"Последний бой" - читать интересную книгу автора (Мерфи Уоррен, Сэпир Ричард)Глава третьяСмит поглядывал на часы и терпеливо ждал, когда Римо и Чиун появятся у стойки регистрации пассажиров международных линий. – Вы как раз вовремя, – сказал он Римо, а Чиуну коротко кивнул. Это можно было принять за поклон, если не знать, что Смиту подобные вещи, как и любые проявления обходительности, были совершенно чужды. Для этого требовалась хотя бы минимальная фантазия, что в случае со Смитом было совершенно исключено. Донсхеймская больница была, наверное, самой современной во всем Чикаго. Находилась она в красивом предместье города в районе Хикори-хиллз, в стороне от грабежей, стрельбы и поножовщины, привычных для самого города, которому отчаянно требовалось такое сверхсовременное сооружение, как Донсхейм, и потому согласно законам природы и политики не имевшего шанса когда-либо его получить. Смит, обойдя больницу по чистой бетонной дорожке, окаймленной зеленой травой, уперся в серую дверь без ручки, но с замочной скважиной. Он выбрал ключ из связки, висевшей у него на цепочке, и вставил его в отверстие. – Конспиративная квартира? – поинтересовался Римо. – В некотором роде, – ответил Смит. – Все в мире, в некотором роде, является чем-то, – философски заметил Римо. – Только императору ведомы секреты его императорских дел, – отозвался Чиун, для которого каждый, кому служил Дом Синанджу, был императором. Откровенный разговор наемного убийцы-ассасина с императором являлся нарушением сложившейся традиции, в соответствии с которой, как учил Чиун, император не должен знать, о чем думает наемный убийца. Таков был кодекс, выработанный веками. И все же Римо и Смит были американцами, а потому некоторые принципы Синанджу Римо до конца принять и понять не мог, точно также, как не понимал Чиун открытости отношений Римо со Смитом. Резкий запах в больничном коридоре заставил Римо вспомнить о страхе, который он испытывал, прежде чем научился подчинять нервы собственной воле. Смит отсчитывал двери. Восьмую он открыл уже другим ключом. В помещении было очень холодно. Смит зажег свет и, дрожа от холода, застегнул пальто на верхнюю пуговицу. Римо и Чиун спокойно стояли в легкой осенней одежде. Восемь больших металлических квадратных ящиков, снабженных ручками, были аккуратно поставлены у стены. Резкий желтый свет, отражавшийся от их поверхности, резал глаза. В центре помещения на белом скользком кафельном полу находились три пустых стола размером семь футов на три, покрытые белым пластиком. Ни дезинфекция, ни постоянное мытье, ни холод не могли заглушить запах тлена, распространяемый скоплениями кишечных бактерий в мертвых телах. – В третьем, – сказал Смит. Римо подкатил ящик к столу. – Уильям Эшли, тридцать восемь лет, умер от переохлаждения, – сказал Смит, глядя на вздувшийся труп. На подбородке темнела щетина. Выпученные глаза были прикрыты веками, освещенными рассеянным светом. Плечи распухли, словно у Эшли были мускулы штангиста, а бедра раздулись, будто на них были надеты хоккейные доспехи. – С помощью рентгеновских снимков мы установили, что все четыре основных сустава в плечах и коленях раздроблены. В легких скопилась жидкость в результате переохлаждения. Он был найден обнаженным на полу в холодном замке в горах Шотландии. Двигаться Эшли не мог из-за перебитых конечностей. Короче, он умер от того, что в его легких скопилась жидкость, и он, собственно говоря, захлебнулся, – сказал Смит и, засунув от холода руки в карманы, продолжал: – Это был один из наших служащих. Мне нужно, чтобы вы ответили – знаком ли вам такой способ убийства? – Жестокость выражается в разных формах. Несправедливо в этом обвинять Дом Синанджу, – сказал Чиун. – Мы действуем тихо и быстро, как известно, и в нашей быстроте выражается милосердное отношение к жертве. Мы добрее самой природы, всегда были и будем такими. – Никто не обвиняет Дом Синанджу, – сказал Смит. – Я просто хочу знать, знаком ли вам способ убийства. Мне известно, что наши методы конспирации выглядят для вас странно, но этот человек работал на нас, чего не знал, как и большинство служащих. – Очень трудно добиться, чтобы слуга хорошо знал свое дело, – сказал Чиун. – Я уверен, что благодаря мудрости императора Смита вскоре ленивые слуги будут знать, что им делать и на кого они работают. – Э... как раз наоборот, – сказал Смит. – Мы не хотим, чтобы они знали, на кого работают. – Гениально! Чем меньше знает неблагодарный и глупый слуга, тем лучше. Вы очень мудры, император Смит. Это делает честь вашей расе. Смит прочистил горло, и Римо улыбнулся. Он был единственным человеком, посредством которого эти двое могли нормально общаться друг с другом. Смит пытался объяснить, что существование КЮРЕ угрожает престижу Америки, а Чиун считал, что император должен всегда напоминать своим подданным, сколь он силен, и что, чем он сильнее, тем лучше. – В любом случае, – сказал Смит, – это дело беспокоит меня. Обстоятельства смерти весьма загадочны. Возникают вопросы, на которые я хотел бы получить ответ. – Нельзя винить Дом Синанджу в каждом проявлении насилия, – сказал Чиун. – Где это случилось? – В Шотландии, – сказал Смит. – О, знаменитое королевство! Сотни лет туда не ступала нога Мастера Синанджу. Там живут честные и добрые люди. Как и вы, о император Смит! Они полны благородства. – Я только хочу знать, знаком ли вам способ убийства? Обратите внимание: кожа не повреждена, но все суставы раздроблены. – Не все, а три, – заметил Римо, – и все потому, что убийцы не знают своего дела. – У меня есть рентгеновские снимки, – возразил Смит. – И врач, осматривавший тело, сказал, что раздроблены все четыре сустава. Я точно помню. – Он ошибся, – сказал Римо. – Разбиты оба плеча и правое бедро. Удары нанесены не больно-то чисто. А вот над левой ногой поработали так, как надо. Сустав разъединен, но кости целы. Смит сжал губы и вынул из кармана серый конверт. Снимки были уменьшены до формата обычной фотографии. Смит поднес снимки к свету. – Потрясающе! Вы правы, Римо, – сказал он. – Его хорошо учили, – вставил Чиун. – Так вам знаком такой способ? – спросил Смит. – Конечно. Это дело рук дилетанта, – ответил Римо. – Он нанес удачный удар в левую ногу, а потом схалтурил, изувечив правую ногу и оба плеча. Чиун разглядывал тело Уильяма Эшли, покачивая головой. – Здесь действовали, по крайней мере, двое, – сказал он. – Один нанес точный удар в левую ногу, а второй докончил дело, как мясник. Кем был убитый? – Простым служащим, – сказал Смит. – Программистом на компьютере. – А почему кому-то надо было опозорить этого... как вы его там назвали? – Программиста, – сказал Смит. – Вот именно. Почему его хотели опозорить? – Понятия не имею, – сказал Смит. – Тогда я ничего не могу добавить, – сказал Чиун. – Значит, вы мне ничем помочь не можете, Чиун, – сказал Смит с оттенком раздражения. – Что же теперь делать? – Быть начеку, – ответил Чиун, который знал, что американцы в упор не хотят замечать нарождающиеся опасности, пока последнему дураку не становится ясно, что творится что-то неладное. А потом Чиун заговорил о том, что беспокоило его. Ему был обещан отпуск для поездки домой. Он понимает, что это непростое путешествие и поездка в Синанджу обойдется дорого. Все уже было готово, даже специальная лодка, которая доставит его в бухту Синанджу под водой. Но он не поехал в последний момент из-за своей преданности императору Смиту – да будет его царствие долгим и славным! – Да, подводная лодка готова, – сказал Смит. Чиун смиренно просит отпустить его домой сейчас. Поздней осенью в Корее очень красиво. – В это время в Синанджу собачий холод, – сказал Римо, который никогда там не был. – Там мой дом, – ответил Чиун. – Я знаю, что там родина Дома Синанджу, – сказал Смит, – и вы хорошо послужили мне. Вместе с Римо вы творили чудеса. Я рад помочь вам вернуться в родную деревню. Но будет трудно пересылать туда ваши любимые фильмы. Придется обойтись без них. – Я пробуду в Синанджу не долго, – сказал Чиун. – Пока не приедет Римо. – Я против того, чтобы вы оба покинули страну, – сказал Смит. – Не волнуйтесь, я никуда не собираюсь, – сказал Римо. – Он приедет туда, когда наступит следующее полнолуние, – сказал Чиун и больше не проронил ни слова до следующего дня, когда должен был улетать на самолете в Сан-Диего, откуда подлодка должна была доставить его домой. Чиун подождал, когда Смит уйдет, чтобы оформить страховку, и сказал Римо: – Это очень странный способ убийства. – Почему? – спросил Римо. – Работал халтурщик, у которого вышел один хороший удар и три плохих. – В Синанджу есть обычай. Если хочешь кого-то опозорить, показать, что он не достоин даже быть убитым, то по древнему обычаю ты должен нанести противнику четыре удара и оставить его умирать. – Ты думаешь, мы имеем дело именно с таким случаем? – спросил Римо. – Я не знаю, что там произошло, но предупреждаю, что ты должен быть осторожен, пока не приедешь в Синанджу. – Я не приеду, папочка. – Когда наступит следующее полнолуние, – сказал Чиун и изобразил на бланке страховки, принесенном Смитом, свой замысловатый автограф. Когда самолет, на котором находился Чиун, взлетел, Смит сказал: – Непостижимый человек. – «Непостижимый» у нас на Западе означает скрытный и безрассудный, – сказал Римо, ощутив холодный порыв ветра с озера Мичиган. – Словом «непостижимый» я определяю то, что вы и он способны сделать и делаете. Не применяя огнестрельное оружие. Римо смотрел, как белый с красными полосами «Боинг-707» рванулся вверх, оставляя за собой дымный шлейф. – Это не так сложно, когда тебя научат, – сказал он. – В умении все очень просто, сложности возникают только при исполнении. Особенно при кажущейся простоте. – Это же бессмыслица, – сказал Смит. – Ну Чиун и фрукт, – сказал Римо, глядя, как самолет ложится на крыло. – Просто так взял и уехал! Хотя, конечно, он этого заслуживает. – Вы не сказали, почему не применяете оружие. – Оружие стреляет пулями или другими предметами. Руками управлять проще. – Вашими – конечно! Это ведь не каратэ или что-то похожее? – Нет, – сказал Римо, – ничего похожего. В Чикаго было холодно. И одиноко. – А вы и Чиун? Чем вы отличаетесь от других? Самолет быстро превратился в точку. – Что? – переспросил Римо. – Почему вы превосходите остальных? Я читал подборку материалов по боевым искусствам, там иногда встречается кое-что вроде бы схожее с вашими приемами, но в основном – ничего похожего. – Ах, это, – сказал Римо. – Парни, которые голыми руками разбивают деревянные доски и так далее? – И так далее, – сказал Смит. – Попробую объяснить, – сказал Римо и объяснил как мог, как объяснял самому себе. Раньше, используя привычные понятия, он не смог бы не только объяснить, но даже понять. Пока не встретил Мастера Синанджу. Синанджу отличается от других боевых искусств тем же, чем профессиональный игрок в американский футбол отличается от любителя. Травма, которую даже не заметит профессионал из национальной футбольной лиги, выведет любителя из строя. – Профессионал зарабатывает этим на жизнь. Для него не существует таких понятий, как развлечения или эмоции. Для него это вопрос жизни и смерти. Он этим живет. Его и нельзя сравнивать с любителем. То же самое с Синанджу. Синанджу – порождение отчаяния, как говорит Чиун. Земледелие и рыболовство давали так мало, что не могли прокормить деревню, и жителям приходилось топить собственных детей. – Я знаю, что Мастера Синанджу нанимались на службу и благодаря этому кормилась деревня, – сказал Смит. – Откровенно говоря, когда в Северной Корее к власти пришли коммунисты, я думал, что на этом все кончится. – Могло бы, но образ действия и мышления каждого Мастера Синанджу состоял в том, чтобы выбирать между жизнью своей жертвы и жизнью детей своей деревня. Так было на протяжении веков вплоть до Чиуна. – О'кей, – сказал Смит. – Для них это вопрос выживания. Но как вы достигли такого уровня? – Постепенно Мастера Синанджу пришли к выводу, что большая часть мышц человека превращается в рудиментарные органы, как аппендикс. Они обнаружили, что рядовой человек использует, может быть, лишь десятую часть своих потенциальных физических и интеллектуальных возможностей. Секрет Чиуна состоит в том, что он учит использовать, наверное, процентов тридцать собственной энергии или сорок. – Он использует сорок процентов своих возможностей? – Столько использую я, – сказал Римо. – Чиун – Мастер Синанджу. Он использует все сто процентов. И то, когда он не в лучшей форме. – И в этом все объяснение? – В этом, – сказал Римо. – Так ли все на самом деле, не знаю. Это лишь мое объяснение. – Понимаю, – сказал Смит. – Нет, не понимаете, – сказал Римо. – И никогда не поймете. |
||
|