"Воспевая утреннюю звезду" - читать интересную книгу автора (Роджерс Мэрилайл)ГЛАВА 1Лето 678 года Тр-рах! Рывком открытая дверь изо всех сил ударила по каменной стене. Столь нелюбезным образом объявил о своем прибытии в маленькую монастырскую келью нежданный гость. Звук удара эхом отозвался под сводами монастыря, и юная красавица, стоявшая на коленях перед человеком в сутане, вздрогнула. От неожиданности она присела и подняла глаза к источнику шума – стоявшей в дверном проеме высокой, закутанной в черный плащ фигуре, силуэт которой четко вырисовывался на фоне ярких лучей заходящего солнца, сиявшего в ярких волосах мужчины. Губы вошедшего скривились в циничной усмешке, янтарные глаза потемнели от гнева, когда он окинул взглядом привлекательные женские формы. Она была самой прелестной женщиной из всех, что когда-либо доводилось видеть Адаму. Но женщина эта заслуживала осуждения, ибо хоть она и стояла на коленях перед священником, и более того, перед самим епископом, ее стройные плечи и пышные груди были прикрыты лишь облаком черных как смоль волос, которые не могли как следует скрыть их прелесть. – Кто вы? Тучный епископ Уилфрид тотчас же оказался между пришельцем и дерзкой женщиной, с явным одобрением глядевшей на крепко сложенного незнакомца. По злобному выражению лица и привлекательному сложению мужчины епископ тотчас распознал, что тот является надежным орудием сатаны, послушным всем грехам плоти. – По какому праву вы без приглашения вторглись в мое жилище? – Я стучал и стучал громко, но ответа не получил. Опасаясь, не случилось ли с вами чего дурного, я просто открыл дверь, которая почему-то была не заперта. Раздраженный епископ вспыхнул, переводя многозначительный взгляд с незнакомца на расколотую сверху донизу дверь. Если этот человек продемонстрировал такую силу, будучи спокоен, горе тому, кто встанет на его пути… Женщина, все еще стоя на коленях, промурлыкала несколько слов, выразив свое восхищение силой, от которой пострадала дверь. При звуке ее голоса епископ бросил на нее взгляд и тотчас отвернулся, чтобы упрекнуть вошедшего: – Уединение приближает человека к Богу и помогает обрести ту благодать, к которой мы стремимся здесь, в монастыре, ради себя и ради других. – В его тихом голосе чувствовалось напряжение, и было ясно, что епископ с трудом сдерживается. – У меня никогда не было оснований бояться вторжения и не было причин запирать дверь. – Раз уж у вас не было оснований запирать дверь, то и мое неожиданное появление не могло вас сильно встревожить. – Вы нарушили мой покой… так не поступил бы ни один из братьев… и нарушили его в очень неподходящий момент. Монахи монастыря Уинбюри отказались от земных радостей. Они не могли бы мне помешать, присутствуя при этой сцене, в то время как вы явно не способны понять истину. – Истину? Невольно взгляд Адама обратился на женщину, которая, держась за пышную сутану епископа, продолжала неторопливо изучать вошедшего. Она дразняще покачала головой, тряхнув массой блестящих черных кудрей так, чтобы можно было мельком увидеть ее соблазнительную плоть. По тому, как женщина пыталась его завлечь, Адам понял, что она не является раскаявшейся грешницей, пришедшей искать спасения. Однако, задавая вопрос, он постарался скрыть свое презрение: – Что за достойная цель может объяснить пребывание епископа наедине с этой полуодетой женщиной в его собственной спальне? Почувствовав насмешку в словах незнакомца, Уилфрид проследил за взглядом его золотистых глаз и увидел, что юная соблазнительница намеренно привлекает внимание незнакомца. Он заскрежетал зубами, сдерживая поднимающийся гнев. Он наклонился, схватил с крючка на стене темный плащ и накинул его на плечи женщине, прежде чем поднять ее на ноги и поставить перед собой. Придерживая женщину за плечи, он слегка подтолкнул ее к незваному гостю. – Это Элис, дочь колдуна-друида, обученная их темным делам. Как повелел господь своим ученикам, я пытался изгнать из нее демонов. Прищурив янтарные глаза, Адам изучал непристойную женщину. Он обратил внимание на то, что она слегка изменила позу и стала еще более соблазнительной, но не заметил усмешки, мелькнувшей в глазах епископа, когда тот представлял девушку. До сих пор Адам был невысокого мнения о женщинах, и у него не было причин его менять, а поведение этой девицы только усилило его отвращение к женщинам вообще. Епископ проворчал, выражая неудовольствие поведением женщины: – Она превосходно владеет всеми женскими хитростями и способна превратить любого мужчину в закоренелого грешника, но я не поддался. И я бы преуспел в своей миссии, если бы ваше несвоевременное появление мне не помешало и не свело на нет тот прогресс, что уже был достигнут. Взгляд Адама стал циничным. Прогресс-то был, только вот в чем? Объяснения епископа ничуть не изменили его мнения о происходившем. Друидской колдунье так же мало хотелось изгнать бесов, как и раскаяться в своих грехах. Однако ей все же пришлось отвести от него взгляд поразительно ярких сапфировых глаз, но призыв в их туманной глубине остался неизменным. Хотя Адам и не поверил объяснениям епископа по поводу интимной сцены, она могла послужить ответом на вопрос, который он собирался задать и ради которого сюда пришел. Утрата иллюзий явственно звучала в послании его младшего брата Элфрика и звучала громко, как церковный колокол. Брат утверждал, что епископ вовсе не тот человек, за которого себя выдает, что пастырь, которым мальчик прежде так восхищался, открыто нарушал священные обеты. Именно поведение епископа объясняло страстное желание мальчика покинуть этот новый монастырь. – Я Адам, илдормен Оукли. Я обеспокоен письмом моего брата и приехал его навестить. Адам заметил, как широко раскрывшиеся на мгновение глаза епископа приняли выражение напускного сожаления. – Боюсь, сын мой, что у меня для вас нерадостная весть о вашем брате. Густые ресницы скрыли мелькнувший в карих глазах огонь. Адам, хмурясь, ждал объяснений. – Элфрик умер. Произнося эти слова, Уилфрид сделал шаг назад, гадая, не обладает ли этот саксонский лорд могуществом иного рода. В странных золотистых глазах Адама вспыхнуло такое пламя, что могло бы испепелить живое существо. Будучи знаком только с хрупким, преданным Элфриком, Уилфрид полагал, что многочисленные рассказы о физической силе Адама и о его воинских подвигах сильно преувеличены. Но теперь он сомневался в этом. – Его настигло какое-нибудь поветрие? Раскаяние и сожаление подобно удару утыканной шипами булавы поразили Адама. Ради благополучия Оукли ему пришлось на несколько часов отсрочить отъезд. Вместо того чтобы отправиться в путь сразу же по получении послания брата, он должен был сначала по всем правилам передать дела по управлению графством. А вышло, что из-за этой задержки Адам никогда больше не увидит любимого брата. Следующие слова епископа нанесли ему еще один жестокий удар: – Боюсь, что не болезнь плоти, но слабость ума была тому причиной. Темные золотистые брови нахмурились еще сильнее. Адам знал Элфрика, как никого другого на земле. Если бы епископ сказал, что причиной смерти брата стала одна из неизлечимых болезней, эпидемии которых время от времени свирепствовали в этом краю, Адам не усомнился бы в его словах. Но слабость ума? Никогда! Уилфрид поспешил умерить ярость и недоверие к своим словам, которые он увидел в лице воина. Он сказал: – Я сам видел, как Элфрик вонзил кинжал в свое сердце! – Нет! Адаму показалось, что это он сам заколот ударом кинжала. Но шок пошел ему на пользу – он стряхнул с него ощущение вины. Было очевидно, что в словах епископа не было ни слова правды. Это предположение подтверждалось улыбкой, которую он заметил на сочных, как ягода, но показавшихся ему ядовитыми губах женщины. – Покажите мне могилу. В ответ епископ скорбно покачал головой с поредевшей седой шевелюрой. – Не могу, ибо я не знаю, где она. – Разве не на церковном дворе он похоронен? Сдерживая ярость, Адам сжал кулаки, но желая получить ответ, старался не дать им воли. Исполненный сознания собственной праведности, епископ нашел в себе силы прямо взглянуть в золотистые глаза Адама. – Человек, виновный в грезе самоубийства, не может покоиться на освященной земле. – Тогда пусть люди, похоронившие его, укажут мне выбранное ими место. – Мы не можем этого сделать. Категорический отказ епископа сопровождался мрачным, полным жестокого удовлетворения смехом женщины. Адам замер, словно превратившись в кусок гранита, но ярость ясно читалась в его крепко сжатых губах и в опасном блеске золотистых глаз. Епископ поспешил объяснить: – В тот вечер у нас останавливались два монаха-паломника, шедшие поклониться могиле святого Юниса. Они и согласились выполнить печальный обряд в обмен на наше гостеприимство. Уже неделя, как они ушли от нас. – Уилфрид понимал, что речь его похожа на детский лепет, но несмотря на испытываемое им отвращение к собственной слабости, не мог остановиться. – Я знаю только, в каком направлении они пошли и могу предполагать, что они не унесли его дальше леса, что у южной границы монастырских земель. Точного места я не знаю. – Во искупление столь явного пренебрежения к брату, верните мне четки, которые он всегда носил с собою и которые были ему даны нашим отцом, чье имя он носил. Скрестив на груди руки, Адам молча ждал, всей своей неподвижной фигурой показывая, что не примет отказа. Без четок он не уйдет. Они были благословлены Папой, ими очень дорожил отец Адама, ушедший в монастырь в расцвете сил, после того как подарил миру двух сыновей. В награду за благочестие и хорошую работу Элфрик-старший был назначен монастырским историком. Эта почетная должность обязывала его описывать в хрониках события каждого года, и он с честью справлялся с этим делом вплоть до самой своей смерти, последовавшей пять лет назад. Будучи старшим сыном в семье, Адам с гордостью нес на своих плечах нелегкую ношу управления графством Оукли, в то время как Элфрик пошел по стопам отца и посвятил свою жизнь церкви. Оставшись теперь последним в роду, Адам просто обязан был вернуть семье талисман, столь высоко ценимый отцом и братом. Епископ, сощурившись, довольно долго размышлял, что ответить. Этот могучий воин никак не мог проверить, в самом ли деле Элфрик похоронен со своей драгоценной реликвией на шее. Адам упорно смотрел на епископа янтарными глазами, и тот счел за лучшее успокоить воина, насколько это было возможно. Епископ направился к небольшому ларцу, стоявшему на другом, гораздо большем, и, судя по всему, содержавшем нечто важное. Он достал из ларца тяжелую нить, состоящую из жемчужин, оправленных в золото, и усыпанного рубинами распятия. Адам мрачно улыбнулся, когда упавшая в его руку тяжелая нить превратилась в маленький золотой холмик. Не получив приглашения переночевать в монастыре, да и не желая этого, Адам присоединился к двум своим спутникам, ожидавшим его за высоким монастырским частоколом. Они разбили лагерь в лесу неподалеку от монастыря. Утром Адам собирался осмотреть лес. Страстно желая найти могилу брата, он рассчитывал обнаружить следы потревоженной человеком земли. Адам хотел убедиться, что последнее пристанище бедного мальчика не побеспокоят звери, что там есть подобающий могильный холм из камней и, что бы там ни говорил епископ, Адам хотел установить на могиле крест. Он не смог заснуть чуть ли не до самого рассвета: его мучило чувство вины, ему казалось, что он подвел мальчика. Не давало ему покоя и сознание, что брата не похоронили как следует. И только когда легкий ветерок пробежал по верхушкам деревьев и в густой листве засуетилась мелкая лесная живность, Адам ненадолго забылся. Он проснулся как от толчка – сказался инстинкт опытного воина – и сразу уловил блеск серебристого лезвия. С громким боевым возгласом, от которого у врагов стыла в жилах кровь, он перекатился, и кинжал, занесенный для смертельного удара в сердце, вонзился в правый бок пониже ребер. Через мгновение троица могучих воинов уже стояла плечом к плечу с обнаженными мечами, готовая отразить атаку. Однако горстка трусливых убийц растворилась в густой чаще за догоравшим костром. Когда двое хотели броситься в погоню, оружие выпало из рук третьего, и он грузно осел на ствол поваленного дерева, прижимая руку к ране, из которой сочилась кровь. – Пип, – обратился к товарищу невысокий коренастый спутник Адама, – я останусь здесь, а ты отправишься в погоню за негодяями и заметишь, куда они бегут. Позже у нас будет время отомстить. – Не тратьте времени на жалких трусов, – приказал Адам, и его спутникам пришлось подчиниться. – Это не воины, они не станут встречаться с нами лицом к лицу, когда мы готовы к бою. Пусть уходят откуда пришли. Они не посмеют снова напасть на нас. – Вы думаете, это лесные разбойники? – спросил младший из спутников Адама, в шутку прозванный Пипом за огромный рост. Он был неисправимо любопытен и не мог удержаться от бесполезных вопросов, хотя и пытался скрасить их глупость, заметив, будто никогда бы не подумал, что разбойники могут напасть на путешественников так близко от святого места. Адам цинично усмехнулся: – Лесные разбойники? Может быть и так, только я очень в этом сомневаюсь. Это замечание удивило его спутников. Они ничего не знали о разговоре Адама с епископом и, нахмурившись, раздумывали: кто же еще мог на них напасть? Что, кроме грабежа, могло крыться за этим нападением? Понимая их смущение, Адам все же оставил при себе подозрения, что убийцы пришли как раз из «святого места» и не ради кражи, а с намерением убить человека, которого они рассчитывали застать в одиночестве. – Помогите мне перевязать рану, а потом давайте поскорее отправимся в Трокенхольт. – Несмотря на боль, Адам посмеялся над разочарованием своих спутников. – Если Вулфейн не зря гордится своей женой леди Бриной как умелой целительницей, то моя пустяковая рана быстро заживет. Спутники Адама недоверчиво хмурились: глубокая рана могла оказаться серьезной. Они немедленно собрались в путь. |
||
|