммы, чтобы погасить затраты Апостольской Столицы, захотели довериться пожертвованиям верующих устанавливая «пожертвование для св. Петра».

Спустя почти 60 лет, то есть в 1929 году утверждены Латеранские Пакты, в которые включены конкордат и трактат, регулирующие финансы. Трактат устанавливал правила «возмещения» конфискованного Ватиканского государства и Церковного имущества, что сами итальянские власти в 1870 году признали неизбежным. Итак, постановлено, что Италия, расплатится 750 миллионами наличными и обязуется погасить некоторые затраты, как например, содержание священников, работающих «для добрых душ». Речь среди прочего о погашении кредитов, переведенных Церковью на счета итальянского государства. А также об оплате деятельности новых функций, таких, как некоторые церемонии, например, регистрация религиозных супружеств, которые одновременно имели обязательную гражданскую силу, признанную Церковью, согласно Пакту.

Итак, экономическая дань с 1929 года, причины возмущения и антиклерикальная полемика не являются «сюрпризом», конституционной благодатью, но признанием (частичным) долга, возникшего в результате ограбления в XIX веке.

Последнюю ревизию Латеранских Пактов, проводимую социалистическими властями, возглавляемую Беттино Краксе (не христианским демократом, как и следовало этого ожидать), нужно рассматривать именно в историческом аспекте. Эта ревизия игнорировала в свете международного права, полное оправдание «концепции» возмещения и установила добровольный налог, причем роль государства ограничивалась лишь до его сбора. Известные «восемь промилей» являются хорошо мотивированными, в последние сто лет сложной истории Италии. Однако кто об этом помнит?

Хорошо. Попробуем продать, чтобы помочь, не знаю кому, может быть, бедным неграм, сокровища Ватикана. Давайте начнем со скульптуры Микеланджело «Оплакивания Христа» , которая находится в Соборе св. Петра. Начальная цена, по мнению тех, кто попытался его оценить, не может быть меньше чем миллиард долларов. Такие затраты могли себе позволить только международные, Американские или японские банковские концерны. Первым следствием был бы вывоз этого чудотворного дела из Италии.

Затем, шедевр, которым может восхищаться весь мир, стал бы зависим от решения личного собственника – какой-нибудь группы людей или мультимиллиардера – которые могли это красоту спрятать только для себя, лишая возможности восхищения им. Это означает, что вместо умножения славы св. Петра, умножалась бы слава какого-то частного банка, зависящего от власти денег, что означает, как говорит Святое Писание «мамоне». Может быть мы имели бы в Третьем Мире на одну больницу больше, но разве благодаря этому, мир на самом деле стал бы более богатым и более человечным?

Спустя немного времени, зададим себе вопрос, каково было значение ислама в тайне Божьих замыслов? Почему после Иисуса Христа появился Магомет? Какую миссию должно исполнить это общественное провидение, которое так неожиданно и нежданно стало существовать?

Размышляя об этих вещах, нужно напомнить о войне с Саддамом Хусейном в Персидском заливе против Ирака.

Собрание неисчислимого количества войск в Арабской Пустыне, сила которых во много крат выше той, которая была во время Второй Мировой Войны, чего до сих пор не было в истории, было бы вообще непонятным, исключительно с чисто политической точки зрения. Разве это гигантское усилие проведено только для того, чтобы позволить вернуться в отечество эмиру, мультимиллиардеру, его двору жен, сожительниц, евнухов и остальных дворян? А может, это сделала западная демократия, используя войну – и как бы этого было мало, мотивируя это идеализмом – с целью возвращения полуфеодального режима? Разве мир мог разрешить уничтожить Кувейт, который практически «не существовал», так как был созданием европейского колониализма, территорией искусственно выделенной в нерождаемой пустыне и почти без «местного» населения, так как все жители являются эмигрантами?

После победы Ирака, на самом деле, никто особенно не был взволнован судьбой эмиров и дворян с этими толстыми перстнями и часами из чистого золота, пребывающих в гостиницах Саудовской Аравии, замененных на «резиденцию эмигрантской власти», из которой вернулись в Кувейт конвоем Роллс – Ройсы. С другой стороны, Кувейт был известен (и критикуем) в мире из-за отказа сотрудничать с «братьями-мусульманами». Ни одно пожертвование, даже на строительство мечети в Риме, не уменьшило злой славы эгоистической жадины. Разве послана западная молодежь, чтобы страдать и рисковать жизнью из-за любви к этим разбалованным сатрапам?

Нефть объясняет только некоторые вещи. Соединенные Штаты Америки и Англия, лидеры кувейтской коалиции, имеют на своих территориях достаточно много нефтяных скважин, чтобы быть экономически независимыми. Маленькая страна в Персидском Заливе не интересует их как снабженец нефтью, но по финансовым причинам: от его миллиардов долларов (из которых только малая часть инвестирована в собственной стране) зависят сверхъестественные операции на Лондонских и Нью-Йоркских биржах. Соединенные Штаты (а частично и Великобритания) имеют огромные долги перед обществом, оплата которых гарантирована получением без усилий финансовых средств кувейтских магнатов с тех 900 скважин, подожженных иракцами.

Вероятно, международная экспедиция, созванная США, под прикрытием ООН, с целью оказания помощи пустынной стране, является одним из немногих случаев, когда топорная марксистская схема (война, как способ защиты и атаки капитализма) приближена к действительности. Но и в этом случае, как обычно, не все может объяснить экономика. В этой войне речь о «чем-то» большем. Это «что-то» скрывается под «Новым Порядком Мира», о чем многократно повторяет американский президент Буш, похоже, как и лидер Великобритании, и президент Франции. Разве не кажется преувеличенной ссылка на «Новый Порядок Мира», когда дело касается региональной войны против государства, войска которого вооруженные не только Россией, но и Западом, практически ничего не могли сделать? Число жертв со стороны западной коалиции не превышает даже малой части смертных аварий на дорогах во время одного уикэнда.

Объяснением того, может быть факт, напоминаемый не двусмысленно великим магистром итальянского масонства, Ди Бернардо, в интервью Ла Стампа (La Stampa) в марте 1990 года. Джордж Буш, похоже, как и все его предшественники со времен Джорджа Вашингтона все время был членом масонских лож. Более того, является «посвященным в 33 ступень Древнего Шотландского Обряда». Иначе говоря, занимает самую высокую степень в пирамиде «братьев». Бог, столько раз, призываемый президентом до, во время и после войны, без сомнения является, (что принадлежит американской традиции силы) Великим Архитектором, деятельность которого более построена на долларе, чем на Боге и Иисусе Христе.

Речь идет о больших комплексных идеях и нужно, чтобы они были выставлены очень разумно, так как существует опасность попасть в тайный «оккультизм» или магию, которая в истории усматривает одно «великое сплетение» таинственных общин. Это очевидно, что понятие «Новый Порядок Мира» все время был масонским выражением и более того имел целенаправленную точку. «Новый» мир, «новое» человечество», «новая» синкретичная религия – и именно потому универсальная и терпимая. Религия, построенная на руинах «догматических» вероисповеданий, самых больших врагов, против которых масонский «гуманизм» борется с 1717 года.

Их «великими врагами» является христианство и ислам. Первое, хотя бы в своей протестантской версии, не говоря уже об отступничестве, присоединилось к ложам для борьбы: присутствие великих английских сановников (подражающих позже другим вероисповеданиям), в масонстве есть что-то постоянное с самого начала. С чем-то похожим встречаемся в восточной ортодоксальности, закрытой, частью в своей археологии, частью на уровне высшей иерархии, будучи сторонником Великого архитектора. Например, совершенно известно, что уважаемый Патриарх Константинополя Афинагор, принадлежал к масонству. Относительно католицизма, очевидным является современная склонность, хотя бы какой-то части церковной интеллигенции на Западе к «гуманизму» смешанному с синкретизмом и защищаемым во имя «терпения».

Ислам держится, как непоколебимая крепость, сопротивляясь религиозному «догматизму». Как уже было сказано: «Единственно серьезной и актуальной непобедимой преградой для „Нового Порядка Мира“, провозглашаемого масонской властью является Ислам; хотя самые высокие сановники этих народов, тоже являются посвященными, но однако, мусульманские массы не подготовлены принять право, которое не происходит ни из Корана, ни от политической власти, опирающейся на неопределенном „Боге“, ни даже Аллаху, с которым разговаривал Магомет. Если существует какая-то мирная власть, то ислам не примет никакую, которая не была подтверждена Кораном и его законом».

Может именно отсюда происходит предусмотрительное значение (которое теперь только кажется ясным) создания и продолжительности ислама? Разве он радикально сопротивляется миру, объединенному западной экономикой, пустым спиритизмом, базирующимся на божественности, лишенной какой-либо откровенной истины, благодаря чему со всеми можно договориться? Разве исповедание ислама, за теми, которые хотят дальше исповедовать монотеизм объявленный в откровенных семитских Святых Писаниях, а не за теми, которые ставят в основу страницы ООН? Может за теми, которые ставят правдивые преграды для реализации программы масонства, исполняя роль ab aeterno установленную провидением?

Нельзя забывать, если речь о Персидском заливе, о кампании гнева и клеветы, проводимой Западом против иранского Хомейни. Именно с целью уничтожения этого режима, Соединенные Штаты вооружили Ирак, с которым воюют, отплачивая ему за его «мирской», а даже «агностический» дух. Возможно, осознание этого, объясняет нам, сильное сопротивление Папы против войны, который из-за своего мирного поведения взял на себя волну клеветы со стороны «атлантических» лидеров и их средств массовой информации.

Сальман Ружди бросил отчаянный вызов, который был напечатан в последнее время главными западными издательствами. В Италии он был распространен как Панорама.

Ружди, как всем известно, является англоязычным писателем, индусско-мусульманского происхождения, которого иранский деспот Хомейни заочно приговорил к смерти за книгу, признанную как оскорбляющую Магомета. Мусульманский мир преодолел внутренние конфликты и богословские разделения, приняв тем самым «приговор» политического и религиозного вождя ислама. Во всех странах, в которых живут исповедующие ислам, поднят единогласный крик: «Убить богохульника!». Даже в Лондоне и других столицах мира произошли манифестации мусульманских иммигрантов, добивающихся головы Ружди.

Для подкрепления веры в то, что устранение богохульного писателя является решительной обязанностью каждого верующего, исповедующего ислам, власти Ирана назначили высокую награду для того, кто это сделает. Благодаря сбору денег народом, «компенсация» за убийство возросла так сильно, что если сегодня, кто-то сможет убить Ружди, то на всю жизнь обеспечит свою материальную жизнь и даже своего потомства.

Если до сих пор, приговоренный смог избежать трагического финала, то только благодаря Британским властям, которые укрывают его, постоянно меняя место его пребывания и обеспечивая ему охрану самых лучших антитеррористических групп. В то же самое время имело место покушение на переводчиков и издателей.

После трех лет такой жизни Ружди написал обращение, о котором мы уже напоминали. Он сказал, что уже не может жить таким образом и испытал все, чтобы получить от своих собратьев в вере «прощение», но все же встретился с гневными ответами, снабженными замечанием, что обида репутации пророка является не прощеным грехом в этой жизни и расплачиваться придется в будущей жизни.

Не помогло даже его заявление, что он продолжает исповедовать ислам, и был плохо понят, и хотел бы оправдаться в намерениях, которые были причиной написания книги.

Сейчас Ружди заявляет, что потерял всякую надежду и отрешенно видит, что слово «мусульманин» приобретает более отчаянное значение. На тему ислама он высказывается в таких словах: «Ни в одном месте ислам не смог создать свободного общества и в том числе мне не позволил сделать этого». Он вспоминает об одном истинном мусульманине, к которому обратился с просьбой о посредничестве: «С гордостью ответил мне, что в течение нашего разговора по телефону его жена отрезала ему ногти на ногах, и предложил мне, чтобы я попытался найти себе такую послушную и смиренную жену вне Корана, которым я пренебрег».

Ружди замечает, что на подобие умершего «реального социализма» можно назвать «Реально Существующий Ислам». Они «сделали из своего пророка бога, а религию без священников заменили религией, с большим числом священников, а из буквального толкования текстов создали оружие, оправдывающее преступление: поэтому ислам никогда не разрешит жить такой личности как я».

Было бы ошибкой, пожимать плечами и говорить «это их дела». Пусть мусульмане решают их сами. Тем более что недавно появилась информация, на которую, даже в Италии не обращают значительного внимания. В Париже был вынесен новый смертный приговор, так же как и первый, на писателя, который не является мусульманином. Более того, речь идет об известном писателе католических очерков, известного также у нас в «прогрессивной среде», одного из тех, которые рассуждают на тему необходимости «диалога» всегда и везде.

Приговорен Жан-Клод Берреу, за его последнюю работу под названием,,De l` Islam en general et du monde moderne en particulier”. Предложения прогрессивного католического писателя Берреу, касающиеся возникновения ислама, до такой степени не понравились плюралистической и демократической общественности, а также огромной и повсеместно возрастающей массе эмигрантов-мусульман во Франции (на сегодняшний день их более 3 миллионов), что было вынесено постановление, ликвидировать неосторожного писателя. Как информирует Французская пресса, Берреу, как и Ружди вынужден скрываться. Дом, в котором он проживает, день и ночь охраняется вооруженными полицейскими, а сам писатель не может выйти без охраны.

Это все волнующее предсказание того, что может нас ожидать. Таким образом, интеллигенция, которая более двух веков борется с христианством за свободу слова, начинает понимать опасность высказывания в ситуации непрерывной угрозы смерти, установленной Umma, т.е. исламской общиной.

Нужно подчеркнуть, что исламский приговор в противоположность приговору инквизиции является анонимным и не подвергается опровержению, и не принимает во внимание никой возможности прощения, даже посредством самого тяжелого наказания. Так как это предсказывал в начале нашего века Леон Блой: «Придет время тоски за Торквемадой».

О нетерпимости (уже почти по «католическому» определению) великий историк англиканского вероисповедания Арнольд Тоэнбе, умерший в 1975 году, так пишет в своей работе: «Еще в начале XVII века духовная атмосфера правящих в Европе не разрешала учиться в данной стране тем, кто не исповедовал официальной религии: католицизм, протестантизм, или православие. Университет в Падуе, будучи под покровительством Республики Венеция, был единственным исключением на Западе; в нем могли учиться не только католики, но и студенты других вероисповеданий. В Падуе учился английский протестант Харвей, открывший кровообращение, исповедующий православие Александр Маврогордато, автор трактата на тему открытия сделанного Харвеем, еще до его перехода на служение атаманской империи. Либерализм падуанского университета являлся исключительным случаем. Например, университет в Оксфорде, до 1871 года представлял к научным званиям только тех кандидатов, которые были сторонниками Тридцати Девяти Статей исповедания веры епископской Англиканской Церкви». Это еще один пример того, что общественные места не могут выстоять в испытаниях «истинной» истории.

Уже так много говорилось о реформах учреждений, и необходимости изменения систем. Интересной на этот взгляд кажется католическая точка зрения.

Известно, что людей можно организовать по трем разделенным, смешанным или объединенным основным моделям: монархии, аристократии и демократии.

Церковь все время уходила как от теоретических привилегий, так и от осуждения одной из них: выбор принадлежит времени, истории и сложностям отдельных народов. Тем не менее, последние римские папы (впервые это сделал Пий ХП, в выступлении по радио в рождество 1944 года, распространение которого было запрещено, особенно в Германии) охотнее хотели предоставить для современного Запада парламентскую систему, хотя и остерегались догмы этого мнения, чтобы никто не подозревал, что только эта система приемлема католиками. Несмотря на то, что в это время ее считали более подходящей для Запада. В связи с этим Церковь не обязана бить себя в грудь, ни просить прощения за сдерживание своих капелланов в королевских дворах старого порядка, или в связи с признанием Венеции RES publica Christiana (не смотря на противоречия, однако несвязанные с системой управления), которая отличается наиболее просвещенным аристократическим строем.

В то же время и в тех же местах, принимая во внимание ту историю, и тот темперамент людей, именно эта система была наиболее соответствующей. Речь идет прежде всего о законной власти такой власти, о которой говорит Апостол, сурово приказывая: «Всякая душа да будет покорна всяким властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены.(…) И потому надобно повиноваться не только из страха наказания, но и по совести. (…) Итак отдавайте всякому должное: кому подать, подать; кому оброк, оброк; кому страх, страх; кому честь, честь. (…) (Рим.13,1,5,7.).

Церковь не может делать того, «что ей придет в голову», не может придумывать себе Откровение, приспосабливаясь к моде и к меняющимся человеческим требованиям, так как является невольником Божьего Слова (нравится это кому-то или нет). Итак, «католическая» точка зрения, касающаяся разных систем управления должна опираться на цитированные отрывки из Послания св. Павла и на другие, расположенные в Новом Завете. Среди них находится Первое Послание св. Петра, а в нем совет столь же короткий, как и обязывающий в христианской практике: «Всех почитайте, братство любите, Бога бойтесь, царя чтите!» (1 Петр 2,17).

В связи с этими, как и многими другими цитатами, которые можно перечислить, нельзя умалить вопрос об «официальной» проблеме Церкви, осуждаемой из-за своей истории об «ассимиляции с властью» или «угодливости перед властью, не обращая внимания на их характер». Некоторые эту проблему изменили до такой степени, что сделали из Святого Писания науку «констатирующих» или «революционеров». Считали, а многие по сегодняшний день это делают, что ведение политической борьбы истекает из Святого писания, в то время как именно Библия говорит совсем нечто другое.

Итак, «христианское» право не оспаривается до тех пор, как, например, в XVII веке иезуит был советником короля в Версале, священник принимал участие в партизанском движении, катехет был революционером. Это однако неприятно смотрится. Поэтому прежде, чем кто-то решится на это, должен задать себе вопрос, разве хочет он это делать согласно Слову Божьему?; если нет – пусть найдет себе другую опору для своей идеологии.

Католическая мысль все время считала, что все формы управления – даже те, более совершенные на бумаге и наиболее благородные в теории – осуществлялись людьми, первородный грех которых перепутал мужество с трусливостью, альтруизм с эгоизмом, величие с низостью.

Итак, на протяжении веков, усилия людей Церкви более сосредоточились на усовершенствовании человека, чем на структурах. Стремились больше участвовать в формировании «хороших управляющих», чем в конструировании «хороших властей». Как знаем, даже самая лучшая в теории общественно-политическая структура может превратиться в кошмар, если властью будут управлять негодяи.

Христианство – это не встреча просвещенных идеологов, закрывающихся в своих квартирах, проводящих время в салонных дебатах, и не разработка концепций с целью установления проекта «наилучшего из миров». Верующие вынуждены заменить смерть теоретических принципов с живой действительностью, прагматизмом, которого нельзя найти в анонимных структурах, но в личностях, со всей гаммой их человеческих противоречий. Политики не исправятся «манифестами», но совершенствованием и «очищением сердец» народа, который выдвигает их к управлению и поддерживает.

В связи с этим, имеет смысл также оценить огромные усилия монашеских орденов, прежде всего тех, которые были созданы после реформации и стремились обновить расколотое общество. Речь об усилиях иезуитов, пияров, барнабитов и многих других орденов, стремящихся гарантировать правящим классам католическую формацию.

Только старый и поверхностный бунтовщик, может соблазниться выдвижением в фавориты перечисленных орденов, детей богатых людей и вельмож, на которых потом можно было «рассчитывать». Однако нельзя забывать, что дети бедных также не были оставленными, так как возле колледжа для «благородных», управляемых иезуитами и барнабитами, были созданы многие колледжи, дома и мастерские для бедных. Кто этим соблазняется, не понимает точки зрения, которую должен принять верующий: приоритетом не является борьба за теоретическое изменение системы управления, которая все время является условной, несовершенной и неудовлетворенной т.к. в этой материи, нет абсолютного добра, а самым высшим достижением политики может являться причинение наименьшего ущерба. Приоритетом является результат компромисса, позволяющего поместить в структурах власти людей, могущих, как можно лучше управлять.

Таким образом, формирование в ветвях благородных семей, предназначенных к исполнению общественных обязанностей, чувства обязанности, солидарности и умеренности являлись наиболее эффективной формой обеспечения на будущее лучшей жизни крестьянам, рабочим и ремесленникам, которые должны были испытать на практике последствия управления вышеназванными.

По той же причине не поощрялись забастовки (у нас есть возможность увидеть их результаты; вдобавок они вообще не приемлемы Святым Писанием). Более того, считалось, что влияние на «верхи» с помощью евангелической формации политиков, а в результате на христианизацию политики, могло принести лучшие общественные успехи, чем обращаться к «низам», объединенным с демагогическим влиянием на массы. К тому же этому сопутствовало сознание условности всех земных структур: «Ибо не имеем здесь постоянного града, но ищем будущего» (Евр.13,14); «Наше же жительство – на небесах, откуда мы ожидаем Спасителя, Господа нашего Иисуса Христа…» (Флп.3,20).

Это только записки на эту тему, которые еще до недавнего времени верующий человек обходил стыдливым молчанием, хотя такой нужды вообще не было. Существуют различные данные, помогающие понять прошлое, влиять на сегодняшнее и создавать видение прошлого без отречения от стези тысячелетней традиции.

Волнение, причиной которого была госпитализация Папы, побудило журналистов к написанию множества статей на тему «Истории болезни пап». Нравится это кому или нет, правило журналистов следующее: "Каждый день, который подарил нам Господь, должна появляться газета с множеством страниц, заполненных до краев, даже если не случилось ничего такого, что оправдывало бы это. Некоторые коллеги даже звонили ко мне, чтобы задать несколько вопросов на тему «дня». Я заметил, что с того времени, когда медицина начала предоставлять все новые средства излечения, все папы чем-то «болели», даже, если этой болезнью была лишь (повторяем латинскую пословицу) сама старость.

На самом деле папская династия является самой старой в истории: тайная цепь, начатая Симоном Петром, рыболовом из Капернаума, существует непрерывно до Кароля Войтылы. Стоит задержаться на страницах, начинающих Annuario pontiflcio, содержащих имена 270 приемников пап, следующих друг за другом на протяжении веков истории. Однако это не является простой династией, так как она относится к людям, стоящим у порога старости, или совсем уже старых на момент избрания.

«Должность» папы является единственной, для достижения которой, молодость считается непобедимой преградой. Многие заслуженные кардиналы были исключены своими коллегами из кандидатов, так как были «слишком молоды». Отсюда тоже целая серия старческих недомоганий пап и важная позиция личных врачей, тех же досточтимых старцев.

Спрашивающим меня коллегам я указал на неожиданный факт: на протяжении двух тысяч лет папы подвергались всем болезненным патологиям, за исключением одной: психической болезни. На сколько известно, не было пап больных помешательством, а даже (хотя ничего такого неизвестно) не имело это никакого влияния на их учение. Даже старческий атеросклероз, который, наверное, касался некоторых из них в последние годы жизни, ни в какой степени не повлиял на догматическое учение.

И поэтому для верующего, говорил я это моим коллегам, это является подтверждением особого присутствия Святого Духа.

На самом деле власть папы in spritualibus является абсолютной: Церковь видит в нем наивысшего учителя веры. Что бы произошло, если бы из-за какой-то физической болезни, хотя бы только один из «викариев Христа», начал провозглашать что-то против католической веры, которая является сторожем? Что бы произошло с Церковью, если бы некоторые из пап отредактировали и опубликовали официальные документы, заверенные его печатью – юридически церковный кодекс признает его право, – даже содержащие deliramenta , ересь экстравагантность, догматическое заблуждение или хотя бы рискованные богословские мнения?

Такого, никогда не происходило и верующие убеждены, что никогда не произойдет. Были папы – по мнению современных этических норм – не нравственные, не достойные этого высочайшего поста. Но, однако, – что с религиозной точки зрения, подтверждает тайну провидения – именно те папы, которые не очень ревностно исполняли требования веры, были наиболее решительными в провозглашении правды веры.

Мы уже напоминали, что Александр VI Боргия, которого считают, может слишком упрощенно, примером нравственного разложения, (в какое впало папство периода Возрождения) был одновременно безупречным учителем веры. Даже если он обвиняется в плохом поведении, нельзя отказать ему в великолепном провозглашении доктрины веры, и именно такого провозглашения доктрины, которое исходило от приемников Петра, призванного самим Иисусом, к этой основной функции «утверждения братьев в вере».

Папское учение имеет преимущество даже перед нравственностью. Чистота этого учения все время выигрывала на фоне криков об атеросклерозе или признаках помешательства, чем теряла из-за нарушения моральных устоев, которые даже если на самом деле происходили, никогда не провозглашались и не преподносились как учение Церкви, «в теории», – и тем более никогда радикальным образом не представлялись, как благо. Против такого мышления можно привести многие обвинения, однако, нельзя скрыть, что как тогда, так и теперь самым важным является провозглашение истин веры.

Даже «ватиканолог» одного читаемого журнала, известного, как борющийся мирянин, написал статью на тему папских болезней. Среди больных удачно отметил Инноцента VIII, который был папой с 1484 по 1492 год, предшественник Боргии. Журналист пишет: «Говорят, что папский врач, видя его изнуренным и упавшим духом, хотел ему придать новых сил переливанием крови молодых мальчиков.(…) Чтобы провести эксперимент, были куплены в крестьянских семьях три пухленьких мальчика, по дукату за каждого, которые очевидно умерли по причине малокровия, хотя здоровье папы ни сколько не улучшилось».

Коротко можно сказать, что это является позором коварного человека. Хотя есть сомнение, что читатели его газеты примут за истину эти тяжелые обвинения. Похоже, как и другие проглотят «обман» журналиста, независимо от того, религиозной они натуры или мирской.

Хорошо было бы посмотреть, как на самом деле, это происходило. Чтобы это сделать обратимся к более достоверным источникам: к шестнадцати томам "Storia dei papi dalla fine del Medio Evo" австрийского барона Людвига фон Пастора, который приводит точный текст безупречного историка: «Стефано Инфессура рассказывает, что еврейский врач Инноцента VIII, убил троих детей в возрасте около 10 лет, даря папе кровь этих детей, как единственное лекарство, могущее сохранить его жизнь. Однако когда папа воспротивился принять эту кровь, преступный врач убежал. Чтобы доказать убедительность этого события (в которое, кажется, верит Грегор) необходимо было получить достоверные данные возможного использования евреями крови для медицинских целей. К сожалению, доступные мне и до сих пор не опубликованные документы, которые я лично изучил, ни о чем похожем даже не напоминают. Даже в хрониках Валори, не говорится о чем-то похожем. Автор хроники, записавший лекарства, принимаемые папой (сравни Thuasne I, 571) не упоминает такого страшного лекарства» (Цит. 1942, т. III, c.273).

Сразу можно понять, что действительность не имеет ничего общего с тем, о чем пишет журналист: «Это было бы первое переливание крови, известное в истории медицины». Можно было дать папе попить крови, и то без его ведома. Папа сразу (призывая тех, которые подтверждают не правдивость этой подозрительной истории) отбросил негодное «лекарство», и с такой решительностью, что врач был вынужден спасаться бегством.

И не только это: что сказали бы еврейские читатели об этом произведении, если бы поняли, что под видом доноса на одну из многих провинностей церкви, скрывается одно из более коварных и злостных обвинений против еврейского талмуда, касающегося убийства детей в лечебных (св. Симонцино из Тридента и другие) и «терапевтических» целях? Превосходный бумеранг: атакуется католицизм, а на самом деле ранится иудаизм…

Что касается нас (принимая во внимание документы, опубликованные позднее фон Пастором), мы одинаково убеждены в невинности папы и еврейского врача, который был одним из многих людей, выбранных папой, полностью доверяющим его знаниям и верности. Нет основания на то, чтобы кто-нибудь из них намеренно вредил голове Церкви, жизнь которой находилась в его руках. Это хороший пример, о котором нельзя забывать.

Путешествуя во время каникул, всегда есть возможность для плодотворных размышлений. Например, тем, которые путешествуют по южным пляжам, приближаясь к Риму с юга, и которые хотят немного подумать о том, почему аббатство на Монте Кассино является исторической фальшью, даже если это полная реконструкция, возвышающаяся на этом холме.

На протяжении десятилетий, следующих после мировой войны, люди начали думать так, как когда-то это имело место в манихействе: добро существует только с одной стороны, со стороны демократии англосакской, всегда и везде приносящей цивилизацию; зло пришло с другой стороны от фашистских немцев, местопребывания варваров и зла.

Очевидно, существуют особые основания, мотивирующие это разделение на свет и тьму. Наконец и Италия смогла подтвердить свою предусмотрительную историческую деятельность, способствуя, – хотя может не по собственной воле – падению Третьего Рейха. Гитлер, в своих последних Tischreden «разговорах за столом», которые всегда точно записывались (это истинно немецкая привычка: Мартин Лютер и его ученики, тоже оставили нам подобные записи), в то время когда советские войска уже почти атаковали его бункер, заявил, что союз с Италией был причиной поражения. Думая о захвате Греции, столкнулись с атакой Албании, и почти были вытеснены к морю малочисленными, но отважными войсками Греции.

Атакуемые таким образом на Балканах итальянцы могли спастись только благодаря немецкой молниеносной войне со стороны Югославии врасплох застигнувшей греков. Это была непредвиденная и нежелательная операция для Берлинского штаба, но необходимая, чтобы вытащить ненадежных и слабых членов альянса из авантюры, в которую сами впутались.

Эта акция имела два значительных последствия: сверхъестественно увеличило линию фронта, одновременно провоцируя кровожадных партизан на оккупированных Балканах. А прежде всего, запоздала на несколько недель «Операция Барбаросса» – атака на Советский Союз. Это опоздание оказалось фатальным для немецких солдат, которые дошли уже до Подмосковья (офицеры могли через бинокль видеть купола Кремля), где их врасплох застиг «генерал зима». Следствием этих нескольких дней, потерянных на оказание помощи итальянцам в Греции, стали необходимость отступления от Урала, – где Гитлер имел намерения задержаться на неопределенное время, – и невозможность оккупации столицы, в которой уже не было советского правительства.

По мнению анализов Фюрера, особенно последних, необходимость помощи трусливым союзникам на Балканах и в Северной Африке стало причиной продвижения в Ливию и Египет оружия и людей, тем самым делая невозможным олицетворения плана фашистской дипломатии, основанной на антиколониальной пропаганде, которая стремилась спровоцировать восстание арабского мира против Великобритании. Рейх хотел создать свои колонии на Востоке Европы потому, что безразлично относился к Африке и Азии. По-другому смотрели на это итальянцы, которые намеревались, вытеснить с этих территорий Британскую империю.

Таким образом, итальянцы мешали немцам в организации восстания Третьего Мира против «плутократической и колониальной» Европы. (Не забываем, что во время войны, в Берлине, гостили вожди ислама, как например, великий муфтий Иерусалима; речь о союзе, помогающем понять актуальную обстановку на Ближнем Востоке). В своих последних жалобах Гитлер не забыл итальянского «предательства» 8 сентября 1943 года, которые неожиданно открыли новый фронт.

Здесь мы сталкиваемся с непомерными заслугами правительства Муссолини, большими даже, чем заслуги альянса, которые стали причиной падения страшного проекта гитлеровской Европы, повинующейся Herrenvolk, тевтонскому «народу господ».

Напоминаем эти события, чтобы подтвердить, что Божье провидение часто пользуется нашим полуостровом, чтобы достичь своих благотворительных целей. Трудно противоречить, что именно саботажем считается то, что является помощью, оказанной фашистским силам, чтобы весь мир подчинить сломанному кресту-свастике. По мнению слов Гитлера, мы итальянцы, в большей степени, чем альянс, являемся причиной его неудач. Может это и одно из многочисленных привилегий Провидения, которое вопреки мнению всегда знает, что делает.

Вернемся, однако, к Монте Кассино, так как от него мы начали наши размышления. Во вступлении подчеркнем, что ненависть альянса (это не имеет никакого оправдания) довела к развалу схемы о «англо-американской цивилизации против немецкого варварства».

На этом известном холме, расположенном на Юге от Рима, именно фашисты оказались «друзьями людей и культуры». В этом районе между итальянцами и альянсом немцы в спешке создали «Линию Густава». Монте Кассино, одинокий скалистый холм, возвышающийся над равниной, был идеальным местом для базы. Однако маршал Альберт Кессельринг, баварский католик, из старой донацистской касты военных, которая объединяла военную машину с особенным понятием чести, не смог решиться фортифицировать это место, так как это было равнозначно выставлению его на уничтожение.

Немцы, (несмотря на все, потомки одной из просвещенных стран мира и католики, хотя бы в одной трети своего населения), хорошо знали, что обозначает для общественной цивилизации место, в котором со св. Схоластикой, почивают останки главного покровителя Европы Бенедикта из Нурсии.

Здесь возникает правило, которое во время уничтожения классической культуры в большой степени стало причиной сохранения того, что самое лучшее в старинном мире и к основанию нового. Здесь, в великих скрипториях , монахи переписывали бессмертные работы, благодаря чему,,они не были подвержены уничтожению и забытью. Здесь бились сердца праведных рыцарей, которые от Шотландии до Сицилии, более 1000 лет посвящали свою жизнь вечному спасению человека и улучшению его жизни на земле.

Итак, вопреки всякой стратегии и тактике, Кессельринг исключил Монте Кассино с линии защиты, разрешая в монастырских стенах найти убежище великому количеству беженцев, раненых, больных, старцев и женщин которых приютили монахи.

Сегодня известным является факт, что союзные войска, прежде всего американцы, знали, что на горе и в монастыре не было немецких войск. Известно также, что решение об уничтожении монастыря было принято не из-за присутствия войск, но для самого уничтожения, что можно объяснить желанием стереть с лица земли один из наиболее значительных символов, то есть «католический папизм». Варварская операция имела совсем другие цели, чем те, которые были публично объявлены во время бомбардировки.

Таким образом немцам была предоставлена возможность, хотя бы в этом случае, реабилитироваться как «друзьям» цивилизации. Несмотря на огромные трудности с транспортом, Вермахт нашел необходимые грузовики, чтобы перевезти в Ватикан хотя бы часть эстетических и культурных сокровищ из монастыря, начиная от необыкновенного архива, в котором находился первый документ, написанный на итальянском языке.

Когда из монастыря были уже вывезены упомянутые люди и ценности, 15 февраля 1944 года, в точно объявленное время на небе Монте Кассино показалась туча американских самолетов, которые начали «точную» бомбардировку, а с равнины отозвались союзные орудия большой мощности. Бомбардировка и обстрел длились три дня, до тех пор, пока от монастыря остались одни руины (позже оказалось, что было уничтожено все, кроме склепа с реликвиями св. Бенедикта и св. Схоластики). Из этого события был сделан «спектакль», снимаемый при помощи профессиональных кинооператоров. Когда окончилась бомбардировка, и уже ничего нельзя было спасти, тогда Вермахт занял гору и позиции на руинах. Варварская стратегия американцев оказалась полезной для немцев, так как руины стали совершенным местом обороны, что позволило в них целые месяцы давать отпор яростным атакам. Тридцать тысяч погибших союзников, среди которых много поляков, почивают на здешнем кладбище из-за американского решения уничтожения монастыря.

С военной точки зрения это было бешенством, а с культурной – преступлением.

А может, это было неясное и неудержимое требование, истекающие из радикального протестантизма и масонского просвещения, которые были характерны с самого начала американскому правящему классу? Возможно, что это пламя гнева поможет нам лучше понять большую монастырскую авантюру, показывая ее историческое значение, даже ценой такой великой уничтожающей ярости.

Если бы нашелся кто-нибудь, кто сомневается в наших подозрениях о военных целях бомбардировки досточтимого монастыря, и считает нас охваченными преувеличенной манией преследования, пусть прочитает, что на эту тему говорит среди многих других Джорджио Спини. Можно ему доверять, так как он, будучи вольденсом и защитником протестантского господства пишет о «поднимающейся в США волне антикатолических движений, неоднократно, сопровождаемых грубыми манифестациями». Выше упомянутый историк – реформатор добавляет: «Даже, обходя примеры нетерпимости и истерии, несомненно существует в истории Северной Америки состояние тревоги, вызванное великой миграцией католиков, которая, кажется, представляет опасность для американских учреждений».

«В прошлом самоубийцам не оказывались в церкви погребальные церемонии!» – кричит один старик, смотрящий новости в кафе, в котором каждое утро я читаю прессу. На экране показывают интерьер одной церкви в Бреши: это прямая трансляция торжественной св. мессы. В главном нефе церкви можно увидеть гроб, покрытый красными гвоздиками и партийным флагом. В нем почивает депутат-социалист, который выстрелил себе в лоб в связи с известным «скандалом провизии».

"А что Вы думаете об этом? Почему теперь разрешается служение мессы для самоубийц? – спрашивает меня хозяин бара.

«Что сказать? Многие вещи поменялись в церкви, тоже и эта» – ответил я, немного смущаясь. Похоже чувствую себя, когда спрашивают меня, почему разрешаются церковные похороны тем, которые решили сжечь свои останки, если на протяжении стольких веков (или точнее, два тысячелетия) Церковь им как самоубийцам, отказывала в католических похоронах. Это «новости», которые нашли свое отражение в новом Кодексе Канонического Права с 1983 года.

Когда мы задумываемся о самоубийстве, его решительное осуждение свидетельствует о радикальном отличии христианства от язычества (для язычников – в некоторых ситуациях – лишение себя жизни считалось достойным поступком) и от еврейской традиции. Нужно подчеркнуть, что Ветхий Завет не содержит в себе ни одного закона в этой области. Подобно тому вдохновленный автор, не высказывается ясно на тему нравственности и не нравственности самоубийства.

В христианстве наоборот, это не случайное дело, так как мы касаемся, предательства Иисуса Иудой, самоубийцей, представленным как пример экстремальной деградации, к которой может привести грех человека. Необходимость осуждения такого поведения была настолько очевидна, что в средневековом христианстве сурово наказывали того, кто предпринимал попытку самоубийства. Современные западные законодательства исключили попытку самоубийства из списка преступлений. Исключением является английское законодательство. Великобритания имела счастье освободиться от якобинцев, и их «прав человека», которые являлись одной из тайн степени их цивилизации, и сохраняет средневековый обычай судебного преследования человека, пытающегося совершить самоубийство, обвиняя его в «предательстве самому себе». В результате речь идет о трусливости.

Санкции против попыток самоубийства имели также место в Церковном законодательстве до издания нового кодекса, который отменил их вместе со многими другими правилами, собранными в течение веков традициями, опытом и чувствами. Итак, до 1983 года католик, пытающийся покончить жизнь самоубийством, не мог принять рукоположения; если это был священник, наказывали его другими методами, а если был мирянин, лишали его некоторых прав, истекающих из крещения.

Что же касается тех, которым, к сожалению, удалось покончить с собой, суть наказания была в том, что они лишались всяких католических, общественных похоронных церемоний. Если очевидно, не доказано, что жертва в момент отчаянного действия находилась в состоянии тяжелого психического расстройства. Однако не всегда можно было доказать такого рода болезнь, как это имеет место сегодня.

Все это отменено в Кодексе с 1983 года, в котором даже не упоминается о самоубийстве: это слово не фигурирует также как термин в обширном «тематическом указателе» официального издания.

Это молчание является чем-то противоположным традиции (которая, как мы напоминали, происходит от самого начала христианства), являясь таким же самым указателем, разделяющим эпохи, как кремация в учении церкви и современной практике. Роман Америа усматривает в этом одну из структурных «измен», введенных современными священниками, и напоминает: "Католическое учение различало в самоубийстве три недостатка: отсутствие нравственности, так как самоубийцы поддаются несчастью; несправедливость, так как выносят приговор самому себе, вопреки собственному интересу и не имея соответствующей квалификации; религиозная обида, так как жизнь является служением Богу, и от которой в связи с этой обязанностью никто по собственной воле не может отказаться".

Дело кажется курьезным после глубокого размышления: Церковь много энергии вкладывает (и правильно) в борьбу с абортами, считая присвоение человеком права решать вопрос о жизни и смерти, который принадлежит Богу. Упомянутый уже Новый Кодекс наказывает ekskomunika , тех, которые делают аборты.

В этой области суровость церкви является оправданной, так как речь идет о жизни беззащитного плода, тем не менее, вызывает опасение отсутствие заинтересованности самоубийцами. На самом деле, напоминаемые суровые отношения к современным «тенденциям» нужно также располагать на защиту жизни тех, которые хотели лишиться ее. Как известно, убийства являются заразными; как звенья в отчаянной цепи: одно держится за другое. Таким образом, к трем, перечисленным Америа причинам, которыми церковь осуждает самоубийство, добавляется еще одна, а именно скандал, плохой пример показывается тем, которые живут по принципу: «Если он это сделал, почему я не могу?»

Возвращаясь к «старому» Кодексу (который еще до недавнего времени соблюдался), чтобы избежать скандала, не отказывают самоубийце в религиозных похоронах в том случае, когда о факте самоубийства было известно исключительно только семье. Таким образом ограничено влияние скандала. В такой ситуации Церковь соглашалась на религиозные похороны. Однако считается, что лишение других людей возможности религиозных похорон, привело бы к большей ответственности защиты народа Божьего (и не только) от неправильного влияния, чем желание ускорения Божьего суда. Тогда все могут убедиться, что если кто-то хочет поддаться этому недостойному искушению, исключаясь, таким образом, из Тела Церкви, не заслуживал достойных христианских похорон.

Сегодня, как это подчеркивает, цитируемый Америа, мы пришли к тому, что: «Уже даже стало традицией, хвалить самоубийцу во время похоронной литургии. Один раз после самоубийства двадцатилетнего юноши, ректор религиозного института, в котором он учился, благодарил во время похорон самоубийцу за блага, какими он одарил всех окружающих и просил о прощении вины тем, которые благодаря его поступку могли жить дальше!» Это попытка перенести личную ответственность на общество, это означает, что этот грех был не индивидуальный, а общественный.

Архиепископ Праги во время похорон Яна Палаха (который в знак протеста сжег себя живьем во время советского вторжения в 1968 году) заявил: "Я восхищен героизмом таких людей, хотя не могу похвалить этого поступка». Швейцарский ученый комментирует эти слова следующим образом: «Кардинал забыл, что героизм и отчаяние (что означает отсутствие терпения) не идут в паре».

Все это, даже в самой маленькой степени не способствует – что само собой разумеется – уменьшению сочувствия к тем, отчаяние которых (Бог его не хочет) может передаться также и нам. Это не меняет нашего убеждения, что в очень многих случаях свобода и ясность оценки обстановки у самоубийцы серьезно ограничены, хотя истинная степень их ответственности известна только Богу. Поэтому не разрешается нам осуждать других, но рекомендуется молчание и молитва за них.

Существует какой-то род «жалости, похожий на тот, какой переживает врач, который не хочет выявить заразную болезнь своего пациента, чтобы не привести к принципиальному заключению, или изоляции больного от других. Церковь никогда не хотела уступать перед такого рода „милосердием“, даже ценой бегства от сурового осуждения, которое отказываются понимать. Именно это является защитой человека, его жизни и жизни всего общества, и отсюда эти решения, не зависящие оттого, что они были болезненными, это горькое лекарство, которое, однако, приносит хорошие плоды.

Современная религиозная обстановка все время удивляет нас. Например, одно сообщение из убедительного источника, а именно переданное агентом SIR, тесно связанное с конференцией епископов в Италии. Из него можно узнать, что в городе Ассизи была проведена Третья Международная конференция объекторов Caritas… 1200 участников получили письмо от высочайших церковных властей, в которых два епископа официально приветствовали их и пожелали успехов.

По этому случаю была представлена также обширная брошюра на тему: «Стиль жизни молодых объекторов Caritas». Среди различных вопросов им был задан такой вопрос: «Примерами, каких людей вы руководствуетесь в вашей деятельности?» Среди имен, которые были названы опрошенными, упоминается также имя Иисуса Христа.

Этот факт резко нарушает определенный порядок: для христианина Иисус Христос не может быть первым из всех и тоже не может быть только «примером». Примером подражания могут быть только идущие за ним, которые стали святыми. И даже они являются более чем примером подражания, так как исполняют тайную и ценную роль посредника. В отношении Христа, кажется даже лишним, напоминание, что верующий в Него видит в Нем того, кто показывает дорогу («Что Я сделал, и вы делайте»), полностью соединенную и бесконечно превышающую все другие, и благодаря Его участию в тринитарной мистерии, которая приводит к тому, что без Него «ничего не сможем сделать».

Воспользуемся текстом Первого Послания Святого Иоанна, как одну из тысячи цитат Нового Завета: «Кто лжец, если не тот, кто отвергает, что Иисус есть Христос? Это антихрист, отвергающий Отца и Сына. Всякий отвергающий Сына, не имеет Отца; а исповедующий Сына имеет и Отца». (1 Ин.2, 22-23). Итак, речь идет о чем-то более значительном, чем только «пример»!

Если уже сам вопрос из анкеты, касающийся Того, который для верующих является не только глашатаем веры, а самой Верой, становится неприемлемым, то тем более удивляют итоги ответов 658 объекторов Caritas.

У опрашиваемых молодых людей Иисус занимает только четвертое место (6,5%) среди тех, кто вдохновляет их к такой модели жизни. Первое место с великим триумфом занял Ганди с результатом 49,2 %, второе место с большой разницей занял Лоренцо Милани (8,1%), третье досталось Мартину Лютеру Кингу (7,3%), и только на четвертом месте Иисус Христос, за ним Нельсон Мандела (2,9%), и в конце Мать Тереза из Калькутты (2,7%).

Руководители, которые передали нам эту статистику, исключают возможность манипуляции данными. Однако является также правдой то, что этот же документ, делающий политический анализ оптации, заявляет о том, что большая часть опрошенных считают себя «зелеными». 5,5% – не меньше и не больше – коммунистами (пишем «не меньше и не больше», так как этот процент товарищей выше чем в первых свободных выборах во многих областях Восточной Европы). Нужно добавить, что 75% опрошенных говорят о своем присутствии каждое воскресение в Церкви на литургии, а более 29% «участвуют в ней ежедневно или более одного раза в неделю».

Итак, трудно понять, какое значение имеет святая месса для тех 93 молодых людей, которые не видят во Христе примера, даже если Он был уменьшен до «примера жизни». Но остаются еще другие вопросы, на которые нужно ответить, так как половина из этих людей учителя религии, члены религиозных объединений или входящие в состав приходских Советов. "Остальные – цитируем текст SIR – исполняют разные функции в католических общинах". Наши размышления не имеют намерения делать полемику с данными, хотя нас они беспокоят. Мы только спрашиваем, что случилось с верой молодых, которыми столь часто восхищаемся? "Что мы можем сказать после нескольких встреч с теми, в чьем благородстве и гуманитарном посвящении нельзя сомневаться, но, однако, которые – называя себя христианами – ставят «примером» Ганди восемь раз чаще, чем Иисуса Христа. Более того «героя» Евангелия в открытую ставят напротив преподобного Кинга, с которым – с беспокойством – держат дистанцию его собратья.

Беспокоит также их ответ на вопрос: «Что для тебя означает служение обществу?» Так как «свидетели веры» остаются на четвертом месте, после трех других: «формирование гуманитарного общества», «противостояние насилию», «оказание помощи нуждающимся». Мы бы хотели убедиться, хотели бы развить наши сомнения, которые так больно затрагивают нас. Разве это, что происходит в одной области «католического мира», не является кризисом веры, прячущимся в молодежи за занавесом гуманных и благотворительных мотиваций. Это было бы благородным импульсом, который однако, вопреки этому, что кажется намного ближе к подлинной христианской любви, не является ею, из-за наружной любви, дремлющей в человеке (это даже полностью не зависит от нас самих), потому что для всех нас, имеющих одного и того же Отца, освещает мучительный Лик Христа, который спас нас ценой креста.

Ганди «суперзвезда» – так можно было бы назвать его, если в последнее десятилетие он был бы образцом для молодых объекторов Caritas и вообще для католического мира.

И спустя какое-то время мнения на счет мифического «обманщика» (именно так переводится имя этого человека с его родного языка гуарати) стали сильно разделяться. Для многих он святой среди высочайших лиц нашего века. Для других – прежде всего для историков, которые знают сложности его биографии, – является человеком, возбуждающим много сомнений. Среди наиболее критических настроений можно упомянуть одного современного английского историка Пауля Джонсона, который в юности был ленинским марксистом, а затем перешел в лагерь либеральных демократов. По мнению Джонсона, вокруг Ганди, собрался двор «шарлатанов», а сам учитель (махандас – что значит «великая душа»), не избегал экстравагантного поведения «Похоже, как и мать, от которой я наследовал склонность к запорам – замечает английский ученый – имел манию в восприятии и удалении пищи. Жил в своей ашраме , окруженный двором, служащих ему ханжей. Первый вопрос, который он задавал после пробуждения, был: «Вы хорошо опорожнились в это утро?» Его постоянной литературой была книга под заглавием «Запор и наша цивилизация». А так, как он алчно ел, – один из его учеников сказал: «Он был наиболее алчным человеком, какого я знал» – пищу готовили ему с наибольшей старательностью.(…) В его «скромной» ашраме не было недостатка в дорогостоящих пристрастиях многочисленных «секретарш» и прислуги, оплачиваемых тремя богатыми предпринимателями. Один из окружающих его людей заметил: «Бедная жизнь Ганди стоила много денег!».

Джонсон не отказывает себе в удовольствии напомнить, хотя его мнение очень смягчал свободный секс, «истинный» Махатма давал примеры сексофобии, которые поссорили его с собственной женой. Хотя с женщинами он практиковал только Brahmachatya, что означает спать окруженным голыми девушками, чтобы наполниться их теплом и энергией. Однако это не столь важно. «Серьезнее» является другой вопрос: разве Ганди действительно является самым лучшим учителем, превосходящим (по мнению выше цитируемых христиан) Иисуса Христа? Ответ так же труден, как и деликатен.

Без сомнения он был личностью исключительной (несмотря на некоторую экстравагантность, которая имеет свое объяснение в восточных обычаях) и полностью противоположен шарлатану. Даже если в его окружении были шарлатаны, прежде всего, они были среди его современников, как будто учеников, но и были такие, начиная от итальянских партий, лицемерных постов, основанных на кофе каппучино, до кандидатов в Парламент, террористов и порнозвезд и людей, увлекающихся наркотиками и разными сексуальными извращениями.

Чтобы попробовать понять истинного Ганди, нельзя забывать о некоторых быстро стирающихся в памяти событиях, как например, филинг индуса к итальянскому фашизму. В 1931 году Ганди прибыл в Рим, чтобы встретиться с Мусолини, которому выражал не только свою симпатию, но и восхищение, отплаченным диктатором, финансированием движения Ганди, прежде всего, – если не исключительно – по причинам антибританским. Дуче и Махатма – пара, которая не без причины создает проблемы каждому, кто в Ганди хочет видеть квинтэссенцию пацифизма. Однако историческая правда – не только в этом случае – является более сложной, чем какой-нибудь миф или легенда.

Вообще забывается также, что – цитируем Пауля Джонсона – «эту личность можно сравнить с экзотическим растением, способным расцветать только в привилегированной среде английского либерализма». Кроме некоторых темных эпизодов, поведение Великобритании по отношению к нему не было вообще подлым: оба противника оказались достойными друг друга и с достоинством выполняли свои роли. Однако если на протяжении многих лет конфронтация, а также столкновения были именно такими, то только потому, что Ганди приобрел восточный орнамент в своей почти полной западной формации. Полный романтического терцемондизма, он вообразил себя защитником азиатских религиозных ценностей, противоположных грубым колониальным «христианским» силам. Действительно после защиты юридического диплома в Англии, молодой Ганди много времени пробыл в Лондоне в шляпе и под зонтом, как это можно увидеть на многих снимках. Эта ассимиляция не была ограничена только одеждой.

Он не приехал в Европу, чтобы принести ее ценности индийским традициям, наоборот, приехал, чтобы открыть самого себя во встрече с христианством. Наиболее удивляющим является результат адаптации восточного менталитета к принципам, вытекающим исключительно из Евангелия.

Индуизм создал адскую систему каст, из которой исключили людей «без каст»: «парий» и «неприкосновенных». Из четырехсот миллионов индусов, почти сто миллионов жили в нечеловеческих условиях: им нельзя было входить в храм, путешествовать в поездах, кушать в ресторанах, черпать воду в общественных колодцах, посылать своих детей в школу, хоронить своих усопших на кладбищах для «других». Между собой парии подразделялись еще дополнительно на три группы со значительными названиями: «проклятые», «отлученные» и «отброшенные». Что было известно об этом «добрым душам» Запада, восхищающимся «ценностями» традиционных восточных религий?

Ганди определил эту тысячелетнюю систему как «чудовищное преступление против человечества» и боролся за ее отмену. И была она отменена, но только на бумаге. Более того, введение специфического рода демократии привело к обратным в таких случаях последствиям, когда каждая из каст превратилась в политическую группировку, часто воюющую друг с другом, с пролитием крови. Во многих случаях, как мы убедимся позже, самые лучшие намерения стали противоречить сами себе (как будто не была известна коварность «неординарных факторов», которые появляются так часто, как противоречия, достойные похвалы человеческой «борьбы»). Однако необходимо отметить, эта идея Ганди, касающаяся отмены негуманной системы непрерывно продолжается, хотя индуистская религиозно-общественная система, сыном которой Ганди считался до конца, осталась той же. Но если Ганди и его сторонники боролись и хотя теоретически победили, то именно благодаря ценностям чуждым индуизму, т.е. благодаря христианству.

Разве Ганди в первом из четырех пунктов своей «доктрины» не добивался верности Святым Книгам Индии, хотя именно эти книги делали из людей заключенных, что сам Ганди квалифицировал как «ужасные преступления». И разве не был вынужден обращаться к другим Писаниям, к монотеистической Библии (прежде всего к Новому Завету, и даже Корану), чтобы поломать этот заклятый круг?

Это вопросы, на которые «неприкосновенные» дали логичный ответ, отказывались от религии, ответственной за это угнетение, и переходя в христианство или в ислам. Великая религиозность Махатма, ориентирована на то, что не сопротивляется чувствам Запада, освещенного двумя тысячами лет провозглашения Евангелия. Именно Евангелие послужило ему как камень преткновения его деятельности.

Ганди не был убит руками английских колонистов, ни каким-то другим «злодеем», как бы того хотела мазохистская и манихейская Восточная схема. Выстрелил в него из пистолета набожный индус, осуждающий его в «модернизации» и во влиянии Запада, а также в искажении Библией туземской традиции Святых Книг.

Это не поверхностный апологетический пример, но истина, не требующая обсуждения: Ганди нельзя сравнить с Христом, а тем более считать его «превосходящим», как об этом кто-то сказал в анкете, и к чему склоняются многие христиане.

На самом деле Ганди без Иисуса не был бы Ганди, как именно сам признавался во многих высказываниях. В известном интервью, данном протестантскому миссионеру, корреспонденту одного из английских журналов он сказал, что концепцию «без насилия», «пассивного сопротивления» и «прекращения сотрудничества» непосредственно взял из Евангелия. На самом деле его «пацифизм» сохраняет привкус Нового Завета и не имеет ничего общего с нереальной и вредящей утопией многих людей Востока, пытающихся идентифицироваться с его посланием.

Вот буквальное высказывание Ганди: «Если бы мне пришлось делать выбор между насилием и подлостью, я избрал бы насилие. Лично я стремлюсь заботиться о важности благородной смерти, а не убийства. Однако кто не имеет этого достоинства, пусть лучше согласится убивать или быть убитым, чем как трус убегать от опасности. Дезертиры делают вымышленный акт насилия: убегают потому, что не могут смотреть смерти в глаза». И, потом даже, добавляет: «Лучше насилие, чем трусость: это „без насилия“ не является угождающим унижением перед злом». В этом звучит эхо Евангелия, которое сочетает мир со справедливостью; это крепкий голос Христа, который хочет «спокойных», а не «успокаивающих» (что не является одним и тем же).

Толкование послания Ганди в национально-освободительной и гедонистической перспективе, – характерное для столь современных течений, начиная от радикальных и заканчивая многочисленными пост коммунистическими движениями, – являлось бы карикатурой науки Ганди. Махатма учит: "Принцип «без насилия», должен родиться из satyagraha (духовной силы). Этого достигаешь лишь на пути постоянной борьбы с чистотой и свободой от всяких физических и эгоистических желаний". Эта концепция сурового аскетизма противоположна теории и практике людей, сегодня считающихся учениками Ганди. Они удивились бы еще больше, если бы узнали, что известное терпение учителя имело свою неприкосновенную границу: «Никогда нельзя нам терпеть нехватку религии».

Был бы богохульником имени Ганди тот, кто чувствовал бы себя вдохновленным им, но Бог не занимал бы центрального места в его жизни, не случайно на его могиле написаны единственные слова: «Бог! Бог!» Был бы богохульником его имени тот, кто считал бы себя его учеником и одновременно определял бы свою жизнь – как это называл учитель – «проклятой пустыней атеизма», не зависимо от того, был бы этот атеизм практический или теоретический.

«Ганди был расточительным в том, что касалось как денег, так и людей. Сумел поднять массы, но не сумел их контролировать. Вел себя как „ученик чернокнижника“, в то время, когда список жертв увеличился сначала до сотен, затем до тысяч и в конечном итоге до сотен тысяч людей, что угрожало взрывом гигантской бомбы среди различных, религиозных сект. Эта слепота показывает абсурд декларации противоречащей необходимости убийства по какой-либо причине». Так высказывается Пауль Джонсон, до этого цитированный английский историк. Это не единственное мнение, наоборот, с ним соглашаются многие занимающиеся (разве могло быть по другому) личными добродетелями и наукой Ганди, и даже ее плодами. Тем временем кто-то даже имел мужество подозревать, что в практике, деятельность Ганди была более вредящей, чем благотворительной для Индии, в связи с большими потерями людей и разрухой. Более того, в связи с оставленным после себя политическим наследием, о котором можно сказать все, кроме того, что оно было полезным. В итоге еще раз встречаемся с «палкой о двух концах», что означает с красивыми теориями, однако на практике, приводящими к уничтожению.

Индия, которую Ганди решил освободить, являлась только географическим понятием с четырьмястами миллионами жителей, из которых 250 были «индусами». Название это означало неопределенную действительность, в которой было место на все и ни на что, из-за многочисленных сект, ведущих борьбу между собой. Находилось там 90 миллионов мусульман, 6 миллионов сингхов, миллион буддистов и христиан, поделенных на католиков и протестантов. Политически эта территория была разделена более, чем на 500 княжеств и махарадж, имеющих большую независимость. Существовало две тысячи каст, использовалось 32 языка и 200 диалектов.

Эту взрывчатую смесь объединяла британская администрация, имеющая едва несколько десятков тысяч людей, в связи с чем ограничивалась только избежанием развала той огромной страны, единство которой существовало только на бумаге. Это единство существовало также в благородных снах Ганди, который своим религиозно-политическим учением стал детонатором этой взрывчатки. Точно так как «ученик чернокнижника», что, в конце концов, сам признал в своем публичном «сокрушении».

На самом деле ящик Пандоры вскрылся уже с самого начала политической агитации: все началось с генеральной забастовки 6 апреля 1919 года, которая очевидно, должна была произойти «без насилия». Это означало не считаться с человеческой натурой, а прежде всего со специфической обстановкой в Индии.

В результате пришли к насилию и замешательству. Чтобы их остановить, 13 апреля английские войска открыли огонь, убив 379 человек и раня тысячи. Последствия этого события были видны во всей Индии, и появились первые ласточки несчастья: угроза приближающейся войны всех против всех.

Ганди объявил народу: «То, что произошло, произошло по вашей и по моей вине. Да, я виноват, так как думал, что Индия подготовлена к мирной независимости. Давайте поищем в нас самих причины распространяющегося насилия».

В связи с этим он начал «покаянный пост», приглашая к этому своих учеников. И снова – как это имело место в случае с Ганди – встречаемся с очень благородными словами и действиями у самой вершины идеализма, такого далекого от действительности, о котором досконально должен знать тот, кто хотел быть нравственным и политическим вождем масс.

Также восхитительны, но невозможны в реализации (как это потом, оказалось) являлись идеи экономические, содержащиеся в лозунге «малое является красивым», что означает построение на рукоделии и традиционных методах производства и межплеменном обмене.

После роста насильственных манифестаций, вызванных провозглашением лозунга «без насилия!» – в 1947 году дошло до катастрофы. Англичане предоставили Индию саму себе, предоставляя ей, с великим облегчением для себя, независимость. Исполнилась мечта Ганди, и одновременно началось одно из наиболее великих страданий. Джонсон пишет: «Тот, который был виновен, в том, что это стало возможным, сказал леди Мантбатен, жене последнего вице-короля Великобритании: „события эти не являются беспрецедентными в истории мира и говорят, что я вынужден опустить голову со стыда“». На самом деле, как это предвидели все, за исключением утопистов и «краснодухов» – когда не стало британского контроля, Индия погрузилась в столкновения между многочисленными религиозными группировками.

Ганди все время мечтал (вопреки всякой очевидности), что освобождение страны могло стать началом мирного сосуществования индусов и мусульман. Тем временем, эти последние, использовали возможность и создали Пакистан. Франсис Тукер по этому поводу сказал: «Всюду распространилось страшное варварство; люди с наклонностями убийц вешали и пытали других людей. Нескончаемые таборы инвалидов, пересекающих страну, преследовались религиозными и политическими фанатиками».

Ганди, «пристыженный из-за Индии», попросил помощи, уже у собранного в дорогу вице-короля, надеясь, что тот стабилизирует обстановку. Однако англичане не хотели уже иметь ничего общего с тем гигантским, как будто бешеным роем пчел. Трагедия углубилась, число убитых подошло почти к двум миллионам. Кровавая бойня имела свое продолжение в двух войнах между Индией и Пакистаном (в это время отделился Бангладеш) и сейчас продолжаются нескончаемые стычки. Сам Махатма стал жертвой насилия, которым (даже если его намерения, были благородными) положил начало.

Он оставил также плохое политическое наследие: его самый близкий ученик Пандит Неру, взял власть и управлял 17 лет. Ганди сопротивлялся всяким формам социализма, но Неру был «марксистским брахманом», все время кокетничал с Советским Союзом, и по его образу строил тяжелую государственную промышленность, что было полным противоречием экономическим основам Ганди.

Дочь Неру, Индира, незаконно пользующаяся почитаемым именем Ганди, пропагандировала политику великой державы «благодаря ядерной бомбе», полностью противореча посланию «Великой Души». Точно так вел себя ее сын Раджиф.

Если – как говорится – дерево познается по его плодам – то дерево Ганди (рассматривая в плоскости этики и теории), принесло горькие плоды. Возможно, это было одним из многих подтверждений христианского реализма, который, ожидая будущего царства, не теряет из поля зрения действительности этого мира, в котором хорошее зерно до последнего суда будет жить вместе с плевелами. Реализм этот подсказывает нам, что мы должны совершенствовать добродетели, так как мы все призваны к святости. Однако с другой стороны, это тоже реализм, напоминающий нам, что грех в каждый момент и в каждом из нас может победить.

Ганди ожидал, что своим личным примером и благородными словами приведет к тому, что исчезнет бестия греха, жрущая человеческое существование. Однако надежда эта оказалась несбыточной, хорошие намерения Ганди привели к смерти миллионы людей, и в конечном итоге, к грустной безусловной Realpolitik .

Как это часто случается в политике, чудесная утопия превратилась в кошмар.

В момент смерти дона Франко Молинари, профессора истории Церкви Католического университета, мы потеряли одного из самых верных и воодушевленных читателей. Его расположение было для нас очень важным, так как речь идет о специалисте, авторе сорока книг и более двухсот научных работ, его позитивное мнение являлось утешающим подтверждением нашей точки зрения в столкновении со сложными проблемами. В связи с шестидесятилетием, ему присвоено звание «дон Франко» (помимо этого он имел много научных и церковных званий, все время был доволен, если к нему обращались таким образом). Это что-то вроде воспоминания, о его открытой деятельности в архивах и библиотеках. Это дало начало длинному интервью, сначала опубликованному в Jesus , которое Молинари использовал как предисловие к одному из своих бестселлеров "Mille e una ragione per credere" , опубликованному издательством в Сан Пауло.

«Чем больше изучаю историю Церкви – сказал он мне тогда – тем больше убеждаюсь в христианской истине. После тридцати лет исследований и размышлений могу так просто заявить, что не хватает мне веры в то, что Иисус является Христом: вижу Его действующего в изменяющихся колеях истории».

Очевидно, являлось для него то, что Бог «играет» с людьми (или «улыбается им», если процитировать псалом). Играет, в смысле «кажется, хочет давать свет, используя перегоревшие лампочки», а также развлекается упрощая наши схемы, мешая нашим планам, ведущим к неожиданным результатам, часто вообще отличающимся от наших намерений.

Дон Франко знал великое множество анекдотов на тему тайных парадоксов истории.

Один из примеров, который он любил рассказывать, относится к Родригу Боргии, католонца, ставшего папой и принявшего имя Александр VI, общеизвестного по распутной жизни и для многих, в будущем, образ заблуждения Церкви, более влюбленного в артистов, чем святых, больше в языческих идолов, чем в пророка из Назарета.

Однако – это является таинственной «шуткой» провидения – именно из-за скандальных романов этого папы, начался посев католической информации. Еще будучи кардиналом, Родриго Боргия имел любовницу по имени Юлия Фарнас с прозвищем «красотка». Юлия использовала роман с могущественным кардиналом, чтобы позаботиться о карьере своего брата Александра, которому Боргия покровительствовал. Став же папой (благодаря подкупленным выборам и симониатским действиям) назначил Александра кардиналом.

Александру не были чужды обычаи тех времен, уже, будучи сановником церкви, у него родилось четыре сына от римской дамы. Однако нужно подчеркнуть (не только для оправдания, но и для разъяснения), что в это время титул кардинала не всегда был связан с рукоположением, это был только титул почестей, который давался светским вельможам и даже детям. Итак, кардинал и «целомудренная чистота» не всегда были связаны между собой.

В случае Александра Фарнеса кардинальский сан в какой-то момент слился с рукоположением епископа, и с этого момента в его жизни произошли радикальные и все углубляющиеся изменения. Когда в 1534 году он был избран папой, принял имя Павел III. Помимо огромных трудностей на протяжении многих лет стремился к одной цели: собрать всеобщий Собор, который реформировал бы Церковь и дал отпор протестантскому перевороту.

После многих неудач, только 15 декабря 1545 года в Триденто – маленьком альпийском городе, выбранным только потому, что являлся границей между латинизмом и германизмом – состоялся Собор, который стал решающим событием в судьбе католической Церкви.

В связи с выше сказанным, Молинари комментирует: "Павел III до этого Александр Фарнес, был подходящим человеком в подходящее время, папой, в котором отчаянно нуждалось христианство. Но мы не имели бы его, если бы сестра Александра через спальню не покорила бы сердце Боргии. Как не усматривать в этом таинственный и иронизирующий перст «шутящего» Бога?

Вся история Церкви – добавил историк – полна такого рода «шуток». Даже люди, чья общественная активность имела плоды в делах религии, были ужасными в личной жизни.

Достаточно двух примеров: император Константин, который из Церкви сделал нового покровителя истории, характеризовался великим голодом власти, толкнувшего его к убийству даже своих близких родственников. Подобен ему другой император, Карл Великий, чья деятельность принесла Церкви позитивные и прочные плоды, с хладнокровием приказал убить тысячу саксонских заключенных.

Дон Франко заявляет: «Это Бог, который „улыбается“ не щадя свою Церковь в проблемах и трудностях, однако одаривает ее в это время соответствующими средствами для их решения. Итак, после периода железного феодализма, который казалось, парализовал христианство, появляются святые Франциск и Доминик, чтобы дать начало движениям, напоминающим Церкви об ее обязанностях: бедности, смирении и богословском размышлении. Затем в XVI веке, когда уже казалось, что христианство вообще распадается, возле Лютера и Кальвина появляется движение наблюдателей, а потом целые богатства новых орденов, чья формула была иной, чем до сих пор, монашеская жизнь стала ответом на тяжелое время. „Регулярный орден“ (обозначает тех, кому устав приказывал также пастырскую активность), начиная с иезуитов и кончая барнабитами, камилянами, бонифратарами и многими другими, были успешными инструментами реформ и обновления. Но XIX век, характеризующийся резким кризисом религиозных общин, разве не был одновременно веком, где в одной Италии стали существовать 183 новых женских ордена, каждый из которых был ответом на актуальную конкретную нужду?»

Для дона Франко, таинственность, которую он видел в омутах истории (и каждый раз больше подтверждал это своей верой), одновременно содержала возможность обновления Церкви через новые способы противодействия проблемам. Благодаря «включению внутренних систем защиты, увлечению производства таких антител, как бы непредвиденно использовать множество мужчин и женщин, способных защищаться перед опасностью и одновременно способных служить в свое время соответствующим примером христианской жизни».

То же самое он заметил о своем времени, о котором говорил, что оно является «весенней вспышкой новых движений после Собора».

Однако этот историк, далекий от триумфализма и уделяющий много внимания диалогам с верующими, колебался, даже с этой точки зрения, подчеркнуть разницу между целями Церкви и «мира». По мнению некоторых исторических разработок, перипетии христианства, особенно католицизма, должны свидетельствовать о постоянном декадентстве, об уходе первоначальных идеалов, которые нельзя задержать. Дон Франко показывал другую действительность последних веков: «Именно, начиная с Тридента, история доказывает непрерывно возрастающий престиж папства. Всех пап нашего века считаю достойными находиться среди святых, и наоборот, причины обнаруживающие падение культуры нужно усматривать в отрыве от Церкви: культура, которая в XVIII и XIX веках начиналась с великих обещаний и надежд, закончилась самоубийственными войнами, резней, а в конце наркотиками и серьезным кризисом нравственности».