"Воспевая бурю" - читать интересную книгу автора (Роджерс Мэрилайл)ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯКиэр то и дело поглядывал вверх, высматривая признаки предсказанной бури, но, если не считать лиловатой дымки сгущавшихся сумерек, небо оставалось таким же чистым, как днем, коща они пробирались через лес по холму над Вендой. Киэр родился на земле Трокенхольта, но ему ни разу не довелось побывать в замке господ, так что мальчик не представлял, сколько им еще предстоит идти до него. Но Анья знала, и, чем ближе подходили они к ее дому, подвергавшемуся теперь опасности, тем больше она ускоряла шаг. Под конец она обогнала Ивейна, стремясь поскорее увидеть родные ее сердцу распаханные поля Трокенхольта. Девушка внезапно остановилась, и Нодди у нее за спиной тоже замер. После того как мужчины ушли в ополчение, земля эта тщательно возделывалась руками людей, не привыкших к подобной работе. И вот теперь все труды оказались впустую: армии недругов, пройдя через поля, вытоптали посевы. Девушка, не отрываясь, смотрела на воинов, расположившихся лагерем вокруг частокола, окружавшего деревню и замок. Незваные гости разбили палатки у^основания стены, сооруженной из толстых стволов деревьев, очищенных от ветвей и врытых рядами очень плотно друг к другу; концы их были остро обточены. Ивейн остановился за спиной девушки; прислонив посох к искривленному стволу дерева, жрец ласково положил руки ей на плечи, прищурившись и глядя на открывшуюся перед ним удручающую картину. Он собирался отослать леди Брину, ее сыновей и всех жителей деревушки в безопасное место, прежде чем подойдет это войско и он обрушит на него свой неистовый гнев жреца. И зачем только он потерял последнюю ночь, оставаясь в лесу. А ведь ему хотелось полностью восстановить силы, необходимые для великого дела. Ивейн бессознательно сжал плечи девушки, и Анья поняла, чем расстроен возлюбленный. Это был ее дом, ее близкие, и никогда бы она «е сделала ничего, что могло бы принести им несчастье. И все-таки Анья не могла сожалеть о потеряных, но прекрасных минутах. Девушка закусила губы. Ее все же мучила совесть – ведь пока она наслаждалась в объятиях возлюбленного жреца, драгоценное время ушло. Часы эти были не кратковременной вспышкой страсти, а негасимым и жарким огнем любви. – Я никогда не пожалею о минутах, проведенных с тобой. – Чувствуя волнение любимой, Ивейн наклонился, тихонько шепча ей на ухо. – Мы просто опоздали немного, и я не успел сделать то, что хотел, прежде чем подойдут враги. Раз они здесь, мы не можем теперь дожидаться, пока Адам завезет малышку Сайэн к моей сестре и приведет сюда короля, чтобы защитить Трокенхольт. Ивейн и так не собирался никого ждать. Он говорил это скорее для себя, чем для спутников. Ему незачем было напоминать об угрозах епископа. Этот глупец, похваляясь, сам же выболтал Анье, что сначала возьмет Брину с сыновьями в заложники, а потом сожжет и замок, и деревушку. Более того, поскольку там не оставалось защитников, епископ, по-видимому, считал, что это удастся ему без труда. И так оно, несомненно, и было бы, мрачно подумал Ивейн. Он знал гораздо лучше противника, осадившего замок, что магическое искусство его названой матери призвано помогать и лечить, а не разрушать. А значит, при всем своем могуществе она не в силах одна одолеть эти полчища. Догадываясь, что примолкший друид обдумывает выход из положения и строит планы, как победить епископа и его союзников, Анья тихонько осмелилась предложить: – Мы с Киэром могли бы сделать то же, что вчера вечером. Поскольку Ивейн не отозвался, она продолжила: – Ты мог бы произнести заговор о прикрытии над малым кристаллом, и Кйэр держал бы его, а я – свой. Ворота, правда, надежно заперты изнутри, но мы вдвоем могли бы вывести всех из замка через потайной ход. По-прежнему стоя у девушки за спиной, Ивейн невесело усмехнулся. Анья, в отличие от него, была неопытна в подобном противостоянии. Но он не собирался отвергать ее предложение. Лучше он осторожно укажет девушке на ошибки в ее рассуждениях. –Твоей матери и самой ведь такое по силам, так почему же она этого не сделала? Анья нахмурилась, досадуя на себя, что сама не подумала об этом как следует. И все-таки старая привычка возражать, которая, как надеялась девушка, была давным-давно оставлена за воротами Трокенхольта, вновь дала о себе знать. Анья не удержалась: – Может быть, слишком трудно держаться самой да еще и с тремя ребятишками в одном круге света? Объяснение было явно нелепое, и Анья, умолкнув, вспыхнула. Быть может, эта юная жрица переняла уже привычку друида неожиданно менять настроение? Как бы там ни было, смех был разрядкой в минуты величайшего напряжения. – Брина достаточно могущественна. Свечение кристалла, вызванное ее заклинанием, могло бы укрыть без труда и ее, и троих сыновей. – Тогда почему же? – спросила Анья, не хуже Ивейна зная ответ на вопрос. Страх за мать и за братьев – и за весь Трокенхольт – тяжким бременем давил на ее хрупкие плечи. Ивейн, утешая, привлек свою нежную возлюбленную к груди и серьезно ответил: – Я уверен, твоя мать знает, какая участь грозит Трокенхольту, как только епископ получит заложников. Анья вздрогнула. Перед тазами у нее туг же возникла картина: ее дом, охваченный пламенем. Она тронула за плечо сдержанно молчавшего мальчика; тот подошел к своим спутникам, негромко обсуждавшим создавшееся тяжелое положение. – Твоя мать, – тихо договорил друид, отвечая на вопрос девушки, – не покинет своих людей, не предаст их столь страшной смерти. С того дня как юный Ивейн пришел к Брине в ее пещеру, ставшую теперь его домом, он почувствовал, что в этой женщине, принявшей его как сына, необычайно сильна любовь к жизни и ко всему живому. – Если бы хоть одна жизнь погибла ради спасения ее собственной, она никогда бы себе этого не простила. Анья знала, что Ивейн прав, однако в данном случае ее мать рисковала не только своей собственной жизнью, и девушка возразила: – Мама могла бы позволить нам вывести и укрыть мальчиков. – Вывести и укрыть? Где? Не здесь же, где вооруженные до зубов враги отыщут любого, куда бы он ни спрятался. И можешь ли ты представить, чтобы твои братья беспрекословно согласились укрыться, оставить замок? – сухо добавил Ивейн. Анья поморщилась, в душе признавая, что и Каб, и Эдвин, оба отчаянные сорванцы, скорее уж попытались бы сами напасть на кого угодно. Она гнала от себя мысли о том, что как раз это-то и собирались проделать они втроем: она сама, Киэр и Ивейн. В конце концов они ведь друиды, а ее братья – нет. – Нет, – Ивейн покачал головой, – мы должны спасти замок, деревню и всех твоих близких. Не по отдельности, а всех сразу. Лицо юноши окаменело; он пристально вглядывался в неподвижные очертания во мраке. Анья не видела выражения его лица в темноте, и все-таки приободрилась. Девушка не сомневалась, что может на него положиться. Жрец что-нибудь придумает, он найдет выход из положения. Анья жалела лишь о том, что ее предложение, оказывается, ничем не может помочь им. – Не в наших силах вывести людей из Тро-кенхольта, но… – неторопливо заговорил Ивейн, и Анья, взглянув на него, увидела, как на лице его снова заиграла насмешливая улыбка. Горя нетерпением услышать, что придумал друид, девушка повернулась к нему. Киэр тоже подошел поближе. – Мы можем проникнуть внутрь незамеченными через тот самый потайной ход. Заметив смущение на лицах обоих спутников, жрец звучно расхохотался. Его порадовала собственная способность смеяться; страх за тех, кто находился за стенами замка, не лишил его главного и важнейшего для друида свойства – умения властвовать собой и своими чувствами. – Как только мы окажемся внутри, я сделаю то, что задумал раньше. Будет ли крепость пуста или до отказа заполнена людьми, не имеет никакого значения. Пусть даже недругов бесчисленное множество, и полчища их, как муравьи, покрывают землю, не думаю, чтобы они устояли перед могущественными силами, которые я призову защитить Трокенхольт. Анья почувствовала, какая могучая энергия исходит от Ивейна, и все ее опасения рассеялись. Уверенность эта передалась и Киэру. Ивейн повернулся и, взяв в руку посох, начал нараспев произносить заклинание. Кристалл, зажатый в когтях орла, тотчас же засветился. Под прикрытием магического сияния трое людей и лисенок беспрепятственно прошли через лагерь противника и, обогнув частокол, нырнули в потайную дверцу. Но и дальше, за стеной Трокен-хольта, они, чтобы избежать любопытных взглядов, продолжали идти под прикрытием света кристалла, направляясь через поля, простиравшиеся за замком, и наконец подошли к самому замку. Когда все трое вошли, Ивейн позволил сиянию померкнуть, поразив всех, кто был в зале. Одна только леди Брина, казалось, не удивилась. Она спокойно и грациозно поднялась с кресла, придвинутого по обыкновению к огню, чтобы приветствовать прибывших. – Анья… – Брина шагнула к дочери, и та тотчас же бросилась в ее раскрытые объятия. – Я вознесу благодарственную триаду, за то что мольбы мои оказались услышанными. – Наши поиски были успешными, мама, и вот я вернулась – цела и невредима, – поторопилась успокоить ее Анья; ей ведь даже в голову не пришло, что мать будет волноваться. С рассказами об опасностях, которые им удалось преодолеть, о пленении и о побеге из плена можно подождать и до более спокойного времени. Не успела еще Анья договорить, как Каб крепко обхватил ее за талию, а Эдвин потянул за руку. – Кто это? – шепнул Эдвин так громко, что Киэр услышал и густо покраснел. – Киэр, племянник Ивейна. Его будут обучать магии друидов. Анья знала, что, хотя братья ее вовсе и не хотели этому учиться, на Эдвина ее слова произведут впечатление. Так и случилось. Но Каб прищурился и, глядя на незнакомого паренька одного с ним возраста, поинтересовался: – Как это у Ивейна мог оказаться племянник, которого мы не знаем? У Ллис не могло быть ребенка, с которым мы никогда не встречались. – Я все объясню тебе… позже; Ивейн редко выходил из себя из-за любопытных вопросов, так что, когда он строго взглянул на Каба, оба мальчугана притихли. – А теперь вы, может быть, проводите Киэра к роднику, чтоб он мог освежить себя кружкой прохладной воды? Мальчики сразу же повернулись, откликаясь на просьбу Ивейна, а Киэр, хоть они и проходили мимо колодца по пути в замок, послушно пошел за своими новыми знакомыми, чтобы дать своим спутникам возможность остаться наедине с леди Бриной. Брина, как и Киэр, сразу же разгадала уловку. Она молча обернулась к друиду в ожидании новых, более подробных известий. – Это правда, – не теряя драгоценных мгновений, Ивейн прислонил посох к стоявшему у огня свободному креслу Вулфа и взял руки Брины в свои. – Цель нашего путешествия достигнута. В эту минуту Адам уже наверняка доехал до дома моей сестры и отправился дальше, чтобы сообщить о вашем бедственном положении королю Олдфриту и Вулфэйну. Брииа обрадованно кивнула и высказала свои опасения: – Вряд ли они смогут прибыть сюда вовремя, чтобы спасти Трокенхольт от полчищ разъяренных стервятников, которые уже ломятся в двери. – Согласен, – Ивейн ласково сжал ее руки в своих. – Им не удастся поспеть так быстро. Но я уже здесь, и могу это сделать за них. Внучка великого жреца-колдуна, всем сердцем верящая в могучую силу друида, тем не менее взволновалась. – Подожди до утра. – Она сомневалась, что ей удастся изменить принятое решение жреца, но все-таки попыталась сделать это. – Они не станут нападать на нас ночью, а к утру, может быть, подоспеют и наши воины. Язвительная, горькая усмешка тронула губы Ивейна, и он отрицательно покачал головой, да и сама она понимала, что это не так. И все-таки Ивейн, нарушив неписаные заповеди друидов, пояснил свою мысль. – Мерсийцев, осадивших ваш замок, презирают за их бесчестный обычай нападать на беззащитную жертву, поджигая ее дом среди ночи. – Я слышала немало подобных историй от тех, кому удалось спастись. Эти люди бежали с границы, чтобы найти здесь убежище. – Сказав это, Брина отвернулась. – Но епископ Уилфрид торжественно заявил, что не тронет ни одного из нас до восхода солнца. Однако, если и к этому часу ни я, ни мои сыновья не отдадим себя в его руки, то нам придется дорого заплатить за это. – Какой же расплатой он угрожал вам? – тихонько спросила Анья, повернувшись к матери. Обратив потемневшие от тревоги глаза на дочь, по которой она так тосковала, Брина невесело усмехнулась: – Пожар, который уничтожит весь Трокенхольт и все, что находится в его стенах. Когда началась осада, она была рада, что Анье не придется принять вместе с ними столь ужасную гибель. Теперь же ее дочь здесь. – Я понимаю их намерения и уверена, что так они и сделают, как только завладеют желаемым. – Хотя Уилфрид сгорает от нетерпения захватить тебя в плен и клянется, что будет ждать… Ивейн боялся подвоха – врагам не провести его лживыми обещаниями. –Я не верю саксонским правителям. Им ничего не стоит поджечь замок, а потому я собираюсь без промедления положить конец всем их планам. Брина медленно повернулась к жрецу и печально улыбнулась ему, понимая всю опасность деяния, которое он намерен был совершить. Анья шагнула вперед и ласково обняла мать за талию. – Раз Ивейн говорит, значит, он сделает это, – твердо сказала девушка, и глаза ее, сияющие, темно-зеленые, как остролист, встретили пристальный взгляд жреца. Ивейн был обрадован ее стойкостью и поддержкой. Брина заметила этот обмен взглядами и ощутила глубину наполнявшего их чувства. Ее кольнул страх: неужели ее дочь с головой, безраздельно погрузилась в тягучие топи несбыточной, безнадежной любви? – Во время нашего трудного путешествия Анья не раз доказала, что связана с природными силами, и эти узы – хотя она и не проходила необходимого обучения – не менее сильны, чем связь ее жрицы-матери, – сказал Ивейн, понимая тревогу Брины. Говоря это, Ивейн хотел дать понять, что между ним и девушкой нет больше никаких преград… во всяком случае тех, что касаются его долга жреца. Брина внимательно вгляделась в зеленые глаза, никогда не обманывавшие ее. В спокойном сияющем взгляде она увидела радость и безграничную любовь Аньи к этому юноше, жрецу и друиду. Для Брины слов Ивейна было достаточно, чтобы она благословила их чувство. Однако предстояло еще убедить и Вулфа. – Хочешь участвовать в разгроме врагов и обращении их в бегство? – спросил Ивейн у девушки, беря в руки посох. То, что жрец позволяет дочери присутствовать при столь важном деянии, было бы еще одним подтверждением, если бы Брина нуждалась в нем, доказательством глубины его чувства и его искренней веры в возможности Аньи. Девушка приняла предложение жреца как бесценный дар и тотчас согласилась. Но и в эту минуту она не забыла о мальчике, который, без сомнения, мечтал о такой же чести. – А Киэр? В ответ на мольбу, прозвучавшую в этом вопросе, Ивейн лишь слегка усмехнулся и кивнул одному из гебуров, чтобы тот позвал мальчика. На зов его явились все трое. Но только Киэра пригласили идти со взрослыми, в то время как братьев Аньи попросили остаться в замке и приглядывать за Нодди. Стремительно, широко шагая, Ивейн вышел из замка, и Анье пришлось почти бежать, чтоб не отстать от него, а Киэр, как и во время их путешествия, шел сзади, замыкая и охраняя процессию. У подножия узкой деревянной лестницы, ведущей на галерею, которая тянулась вдоль стены поверху, Ивейн остановился и серьезно, торжественно обратился к своим спутникам: – Что бы ни случилось, устрашит ли вас какая-нибудь опасность или словесная угроза, не выдавайте своих чувств ни движением, ни звуком.. Анья сейчас же кивнула. Она с детства привыкла пребывать в безмятежном спокойствии, так что оно стало частью ее натуры. Киэр тоже с готовностью согласился. У Ивейна было еще одно распоряжение – самое важное. – Когда духи стихии восстанут, поднимутся в ярости, держитесь поближе ко мне, и даже в вихре разбушевавшегося шторма с вами ничего не случится. Глаза Киэра удивленно раскрылись, а Анья еще раз поспешно кивнула. Дав обещание, хрупкая девушка уже ни на шаг не отставала от Ивейна, пока они поднимались по лестнице; мальчик шел следом за ними. По пути Ивейн произнес короткое заклинание, и кристалл на его посохе засиял мягким светом. Брина, госпожа Трокенхольта, считала необходимым быть рядом, когда решается судьба ее скира. Оставив малыша на руках у гебура, она последовала за юной парой, но только до подножия лестницы. Она подоспела как раз в ту минуту, когда Ивейн приступил к выполнению задуманного. – Епископ Уилфрид! – Зов Ивейна гулко и грозно прокатился по лагерю неприятеля, затерявшись вдали, в сгущавшихся ночных сумерках. – Ты давно уже жаждал найти жреца Ивейна. И вот я здесь. Слова его грохотали, как ветры грядущего шторма, и все вокруг смолкло: они сеяли семена необъяснимого страха в умах и душах даже самых отважных воинов. – Выходи, сойдемся лицом к лицу. В ответ на призыв человека, который сам называл себя жрецом и в доказательство держал в руке посох с таинственно светившимся набалдашником, люди внизу заметались, словно осенние листья, гонимые первыми, пока еще легкими порывами ветра. Некоторые бросились в палатки за оружием, беспечно оставленным там, другие выскакивали из укрытий с мечами наголо. Вскоре все глаза были прикованы к грозному зрелищу – к мужчине, с головы до ног в черном, стоявшему на вершине стены. Вечерний воздух насыщен был влагой; вокруг все застыло, и все же волосы Ивейна, блестевшие, как вороново крыло, взметнулись от неведомо откуда налетевшего ветра, который поднял и черным водоворотом закружил его плащ. – Клод, встань рядом с епископом! – потребовал колдун, пронизывая взглядом костистого человека, которого легко можно было заметить в толпе. – Выходи с человеком, которому ты собирался доставить меня как пленника, и я не оставлю ни одного из его желаний неудовлетворенным. Когда Торвин, не помня себя от ярости, поспешил на зов своего сбежавшего пленника, тишина, воцарившаяся после распоряжения друида, наполнилась неясным гулом голосов. Хотя все это и было в высшей степени странно, Рольф ликовал, видя, как надменному тэну приходится подчиниться. Появился епископ Уилфрид, и воины с готовностью расступились, давая ему дорогу. – Ивейн, наконец-то… – Уилфрйду не очень-то нравилось что он вынужден смотреть снизу вверх на врага, которого сам же хотел видеть униженным, лежащим во прахе у своих ног. – Отдайся нам в руки – ты и все твое племя друидов, и мы оставим в живых добрых христиан Трокенхольта. Раскатистый хохот Ивейна обрушился, точно ливень ударов, на всех, кто взирал на друида снизу. – Я знаю твои намерения, Уилфрид. Выйди я к вам – и ты сожжешь Трокенхольт, превратишь его в пепелище. Лицо епископа побагровело, а пальцы, наоборот, побелели – он силился удержаться и не сжать кулаки – это выдало бы его с головой. Уилфрид не привык к возражениям и еще менее к тому, чтобы враг с такой легкостью разгадывал коварство и хитрости, скрытые за его обещаниями. – Выходи… Отдайся нам в руки… Ивейн обратил вероломное предложение епископа против него самого: – Я оставлю тебя и твоих союзников невредимыми. Давно закипавшая злоба дотла спалила преграды, сдерживавшие бешенство Уилфрида, и он проревел с угрозой: – Мы сожжем вас всех! – Не сомневаюсь, что вы попытаетесь это сделать. – На губах Ивейна мелькнула усмешка. – Но ваш огонь по моему мановению погаснет, не причинив вреда. – Х-ха! Круто развернувшись, Уилфрид в ярости скомандовал своим людям бросать горящие факелы на деревянный частокол. Ивейн тотчас же поднял посох к нарождающейся луне, и низкое заунывное пение вырвалось из его груди. Внезапно налетевшие тучи затмили серебряный месяц. Столкнувшись в небе, они раскололись – легко, точно яичная скорлупа. Потоки дождя мгновенно погасили все факелы и все костры до единого, не оставив ни малейшего огонька, ни искры. – Порази этих язычников, Господи! – Уилфрид воздел руки к затянутым тучами небесам, в отчаянной надежде вновь обрести власть над происходящим и одержать победу. – Испепели их, Господи, адским огнем! До этой минуты Анья, подчиняясь распоряжению Ивейна, тихо стояла с ним рядом, прикрывая собой Киэра, находившегося у жреца за спиной, но девушку так возмутило это явное богохульство епископа, что она выступила вперед, оказавшись у всех на виду. Толпа внизу стихла, ожидая кто выйдет победителем в этой борьбе не на жизнь, а на смерть, и мягкий, негромкий голос девушки далеко разносился повсюду. – Уилфрид, я не могу назвать епископом тебя – христианина, но одному лишь Всемогущему Господу ведомы помыслы, таящиеся в человеческом сердце. Уилфрида взбесило, что девчонка, однажды уже осмелившаяся учить священнослужителя надлежащему благочестию, смеет снова судить его. Он с пафосом, в исступлении упал на колени, протягивая к небесам руки. – Прошу тебя, Господи, яви на этом падшем и ничтожном создании могущество твоей праведной кары. Порази ее молниями гнева твоего! – Берегись, как бы тебя не поразили его молнии, епископ. Ивейн произнес эти слова так, будто речь шла о ядовитой змее. Он не чувствовал ни малейшего уважения к Уилфриду, пытавшемуся казаться благочестивым и милосердным, на самом же деле предавшему даже собственную веру. Епископ в ответ пронзительно выкрикнул какие-то оскорбительные слова и встал, вызывающе вскинув голову и показавшись Ивейну еще омерзительнее. Жрец снова поднял к омрачившимся небесам свой посох, взывая к ним, вновь и вновь повторяя загадочные триады неведомого древнего песнопения. Оно ширилось, набирало силу, пока земля, казалось, не сотряслась под ногами столпившихся воинов. При этом колдун, воздев руки к небу, повелевал облаками, свивая их в крутящийся вихрь, из яростного центра которого блистали вспышки ослепительных молний. Одна из них ударила в кристалл, сверкавший в протянутой вверх руке Ивейна и, отлетев от него, нашла свою цель… ударив в землю у самых ног разъяренного епископа. Сбитый с ног сокрушительным ударом грома, Уилфрид навзничь повалился на землю; его обычно багровое лицо стало белым, как свеже-выпавшнй снег. Не один епископ был потрясен этим вторичным проявлением могущества, превосходящего возможности человека, не посвященного в тайные знания друидов. Воины несметного полчища пришли в ужас и в панике бросились врассыпную. Первыми бежали те двое, которые наконец-то поняли, что жрец способен осуществить любую свою угрозу. Торвин и Рольф неслись в первых рядах беглецов, бросившихся прочь от Трокенхольта, через поля; они мчались так, словно каждая борозда полна была раскаленными добела углями. Вскоре только три человека остались под стенами – и те не по своей воле. Ноги епископа подкашивались и не держали его; казалось, он не скоро оправится. Оба короля оставались из опасения, как бы о них не распространились слухи, будто они так испугались друида, что без сражения покинули поле боя, оставив на нем беспомощного союзника. А потому, хоть и против воли, они задержались, чтобы помочь Уил-фриду. Ну ничего, они еще припомнят это епископу! Вряд ли они когда-нибудь забудут, кто снова потерпел поражение, поверженный и униженный неприятелем, и пожалуй, нескоро они опять поддадутся на уговоры Уилфрида и согласятся участвовать в заговорах епископа, козни которого привели лишь к тому, что армии обоих королей утратили боевой дух. Те, кто не видел этого сами, без сомнения, услышат, как один человек отважился выступить против громадного войска и победил неисчислимые армии двух королей. Оба властителя молча признали, что, как бы там ни было, а уж на этот год с войной покончено. И вина за их поражение лежит на епископе. Никогда уже король Этелрид не поддержит коварные замыслы и не примет участия в нападении на Трокенхольт. Пока пристыженные, опозоренные враги уносили нога, а Киэр, потрясенный, смотрел, как они бегут, Анья обвила руками шею юноши, способного повелевать ее пламенным духом и любящим сердцем так же, как и могучими, необузданными духами стихии. Ивейн в ответ так же страстно обнял возлюбленную, в чьей душе под безмятежностью и спокойствием таились жар и отвага, готовые вспыхнуть, разгореться, когда требовалось защитить и уберечь тех, кого она любила всем сердцем. Их страстное объятие было прервано громкими приветственными криками жителей Тро-кенхольта. Привлеченные сиянием кристалла и могуществом жреца, повелевавшего штормом, люди из осажденной деревни собрались и остановились в сторонке, издалека наблюдая за происходящим. На следующий день, когда солнце уже клонилось к закату, к Трокенхольту подошло бесчисленное войско. Радостная, ликующая леди Брина и все ее близкие, а за ними и все крестьяне, вышли навстречу, приветствуя прибывших. Громадные, обитые железом ворота в стене, огораживавшей селение и замок, широко распахнулись. Еще не спешившись, Вулфэйн обратился к жене: – Ты, разумеется, не так простодушна, чтобы держать дом открытым в военное время без достаточной на это причины, – тем более, что мы прибыли, откликаясь на отчаянные просьбы о помощи, доставленные освобожденным Адамом. Вулфэйн ждал объяснений. – Когда мы освободили Адама, – ответил за Брину Ивейн, поскольку именно он был главным участником этих событий и ему было проще все объяснить, – мы побоялись, что вы не поспеете вовремя, чтобы остановить епископа и его высокородных союзников… И мы оказались правы. – Правы? – переспросил Адам. – Так что же, они уже были здесь? И ушли? – Немного колдовства… – сказал Ивейн. Саксонские илдормены обменялись понимающими взглядами. Женатые на жрицах, они знали достаточно о заклинаниях и заговорах друидов, чтобы понять, что все это совсем не так просто, как представляют посвященные в таинства. Однако сейчас было не время вдаваться в подробности; все ополчение Нортумбрии стояло у них за спиной – все войско во главе с королем. Об этом напомнил им и голос самого Олдфрита, раздавшийся где-то совсем рядом с ними. – Не раз мне рассказывали истории о подобных деяниях, и я, и мои предшественники обязаны безопасностью нашего королевства вашим колдунам и жрецам. Король говорил, обращаясь к Вулфэйну и Адаму, но вскоре он с любопытством перевел взгляд на юношу, судя по цвету его волос, явно коренного уили, а потом и на миловидную девушку, которую тот обнимал, прижимая к себе. – Так значит, тебя я должен благодарить за это величайшее из свершений? – спросил король, обращаясь к Ивейну. – За подвиг, о котором я никогда не перестану жалеть что не видел его собственными глазами? – Я устрашил и изгнал врагов, которые намеревались взять в заложники мою названую мать и всех близких, а затем сжечь деревню и всех ее жителей. – Один? – Светло-серые глаза Олдфрита пронизывали жреца насквозь. – Мне помогала Анья. – С ласковой, завораживающей улыбкой Ивейн взглянул в нежное лицо девушки и добавил: – И кроме того, мой племянник Киэр. – Киэр? – переспросил король тихо, но требовательно. Сестра жреца была супругой его илдормена, так что он знал всех ее сыновей. Однако среди них не было Киэра. Не привыкнув объяснять что-либо в подробностях и отвечать на вопросы, хотя бы и не прямо поставленные, тем более саксонским правителем, Ивейн просто указал туда, где Киэр стоял с сыновьями Вулфа. Король кивнул мальчикам, но тотчас же вновь перевел глаза на девушку и жреца. Те, в свою очередь, тоже не сводили глаз с Олдфрита. Анья подумала, что король – высокий и худощавый – гораздо больше похож на аскета-епископа, чем низенький, тучный и нечестивый Уилфрид. Ивейн не мог пока вынести определенного суждения об этом человеке, что было необычно для жреца; чутье его было достаточно остро, и он чуть ли не с первого взгляда видел человека насквозь. Говорили, будто этот саксонский правитель, в отличие от двух побежденных, более всего ценит мир. Он казался спокойным, рассудительным человеком – но и воином. Эти качества были понятны друиду. Видя, что Ивейн не сводит внимательных глаз с короля, Брина решила вмешаться, прежде чем последуют новые вопросы; Ивейн может не пожелать говорить, тоща как король будет считать себя вправе услышать ответы. – Я очень сожалею, ваше величество, что запасы наши так скудны и мы не сможем накормить всю вашу армию. Олдфрит широко улыбнулся, и его холодные серые глаза потеплели. Он догадался о намерении леди Брнны и тотчас же подавил в себе желание поскорее узнать о подробностях чудесного происшествия. Несомненно, этот подвиг, подобно деяниям прошлого, со временем превратится в легенду и будет передаваться из уст в уста по всему королевству и за его пределами. Ну что же, он наберется терпения и услышит об этом позже. А пока что он успокоил хозяйку замка: – Я и не ожидал, что один маленький скир может снабдить продовольствием стольких воинов. По правде говоря, мы запаслись провизией по пути, в других скирах, так что не станем опустошать ваших кладовых и погребов, Брина обрадовалась и произнесла: – Мы сочтем за честь, если вы и ваши тэны соблаговолите разделить с нами вечернюю трапезу, чтобы отпраздновать возвращение нашего господина. Олдфрит любезно принял приглашение и взял даму под руку, чтобы торжественно проводить ее по единственной в деревушке узенькой улочке к замку. Его приближенные последовали за ним, а жители Трокенхольта разошлись по своим домам. – Я предлагаю отпраздновать и еще кое-что, – сказал Олдфрит. – Судя по тому, что армия Этелрида отошла от границ, где до этого не прекращались вооруженные столкновения, но и здесь ее тоже нет, нашему другу Ивейну, похоже, удалось сделать то, на что оказалось неспособным все мое военное искусство. То, что король назвал друида по имени, показывало, что ему уже кое-что известно о происшедшем, по всей видимости, от Адама. – Благодаря его доброй услуге, с войной покончено… по крайней мере на время. – Олдфрит одарил всех милостивой улыбкой. – Во всяком случае, я смогу теперь отпустить воинов по домам, на их земли. Так что, с Божиею помощью, у них будет достаточно времени, чтобы заново возделать опустошенные поля и посеять хлеба, с надеждой дождаться жатвы. Он на минутку отвлекся, приказав одному из тэнов распорядиться, чтобы воины разбили лагерь за частоколом, огораживавшим деревню. Когда все они прошли в центральную, залу замка, Брина, оглянувшись, заметила, что Вулф не отрывает таз от молодого жреца, который совсем не по-братски обнимал Анью за талию. Брина шагнула к мужу и, легонько ударив его по руке, шутливо нахмурилась. – Ты напоминаешь мне дедушку. – Глиндора? – всерьез удивился Вулф. Скорее уж Ивейн похож был на старого колдуна. – Как это только пришло тебе в голову? Довольная, что он задал ей именно этот вопрос, Брина пояснила: – Помню, он так же сердито нахмурился, когда ты впервые просил у него разрешения обвенчаться со мной. У Аньи перехватило дыхание, когда она услышала этк слова матери – та, по-видимому, тоже умела мгновенно менять настроение. – Венчаться? Прищурившись, Вулф снова перевел свои зеленые глаза на пару, стоявшую перед ним, – Анью, преисполненную надежды, и Ивейна, который, похоже, готов был защищать свое счастье. Еще мгновение – и истинное значение происходящего озарило Вулфа. Он разразился громовым хохотом, так что на тазах у него заблестели слезы. Вулфэйн требовал, чтобы дети воспитывались как христиане, а не как друиды. Но хотелось ему этого или нет, а узы родства оказались сильнее. Судя по рассказам освобожденного из темницы Адама и по долетевшим до него отзвукам происшедших в Трокенхольте событий, его маленькая Анья, несомненно, оказалась плоть от плоти друидов. Что до другого… – Я и сам ведь полюбил жрицу, так что же тут удивляться, если дочь моя полюбила жреца?! – Вулфэйн, насмешливо прищурившись, посмотрел на влюбленных. – И, если их ухаживание было подобно нашему, необходимо как можно скорей сыграть свадьбу. Анья вспыхнула, а Ивейн рассмеялся. Его редко удивляло поведение других, но сейчас он несомненно был озадачен и крепче прижал к себе девушку. – Названый сын, муж нашей дочери, часть нашей семьи от первого до последнего часа. Вулф ласково вглядывался в озаренное радостью лицо Ивейна. –Я только прошу, чтобы свадьба состоялась по христианскому обычаю. Ивейн, не замедлив, ответил: – Я рад буду любому обряду, который свяжет меня с Аньей навеки. Король Олдфрит стал невольным свидетелем этого разговора. Он подошел к ним, встреченный приветственными улыбками подданных. – Я был в затруднении, не зная, как отблагодарить молодого жреца и его юную подругу и ученицу за их деяния, пошедшие во благо моему королевству. Они вызволили Адама из темницы и обратили войска моих недругов в бегство, при этом освободив Трокенхольт. Теперь я знаю, что могу, в свою очередь, оказать им услугу. Все, казалось, были в недоумении. – В моей свите всегда есть священник. Правда, обычно ему приходится исполнять погребальные обряды над воинами, павшими в битве, но он может исполнить и более приятную обязанность, благословив новобрачных. В последовавший за этим час Анья чувствовала себя так, будто вновь была подхвачена штормом, который, неожиданно налетев, закружил ее в своем вихре. Ее, однако, надежно удерживал якорь возлюбленного. Священник из свиты Олдфрита был, несомненно, счастлив, что его призвали для исполнения столь приятного долга, и с радостью приступил к церемонии. Крестьяне, тотчас же созванные, собрались, чтобы присутствовать при нехитром обряде венчания дочери их господина с друидом-жрецом, который спас их от гибели. В венке из наскоро собранных лилий и восхитительном платье, подаренном Элис, – из тонкой бирюзовой ткани с золотым шитьем по краям, – Анья стояла рядом с темноволосым, невыразимо прекрасным друидом на верхней площадке замка. Там, по христианским обычаям, девушка стала супругой Ивейна. Давняя, в потаенных глубинах души взлелеянная мечта, стала явью. Хотя запасы в кладовых и погребах Трокенхольта прискорбно оскудели, господин и все его подданные пировали так, как и подобало по такому торжественному случаю. Всеобщее ликование еще более возросло благодаря изобилию эля, поднесенного в дар королем. На просторной лужайке за замком расставили большие деревянные столы; народ принес дудки, тамбурины и даже арфу, чтобы веселой музыкой оживить празднество. Пир, задуманный леди Бриной и королем Олдфритом как скромная трапеза в знак гостеприимства и благодарности, превратился в празднество, которое запомнится всем надолго. Да, оно останется в памяти – но не обилием изысканных яств, а счастьем молодых, в чью честь оно было устроено, и наслаждением, которое оно доставило всем после многих недель и месяцев жизни в постоянном напряжении и страхе. Повсюду то и дело слышались шутки о том, как дорого придется епископу Уилфриду заплатить за провал своих планов – утратой расположения к нему покровителей со всеми вытекающими отсюда последствиями. Пожалуй, такому себялюбивому и алчному человеку легче быле бы снести физическое увечье, чем утратить возможность жить в роскоши и лишиться той власти, которой так жаждала его ненасытная душа. Более того, вряд ли какой-либо саксонский правитель поддержит теперь его попытки добиться у Рима помощи вернуть себе богатство и положение, утраченное им еще в первом столкновении с людьми, оборонявшими Трокенхольт. Ивейн сидел за пиршественным столом рядом с Аньей и жалел только, что его сестры Ллис нет с ними. Но она, конечно, поймет, почему они сыграли свадьбу так быстро, так же как и он понимал, почему она не приехала вместе с Адамом. Она никак не могла оставить детишек и скир, чтобы отправиться вместе с войском, собиравшимся на войну, а потому и осталась в Оукли. Пир был в самом разгаре, когда Ивейну и Анье удалось потихоньку побеседовать с Адамом, Бриной ц Вулфом, поведав им об Элис и о том, какую роль сыграли ее видения в одержанной победе, а также новости о еще одной, неизвестной им доселе сестре и ее двух ребятишках. Адам и Ивейн договорились, что илдормен, возвращаясь в Оукли, возьмет с собой Киэра, позволив молодым хотя бы первое время остаться наедине. Затем, поближе к зиме, мальчик приедет к ним в пещеру жреца в горах – там они вместе Аньей будут постигать тайные знания друидов. Сайэн останется с Ллнс и Адамом… по крайней мере, пока. Анья танцевала с королем Оддфритом. И с отцом. И даже с Киэром и братьями. Но большую часть празднества она, конечно же, провела с Ивейном. Под конец, когда дети уже начали засыпать на ходу, а взрослые, наоборот, еще больше развеселились, и все более громкие взрывы хохота вторили разухабистой плясовой, Ивейн поднял посох, стоявший у дерева. Он взял Анью под руку, и они ускользнули в сумерки и дальше – в бархатистую темную ночь. Выскользнув незаметно через потайную калитку в стене, новобрачные направились в одно из природных укрытий, в укромный уголок, где друиды себя чувствуют несравненно вольготнее. – Ты моя нежная возлюбленная, моя прекрасная фея! Моя навсегда! Пламенные синие глаза Ивейна с таким восторгом смотрели на изящное, обрамленное золотистыми локонами лицо девушки, что Анья, опаленная этим взором, прильнула к мошной груди друида. – Я любила тебя всегда, почти с того самого дня, когда появилась на свет, и буду любить тебя вечно. Завороженная его чудесной, неотразимой улыбкой, девушка почувствовала, как сердце ее переполняется немыслимым счастьем. Она подняла к нему нежные, как лепестки, губы. Ивейн принял дар Аньи, своей юной жены, и дабы скрепить эту клятву, приник губами к ее губам в самозабвенном и упоительном поцелуе. А в воздухе вокруг них, взвихренные легчайшими дуновениями теплого ветерка, кружились тысячи лепестков – благословение природы жрецу и его возлюбленной. |
||
|