"Честь" - читать интересную книгу автора (Медынский Григорий)5После «гимна умирающего капитализма» забушевала бойкая, необыкновенно шумливая безалаберщина звуков. Развалившись на софе, приятели упивались дробным перестуком барабанов, подвываниями и взвизгиваниями труб, которые заставляли невольно дрыгать ногами, и тоже подвывать, и пристукивать, и бить кулаками в свои собственные надутые щеки.. – Неужели вам это нравится? – приоткрыв дверь, спросила мать Вадика, Бронислава Станиславовна. – А как же?.. Музыка! – ответил Вадик. – Да какая же это музыка? Кошачий концерт! – Ты, мама, девятнадцатым веком живешь. А не хочешь, кстати сказать, не слушай. Тебя никто не звал! Вадик встал, прикрыл дверь и, возвратившись на софу, проворчал: – Им все симфонии надо! Шопена!… Когда в патефоне отгремело, отшумело и отлаяло, за окном послышался свист. Вадик подошел к окну и открыл форточку. Свист повторился. – Ребята зовут… Пойдем? – предложил Вадик. Они оделись. – Мы воздухом подышим, – сказал Вадик матеря. – Вот это хорошо! Это очень полезно! – согласилась Бронислава Станиславовна. – Да, да! – в тон ей продолжал Вадик. – Это способствует окислению крови. – Только подожди, Вадик! – встревожилась вдруг Бронислава Станиславовна. – Как ты одет? – Я оделся как следует, мама!.. – А горло? Горло ты завязал? Вадик! У тебя же аденоиды! – А ну тебя с твоим аденоидами! – Вадик хлопнул дверью и уже на лестнице грубо выругался. На улице их ждали Генка Лызлов, Пашка Елагин, Олег Валовой, Сеня Смирнов и еще кто-то. Антон почти всех их знал по прежним детским играм. Одни из них были членами его штаба в шалаше, другие обосновались на чердаке соседнего дома, и между ними некоторое время шла война. Потом на шалаш набрела дворничиха, присадила там себе шишку на лоб и со зла разломала его. Враждебный штаб на чердаке тоже распался – управдом запер чердак на огромный замок. Ребята с тех пор выросли, по-разному наметилась их жизнь, но что-то их по-прежнему сближало. – Жору сегодня взяли! – возбужденно объявил Пашка Елагин, едва Антон и Вадик вышли во двор. Ребята наперебой стали рассказывать историю Жоры, смирного, безобидного на вид парнишки с соседнего двора, который частенько дарил им открытки с видами Москвы и по дешевке продавал авторучки. И вот теперь оказалось, что все это он добывал в газетных киосках, которые взламывал но ночам. – Вот молоток! – покачал головой Генка Лызлов. – А на вид такой маленький – не подумаешь! Ребята горячо обсуждали подробности происшествия с Жорой, когда за их спинами раздался громкий хрипловатый голос: – Ну вы! Сявки!.. Чего раскудахтались? Это был Витька Бузунов, по прозвищу «Крыса», – в «семисезонном», как он сам говорил, пальто с поднятым воротником и в новой белой кепке «лондонке». Когда-то он верховодил здесь, во дворе, был грозой для ребят и бельмом на глазу у взрослых, потом сел в тюрьму и вот недавно снова появился, – вернулся по амнистии. Ребята стали рассказывать ему о Жоре, но он уже все знал и небрежно цыкнул слюною сквозь зубы: – Пятерик заработал!.. А если пятьдесят первую применят, может трешкой отделаться. Что такое «пятерик» и «трешка», Антон догадывался, а «применят пятьдесят первую» – такого он еще не слышал. Когда он спросил об этом, Витька взял его за шапку и надвинул ее Антону на самые глаза. – Тюря!.. Подожди!.. Попадешься им в лапы, все узнаешь! Что он может когда-либо попасть «им» в лапы (кому «им» – Антон тоже понимал), казалось и страшным и смешным, вернее, невероятным и совершенно немыслимым. Но то, что ему приходилось слышать о Крысе, было необычно, неизведанно и интересно. Витька вытащил пачку «Казбека», закурил, а потом протянул ее ребятам. – Налетай!.. А ты, сосунок, не куришь? – спросил он у стоявшего в сторонке Сени Смирнова и, когда дошла очередь до Антона, насмешливо подмигнул: – Ну, а ты? Тоже небось мама не велела? – Почему? Я курю! – сказал Антон с достоинством. – Только у меня свои есть… – Да бери, бери! «Свои»… Ты еще своих-то не заработал. Я угощаю! Курить Антон начал два года назад, в седьмом классе, когда жил один с мамой. Ребята собирались тогда большой компанией со всего дома в парадном, сидели на ступеньках, вели разные разговоры и курили, выхваляясь друг перед другом. Лестница после этого оставалась заплеванной, усыпанной окурками, и жильцы, с опаской пробираясь между ребят, всегда ворчали. От этой глупой похвальбы и начинается курение: «Я тоже не маленький, я тоже не хуже других!» Так было и с Антоном: першило в горле, перехватывало дух, бил кашель, но он все претерпел во имя того, чтобы быть не хуже других. Маме он сначала боялся сказать, что курит, но мама узнала, правда, не скоро – на ее горизонте в это время появился Яков Борисович, – а когда узнала, расстроилась, но не очень сильно, потому что готовилась к переезду на новую квартиру. А там, на новой квартире, на сторону Антона неожиданно стал Яков Борисович: «Если парень закурил, тут уж никакие запреты не подействуют», – и Антон стал курить открыто. И теперь, особенно после насмешливого замечания Виктора, он медленно и глубоко затягивался, картинно отставляя руку с папиросой. Он не хотел походить на маменькиного сынка, который всего боится, вроде Сени Смирнова. В это время мимо них торопливым шагом прошла девушка. Ни на кого не глядя, она обогнула стоящую на дороге кучку ребят, но Валовой неожиданно подставил ей ногу, и она, споткнувшись, чуть не упала. Девушка кинула на ребят безмолвный негодующий взгляд и пошла дальше. Они проводили ее взрывом хохота. – А ничего девчонка, портативная! – заметил Вадик. – Ножки бутылочками… – У нас получше есть! – в тон ему похвалился Антон. – Получше! – насмешливо передразнил его Витька. – А сам небось дотронуться боится до девчонки. Ребята засмеялись, и Антону стало стыдно. Он рад был сейчас что-нибудь придумать на ходу насчет каких-нибудь, своих дел с девчонками, но здесь его фантазия была бессильна. Витька Крыса отозвал в сторону Вадика, они о чем-то пошептались, и Витька ушел, а Вадик, вернувшись к компании, предложил: – Ну что? В кино, что ли, двинули? – А у кого деньги есть? – спросил Пашка Елагин. – Деньги? У меня есть деньги. Я плачу! – ответил Антон и достал полученную от Вадика радужную бумажку. Все «двинули» в кино, кроме Сени Смирнова. Ему явно не хотелось идти вместе со всеми, но так же явно он не решался и отстать от компании. – У тебя что – режим? – иронически спросил его Генка Лызлов. – Брось! Соврешь что-нибудь!.. С неловкой улыбкой на круглом добром лице Сеня пошел вслед за ребятами, но потом все-таки отстал и исчез… В кино шли ватагой, шумно разговаривая, размахивая руками. Прохожие сторонились, сходя с тротуара на мостовую, кидали на них недружелюбные взгляды. Один старичок с молочным бидоном проворчал, обернувшись им вслед, что-то насчет современной молодежи, но на него никто не обратил внимания. Билетов в кассе не было, но Генка Лызлов увидел в толпе девушку в зеленом пальто, ярко-желтой шляпке и белых ботах. – Эй, Галька! Билетиков не достанешь? – А на мою долю будет? – Девица озорными глазами обвела всю компанию. – Что за разговор? – Гоните деньги! Не прошло и пяти минут, как Галька появилась с билетами. При входе получилась заминка. Контролерша не пропускала мальчугана, у которого оказался старый билет. Мальчуган что-то доказывал, но контролерша, пожилая, усталая женщина, не хотела его и слушать. Антону стало жалко мальчугана, и он слегка подтолкнул его. – Ладно, ладно! Иди! – То есть как «ладно»? – Контролерша раздраженно взглянула на Антона. – А к кому вы привязались? – не унимался тот. Воспользовавшись спором, мальчонка юркнул в толпу и скрылся. – Молодой человек, я вас не пропущу, – заявила контролерша Антону. – Как так не пропустите? У меня же билет! – Не пропущу! Пройдите к администратору. – Да чего она там возятся? – послышался сзади чей-то голос, кто-то толкнул Антона, и он невольно подался вперед. – Что это значит? – закричала контролерша. – Молодой человек! Молодой человек!.. И вдруг перед Антоном – молодой человек. Он в демисезонном пальто и цигейковой шапке-ушанке, из-под пальто видно темно-синее кашне с широкими красными полосами. Парень как парень и на вид просто хороший парень, но взгляд его строг и взыскателен, как у Марины, и на лице подчеркнутая, точно нарисованная решимость. – Прошу пройти со мной, – обратился молодой человек к Антону. – А я вас не трогал, – запротестовал Антон. – Меня толкнули. – Прошу пройти! – Никуда я не пойду. Я ничего не сделал. – Я – комсомольский патруль. Пройдите. – А чего ты привязываешься к человеку? – неожиданно раздался громкий голос Гальки, и она, буйная, злая, втискивалась уже между Антоном и молодым человеком. На помощь ей пришли другие ребята, приятели Антона, и стали постепенно оттирать его в сторону, но в это время кто-то крепко схватил его за руку. Антон стал вырываться, Генка Лызлов попробовал оттянуть его, но парень сильным и ловким движением завернул вдруг Антону руки за спину. – Чего руки ломаешь, гад? – опять закричала Галька, но парень, очевидно, хорошо знал ее и очень спокойно, но строго сказал: – Не лезь, Галька! Уйди по-хорошему! Кругом сбилось плотное кольцо народа, слышались то угрожающие, то сочувственные реплики, и Антону стало стыдно. – Ну ладно, ладно! Я сам пойду, – сказал он покорно. Не отпуская рук, парень повел его к выходу, и тут Антон заметил, что вслед за ними из кино выскочили Вадик, Генка Лызлов и Пашка Елагин, перебежали на другую сторону улицы, свернули в переулок и куда-то исчезли. – Пусти руки-то! Неловко! – сказал Антон своему провожатому, когда они шли по переулку. – Думаешь, убегу? – Никуда ты не убежишь! – ответил бригадмилец, но Антона отпустил. Некоторое время они шли молча: Антон впереди, бригадмилец – чуть сзади, слегка придерживая его за рукав. Вдруг из ворот выскочили ребята и, налетев на бригадмильца, чуть не сшибли его с ног. Антон все понял и побежал. За его спиною раздался пронзительный свисток и топот ног, – оправившись от неожиданности, бригадмилец, видимо, бежал за ним. Но Антон бегал хорошо и за это время успел уже оторваться от своего преследователя. Может быть, это и выручило бы его, но на новый свисток бригадмильца из других ворот выбежал дворник и схватил Антона за шиворот. Подоспевший бригадмилец опять завернул ему руки за спину и вместе с дворником доставил в милицию. |
|
|