"Рыцарь и ведьма" - читать интересную книгу автора (Дэвис Мэгги)

17

Наступил февраль, когда король Генрих Второй прибыл в Честер.

Со святок Идэйн держали в заключении в башенной комнате, предназначенной для важных узников, в замке Бистон, расположенном за городом. Отсюда леди Друсилла, приставленная к Идэйн, и увидела движение королевских войск.

– А теперь, благословение божие, ты дождалась того, чего хотела? – спросила Идэйн жена коменданта замка. – Ты должна радоваться. Теперь, когда король приехал, мы узнаем, почему все эти месяцы он заставил нас ждать.

Идэйн высунулась из окна, чтобы посмотреть, как рыцари графа Лестера въезжают во двор замка под звуки труб и рогов, осененные развевающимися на ветру знаменами. Среди них она пыталась разглядеть знамя Плантагенетов.

– Короля здесь нет, – сказала разочарованная Идэйн. – Ведь его флаг всегда несут впереди? Леопарды Анжуйского Дома?

– Король едет, – ответила ее старшая собеседница. – Я это знаю, потому что мой муж, сэр Максим, присутствовал при том, как кастелян сэр Генри принимал гонца короля всего семь суток назад.

Леди Друсилла свернула в узел простыни, починкой которых они занимались. Все это время, пока стояли январские холода и шел дождь, они переделывали старые придворные платья леди Друсиллы, чтобы Идэйн было что надеть. Когда с этим было покончено, оказалось, что она располагает вполне приличным гардеробом, как и было приказано королем, а потом мы было велено заняться починкой постельного и иного белья, столь необходимого в хозяйстве.

– Не сетуй, дорогая, – сказала жена коменданта, – теперь, когда король прибыл, у тебя будет немного больше свободы. Ты больше не будешь сидеть здесь взаперти. Смею предположить, что ты будешь ездить на охоту с придворными дамами, танцевать и носить красивые платья, которые мы переделали для тебя. И жизнь тебе покажется много веселее.

Жена коменданта и все остальные в замке немало судачили о том, почему в ожидании короля Генриха Идэйн держат в башне. Идэйн не могла не слышать их болтовни, когда они подметали лестницы или убирали в гардеробной. Говорили, что ее держат в замке Бистон для утехи короля. В конце концов, рассуждали горничные и молодые солдаты, она молода и красива, а у короля Генриха была дурная репутация по женщин. Одна из любовниц короля, прекрасная Розамунда, только недавно умерла после непродолжительной болезни, а король уже окружил себя привлекательными молодыми женщинами и утешался с ними. Ходили слухи, что в услужении у короля Генриха появились женщины, сновавшие по улицам Лондона в поисках новых жертв и ставшие его штатными сводницами.

– Да, – ответила Идэйн, помогая уложить стопку постельного белья в корзинку, принесенную леди Друсиллой, – хорошо, что король приезжает. Теперь не придется коротать время за переделкой одежды и починкой постельного белья. Это великая радость и утешение.

Леди Друсилла бросила на девушку острый проницательный взгляд.

– Судьба, девушка, – изрекла она, – это божий промысел, не забывай об этом! – И похлопала Идэйн по плечу. – Помни, он король, великий человек, на которого мир смотрит снизу вверх, а не какой-нибудь обыкновенный нищий проходимец, которому вздумалось поваляться с тобой на сеновале и тотчас же забыть и уйти, не оставив тебе даже краюшки хлеба. Говорят…

Она осторожно оглянулась вокруг, хотя подслушать их было некому.

– Говорят, король Генрих – сама доброта к тем прелестным девицам, которые ему приглянутся, – сообщила она громким шепотом, – и присматривает за ними лучше некуда. Точно, как его дед, да упокоит господь его душу! Король Генрих Горячая Шпора похвалялся, что у него в Англии незаконных детей больше, чем у любого другого жителя этой страны, и о каждом из них он позаботился, как и об их матерях.

Идэйн заставила себя улыбнуться. Большую часть зимы она провела в обществе жены коменданта, приставленной к ней то ли в качестве компаньонки, толи тюремщицы, и за это время привязалась к ней. Спокойные манеры леди Друсиллы напоминали ей монахинь монастыря Сен-Сюльпис. Жена коменданта была добра к ней, когда Идэйн привезли в город Честер и она не знала, что с ней станется дальше.

Почти сразу же по ее прибытии сэр Генри, кастелян замка Бистон, предъявил рыцарю из свиты графа де Морлэ, препроводившему ее сюда, указ короля, гласивший, чтобы означенная Идэйн, послушница монастыря Сен-Сюльпис, считалась отныне подопечной короля, чтобы обращались с нею хорошо и устроили ее с удобствами в башне Бистонского замка, в помещении для узников.

И это был последний раз, когда Идэйн видела эскорт графа де Морлэ, доставивший ее из Дамфриза в Честер. Цыганка Мила, раненый тамплиер Асгард де ля Герш, Тайрос, второй цыган, женщины, собаки и даже блеющие овцы – все исчезли из поля зрения, как только они сошли с корабля и оказались в обнесенном стеной городе Честере. Граф Найэл, которого они встретили на дороге в Дамфриз, остался в Шотландии с армией, как и его сын Магнус.

Последний раз Идэйн только мельком видела Магнуса, он был на огромном гнедом коне, купленном им на ярмарке в Киркадлизе, смывший сок грецкого ореха и одетый в тяжелые доспехи, его длинные рыжие волосы покрывал шлем. Верхом на коне в ряду таких же закованных в латы рыцарей его отца он и сам казался истинным воплощением сурового и мрачного воина.

А вовсе, думала Идэйн, не грубоватым, красивым негодяем с кривоватой усмешкой, торговавшим с цыганами лошадьми на шотландской ярмарке, которому не могли противостоять женщины и, как она полагала, уступали сотнями. Это был тот самый рыцарь, который спас ей жизнь во время кораблекрушения, тот самый, кто так дерзко украл хаггис у пастуха, чтобы накормить их обоих, кто пешком исходил дороги Шотландии в своих сапогах из овечьей кожи в поисках ее, Идэйн, кто украл лошадь и так отважно напал на тамплиеров, один против многих, и спас ее от них в Эдинбурге, кто командовал беспорядочной и не признающей никаких правил цыганской шайкой Тайроса и благополучно доставил их в Дамфриз. И последним, но далеко не самым малым было то, что он сжимал ее в своих объятиях и занимался с ней любовью, да так, что солнце, луна и звезды остановили свой бег по небу, а весь мир стал сияюще-золотистым.

Задыхаясь от этих воспоминаний, Идэйн даже теперь не могла заставить себя понять, что со всем эти было покончено на дорожном перекрестке, где де Морлэ наткнулся на цыганский табор. Боже милостивый! Никогда до конца дней своих не забудет она того, что случилось потом, Магнус, стоявший коленях посреди грязной дороги и пытавшийся оттащить жирную сопротивляющуюся овцу, застыл, будто громом пораженный, не сводя глаз с высокого мощного рыцаря в шлеме и сверкающих латах.

Эти два лица были настолько похожи друг на друга в своей ярости, что некоторые из конных рыцарей расхохотались.

Секундой позже эти двое уже кричали друг и друга. Магнус орал на графа, а граф де Морлэ рычал на него.

– Ах, что это с тобой? – воскликнула жена коменданта. – Позор, да и только! Льешь слезы перед встречей с королем Генрихом, за которую каждая де вица отдала бы все на свете. – Обойдя корзину с бельем, она приблизилась к Идэйн. – В чем дело, дорогуша? Тебя мучают глупые страхи? Ты огорчаешься, что ты послушница и должна получить разрешение носить красивые платья, которые мы для тебя сшили, и что тебе будет оказано должное внимание? – Она вздохнула. – Ах, забудь о своих страхах, девушка, никто тебя не осудит. Кроме того, все это по приказу самого архиепископа.

Идэйн пожала плечами и отерла глаза. С ее стороны, было глупо плакать из-за Магнуса. Но она не могла объяснить простой набожной женщине, что король Генрих держал ее в замке Бистон совсем не для того, чтобы сделать своей любовницей. Как не могла объяснить, что тамплиеры хотели сделать ее своей пророчицей, чтобы она предсказывала будущее и помогла воинственным монахам добиться власти над миром. Не могла она объяснить ей и того, чего стоило Магнусу вырвать ее из их лап.

Идэйн тяжело вздохнула. Она привыкла считать, что Магнус может совершить все. Он стал конокрадом, бродягой, спутником вороватых цыган – его могли повесить даже за четверть совершенных им преступлений. Он дважды спасал ей жизнь. Но от мысли о подземелье в замке тамплиеров ее пробирала дрожь – это было пострашнее, чем утонуть с Магнусом в бурном море.

Бедная леди Друсилла! Жена коменданта думала, что она плачет при мысли о том, что ей придется пожертвовать королю Генриху свою добродетель. Но она плакала потому, что чувствовала себя без Магнуса такой одинокой. Он был ее утешением, ее силой, ее любовью. Все эти месяцы она пребывала в отчаянии, не зная, увидит ли его еще или проведет остаток дней своих без него.

Хотя он никогда и словом не упомянул, что они могли бы прожить жизнь вместе. Он был сыном дворянина и наследником графства. Кто-то при ней упомянул, что он уже обручен с девушкой своего круга.

Достаточно было взглянуть на его отца, графа де Морлэ, в доспехах, стоивших всего королевского выкупа, сидящего на одном из самых великолепных боевых коней, какого только можно было себе представить, окруженного рыцарями, оруженосцами и слугами, чтобы понять, как далека благородная семья Магнуса от такой безвестной сироты, как она, смиренная послушница из безвестного монастыря у границ Шотландии и Англии. И во все те часы, что они провели в объятиях друг друга, слово любовь ни разу не слетело с его губ. «И не слетит», – сказала себе Идэйн, закрывая глаза и испытывая знакомую боль.

В более спокойные минуты она отчаянно взывала к своему Предвидению, молила рассказать все о человеке, которому была обязана жизнью, о единственном человеке и мужчине, которого любила. Где он теперь? Сражался в рядах армии английского короля, как и его отец, против войск Уильяма Льва? Возможно, ему грозит опасность?

Она знала, что это так. Он хвастался, что всегда был победителем на турнирах, что всегда был удачливее других в поединках во всей Англии, что никогда не терпел в них поражения. Но он не знал настоящей войны.

А теперь увидит, какова она. И Идэйн постоянно думала об этом, хотя ей трудно было представить Магнуса, убивающего других во имя сохранения собственной жизни, убивающего других ради победы английского короля.

Среди ночи она просыпалась, садилась в постели и молилась о том, чтобы Предвидение вернулось к ней. Но, как она ни старалась, ничего не получилось. Она не слышала ни шепота, не видела обычно представавших перед нею картин, ничего. Предвидение просто исчезло. Ни малейшего намека на него.

– Сюда, девушка!

Жена коменданта подошла к сундуку и вытащила из него одно из платьев, которые дамам полагалось носить при дворе. Оно было недавно приведено ими в порядок. Это было платье из темно-зеленой шерсти с шелковым корсажем и рукавами с разрезами, позволявшими видеть оранжевую подкладку. Это было очень нарядное платье, предназначенное для праздников и танцев.

– Надень его, – сказала леди Друсилла. – Ты должна не снимать свои красивые платья с раннего утра до поздней ночи, потому что мы хотим, чтобы король видел тебя нарядной. Мне сказали, что раз он здесь, в Честере, то может посетить тебя в любую минуту. Несмотря на возраст, он человек бурного нрава. – И, слегка покраснев, продолжала: – Ну, чтобы быть честной, скажу, что наш благословенный сюзерен может явиться сюда в любой час дня или ночи, как ему заблагорассудится.

Идэйн сняла свое будничное домотканое платье, и леди Друсилла надела на нее льняную сорочку, а затем элегантное шелковое и шерстяное платье. Бедра Идэйн опоясали витым шелковым пояском с узором из цветов и застегнули на талии золотую пряжку. Золотая брошь придерживала на плечах воздушный шарф зеленого шелка, а волосы ее были покрыты головным убором из такой же ткани, а поверх него надет золотой обруч.

Жена коменданта суетилась вокруг Идэйн, по-видимому чрезвычайно довольная, стараясь надеть головной убор так, чтобы он покрывал голову Идэйн, но не скрывал ее блестящих золотых волос. Прикусив язык, пожилая дама неутомимо трудилась, накручивая волосы Идэйн на горячий стержень своими ловкими пальцами, а потом укладывая завитые сверкающие золотом пряди так, чтобы они ниспадали из-под покрывала на плечи и рукава платья. Потом она отступила, чтобы полюбоваться своей работой.

– Ах, если бы ты могла себя видеть! – В глазах леди Друсиллы стояли слезы. – Неудивительно, что король послал в приграничную глушь, чтобы тебя привезли из твоего жалкого монастыря! Это точь-в-точь как в пословице: «Красота не может дремать вечно, скрываясь меж камней и диких трав». Даже король прослышал о тебе!

Идэйн опустила голову. Монастырь Сен-Сюльпис вовсе не был таким уж жалким местом. Аббатиса, услышав столь оскорбительные слова, была бы возмущена. Но Идэйн подумала, что понимает, что хотела сказать жена коменданта.

Они сложили все остальные наряды, атласные, шерстяные и бархатные, обратно в сундуки и прибрали в комнате. Когда леди Друсилла вышла, Идэйн дошла вместе с ней до двери, чтобы глотнуть свежего воздуха и посмотреть, каких стражей поставили у ее дверей. На этот раз это были гасконцы из гарнизона, квартировавшего в замке. Когда управляющего или леди Друсиллы не было поблизости, они оставляли дверь открытой и болтали с Идэйн.

Но не сегодня. Гасконские гвардейцы были на месте и при виде Идэйн заулыбались. Однако от острых глаз леди Друсиллы это не укрылось. Она приказала рыцарям закрыть и запереть дверь, напомнив, что им грозит суровое наказание за слишком дружеское обхождение с узниками. Даже если это красивые молодые девушки.

Идэйн все еще слышала ее воркотню, когда возвращалась на свой пост у окна. Там она проводила большую часть дня, несмотря на холодный воздух, проникавший в трещины в оконном переплёте. Теперь, когда в замке появились королевские войска, по крайней мере было на что посмотреть, кроме дождя и быстро тающих хлопьев снега на булыжнике, которым был вымощен двор замка.

В поле ее зрения появилась знакомая фигура в белом плаще с большим красным крестом на спине. Она махнула рукой, но рыцарь ее не видел.

Идэйн подумала, что теперь он ходит гораздо лучше. Она не знала, где спит Асгард, но, по-видимому, за ним ухаживали, потому что, судя по всему, он выздоравливал. Когда он обернулся, Идэйн подумала, что он бледен, хотя и опирался на палку, чтобы не повредить зарубцевавшуюся в боку рану.

Ей хотелось повидать его. Она столько времени провела, ухаживая за ним в цыганской повозке, что стала относиться к нему, как к другу. Несмотря на то что Магнус не раз напоминал ей, что тот привез ее не к королю Уильяму, а в замок тамплиеров в Эдинбурге, где ей не приходилось ждать ничего хорошего.

Она скучала и по Асгарду, и по Миле, и по остальным цыганам: Их всех ей недоставало. Но, конечно, больше всего она тосковала по Магнусу.

Опечаленная, Идэйн слезла с подоконника, пододвинула к огню стул, села и вытянула ноги к теплу, ожидая, когда король Генрих осчастливит ее своим визитом.

Уголком глаза Асгард видел, как в окне затрепетала белая рука, но виду не подал. Он привык опускать глаза, проходя мимо башни для узников, хотя всегда исподтишка тщательно разглядывал в окне Идэйн.

Господи! Мог ли он не смотреть на нее при каждом удобном случае?! Мог ли он не смотреть на эту нечеловечески прекрасную женщину, которая являлась ему в снах, причиняя страдания?!

Он видел уголком глаза это прекрасное лицо, как и руку, которой она ему помахала, прежде чем отошла от окна. Это забранное решеткой окно притягивало его взоры. На это окно смотрели конюшие, повара, рыцари, прогуливавшие лошадей или выезжавшие на них патрулировать замок, – все они не могли удержаться от того, чтобы не посмотреть на чарующе прекрасную девушку, которая, по слухам, ожидала прибытия короля. Теперь ей недолго осталось ждать. Авангард армии короля Генриха двигался по дороге из Рексхэма.

Король не спешил на войну на границе с Шотландией. Он уже всласть навоевался в прошлом году. Снова во Франции его сыновья Генри и Джеффри подняли мятеж, к которому присоединились некоторые магнаты в самой Англии. А в Шотландии Уильям Лев объявил о своем союзе с принцами и двинулся к южным границам своей страны, претендуя на приграничные земли. И оказалось, что король Англии должен воевать на три фронта.

В довершение всех бед был убит его друг Томас Бекет, архиепископ Кентерберийский, и это всколыхнуло весь христианский мир и навлекло на Генриха осуждение церкви. Папа римский требовал публичного покаяния короля и других унизительных проявлений раскаяния, например, чтобы Генрих босиком прошел по улицам города, одетый в мешковину, с головой, посыпанной пеплом, потому что на него возлагалась ответственность за смерть архиеписскопа. Вдобавок мутила воду королева, знаменитая Элинор Аквитанская, уже много лет томившая в заточении в замке в центре Англии, ненавидевшая мужа.

Как только королю удалось подавить мятеж своих сыновей во Франции, ему пришлось срочно возвращаться с армией в Англию, чтобы разрушить твердыни своих баронов. Ему удалось их усмирить, и воз теперь он двигался на север, чтобы посчитаться с Уильямом Львом, королем Шотландии.

В планах Генриха Плантагенета девушке не отводилась особая роль, говорил себе Асгард. Но он провел достаточно много времени при дворе английского короля, чтобы познакомиться с его пытливым у и узнать, что Генрих не сможет устоять перед искушением использовать ее, если удастся.

Господь свидетель, думал Асгард, тамплиеры не хотели злоупотреблять ею, они только желали использовать тайную силу, которой девушка обладала, чтобы обогатить свои знания господних тайн. Ходили слухи, что даже теперь Великий магистр в Париже интересуется сектой последователей Креста Розы, розенкрейцеров[9], в надежде воспользоваться плодами их божественного просветления.

Очень скверным оказалось то, что подобный ей ясновидящий старец был обнаружен на одном из дальних западных островов близ Шотландии. Его похитили люди короля и увезли с собой. Но после нескольких месяцев допросов он умер, так ничего и не открыв.

Асгард не мог допустить, чтобы нечто подобное случилось с Идэйн. Она принадлежала ему. Она принадлежала ему с того самого момента, как он заплатил за нее выкуп этим варварам в их вонючей каменной башне-форте и привез ее командору тамплиеров в Эдинбург. И с того момента великие силы были приведены в действие. Они все эта почувствовали в ту ночь в подземелье зала собраний.

Асгард весь дрожал, хотя зимнее солнце пригревало довольно сильно. Он думал, что с помощью этой девушки орден Бедных Рыцарей Храма Соломонова сможет творить чудеса. Те, кто говорил, что они собираются раскрыть смысл Вселенной, не преувеличивал. Они хотели раскрыть смысл божьих тайн. Или смысл самой жизни.

Асгард слегка вздрогнул.

С другой стороны, он знал, что нравы ее распутны, что это женщина, легко поддающаяся велениям плоти. Он знал, что она спала с рыжеволосым рыцарем-наемником. Возможно, развлекалась с Тайросом и другим цыганом. И теперь, оскверненная плотским грехом, она уже никому не нужна.

Но ее нельзя было просто отпустить. И превыше всего, нельзя позволить, чтобы этот распутный король Генрих Английский сумел воспользоваться ею и ее даром.

И он, сказал себе Асгард, должен этому помешать.