"Заманчивая мишень" - читать интересную книгу автора (Мерфи Уоррен, Сэпир Ричард)

Глава 23

Трэш Лимбергер плюхнулся своими тремястами с лишним фунтами в прочное вращающееся кресло радиофургона, стоявшего на бетонной площадке перед Капитолием.

Потом громко откашлялся.

Коди Кастер, его помощница, подала сигнал, тотчас вспыхнула красная надпись «Идет передача». Трэш подался к микрофону и загремел глубоким басом:

— Трэш Лимбергер из оккупированного Вашингтона, радиостанция «Говори правду». Привет, друзья. Мы решили рискнуть и донести до вас истину. Что-то подгнило в Белом доме, и надо добраться до сути случившегося. Давайте начнем с обманчиво простых вопросов.

Трэш ударил маленьким деревянным молотком по колокольчику.

— Почему Белый дом развязал клеветническую кампанию против моего доброго друга и поборника справедливости, досточтимого конгрессмена из Джорджии Гилы Гинголда?

Последовал еще один удар по колокольчику.

— Почему Президент отказался выступить публично после мнимого — обратите на это внимание — мнимого вчерашнего покушения на его жизнь?

Трэш ударил по колокольчику в третий раз.

— Так ли все обстоит, как кажется? Так вот, друзья мои, если вы хоть что-то смыслите в вашингтонской политике, то сами понимаете, что нет.

Колокольчик звякнул снова.

— Президент потерпел полный крах со своими планами относительно здравоохранения. Это знаете вы, это знает он. И что самое главное, знает Первая леди.

Трэш придал голосу доверительную интонацию.

— Предположим — просто предположим, заметьте, — что Президент, стремясь возродить свой обреченный план реформы здравоохранения, старается вызвать хоть немного сочувствия. Нет, я не утверждаю, что ради этого был принесен в жертву агент секретной службы — бывают несчастные случаи, — но давайте обратим внимание на следующие неопровержимые факты.

Во-первых, Президент вернулся в Белый дом, и оттуда стали всех выпроваживать. Первым делом — пресс-корпус. Вышвырнули на улицу, словно мусор.

Как правило, глава государства стремится уверить страну, что с ним все в порядке. В противном случае — не все.

Почему Президент не выходит, «не кажет» лица? Боится? Произошел государственный переворот? Является ли неуклюжая попытка опорочить доброе имя конгрессмена Гинголда дымовой завесой для сокрытия происходящего на самом деле? Мы на станции ГП задаем эти вопросы не просто ради того, чтобы услышать свой сладкозвучный голос, но прежде всего ради того, чтобы добыть холодные, жестокие факты. Именно с этой целью я бросаю Президенту вызов — покажитесь американскому народу, докажите, что Овальный кабинет занимаете действительно вы, а не какой-то ваш нечестивый двойник. Если у Президента появится желание позвонить нам, мы предоставим ему эфир. А пока жду звонков — выскажите свое мнение относительно этого последнего, осмелюсь сказать, очковтирательства. Пожалуйста, первый абонент.

— Трэш, — послышался хриплый голос.

— Да?

— Узнаете меня?

— Голос и в самом деле подозрительно похож на президентский, — признал Трэш со смешком. — Как и у полудюжины современных эстрадных комиков.

Хриплый голос стал резким.

— Трэш! Пошел сам знаешь куда.

— Это, разумеется, не глава исполнительной власти, — прокомментировал Лимбергер. — Тем не менее призываем его позвонить нам.

* * *

В Овальном кабинете Президент Соединенных Штатов положил трубку.

— Мне давно хотелось это сделать! — воскликнул он, с силой ударив стоявшую на столе сувенирную куклу.

Харолд В. Смит смущенно откашлялся.

— Мистер Президент, тактичность этого высказывания сомнительна.

— Шутите? Слышали в вы, как этот пустозвон честит моих жену и дочь. Не скрою, мне хотелось бы выступить в его дурацкой программе и сказать все, что я о нем думаю.

Из стоявшего на столе приемника по-прежнему доносился громкий голос Трэша Лимбергера.

— Наш следующий абонент звонит из округа Колумбия. Итак, что думаете вы?

— Думаю, медицинско-промышленный комплекс намерен убить Президента, — произнес чей-то вкрадчивый голос.

— Что-что?

— Медицинско-промышленный комплекс.

— О военно-промышленном комплексе слышал, но чтобы такое в медицине... Вы не военный имели в виду, а?

— Я имел в виду большие больницы, страховые компании и весьма доходную фармацевтическую промышленность. Это разные стороны одной монеты, именуемой господствующей верхушкой. И они пойдут на все, чтобы не допустить принятия закона о всеобщем здравоохранении.

— Господствующая верхушка! — взорвался Трэш. — Вот те на... Я думал, о ней перестали болтать уже со времен падения Сайгона. Есть ли у вас какие-то подтверждения этой довольно фантастичной теории, мой допотопный друг?

— У меня их нет. Но секретная служба располагает соответствующими сведениями. Когда факты расследования станут известны, вся Америка узнает, что кроется за ужасными событиями в Бостоне.

Лимбергер насмешливо фыркнул.

— Хочу задать вам один вопрос, Трэш, — произнес звонивший.

— Какой же?

— Если в вы могли стать каким угодно животным на свете, кем бы стали?

— Я как-то не задумывался над этим.

— Стали бы слоном?

— Утверждать не могу, но осмелюсь предположить, что толстокожие — весьма злобные существа. Их часто называют толстыми, как и... гм-м... меня, хотя на самом деле они весьма проворны и, осмелюсь сказать, стройны.

— Превосходный выбор, Трэш, — похвалил его абонент и положил трубку.

Президент раздраженно выключил приемник.

— Слышали?

— Да, — ответили Смит с Чиуном.

— Этот человек сказал, что за мной охотится медицинско-промышленный комплекс! С чего он взял, ведь у него нет никаких фактов?

— Не знаю, мистер Президент. Но не исключено, что маньяк недалек от истины.

— Неужели и впрямь медицинско-промышленный комплекс стремится меня ликвидировать?

— Такого комплекса не существует.

— Вы видели когда-нибудь телерекламу, направленную против всеобщего здравоохранения?

Молчавший до сих пор Чиун неожиданно произнес:

— Этот человек не маньяк.

— Почему вы так думаете, мастер Чиун? — заинтересовался Смит.

— Потому что он задал Трэшу Лимбергеру весьма определенный вопрос.

— Какой же?

— Спросил, каким животным Трэш хотел бы стать.

— Видимо, громогласным, — рассмеялся Президент. Кореец и шеф КЮРЕ даже не улыбнулись.

Послышался стук в дверь, потом голос Римо:

— Пришла Первая леди. Впустить?

— Конечно, впустите, черт возьми! — завизжала она.

— Впустите, — устало произнес глава государства.

— Мистер Президент... — начал было Смит, но тут дверь распахнулась и появилась Первая леди. В руках она держала моток черного провода, усеянного красными лампочками.

— У меня трудности с украшением елки, — произнесла она.

Потом увидела сидящих на ковре Президента с Чиуном и Смита, старающегося не привлекать к себе внимания.

— Это Смит из КЮРЕ, так ведь? — спросила она мужа.

— Да.

— Скажите мне кто-нибудь, что такое КЮРЕ?

Неловкое молчание длилось секунд сорок. Потом Президент бросил на Смита недвусмысленный взгляд, как бы говоря: «Отвечать вам».

— Это акроним, — откликнулся Смит, поправляя галстук.

— То есть?

«Комитет юристов и репатриантов Европы», — поспешно ответил шеф КЮРЕ.

— Хочу войти в эту организацию! — тут же заявила Первая леди.

— Нет проблем, — торопливо согласился Президент. — Так какие у тебя трудности?

— Я готовлюсь к торжественному зажжению елки сегодня вечером...

— Сегодня?!

— Да. И не говори, что забыл.

— Черт! Это значит, нам придется впустить прессу.

— Необязательно, — возразила Первая леди, бросая бухту провода с лампочками на колени Президенту.

— Что это? — удивился он.

— Я решила, что у нас будет разнокультурная елка. Первая в истории Белого дома.

— Ни разу ни о чем таком не слышал, — отозвался Президент.

— Она будет представлять каждую этническую и религиозную группу, из которых состоит нация. Все игрушки изготовлены вручную. Но вот эти лампочки вызывают у меня беспокойство. Их привезли на самолете из Калифорнии.

Президент опасливо прикоснулся к одной из них — красной, очень длинной, конусообразной.

— Похожи на стручки перца чили.

— Вот именно. Лампочки символически представляют испанскую общину, но мой пресс-секретарь говорит, что их могут воспринять как бестактность. Как ты думаешь?

— Думаю, они очень привлекательны, — откликнулся Президент.

— Привлекательны, да. А как насчет политического аспекта?

— Не спрашивай меня. Политику вершишь ты. Я всего-навсего главнокомандующий.

— Ты просто не хочешь принимать решения.

— А ты хочешь свалить на кого-то всю ответственность! — парировал Президент.

— Можно внести предложение? — спросил Смит. — Если не хотите обижать испанскую общину, почему бы не оставить ее в покое?

— Если мы оставим ее без внимания, она поднимет вопль.

— В таком случае единственная логичная альтернатива — традиционная рождественская елка.

— В этом Белом доме нет ничего традиционного, — огрызнулась Первая леди, — и если мое мнение что-нибудь да значит, то никогда и не будет!

— Кто умер и оставил тебя императрицей? — пробормотал Президент.

Лицо Первой леди под светлой челкой побагровело, и она, плотно сжав накрашенные губы, уставилась на Президента.

— Значит, на помощь можно не рассчитывать?

— Подбрось монету, — предложил ей муж.

— Надо же, — отрывисто произнесла Первая леди, хватая бухту провода. — И как только ты стал Президентом?

В ответ на его слова: «Меня избрали на эту должность такие люди, как ты», — она громко хлопнула дверью.

И в тот же миг открыв ее снова, просунула голову внутрь.

— Да, чуть не забыла. Твой пресс-секретарь слег от всех этих слухов об Освальде и заговоре. Может, тебе нелишне будет произнести вечером речь?

Дверь хлопнула.

— Я поступлю лучше! — гневно заявил Президент. — Вернусь в Бостон и произнесу там ту речь, которую подготовил.

— Мистер Президент, — без тени усмешки проговорил Смит, — думаю, сейчас появляться на публике крайне неразумно.

— Нельзя допустить, чтобы Трэш Лимбергер и пресса пинали меня, как футбольный мяч, — сказал, поднимаясь с ковра, глава государства. — Кроме того, надо проталкивать реформу здравоохранения.

— Можно узнать, зачем?

Президент глянул на все еще подрагивающую дверь Овального кабинета.

— Потому что иначе меня съест жена.

Поднимаясь с пола, словно тянущийся к солнцу подсолнух, мастер Синанджу изрек:

— Остерегайтесь Визгливой королевы. В ее глазах тлеет честолюбие. Она домогается вашего трона.

— Скажите мне то, чего я еще не знаю, — пробормотал Президент.