"Поцелуй разбойника" - читать интересную книгу автора (Грин Мэри)

Глава 21

Серина смотрела ему вслед. На этот раз она потеряла его навсегда. Что-то произошло, она проиграла невидимую глазу битву, отвергнув его любовь. А вдруг это был ее единственный шанс на счастье и она его упустила?

Ах, если бы можно было забиться куда-нибудь в уголок и дать волю слезам! Но сейчас не время предаваться тоске. Она должна сделать то, что задумала, и для этого ей потребуется помощь Ника. И если ей удастся вернуть к жизни мисс Вайн, Ник поедет в Сомерсет. А уж потом можно будет в одиночестве зализывать сердечные раны.

После обеда, который прошел в напряженном молчании, поскольку их с Ником взаимная холодность, казалось, передалась окружающим, она поднялась в спальню мисс Вайн.

Серина робко постучала в дверь, и горничная впустила ее. Больная полусидела в постели, опершись спиной о подушки и закрыв глаза. Лицо ее было бледно как мрамор. Гончие лежали рядом с мисс Вайн, глядя на нее умными карими глазами, точно хотели утешить. Серина погладила Венеру по шелковистой голове, и собака лизнула ее руку.

Мисс Вайн таяла на глазах. За все время своего пребывания в Холлоуз Серина всего несколько раз обмолвилась с ней парой слов. Ей было горько, что эта немощная тень скоро выйдет замуж за человека, которого любит она. Но сейчас она думала только о том, как спасти ее, как вернуть ей радость жизни.

Серина присела в кресло рядом с кроватью и взяла худую бледную руку в свою.

– Мисс Вайн, вам плохо?

Большие карие глаза распахнулись, и сердце Серины преисполнилось сочувствия к сопернице. Она пожала ее руку.

– Хотите, я вам почитаю?

– Ты можешь звать меня Калли. «Мисс Вайн» звучит слишком официально, как имя гувернантки. Хорошо бы стать гувернанткой – вот и фамилия подходящая. – Она вздохнула. – Да только сначала надо встать на ноги.

– А тебе не хочется вставать, верно? – спросила Серина. – Да, трудно смириться с предательством, особенно если тебя предал тот, кого ты любила.

Калли бросила на нее смущенный взгляд и ничего не ответила. Серина не знала, что еще сказать. Она ласково похлопала Калли по руке и окинула взглядом комнату. На стуле висели платья, на полу грудой валялись атласные туфельки, все со сломанными каблуками и изорванные в клочья.

– Это ты сделала? – спросила Серина. Калли кивнула, плотно сжав губы.

– Но зачем? – ахнула Серина, хотя прекрасно знала зачем. Всему виной отчаяние. Серина содрогнулась. Но что сказать, чтобы успокоить истерзанную душу мисс Вайн?

– Мне больше не нужны туфли. – Калли обратила на Серину взгляд, полный муки. – Тебя когда-нибудь предавали? – тихо спросила она.

– Да, пожалуй. Мои родители совершенно не заботились об мне, и это можно считать предательством. Им ни до кого не было дела, кроме самих себя… и бесконечных ссор, которые в конце концов погубили обоих. Отец спивался, а мама думала только о том, как бы отомстить ему за измены – настоящие и вымышленные.

Серина вздохнула. Слезы потекли по ее щекам, и она не могла их остановить – словно прорвалась плотина долго сдерживаемой печали. Калли чужой ей человек, но она тоже жертва обстоятельств. То и дело сморкаясь в платок, она рассказала Калли о смерти отца и о том, что хочет привлечь дядю к суду за убийство.

– Только после этого я смогу заснуть спокойно. Калли вытерла глаза.

– Мне больно слушать тебя – тебе столько пришлось пережить. И мне стыдно за себя, – прошептала она. – Стыдно за свою слабость. Я, как последняя дура, поверила любовным клятвам сэра Итана и отдалась ему.

Серина покачала головой.

– Не казни себя. В том, что ты доверилась ему, нет ничего дурного. Но сэр Итан коварно воспользовался твоим доверием. И потому в случившемся виноват только он.

Калли ударила кулачком по матрасу.

– Но я не могу не винить себя. Он был со мной таким внимательным, говорил мне разные нежные слова и рисовал наше будущее в романтических красках. И я ему верила.

– Сэр Итан столичный житель и гораздо опытнее тебя в искусстве обольщения. Он прекрасно знал, какие именно фразы обезоружат твое наивное сердечко.

Калли закрыла лицо руками.

– Я раздавлена, унижена. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь покинуть стены этого дома и вновь встретиться лицом к лицу с миром.

– Твоя нога серьезно повреждена, но благодари Бога, что ты не сломала себе шею. – Серина гневно нахмурилась. – Кроме того, ты же не хочешь дать сэру Итану повод для злорадства. А он наверняка обрадуется, если узнает о твоих переживаниях.

Калли снова ударила кулаком по матрасу, и одна из собак испуганно соскочила на пол.

– Я переживаю вовсе не из-за него!

– А он решит, что из-за него. Если ты собираешься выйти замуж за Ника, тебе волей-неволей придется часто видеться с сэром Итаном. И ты должна в его присутствии держаться гордо и с достоинством и смотреть на него с презрением. Если он увидит, что ты превратилась в печальную тень, он только еще больше возгордится.

Калли печально посмотрела на нее.

– Я не могу ходить.

– Пока нет, но если будешь стараться, у тебя обязательно получится.

– Ни один мужчина больше не взглянет на меня. Я калека. Доктор говорит, что моя нога срастается неправильно.

– Ты станешь замужней дамой, Ник будет заботиться о тебе. Зачем тебе внимание и комплименты других мужчин?

Калли погрустнела.

– Ник сделал мне предложение из жалости. Он хотел загладить то, что сделал Итан. А я опрометчиво согласилась, надеясь таким образом избавиться от чувства вины.

– Ник поступил правильно. А что произошло на самом деле? Расскажи мне, облегчи душу. Иногда это помогает.

– Когда мы с Делицией приехали в Лондон, Итан сразу же стал осыпать меня комплиментами. Он вывозил нас в город, показывал достопримечательности. Мы ездили на вечеринки и балы. Он катался со мной верхом в парке. – Калли скрестила руки на одеяле и виновато взглянула на Серину. – Ты знаешь, что он одевается, как принц, и манеры у него такие изысканные?

– Нет, но порой элегантные наряды и любезности не значат ровным счетом ничего.

– Я видела, что он много пьет за обедом, и глаза у него все время красные, и вокруг них темные круги. Но он буквально обворожил меня утонченными манерами и комплиментами.

– Ты не первая женщина, которая становится жертвой изощренного соблазнителя. И, увы, не последняя.

Калли вспыхнула и прикрыла глаза рукой.

– Потом он сделал мне предложение. Я знала, что Делиция попросит меня подождать и не давать ответа, пока не вернется мой брат. Итан убедил меня, что мы должны обвенчаться немедленно, и сделать это в Шотландии. Я согласилась, и в карете… – Она всхлипнула. – В карете он нашептывал мне нежности, а потом соблазнил в гостинице, пообещав, что мы станем мужем и женой через несколько дней. – Она горько заплакала. – Какой позор! Я чувствовала себя в его объятиях как в раю.

– Ты была влюблена и доверяла ему, только и всего. – Серина вздохнула, вспомнив свои бурные ночи в объятиях Ника. – Женщины слабы и не могут устоять против мужских чар.

Она умолкла. Калли тоже молчала, но Серина чувствовала, что ее горе понемногу слабеет. Она подошла к окну, думая про себя, что и ее собственная жизнь постепенно входит в новую колею и прошлое частично отпустило свою мертвую хватку.

Глядя на огненные краски осени в саду и голубое небо, она проговорила:

– Почему мы, женщины, сразу начинаем винить себя? Не потому ли, что считаем себя менее достойными уважения, поскольку не распоряжаемся деньгами и не смеем противоречить своим мужьям? Неужели мы существа второго сорта и должны нести ответственность за промахи мужчин? – Она гордо выпрямилась. – Думаю, что нет, хотя по закону мы стоим немногим выше прислуги. В Лондоне я познакомилась с одной женщиной, мисс Хопкинс, которая никогда не была замужем, но владеет собственным магазином дамских шляп. Она никому не подчиняется и сама решает все вопросы, связанные с покупкой тканей и продажей готовых шляпок. У нее работают несколько женщин, и в отличие от хозяев-мужчин она не изводит их непосильным трудом. Она щедро им платит и старается, чтобы ее работницы получали удовольствие от своего труда. Калли пошевелила забинтованной ногой.

– Ты права, Серина. Надо уважать себя. Может, если я найду себе занятие, мое положение перестанет меня тяготить. Я люблю рукодельничать. Мне очень нравится вышивать. – Она оживилась и пересела в инвалидное кресло прямо в ночной рубашке.

Серина с удивлением наблюдала за ней.

– Пожалуйста, подкати меня к дальнему окну. Серина с радостью повиновалась. За ними побежала одна из собак. Солнце заливало комнату золотистым светом. Калли положила себе на колени сумочку для рукоделия и взяла с подоконника раму с натянутой канвой. На ткани красовался изысканный мотив – павлин с великолепным хвостом и деревья на заднем плане. Серина не могла отвести глаз от вышивки.

– Ты искусная рукодельница, – восхищенно выдохнула она. – Тебе не будет скучно.

– Что правда, то правда. – Калли улыбнулась в первый раз за все время. – Я сама придумала рисунок. – Она робко покосилась на Серину. – Как ты думаешь, вышло неплохо?

– Потрясающе!

Калли прижала рамку к груди.

– Пожалуй, надо еще поработать, пока солнце не село.

– Вот и хорошо. Я принесу тебе пеньюар, чтобы ты не замерзла у окна.

– Ты останешься со мной еще немного?

– С удовольствием, – заверила ее Серина со всей искренностью, на какую была способна. Вместо соперницы в борьбе за сердце Ника она обрела подругу.

Две недели спустя Калли уже могла понемногу передвигаться, опираясь на трость. Ее нога срослась криво, но по крайней мере она нашла в себе силы встать с постели и дойти до кресла и обратно, и с каждым днем ходила все увереннее. Серина радовалась ее успехам, считая их отчасти и своей заслугой. Диана и Венера разделяли ее радость и бегали за Калли по пятам.

Если говорить начистоту, то поначалу Серина решила сблизиться с Калли из корыстных соображений, поскольку Ник заявил, что не покинет поместье, пока Калли не встанет на ноги, но с того разговора ее отношение к Калли изменилось.

И вот однажды вечером приехал Рафаэль Ховард, и Ник сказал, что они вместе с Сериной отправятся в Сомерсет, чтобы собрать доказательства виновности сэра Лютера.

Пожилая суровая горничная поехала вместе с Сериной, чтобы ее присутствие придало путешествию респектабельности. Раф и Ник решили ехать верхом. На следующее утро Серина помахала из окошка кареты своим новым подругам – Делиции и Калли, тяжело опиравшейся на трость.

Серина откинулась на бархатные подушки сиденья и устремила взгляд в окно. Глядя на суровый профиль Ника, ехавшего рядом с экипажем, она помрачнела. Она давно не видела, чтобы он улыбался или смеялся. Впрочем, последние две недели они не часто бывали вместе – только за обедом. Он явно избегал ее после того разговора в саду. Между ними выросла стена разочарования и недовольства. Серина пыталась убедить себя, что так оно лучше. Он женится на Калли, как только они вернутся из Сомерсета.

Она едет домой и скоро увидит то место, с которым связано столько горьких воспоминаний. Как ей не хватает сейчас поддержки Ника! Он рядом – и в то же время за тридевять земель от нее.

Они остановились в придорожном трактире, чтобы перекусить. Здесь торговали пивом, элем и жареным мясом. Ник подвел Серину к очагу, распространявшему ласковое тепло. День выдался холодный, промозглый. В воздухе уже танцевали первые снежинки.

– Подожди здесь. Я закажу нам что-нибудь поесть, – отрывисто произнес он.

Она присела на деревянную скамью у стола, пока Ник беседовал с трактирщиком.

Ей хотелось еще раз поговорить с Ником, услышать от него слова участия, но он говорил с ней лишь на общие темы, избегая касаться вопросов, которые больше всего ее волновали.

Трактирщик в длинном сюртуке, панталонах из коричневой домотканой материи и серых чулках принес горячее жаркое, корзинку с хлебом и блюдо с жареной дичью. Он обтер яблоко белым полотенцем и с поклоном положил перед Сериной.

– Пожалуйста, миледи. Надеюсь, оно придется вам по вкусу.

– Спасибо. – Серина невольно улыбнулась. Очевидно, здесь редко бывают заезжие путешественники – в основном местные фермеры.

Она поела, отметив про себя, что хлеб свежий и жаркое недурно приготовлено. Ник сел за другой столик вместе с Рафом. Он взглянул на нее, глаза их встретились, и Серина закашлялась, подавившись хлебом. Ник наверняка заметил ее смущение.

Насытившись, она вытерла губы салфеткой и снова обменялась взглядом с Ником, и на этот раз он не отвел глаз. Его лицо выражало целую гамму чувств: гнев, желание, отчаяние. Ее сердце гулко стучало в груди. Что бы он ни говорил и ни делал, он одним лишь взглядом возбуждает в ней страсть. Щеки ее вспыхнули, и она отвернулась.

– Ты готова? – хмуро спросил он, подойдя к ней. Двойной смысл фразы заставил ее затрепетать.

– Да, я готова продолжить путь, – ответила она. – Не люблю подолгу засиживаться на одном месте.

– Я заметил, – произнес он, открывая перед ней дверь.

– Мне не нравится твой сарказм, – отрезала она.

– А мне наплевать, что тебе нравится, а что нет. Я здесь только потому, что обещал тебе помочь, а мое настроение тебя не касается. – Он смерил ее холодным взглядом. – Ты неоднократно оскорбляла меня, и я не настолько глуп, чтобы дать тебе возможность еще раз плюнуть мне в душу.

Они подошли к карете, и Ник стоял так близко, что Серина видела, как часто вздымается его грудь. Вожделение, как вязкий сироп, обволакивало их обоих, и она почувствовала, что слабеет под его взглядом.

«Вспомни о Калли, – твердил ей внутренний голос. – Она теперь твоя подруга. Не поддавайся зову плоти. Ты пожалеешь об этом».

– Если жизнью человека правит любовь, он становится слабым и уязвимым. Страсть сожжет его, – произнесла она вслух и тут же, охнув, прижала пальцы к губам, поняв, что выдала свои мысли.

Он пожал плечами, делая вид, что его нисколько не интересует ее мнение.

– Это относится к малодушным, – проговорил он. – Если человек боится любви, он никчемное существо.

Он открыл дверцу и помог ей сесть в карету. Его прикосновение обожгло ее сквозь перчатку, и она с трудом перевела дух. Чем дальше они уезжали от Суссекса, тем больше их путешествие напоминало то время, когда они жили в лондонском убежище Ника. Тогда у них не было будущего и Калли Вайн не стояла между ними. Они любили друг друга, забыв обо всем на свете. И спешили любить, гонимая, что рано или поздно им придется расстаться.

Ник с грохотом захлопнул дверцу кареты. Серина вздрогнула. Неужели она сейчас упустила последний шанс вернуть его любовь? Нет, она не будет об этом думать. Она должна твердо придерживаться своих принципов, как бы ей ни хотелось снова стать счастливой.

Они остановились в гостинице неподалеку от Винчестера. Серина вышла из кареты. Спина ее затекла, мышцы ныли от долгой тряски. На нее тут же налетел ледяной ветер и дождь, и она, поплотнее запахнувшись в плащ, бегом припустила к гостинице.

Ник что-то сказал конюху, и карета покатила к конюшням. Серина мечтала только о том, чтобы утолить голод и погреться у очага.

Чем ближе они подъезжали к Сомерсету, тем тяжелее становилось у нее на сердце. Воспоминания… Лондон был далеко от места трагедии, и поэтому она как-то справлялась со своим горем, но теперь тоскливый ужас вновь завладел ее душой, а вместе с ним пришло и бессильное отчаяние.

В Лондоне она обрела силы для новой жизни и почти распрощалась с прошлым, а здесь ей придется вновь пройти через ад и встретить всех призраков, которых она пыталась изгнать из памяти.

Ей хотелось плакать. Она оглядела полутемный зал, воздух в котором был сизым от дыма, валившего из очага, и в глазах у нее защипало. Хороший повод, чтобы дать волю слезам, да что толку? Надо обуздать свои чувства. В помещении с низким потолком сидело с десяток посетителей – местные фермеры, решившие отдохнуть от тяжелой работы за кружкой эля.

Пока она отряхивала мокрый плащ, трактирщик, маленький рыжий человечек с хитрым лицом, вышел вперед и поздоровался с ней.

В этот момент вошли Ник и Раф, вода лилась с их плащей и треуголок.

Ник, сурово хмурясь, сдернул перчатки. Серина догадывалась, что его плохое настроение вызвано ее присутствием, и еще больше расстроилась.

– Старина, приготовьте три отдельные комнаты с гостиной и горячую еду, – приказал Ник.

– Слушаю, сэр. У нас сегодня барашек с каперсами, рыба под белым соусом и на десерт сливовый пудинг. Вам подойдет такое меню?

– Для голодного это звучит заманчиво, – кивнул Ник.

– Еду подадут в гостиную, сэр. – Трактирщик поклонился и поспешил к двери, из-за которой в зал проникали аппетитные запахи. Серина уловила аромат лука, тимьяна и базилика.

Ник сердито взял ее за руку и повел за собой. Она стряхнула его пальцы и прошипела:

– Я могу идти без посторонней помощи.

– Я знаю, что тебя это злит, но я использую любую возможность, чтобы прикоснуться к тебе. К тому же я не желаю, чтобы местные мужланы на тебя пялились, – отчеканил он.

Серина смерила его сердитым взглядом.

– А я использую любую возможность, лишь бы быть от тебя подальше, – огрызнулась она.

– Похоже, от голода мы становимся весьма раздражительными, – заметил Раф, перевязывая мокрые волосы лентой. Под глазами его залегли тени, лицо выглядело усталым. Серина подумала, что не она одна страдает, другим тоже приходится нелегко.

Раф отодвинул перед ней стул, и она села, оглядывая комнату. Служанка расставляла на буфете блюда с едой. Еще две служанки принесли глиняные миски, тарелки и бокалы для вина.

Ник заказал бутылку кларета и по кружке эля для себя и Рафа.

– Что вы будете пить, мисс Хиллиард?

От взгляда Ника по телу ее разлился жар. В это мгновение она готова была отдать все на свете за его объятия, но тут же отбросила прочь крамольные мысли.

– Вина, если можно.

Во рту у нее пересохло. Ник не спускал с нее внимательного взгляда, как будто точно знал, что с ней происходит.

Она развернула веер – один из тех, что расписала своими руками у мисс Хопкинс, – и принялась обмахивать разгоряченное лицо. На веере красовался обведенный позолотой орнамент из цветочных гирлянд и купидонов, под ним на атласной ленточке были выведены слова: «Истина, любовь, честь». Ей было приятно сознавать, что она сама расписала эту вещь. Сама! Никто ей не помогал.

Ник заметил, как она разглядывает веер, и усмехнулся:

– Судя по твоей самодовольной улыбке, – ты любуешься собственной работой.

– К чему этот сарказм? – проворчал Раф. Он протянул руку, и Серина подала ему веер. Он развернул его и стал задумчиво рассматривать, – Я кое-что вспоминаю… Женщину, которая проводила много времени за рисованием, расписывая веера. Этот орнамент мне знаком.

– Такой же орнамент украшает фрески в церквах. Амуры, цветы. Ангелов здесь нет, иначе мотив имел бы религиозный, а не светский характер. Я, например, больше люблю цветы – любые цветы, – объяснила Серина, радуясь тому, что наконец удалось хоть с кем-то поговорить спокойно и дружелюбно.

Раф потер лоб.

– Я отчетливо помню тонкие женские пальчики, держащие кисть, хрупкое запястье, баночки с краской. И солнечный луч, падающий из окна на поверхность стола.

Серина тут ж. е представила себе Андрию за работой. Да, все сходится, но ведь то же можно сказать и о других художницах.

– Роспись вееров очень популярна среди благородных дам. Должно быть, вы вспоминаете сестру или кузину за этим занятием или художницу, которая расписывала веер вашей матушке.

По лицу Рафа промелькнула гримаса отчаяния.

– Наверное, вы правы. Но больше я ничего не могу вспомнить. – Он оперся на локти и сжал ладонями виски.

Серина смотрела на него с сочувствием – его боль не могла оставить ее равнодушной. Она ободряюще сжала его руку.

– Не отчаивайтесь. Вы помогли мне в свое время, и я обязательно отплачу вам за ваше терпение и доброту.

Раф тяжело вздохнул и промолчал. Серина обменялась взглядом с Ником, и тот кивнул, поняв ее молчаливую просьбу о поддержке.

– Я уже обещал Рафу, что поеду с ним на север, после того как мы закончим здесь все дела. И вместе разыщем лорда Роуэна.

«Мне бы тоже хотелось поехать с вами», – чуть не сказала Серина, но промолчала. Их с Ником пути разойдутся после поездки в Сомерсет. У нее теперь есть работа, и она вернется в Лондон, как только убийцу отца арестуют.

– Это самые добрые слова, которые я услышала от тебя за весь вечер, Ник. – Она улыбнулась ему. – Я рада, что на друзей твой сарказм не распространяется. Ты приберегаешь его специально для меня.

– Мои друзья меня понапрасну не злят, – возразил Ник. – Всему есть предел, и моему терпению в том числе.

– Да, это видно. Но если терпения у тебя маловато, то зато остального в достатке: вспыльчивость, упрямство, хитрость и коварство. Список можно продолжать до бесконечности.

– Этот список только ты и держишь в памяти. Цепляешься к малейшим моим недостаткам и раздуваешь их до немыслимых размеров.

Серина невольно отвела взгляд, смущенная его вспышкой. Раф встал, отодвинув стул.

– Пойду в конюшню, проведаю лошадей. – Он ушел, и Серина в отчаянии всплеснула руками.

– Ник, видишь, что ты наделал? Из-за тебя Рафаэлю пришлось нас покинуть. Нельзя ссориться при посторонних. Это некрасиво.

Ник вздохнул и откинулся на спинку стула.

– Ты права, но я не могу усмирить свои инстинкты в твоем присутствии.

Он обратил на нее тяжелый взгляд, обещавший возмездие и наказание. Дрожь пробежала по ее телу, но сердце подпрыгнуло в груди, и страсть вновь залила жаром ее щеки.

– Я хочу, чтобы ты призналась, что любишь меня, – тихо проговорил он. – Зачем ты скрываешь свои чувства? Ведь я знаю, что твое сердце принадлежит мне. Мы не сможем долго сторониться друг друга.

От его слов мурашки побежали у нее по спине. Его взгляд напомнил ей пожар в лесу, пожирающий все на своем пути.