"Враг" - читать интересную книгу автора (Мэй Джулиан)

9

Солнце скрылось, далеко на юге обозначилась горная цепь, неподвижный летний воздух как бы прижал к подножию Черной Скалы охотничий домик.

В детской ни малейшего дуновения ветерка – хотя бы занавеска шевельнулась или затрепетали листья на комнатной розе. Элизабет замерла у распахнутого окна. Уже оборвалась метасвязь с Бэзилом, маленький Брендан, лежа в своей кроватке на резиновом матрасе, наполненном водой, хныкал по-прежнему, а великая целительница, забывшись, продолжала стоять у окна с простертыми руками. Она словно впитывала силы для дальнейших лечебных процедур. На ней был свободный, без пояса, халат тану черного цвета с кокеткой и алыми лентами, украшенными драгоценными камнями, – любимые цвета Бреды.

Ожидание затянулось. Минанан, погрузившись в свои мысли, терпеливо ждал в углу. Только брат Анатолий не мог найти себе места – садился, вскакивал, а когда боль одолевала ребенка и тот начинал громко стонать, он принимался расхаживать по комнате из угла в угол. Наконец Мэри-Дедра не выдержала, вытащила Брендана из кроватки и, придерживая за плечи, прижалась к его торквесу своим. Видимо, таким образом она пыталась облегчить страдания ребенка. Мальчик, прижавшись к матери, тихонько скулил. Он был очень красив – кудрявый, золотоволосый, с высоким лбом. Может, поэтому еще ужаснее казались неестественные багровые отеки на конечностях и волдыри от ожогов рядом с миниатюрным золотым торквесом на шее. Глянув на ребенка, можно было сразу сказать, что он долго не протянет.

Брат Анатолий подбежал к Минанану.

– Ужасно! Разве можно это вынести? – страстно зашептал он. – Вы же целитель! Помогите же несчастному! Неужели вас не трогают слезы его матери? Хотя бы боль снимите…

– Я не могу к нему прикасаться. Он должен настроиться на лечение. Дедра сама все понимает.

– Тогда поспешите с лечением! – выпалил монах. – Почему, ради Христа, Элизабет так долго ждет! Не поторопить ли ее?

– Она не ответит на мой призыв, – пожал плечами Минанан. – Здесь нет ничего срочного. Вы успокойтесь и займитесь своими делами.

Брат Анатолий сразу отошел от рыцаря тану и поспешил к Мэри-Дедре. Вот кому требовалось его присутствие, вот кто действительно нуждался в помощи, а никак не стоявшая у окна Великий Магистр Элизабет Орм, за которую так убедительно просила сестра Амери. Она не замечала его, а ведь монах уже больше недели жил в охотничьем домике. Другое дело – Мерибет Келли-Дакин, когда-то бывшая под покровительством Мейвар – Создательницы Королей; теперь она занималась хозяйством в усадьбе у Черной Скалы. Анатолий Северинович положил руку ребенку на голову, Мэри-Дедра благодарно улыбнулась ему.

– Пусть бы подольше они не начинали, брат Анатолий, – вздохнула Мэри-Дедра. – Когда Элизабет и Минанан займутся мальчиком, бедному Брендану будет еще больнее. Побудьте со мной, прошу вас!

Анатолий Северинович изменился в лице, словно ошпарившись, и резко отдернул руку.

– Если у него эта болезнь – как вы ее называете, «черный торквес», – начал он, – Элизабет и другие опытные целители могли бы прежде всего снять боль. Хотя бы не усугубляли беду своими чудовищными экспериментами. Дедра, как вы только можете разрешать им!

– Вы, брат Анатолий, не совсем понимаете. Заболевание Брендана – уникальный случай для Элизабет. В нем есть нечто предопределенное, яркая примета наступления новой эпохи. Суть в том, что он никак не может адаптироваться к торквесу. У других детей тоже встречается подобный синдром, но они – чистокровные тану.

Слезы появились из-под прикрытых век Мэри-Дедры.

– Вы очень долго живете в плиоцене. Разве вы никогда не слыхали о подобном отторжении? – спросила она, утирая слезы.

– Если бы на детей не надевали торквесы с самого рождения, то и болезни не было бы, – пояснил он.

– Но тогда не было бы и метапсихических способностей. – Грустная усмешка появилась на заплаканном лице Мэри-Дедры. – Когда я жила в Галактическом Содружестве, никак не могла понять, какая радость обладать ими. Когда же попала сюда и тану обнаружили у меня большие скрытые метапсихические способности и даже вручили мне торквес, я просто перепугалась. А теперь лучше умереть, чем расстаться с ним.

– А вот цена за дерзость. – Брат Анатолий кивнул в сторону больного ребенка. – Что дороже, Мэри-Дедра?

Женщина посмотрела в потолок.

– В миллионах световых лет от нашей Земли существует галактика, где все носят торквесы. Там уже поняли, что дороже. Почему же ты их не судишь, брат?

– Прости меня за грубость, – извинился монах. – Я никогда не был силен в теологии. Кто я? – Он пожал плечами. – Скудоумный человек, скромный аппаратчик из Якутии, безрассудно решивший создать в плиоцене свой церковный приход. Объясните мне, почему случай с маленьким Бренданом уникален?

– Дети-метисы вообще не предрасположены к заболеванию «черным торквесом». Ни один из отпрысков Тагдала не страдал от этой болезни. Случай Брендана – какая-то аномалия, – ответила она, обнимая хнычущего ребенка. – Никто не может понять – почему. Элизабет, когда жила в Мюрии, пыталась помочь детям тану, страдающим «черным торквесом», но без особого успеха. Неудачу объяснили тем, что уже сами принципы и психологические схемы, на которых работает подобный экзотический мозг, представляют собой серьезную проблему. Как в этом случае говорить о его лечении? Однако мой Брендан – метис, и его разум легче поддается исследованию. Элизабет уже работала с ним месяц назад, и мой мальчик почувствовал себя гораздо лучше.

Дедра закрыла глаза, и слезы снова полились у нее по щекам. Брат Анатолий беспомощно опустил голову, принялся внимательно рассматривать свои сандалии – на правой ремешок почти перетерся, левую он совсем сбил набок. Грехи наши тяжкие! Наконец мать успокоилась, вытерла глаза краем фартука.

– Мой Брендан совсем не похож на других. Большинство детей, пораженных этой болезнью, больше двух-трех недель не живут. Мой сынок покрепче. Метисы все такие.

– Хоть какая-то надежда есть?

Ребенок громко заплакал, Дедра тут же начала его укачивать, потом повернулась к Элизабет, которая все так же неподвижно, с простертыми руками, стояла у окна. Вдали, за укрытыми густым туманом холмами Лангедока, на фоне голубого неба виднелись розоватые, сверкающие вершины Пиренеев.

– Мальчик мой, – запричитала Мэри-Дедра, – такой сильный, такой крепенький. Такой хорошенький… Мы же ни дня не болели, когда пришлось бежать из Авена. Уж как мы тогда мерзли и мокли под проливным дождем, шли полуголодные, нас кусали комары, а мы защищались от них и грубых безжалостных тварей лорда Селадейра. Правда, милый? Ты же был такой прелестный, мой Брендан. Целых семь месяцев топали, а теперь мы разговариваем без слов, где бы в домике я ни находилась, правда? Ты одолеешь эту чертову лихорадку. Потом, может, другие малыши начнут выздоравливать, вот так, мой милый. – Она принялась целовать ребенка в золотистые кудельки, спадающие ей на плечо. – Даже если Брендану и не суждено выжить, все равно следует попытаться.

– Но, Дедра, он слишком мал, чтобы решить самому! – запротестовал брат Анатолий.

– Я решаю за него! – Она положила мальчика обратно на резиновый матрас, наполненный водой, и уголком фартука быстро смахнула слезы.

Монах замер – все похолодело у него внутри. Ощущение того, что их встреча не случайна – та же боль, те же слова обрушились на него, – привело в оцепенение. Все тот же аргумент – право решать за другого! Сколько раз он слышал его, будучи исполнительным секретарем в Сибирском архиепископстве, от своих братьев-монахов. Правда, они ушли дальше несчастной женщины, даже подвели философскую базу, разработали хитроумные доказательства, расширили сферу применения тезисов. Однако их убеждение в том, что насильственная, ускоренная эволюция – благо для человечества, покоилось на той же основе, что и вера Мэри-Дедры в право решать за Брендана. Его сибирские друзья приняли сторону братьев Ремилардов, которые уже тогда фактически начали склоняться к идее, что любое средство – даже потенциально опасное или калечащее не созревшее для подобных экспериментов сознание – разумно и справедливо, если в целом оно ведет к увеличению метапсихической энергии человека. Уже в те дни этот вопрос разделил землян, все жестче велись дискуссии. Но представители Галактического Содружества, попечители, их мыслители и моралисты как будто ничего не замечали. Спустя три года, уже перебравшись в плиоцен, брат Анатолий узнал, что теоретические дискуссии завершились метапсихическим восстанием. Вот как давно произошел разрыв.

Минанан – огромный и величественный, в небесно-голубой мантии – вышел из тени и встал над ребенком.

– Мысли брата Анатолия, – обратился он к Мэри-Дедре, – созвучны взглядам нашей Партии мира. Как бы трудно ни было, мы должны полностью положиться на волю Божью. Покой можно найти, только склонившись перед всемогущей Таной.

Дедра бросила на него уничтожающий взгляд.

– Ты думаешь, что я буду сидеть сложа руки и позволю умереть моему малышу? Чтобы обрести покой? Если ты так считаешь, то уходи! Тебе нельзя быть рядом с Элизабет во время лечения.

– Она сама просила помочь! – заявил рыцарь. – И я не отступлюсь от данного мною слова. Я действую сознательно и по доброй воле в надежде, что нам удастся облегчить страдания ребенка. Но я не хотел бы заранее обнадеживать. Успех лечения всецело в руках Божьих. Несправедливо подвергать невинное создание таким испытаниям ради его многочисленных сверстников и даже ради его самого.

– Тебе бы в иезуиты податься, – ответила Мэри-Дедра. Потом, обратившись к монаху, добавила: – А ты, брат Анатолий, лучше бы помолился за нас, а не проповедовал, не читал нам мораль. Если, конечно, действительно желаешь помочь.

Малыш, напуганный ее громким голосом, опять начал плакать.

Анатолий Горчаков героическим усилием сдержал рвущийся из груди достойный ответ.

– Боже милосердный, – успокоившись, зашептал он, – не поскупись на милость Твою, одари ею несчастную мать и страждущее дитя, облегчи их страдания. Да не введи нас во искушение, отврати от лукавого.

– Поискал бы, брат, молитву подейственней, – неожиданно вмешалась Элизабет. Она подошла к монаху сзади, голос ее был неприятно холоден. – Припозднился ты с просьбами о милости как по отношению к Дедре, так и ко мне.

Монах отпрянул от нее, а Элизабет уже мысленно обратилась к Минанану:

«И может, поздно для всей Многоцветной Земли».

Минанан: «Что предвещают твои слова?»

Элизабет: «Я только что беседовала с Бэзилом и королем, потом пришлось мысленно поискать доказательства их искренности. Все сходится. Эйкен и молодые североамериканцы договорились вместе работать над тем, чтобы открыть „врата времени“ со стороны плиоцена. Марк Ремилард со своими соратниками направился в Европу, пытаясь любым способом сорвать их планы».

«Великая Тана! Это может привести к падению в Абсолютный Мрак», – ужаснулся Минанан.

Между тем старый монах-францисканец во все глаза глядел на Элизабет. У него перехватило дыхание – женщина казалась необыкновенно красивой и недосягаемой, словно явилась сама Афина Паллада. Ее платье из черного шелка, украшенное крупными рубинами, с широким воротником и алыми лентами, длинные, свободно ниспадающие на плечи волосы, на которых сверкали капельки росы, придавали ей неземной вид.

– Ступай, брат, и помолись за нас, – с улыбкой произнесла она. – Прямо сейчас. Подай пример веры в Божье милосердие, а мы займемся своими делами.

У этой суки холодное сердце, подумал монах. Теперь понятно, почему бедная Амери отказалась от нее…

Он уже было совсем собрался оставить их – пусть беспрепятственно занимаются недоступными человеческому разумению манипуляциями. Что ему до них, лишенных сердца, а может, и души. В этот момент ласковое, успокаивающее дуновение мысли коснулось его разума. Никогда не носивший торквеса, он тем не менее знал, что Минанан способен проникнуть в святая святых любого человека – в его мысли. У него достаточно для этого сил. И словно горный поток – присмиревший, прохладный, целительный – затопил его разум. Не переживай, братец, мы с тобой одной беды дети. Обоим, видно, суждено быть всегда рядом с этой ужасной женщиной. Таков наш удел. Будь что будет. Не трусь, Анатолий Северинович!

Он потоптался у порога, повздыхал, потом повернулся.

– В воскресном служебнике есть молитва, которая больше других пришлась мне по душе, – промолвил монах. – Она как будто создана для нас, очутившихся в плиоцене.

Царю небесный, отче наш, иже везде сый и все исполняй, яко Твое есть царство, и сила, и слава. Да будет воля Твоя, открой нам истину, ибо то Душа Твоя. Пришел час узреть красоту Твою вечную, и мощь, и милосердие.

Сыне Божий, завершение всего, переступивший время, спаси нас, грешных, яви чадам Твоим мудрость Господню, открой нам очи правде, пребудь с нами в красоте своей. Аминь.

– Теперь можно и уходить. – Он несколько раз перекрестился. – Вы же займитесь, чем собирались, а я, пока совсем не стемнело, пойду грибков пособираю. Сентябрь скоро – уже должны грибки пойти. Деньки стоят теплые. Я большой охотник до них, еще с Сибири.

Он приблизился и несколько раз перекрестил ребенка.

– Брат, можно я пойду с тобой? – обратилась к нему Мэри-Дедра.

– Конечно, родная, только собирай сама, делиться с тобой я не буду.

Элизабет и Минанан, объединившись, оказались как бы подвешенными в огромном сверкающем каркасе спутанных подвижных световых нитей, окружающих и пронизывающих их. Это был психокинетический аналог разума ребенка, развернутого во многих невидимых измерениях, – сюрреалистически подсвеченный и в то же время излучающий свет. Кое-где сияние насыщалось багровыми, лиловато-отечными тонами – эти области и обследовали великие целители. Весь остов казался живым существом, разряды пробегали вдоль световых нитей, ветвились, гасли, неожиданно вновь вспыхивали в нервных узлах. В излучающем свет пространстве стремительно, словно метеоры, проносились искры, рассыпаясь дождем.

«Прижми ЗДЕСЬ, – Элизабет указала Минанану на нервное окончание, – теперь ТАМ. Хорошо! Приготовься – как только я открою проход, на который воздействую, постарайся сдержать волну возбуждения. Нельзя допустить эпилептического припадка, который может нарушить функцию некоторых нейронов…»

Так работали два кудесника – расширяли каналы, убирали заторы, восстанавливали свободное перемещение энергии, создавали новые нервные узлы. Одним словом, пытались гармонизировать метапсихические способности ребенка, усиленные золотым торквесом, с остальными характеристиками его разумной деятельности.

«Сильнее! Еще сильнее!! Вот так. Кажется, мы добились успеха».

Когда Элизабет пыталась работать с Дионкетом или Крейном, тоже искусными целителями, она постоянно сталкивалась с внутренним сопротивлением, неподатливостью – может даже враждебностью! – детского разума. Ребенок как бы отвергал пытливую чужую мысль, а ведь только в ней было его спасение. Его молодой мозг наглухо закрывался от инородного вторжения. Теперь все было по-другому – вот тоже загадка, но решать ее не было времени. Элизабет, по-прежнему уверенная в собственной правоте, стремилась внедрить, закрепить в нервных узлах целебную для Брендана программу, которая должна будет функционировать. Только бы удалось ввести ее! Так Элизабет и действовала – последовательно, терпеливо, создавая в мозгу мальчика новую структуру, которая включала бы центры метапсихической силы. Этим занимался Минанан, жертвуя изяществом схемы, лишь бы новая нервная структура органически слилась с нейронами.

Они слаженно переливали энергии, осушали отдельные участки мозга, сращивали и удаляли лишнее. Буквально на глазах внедренная программа начала действовать, погнала возбуждение по нервным цепям… как долго они мучились над ней, и сколько еще предстоит сделать.

Элизабет мысленно объявила перерыв – потом можно будет приступить к окончательному вживлению отдела переработки поступающей информации во внутренний церебральный код с нейронными цепями, соединяющими левое и правое полушария. Она подозревала, что именно здесь скрывался источник болезни. Если удастся обеспечить органичное функционирование внедренной программы с обоими полушариями, синхронизировать их работу, то главная трудность будет преодолена.

Они по-прежнему словно парили в светящемся коконе, пронизанном разноцветными нитями, волокнами, бегающими всполохами разрядов. Элизабет, заканчивая работу, падая с ног от усталости, указывала Минанану точки и участки, которые ему следовало удерживать в определенном положении. Потом можно испытать новые цепи, соединения и каналы передачи информации. Посылая по ним импульсы, Элизабет попеременно выключала те или иные участки коры головного мозга.

Неожиданно общая ментально-голографическая проекция разума ребенка, многопространственная решетка вспухла и исторгла мощный когерентный луч света. На какое-то мгновение ребенок очнулся… Еще раз ударил свет, потом все возвратилось в начальное положение.

Элизабет отшатнулась, увлекая за собой Минанана.

– Смотри! – выдохнула она.

– Всемогущая Тана, что это было? – Рыцарь тану, не в силах оставаться на ногах, прилег на кушетку, приставленную к кроватке Брендана. Потом с трудом поднялся и сел. Пот ручьями стекал по его лицу, капал на мантию.

– Моя программа сработала, – прошептала Элизабет. Она взяла ребенка на руки – тот сразу захныкал во сне и подергал распухшими пальчиками свой торквес. Вдруг он сладко зевнул, притих, дыхание его стало ровным, пропали хрипы.

– Она действует? – торопливо спросил Минанан, указывая на ребенка. – Мы вылечили его?

Элизабет ничего не ответила. Оцепенев на мгновение и тут же очнувшись, она с каменным лицом коснулась небольшой шишечки, выступающей на детском торквесе. Минанан повторил вопрос.

– Не знаю, – ответила Элизабет, – не уверена. Даже в том – целебно ли то средство, хотя я совершенно уверена, что мы на правильном пути. Но надо быть объективной… Мы работаем вслепую, очень медленно. Такова дань, которую приходится платить за метасиловое вмешательство. Сама же программа… – Она подняла голову и встретилась взглядом с тану. – Минанан, как раз в эти мгновения ребенок становится могучим оперантом.

Тот ничего не понял.

– Вспомни световой импульс, – объяснила Элизабет. – Мальчик сам, помимо нашей воли, нашел обходной канал. Совершенно исключающий те участки и цепи мозга, которые возбуждаются метафункциональным золотым торквесом. Он уже научился – может быть, подсознательно – использовать внедренную в его мозг программу. Он как бы выскользнул из прежней тесной клетки, обрел способность к непосредственному проявлению метафункций.

Минанан Еретик сидел на кушетке словно оглушенный, потом осторожно потрогал свой золотой торквес.

– Но это значит… – произнес он, – что его мозг может исторгать метапсихическую энергию и без стимулирования торквесом?.. Как это делаешь ты или король?

Элизабет кивнула.

– Создавая программу, подходящую для лечения детей, я, естественно, исходила из закономерностей, свойственных человеческому разуму. Я ориентировалась на метапсихические образцы Галактического Содружества и пыталась вживить их местным – вашим в том числе – детям. В любом поколении людей есть личности – их не много, всего несколько процентов – с уже врожденной потенцией к метаоперациям. Но этот дар необходимо развивать, иначе он зачахнет. Сам процесс чем-то напоминает обучение речи. В каждом из нас заложена возможность овладеть устной речью. Для этого необходимо выполнение двух условий: мозг должен созреть для овладения подобным видом общения и, кроме того, нужна звуковая среда, постоянно побуждающая к разговору. И еще желательно начинать обучение в самом раннем возрасте, когда свежо восприятие, когда мозг жаден до нового. Так и развитие всех метафункций немыслимо без надлежащего обучения, хотя в некоторых особых условиях процесс может стать самопроизвольным. В этой области еще много темного, особенно в вопросе внешнего силового давления, которое сдерживает развитие скрытых возможностей.

– Как случилось с Фелицией.

– И с Эйкеном, – согласилась она. – Обоим стали доступны вершины метапсихического искусства, однако пришли они к этому разными путями. Например, Фелиция стала оперантом через сильнейшее душевное потрясение, через нестерпимую боль – все это похоже на то, что я испытала, общаясь с Супругой Корабля Бредой. А вот Эйкен… Это действительно загадка! Я уже говорила, что порой встречаются личности с исключительно высоким скрытым потенциалом, способные сами по себе, без всякой посторонней помощи, сбросить путы обыденности и вознестись в метапсихические выси. Ясно, что до вторжения галактических рас все люди, ярко проявившие себя в области телепатии и телекинеза, были самоучками. Как только мы оказались вовлеченными в Галактическое Содружество, мы стали зависеть от специальных программ, методик, которые пришельцы привезли на Землю. Стали меняться подходы к обучению – конечно, они стали эффективнее, но это были не наши подходы. Например, в основу воспитания детей и овладения ими метафункциями было положено телепатическое взаимодействие между матерью и заключенным в ее чреве плодом. Подобная связь характерна для одной из галактических цивилизаций, у нас же она куда менее заметна, однако все инструкции исходили только из этого положения.

Минанан коротко рассмеялся:

– Обладание золотым торквесом значительно упрощает ход всего процесса.

– Проще не значит лучше, – резко возразила Элизабет. – Если детям удалить ноги и вживить их тела в самые расчудесные автомобили, то детям не надо будет учиться ходить.

– Ты, конечно, права, – произнес тану, опустив голову, – я никогда не задумывался над этим. – Тыльной стороной ладони он смахнул пот с бровей. – Однако как я устал. Боюсь, ты не очень-то довольна мной. Силенок у меня не хватает, сам чувствую. Мы вовремя закончили с этим сегментом, иначе я бы мог сорваться.

– Ты просто молодец! – похвалила Элизабет Минанана. В то же время она осторожно проверила узким метазондом его разум. То, что она увидела, ошеломило ее. Она сама испытывала крайнюю усталость, но рыцарь, не умевший экономить энергию, постепенно расходовать психосилу, находился, что называется, при последнем издыхании. Цифры на часах, висевших в детской, показывали, что они уже восьмой час занимались ребенком.

– Тебе действительно пора отдохнуть, – предложила Элизабет. – Мы и так многого добились.

– Не стоит напоминать мне, мужчине, об отдыхе! – Минанан резко поднялся с кушетки и поглядел на спящего ребенка. – Откровенно говоря, я чувствую себя так, будто мне пришлось в одиночку вступить в великое сражение. А ведь мой маленький противник тоже был один.

– Разум у детей куда менее уязвим, чем у взрослых. Это необходимое условие для их выживания.

– Ладно, я готов продолжить, пусть нам даже еще сутки не придется сомкнуть глаз, – заявил Минанан с кривой усмешкой.

– Минанан… – Элизабет поколебалась, потом положила ладонь на его руку. – Лучше всего, если мы немного подождем. Хотя бы три дня.

Его белесые брови поползли вверх, в глазах сверкнула тревога.

– Что-то не так?

– Да, но твоей вины здесь нет, – ответила Элизабет. – Ты один из самых лучших целителей, которых я знаю. Но работа дьявольски трудна. Сконцентрировать на такой долгий срок всю волю, внедриться в чужой разум таким узким лучом…

– Ах ты, маленький разбойник! Взял и одолел такого опытного вояку, как я, – обратился к спящему ребенку Минанан. Потом он спросил, кинув в сторону двери: – Может, позвать Мэри-Дедру?

– Рано. Я хочу еще раз проверить те отделы мозга Брендана, с которых мы начали лечение. Спокойной ночи, Минанан. Спасибо.

Когда он ушел, Элизабет вернулась к маленькой кроватке, где спал малыш, и мысленно обозрела цепи, передающие возбуждение из центра сбора и перекодирования информации. Боль временно прекратилась, но можно ли было считать мальчика здоровым? Температура еще очень высока, вот и на шее около торквеса появились новые волдыри. Слава Богу, что Брендан родился таким крепким, выносливым, но нависшая над ним смертельная опасность еще не миновала. Средство, которое она использовала, было подобно дубине – она перекраивала функциональные цепи, невзирая на частности. Встроенная ею новая конфигурация каналов, проводящих возбуждение, являлась не более чем схемой. Молодой мозг еще должен свыкнуться с ней, освоить – процесс трудный и длительный.

Жаль, что у Минанана силенок не хватило, посетовала Элизабет. Можно было действовать смелее, решительнее…

Ребенок спал. Крепкий малыш! Как упорно он борется с ненавистным торквесом! Нет чтобы освоиться с ним, подпасть под его власть… Мы упрямые, своевольные… Где ты видела других детей? Видела! Сколько их было, не выдержавших, уступивших якобы полезному действию торквеса. Полезно-то оно полезно – здесь спора нет – но во благо ли? Не прерывает ли искусственное вмешательство развитие естественных метапсихических способностей? Возьмем Эйкена Драма. На первый взгляд – невинный юнец, однако хватка у него оказалась мужская. Как резко он отказался от торквеса, помнишь? Как быстро освоил все секреты мастерства! Как ему это удалось? Эйкен тогда даже не догадывался о своей скрытой силе, а когда потребовали обстоятельства, он очень быстро стал самым могучим оперантом в Европе. К сожалению, его нельзя было привлечь к лечению Брендана – даже для короля это было бы трудное испытание. Он до сих пор не может оправиться от поединка с Ноданном.

Элизабет опустилась в кресло, посидела, подумала. Легкий прохладный ветерок обдувал ее обнаженные плечи. Скорей бы кончалась надоевшая жара, все вокруг ждало очистительной грозы. На мгновение она отвлеклась от ребенка, обвела мысленным взглядом окрестности – точно, на перевалах сгущаются облака, в наэлектризованном воздухе чувствуется запах озона. Гроза вряд ли поможет Брендану, но позволит ей самой обрести долгожданное вдохновение. Тогда будет легче продолжить борьбу с черным торквесом, разобраться в себе, поразмышлять о наследстве, оставленном Бредой.

Ветерок усилился, пошевелил волосы, от удовольствия она закрыла глаза.

– Чудесно, – прошептала Элизабет.

– Очень рад. Я с большой радостью устроил здесь небольшую грозу в твою честь, однако расстояние слишком велико.

Вздрогнув от неожиданности, Элизабет резко обернулась, посмотрела по сторонам и замерла. В распахнутое настежь окно она увидела Марка Ремиларда, с ласковой улыбкой наблюдавшего за ней. На этот раз голографический эффект, создаваемый церебральным генератором, был потрясающим. Человек за окном казался совершенно реальным, вплоть до игры мускулов под черным трико. Правую руку он поднял ладонью вперед – характерное приветствие, распространенное в Галактическом Содружестве.

– Нет! – с нескрываемым отвращением выкрикнула она, вскочила со стула и спряталась за его спинкой.

Свежий ветерок веял со стороны фантома. Улыбка Марка стала печальной, он медленно опустил руку.

– Это ты? – скорее утверждая, чем спрашивая, произнесла она.

– Как видишь, Великий Магистр.

– Невероятно! Какой замечательный эффект присутствия! Или ты осуществил гиперпространственный переход, используя только силу мысли?

– Церебральный генератор помог мне в создании ипсилон-поля, но я действительно совершил d-переход и обратный переход с помощью собственных ментальных усилий.

– Уж не Фелиция ли тебя надоумила? Кажется, она нанесла тебе серьезный ущерб? – поинтересовалась Элизабет.

– Где она? Даже включив церебральный генератор на полную мощность, я не могу найти следов ее ауры, – требовательно спросил Марк, не ответив на ее вопросы.

Элизабет показала ему место на берегу Рио-Дженил, где находилась могила Фелиции. Дева-оперант была погребена в непроницаемой сферической камере без дверей, скрытой глубоко под оползнем.

– Теперь тебе не достать ее. Придется поискать другого партнера.

– Ты считаешь себя неуязвимой, Великий Магистр?

– Что ж, попробуй проникнуть в комнату и причинить мне зло, – предложила Элизабет, встав с кресла. – За то время, которое прошло с чертова восстания, мы там – в Галактическом Содружестве – тоже кое-чему научились и освоили технику защиты от ваших гнусных психокинетических поползновений. На крайний случай для Великих Магистров всегда найдется надежное убежище. Ты уже познакомился с ним. Если будет нужно, я охотно им воспользуюсь.

– Лучше я останусь здесь, где нахожусь. Ради нашей взаимной безопасности. Церебральный генератор может функционировать только в определенном положении. Переброшенный через гиперпространство, я не опаснее новорожденного ягненка. Тем более что стены вашего дома армированы, и, оказавшись внутри, я могу стать очень опасным гостем.

– Ты имеешь в виду, что генератор способен действовать только по программе и для проникновения внутрь тебе придется заранее вводить поправки? – спросила Элизабет, не в силах отвести взгляд от фантома.

– Да, она создает эту оболочку. И одежду тоже. Так что появиться в доме я могу только полностью обнаженным. Мне бы хотелось пощадить твою чувствительную душу от лицезрения моих шрамов.

– Чего же ты хочешь? – спросила она.

Марк кивнул в сторону спящего ребенка.

– Меня заинтересовала его болезнь. Какой-то необычный, ни на что не похожий случай. Необходимо тщательно изучить его.

– Уверена, что брат Анатолий согласится с твоим мнением.

– Между нами есть какое-то сходство? – рассмеялся он.

– Да. Еще один кандидат в члены клуба Франкенштейна. Конечно, куда мне до вас – теологов, схоластов, агитаторов, бунтарей – в деле переустройства общества на разумных – кажущихся вам разумными! – основах. В этой области я – совершенный дилетант. Нет у меня ни вашей самоуверенности, ни профессиональных качеств, во мне нет задатков главаря, вдохновенного оратора. Возьмем, например, случай с Бренданом. Да, я работаю грубо, топорно, возможно – не дай Бог! – ребенок погибнет, но я уверена, что даже такая помощь лучше полного бездействия. Если я найду способ спасти мальчика и его сверстников, какое будущее ждет их в этой проклятой стране? Здесь не требуется обладать ясновидением Бреды, чтобы понять, что случится, когда ты прибудешь в Европу. Нам не избежать войны за «врата времени».

– Войны не будет, если Эйкен, вместо того, чтобы заигрывать за моей спиной с беглецами, постарается найти со мной общий язык. Ты бы подсказала ему, в чем заключаются его же интересы.

– Ты глуп, если думаешь, что я могу каким-то образом повлиять на него, – с невеселой улыбкой ответила Элизабет. – Эйкен поступает так, как считает нужным. Если он решит помочь детям спастись от тебя, что бы я ни говорила, что бы ни делала – все будет бесполезно.

Мерцающая, висящая в ночной мгле фигура подплыла поближе. Опять пахнуло освежающим ветерком, в комнате запахло озоном. Элизабет поспешно закрыла ребенка.

– Твоему возмущению не хватает убежденности, – тихо произнес Марк. – Может быть, у тебя есть личные мотивы, чтобы поддерживать создание в плиоцене «врат времени»?

– А как насчет твоих личных мотивов? – поинтересовалась Элизабет. – Ты что, действительно боишься, что из Содружества пришлют за тобой людей? Или ты считаешь, – пусть лучше дети умрут, чем вернутся в Галактическое Содружество, куда тебе нет пути?

– Ты несправедлива ко мне, – возразил Марк. – Я их люблю. Все, что я делаю, – только ради них. Ради всех наших детей. Ради «ментального человека», который уже стучится в наши двери.

– Оставь нас в покое, Марк! – воскликнула Элизабет. – Все в прошлом! Все уже было двадцать семь лет назад! Человечество выбрало другой путь. Не тот, на который ты толкаешь наших детей!

Силы почти оставили ее. Мощный защитный экран, который она поставила между собой и неожиданно явившимся недругом, заколебался, истончился. Элизабет так устала, что с трудом удерживала эту уязвимую стену. Однако Марк не стал пользоваться моментом. Он терпеливо ждал.

– Оставь детей в покое, – повторила Элизабет. – Пусть они уйдут в свое время – их там ждут. Вернись в Северную Америку. Обещаю приложить все силы, чтобы «врата времени» со стороны плиоцена после их отбытия были закрыты навсегда. Никто не тронет тебя и твоих сообщников.

– Как ты это выполнишь? – спросил Марк. – Сама вернешься в Галактическое Содружество?

Элизабет отвернулась.

– Оставь нас, Марк. Не пытайся разрушить наш маленький мир.

– Бедный Великий Магистр, ты выбрала очень тяжелую ношу. Всегда одна, всегда и тревоге; впрочем, как и я. – Голос его вдруг зазвучал громче. Она обернулась, вздрогнула – незваный гость стоял на широком подоконнике. Слабое свечение, окружавшее его фигуру, когда он парил снаружи, исчезло. Элизабет, оцепенев, следила, как он спрыгнул на пол, направился к детской кроватке. На паркетном полу появились влажные следы. Холодный воздух больше не исходил от Марка – он материализовался полностью, вышел из той точки пространства, куда доставил его генератор. Подошел, рукой в перчатке взялся за сетку. Все время он не спускал с женщины глаз. Зрачки у него были зеленые, травянистого оттенка, глаза глубоко запали, брови лохматые, с проблесками седины.

– Покажи мне программу, которую ты используешь для лечения ребенка! Быстро! Я могу оставаться в таком положении всего несколько минут.

Элизабет оледенела от страха. Наконец она собралась с духом и прокрутила программу в памяти.

– Очень остроумно, – одобрил Ремилард. – Ты сама ее придумала?

– Нет. Основные принципы и целые куски я взяла из наставления, которым пользовалась, когда учила детей в Институте метапсихики на Денали.

– До момента моего появления медицина прошла долгий путь развития. Должен отдать справедливость создателям программы – очень эффективный метод лечения.

– Только действует она слишком медленно. Если мы будем работать с Минананом с той же скоростью, каждый сеанс займет не менее двенадцати часов. Ребенок определенно не выдержит и умрет раньше, чем мы закончим курс лечения, а ему еще конца не видно.

– Понятно, ты нуждаешься в повышении интенсивности воздействия. Все то же самое, только быстрее, энергичнее, целенаправленнее. Действия надо спрессовать до нескольких минут – ребенок сможет вынести и десятикратную нагрузку. – Ремилард проник в разум Брендана пристальным, изучающим взглядом. Ребенок пошевелился, почмокал и улыбнулся во сне.

– Беда в том, что в помощниках у меня всего один оперант, – объяснила Элизабет. – Мы просто не успеваем перекрывать все каналы, по которым вытекает метапсихическая энергия.

– Это дело поправимое. Меня сейчас другое волнует. Время! – Марк оставил разум ребенка и сделал два шага к окну. – Придется подождать, пока наша троица – Манион, Крамер и я – не разрешит проблему стабилизации объекта в конечной точке d-перехода. Рисковать в середине курса лечения мы не имеем права. Даже с максимально интенсивным принудительным воздействием весь курс займет не менее сотни часов. Малышу действительно надо помочь.

– Помочь малышу? – дрожащим голосом прошептала Элизабет.

Марк перешел на внутреннюю связь:

«Общими усилиями мы быстро поставим его на ноги. Кое-что добавим, заменим в схеме некоторые детали. Возможно, нам удастся быстро поднять его до высшего уровня оперантского мастерства».

«Общими усилиями? Но я никогда…»

«Ты никогда не сможешь доверять мне, не так ли? – Та же кривая усмешка опять появилась на его лице. Он постучал себя по виску, и, к удивлению женщины, из его мокрых, стоящих дыбом волос на фрамугу брызнули зеленоватые капли. – Я не более чем мозг, перенесенный в другую точку пространства. В этом, Элизабет, для тебя нет никакой опасности, мы можем только более полно и эффективно использовать программу. Ты будешь в совершенной безопасности от… э-э… моих дьявольских флюидов».

Казалось, Марк Ремилард прямо с подоконника шагнул в ночь. Полупрозрачная, едва заметная искусственная цереброэнергетическая оболочка в один миг преобразовала его тело. Он вновь, обдав ее холодным ветерком, повис в воздухе. Ремилард быстро начал удаляться куда-то вверх и чуть в сторону, однако его мысленный голос звучал в ее сознании по-прежнему громко и отчетливо.

«Я бы хотел помочь тебе. Не отвергай мою просьбу».

«Сколько времени, по-твоему, займут ваши исследования по стабилизации объекта в конечной точке?» – спросила Элизабет.

Ее вдруг охватило сумбурное, истеричное негодование.

«Ты с ума сошла, – обратилась она к самой себе. – Ты действительно считаешь возможным воспользоваться его помощью? Ты способна ему довериться?!»

После небольшой паузы до нее донесся мысленный голос Марка:

«Думаю, около недели. Может, чуть больше. Можно поддержать ребенка в течение нескольких дней?»

«Минанан и я продолжим сеансы. Надежда есть, если нам не помешают непредвиденные обстоятельства…»

«В случае чего пусть брат Анатолий призовет на помощь небесную силу»,

– донесся до Элизабет затихающий ироничный смешок.

Небо совсем прояснилось – в окно заглядывали крупные яркие звезды. Ребенок шевельнулся, захныкал – видно, проголодался или замерз. А может, во время сна улучшилось его состояние.