"Мечта Дракона" - читать интересную книгу автора (Гилганнон Мэри)

Глава 3

Ожидая доклада Бэйлина и Риса, только что вернувшихся из Манау-Готодин, Мэлгон сидел в палате совета и нервно вертел в пальцах гусиное перо. Последние события требовали скорейшего заключения союза с бригантами. Роддери, вождь соседнего племени, чьи земли лежали к западу, дерзнул убить двух дозорных Мэлгона. И вот тут-то Дракон в полной мере ощутил, что планы его столь же безнадежны, сколь уязвимо ничтожное войско кимров. И так будет, покуда он не сумеет собрать дополнительные силы.

Сообщения из Лондиниума – отдаленных земель на юго-востоке – также были неутешительны. В Британию вернулась желтая лихорадка – та самая болезнь, что опустошила его земли несколько лет назад. Если зараза доползет до Гвинедда, она может похоронить его мечты об объединении страны: там, где хозяйничает смерть, король бессилен.

Наконец, посланники появились перед своим повелителем. Мэлгон подавил вздох облегчения.

– Итак, – начал он, – кто из вас будет говорить?

Бэйлин кивнул Рису.

– Начинай, – промолвил он. – Ты лучше понимаешь бригантское наречие. Объясни королю, что предлагает Фердик.

Рис пожал плечами и начал так:

– Ахлен верно передал слова своего сюзерена. Король бригантов хочет, чтобы мы снова стали союзниками, чтобы возобновили договор, который ты заключил еще с его отцом. Он полон решимости предоставить свои отряды в обмен на твою готовность помогать ему и при необходимости оказывать поддержку.

Мэлгон скептически приподнял бровь:

– И это все?

– Нет.

– Что же еще?

Гонцы, опасливо переглянулись. Бэйлин отважился принять удар на себя:

– Фердик хочет, чтобы ты женился на его дочери.

– Что?

– Он желает скрепить договор брачными узами между тобой и принцессой бригантов.

Мэлгон остолбенел. Он никак не ожидал такого поворота событий.

– При чем тут еще эта девчонка? – резко спросил он. – Ты ее видел? Она хотя бы достаточно взрослая, чтобы выходить замуж?

– По правде говоря, она еще очень молодо выглядит, – ответил Бэйлин.

– Но все-таки не малолетняя, – быстро вставил Рис. – Я думаю, она вполне симпатична и привлекательна. Нельзя сказать, что Фердик спихивает тебе залежалый товар.

Мэлгон почувствовал, что голова у него идет кругом. Сам Фердик несколькими годами младше его. Каким образом у него могла быть взрослая дочь?

– Так вы хотя бы убедились, что это его собственная наследница? – король.

– Ей уже минуло семнадцать зим, а самому Фердику около тридцати двух. – Рис говорил быстро, уверенным голосом, как человек, привыкший слово в слово передавать чужие слова. – Ему вот-вот должно было исполниться пятнадцать, когда он зачал это дитя. Важно, что он и вправду признает ее своей дочерью. Я все время был начеку, ловил каждое неосторожно сказанное слово, каждый намек, и мне показалось, что это не ложь, – девушка действительно жила при дворе. Мать ее умерла, но Фердик утверждает, что она была благородного происхождения.

Мэлгон тяжело откинулся на высокую спинку романского кресла. Он знал, что Фердик сумеет в последний момент как-нибудь подсолить свое предложение, но такого ожидать никак не мог. В то же время он понимал, что подданные никогда не простят своему королю, если он упустит возможность вернуть владения лишь потому, что слишком щепетилен в отношении нового брака.

– Я должен обдумать это, – заявил Мэлгон. – Вы свободны.

Рис встал и быстро вышел из комнаты, но Бэйлин не двинулся с места, продолжая глядеть прямо на короля.

– Чего тебе еще? Я сказал, что мне надо подумать.

Бэйлин пожал плечами:

– Возможно, твои мысли потекут легче, если ты поделишься ими с верным другом.

Мэлгон вздохнул:

– Ты прав. Может быть, мне действительно надо обсудить это с тобой. – Внезапно он поднялся с кресла. – Фердик загнал меня в угол. Похоже, он прекрасно понимает, чего я больше всего боюсь, и именно потому толкает меня на этот шаг.

– Неужели тебе до такой степени противна мысль о женитьбе?

– Да, именно так.

– Но почему? Я знаю, как тяжело было потерять Аврору, но надо же понемногу забывать о прошлом. Тебе нужен наследник, Мэлгон. Ты слишком любишь Гвинедд, чтобы после своей смерти оставить его на произвол судьбы.

– Ты совершенно прав, но от этого мне не легче. К тому же дело не в одной женитьбе. Видишь ли, я не доверяю Фердику. Чего он добивается на самом деле? Если ему нужна моя помощь, как он говорит, то у меня слишком мало воинов, чтобы можно было серьезно на них рассчитывать. В настоящее время он нужен мне больше, чем я ему. А Фердик не такой человек, чтобы остаться в убытке.

– Поскольку речь шла о родственных связях между Кимрами и бригантами, то я подозреваю, что он надеется таким способом хотя бы косвенно причаститься к власти над южными землями. Возможно, лелеет мечты о том, что его собственный внук когда-нибудь станет править всей западной частью Британии. И еще: мне показалось, что Фердик искренне сожалеет о вашей размолвке.

– Раскаивается в своем пособничестве гнусным замыслам Эсилт? Сомневаюсь. Скорее уж они опять что-нибудь придумали против меня.

Бэйлин замялся. Потом вдруг решительно выпалил:

– Мэлгон, ты должен это знать. Прошлой зимой Эсилт умерла от грудной простуды.

Король подался вперед. Он почувствовал, как в одно мгновение краска покинула его лицо, и тут же спохватился, как бы Бэйлин не подумал, будто он огорчен. О нет, никакой жалости к Эсилт! Лишь удивление, не более того. А это гадкое ощущение под ложечкой – оно не имеет ничего общего со скорбью о ее смерти.

– С тобой все в порядке?

– Разумеется. – Мэлгон постарался взять себя в руки.

– Может быть, теперь твой гнев покинет тебя, и ты сможешь начать новую страницу с заключения этого союза. – В голосе Бэйлина зазвучали знакомые беззаботные интонации. – Эсилт умерла, и больше нет смысла помнить о былых неприятностях. Кто знает, вдруг Фердик испытывает то же самое? Может, и ему бы хотелось разделаться с прошлыми ошибками и начать все заново.

Мэлгон встряхнулся. Нельзя так расслабляться. Понятно, что он испытывает теперь чувство облегчения, но смерть сестры частное дело. По сути оно мало на что влияет. Он ответил так:

– Фердик не переменился. Этот сукин сын всегда был интриганом. Не забывай, как он замышлял убийство собственного отца.

– Пожалуй, я согласен, что бригантский король – бесчестный человек. Но мы все-таки нуждаемся в его войске. И нельзя больше откладывать с нашими претензиями на Гвинедд, но при этом мы находимся почти в безнадежном положении, так что в союзе с бригантами нам просто нечего терять.

«Нечего терять», – нахмурившись, подумал Мэлгон. Это Эсилт довела его до такого отчаяния. Если бы не ее предательство, он никогда не потерял бы Гвинедда. Усилием воли Дракон заставил себя вернуться к безотлагательным делам.

– Итак, невеста, говоришь? И недурна собой? Ну, рассказывай, как она выглядит.

– У нее рыжие волосы, какие, впрочем, и должны быть у дочери Фердика. Но она мала ростом, что, конечно, довольно неожиданно.

– Мала ростом?

– Да, она похожа на худенькую девочку.

– Ну а лицо? Какого цвета у нее глаза?

– С оттенком голубого, не такие ярко-зеленые, как у Фердика. Она вообще не очень похожа на него, если не брать во внимание рыжие волосы. Черты лица мелкие, но правильные, зубы белые. – Бэйлин пожал плечами. – Ну, что еще можно добавить? Мне она показалась просто хорошенькой, но Бог знает, что именно привлекает мужчину к какой-нибудь единственной женщине?

Мэлгон расправил плечи, вспоминая другое сватовство, другую невесту.

– Это правда, – пробормотал он. – Ни один из вас, ни Эвраук, ни Рис, ни Гарет, никто в тот день, когда я выбирал себе жену из трех дочерей Константина, не остановился бы на Авроре. И все же я желал только ее одну, лишь она горячила мне кровь.

– Да, но в ту пору на тебя смотрели как на завидного жениха, – напомнил Бэйлин. – Теперь же ты не можешь позволить себе такую разборчивость. Принцесса Рианнон – подходящая партия. Могло быть хуже.

Тут Мэлгон вздрогнул от нового удара, нового приступа забытой боли.

– Рианнон? Ее зовут Рианнон?

– Да. Я забыл сказать тебе. Кимрское имя, не правда ли?

Мэлгон кивнул:

– Да, так звали одну из наших богинь. И мою мать.

Бэйлин снова пожал плечами:

– Действительно, это несколько странно... Хотя... многие называют своих детей в честь старых богов. Родители считают, что это приносит счастье.

– Рианнон. – Мэлгон содрогнулся, вновь произнося это имя. – Мать тоже была хрупкой женщиной. Я уже к десяти годам перерос ее.

Мэлгон шел по дороге вдоль крутого обрыва. Где-то внизу об острые скалы разбивались волны. Море шумело совсем недалеко от окружавших Диганви холмов, и король часто приходил сюда, чтобы хорошенько проветриться на свежем морском воздухе и подумать о важном. Рокот прибоя обычно успокаивал, но сегодня мысли путались и шумели в голове подобно бурлящим серым волнам. Вечерело, приближался час, когда Мэлгону надлежало вернуться в крепость и объявить о своем окончательном решении.

Он повернулся лицом к острову. Солнце светило сквозь дымку тумана, окрашивая дальние горы в мягкий розовый цвет. Вершина Ир Виддфа была словно увенчана пурпурной короной, которая, как далекое, недоступное сокровище, парила в вышине и манила его взор. Давние воспоминания нахлынули на Мэлгона. Много-много лет назад он мальчиком бродил по этим зачарованным холмам. Как же давно это было...

И тут сердце его сжалось от боли. Эсилт умерла. Король искренне удивился тому, насколько сильно поразило его это известие. Он никогда не мог проникнуть в глубины хитрого разума своей сестры. Теперь ему и подавно ничего не узнать. В чем причина ее внезапного ожесточения? Ведь в юности она была совершенно другой. Видимо, с годами Эсилт пустила в свою душу честолюбие – чувство, изглодавшее ее изнутри. «Да и не одну ее», – вздохнул Мэлгон.

А может быть, она с самого рождения была злой и жестокой, и он просто по молодости не замечал этого? Интересно... Некоторые полагают, что проклятие может передаваться из поколения в поколение, по наследству, так же как голубые глаза или смуглая кожа. В таком случае, конечно, ничего удивительного: их мать, Рианнон, была настоящей дьяволицей. Не успел остыть труп отца, как она натравила своих сыновей друг на друга, словно стаю голодных волчат, сражающихся за один-единственный кусок мяса. Ее мало заботили мечты супруга, ею руководила все та же пагубная страсть семейства: жажда личной власти. О да, мать была бессердечной, злобной женщиной. Почему бы проклятию не перейти на него самого? Может, так оно и случилось? Возможно, его собственный грех просто принял более утонченные, внешне облагороженные формы?

Мэлгон вновь устремил взгляд на темнеющие горные вершины. Раньше он верил, что ему удалось избежать семейного проклятия. Действительно, он долго не позволял втягивать себя в родовую борьбу и успел достаточно возмужать, усмирить юношеские амбиции и почувствовать ответственность перед собственным народом. Да и детство его было более счастливым, чем у братьев, – рядом с ним всегда находилась заботливая Эсилт.

Тупая боль снова зашевелилась в груди. Теперь странно вспоминать, сколь сильно он любил сестру, как зависел от нее в те годы. Это было давно, задолго до того, как она превратилась в алчное, ревнивое чудовище. Но почему это произошло? Что заставило ее предать своего брата и свой парод во имя... да, собственно, во имя чего? Перед этим вопросом он всегда терялся. Почему же все-таки Эсилт сделала то, что она сделала? Иногда Мэлгон допускал, что нее это ради власти, но она должна была понимать, сколь призрачными оставались ее надежды даже после союза с Фердиком и Гивртейрном. Итак, оставалась лишь одна причина – ненависть к Авроре.

При мысли об этом ярость изгоняла из груди Мэлгона все прочие чувства. О нет, он не сможет простить сестру даже после ее смерти. Ее предательство стоило ему слишком дорого. Речь шла не только о королевстве или погибших и борьбе с Гивртейрном людях, но и о нескольких месяцах счастья с Авророй, Не натвори Эсилт столько бед, он, возможно, намного раньше осознал бы, как сильно любит свою жену. И они гораздо скорее познали бы согласие в браке.

Но Эсилт не могла терпеть чужого счастья и всеми силами пыталась помешать ему. Как хорошо, что она не дожила до унизительного, позорного союза своего гордого брата с одним из его старейших врагов. Уж наверняка ее позабавила бы женитьба Мэлгона на дочери Фердика.

Боже правый, как он презирает этого человека! Ну что он может испытывать к его дочери?! А вдруг у нее такое же хитрое, как и у ее родителя, лицо, с такими же неестественно яркими, жадными глазами? Ведь придется всю жизнь смотреть на нее! Оставалось надеяться, что она не наделена той же хитростью и изворотливостью, что и ее отец. Довольно в его жизни было хитрющих баб его собственная мамаша, Эсилт, да и Аврора, хотя от ума последней он не испытывал горя. Но король не желал, чтобы женщины снова плели у него за спиной свои интриги. Мэлгона передергивало при мысли о браке без любви, каким был союз его родителей. Уж лучше вовсе не жениться, чем жить е женщиной, которая нетерпеливо ждет смерти мужа, чтобы привести к власти своих сыновей.

Он поежился. Отец поступил глупо, женившись на его матери, но кто знает, может быть, и у Кадваллона не было иного выбора? Ведь невеста тоже принесла ему ценное приданое. Не в виде войска или новых земель, но в виде мира. Взяв в жены принцессу из горного племени, Кадваллон наконец-то добился союза между обитателями побережья и горцами и положил конец десятилетиям войн. И не важно, как он при этом относился к женщинам, – хотя мать Мэлгона и отличалась необычайной красотой, похоже, для Кадваллона эта женитьба была лишь выгодной сделкой.

Очевидно, такова судьба королей. Они женятся во имя будущего своих народов. Свадьба с иноземной принцессой необходима для его державы. Если б только это было не так тяжко, если б не походило на предательство всего того, что он изведал в браке с Авророй.

Мэлгон опять посмотрел на дальний горизонт и ощутил, как на плечи ему, словно плащ, спустились сумерки. Аврора. Даже теперь ее образ стоял перед его глазами. Гордые черты необычайно утонченного лица напоминали о надменном римском предке. В завитках темных шелковистых волос, таких мягких и густых, казалось, можно было утонуть, как в море. В объятиях мужа ее пышное тело словно расцветало, становилось так отзывчиво... Она нарочно противостояла ему, сопротивлялась, но оказавшись придавленной к постели, становилась тепла и податлива. Она отличалась храбростью, почти бесстрашием, однажды даже рискнула своей жизнью, чтобы спасти его. Но, шепча его имя в ночной темноте, Аврора будила в нем то необычайно нежное и в то же время страстное, яростное желание, которое лишь одна она в состоянии была удовлетворить.

После ее смерти Мэлгон почувствовал себя разбитым и опустошенным. Много лет потребовалось, чтобы притупилась боль, уврачевались раны. Когда умерла Аврора, ему минуло двадцать пять зим, когда он поступил в Колвинскую обитель – двадцать девять, и тридцать одна – когда Бэйлин оказался у ворот монастыря, прося его об аудиенции.

Спасибо, что Господь послал ему такого верного друга. Если бы он не уговорил короля вернуться в мир, снова вкусить свет и жизнь, дружбу и человеческие чувства, он все еще жил бы в монастыре, барахтаясь в собственных страданиях. Бэйлин сумел напомнить ему, что он король и вождь. Вся эта монастырская жизнь с ее ограничениями, молитвами и лишениями не зачеркнула того, что было предначертано судьбой. Гвинедд остался делом его жизни, душа его принадлежала этой земле. И вот почему он стоял теперь тут, наблюдая, как погружаются в ночной мрак вершины гор.

Это его земля, и он не может ее предать. Он сделает все, что нужно для блага королевства: женится на этой иноземке, заставит себя разделить с нею ложе, получит от нее потомство. Он постарается не причинять ей зла только из-за того, что она дочь Фердика, но полюбить ее... на то надежды нет. Время любви уже прошло. Это раньше, будучи молодым и здоровым, он годился для таких чувств.

Теперь же ясно, что единственной его любовью навсегда останется Гвинедд.

Мэлгон направился к крепости, где люди с нетерпением ожидали его решения.

На побережье спустилась дымка, и хотя лето еще не прошло, воздух был холоден. Когда король уже подходил к воротам, облако тумана колыхнулось под дуновением ветра, но вскоре снова сгустилось. На какой-то миг Мэлгону показалось, что его окутало чем-то осязаемым, словно вокруг обвились руки самой Судьбы, чтобы наполнить его новыми силами. Дымка закрутилась вокруг него, а затем расступилась, открывая взору деревянные стены крепости.