"Леди-бунтарка" - читать интересную книгу автора (Осборн Мэгги)

Глава 7

Как им удалось добраться от причала до комнат на площади Ковент-Гарден, они и сами не смогли бы сказать. Впечатлений было так много, что в памяти Блу остались лишь разрозненные обрывки событий.

Никогда в жизни Блу не доводилось видеть сразу столько лошадей, а также всевозможных повозок и экипажей. Тяжелые тряские фургоны, которые можно сдвинуть с места лишь с помощью шестерки лошадей, легкие изящные кабриолеты, громыхающие по мостовой телеги с бочками эля или с углем, одинокие фигуры всадников, портшезы и многое-многое другое. У Блу закружилась голова от резких запахов и бесконечного мелькания картин за окном их кареты. И повсюду были люди, везде люди… Люди в окнах домов, в магазинах, в экипажах. Люди, гуляющие по улочкам и переулкам, люди на каждом углу. Блу не могла даже представить такого их количества. Причем все они были разодеты, как принцы и принцессы.

Вскоре Блу, смущенная и измученная, забилась в угол кареты и просидела там до самого конца поездки, пока экипаж не доставил их на площадь Ковент-Гарден, где их ожидала крыша над головой и постель.

– Женщина!.. – радостно выдохнула Изабелла, когда они ступили на тротуар и остановились, в растерянности разглядывая толпу, запрудившую площадь.

– Что? – Блу осмотрелась и вдруг увидела то, что вызвало улыбку Изабеллы. На втором этаже дома напротив было распахнуто окно, из которого высовывалась полуголая женщина, яростно размахивавшая веером и жеманно улыбавшаяся Моутону и Месье. Ее лицо было густо размалевано и покрыто мушками, что не оставляло сомнений в роде ее занятий. Изабелла приветливо кивнула женщине, и та, ответив ей улыбкой, кокетливо повела плечом.

Наконец они вошли в трактир, где пахло джином, ромом и жареным мясом, и, немного помедлив, поднялись по скрипучим ступеням в комнаты. Эти жалкие каморки скорее подошли бы козам, нежели людям, но, учитывая нынешние особые обстоятельства, Блу решила не проявлять особой разборчивости, тем более что им предстояло провести здесь всего одну ночь.

Из всего, что Блу довелось увидеть с начала их злополучного путешествия, это место больше всего напоминало ее родной дом. Девушка подошла к окну и открыла створки. Наверняка ее примут здесь за шлюху, но это ее нисколько не волновало. Высунувшись из окна, Блу обвела глазами площадь и невольно улыбнулась. Обернувшись к Месье, сказала:

– Они здесь по-другому одеваются, но сдается мне, Лондон не слишком-то отличается от дома.

– О, моя дорогая, ты глубоко ошибаешься.

Взяв девушку за руку, Месье подвел ее к продавленному дивану и сел рядом с ней.

– В Лондоне есть уголки такие же дикие и опасные, как наш остров, но в Англии совсем другие законы. Укравшему даже шиллинг или фунт хлеба здесь грозит виселица. – Месье поднял голову и бросил предостерегающий взгляд на Моутона и Изабеллу. – Лондон вовсе не похож на Морганз-Маунд. Воровство здесь отнюдь не в порядке вещей, на него не смотрят сквозь пальцы, а наказывают за воровство очень серьезно. Я прошу вас это запомнить. Да-да, никогда, ни при каких обстоятельствах не берите чужого, иначе вас ждет виселица. В лучшем случае вы кончите свои дни в Ньюгейтской тюрьме, а это такая адская дыра, что хуже местечка трудно себе представить.

Все внимательно слушали, пока Месье рассказывал об английских законах и об опасностях большого города. Он говорил о констеблях, о стремительно мчащихся экипажах, о том, как уберечься от кражи или от льющихся на голову помоев. Блу слушала и мысленно аплодировала мудрости Месье. Она хотела сразу же отправиться к леди Кэтрин в Гросвенор-Хаус и положить конец мучившей ее неопределенности. Но Месье настоял, чтобы они провели ночь в номерах, отдохнули и подготовились к встрече, и он оказался совершенно прав.

У Блу голова шла кругом от странностей этого города и множества новых впечатлений. Даже в номерах, где они остановились, многое было непривычным. Прежде всего – очаг прямо в комнате, он сразу же бросился в глаза. И никакой кухонной утвари Блу не заметила – должно быть, за нее следовало заплатить отдельно. Одно окно было разбито, но зато в другом красовалось стекло. Они с Изабеллой тайком вытащили из пустой рамы маленький кусочек разбитого стекла, внимательно его рассмотрели и спрятали на память. Коврик на полу был сделан не из скрученных пальмовых волокон, а сплетен из полотняных полос, и ходить по нему босиком оказалось так же приятно, как по прибрежному песку рано утром. Впервые в жизни Блу предстояло провести ночь в настоящей кровати, в доме с толстыми стенами и стеклянными окнами.

Прежде чем отправиться в постель, они спустились поужинать в общий зал. Месье заказал устриц, баранью лопатку, жаркое из голубей и, поскольку дело было в мае, большое блюдо клубники со взбитыми сливками. Потом все выпили по кружке разведенного джина, и двое музыкантов принялись играть на скрипках. Такой музыки Блу никогда еще не доводилось слышать. Изабелла начала танцевать и, пока Месье увлеченно беседовал с одним парнем, похвалявшимся, что видел на майской ярмарке бородатую женщину, заработала несколько шиллингов в задней комнате.

Моутон же отталкивал всякого, кто пытался приблизиться к Блу, и вскоре девушке пришла в голову блестящая мысль. Она предложила всем присутствовавшим пари, что чернокожий великан сможет побороть любого мужчину, который захочет принять вызов, и таким образом заработала кругленькую сумму. В конечном счете первый вечер в Лондоне прошел не так уж плохо. «Будет что вспомнить», – решила Блу. Но завтрашний же день не сулил ничего хорошего.

Заметив, что при упоминании о завтрашнем дне девушка погрустнела, Месье предложил отправиться перед сном на прогулку, и Блу охотно согласилась. Поскольку Изабелла была полностью поглощена приятным занятием, обещавшим ей неплохую прибыль, они оставили ее в доме, а сами вышли на площадь.

– Я просто в ужас прихожу, когда думаю о том, что будет завтра, – пожаловалась Блу. Месье промолчал; он прекрасно понимал, в каком состоянии его воспитанница, и предпочитал не спорить с ней. – Моя мать непременно постарается доставить мне побольше неприятностей. – Девушка решительно вскинула подбородок и поджала губы. – Но я так просто не сдамся. И я не собираюсь становиться такой же, как она.

– Если так, то ты очень огорчишь своего отца, – сказал Месье. – Поверь, мистеру Моргану нелегко было принять решение отправить тебя к леди Кэтрин. Он долго раздумывал и переживал. Ему было очень трудно расстаться с тобой, моя дорогая Блузетт. Ты, конечно же, и сама это знаешь. Больше всего на свете Бо Билли Морган хотел бы, чтобы его дочь стала штатной и благородной леди. – Острое чувство вины заставило Блу низко опустить голову. Ее охватила тоска по дому. На глаза девушки навернулись слезы. Месье говорил правду. – Не думай о леди Кэтрин, моя дорогая. Думай о своем отце. Видишь ли, я везу с собой один документ, и твоя мать о нем знает. Так вот эта бумага заставит ее поступить так, как желает Бо Билли. А он желает, чтобы леди Кэтрин превратила тебя в настоящую леди. И если ты будешь этому противиться, дорогая, то выступишь против своего отца, а жертва, которую он принес, окажется напрасной.

– Значит, я должна отказаться от самой себя и стать такой, какой вовсе не хочу быть, – пробормотала Блу, давясь слезами.

– Ты не должна огорчать своего отца, дорогая. – Блу и Месье завернули за угол. Моутон следовал за ними. Немного помолчав, маленький француз продолжал: – Гросвенор-Хаус, где живет леди Кэтрин, совсем не похож на Ковент-Гарден. И ты должна высоко держать голову. Помни обо всем, чему я тебя учил. Я молю Бога, чтобы для начала этого оказалось достаточно. Надеюсь, мы все будем тобой гордиться.

Прежде чем войти в трактир, Блу остановилась и схватила Месье за руки. Ее била дрожь.

– А я ей понравлюсь? – спросила она и зажмурилась.

– Она непременно полюбит тебя, моя милая Блузетт. Я совершенно в этом уверен.

– Мне все равно. Это не имеет значения, – отрезала Блу, расправив плечи. – Я ее ненавижу.

Месье авторитетно заявил, что главное – произвести первое впечатление, потому что оно всегда запоминается надолго. «Кроме того, – резонно заметил он, – не каждый день случается нанести визит такой важной и благородной леди». Поэтому было решено серьезно заняться своей внешностью и как можно более тщательно подготовиться к великому событию.

Кокосовое масло для Моутона так и не удалось найти, хотя Месье специально посылал мальчишку на поиски, и чернокожему великану пришлось довольствоваться душистым свиным жиром, чтобы натереть голову. Этим же жиром он щедро намазал руки и торс, прежде чем надеть жилет из золотой парчи. Вообще-то ради такого случая он собирался облачиться в рубашку, которую еще на корабле сшил для него Месье. Но рубашка порвалась, стоило ему натянуть ее. То же произошло и с чулками, так что Моутону предстояло явиться в дом леди Кэтрин лишь в штанах и в жилете. Он попытался возразить, но его заверили, что с его фигурой он все равно будет смотреться отменно.

Изабелла выбрала для себя тот же наряд, в котором ходила на памятный ужин в капитанскую каюту, но, учитывая особые обстоятельства, она прилепила себе на грудь дополнительные мушки, увеличив их общее число до двадцати двух. Разумеется, знойная испанка выглядела диковато, но Изабелла с таким восторгом разглядывала результаты своих усилий, что ни у кого не хватило духу сказать ей правду.

К сожалению, Месье не успел купить себе новый парик и очки, но он решил надеть самую яркую свою одежду, чтобы тем самым восполнить недостатки. Француз облачился в лимонно-желтые бархатные бриджи, которые не только давно вышли из моды, но и явно не соответствовали сезону, а также надел малиновый жилет и изумрудно-зеленый камзол. Затем он принялся пудрить парик, причем взялся задело так энергично, что засыпал мелом всю комнату. После этого он надел туфли с высокими красными каблуками и принялся завязывать шейный платок. Внимательно оглядев себя в зеркале, Месье остался вполне удовлетворен и объявил, что готов.

Блу, которой предстояло играть роль «главного блюда в меню», собиралась дольше всех. Поскольку первую встречу с матерью следовало признать событием чрезвычайной важности, Месье выбрал для своей воспитанницы самый роскошный наряд из сундука с пиратскими трофеями. Это было платье из розовато-лиловой парчи с розовыми и темно-синими узорами, украшенное оборками. От плеча к талии спускались атласные цветы, а корсаж был расшит маленькими жемчужинами, часть которых, к сожалению, пожелтела от времени. Впрочем, пожелтели как раз те жемчужины, что были ближе всего к подмышкам. После долгих споров все сошлись на том, что если Блу не станет поднимать руки, то никто и не заметит этого недостатка.

Юбка же оказалась такой широкой, что простиралась в сторону от талии на добрых три фута. Прежняя владелица платья была довольно миниатюрной, и Месье пришлось помочь Изабелле затянуть шнуровку на спине у Блу. В конце этой процедуры бедняжка начала задыхаться и хватать ртом воздух.

– Я не могу… дышать!

Месье отступил на шаг и в задумчивости проговорил:

– Думаю, светло-вишневые румяна – это то, что нам надо. Что скажешь, Изабелла?

– Да-да, светло-вишневые подойдут.

– Помогите!.. Я не могу дышать!

Не обращая никакого внимания на крики Блу, Месье открыл баночку с румянами и принялся густо покрывать ими щеки, лоб и подбородок девушки. Если бы у нее были силы, она бы сопротивлялась, но, увы, Блу едва дышала. Вслед за румянами пошла в ход пудра, а потом начался ожесточенный спор из-за того, сколько прилепить мушек. В конце концов сошлись на трех: одна украсила щеку, другая лоб, а третью поместили на подбородке. После этого Месье и Изабелла занялись волосами девушки. Час спустя Блу вспотела так, будто стояла в дюнах под полуденным солнцем на раскаленном песке.

– Это просто никуда не годится, – в двадцатый раз повторил Месье.

Изабелла запустила в стену щеткой для волос и топнула ногой.

– Лучше я не могу! Basra! Делай сам, как знаешь.

– Я? Я должен ее причесывать?! – в возмущении воскликнул Месье, брызгая слюной. – Я, бывший камердинер джентльмена, должен трудиться над женской прической? Я – персона, которой довелось лицезреть самого короля? Да это просто неслыханно! Нет, это твоя работа!

Изабелла подбоченилась, выставила вперед крепкое полное бедро и, нахмурившись, заявила:

– Ты забываешь, Месье, кто я такая. Я шлюха! И очень хорошая шлюха. Это и есть моя работа. То, что я умею делать. А про прически я ровным счетом ничего не знаю. Ничегошеньки. И знать не хочу!

Пока Изабелла и Месье скандалили и пререкались, руки Моутона непрерывно двигались, он явно хотел что-то объяснить, но на него никто не обращал внимания. Наконец Блу не выдержала и, чтобы привлечь к себе внимание, бросила в камин горшок со свиным жиром.

– Я сама сделаю себе прическу, – решительно заявила она. Откинув за спину волосы, Блу оставила их распущенными и нацепила на макушку чепец. – А теперь идем.

Месье замахал руками:

– Нет-нет, это никуда не годится. Я почти уверен, что леди следует носить высокую прическу. Нельзя выходить на улицу с распущенными волосами!

– Сегодня можно. – По грозному блеску в глазах Блу Месье безошибочно угадал, что спорить с ней бесполезно. Больше ждать она не желала. – Помогите мне спуститься по лестнице.

С помощью Моутона и Месье – те поддерживали ее с обеих сторон – Блу кое-как удалось преодолеть узкую лестницу. Но теперь ее ожидало новое препятствие – нужно было забраться в карету. Месье заблаговременно обо всем договорился, и экипаж стоял наготове. Когда Блу удалось наконец выпростать туфлю из-под многочисленных слоев парчи и батиста и ступить на подножку, экипаж неожиданно покачнулся, и девушка снова оказалась на тротуаре – благо Моутон успел ее вовремя подхватить. Вторая попытка оказалась удачнее: Моутон подсадил ее и помог ей расположиться на подушках.

А вокруг кареты тем временем собралась толпа зевак; раздавались смешки и непристойные замечания. Блу лизнула большой палец и презрительно сплюнула в самую гущу толпы. Но прежде чем хоть кто-нибудь успел ответить на этот жест, Месье постучал в потолок своей тростью, и экипаж рванулся с места. Возница приоткрыл маленькую дверцу и спросил:

– Куда поедем?

– К леди Кэтрин Паджет, на Гросвенор-сквер, – с важным видом ответил Месье.

Возница почесал в затылке и усмехнулся:

– Ну вы и шутник. Так куда ехать?

Месье вскинул голову и невозмутимо заметил:

– Нас ожидают. Займитесь наконец делом, иначе мой спутник, – и Месье качнул париком в сторону Моутона, – может очень разозлиться.

Возница бросил взгляд на Моутона и вздрогнул, заметив след от веревки у него на шее и многочисленные шрамы и рубцы на руках. Стоило черному великану оскалить зубы, как дверца мгновенно захлопнулась и громко щелкнул хлыст.

– Дьявольщина! Проклятие! – Блу заерзала на своем сиденье, потом вдруг заявила: – Нет, не желаю ехать. Я поворачиваю обратно.

Изабелла взяла Блу за руку, а Моутон принялся успокаивать свою любимицу жестами, но ничего не помогало. Закусив губу, Блу выглянула из окна кареты. В Лондоне никто не был одет так, как они. Такого глубокого выреза, как у нее или у Изабеллы, не было ни у одной женщины. Волосы дамы убирали наверх, оставляя лишь несколько прядей, видневшихся из-под чепца, но никто не ходил с распущенными волосами. Блу не увидела ни одной юбки, хоть вполовину такой же широкой, как у нее. А за пределами Ковент-Гардена не было ни единой женщины с мушками. Никто не одевался так ярко, как Месье, и так необычно, как Моутон. С каждым новым открытием Блу все больше падала духом.

Тем не менее у нее хватило самообладания, чтобы заметить: в Лондоне не было ни одной женщины в штанах, мужской рубашке и сапогах. Похоже, ее наряд был безнадежно старомодным, но по крайней мере она не покрыла себя позором на веки вечные, появившись в Лондоне в мужской одежде. Это могло послужить хоть некоторым утешением.

– Не забудь сделать реверанс, – напомнил ей Месье, и Блу уловила нотки нервозности в его голосе. – А если тебе предложат кофе или чай, то выпей, прежде чем попросить джина или эля. Не вздумай плевать на пол, не спросив разрешения. Не вытирай руки о скатерть и не сморкайся в нее. Оставайся стоять, пока ее светлость не позволит тебе сесть. И если тебе захочется пустить ветры, то сначала отойди на три шага от ближайшей к тебе особы. – Месье в растерянности развел руками и пробормотал: – Боже мой, я так много всего упустил.

Вскоре экипаж остановился напротив стройного ряда домов, но никто не торопился выбраться наружу. Не говоря ни слова, Блу выглянула из окна. Дома образовывали круг, окаймляя вымощенную брусчаткой площадь, в самом центре которой был разбит великолепный сад из кустарников и цветов, высаженных в форме идеально ровных квадратов и треугольников, разделенных садовыми дорожками. В этом безупречно ухоженном саду никто не гулял. Площадь выглядела абсолютно пустынной.

– Может, ее нет дома? – прошептала Блу.

– Кто-нибудь все равно нам откроет, – сказал Месье.

Мужчины выбрались из кареты и помогли Блу сойти с подножки. Девушка нахмурилась и окинула взглядом четырехэтажный кирпичный особняк с длинными рядами узких окон. Она судорожно сглотнула, зажмурилась и напомнила себе, что ей не следует робеть перед леди Кэтрин.

– О Господи, никогда в жизни так не потела! Изабелла, ведь от меня ужасно разит потом, верно?

– Ну, если только чуть-чуть.

Месье велел им приблизиться ко входу и в последний раз окинул всех взглядом. Затем, сделав замысловатое движение кистью, потянул за шнур звонка.

– Я так… нервничаю, что сейчас… умру! – прохрипела Блу. Внезапно ей стало трудно дышать, а сердце заколотилось так, словно по ребрам стучали молотком. Проклятый корсет впивался в тело, и девушке казалось, что она вот-вот расстанется с жизнью.

Месье снова дернул за шнур. Было слышно, как где-то в глубине дома прозвенел колокольчик. Наконец дверь широко распахнулась, и Блу, побледнев, прошептала:

– Надеюсь, это не она.

Стоявшая перед ней женщина с выцветшими голубыми глазами, огромными, как золотые дублоны, показалась Блу древней старухой. Ее щеки и шея были покрыты глубокими морщинами, а из-под чепца выбивались пряди желтовато-белых волос. Тщедушная фигурка женщины была закутана в розовый шелк, который неплохо гармонировал с розовой помадой на губах. Широко раскрыв глаза, она принялась рассматривать странных гостей, одного за другим. Наконец ее тонкие руки взметнулись вверх, и она воскликнула:

– Боже милосердный! – Бедняжка покачнулась и, прижав к губам ладони, пробормотала: – О Господи… Силы небесные… Вы пришли, чтобы нас всех убить? – Глаза дамы закатились, так что стали видны одни лишь белки. Она всхлипнула, потом издала какой-то булькающий звук и лишилась чувств.

Блу взглянула на женщину, лежавшую у порога, и проворчала:

– Что теперь будем делать?

Все вопросительно посмотрели на Месье. Маленький француз ненадолго задумался, потом пробормотал:

– Думаю, будет невежливо, если мы так и останемся тут стоять. – Пожав плечами, Месье добавил: – Уж если нам открыли дверь, то мы вполне можем рассматривать это как приглашение. Да, полагаю, нам следует войти. Идите за мной.

Блу последовала за своим наставником.

Месье считал, что надо войти – кто она такая, чтобы в этом сомневаться? Задрав подол, девушка осторожно переступила через пожилую даму. Все остальные тоже благополучно преодолели неожиданное препятствие. Уже в холле Блу взглянула на Моутона и сказала:

– Мне кажется, ты должен занести даму в дом.

– Да-да, конечно, – закивал Месье. – Полагаю, именно так и следует поступить.

Моутон наклонился и, подхватив женщину, закинул ее себе на плечо. Бедняжка издала звук, очень напоминающий отрыжку, и на мгновение приподняла голову. Моргая, она обвела мутным взглядом изразцовый пол и блестящую от жира спину Моутона. Затем пронзительно взвизгнула и снова потеряла сознание.

Блу обвела взглядом холл, и у нее на мгновение перехватило дыхание. Холл в доме леди Кэтрин отличался невероятными размерами. Он был вдвое больше общей хижины на острове Бо Билли. Казалось, черные и белые изразцы простираются во все стороны на многие акры. Повсюду можно было увидеть изящные столики с букетами засушенных и живых цветов, а прямо над головой висела огромная хрустальная люстра. Блу посмотрела в сторону ступеней, ведущих на галерею, и невольно вздрогнула. По галерее шла женщина. Заметив странную компанию в холле, она резко остановилась. Это, без сомнения, была леди Кэтрин. Блу показалось, что глаза ей застилает багровый туман и она вот-вот упадет в обморок.

Леди Кэтрин Энн Паджет тихонько вскрикнула и схватилась за горло. Итак, они здесь. Да, конечно же, это они. Она ухватилась за перила и попыталась справиться с волнением. Ей ужасно хотелось выставить их из дома. Никогда еще у нее в холле не собиралась такая невообразимо непристойная компания. Леди Кэтрин обвела глазами непрошеных гостей, смотревших на нее, задрав головы. У шлюхи – а вон та женщина, вне всяких сомнений, была шлюхой – одна грудь выпала из корсажа и свободно болталась, выставленная на всеобщее обозрение. О, это просто неслыханно! Невероятно! Кэтрин покачнулась, цепляясь за перила. Ей еще ни разу в жизни не приходилось видеть столько мушек на одном человеке. Это жуткое создание, похоже, истратило целую коробочку с мушками, покрыв ими лицо и грудь. Кэтрин мысленно поблагодарила Бога, что Уолтер Паджет не дожил до этого дня и не видит, как полуголая шлюха пытается сделать реверанс у него в холле.

Пытаясь справиться с подступающей истерикой, ощущая противный ком в горле, Кэтрин перевела взгляд на крохотного человечка в огромном парике и в пестром безвкусном наряде. Перехватив ее взгляд, человечек улыбнулся, сверкнул глазами сквозь треснутые очки, согнул кривые ножки и низко поклонился. При этом он едва не уронил на пол свой ужасный парик, но вовремя прихлопнул его ладонью, подняв в воздух целое облако дешевой меловой пудры.

Леди Кэтрин на мгновение зажмурилась, а открыв глаза, встретила взгляд Моутона. Его Кэтрин знала еще по Морганз-Маунд; хотя с тех пор прошло немало лет, она хорошо помнила его доброту, но совершенно забыла, какой он огромный и безобразный. Стоило ли удивляться, что тетушка Трембл, которую черный великан держал на плече, увидев его, упала в обморок. Бедняжка Трембл, должно быть, пришла в ужас от страшных шрамов Моутона и его неописуемого уродства. Моутон безмолвно приветствовал Кэтрин, склонив перед ней свою блестящую от жира голову.

И вот наконец леди Паджет заставила себя взглянуть на дочь, которую вовсе не рассчитывала когда-нибудь увидеть.

Ее дочь была красива. По крайней мере, обещала быть красивой. Сейчас лицо девушки было густо вымазано румянами, что придавало ей сходство с больной лихорадкой, а глаза казались совершенно неподвижными. Руки Блузетт, тронутые загаром, были сжаты в кулаки. Ее нелепый и причудливый туалет просто не поддавался описанию. Должно быть, много лет назад это платье принадлежало какой-то французской придворной даме, но его владелице вряд ли пришло бы в голову появиться в нем за пределами бального зала. Распущенные волосы Блузетт рассыпались по спине самым скандальным образом. В довершение ко всему на ней был утренний чепец. Все вместе производило чудовищное впечатление.

И все же девушка была прекрасна, и Кэтрин неожиданно почувствовала, что ее переполняет гордость. На леди Паджет нахлынули воспоминания. Невозможно было смотреть на эту молодую женщину и не думать об Уильяме Моргане, потому что во внешности Блузетт не было ничего от матери. Дочь унаследовала от Билли цвет волос, дерзкие темные глаза и чувственные губы. Когда девушка медленно присела в реверансе, сохраняя неприступный, едва ли не высокомерный вид, Кэтрин узнала природную грацию Билли.

– Дьявольщина, – прошептала Блу, встретив взгляд матери. Действительно, начнет ли эта женщина когда-нибудь говорить или так и будет молчать? Нервно облизнув губы, девушка продолжала смотреть вверх. Она понимала, что ведет себя невежливо, и хотела бы опустить глаза, но ничего не могла с собой поделать.

Леди Кэтрин Паджет оказалась именно такой, какой Блу ее представляла, и вместе с тем это была совершенно другая женщина. В ее облике была та же надменность и заносчивость, что и у миледи Ньюкасл, и Блу вновь почувствовала себя оскорбленной, как тогда, на острове Сент-Джордж, когда уродливая жаба Ньюкасл обдала ее презрением и отвернулась. Во взгляде леди Кэтрин явственно читалась брезгливость. Конечно же, ей очень не понравилось, что люди с Морганз-Маунд появились в ее доме. Она так высоко вознеслась над ними, что к ней просто невозможно было приблизиться.

Однако Блу совсем не ожидала, что ее мать окажется красавицей. На Морганз-Маунд женщины быстро старились из-за палящего солнца и тяжелой работы. Но на леди Кэтрин ход времени, кажется, совсем не отразился. Она выглядела лет на десять, а то и пятнадцать моложе своих лет.

Если пышного ореола золотистых волос, венчавшего голову леди Кэтрин, и коснулась седина, Блу этого не заметила. У ее матери были длинная изящная шея и голубые глаза, яркие, как небо в тропиках. Гладкая и нежная, как великолепный тонкий фарфор, кожа была тронута легким румянцем. На Кэтрин было бледно-зеленое шелковое платье, такое невесомое, что казалось, ее стройная фигура плывет в мерцающем облаке.

Мать и дочь обменялись взглядами, оценивая друг друга, и Блу сразу же почувствовала, что перед ней отнюдь не эфемерное создание, лишенное воли и характера. Во взгляде леди Кэтрин чувствовалась сила и решительность и не было ни намека на растерянность. Да, это было совсем не то, чего ожидала Блу. Леди Кэтрин Паджет казалась достойным противником. И она отнюдь не собиралась уступать. Она оценила дочь и отвергла ее. Блу мгновенно почувствовала это. Мать не хотела иметь с ней ничего общего.

Девушка склонила голову, не в силах справиться с волнением. У нее подгибались ноги, и на какое-то ужасное мгновение ей показалось, что она уже не сможет выпрямиться и злосчастный реверанс закончится падением на пол. Разочарование было слишком велико. Только теперь Блу призналась себе, что в глубине души надеялась на радушный прием и радостную встречу с матерью. Как бы ей хотелось, чтобы эта холодная золотоволосая женщина бросилась к ней и обняла ее. Хотелось, чтобы между ними вдруг возникли понимание и близость и им было радостно и легко друг с другом.

Тут леди Кэтрин подхватила юбки и решительным шагом начала спускаться по лестнице. Выражение ее лица было суровым, и предстоящая встреча явно не сулила ничего приятного. Казалось, эта женщина вообще лишена человеческих чувств.

Остановившись на последней ступеньке, она едва заметно кивнула Моутону, и ее губы тронуло некое подобие улыбки. Затем она обратила ледяной взгляд на маленького француза:

– Должно быть, вы Месье, не так ли?

– К услугам вашей светлости. – Месье отвесил еще один низкий поклон и снова придержал на голове парик, что вызвало новое извержение пудры. Блу показалось, что это выглядело отвратительно, и она покраснела. – Миледи, позвольте представить вам Изабеллу Санчес, личную камеристку мисс Морган, – добавил Месье.

Изабелла поспешно поправила корсаж и присела в неуклюжем реверансе. Не отрывая взгляда от леди Кэтрин, она отлепила несколько мушек и сунула их в рот.

– С Моутоном вы уже знакомы, – продолжал Месье. Он перевел дыхание, утер пот со лба и, приосанившись, объявил: – А это ваша дочь, Блузетт Морган!

Теперь, когда леди Кэтрин стояла рядом, Блу решила, что ее волосы напоминают золотую канитель. Ее кожа была безупречно гладкой. Пронзительные голубые глаза смотрели повелительно, но по их выражению трудно было сказать, о чем она думает. Какое-то мгновение мать и дочь изучали друг друга, потом леди Кэтрин отвела взгляд и потянула за золотое кольцо на конце бархатного шнура. В то же мгновение боковые двери широко распахнулись и в холле появился мужчина в зеленой с золотом ливрее. Увидев необычных посетителей, он нахмурился и закричал:

– Немедленно убирайтесь отсюда! Да как вы посмели вторгнуться…

– Мистер Аппл, это мои гости, – перебила леди Паджет. У мистера Аппла отвисла челюсть, а Кэтрин, взглянув на служанок, появившихся в дверях, продолжала: – Идите наверх и приготовьте комнаты для джентльменов в зеленых апартаментах, а для… леди – в розовых. Это все. – Служанки побежали вверх по лестнице, то и дело оглядываясь через плечо. – Мистер Аппл, вы мне понадобитесь на несколько минут, после того как устроите наших гостей. Я хотела бы узнать, почему леди Трембл приходится вместо вас открывать входную дверь.

Мистер Аппл побледнел и съежился под гневным взглядом миледи. Кэтрин же повернулась к Моутону:

– Отнесите тетушку Трембл наверх, пожалуйста. Мистер Аппл покажет вам ее комнату и вызовет горничную. Мистер Аппл, распорядитесь, чтобы мистер Блем занес в дом багаж наших гостей. Если вы последуете за мной, – взгляд леди Кэтрин на мгновение остановился на Изабелле, – я покажу вам ваши комнаты.

Все поспешили подняться наверх, и Блу осталась в холле одна. Бросив взгляд в сторону лестницы, она увидела, что леди Кэтрин остановилась и пристально посмотрела на нее. Хотя мать не произнесла ни слова, ее взгляд был достаточно красноречив; казалось, она говорила: «Присоединяйся к остальным – или оставайся стоять здесь, мне все равно».

Щеки девушки вспыхнули. Черт бы побрал эту надменную леди! Подобрав юбки, Блу стала подниматься вверх по лестнице. Вскоре все прошли по коридору и остановились перед блестящими дверями.

– Зеленые апартаменты, – объяснила леди Кэтрин, знаком приглашая Месье войти. – А это – розовые апартаменты, – добавила она, указывая на противоположную дверь.

Блу заглянула в розовые комнаты, и у нее перехватило дыхание. Она и вообразить себе не могла, что бывает такая красота. В немом благоговении она осторожно вошла и протянула дрожащую руку к столбику кровати. Покрывало на постели было темно-розовым, а изящные легкие занавеси – более бледного оттенка. В ковре же розовые нити переплетались с темно-синими. На стенах, обитых дорогим муаром, висели картины, а окна украшали парчовые и бархатные драпировки. Еще Блу заметила камин и поразилась количеству стульев. Она и не подозревала, что на свете существует столько стульев. Но самое удивительное – это множество блестящих безделушек, расставленных повсюду. Блу представления не имела, для чего они нужны, и боялась к ним прикоснуться.

– Надеюсь, вам здесь будет удобно. – Судя по снисходительному тону леди Кэтрин, она отлично понимала, что Блу никогда в жизни не видела таких комнат даже в мечтах.

При других обстоятельствах Блу непременно пришла бы в ярость, но сейчас она чувствовала себя словно птица, у которой подрезаны крылья, или рыба, выброшенная волной на песок. Девушка понимала, что здесь она не на своей территории, а в полной власти леди Паджет, и от этой мысли ее бросило в дрожь. Одна во вражеском лагере… Совершенно беззащитная… Облизнув, пересохшие губы, Блу молча повернулась к леди Кэтрин; она не знала, что говорят в подобных случаях.

Но тут рядом с леди Паджет появилась молодая женщина. Она была всего на год или два старше Блу и сидела в странном кресле на колесах, которое толкала служанка. У девушки были васильковые глаза, как у леди Кэтрин, и такие же блестящие золотистые локоны. Она с любопытством посмотрела на Блу, и ее лицо осветилось робкой улыбкой. Леди Кэтрин поджала губы и вздохнула.

– Я надеялась отложить эту встречу до более подходящего момента, – произнесла она, глядя на девушку в кресле. Впервые в голосе леди Кэтрин послышались напряженные нотки.

– Ты Блузетт, не так ли? – по-прежнему улыбаясь, сказала де пушка.

Блу сдержанно кивнула.

– Что ж, видно, вам известно обо мне больше, чем мне о вас.

Она пыталась вспомнить, нужно ли делать реверанс, приветствуя особу своих лет. Хотя молодая женщина оказалась единственной в доме, кто держался приветливо, она не делала попытки встать со своего странного кресла, и Блу решила, что обмен реверансами не обязателен. Последовав примеру молодой леди, она просто вежливо кивнула и улыбнулась.

Леди Кэтрин снова взглянула на девушку в кресле и сказала:

– Разрешите представить вам мою дочь, леди Сесил Паджет. – Блу в растерянности раскрыла рот и с шумом втянула в себя воздух. Леди Кэтрин, перехватив ее взгляд, добавила: – Твою единоутробную сестру.

– Чтоб я сдохла! – выдохнула Блу, глядя на девушку во все глаза.

Лицо леди Кэтрин приняло ледяное выражение, а губы снова поджались. Она шагнула к диковинному креслу на колесах и развернула его в сторону холла.

– Нам предстоит многое обсудить, – сказала она, повернувшись к Блу. – Но мы отложим все разговоры до того времени, когда вы отдохнете после путешествия. Я прикажу, чтобы вам подали ужин в комнаты. Мы поговорим завтра утром. – Бросив последний взгляд на фижмы Блу и на испещренное мушками лицо Изабеллы, леди Кэтрин отвернулась и покатила кресло в сторону лестницы.

– Черт побери, – прошептала Блу, глядя вслед матери и сестре. – Черт, разрази меня гром!