"Что осталось за кадром" - читать интересную книгу автора (Патни Мэри Джо)

Глава 20

За утренним кофе Рейни читала статью Найджела Стоуна о таинственном прошлом Кензи. На этот раз она называлась «Замок Моргана». Уэльский смотритель одной старинной крепости утверждал, что Кензи Скотт был его школьным приятелем из рыбачьей деревни на севере Уэльса. Рис Джонс, так звали Скотта в то время, был красивый парень, быстрый на язык и уже тогда любил принимать участие в разных школьных представлениях. После окончания учебы он поступил в британский флот, затем дезертировал, и с тех пор о нем ни слуху ни духу. Догадка Моргана состоит в том, что Рис решил стать актером и взял имя Кензи Скотт, скрывая свое прошлое, потому что боялся, как бы его не привлекли за дезертирство.

Морган сопровождал свой рассказ фотографией мальчугана, сидевшего на широкой спине пони, свесив короткие ножки. Если и существовало какое-то сходство с Кензи, то сказать, что оно абсолютно, можно было с большой натяжкой.

Она отложила газету. Как Кензи и предсказывал, на Стоуна со всех сторон сыпались предложения от читателей. «Инкуайер» печатал только наиболее интересные публикации из сотен, приходивших на адрес редакции. Если кто-то и расскажет правду, думала Рейн, то она наверняка затеряется в потоке лжи. Что было само по себе хорошо, так как Кензи, по всей вероятности, было о чем беспокоиться. Хотя он больше не сбегал со съемочной площадки, напряжение не покидало его. Он был крайне немногословен. Ей хотелось, чтобы он поговорил с ней, рассказал, что его тревожит… Но он делал свою работу прекрасно, и она оставила его в покое.

Администрация картины арендовала для него спортивный автомобиль. После завершения съемки он мог умчаться прочь, и никто не видел его до следующего утра. И хотя она прекрасно знала, что он отлично водит машину и, выросши в этой стране, привык к правостороннему вождению, она не могла избавиться от кошмаров. То ей виделось, что он делает крутой поворот и в него врезается трактор или грузовик, то он на полной скорости падает в море с высокой скалы.

Он часто возвращался за полночь. Так как два лучших номера в отеле находились в одном коридоре напротив друг друга, она, лежа в постели, прислушивалась и не могла успокоиться, пока не раздавались его шаги. Она сама не знала, делает ли она это как его жена или как режиссер, а может быть, как его мать? Но, так или иначе, беспокойство не оставляло ее.

Через три недели съемки закончатся и каждый из них пойдет своим путем. Что она почувствует тогда? Наверное, ей будет казаться, словно у нее отняли руку. Но зато жизнь больше не будет такой неопределенной. Дальнейшая работа над картиной, которая обычно начинается после завершения съемок, то есть монтаж, наложение звука, запись музыки и прочее, заставит ее в течение нескольких месяцев жить в таком напряженном ритме, что к тому времени, как они встретятся вновь, она уже будет свободной женщиной и ее брак с Кензи закончится.

Или тогда она сама захочет завершить отношения с ним.

- Стоп! - раздался ровный голос Рейн. Сыпя проклятия сквозь зубы, Кензи отпустил руки Рейн и встал, разминая затекшие плечи. «Черт, - думал он, - сейчас она устроит мне взбучку». Бог свидетель, причина у нее была, но в его теперешнем состоянии он взорвался бы, если бы она вздумала отчитывать его на глазах у всей группы. Он ненавидел себя. Одиннадцатый дубль одной сцены! Только два дубля годились в печать, и оба были так себе. Вина лежала исключительно на нем, он работал все хуже и хуже.

Он пошел прочь от камеры, морской бриз трепал его волосы.

Сцену снимали на скалистом утесе, где Сара спасала Рандалла, который собирался свести счеты с жизнью, бросившись вниз. Когда она схватила его за руки, удерживая от страшного шага, эмоции захлестнули его и он сказал больше, чем хотел, о том, что случилось с ним в плену, и почему он чувствует такое отвращение к себе. Он сказал достаточно, чтобы она поняла…

Другими словами, Рандалл должен был вывернуть душу наизнанку перед своей женой. Кензи мучился, не находя правильных эмоций. Когда доходила очередь до текста, он запинался на каждом слове. Рейн, напротив, замечательно играла Сару, передавая не только ее юность, но и мудрость, которая помогла ей с сочувствием принять не до конца понятную ситуацию.

В дальнейшем предполагалось разбить этот диалог наплывами из прошлого - эпизоды с участием Рандалла и его тюремщика, которые предполагалось снять в павильоне одной из студий Лондона. Кензи старался не думать об этих сценах, последних, но наиболее трудных для него. Если принять во внимание, насколько тяжело ему сегодня, он никогда не сможет сыграть эти проклятые сцены.

Он ждал, когда Рейн позовет его для очередного дубля. Вместо этого она сказала второму режиссеру:

- Перерыв. - И взяла Кензи под руку. Он вздрогнул от ее прикосновения, но тут же почувствовал себя лучше.

- Пойдем со мной, - предложила она. - Может быть, морской ветер прочистит наши мозги.

По крайней мере она собиралась отругать его один на один, не перед всеми, и он был благодарен ей за это, хотя все еще хорохорился, готовый к защите. Бог свидетель, он старался. И Рейни должна понять это.

Они медленно шли вдоль утеса, ветер играл завитками ее волос, трепал подол тяжелой юбки. Когда они отошли достаточно далеко от съемочной площадки, она заговорила:

- По мере того как мы снимаем, ты должен открываться все больше и больше, и ты прекрасно это делаешь. Эта сцена наиболее откровенная, камера должна заглянуть тебе в душу, и без этого мы не можем двинуться дальше. Это требует от тебя многого, может быть, даже чересчур. - Она заглянула ему в глаза. - Подумай об этом. Когда будешь готов, мы снимем еще один дубль и отправим в печать те, что сняли. Если тебе так и не удастся нащупать верную ноту, черт с ним! Мы сумеем в дальнейшем сделать это при монтаже из того, что имеем. О'кей?

Он прерывисто втянул воздух. Если бы она отчитывала его, он, возможно, стал бы возражать ей, даже мог уйти с площадки - чего никогда не делал прежде. Вместо этого она проявила чуткость. Она понимала ад, захвативший его душу, через который ему предстояло пройти. Более того, она готова была принять его несостоятельность, если вдруг окажется, что он исчерпал свой ресурс. Что означало только одно - он должен сделать это, то есть вывернуть кишки перед камерой.

- Ты потрясающий режиссер, Рейни, - глухо произнес он. - Позволь мне побыть одному минут десять - пятнадцать, и попробуем снова.

Она кивнула, затем приподнялась на цыпочки и поцеловала его в щеку.

- Спасибо тебе, Кен.

Он проводил ее взглядом. Она направилась к съемочной площадке, грациозная, как викторианская леди, которая всю жизнь носила корсет и длинные юбки. Кензи отвернулся и пошел дальше вдоль утеса.

Она была абсолютно права, проблема заключалась в том, что ему надо было обнажить его собственные чувства и переживания. Но способен ли он приоткрыть тайники своей души? Это не означало, что тот, кто будет смотреть фильм, поймет все досконально, но для него было достаточно того, что он сам поймет, а он уже научился обходить дискомфортные зоны. Но если он не пойдет дальше, он провалит роль, а с ней и весь фильм. Характер героя потеряет достоверность. Подлинность - качество, едва уловимое, но большинство зрителей заметят, если оно будет утрачено.

Желание открыть свою душу - суть актерской игры. Он делал это прежде, когда работал в Англии. Потом он переехал в Голливуд, стал звездой, здесь он мог существовать вполне профессионально, не обнажая душу и не касаясь дискомфортных зон. Он избегал ролей, которые требовали подобной самоотдачи, вплоть до «Центуриона».

Его мысли вернулись назад, к одной непреложной истине - он не может быть никем другим, кроме как актером. Он в долгу перед самим собой, перед Рейн. Он выбрал профессию, которая требует полной отдачи, невзирая на болезненность этого для него. Иного пути просто нет - ему придется вывернуть душу наизнанку.

Он долго бродил, думая о сцене и о своем персонаже, затем вернулся на площадку. Рейни, нахмурившись, изучала сценарий, но когда он появился, поднялась. Немой вопрос застыл в ее глазах.

- Давай начнем, - буркнул он.

Она кивнула и отложила сценарий. Встав на свое место, она сказала:

- Может быть, на этот раз попробуешь смотреть мне в глаза?

Пока гример поправляла грим и приводила в порядок его растрепанные волосы, он думал о том, что в предыдущих дублях избегал смотреть на Рейн. Какое огромное доверие нужно испытывать к женщине, чтобы обнажить перед ней свою душу, рассказав о том, что сам стараешься забыть! Он глубоко вздохнул, затем кивнул, давая понять, что готов.

- Начали, - сказала она приглушенно.

Камера заработала. Он заглянул в глубину ее невинных глаз и открыл свою измученную душу, предложение за предложением, слово за словом: ужас, боль, унижение, которое заставило его забыть, каким он был… жизнь… все… не оставив… ничего.

Он сыграл сцену на одном дыхании.

- Снято! - Потрясенная, Рейн отпустила его руки и обняла его. Слезы бежали по ее щекам. - Кензи, я всегда знала, что ты прекрасный артист, но сегодня ты превзошел самого себя.

Хотя радость от того, что он наконец справился, захлестнула его, все же он был слишком измучен, чтобы общаться с кем-то, даже с Рейни.

- На двенадцатый раз повезло. - Он выбрался из ее рук,

стараясь, чтобы его слова не прозвучали грубо. - Увидимся утром.

Помахав ей рукой, он через минуту исчез в своем трейлере, чтобы снять грим и костюм. Обычно он прибегал к помощи гримерши и костюмера, но сейчас он не мог вынести, чтобы К нему прикасались. Быстро приведя лицо в порядок, он поменял викторианский выходной наряд на джинсы, рубашку и свитер.

Джош оставил ему пачку сообщений, разложив их в порядке важности. Он и глазом не повел. Схватив ключи от машины, быстро вышел из трейлера.

И тут же наткнулся на Найджела Стоуна. Вспышка фотоаппарата ослепила Кензи. Репортер улыбнулся, дабы замаскировать свою ядовитую сущность.

- Вы подняли тираж «Инкуайера», мистер Скотт. Читатели увлечены охотой на реального человека. Информация стекается со всех сторон. Не хотите ли сказать что-нибудь на этот счет? Я думаю, что уэльсец, который высказался насчет дезертирства с флота, может продолжить.

Кензи, которого атака Найджела застала врасплох, сжал кулаки, готовый врезать репортеру за его мерзкие выпады. Но вовремя сдержался, понимая, что тем самым только обнаружит собственную уязвимость, да еще перед фотографом, готовым запечатлеть каждый момент.

Взяв себя в руки, он исполнил роль, не менее трудную, чем та, что он только что играл перед камерой.

- Весьма занятная история, мистер Стоун. - Улыбаясь с присущим ему шармом, он прошел мимо репортера. - Некоторые из ваших историй превосходят все то, что мне приходилось выслушивать прежде. Я рад, что мы встретились в такое интересное время.

Стоун не отпускал его:

- Не могу найти документ, подтверждающий появление на свет Кензи Скотта в соответствии с датой, что вы указываете, пусть даже в другие годы. Значит, скорее всего вы поменяли имя и фамилию?

- Это никому не возбраняется. А теперь прошу меня извинить, я опаздываю на встречу.

Когда он открыл дверцу «ягуара», Стоун резко бросил:

- Я знаю, кто ты, Скотт, и, клянусь Богом, выведу тебя на чистую воду!

На мгновение Кензи замер. Но тут же напомнил себе, что Стоун не может знать наверняка его прошлое. Он сел в низкий автомобиль, цитируя Макбета:

- «Жизнь - тень бегущая; актер несчастный, что час твой чванится, горит на сцене, - и вот уж он умолк навек». Я просто актер, Стоун, творение из призрачной дымки и отражений… И это не таинственный вымысел. Все, что я хотел бы рассказать о себе, люди могут найти в моих ролях.

Он захлопнул дверцу, нажал на газ и умчался. Колеса «ягуара» отбрасывали фонтанчики гравия на репортера и фотографа. Кензи довольно долго удавалось сохранять внешнее спокойствие, охраняя свою персону от посторонних взглядов. Но если его загнанная внутрь усталость возьмет верх, будет ли он в состоянии выдержать напряженный график съемок? Он отдавал этому фильму все, и сейчас, как Джон Рандалл, остался… ни с чем.

Он ехал вдоль побережья в западном направлении к Корнвеллу, потом свернул в глубь материка, следуя по старым дорогам, отмеченным на большинстве карт желтым цветом. Теперь его путь пролегал через деревни и небольшие городки, вдали от современных трасс.

Дорога извивалась между скал, «ягуар» мчался, выписывая крутые виражи и требуя от своего хозяина особого внимания. Ему не раз пришлось нажимать на тормоза, чтобы не врезаться в стадо овец, и позже миновать столкновение с велосипедистом, которому вздумалось ехать посреди дороги. После этого он немного сбавил скорость.

Он остановился только для заправки. Ему давно следовало бы перекусить: он не помнил, когда ел в последний раз. Но одна мысль о еде вызывала тошноту.

Сложная, извилистая дорога требовала сосредоточенности, но зато избавляла его от мыслей о Найджеле Стоуне и Джоне Рандалле и о тщательно созданном творении по имени Кензи Скотт. Но несмотря на все, Рейни по-прежнему оставалась в его мыслях. Он хотел се так, как умирающий жаждет последнего причастия. Проклятие, он знал, если он попросит, она даст ему это, не выразив ни слова. Но он запрещал себе просить ее.

Он мчался посреди ночной мглы, пытаясь избавиться от демонов, преследующих его.

Кензи поздно вернулся в маленький отель, который временно стал ему домом. Несмотря на безмерную усталость, он плохо спал в последнее время. Он должен лечь и расслабиться, мускул за мускулом, что, как он знал по опыту, даст ему необходимый отдых, чтобы выдержать следующий день.

Он уже взялся за ручку двери, когда его взгляд упал на противоположный конец коридора, где находился номер Рейн. Она должна быть дома. Мягкая, теплая, понимающая, с благородным сердцем, она делала все, что могла, чтобы обрести убежище в работе. Она так близко…

Больше всего на свете он хотел поддержать ее. Разум какое-то мгновение боролся с инстинктом и отступил. В его кармане оказалась пара скрепок для бумаг, он вытащил их и выпрямил в длинную проволочку.

Замки в отеле были очень простые, и он не забыл одно из своих старых умений. Меньше чем за минуту он открыл замок и