"Враг" - читать интересную книгу автора (Мэй Джулиан)3Бэзил Уимборн открыл глаза – мерцающая тьма заиграла перед ним. В центре алели какие-то непонятные округлые пятна – их было два. Одно на фоне другого… Вокруг сложная сеть каких-то ветвистых отростков. По ним струилась жидкость… Прорезался слух – в то же мгновение уши заполнили приглушенные удары, что-то напоминающее рокот прибоя: дум-дум (оба пятна замерли), дум-дум (опять затишье)… Его память тут же подыскала подходящую знакомую мелодию – «Два сердца»… Бэзил подумал: «Нет, здесь всего одно сердце, но вижу я его с двух точек. Мое собственное… Упакованное в некое лоно. Так?» – Совершенно верно, дружище. Теперь перед глазами всплыл слабо расцвеченный пузырь. Туманная даль вдруг резко прояснилась, что-то хрустнуло – от его лица осторожно отлепили какую-то – похоже, из пластика? – мембрану. Бэзил обнаружил перед глазами эль-грековского ангела в свободной хламиде и с золотым ожерельем на шее. – Привет, Крейн, – сказал Уимборн. – Как долго я пробыл в оболочке? – Два дня. – Чувствую себя замечательно. Теперь он заметил других тану, стоявших поодаль, в затененном углу комнаты. Или палаты? Куда его поместили? Стены оштукатурены, кругом резьба по дереву. Стиль барочный… Ставни на окнах – он определенно в домике у Черной Скалы. – Значит, он принес меня сюда? Восхитительно!.. Однако неужели мои кости успели срастись? – Сейчас посмотрим. – Крейн продолжал поворачивать его из стороны в сторону – снимал использованную целительную оболочку. Остатки складывал в мешок. Добравшись до бедер, он через плечо сказал кому-то в углу: – Лорд-целитель, сделайте-ка микросканирование. Высоченный тану, одетый, как и Крейн, в бело-розовый халат, приблизился к Бэзилу. Его глаза с необыкновенно маленькими зрачками были подернуты голубоватой пеленой, которая при повороте головы радужно посверкивала. На вид он очень молод, разве что глубокие складки возле рта старили его. Волосы были тускло-платинового цвета. – Поразительно, – растягивая слова, произнес гигант. – Восстановительная программа Врага, сработала на удивление эффективно. Лодыжка теперь как новенькая… В бедре… Да, там еще не все ткани вокруг мозговых полостей срослись, однако ходить можно. Даже нужно. Пятеро тану торжественно провозгласили: – Хвала тебе, Тана! Бэзил пылко подхватил: – In saecula saeculorum note 22. Он почувствовал, что его тело наполняется прежней силой. Руки и ноги свободно повиновались ему. Это было так необычно, если учесть, что последними его воспоминаниями были невыносимая боль, невозможность двинуть ногами; каждое перемещение в ту пору давалось огромным волевым усилием, однако и душа тогда уже была заражена апатией и отчаянием. Потом провал в памяти – и вдруг неожиданная легкость во всем теле, полное отсутствие боли. Он стоял на ногах, ему не требовалась опора. Он вполне мог шагнуть вперед, но не стал этого делать. Бэзилу было не по себе – перед врачами-тану он стоял голый, как младенец. Перед врачами же! – укорил он себя и решительно спустился с невысокого подобия пьедестала. Крейн улыбнулся. – Слабость чувствуешь? – Так, немного… Ты здорово потрудился, приятель, вы тоже, сеньоры. – Он раскланялся с другими целителями. Те совершенно серьезно, с достоинством кивнули в ответ. Бэзил засмеялся и добавил: – Есть хочу, терпения нет. Крейн помог ему накинуть белое одеяние, напоминавшее просторную рясу с вырезом наверху и широкими рукавами, положил на пол домашние тапочки. – Так всегда бывает после лечения, – ответил он и, легонько хлопнув Уимборна по плечу, развернул его в сторону остальных тану. – Позволь представить тебе наших целителей. Это они помогли тебе… Дионкет, нынешний президент нашей Гильдии Целителей, лорд Перадейр – Приходящий Первым, Мейн Недремлющее Око и леди Бринтил. – Я горячо благодарю вас за… э-э… участие, за умение и душевность. Я поражен, как быстро вы поставили меня на ноги. Я всегда считал, что лечение в исцеляющей оболочке занимает куда больше времени. – Обычно так и есть, – ответил Дионкет, – когда используются традиционные подходы. Но в вашем случае мы применили экспериментальную методику – объединенную интенсивную программу. Мы работали в связке, а это, естественно, более эффективно, чем лечить в одиночку. – Хм, – покачал головой Бэзил, – рад, что оказался первым вашим подопытным кроликом. Дионкет и трое других тану, воспользовавшись серым торквесом Уимборна, на мгновение коснулись его сознания и тут же деликатно отхлынули. Дон note 23 обратился к Крейну. – Мне бы хотелось засвидетельствовать мое почтение спасшему меня человеку, который принес меня сюда с вершины Монте-Розы. К сожалению, Ремиларда, наверное, уже нет? Крейн помолчал – лицо его оставалось бесстрастным. – Он все еще здесь. Это он предложил методику, с помощью которой мы лечили тебя. – Бог мой! – не удержался Бэзил. – Тогда я должен выразить ему двойную благодарность… С этими словами Крейн и Бэзил вышли из изолятора и по широкой лестнице спустились на первый этаж. – Не помню, – сказал Уимборн, – рассказывал я тебе, каким потрясением стала для меня встреча с Ремилардом на вершине Монте-Розы. Он явился, весь закованный в броню, словно этакий deus ex machina note 24. Лица его я не видел. Меня, признаюсь, немного нервировала перспектива встретиться с ним лицом к лицу; я опасался, что за стальным щитком – пустота, непроглядный мрак, или, что еще тревожней, я увижу ужасающий лик человека, бросившего вызов Вселенной, потрясателя метапсихических основ мироздания, того, чье имя стало символом самого жестокого злодея в истории Земли. При подобных сопутствующих обстоятельствах и эпитетах, сам знаешь, Крейн, всегда ждешь черт знает чего!.. – Я знаю только, что в настоящую минуту он уплетает омлет с грибами, приготовленный братом Анатолием, берет пальцами жареные хлопья кукурузы – кстати, они у него какие-то изжелта-травленые, видно, оттого, что он сует их куда не следует: в шестеренки мироздания, человеческие души, – сказал Крейн. – Я знаю, он – любитель класть ноги на каминную решетку, не заботясь о том, нравится это присутствующим или нет. Но самое главное – забывает после себя закрывать крышку на унитазе. Уимборн рассмеялся. – Смысл понял. Один из нас, не так ли?.. – Нет, – отрицательно покачал головой Крейн. – Ему только хочется казаться таким… Бэзил задумчиво посмотрел прямо в глаза своего старинного друга, с которым он вместе выбирался во время потопа из Мюрии. Им пришлось много пережить, и теперь он почувствовал, что тану-целитель что-то скрывает. Он был явно встревожен. – До меня дошли кое-какие слухи, – сказал Бэзил, – мол, в лагере Бетафорка Ремилард вместе с Элизабет работают над каким-то вопросом. Единым сознанием. Это правда? – Да, они вдвоем довели до конца лечение сына нашей экономки. Малыш страдал от «черного торквеса». Более того – они подняли ребенка до уровня полноценного операнта. Ему не нужно никаких торквесов. – Бог мой! И когда врач принес меня сюда… – Ага, Аваддон был заинтригован нашей целительной оболочкой. До этого он никогда не видел психоактивную субстанцию в действии. Когда же лорд-целитель Дионкет продемонстрировал ему наши обычные лечебные методики, он на удивление быстро разобрался в них и предложил использовать его программу, которую он применил к ребенку. Естественно, с некоторой модификацией. Самое интересное дальше. Элизабет попросила нас не возражать и следовать его советам на том основании, что там, в будущем, он был великолепным составителем объединенных метапрограмм. Результаты его вмешательства ты испытываешь на себе. Они вошли в маленькую гостиную, где горел камин. – Послушай, – Бэзил обратился к Крейну, – это что за новая мода называть Ремиларда Врагом, Аваддоном… надо же – Аваддон! Ты-то что знаешь об Ангеле Бездны? Не объяснишь, откуда взялось столь странное обозначение? До меня доходят какие-то непонятные ментальные намеки, что-то недосказанное, тревожное… Насколько тесно Элизабет входила в единение с этим ублюдком? – Я расскажу тебе все, что знаю, о чем догадываюсь, что не следует предавать гласности… Никому, Бэзил!.. Мы оба почувствовали драматическую нерешительность, бездну сомнений и отчаяния, в которых она бьется. Элизабет никак не может определить, не может понять, куда гонит ее судьба. Сейчас она опасается, как бы Враг не втянул ее в свои грязные делишки, а это уже случилось! Бэзил, мы с тобой оба безнадежно влюблены в нее, нам бы следовало помочь ей… – Ради Бога, как? Крейн помог Уимборну устроиться в кресле, подставил скамеечку под ноги. – Отдохни здесь пока. Я организую что-нибудь поесть и насчет золотого торквеса позабочусь. Сильный дождь заливал окна в большой гостиной. В камине горел огонь, его тепла хватало, чтобы разогнать сырость, согреть воздух. Марк вскинул голову, поднял палец. – Они прилетели. Долговязый старик монах поднялся с места, стряхнул крошки кукурузных хлопьев с наплечника, вздохнул. – Ну, мне пора бай-бай. Вы же не хотите, чтобы я мельтешил перед глазами во время трогательной семейной сцены. Удачи и счастья я вам не желаю… – Как раз напротив, – возразил Марк. – Я бы хотел, чтобы вы остались, тогда, быть может, вам станет более понятной моя точка зрения. – Он с оханьем опустился на колени, перебрал сосновые поленья. – Впрочем, детям тоже. Никто из вас не владеет всей информацией. Когда же я все выложу, возможно, вам ничего другого не останется, как согласиться со мной. Клу и Хаген не могут постичь, насколько важна идея «ментального человека» для них, а также и для большинства моих соратников, которые бежали со мной в эпоху плиоцена. Если бы детей не было, если бы они никогда не появлялись на свет, я бы не стал сопротивляться и принял смерть, когда восстание потерпело неудачу, – и это было бы концом всего. Но беда в том, что и Клу и Хаген уже существовали – были, так сказать, в наличии, что решительно меняет дело. Можете назвать это провидением, совпадением во времени, чем угодно… У них нет выбора, как только исполнить свое предназначение. – Выбора, видите ли, нет?! – громко возмутился Анатолий Северинович. – Не надо крутить мне яйца, хрен моржовый, – сказал он по-русски. – Вот он, выбор! И они его сделали!.. – Как же ты выражаешься, святой отец. Разве так можно?.. – Сам знаю. Что поделаешь, если эта зараза пристала ко мне еще в Якутске. Недостаток благоговения и милосердия – мои главные пороки… Они могут стать и твоими, если ты, блистательный Великий Магистр, поющий так сладко… если ты будешь настаивать в разговоре с детьми на каких-то мифических наследственных обязательствах. – Монах, ты даже понять не можешь всей важности идеи о «ментальном человеке». – Может быть. Но я хорошо разбираюсь в вопросах чести и всегда на стороне тех, кто отстаивает свое человеческое достоинство. Твои дети имеют право сделать собственный выбор. – Создание трансцендентного человека – бестелесного, пойми это! – куда важнее, чем права двух индивидуумов. При этом не имеет значения, кто они! Пойми и сравни грандиозность, космический масштаб задачи и желания, хотения двух людишек, которым выпала такая удача. Клу и Хаген не могут позволить себе отступить. Тем более теперь, когда у меня наконец появилось средство добиться окончательной победы. – Тогда ты должен добиться, чтобы они поверили тебе, – заявил Анатолий. – Убедить их. Убедить себя! Доказать, что приговор Содружества был трагической ошибкой. Марк подложил в камин сухие поленья, и огонь, помедлив мгновение, лизнув желтоватую древесину, полыхнул с прежней силой. В нише загудело, густо-золотистые блики заиграли по покрытым сажей кирпичам. – Человеческая раса должна в полной мере овладеть бездонным потенциалом, заложенным в подобной форме жизни. Это ни в коем случае не является происками дьявола. – Так, – тихо и торжественно провозгласил Анатолий Северинович, – вместо того, чтобы согласиться с моими доводами и избежать греха, ты сам пытаешься перетянуть меня в свою веру. Любая, самая грязная залупа конская скажет тебе: разве это не великий грех – лишать человека его прав. И не передо мной тебе следует оправдываться, Марк, а перед Хагеном и Клу. Отблески пламени играли у Аваддона в глазах. – Тебе бы лучше помолиться, брат Анатолий, чтобы удача не отвернулась от меня. Ведь мое единственное требование – получить от детей их зародышевую плазму. В этот момент в дверь постучали. Марк вскочил на ноги, повернулся спиной к огню – высокий, сухощавый, длинноногий, неширокий в плечах, но, чувствовалось, жилистый, по-мужски крепкий… Одет он был в черный свитер с воротником, закрывающим шею, и немного выцветшие, тоже черные, брюки. Дверь распахнулась – четыре фигуры появились в коридоре, все в мокрых плащах, с откинутыми капюшонами. Элизабет обтерла руками мокрое лицо, пригладила волосы и отошла в сторону; за ней, плечом к плечу, не скрывая тревоги, настороженно стояли Клу и Хаген – оба в светлых рабочих комбинезонах; за ними в высоких сапогах, полусогнувшись, ковылял невысокий, ростом с двенадцатилетнего мальчугана, король Эйкен. Клу вскрикнула: «Папа!» – и через порог бросилась к распахнувшему объятия отцу. Их сознания ласково коснулись друг друга, дочь поцеловала Марка в щеку. Тот прижал ее ярко-рыжую голову к своей груди. Клу всхлипнула… Затем она еще раз взглянула на отца – с нескрываемым обожанием и радостью, потом отошла в сторону и принялась ждать Хагена. Молодой человек стоял метрах в четырех от отца, бок о бок с Эйкеном Драмом. Он словно не заметил бурных чувств, проявленных отцом и сестрой, – сознание свое заблокировал напрочь, даже щелки не оставил. Так и стоял – руки в перчатках уперты в бока… – Я слышал, – громко и чуть возбужденно объявил Хаген, – что ты, папа, хотел поговорить с нами. Мы пришли. При этих словах тяжелые капли дождя горестно застучали в окна. – Может, мы присядем? – мягко предложил Марк. – Это не займет много времени. Старший Ремилард отвернулся от гостей и кочергой поворошил поленья в камине. …Еще раз дождь дробью ударил в окно. Три больших удобных кресла стояли возле низкого стола. Брат Анатолий подозвал к себе Хагена. – Иди сюда, сынок. Здесь ты будешь в безопасности. Если кто-нибудь желает кукурузных хлопьев и разбавленного вина, я сейчас принесу. Одну минутку… – Он поднялся из кресла и направился к выходу. – Сядь на место, – сурово потребовал Марк, не поворачиваясь к гостям. Монах словно споткнулся на ходу, замер, потом пристроился в дальнем затененном углу. На столике, стоявшем возле камина, вдруг появились глиняный кувшин и блюдо с горячими, только что зажаренными кукурузными хлопьями, в воздухе необыкновенно ароматно и дразняще запахло чудесным вином. Эйкен, в своем обычном золотистом наряде, заметил: – Ремилард, я не собираюсь делить с вами хлеб-соль. У меня у самого есть все, в чем я нуждаюсь. Даже больше того. – Потом он огляделся и по-хозяйски устроился на широкой, покрытой кожей кушетке, стоявшей вдали от огня, развалился, закинул ногу на ногу. Поколебавшись, Хаген пристроился рядом с ним. Элизабет села на лавочку. – Я бы хотел – как и предупреждал – рассказать своим детям о некоторых особых свойствах наших наследственных аппаратов. – Марк сразу перешел к делу. – Все вы знаете, что мое тело имеет способность самовосстанавливаться. Исключая разве что волосы… За тридцать лет я практически не изменился. Да, я – мутант, как и все дети Поля Ремиларда и Терезы Кендалл. Способность восстанавливать клетки – наша главная генетическая особенность, как, впрочем, и у большинства мутантов. Вы оба, Клу и Хаген, по существу бессмертны. – Я давным-давно знал об этом! – Хаген вскочил. – Но не от тебя! Ты, папа, никогда не говорил нам всю правду. Никогда! Потому что считал, что это ослабит тиски, в которые ты нас зажал; потому что считал, что это ослабит твой авторитет единственного, неповторимого!.. Только ты имеешь право быть уникумом!.. Ты просто пытался надуть нас, когда предостерегал от попыток иметь собственных детей. Мы, мол, носим в себе страшные гены… Есть вероятность, что у нас может появиться нечто похожее на дядю Джека. – Вопрос о том, – прервал его Марк, – что можно и чего нельзя вам говорить, я решал исключительно исходя из заботы о вашей безопасности. Я молчал ради мира в ваших душах… Вы получили от природы необыкновенный дар – способность к выживанию в любых условиях. К тому же вы уродились сильными оперантами… Но на вашу долю выпало кое-что еще. Это – постыдная, таинственная наследственность Ремилардов! – Все равно, ты должен был сообщить нам о бессмертии! – выкрикнул Хаген. – Как же насчет этого самого – Ты бы смогла! – ответил Марк. Он по-прежнему сидел лицом к огню. Наступило молчание. Хаген, растерянно поглядев по сторонам, сел на прежнее место. Наконец Элизабет подала голос: – Марк, ты должен внятно объяснить, почему твоим детям следует остаться в плиоцене. – Потому что они являются базой для создания «ментального человека»! Хаген и Клу остолбенели. Затем брат, прокашлявшись и, видимо, взяв себя в руки, начал: – Ты, папа, хорошо поработал в библиотеке на Окале, тщательно стер все лишние, по твоему мнению, сведения, относящиеся к восстанию. Скрыл основные причины, приведшие к подобному развитию событий. Все мы довольствовались неясными намеками, поверхностными объяснениями, процеженными и отредактированными, ссылками на исчезнувшие документы. Даже тот факт, что мама пыталась убить тебя, чтобы, не дай Бог, вы не победили, ты утаил от нас. Папа, скажи наконец всю правду о проекте создания «ментального человека»! С этими словами он широко распахнул свое сознание. Все присутствующие тоже невольно сняли психокинетические барьеры. Элизабет: «Эйкен, будь наготове. Не теряй бдительность». Эйкен: «Великая целительница, он не сможет применить мысленную силу, пока не повернется к нам лицом». Марк, все так же сидевший спиной к собравшимся, едва заметно кивнул. Редкие языки пламени изредка взлетали над его седой головой. Потом послышался глухой голос: – Я задумал этот проект задолго до того дня, как познакомился с вашей матерью. Сначала я относился к своей способности к омолаживанию, к практическому бессмертию, не иначе как к злой шутке, капризу ее величества эволюции. Кто может ответить на вопрос: что есть бессмертие? Как совместить могучее, способное к оперантскому искусству сознание с хилым, тщедушным телом, да еще подвластным любой, даже самой незначительной эмоции. Любая страстишка оставляет в наших клетках свой след. С другой стороны, бессмертие скорее проклятье, чем награда в мире неразумных, озабоченных сегодняшним днем людишек и самоутвердивших свои права на Землю экзотиков. Пришельцы к тому моменту уже начали понимать, с какой расой они столкнулись, каков наш психокинетический потенциал… – Марк сделал паузу. – Вся семейка Ремилард, – продолжал он, – была с отклонениями, каждый ее член был наособицу – кто больше, кто меньше. Для нас эта непохожесть на других была источником гордости. И вот появился Джек. Все мы были поражены той необычной комбинацией генов, которая позволила ему вести бестелесную жизнь. Это было потрясающе – страх и надежда поразили всех нас. Уже тогда я задумался – неужели то, что случилось с Джеком, и есть истинный ответ на те проклятые вопросы, которые не давали мне покоя? Неужели бессмертие желательно и возможно только в такой форме? Джек мог принимать любой облик, его сознание обладало способностью внедряться в любую оболочку – более того, воссоздавать ее. Или быть Тогда меня осенило. К идее «ментального человека» я пришел, отыскивая способ спасти брата. Его не оказалось – в своих расчетах я постоянно наталкивался на принципиальные трудности. Что было делать? Как решить эту проблему? – Он замолчал. Примолкли и все находившиеся в гостиной. Не дождавшись вопросов, реплик, возражений – не желая слышать их? – Марк продолжал: – Ответ напрашивался сам собой – создать существо, обладающее обоими подобными качествами, следовало искусственно… Теоретических запретов на осуществление столь дерзкой идеи не было, и я решился… Кое-кто из членов нашего семейства, из высших оперантов Галактического Содружества, способных оценить величие и грандиозность проекта, начал оказывать мне помощь. В первых экспериментах я использовал собственную сперму – с той поры меня и посчитали олицетворением вершины эволюции хомо сапиенс. Мы оплодотворяли моим семенем яйцеклетки специально отобранных женщин, чьи гены удовлетворяли определенным условиям. Добровольно. – Марк поднял руку. Он по-прежнему сидел лицом к огню. – Вполне добровольно… Все мы тогда были горячими энтузиастами. Трудились день и ночь – понедельник для нас начинался в субботу. Работали в секретной лаборатории, чтобы избежать ненужных и вредных дискуссий. Казалось, успех был близок, однако затем начались трудности. Неприятности стали расти как снежный ком. Среди моих сотрудников началось брожение, участились случаи саботажа, даже открытого неповиновения. Естественно, вскоре все выплеснулось наружу. Научная дискуссия после публикации первых же статей съехала на моральные рельсы – явится ли «ментальный человек» идеалом нравственного самосознания или он тоже будет греховен? В конце концов межа пролегла между трусливыми, пугающимися любого шороха профессорами и теми, кто без страха заглядывал вперед. Все было бы ничего – в сущности, эта дискуссия была даже полезна – если бы в спор не вступили представители чуждых нам цивилизаций, прежде всего вся пятерка основателей Галактического Содружества. В итоге был сформулирован политический вопрос: если эволюция человеческого рода будет ускорена подобным радикальным образом, то какие последствия ждут Галактическое Содружество? Все экзотики как один ответили, что не ожидают ничего хорошего от нашего проекта. Еще бы! Мнения же мыслителей-людей разделились… – И мама выступила против? – спросила Клу. – И Синдия, – кивнул Марк. – В мои планы никогда не входила женитьба, я не собирался заводить детей. С меня было вполне достаточно оказаться отцом «ментального человека», выращенного in vitro note 25. Но вот появилась Синдия. В первое время казалось, что она увлеклась моим проектом. Занимаясь ментальными гомункулусами, она хотела каким-то образом решить задачу сохранения их базовых тел и, следовательно, найти ключ к личному бессмертию. Она настояла на том, чтобы мы родили собственных детей, хотя я все время предупреждал ее о наших семейных проблемах. Кто мог предугадать, какими свойствами вы окажетесь наделены? Одним словом, я не мог ей отказать. И вот появились вы, такие хорошенькие, крепенькие, просто ангелочки. На первый взгляд само совершенство… Но я-то знал, в какую переделку вы попали с самого дня рождения. Вместе с набором генов Ремилардов вы получили необыкновенные способности, однако реализовать их сможете, только участвуя в создании «ментального человека». На вас изначально стоит клеймо. Перед вами альтернатива – либо до конца самовыразиться, стать тем, кем вы можете стать, либо влачить жалкое существование под бдительным оком доброжелателей. – Значит, ты… с самого начала – так скажем – включил нас в работы, связанные с этим проектом? – воскликнула Клу. – Именно за это она и пыталась убить тебя? – закричал Хаген и вновь вскочил с кушетки. Эйкен едва успел схватить его за руку и силой усадить на место. Тем не менее Хаген выкрикнул: – Когда мама стала мешать тебе, ты Марк резко, вместе с креслом, повернулся к нему. Лицо его было на удивление спокойно. – Синдия сначала вовсе не хотела лишать меня жизни. Она все-таки любила меня… После того трагического дня, когда в самом начале восстания толпы фанатиков разрушили мою лабораторию, Синдия решила, что лучший способ покончить с проектом – это стерилизовать меня. Тогда бы и «ментальный человек» стал бы не более чем сказкой для взрослых, и восстание затихло бы само по себе. В общем, все проблемы были бы сразу решены… Был у нее такой маленький, очень эффективный ультразвуковой разрушитель… С ним она и подступила ко мне, когда я спал. Но с прибором-то надо уметь обращаться!.. Синдия едва не убила меня. Я инстинктивно, совершенно неосознанно – даже не знаю, как получилось, – нанес ответный удар. Его мощь была неподвластна мне. Я только оборонялся… – Значит, – тихо спросил Эйкен, – все, что у вас осталось, – это дети? – Папочка, – воскликнула Клу, – поэтому ты вывез нас в плиоцен, когда восстание было разгромлено? Поэтому ты настаиваешь, чтобы и теперь мы были рядом? – Содружество, – ответил Марк, – все равно не допустит восстановления нашего рода. Вы родились с такими достоинствами и недостатками, которые и не снились простым людям. В мое время на Земле тем, кто занимался евгеникой, жилось куда свободнее. Существующие запреты можно было обойти, ведь даже Джек, как вы знаете, по закону не имел права появиться на свет. С тем набором хромосом, с такой комбинацией генов, какие были у него, наша мать была обязана избавиться от плода. – Если бы такое произошло, – заметила Элизабет, – ты бы одержал победу. Марк только улыбнулся в ответ. Хаген по-прежнему испытывал сильное душевное волнение – он то ставил защитный экран, то снимал его. Он и на этот раз спросил громче, чем следовало: – Ты же мог использовать оздоровительный автоклав. Чтобы восстановить способность к деторождению… Сколько раз ты пользовался этим способом. Вспомни, когда Фелиция нанесла психокинетический удар… Только не рассказывай, что ты не использовал такую возможность. – Я не собираюсь убеждать тебя в том, что известно каждому школьнику, – ответил отец. – В автоклаве восстанавливается только тело, а образ мышления, эмоциональный аппарат и кое-что еще – нет. Хаген удивленно повторил: – И образ мышления?.. Марк взглянул на Элизабет. – Если не веришь, то спроси у великой целительницы, Хаген. С ней произошла подобная история – она потеряла свои ментальные способности после автокатастрофы, в которой погиб ее муж. В таких случаях не поможет никакой автоклав. Элизабет кивнула, подтверждая его слова. – Оперантские способности – это такая хрупкая штука… Наше тело на клеточном уровне восстанавливается полностью, вне зависимости от способа воздействия – будь то обычная или необычная методика. Например, кожа – оздоровительная оболочка тану… При восстановлении клетки обязательно организуются в единый организм. Не то происходит с функциями мозга и половыми клетками. Однако даже с сознанием не все так безнадежно – после обучения оно со временем приходит в норму. Это касается обычных мыслительных процессов. Что же касается оперантского искусства – вершины разумной деятельности, – то здесь мы можем только полагаться на случай. – Значит, – Клу вопросительно взглянула на отца, – ты не в состоянии?.. – Нет, – ответил Марк. – Но – Возможно, брат Анатолий более компетентен в данной области, – указал Марк на сидящего в углу священника. – Мы долго размышляли с ним над этим парадоксом и пришли к выводу, что таким образом интеллект платит дань душе… Ладно, оставим богоискательство и софистику. Одним словом, то, что я должен был сотворить, я уже сделать не в состоянии. Что ты, Хаген, смотришь на меня такими безумными глазами? Да, я оказался скопцом… Так я угодил в бездну… Теперь вы, дети, должны довести до конечной точки проект создания «ментального человека». Вы не можете отказаться, иначе жизнь вам будет не в радость. Вы исчахнете от тоски или сгниете заживо под надзором доблестных членов Содружества, которые начнут указывать вам, что можно делать, а чего нельзя. Ради вас я облазил всю Галактику в поисках места, где нам не смогут помешать ни завистливые экзотики, ни скудные умом всезнайки из племени homo sapiens. Теперь уж нет необходимости в дальнейшем изучении звезд. Спасение близко. Еще немного, и я смогу всех вас с помощью d-перехода перенести в любое место Млечного Пути. Мне известны по крайней мере три подходящих мира с достаточно развитой цивилизацией, где мы смогли бы выпестовать своего ментального первенца. Там – в этих звездных системах – оперантское искусство пока в зачаточном состоянии, сверхсветовые полеты не освоены, так что для нас не составит труда установить контроль над планетами. – Марк по очереди воссоздал в сознании изображения этих небесных тел. – Для нас? – спросил Хаген. – Ты имеешь в виду, что и наши товарищи каким-то образом могут быть вовлечены в осуществление этого проекта? – Всем, кто разделяет идеологию «ментального человека», дверь открыта. Нам будет крайне необходим запас человеческих генов хороших оперантов, чтобы воспитать достойных соратников и помощников для Ремилардов. Мои старые коллеги в курсе дела. Но вот о чем они не догадываются – только вы двое являетесь носителями бессмертия как наследственной черты. Они уверены, что в конце концов мои скрытые возможности восстановятся в полном объеме. Ко мне вернется способность к деторождению, и в этом смысле я стану полноценным, прежним Марком. Это иллюзия, я не хочу их разочаровывать, лишать последней надежды. Бессмысленность попыток добиться того, ради чего они пошли на смерть, на изгнание, на море крови, добьет их. – Удивительно, – едко заметил Хаген, – как же ты, такой предусмотрительный и мудрый, заранее не запасся нашей детородной субстанцией? – Я запасся. Кеог, наш главный экспериментатор, был полностью в курсе дела. Он взял у вас одну яйцеклетку и некоторое количество спермы, когда вы были детьми. А другой мой ближайший друг – человек, которому я доверял беспредельно, – уничтожил их как раз в то время, когда начал вливать вам в души отраву. – Манион? – вскрикнул Хаген и залился громким смехом. – Но, папа, зачем Алексу потребовалось, чтобы мы вернулись в эпоху Галактического Содружества? Каково твое мнение?.. – спросила Клу. Хаген тут же перестал смеяться. – Значит, вы ничего не поняли из моего рассказа. Клу, Хаген, вы же сообразительные ребята! Неужели так трудно догадаться? – Марк опять улыбнулся своей знаменитой всепрощающей и одновременно укоризненной улыбкой, которая одно время не сходила с экранов тридивизоров, потом вздохнул. – Он считает, что «ментального человека» следует поставить под контроль Галактического Разума, всех оперантов Галактики. Он откровенный осел или провокатор!.. Тоже непонятно почему? Клу, сидевшая с чуть приоткрытым ртом, отрицательно покачала головой. – Да потому что раз вы существуете на свете, значит, все, о чем я говорил, потенциально возможно. Значит, Галактическое Содружество в любом случае попытается само создать подобное существо, и когда вы попадете к ним в руки, вы станете подопытными кроликами, точнее, коровами, из которых начнут качать сперму и яйцеклетки! Как я, отец, должен отнестись к подобной перспективе? – Ага, – заметил Хаген, – значит, ты, ну ладно – мы! – сами организуем подобную ферму и начнем заниматься тем же самым. Велика разница! – Очень велика! Жизнь сама по себе есть удивительное переплетение свободы воли и причинно-следственной необходимости. Вдумайся: если вы останетесь в плиоцене, вы станете главными распорядителями проекта. Это все будет вашим. Я подчиню вам целую планету – разумеется, без всякого насилия, крови, на договорных началах. Вас примут как почетных гостей, будут оказывать посильную помощь. Но вся ответственность ляжет на ваши плечи. Ну а то, что вас ждет в Содружестве, я хочу обрисовать более подробно. – И он в картинках изобразил то, с чем детям придется столкнуться в недалеком будущем. Клу и Хаген открыли рты от удивления, потом недоверчиво, словно вопрошая, взглянули на Элизабет. Она покачала головой. – Не могу сказать ни да, ни нет, – призналась она. – Я не знаю. Конечно, это крайний вариант. Содружество всегда поступало справедливо, в интересах большинства… В любом случае ваша судьба будет зависеть только от вас. Ваше оперантское мастерство, уважительное отношение к Галактическому Содружеству… – По-твоему, нам придется поклясться, что мы станем пай-детками, этакими маленькими добропорядочными нейрончиками в галактическом единении? – Это слишком! – запротестовала Элизабет. – Единение есть любовь, завершение гуманизма, конец отчаянию и одиночеству. Манион был прав, говоря, что в будущем вы найдете мир, который придется вам по сердцу. – Только учтите, – добавил Марк, – это далеко не райское место для тех, кто мечтает о странном. Кого нельзя подогнать под общий аршин. Вы на своей шкуре почувствуете, что значит относиться к незначительному меньшинству, чьи способности превосходят те узкие рамки, которые установили для землян экзотические расы. Вы – Ремиларды, этим все сказано. Вы несете в себе потенциальную угрозу, и до той поры, пока не подчинитесь доминирующей в галактическом объединении идеологии, с вами будут поступать… ну, как со мной. – А про меня забыли? – подал голос Эйкен. – Я бы никогда не простил себе этого, – отозвался Марк. – Элизабет поведала мне вашу историю. Несмотря на ваши громадные метавозможности, Магистрат без колебаний распорядился вашей судьбой. Разве надо объяснять вам, побывавшему в заключении, что ждет моих детей в будущем? Я специально пригласил вас участвовать в этой встрече, потому что вижу в вас союзника – человека, который подтвердит мои доводы, ибо вы знаете правду. Вы – беспристрастный свидетель. Я совершенно не опасаюсь, что ищейки Содружества ворвутся в плиоцен сквозь «врата времени». О чем им беспокоиться? Прошлое есть прошлое, да еще такое отдаленное. Они уверены, что я никогда не вернусь. Меня изгнали – и дело с концом. А вот на что рассчитываете вы, Ваше Величество?.. Какой прием ждет вас, если вы решитесь вернуться в будущее? Не тюремная ли решетка?.. Вы готовы подчинить свое сознание воле всех этих слабаков, составляющих так называемое Галактическое Содружество? Вам с ними по пути?.. А если нет, то с чем вы останетесь здесь? Будете сидеть и ждать, пока по дороге времени с двухсторонним движением к вам не примчатся толпы суетливых, сующих носы во все дырки реформаторов из эпохи Содружества, за которыми потянутся свиные рыла начальников от Магистрата?.. Ваше правление едва ли напоминает просвещенную демократию, которую они тщатся установить в пространстве и времени! И вот еще непредвиденное обстоятельство – сможете ли вы управлять потоком людей, который хлынет от вас в будущее и наоборот? Это будет не плиоцен, а вокзал какой-то или, точнее, – ночлежка. О каком государственном строительстве может идти речь в подобных условиях? Чуть что не так – сразу деру! Это, на мой взгляд, самая большая опасность. Эйкен усмехнулся. – А если добавить расшалившихся фирвулагов, уверовавших в скорый приход Мрака… – Король неожиданно вскочил, схватил Хагена за левое, а Клу за правое запястье. Тут же все трое оказались в защитной, сотворенной мыслью, сфере. Марк напрягся. Встал, шагнул вперед, в глазах его полыхнуло бешенство. – Я надеюсь, это не окончательное решение? Эйкен чуть улыбнулся. – Вы желаете обсудить все еще раз? Есть ли в этом смысл?.. Аваддон остыл так же быстро, как и вспыхнул. Он вернулся на место, равнодушно посмотрел на короля. Эйкен оторвал Клу и Хагена от пола, и все вместе они не спеша подлетели к окну. Косые струи дождя били в окно. Внезапно створки распахнулись – ветер со свистом ворвался в комнату. На полу сразу стала набухать лужа. – Мы тщательно обдумаем все, что вы здесь рассказали. – Эйкен обратился к Ремиларду из поблескивающего, всплывшего до высоты подоконника шара. – Потом сообщим вам свое решение. Нам нужно время. – Два дня, не больше, – холодно объявил Марк. – Вы будете ждать здесь, на Черной Скале? – спросил король. – Если меня здесь не будет, Элизабет сообщит, как меня найти. – Марку наконец удалось добраться до сознания сына и дочери. «Я знаю – то, что я вам рассказал, явилось для вас сильным ударом. Вы сейчас напуганы… Но это правда. Вы все поймете в свое время. Не позволяйте Эйкену давить на вас. Вы не имеете права растратить попусту этот бесценный дар. На вас лежит тяжелая ответственность. Давайте попробуем вместе осуществить задуманное. Не отворачивайтесь от меня. Простите мои ошибки. Забудьте обиды. Я желаю вам счастья, потому что люблю вас. Верьте мне…» Маленький человек в золотой одежде, держащий за руки своих спутников в белом, растворился во тьме. Закрылись створки окна, захлопнулись ставни… Марк и Элизабет долго сидели молча. Они совершенно забыли о брате Анатолии. Тот наконец вышел из своего угла – было слышно, как тяжело дышал страдающий астмой монах. Вот он перешагнул через лужу, приблизился к столу, стоявшему у камина. Вино все еще пахло так завораживающе ароматно… Анатолий Северинович разлил рубиновую влагу по бокалам. До краев. Поставил кувшин на стол. – Вы оба сейчас нуждаетесь в отдыхе. Ваш дух ослаб, вы близки к отчаянию. Я могу помочь вам. Выпейте – станет легче. За здоровье всех присутствующих и отсутствующих. Глаза у Элизабет стали круглыми. – Вы соображаете, что говорите? Как можно?.. В такой момент!.. – Сможете, – ласково сказал монах. – Взгляните на него. Видите, ему сразу полегчало. Выпейте, иначе вы совсем раскиснете. – Амери, видно, совсем свихнулась, когда решила направить вас сюда. Это что, новейший способ отпущения грехов? – возмутилась Элизабет, потом резко поднялась и широкими шагами вышла из комнаты. Марк ошеломленно поднял брови. Брат Анатолий выпил свой бокал, потом взял тот, что был предназначен великой целительнице. – Вот скандальная баба! – доверительно поделился он с Марком. – Та еще штучка! С перчиком… Совсем заплутала… Трудно с такими, погрязшими в отчаянии, иметь дело. Вот уж кого гордыня поедом ест, куда вам до нее. К несчастью, никогда нельзя угадать, кого Бог наградит проклятьем. – Я ни в коем случае не считаю себя в чем-то виноватым. – Вы, Марк, всего лишь невежда. Возомнивший о себе типчик… Слава Богу, что ваше бессознательное куда умнее вашего разума. Оно признает вину, поэтому te absolvo note 26. – Он допил второй бокал и поставил его на стол. – Вот еще что. Не надо наворачивать на всю эту историю высоконаучное, заумное дерьмо. Все просто и ясно – вы давили на детей, давите и теперь, и тем самым успешно строите для себя свой собственный уютный садик. Вам в нем будет тошно, Ремилард. – Знаю, – ответил Марк. – Я как раз сейчас и размышляю – стоит ли цель подобных средств? |
||
|