"Объединяй и завоевывай" - читать интересную книгу автора (Мерфи Уоррен, Сэпир Ричард)

Глава 3

Куратор Родриго Лухан сидел у себя в офисе, когда послышались самые первые звуки землетрясения и под ногами поплыл пол Национального музея антропологии, что на северной оконечности Мехико в парке Чапультепек.

Куратор пережил землетрясение 1985 года, которое со временем подзабылось. Разумеется, совсем стереть его из памяти он не мог, но по мере того как расчищались завалы, а на месте разрушенных домов возводились новые, мрачные воспоминания теряли былую яркость и драматизм. Ему тем не менее понадобилось около года, чтобы вновь научиться спать. С тех пор уже минуло десять лет. И вот уже десять лет он спал спокойно, хотя ясно было, что в любой момент земля может уйти у него из-под ног.

Вечером, перед тем как вернуться домой, Родриго Лухан – человек, который трудился в одном из самых престижных столичных университетов, носил на работу пиджаки и галстуки и разрезал запаянные в целлофан бифштексы стальными ножом и вилкой, – возносил молитву древнему божеству, чтобы оно оберегло город от новой напасти.

– О, Коатлик, мать моего народа, – просил он, – успокой злую землю у нас под ногами.

На этот его призыв Коатлик никогда не отвечала, хотя другие его просьбы исполняла довольно исправно. Даже если ее каменные уши слышали его молитвы, каменные губы по-прежнему продолжали хранить молчание.

Коатлик являлась одной из самых почитаемых богинь ацтекского пантеона. Лухан был сапотеком по матери. И гордился этим. Хотя несколько поколений предков Родриго превратили его кожу из темно-красной в светло-коричневую – что свойственно современным миштекам, – он продолжал хранить в душе искру преданности к древним сапотекам.

Как сапотеку ему следовало бы поклоняться Гуегуетеотлю – богу огня или Коцико – божеству дождя.

Но, к сожалению, эти столь уважаемые боги никогда с ним не разговаривали. А вот богиня Коатлик говорила.

Каменная статуя Коатлик – матери-богини и берегини мексиканского народа – исчезла со своего постамента шесть лет назад. Некоторые знатоки старины поговаривали, что ей удалось разлепить свои каменные ноги, после чего она и удалилась.

По правде сказать, у постамента и впрямь были обнаружены следы каменных ступней. Они так и шли цепочкой через весь парк Чапультепек. Сей факт задокументировали, но он ровным счетом ни на что не повлиял.

Следы исчезали в конце парка, и хотя их искали со всем тщанием, ничего стоящего обнаружить не удалось.

Поговаривали, что Коатлик обнаружили-таки в Теотиуакане, построенном древнейшей цивилизацией, появившейся в этих краях раньше ацтеков, основавших Мехико, да и вообще раньше всех других народов, населявших здешние края задолго до испанского завоевания.

Статуя была разбита на кусочки. Просто ужасно, если учесть, что она с минимальными повреждениями пережила века и эпохи!

Когда ее снова вернули в музей, она представляла собой только груду камней. И Лухан, вооружившись терпением и любовью, занялся ее восстановлением.

Пришлось использовать стальные болты. В самых крупных фрагментах сверлили дыры, вмуровывали штыри и подсоединяли таким образом один элемент к другому.

Когда каменщики и кузнецы закончили работу, Коатлик снова вознеслась на свой постамент в ее родном ацтекском отделе музея – рядом со знаменитым каменным календарем. Но все знали, что былой прочности в богине уже нет – как не было ее в сапотекском сердце Лухана.

Тем не менее статуя продолжала волновать души. На первый взгляд ее роскошное тело, вырубленное из базальтовой глыбы в восемь футов в поперечнике, было ничуть не меньше в ширину, чем в высоту. Каменные змеи обвивали ее могучие ноги, а на бедра спускался вырезанный из камня пояс с пряжкой в виде черепа. Грудь ее была декорирована богатым орнаментом из человеческих рук и сердец. Нижние конечности богини кончались каменными клешнями, впивавшимися в монолит постамента, а руки она плотно прижимала к торсу.

Голова Коатлик являла собой истинное чудо и тоже была украшена каменными змеями, тупые рыла которых располагались у нее по бокам, на уровне глаз, что придавало ее облику совсем уж внушительный вид.

Лухан всякий раз содрогался, когда надо было взглянуть на богиню. Даже здесь, в музее, она продолжала источать смертельную угрозу. В общем, и неудивительно, поскольку Коатлик являлась не только матерью мексиканцев, но и по совместительству родительницей Вицлипуцли, бога войны.

Чудо – а это и в самом деле чудо – свершилось в самом непродолжительном времени после реставрации.

Коатлик удивительным образом исцелила себя. И сомнениям тут места не было. Существовали целые рулоны фотографий, изображавших статую в виде груды камней и осколков, а затем – этапы реставрации. Сохранились и фотографии, запечатлевшие каменную богиню в момент повторного водружения на территории музея. На них хорошо просматривались стальные штыри, куда насаживались разрозненные элементы статуи при восстановлении.

Так вот, когда однажды утром Родриго Лухан открыл музей, то обнаружил, что трещины и сколы на камне статуи затянулись, а стальные штыри самым волшебным образом исчезли. Поначалу ему даже показалось, что оригинал украли и заменили копией из папье-маше.

Но нет, это та самая Коатлик – точно такая, какой она была сотни лет назад. Ее каменная кожа отливала безупречным блеском полированного базальта.

Коатлик казалась новенькой, словно только что на свет родилась.

И тут Родриго Лухан, ощутив сильнейший приступ «сапотекизма», упал пред богиней на колени и, проливая слезы, обратился к статуе с молитвой, сложенной сапотеками задолго до прихода испанцев:

О Ты,

Что носишь мантию из змей,

Благословенна будь

Мать Вицлипуцли,

Дробителя костей.

На первый акт поклонения богиня никак не отреагировала. Ничего не сказала Лухану и потом, перед заходом солнца, когда он прошептал статуе на ухо ряд вопросов, чрезвычайно его волновавших.

– Ну почему ты ушла, Коатлик? Что заставило тебя отправиться в Теотиуакан, город мертвых? Какой рок сорвал тебя с места?

Вопрос следовал за вопросом, но все они остались без ответа.

И вот в один прекрасный день в музей приехал некий профессор этнографии из Йеля, и Лухан попытался объяснить ему, что значит богиня Коатлик для народа Мексики.

– Она наша мать, хранительница мексиканской земли.

– На первый взгляд у хранительницы довольно свирепое выражение лица.

– Да, возможно, но таковы уж все боги древнего мексиканского пантеона. В какой-то степени это придает им определенный шарм. Есть красота во зле, равно как и зло в красоте.

– Скажите, – обратился к Родриго иностранный профессор, – а где же следы разрушения? Насколько я знаю, статуя основательно пострадала при падении или чего-то там еще.

– Об этом ошибочно писали в некоторых изданиях, но, как видите, наша мать в целости и сохранности.

Светская беседа продолжилась, и иностранный профессор двинулся дальше, дабы напитать свой скептический взгляд зрелищем нетленных сокровищ музея.

«Гринго, – подумал Лухан. – Они приезжают, глазеют – и убираются восвояси, а понять сущность зла и жестокости им не дано. Когда появится надгробие на могиле последнего гринго, богиня Коатлик все так же будет пребывать на этом свете, как пребывала на нем сотни и сотни лет».

Впрочем, к чему рассуждать о гринго? Ведь на земле еще есть сапотеки, которые поклоняются Коатлик. Родриго Лухана это вполне устраивало.

Потрясение обрушилось на него вечером того же дня, когда он вернулся к статуе, чтобы отдать богине дань уважения, прежде чем идти домой. Коатлик неожиданно заговорила с ним на языке гринго, то есть по-английски.

– Выжить...

Говорила богиня с трудом, борясь с непослушными гласными.

– Что такое?

– Выживание...

– Да. Выживание. Я понимаю твою речь, Коатлик. Что ты пытаешься мне поведать?

Ее слова падали тяжело, словно камни.

– Мне... необходимо... выжить.

– Конечно, конечно! Более того, ты должна существовать вечно. Когда сам я превращусь во прах, ты останешься на земле, поскольку ты мать и покровительница «индиос».

– Помоги... мне... выжить.

– Но как?

– Защити меня...

– Музей защищен лучше, чем какое-либо другое здание в Мексике. За исключением дворца президента, разумеется, – заверил Лухан богиню.

– Нельзя позволить врагам найти меня.

– Они не найдут. Мы их перехитрим. Разве мы не сапотеки?

– Неясно. Объясни.

Лухан нахмурился.

– Почему ты говоришь на языке гринго?

– Я запрограммирована на английский язык.

– Более чем странно! Скажи мне, однако, Коатлик, почему ты ушла из музея?

– Чтобы поразить своих врагов.

– И теперь они обращены в пыль?

– Это меня чуть не превратили в пыль! Даже сейчас мои системы не восстановлены полностью. Мне даже пришлось внести поправки в свой план.

Теперь речь богини звучала отчетливее. Складывалось впечатление, что в процессе разговора с Родриго она постепенно восстановила забытую функцию.

– Я весь внимание, – произнес Лухан.

– Для того чтобы выжить, нет необходимости уничтожать автоматы из плоти и крови. Я изготовлена из металла и прочих неорганических материалов. И умереть не могу – разве только меня полностью разрушат Автоматы же из плоти умирают, когда их органы выходят из строя. Я в состоянии пережить их, поскольку они запрограммированы на уничтожение и забвение.

– О каких автоматах из плоти ты все время говоришь?

– О людях, естественно!

– И о женщинах тоже?

– Все биосистемы – машины. Самоходные конструкции из мяса, костей и прочих органических деталей. Я же – машина, которая рассчитана на более продолжительный период действия. Когда биороботы умрут, я выйду из этой тюрьмы на свободу.

– Какая же тут тюрьма?! Здесь твой дом, твой храм, твое убежище. Под музеем находятся развалины древнего Теночтитлана. Столицы благородных ацтеков. Разве ты не помнишь?

– Я буду стоять здесь, пока не будут созданы оптимальные условия для моего функционирования. Тогда я начну действовать. Но до тех пор ты должен меня защищать.

– Хорошо. Я сделаю все, что ты захочешь. Только прикажи. Все, что тебе потребуется, я положу к твоим ногам.

– Мне ничего не надо, машина из мяса. Я – существо самодостаточное и самовосстанавливающееся. У меня нет желаний. В данной конкретной форме я в состоянии просуществовать сколько угодно.

– Обещаю, что буду следить за твоей безопасностью до конца своих дней, а когда я умру, за дело возьмутся мои сыновья, а после их смерти – сыновья моих сыновей – и так до скончания веков. Или до того дня, когда мексиканцы – истинные мексиканцы – снова станут хозяевами своей судьбы.

– Тогда будем считать, что договор заключен.

Так оно все и было. Потом Коатлик разговаривала крайне редко – только справлялась, что происходит в мире за пределами музея. И радовалась каждой трагедии. Эпидемии и катастрофы с жертвами доставляли ей несказанное удовольствие. Весьма и весьма по-ацтекски!

Что же касается Лухана, то он тщательно следил, чтобы статую не повредили и не сдвигали с места. И каждый вечер он молил ее, чтобы она уберегла город от землетрясения.

Иногда он воскуривал рядом с ней благовония или укладывал к ее ногам мертвых певчих птичек, которых предварительно убивал, а потом скальпелем извлекал все еще бьющиеся крохотные сердца. Сердечки эти складывались в специальный базальтовый жертвенник, который он по такому случаю доставал из хранилища.

Такого рода жертвоприношения не поощрялись Коатлик, но и неудовольствия не вызывали, поэтому Лухан по-прежнему регулярно приносил свою дань.

Когда же стали ощущаться первые толчки землетрясения 1996 года, названного впоследствии великим, Родриго Лухан с выпученными от ужаса глазами выскочил из своего офиса. Его тревожила только одна-единственная мысль.

– Коатлик! – выдохнул он и бросился к статуе.

Она стояла, как всегда, неколебимо, хотя вокруг уже содрогались стены, лопались тонкостенные стеклянные сосуды и покрывались трещинами изделия из глины и фаянса.

Через минуту стены заскрипели, словно мачты старого парусника, пол под ногами треснул, и на его полированной мраморной поверхности появилась зияющая щель.

– Коатлик! Коатлик! Ответь мне, что происходит?

Коатлик продолжала стоять, как утес, среди невообразимой сумятицы и стонов, из которых лишь некоторые принадлежали живым.

Лухан, признаться, не обратил ни малейшего внимания на то, что гибнут сокровища музея, собираемые десятилетиями.

Он беспокоился только о каменной богине.

– Коатлик! Коатлик! Поговори со мной! – возопил он на испанском языке.

Но Коатлик заговорила только тогда, когда под ней содрогнулся постамент.

– Что происходит, машина из мяса? – спросила она на неразборчивом английском:

– Это землетрясение, Коатлик. Земля трясется!

– Значит, для меня здесь небезопасно!

– Нет, нет, ты в безопасности.

При этом, однако, развалилась стена, что в значительной степени подорвало веру богини в правоту Лухана.

– Выжить, – глухо проговорила она. – Мне необходимо выжить. Дай мне указания, которые могли бы в максимальной степени обеспечить мою безопасность.

– Быстро! Нам надо срочно выбираться из здания, пока мы не погибли под его обломками. Пойдем со мной.

С ужасающим скрипом, который, впрочем, музыкой отозвался в ушах Лухана, ноги Коатлик отделились от массивного постамента, и она, словно каменный слон, сделала первый шаг колонноподобной ножищей.

Пол захрустел. Богиня остановилась, будто ждала, когда находившийся у нее внутри гироскоп восстановит равновесие, потом медленно подняла вторую ногу и установила ее рядом с первой.

Родриго Лухан затрясся, словно в лихорадке.

– Да, да, ты можешь ходить! Ты должна ходить! Поспешим же. Следуй за мной!

Коатлик сделала еще шаг. Потом еще. Теперь она стала двигаться шустрее. Кренясь из стороны в сторону, словно грузовик на поворотах, она преодолевала фут за футом, следуя за крохотной фигуркой Родриго Лухана.

– Поторапливайся, поторапливайся! Потолок вот-вот рухнет.

Словно в подтверждение этих слов на них посыпалась штукатурка. Потом еще. И все-таки страх не мог скрыть от Лухана подлинную красоту момента. Его богиня шла! Прямо у него на глазах совершалось чудо – каменная статуя целенаправленно ковыляла к выходу, чтобы укрыться от стихийного бедствия.

Во дворе тоже творилось бог знает что. Огромный бетонный фонтан, декорированный в виде гриба, валялся на боку и брызгался водяными струями. Богиня продолжала движение, сокрушая бетон и асфальт под ногами.

Огромные стеклянные двери, что вели на простор, разлетелись, будто от снаряда. Своим массивным корпусом статуя снесла стальные рамы и вырвалась на свободу.

– Так, так. Все идет хорошо. Только поосторожнее, Коатлик. Ты великолепна! Магнифико!

Оказавшись на поросшей травой лужайке, статуя остановилась. Голова ее в окружении двух целующихся змей развернулась, как орудийная башня. Змеи пришли в движение, открыли глаза и стали обозревать окрестности: одна – на севере, другая – на юге.

Судя по всему, змеи отлично видели, что творится вокруг. Лухан проследил взглядом за змеиными головами, и вся его душа переполнилась ужасом и ощущением грандиозности происходящего.

Было куда страшнее, чем в 1985-м. Толчок следовал за толчком почти без перерыва, и весь город постепенно превращался в руины. Проснулся Попокатепетль, и на гибнущий Мехико изверглись горы золы и пепла. Яркий солнечный день превратился в ночь.

– Ты только взгляни, Коатлик! Твой брат Попокатепетль ожил! Оживает и старый Мехико. А все новое рушится и валится в холодную, безжалостную землю. Старое возрождается! Ничто не погибло, а дождалось своего часа!

Гул от начавшегося извержения с каждой секундой нарастал, земля под ногами тряслась, и даже лужайка, на которой они стояли, казалось, вот-вот куда-то отплывет, словно кит.

Уперевшись в землю массивными каменными ногами и размахивая ожившими базальтовыми змеями, богиня безостановочно повторяла монотонным и не слишком приятным голосом:

– Выжить! Я должна выжить! Выжить, выжить, выжить...