"Бамбуковый дракон" - читать интересную книгу автора (Мерфи Уоррен, Сэпир Ричард)

Глава 10

Прохаживаясь утром по лагерю, Римо отметил, что рассвет застал членов экспедиции в различном расположении духа. Стокуэлл и Сибу Сандакан казались изнуренными и явно чувствовали себя не в своей тарелке, хотя оба были преисполнены видимой решимости продолжать путешествие. Пайк Чалмерс по своему обыкновению хмурился, на его лице была написана скука, однако жесткий блеск в глазах англичанина подсказывал Римо, что мысли охотника заняты тщательно скрываемыми планами. Вокруг глаз Одри Морленд расплывались темные круги, словно от усталости, особенно заметные в лучах раннего солнца, но в ее походке ощущались бодрость и свежесть. Она направилась к лесу, который отныне служил ей отхожим местом и, поравнявшись с Римо, сказала:

– Я уже много лет не спала так крепко. Из вас вышла бы прекрасная сиделка, доктор Уорд.

– Стараюсь не потерять профессиональных навыков, – ответил Римо.

– Так я и подумала. Не тратьте сегодня слишком много сил, – добавила женщина, проходя мимо. – Они пригодятся вам нынче ночью.

– Сделаю отметку в своем блокноте.

Завтрак, как и ужин, состоял из замороженной пищи – комковатой яичной массы с соблазнительными на вид, но совершенно безвкусными кубиками мяса и овощей. Может быть, кто-нибудь и согласился бы счесть это месиво омлетом, но Римо не назвал бы его так даже под пыткой.

На его взгляд, единственным достоинством этой омерзительной снеди было то, что она исчезла в мгновение ока; никому и в голову не пришло наслаждаться завтраком – путешественники торопливо очистили тарелки и всей толпой спустились к реке, чтобы вымыть посуду. С того мгновения, когда начинался завтрак, прошло едва сорок минут, а они уже уложили весь багаж, включая палатки.

Покинув лужайку, путники вышли на другую тропинку и вновь двинулись на восток, и Римо показалось, что джунгли чуть-чуть изменились. На вид это был все тот же обычный тропический лес, но в самой атмосфере ощущалось нечто зловещее. Римо вряд ли сумел бы описать словами свои чувства, лишь мог бы сказать, что ему чудилась некая опасность, если не явная угроза. На новой тропинке было не развернуться, и джунгли подступали со всех сторон еще ближе, чем вчера, зато москитов стало намного больше, к тому же им на помощь явились тучи жалящих мух и гнуса.

За ними продолжали следить, в этом не было никаких сомнений. Соглядатай находился где-то неподалеку, держась на почтительном расстоянии, но не упуская экспедицию из виду.

Римо вновь подумал, не стоит ли вернуться, подстеречь чужака и, застав его врасплох, выяснить, кто он и чего хочет. Но Одри непрестанно оглядывалась и, невзирая на жару и укусы насекомых, бросала Римо улыбки, и он сознавал, что женщина тут же поднимет тревогу, как только обнаружит его исчезновение. Он решил отложить набег на лагерь предполагаемых врагов до темноты, если, конечно, сумеет выкроить время ночью.

А пока Римо сосредоточил внимание на дороге и своих спутниках. Перед ним, обильно потея, шагала Одри, и ленивый лесной ветерок доносил до него пряный запах ее тела. Римо отогнал назойливые мысли и по очереди присмотрелся к остальным, начиная с проводника и далее вдоль колонны. Он заметил, что путешественники выносливы по-разному, но пока никто из них не валился с ног от усталости. Шествие возглавлял следопыт-малаец, двигаясь размеренным шагом, не требуя от подопечных сверхчеловеческих усилий. Судя по всему, он ни на минуту не забывал о самом пожилом участнике похода и через каждую сотню ярдов оглядывался на Стокуэлла, желая убедиться, что профессор еще не выбился из сил.

Пока все шло нормально.

Три часа спустя они остановились на пятнадцатиминутный привал, и Одри, лукаво подмигнув Римо, устроилась рядом со Стокуэллом.

– Скажите, Одри, – заговорил профессор, – не находите ли вы чего-нибудь необычного в местной растительности?

Одри задумалась, потом покачала головой.

– Ничего особенного, Саффорд, – сказала она. – Большинство растений, которые нас окружают, принадлежат к простейшим видам – грибки и папоротники, – но доисторических среди них нет. Во всяком случае, я не заметила ни единого растения, которое считалось бы вымершим.

– Значит, это самые заурядные джунгли?

– В сущности, да, – ответила Одри. – Но не забывайте, мы ведь ищем не растение, а животное. Мне кажется, для выживания древних видов изоляция куда важнее, чем специфическая флора. Даже травоядные, и те достаточно гибки в вопросах питания, если, конечно, не считать медведей коала.

Кучинг Кангар прислушивался к разговору с видимым интересом, хотя догадаться, понимает ли малаец смысл беседы, было невозможно – до тех пор, пока он не сказал:

– Нагак кушай мясо.

Профессор Стокуэлл моргнул и нахмурился:

– Значит, он плотоядный?

Малаец пожал плечами и повторил:

– Кушай мясо.

– Полагаю, вы узнали об этом от соплеменников?

– Нагак скушай мой датук, – сообщил проводник, переходя на малайское наречие.

– Его деда, – перевел Сибу Сандакан.

– Что? – изумленно воскликнул Стокуэлл. – Уж не хочет ли он сказать...

– Мы слышать его крики, – заявил проводник, перебивая профессора, – и бежать к реке, куда он ходи за водой. Найти его рука. Кири.

– Левую руку, – пояснил Сибу, заметно побледнев.

– И еще следы Нагака, – добавил Кучинг. – Вот такой огромный.

Он развел ладони на расстояние около фута, потом вновь опустил руки на колени. Судя по всему, воспоминания о погибшем родственнике нимало его не взволновали.

– Когда это произошло? – поинтересовалась Одри.

– Два года назад. Или три.

– Чушь собачья, – подал голос Пайк Чалмерс. – Это был самый обычный крокодил.

– Такой большой крокодил не бывает, – отозвался малаец. Если его и обидела неприкрытая насмешка, прозвучавшая в словах Чалмерса, то он ничем этого не проявил.

– Тут есть над чем подумать, – изрек профессор. – Это... я хочу сказать...

– Нагак кушай мясо, – вновь повторил проводник, едва заметно дернув уголком губ. Он поднялся на ноги, вскинул на плечи рюкзак и добавил: – Теперь мы идти дальше.

Мастер Синанджу следовал за экспедицией, не испытывая ни малейших затруднений. Даже отыскать место на реке, где путники высадились на берег, предприняв неловкую попытку спрятать каноэ, оказалось детской забавой. Они укрыли лодки в папоротниковых зарослях, не позаботившись замести оставленные ими борозды, а вся земля вокруг была испещрена отпечатками обуви.

Когда экспедиция двинулась по суше, задача Чиуна еще упростилась. Тяжелые башмаки оставляли вмятины, которые заметил бы даже слепой, нащупав их своей тростью. Были и другие следы – надломленные деревца, сбитая кора там, где ствол оцарапала чья-нибудь поклажа, перевернутые камни, под которыми копошились черви. Папоротники и ветви, срезанные лезвием мачете, когда путникам приходилось прорубать дорогу в тех местах, где тропинка заросла особенно густо. Обширные отпечатки ягодиц там, где они останавливались для отдыха.

Римо вел себя осторожнее прочих, но даже и он оставлял следы, которые мастер Синанджу обнаруживал без особых усилий. У Римо было одно оправдание; если бы ему предоставили возможность выбирать, он вне всяких сомнений, предпочел бы более подходящие обувь и одежду.

Чиун отправился в дорогу на следующий день после отбытия экспедиции Стокуэлла. Дав путешественникам переночевать в Дампаре, он нанял катер, который давал возможность быстро сократить разделявшее их расстояние. В тот миг, когда мастер Синанджу приобрел каноэ, отказавшись от услуг сопровождающего – он торопился и решил грести сам, – его отставание от экспедиции исчислялось полутора часами и сократилось до сорока минут, когда Чиун пристал к берегу и старательно укрыл лодку в таком месте, где ее можно было обнаружить только после долгих тщательных поисков.

К этому времени Чиун уже начинал ругать себя за излишнюю поспешность. Он мог бы нагнать Римо и его спутников самое большее за час и взять их под защиту, впрочем, ему вовсе не хотелось быть нянькой.

Однако, прошагав по джунглям около пятнадцати минут, Чиун понял, что давать знать о себе ученику слишком рано. Перед ним встала более насущная задача, с которой надлежало управиться в первую очередь.

За экспедицией увязался «хвост».

Неведомые чужаки двигались за экспедицией, опередив Чиуна. По его соображениям, они прибыли на место еще до того, как партия Стокуэлла покинула Куала-Лумпур. До сих пор они не беспокоили группу, но были вооружены, а значит, представляли опасность – во всяком случае, для белокожих людей, не владеющих искусством Синанджу.

Мастер Чиун уловил присутствие противника еще до того, как прошел по суше полмили. Он потратил несколько минут, изучая запахи и иные следы, позволившие ему убедиться в том, что враг находится совсем рядом. Чиун покинул тропу, проскользнул, словно привидение, сквозь чащобу и вышел на вторую дорожку, параллельную первой. Ее покрывали отпечатки старых истертых подошв. Следов было больше, чем оставляли члены группы Стокуэлла. Мастер Синанджу насчитал на тропинке семнадцать отчетливо различающихся следов, среди которых были две пары отпечатков сандалий, вырезанных из покрышек негодных автомобильных шин. В воздухе витал запах ружейного масла.

В тот день Чиун следил за чужаками, наблюдая за их перемещениями, считая головы и стволы. Это были малайцы и два китайца – именно они носили сандалии, – а их оружие и пестрое облачение, от камуфляжных солдатских курток до рубах из линялой дерюги, свидетельствовали о том, что перед ним кучка партизан. Чиун не знал малайского, а китайцы ни слова не промолвили на родном языке, поэтому мастеру оставалось лишь гадать о том, с какой целью они преследуют экспедицию Стокуэлла. В любом случае их намерения, хотя и неясные, вряд ли можно было счесть добрыми.

Чиун подумал, что лучше: рассеять банду, напав с тыла, или, обогнав врагов и зайдя спереди, прикинуться дряхлым немощным странником и дождаться, когда они приблизятся и окажутся в пределах досягаемости, но в конце концов решил повременить. В неясной обстановке, не подвергаясь немедленной опасности, настоящий ассасин ограничивается сбором сведений, чтобы, изучив противника, действовать с наибольшим эффектом.

Напомнив себе это правило, Чиун прекратил наблюдение и отправился на поиски следов экспедиции Стокуэлла. В первый день пути он прикрывал Римо и его товарищей, и, когда они остановились лагерем, продолжал следить за ними из-под нависающих ветвей огромного дерева. Чиун подумал, не стоит ли проскользнуть в лагерь и поговорить с Римо, но он верил в то, что ученик сам обнаружит их общего врага, к тому же пока ему нечего было добавить – разве что описание внешности противников.

Как и следовало ожидать, к этому времени женщина начала отвлекать Римо от его обязанностей. Судя по тому, с какой готовностью она обнажила перед Римо свое тело после столь короткого знакомства, эта женщина была бесстыдницей, лишь немногим лучше проститутки. Чиун не мог понять, кроется ли за ее развратными действиями продуманная стратегия, преследующая неясные цели, или же она из тех женщин, которых белые люди называют потаскухами, лишенными моральных устоев и сдержанности.

Как бы то ни было, поведение Римо вызвало у Чиуна неодобрение. Мастер Синанджу был человеком высокой нравственности и не уставал изумляться неразборчивости нынешней молодежи. И все же неудовольствие Чиуна было вызвано не столько тем, что Римо согласился удовлетворить похоть женщины вопреки неоднократным напоминаниям учителя, который предостерегал его от пустой траты жизненных сил, особенно когда он выполняет задание Императора Смита, сколько вопиющим пренебрежением вековыми традициями искусства Синанджу.

Любовную игру полагалось начинать, отыскав пульс женщины и заставив его участиться. Римо, казалось, напрочь забыл об этом правиле. Чиун подумал, что его манеры, вероятно, испорчены воспоминаниями о Джин Рис. Он пропускал важнейшие ступени, а другие повторял по два раза, и остановился, не завершив даже основного ритуала погружения женщины в экстаз. Чиун не мог отрицать, что партнерша Римо и без того получила удовлетворение, но тем не менее решил впоследствии переговорить с учеником и напомнить ему о необходимости неукоснительного соблюдения предписанной последовательности этапов.

Некоторое время Чиуну казалось, что Римо заметил присутствие учителя, укрывшегося в темноте, но женщине удалось отвлечь его внимание чарами своего тела. Для белокожей самки она была очень даже недурна, но мертвенная бледность ее кожи и чрезмерная пышность округлостей вызывали у Чиуна брезгливость.

Лучшими женщинами на земле были кореянки.

Наутро, позавтракав горстью холодного риса, Чиун наведался к партизанам и, убедившись, что они снимаются с места, торопливо вернулся к лагерю Стокуэлла. Он не сомневался, что если враги собираются напасть, они скорее всего дождутся ночи, и все же счел нелишним заранее разведать путь, по которому будет двигаться экспедиция. При этом он намеревался оставаться незамеченным, не давая проводнику-малайцу заподозрить присутствие посторонних.

Когда враги нападут – если они вообще нападут, – Чиун будет рядом.

Отвратительные вонючие джунгли начинали тяготить Лай Ман Яо. Он и его солдаты двое суток дожидались прибытия американской экспедиции и вот теперь вынуждены тащиться черепашьим шагом, сопровождая янки на пути к безлюдному Тасик-Бера. Лай Яо с огромным удовольствием напал бы на путешественников и перебил бы их до последнего, разумеется, пощадив женщину, которая перед смертью могла бы позабавить его людей. Но шла война, и Лай Яо выполнял приказ командования. Поэтому он должен был подождать, пока круглоглазые не найдут то, что ищут.

Приказ Пекина был особенно строг в этой части. Преждевременное нападение могло погубить всю затею, и такой поступок рассматривался бы как предательство, заслуживающее высшей меры наказания.

В случае необходимости Лай Яо мог неделями жить, питаясь рыбой, рисом и сушеным мясом. Но еще до тех пор, когда ему осточертеет такое существование, его противники либо обнаружат искомое, либо откажутся от продолжения экспедиции, и тогда у Лай Яо появится повод расправиться с ними, каков бы ни был исход.

Разумеется, было бы куда лучше, если бы они нашли то, что искали, и, прежде чем погибнуть, передали находку в руки Лай Яо.

Да, так было бы лучше всего.

Лай Яо принадлежал к числу шести миллионов этнических китайцев, проживавших в Малайзии. Он знал свою родословную до тринадцатого колена и нипочем не согласился бы назваться малайцем. Он навсегда останется сыном Китая и, будучи преданным солдатом Поднебесной Империи, не подчинится никаким распоряжениям, кроме приказов из Пекина.

Шесть лет назад ему велели сколотить небольшой партизанский отряд, включив в него на равных правах коренных малайцев, и организовать народно-освободительное движение, которое должно было свергнуть конституционную монархию и проложить путь социалистическому режиму, созданному по подобию китайской модели. В Малайзии было немало людей, стремившихся уничтожить прогнившую, погрязшую в коррупции власть, заменив ее пропекинским правительством. Пусть коммунизм в России и ублюдочных странах Восточной Европы уже мертв, зато в Азии он продолжает процветать, и к его программе следует относиться с должным почтением.

Подобно многим иным поручениям Пекина, нынешнее задание содержало слишком много приказов и слишком мало информации. Лай Яо получил распоряжение дождаться американцев и получить некие сведения, которые ему должен был передать внедренный в экспедицию лазутчик. Далее эти сведения полагалось передать в Пекин, а круглоглазых уничтожить. Шпиона тоже нельзя было оставлять в живых; вместо китайского золота, которое он рассчитывал получить в награду, его ожидала расплата свинцом.

Жестокий безжалостный план не вызывал у Лай Яо иных чувств, кроме воодушевления. Он желал лишь, чтобы быстрее прошли дни ожидания и можно было расправиться с круглоглазыми. Охота за людьми всегда была и оставалась его любимым развлечением.

Проще всего было бы еще прошлой ночью взять лагерь в кольцо и исполосовать автоматным огнем палатки и их обитателей, не дав круглоглазым проснуться и сообразить, что происходит. С той же легкостью он мог бы захватить членов экспедиции и пытать их поодиночке до тех пор, пока не станет ясно, зачем они организовали эту жалкую экскурсию в район Тасик-Бера.

Американцы сумасшедшие, это всякий знает. Вместе с тем они хитры и коварны. Лай Яо отмахнулся от газетных статей о живых динозаврах, сочтя их прикрытием истинной цели путешествия, в чем бы она ни состояла. Хозяева Лай Яо никогда не делились сведениями с простыми солдатами. Им было достаточно того, что Лай в нужное время появится в нужном месте и выполнит порученную ему работу. Если он оплошает, его ожидает наказание. В случае удачи наградой ему будет моральное удовлетворение, которое сулил успех.

Порой, прежде чем погрузиться в ночной сон, Лай Яо думал, что ему ясны корыстные побуждения жителей Запада. Материальное благосостояние было наркотиком, чем-то вроде религии, но Лай понимал его притягательность. Деньги, дома, роскошные автомобили и женщины обладали непреодолимой властью над большинством людей, не знавших диалектики. Лай Яо впитал ее законы всем сердцем, но даже и ему были не чужды земные страсти.

А что, если он, раздобыв сведения, столь необходимые Пекину, воспользуется в собственных целях? Что тогда? Хозяева будут в ярости, но что они, в сущности, могут ему сделать? Убийцы, присланные из Китая, окажутся в Паханге чужаками, в то время как Лай Яо чувствовал себя здесь как рыба в воде. Он уничтожит преследователей или скроется от них – по собственному выбору. Набив карманы деньгами, Лай Яо сумеет удержать врагов на расстоянии.

Разумеется, предать Пекин означало бы предать народную революцию. Шесть последних лет – четверть своей жизни – Лай Ман Яо посвятил попыткам утвердить в Малайзии торжество коммунизма. Что ждет его, если он даст задний ход и, пусть с опозданием, отречется от председателя Мао и его учения?

Богатство.

Его подчиненные ничего не поймут. Они беспрекословно слушаются приказов и доверяют Лай Ман Яо, как он всегда доверял своему начальству. Отряд, находившийся под его командованием, состоял из крестьян, разорившихся фермеров и попрошаек, которых Лай подобрал на улицах. Теперь они считали себя солдатами и были рады подчиняться человеку, который дал им возможность начать жизнь заново. Они не станут задавать вопросов и не бросят его в опасности. Для них Лай Ман был чем-то вроде Господа Бога на земле, в то время как пекинские хозяева казались людьми, которые находятся слишком далеко, чтобы заслуживать серьезного внимания.

При этом Лай Ман отлично понимал, что у хозяев есть веские причины для всего, что они делали. Он мог не знать, зачем ему поручают убить того или иного китайца или малайца, зачем нужно взрывать или поджигать то или иное здание, но мотивы существовали всегда. В этот раз, получив инструкции Пекина, Лай Ман намеревался доискаться, какую цель они преследуют, и решить, не стоит ли запустить руку в этот пирог, устроить нечто вроде аукциона и дождаться покупателя, который предложит наибольшую цену.

В Куала-Лумпуре у него были знакомые, которые могли утрясти все детали, – дельцы, достаточно нечистые на руку, чтобы взяться за любое дело, в котором были замешаны большие деньги. Главной трудностью было установить такую цену, которая обогатила бы самого Лай Мана и удовлетворила бы возможных партнеров, но не отпугнула возможных покупателей. Для этого нужно было точно знать, какой товар у него в распоряжении, его официальную стоимость и цену на черном рынке. Располагая этими сведениями, можно было удвоить, а то и утроить запрашиваемую сумму.

Первым делом следовало сосредоточить всю информацию в своих руках, избавиться от посредников и отыскать место, где он мог бы укрыться, пока Пекин будет бушевать. Судьба подчиненных не волновала Лай Ман Яо. Если кое-кто из них падет жертвой китайских карателей, тем лучше. Более того, Лай Ман мог бы намеренно подставить их и, сбив погоню со следа, обеспечить себе спокойную жизнь, когда не нужно поминутно оглядываться через плечо.

Прозорливость. Терпение. Смелость. Лай Ман Яо был щедро наделен этими качествами, и не только ими. До сих пор, выполняя задания пекинских хозяев, он ни разу не давал промашки.

Не ошибется и теперь.

Он будет богат, чего бы то ни стоило. И если ему удастся вынырнуть из небытия, чтобы как следует насладиться богатством, он найдет способ потратить денежки.

К полудню атмосфера джунглей сгустилась, став еще более влажной и тягостной, чем накануне. Что это, думал Римо, – перемена погоды или климатические особенности той территории, на которую они вступили, то самое обстоятельство, что превращало эту область в самый гибельный район диких джунглей Малайзии?

За последние пять часов Римо увидел больше змей и ящериц, чем за любой день своей предыдущей жизни, если, конечно, не считать походов в зоопарк. Большинство гадов ускользали от внимания остальных участников экспедиции. Они свисали с ветвей либо торопливо уползали, прячась в подлеске рядом с тропинкой. Однако около часа назад группе пришлось сделать неожиданную незапланированную остановку, когда проводник наткнулся на сетчатого питона, перегородившего путь. Пайк Чалмерс в мгновение ока скинул с плеча винтовку, но профессор Стокуэлл и Кучинг Кангар отговорили его открывать огонь по змее. Малаец срезал шестифутовую палку и потыкал ею толстую лоснящуюся рептилию, раздразнив ее и вынудив убраться с дороги.

– Какой огромный! – промолвила Одри, глядя вслед уползавшему гиганту длиной в двадцать футов.

– Если повезет, это будет самое крупное создание, которое встретится нам в пути, – отозвался Римо.

– Хотите сказать, если не повезет, – возразила Одри, бросая ему проказливую улыбку. – Неужели вам не хотелось бы вернуться в Америку, везя с собой детеныша бронтозавра?

– Боюсь, нам не удастся протащить его через таможню, – заметил Римо. – Во всяком случае, в моем доме не разрешается держать животных.

– Какой кошмар. Даже крохотных котят?

– Если я почувствую себя одиноким, – отозвался Римо, – я всегда могу поглазеть на животных в зоомагазине.

– Вы сами не знаете, какого удовольствия лишаетесь, – сказала Одри.

– Не стану спорить.

Кучинг Кангар счел остановку из-за питона очередным привалом, и теперь группа вновь отправилась в путь. По оценкам Римо, с тех пор, как они покинули лагерь, температура поднялась на одиннадцать градусов, а если учесть возросшую влажность, любое движение становилось тяжким трудом. Путники обливались потом, и даже дыхание требовало ощутимых усилий. Римо предпринял необходимые меры для регулировки температуры тела и дыхания, позволив себе чуть-чуть вспотеть, но так, чтобы не затрачивать слишком много жизненной энергии. Его спутники изнывали под тяжестью поклажи, словно вьючные животные, переносящие груз через непроторенную чащобу.

Римо едва чувствовал свой рюкзак. Он двигался вместе с грузом, вместо того чтобы бороться с ним, и легко держался размеренной поступи, которой шагала группа. Нельзя сказать, что экспедиция побивала рекорды скорости пешего передвижения, но особой нужды в этом, по-видимому, не было. Если проводник и вправду был так опытен, как о нем говорили в Дампаре, он должен был уметь соразмерять расстояние, которое предстояло покрыть, с количеством припасов, находившихся в распоряжении экспедиции и выносливостью каждого из ее участников. Что же касается динозавра, думал Римо, то он либо существует, либо нет. В обоих случаях его внимание всецело занимал уран, а не доисторические рептилии.

Он понимал, что было бы нелишне узнать поближе людей, преследовавших экспедицию. Римо уже давно отверг мысль о том, что за ними крадется хищник; ни одно из знакомых ему животных не могло до такой степени интересоваться людьми, чтобы двигаться за ними второй день подряд, упустив прошлой ночью возможность напасть на спящий лагерь. К тому же ощущения Римо подсказывали, что это люди, причем явно имеющие какое-то конкретное намерение.

Может быть, они дожидаются того мгновения, когда экспедиция достигнет своей цели?

Какой именно цели? Римо представил себе партию конкурентов, охваченных ревнивым стремлением добыть динозавра и преследующих экспедицию с того мгновения, когда она высадилась на берег реки. Это предположение казалось маловероятным. Конкурирующая группа вряд ли упустила бы возможность поднять шумиху в прессе, придав состязанию характер сенсации.

Нет, думал он, шагая по земле, которая становилась все более мягкой и топкой, их наверняка интересует уран. Это соображение, в свою очередь, неизбежно вело к двум возможным выводам. Во-первых, преследователь мог всего лишь подозревать профессора Стокуэлла в том, что он и его группа ищут уран. Другая и более зловещая, по мнению Римо, версия состояла в том, что чужакам точно известно о намерениях экспедиции – или ее части – найти залежи радиоактивного материала, скрывшись под личиной охотников за динозаврами.

Римо мог бы поближе рассмотреть преследователей еще прошлой ночью, если бы его не отвлекла Одри. Признавая, что свидание доставило ему немало удовольствия, Римо тем не менее решил в дальнейшем сосредоточиться на своем задании.

Впрочем, это сосем не значило, что он намеревался оттолкнуть Одри. Римо мог бы пропустить еще несколько ступеней любовного искусства Синанджу и несколько ускорить процедуру, чтобы сберечь время на поиски в джунглях после того, как женщина отправится спать.

Грязная работа, думал он, мысленно улыбаясь. И все же кто-то должен ее сделать. Будем считать это задание еще одной жертвой своему долгу и Императору Смиту.

Посмотрев на часы и сверившись с солнцем, Римо пришел к выводу, что до той поры, когда им придется искать место для ночлега, осталось еще несколько часов. Он не знал и не мог знать, есть ли у проводника на примете такое место или он надеется отыскать его по пути. В любом случае преследователи окажутся где-нибудь поблизости.

Римо чувствовал их присутствие – в настоящее мгновение чужаки находились к юго-востоку от экспедиции Стокуэлла – и нимало не сомневался, что сумеет выследить их в темноте. Даже если им достанет сообразительности не разжигать костер, люди все равно издают запах, переговариваются и производят другие звуки, которые служат прекрасным маяком во тьме.

Оставался последний вопрос – что делать Римо, когда он настигнет преследователей? Прикончить их на месте или, потянув время, выяснить, что у них на уме?

Ведь при удачном стечении обстоятельств неведомый доселе враг мог бы помочь Римо выявить лазутчика, затесавшегося в экспедицию. И если ему все же придется избавиться от преследователей, он должен расспросить их, прежде чем убить.

– Эй вы там, позади! – окликнула его Одри, слегка задыхаясь. – Как дела?

– Справляюсь, – сказал Римо, надеясь, что его голос звучит достаточно устало.

– Не перенапрягайтесь, – посоветовала женщина, лукаво подмигивая. – Нынче ночью вам потребуются силы.

– Только об этом и думаю, – отозвался Римо.