"Соблазнитель" - читать интересную книгу автора (Хантер Мэдлин)

Глава 4

Гюстав Дюпре вытянул из книг, стоявших на полке, два тома и бережно положил их на письменный стол. Однако погружаться в чтение он вовсе не собирался, старый хитрец всего лишь хотел произвести впечатление занятого просвещенного человека на важного гостя, которого ожидал.

Немного подумав, Гюстав решил, что двух фолиантов, пожалуй, будет маловато, и вновь окинул пытливым взглядом свою библиотеку, которой он очень гордился. Это не имеющее себе равных собрание научных изданий было предметом жгучей зависти всех его знакомых. Сам гениальный Фурье пользовался порой его сокровищницей мудрости. Гюставу доставляло особое удовольствие заставлять коллегу томиться в его приемной – так он мстил Жозефу за то, что тот обнаружил ошибку, допущенную им в математических расчетах, которые должны были обеспечить ему всемирное признание и славу.

В кабинет вошел его новый секретарь Адриан и доложил, что карета посетителя подъехала к подъезду их дома.

Гюстав уселся в кресло за столом и промолвил:

– Проводите его ко мне, как только он придет.

– Не угодно ли вам будет, чтобы я присутствовал при вашем разговоре? – спросил Адриан.

Гюстав ответил ему не сразу, скрыв раздражение за маской задумчивости. Да как осмелился этот щенок предложить ему, Гюставу Дюпре, свои услуги в решении столь щекотливой проблемы? Ведь еще совсем недавно он протирал штаны на студенческой скамье в университете! Да не видать бы этому английскому выскочке его нынешней должности, если бы война не унесла столько славных сынов Франции! Этот не в меру самоуверенный юнец имел наглость однажды указать ему на ошибку, допущенную им в фундаментальном трактате, написанном на латыни. Да и вообще постоянно выказывал к нему непочтительность, что со стороны человека с сомнительной родословной и внешностью метиса было очень недальновидно. Другой бы на его месте ежедневно благодарил судьбу за то, что вообще получил работу, не говоря уже о том, что это было место секретаря одного из выдающихся ученых Европы.

Но с другой стороны, посетитель упоминал в своем письме какие-то книги на иностранном языке, в связи с чем услуги Адриана вполне могли бы пригодиться, рассудил Дюпре и снисходительно сказал:

– Можете остаться, это пойдет вам на пользу.

Адриан вышел из кабинета и вскоре вернулся, неся под мышкой три толстые книги и ведя за собой высокого господина средних лет, одетого в строгий деловой костюм.

Гюстав улыбнулся и указал ему рукой на стул напротив себя. Дэниел Сент-Джон кивнул и сел. Адриан положил свою ношу на край стола и отошел к окну.

Дюпре устремил на посетителя пристальный взгляд. Сент-Джон держался подчеркнуто невозмутимо и с нескрываемым достоинством, как и подобает состоятельному мужчине.

– С вашей стороны, месье Дюпре, было весьма великодушно принять меня в своем кабинете, – наконец промолвил он, изобразив на лице подобие любезной улыбки.

– Ваше письмо с описанием редких книг заинтриговало меня. Вряд ли в них содержатся какие-то ценные сведения, но, тем не менее, будет полезно на них взглянуть. Расскажите, как вы их нашли! – сказал Дюпре.

– Как вы знаете, я занимаюсь торговлей, – начал свое повествование Дэниел. – Один из принадлежащих мне кораблей курсирует в восточных водах Средиземного моря. Однажды его капитана попросили сделать одолжение турецкому султану – доставить в Египет несколько вельмож. И вот во время вояжа произошло несчастье – скончался министр. Среди личных вещей покойного находились упомянутые мной книги. Капитан оставил их себе на память об этом добром человеке, а позже передал их мне. Я же, будучи наслышан о вашей библиотеке, подумал, что они могут вас заинтересовать. Вот взгляните. – Он раскрыл один из принесенных секретарем томов. – Здесь практически нет текста, только цифры и чертежи.

– Но ведь это манускрипт! – воскликнул изумленный Дюпре.

– Верно, разве я не упоминал об этом, месье? – сказал Дэниел, сделав недоуменное лицо, хотя и вспомнил, что совершил этот досадный промах.

Гюстав пододвинул рукопись поближе к себе и понял, что она написана не на латинском, а на неизвестном ему арабском языке. Чертежи и математические формулы его заинтересовали, он стал перелистывать манускрипт и вдруг заметил в нижнем углу страницы один любопытный чертеж, показавшийся ему знакомым. Сердце ученого тревожно екнуло, как в тот памятный миг, когда он почувствовал, что близок к завершению многолетнего математического исследования.

Но демонстрировать заинтересованность было не в его интересах, поэтому он изобразил на физиономии безразличие, и собрался было уже перевернуть страницу, как над столом наклонился его нахальный секретарь. Он ткнул пальцем в причудливую вязь арабских букв и сказал:

– Я изучал этот язык и могу кое-что вам перевести.

Побагровев от ярости, Гюстав захлопнул манускрипт, едва не раздробив его солидным кожаным переплетом пальцы всезнайки, и вежливо попросил гостя на минутку выйти из кабинета. Когда Сент-Джон удалился, закрыв за собой дверь, Дюпре накинулся на молодого человека:

– Не смейте впредь совать свой нос в мои дела, тем более при посторонних! Не забывайте, что на ваше место найдется немало достойных кандидатов. Да как вы посмели вмешаться в мой разговор с посетителем! Он заломит за свои книги баснословную цену, если смекнет, что они представляют значительную ценность.

– Прошу прощения, месье, но я лишь хотел помочь вам узнать, о чем в этой рукописи идет речь, – виновато сказал секретарь.

Гюстав открыл книгу на заинтересовавшей его странице и задумчиво уставился на изображенные на ней цилиндры, соединенные прямыми линиями. Подобный чертеж он уже где-то раньше видел... Только вот где? Быть может, этот выскочка что-то вспомнит? Ведь должен же он как-то отрабатывать свое жалованье! Дюпре прокашлялся и спросил:

– Ну и что же вы думаете об этом, юноша?

Адриан задумчиво наморщил лоб и наконец изрек:

– По-моему, здесь речь идет о механике и, в частности, о металлических конструкциях.

Сердце Гюстава застучало так, что его прошиб пот. Он внезапно понял, почему чертеж показался ему знакомым. Ему уже доводилось видеть почти такой же, только менее подробный, в другом манускрипте, в котором также говорилось о железе. Эта рукопись и теперь хранилась на верхнем стеллаже в его кабинете, прямо над его головой, несколько десятков ветхих страничек, испещренных странными записями и рисунками, сделанными рукой человека, доживающего свои последние дни. Так и не разобравшись толком в этих двусмысленных каракулях, Дюпре поставил манускрипт на полку и забыл о нем на многие годы.

Кровь гулко стучала у Гюстава в висках, ему казалось, что сердце вот-вот лопнет от переполняющей его радости. Он готов был вскочить и немедленно достать эту старинную рукопись с полки, чтобы убедиться в своей правоте.

Усилием воли подавив приступ щенячьего восторга, Дюпре взял себя в руки и спокойно попросил Адриана пригласить посетителя войти. Знания секретаря он собирался использовать при переводе записей с арабского на французский, но посвящать юнца в суть манускрипта в его планы, разумеется, не входило. Лавры первооткрывателя многовековой научной тайны должны были достаться только одному ему, Гюставу Дюпре, и увековечить это имя, сделав его обладателя богатейшим человеком в мире.

Из камина доносилось негромкое потрескивание угольев. От чашки, стоявшей на столике возле кровати, исходил дразнящий аромат шоколада. Этот диковинный густой напиток Диана впервые отведала три дня назад, когда сидела с Дэниелом в саду, болтая о разных пустяках. Горячий шоколад ей так понравился, что она стала пить его с тех пор каждое утро, прямо в постели, наслаждаясь теплом в спальне и строя догадки о том, как пройдет ее новый день в этом гостеприимном доме.

Затем в спальню входила служанка. Умывшись и одевшись с ее помощью, Диана спускалась в столовую завтракать. К ней присоединялась Жанетта, и они обсуждали свои планы. Дэниел ни разу не присутствовал при их утренней беседе, он с раннего утра уезжал из дома по делам.

Случалось, что Диана завтракала одна, и тогда она отправлялась на прогулку по близлежащим улочкам и переулкам, покидая дом через черный ход. Смешавшись с толпой прохожих, Диана чувствовала себя дерзкой и зрелой женщиной и преисполнялась самоуверенностью и гордостью.

Она взяла со столика хрупкую фарфоровую чашечку, с наслаждением вдохнула своеобразный аромат напитка и сделала первый глоток. Горьковато-сладкая на вкус экзотическая субстанция, доступная лишь богатым, вселяла в пьющего ее чувство довольства и благополучия. Как и многое другое в этом роскошном доме, какао было прекрасным источником чувственного наслаждения.

Но привыкать к нему бедной девушке было опасно. Ведь, став обыкновенной гувернанткой, она могла страдать без этого милого пустяка, к которому успела привязаться, и остро ощущать свое униженное положение.

Диана откинула одеяло и вскочила с кровати. Нежиться, как королева, ожидающая помощи прислуги, она сегодня не собиралась. Быстренько расчесав шелковистые волосы и уложив их на затылке в пучок, она взглянула в зеркало и осталась вполне довольна собой.

Вопреки ее ожиданиям завтракать одной ей на этот раз не пришлось. За столом сидели Поль и Дэниел Сент-Джон, они о чем-то тихо разговаривали. Заметив Диану, дворецкий встал и ушел. Она подошла к буфету и стала накладывать в тарелку булочки и пирожные, чувствуя спиной изучающий взгляд Дэниела. Изо всех сил стараясь сохранять хладнокровие, она подошла к столу и села напротив него. Он налил ей в чашку кофе из большого серебряного кофейника и спросил:

– Как вы находите Париж? Не нуждаетесь ли в чем-нибудь?

Диана усмехнулась и в тон ему спросила:

– Не обижают ли вас здесь? Хорошо ли вы учитесь?

От изумления у Дэниела полезли глаза на лоб, подобной дерзости от нее он явно не ожидал. Диана язвительно намекнула ему, что с ней пора уже разговаривать как со взрослой. Заметив его замешательство, она удовлетворенно улыбнулась и промолвила:

– Хотя сейчас мы и не в школе, месье, вы можете продолжать задавать мне вопросы.

– Тогда ответьте, всем ли вы довольны, – усмехнувшись, сказал Дэниел.

– Да, месье. Мы с вашей сестрой прекрасно проводим время: ездим по городу, а также регулярно посещаем магазины и салоны. В Париже мне все внове, а потому наши прогулки служат и своеобразной школой. Надеюсь, полученные здесь уроки помогут мне, когда я стану гувернанткой в Англии.

– Безусловно, в этом вы правы. Изысканные манеры существенно увеличат ваши шансы получить хорошее место, – согласился с ней Дэниел. – Не исключено, что вас возьмет к себе какой-нибудь богатый аристократ.

– Я бы предпочла служить в состоятельной, но не в аристократической семье, – подчеркнула Диана.

– Не станем загадывать, я уверен, что вам обязательно улыбнется удача, – уклончиво ответил Дэниел.

Диана не нашла, что на это сказать, и занялась едой.

На какое-то время в комнате воцарилось молчание. Стараясь не обращать внимания на его изучающий взгляд, Диана тщательно пережевывала пищу, запивая ее кофе. Но помимо ее желания в голове у нее звучали предостережения мадам Леблан, странным образом ассоциирующиеся с неожиданным приходом Дэниела в ее спальню в день их приезда. Тогда он тоже смотрел на нее очень пристально, повергая ее в оцепенение и лишая способности сопротивляться. Вот и теперь она чувствовала, как снова погружается в оторопь и недоумение.

Диана оторвала взгляд от тарелки, отогнав это наваждение, и пролепетала:

– Честно говоря, месье, порой мне кажется, что я все еще нахожусь в интернате.

– Надеюсь, что в моем доме несколько более комфортные условия, – сказал Дэниел. – Не обижайтесь на мою сестру, если она докучает вам советами и наставлениями. Роль опекуна доставляет ей подлинное удовольствие. Ведь прежде ей ни о ком не доводилось заботиться.

– Вы с Полем разговаривали по-английски, когда я вошла сюда, – сказала Диана, желая как-то ослабить возникшую между ними напряженность. – Он англичанин?

– Да, – сказал Дэниел, кивнув.

– А вы? Он говорит по-французски с легким акцентом, а вы абсолютно чисто.

– Я гражданин мира, хотя и родился во Франции, – с улыбкой ответил Дэниел. – Но поскольку я прожил много лет в англоязычной среде, то склонен считать себя скорее англичанином, чем французом, хотя свободно владею обоими языками.

– Вы много путешествовали по свету? Как это интересно! – воскликнула Диана. – А где вы были в годы войны?

– Главным образом на Ближнем Востоке, но бывал и в Вест-Индии. В Европу в те смутные годы я почти не заезжал, – сказал Дэниел.

Но это было не совсем верно, один раз в год он обязательно возвращался во Францию, и, как подозревала Диана, не только для того, чтобы проведать ее в Руане и внести за нее очередной взнос. Дэниел редко рассказывал ей о себе, поэтому она воспользовалась его внезапной словоохотливостью и задала давно мучивший ее вопрос:

– А как следует правильно произносить вашу фамилию, на французский или английский манер? Мадам всегда говорила: «Сен-Джон», однако однажды я слышала, как вы сами представились иначе – Сент-Джон.

– Право же, это не столь уж и важно, – улыбнулся Дэниел.

– Она коверкала и мою фамилию, всегда говорила «Албрей» вместо «Албрет», – запальчиво сказала Диана. – Я никогда ее не поправляла, но знала, что она ошибается. Ведь я англичанка, а не француженка.

– Почему вы так считаете? – насторожившись, спросил он.

– Потому что я думаю во сне по-английски, – ответила она. – И помню разрозненные фрагменты своей прошлой жизни в Англии, откуда меня привезли во Францию на корабле.

– Вы правы, Диана, вы действительно англичанка. Часто ли вам доводилось разговаривать на родном языке в годы учебы?

– Директриса запрещала нам говорить по-английски, она рьяная сторонница Наполеона.

– Так вы разучились говорить по-английски?

– Нет, у меня была английская Библия, каждый вечер я читала ее вслух.

– Понимаю... – Дэниел задумался о чем-то своем, но Диана вскоре нарушила ход его мыслей, задав ему еще один важный для нее вопрос:

– Как все это случилось, месье? Как я очутилась во Франции? Вы сказали, что мы с вами не родственники, но тогда почему вы привезли меня в эту страну?

Однако ответа она не получила: в комнату вошел, неся Жанетту на руках, Поль, и Дэниел переключил все свое внимание на сестру.

Поль усадил Жанетту на стул и пошёл с ее тарелкой к буфету. Ласково улыбнувшись Диане, Жанетта сказала, обращаясь к брату:

– Я рада сообщить тебе, что новые наряды нашей гостьи скоро будут готовы. Сегодня состоится последняя примерка.

Вернувшийся в этот момент к столу Поль омрачил ее приподнятое настроение, пробасив:

– К сожалению, мадемуазель, сегодня мы с вами не сможем выехать в город. Я должен выполнить одно важное поручение месье Дэниела.

– Что ж, отложим примерку до завтра, – покосившись на брата, сказала Жанетта.

– Если хочешь, я могу сопроводить вас к портному уже сегодня днем, – предложил Дэниел. – После полудня я буду свободен.

– Чудесно! – обрадовалась Жанетта. – Диана, ступай к себе и приведи голову в порядок. Платья надо примерять с красивой прической.

На щечках Дианы расцвел стыдливый румянец. Извинившись за промах, она вскочила из-за стола. Дэниел вызвался проводить ее до спальни. Когда, миновав длинный коридор, они стали подниматься по лестнице, Дэниел сказал:

– Не сердитесь на мою сестру, она чересчур строга к вам. Ваши волосы всегда выглядят прекрасно.

Тронутая этой лестью, Диана покраснела еще сильнее.

– Предлагаю отныне говорить исключительно по-английски, – продолжал Дэниел, беря ее под локоть. – Вам необходимо попрактиковаться перед отъездом в Лондон.

Диана несколько оживилась, получив подтверждение его намерения совершить вояж в Англию, и спросила:

– А вы думаете и мечтаете на английском или французском?

– Это зависит от обстоятельств, – ответил Дэниел. – В минуту опасности почему-то на французском. Ну, вот мы и пришли! – Он открыл дверь ее спальни. – Я оставляю вас одну, мне надо закончить кое-какие дела. Да, возвращаясь к вопросу о языках... Я начинаю думать на французском, когда попадаю в сети Амура. Странно, конечно, однако это именно так!

Он галантно поцеловал ей руку и удалился в свой кабинет.

– Слишком много кружева, надо бы придать этому платью более строгий вид! Эта бахрома на кайме ему только вредит.

– Прекрати, Дэниел! Если ты и дальше будешь придираться к мелочам, Диана сможет выйти вечером из дому не раньше, чем еще через неделю.

– Уж лучше пусть она останется дома, чем появится в приличном обществе в смехотворном наряде, почти целиком состоящем из оборок, рюшей и помпонов, – парировал Дэниел, расхаживая по примерочной известной парижской модистки и разглядывая смущенную Диану со всех сторон, словно манекен.

Обитые темно-фиолетовым шелком стены примерочной, походившей более на гостиную, скрадывали морщины на его лице. Освещенное падающим из высоко расположенных окон светом, оно казалось особенно бледным и суровым, словно бы сделанным из фарфора, как прекрасные китайские вазы в ее спальне. Поймав на себе ее мимолетный взгляд, он повернулся к ней спиной и уставился на сестру, упорно не желавшую пойти на попятную и отдать это платье в переделку. Но упрямая Жанетта лишь поджала губы и вскинула подбородок, давая понять брату, что переубедить ее ему не удастся. Тогда он обратился к модистке, не проронившей во время спора ни слова, с вопросом, прозвучавшим скорее как настоятельное пожелание:

– Вы наверняка сумеете устранить все излишества за пару дней, мадам. Не так ли?

– Разумеется, месье, – ответила та с покорностью робкой служанки, не смеющей перечить своему господину.

Мнение Дианы явно никого не интересовало.

Она подошла поближе к большому зеркалу и взглянула в него. Насыщенный лиловый цвет платья удачно подчеркивал аристократическую белизну шеи и рук, глубокий вырез на груди являл взору больше тела, чем она когда-либо оставляла неприкрытым тканью, высокая талия придавала бюсту вызывающую объемистость, а пышные кружева – некоторую фривольность всему ее облику.

И лишь испуг, читавшийся в ее больших темных глазах, свидетельствовал, что незнакомка, смотревшая на нее из зеркала, никакая не светская львица, а смущенная провинциальная девица, чувствующая себя неуютно в этом вызывающем наряде.

Но еще сильнее поразило Диану выражение лица Дэниела, который пристально рассматривал ее, не заботясь, что она видит его в зеркале. Его ноздри чувственно трепетали, сверкающие глаза излучали опасность и завораживали, губы слегка подрагивали. Сердце Дианы вдруг застучало так сильно, что ей стало трудно дышать. Она смущенно потупилась и провела рукой по гладкой ткани. Взгляд Дэниела скользнул по ее фигуре от плеч до пят и переместился на искусно уложенные на голове волосы. Диана непроизвольно дотронулась до прически, что не укрылось от Жанетты.

– Пожалуй, ты прав, Дэниел, – промолвила она. – Лучше убрать излишнее кружево и отпороть с каймы бахрому.

– Нет, я передумал, – внезапно сказал Дэниел. – Пусть все останется как есть.

Жанетта недоуменно вскинула бровь, испытующе взглянула на брата, но ничего не сказала. Модистка же поспешила поддержать его:

– Разумеется, месье, вы правы. У вас отменный вкус!

Диана молча прошла в служебное помещение, чтобы надеть другой экстравагантный наряд. Отделка платьев и фасоны ее совершенно не волновали, поскольку она абсолютно не разбиралась в капризах моды. У нее никогда в жизни не было столько предметов туалета, она даже сомневалась, что все они уместятся в ее гардеробе.

Жанетта заказала для нее шикарные платья на все случаи жизни – для утренних и вечерних выходов, для дневных визитов и званых обедов, для ужинов и пикников. Очевидно, подумалось Диане, круг ее новых знакомых будет определен с той же скрупулезностью, что и все эти наряды. Ей же отведут роль марионетки, чье мнение никого не интересует.

Она вспомнила, как оцепенела под взглядом Дэниела, и с-ужасом подумала, что готова была тогда выполнить любую его волю. И хотя пока еще у нее не имелось основания подозревать его в опасных и дурных намерениях, на душе у нее стало тревожно, шевельнулась догадка: а вдруг это попытка соблазнить ее роскошью?

Внутренний голос требовал, чтобы она заявила, что не нуждается в дорогих подарках и вообще намерена немедленно покинуть этот дом. Диана тупо уставилась на гору шикарных платьев. Помощница модистки предложила ей примерить очаровательный наряд из желтого муслина, предназначенный для прогулок. Диана не осмелилась ей возразить, подумав, что это стильное платье, подчеркивающее стройность ее тела, должно понравиться Дэниелу, так как оно смотрится незатейливо и элегантно.

Губы Дианы изогнулись в лукавой улыбке, на щеках выступил румянец, а в глазах запрыгали проказливые огоньки. Примерка продолжалась еще несколько часов.