"Многоцветная Земля" - читать интересную книгу автора (Мэй Джулиан)

ГЛАВА 10

Хотя со слов Крейна Брайан представлял себе в общих чертах, чего следует ожидать, все же вид Ронии, раскинувшейся на берегу могучей реки, произвел на антрополога ошеломляющее впечатление. Город открылся как-то сразу. Отряд всадников долго петлял по темному ущелью, где только свет от факелов стражи озарял узкую дорогу, проложенную в песчанике. Выехав из-за поворота, отряд оказался на высоком холме, с которого открывался великолепный вид на слияние Соны и Роны, и тогда все увидели город, расположенный внизу, на западном берегу, к югу от поросших лесом утесов, возвышавшихся в том месте, где сливались могучие реки.

Рония построена на возвышении рядом с водой. Земляной вал, укрепленный толстыми стенами, обегал основание холма. Выше, блестя и переливаясь, словно нити с нанизанными на них оранжевыми бусинами, приветливо светились крохотные огоньки. Примерно через каждые сто метров по всему периметру защитной стены вздымались смотровые башни. Их контуры, как и очертания зубцов, также высвечены огоньками. Огоньками были очерчены все углы и выступы крепостной стены, все окна. Почти каждая деталь огромных городских ворот иллюминирована небольшими светильниками. Примерно за пятьсот метров до городских ворот дорога проходила между двумя рядами колонн, на вершине каждой из которых пылал и чадил огромный факел. По обе стороны от колоннады простирались выложенные светильниками геометрические узоры – то ли партерный парк, то ли куртины цветов.

Разглядывая город с высокого холма, Брайан заметил, что Рония не перенаселена: маленькие домики, широкие кривоватые улицы. Поскольку было далеко за полночь, в окнах большинства домов света не было, но вдоль коньков крыш горели огоньки и по верхнему краю оград перед домами через равные промежутки также горели светильники. Ближе к реке располагалось несколько более крупных сооружений с высокими стройными мачтами различной высоты. Стены и основные контуры зданий также были усеяны огнями, но не оранжевыми, как городские ворота, а синими, ярко-зелеными и янтарными. Окна во многих башнях светились.

– Красиво, как в сказке, – вздохнула Сьюки. – Все огоньки переливаются!

– Каждый житель обязан вносить свою лепту в освещение города, зажигая светильники в своем доме, – пояснил Крейн. – Земляне обычно пользуются оливковым маслом, которое здесь производится в изобилии. Более высокие постройки тану освещаются сложными устройствами, питаемыми энергией от избыточных метапсихических эманации.

Кавалькада спустилась с холма. Вскоре каменистая дорога, проложенная в песчанике, сменилась дорогой, выложенной гранитными плитами и становившейся все шире и шире. Когда отряд вступил в колоннаду, ширина дороги достигла восьми метров. Между высокими колоннами вздымались стройные побеги бамбука, высаженные отдельными островками вперемежку с каким-то темным кустарником и пальмовыми рощами. Крейн объяснил, что ежемесячно в этих внешних садах возводятся шатры для ярмарок, на которые местные ремесленники привозят свои изделия, а караваны доставляют всевозможные предметы роскоши. Раз в год проводится Большая ярмарка, на которую съезжаются люди со всей Западной Европы.

– А ежедневных рынков, где люди могли бы купить повседневные товары и продукты, здесь нет? – поинтересовался Брайан.

– Мясо – основной продукт питания, – ответил Крейн – Профессиональные охотники, все как один земляне, поставляют в больших количествах мясо на плантации, расположенные к северу от этих мест по берегам Соны и Роны. Ежедневно мясо вместе с зерном, фруктами и другими продуктами сельскохозяйственного производства, как, например, оливковое масло и вино, на баржах сплавляется заготовителями провизии сюда, в Ронию. Трудятся на плантациях в основном рамапитеки. В прошлом плантациями управляли тану, но теперь почти везде во главе стоят земляне.

– А вы не усматриваете в этом потенциальной опасности? – спросил Брайан.

Крейн улыбнулся. Его глаза сверкнули в свете дальних огней и отблесках факелов.

– Никакой опасности нет. Все земляне, занимающие сколько-нибудь ответственное положение, носят ожерелья – торквесы. Попытайтесь понять, что сопротивление, или коэрцитивная сила, здесь, в Изгнании, редко бывает необходимо. Если не считать небольшой кучки возмутителей спокойствия, жизнь в Изгнании для большинства протекает счастливо.

– Даже для женщин? – поинтересовалась Элизабет.

Тану с невозмутимым видом ответил:

– Даже стоящие на самой низкой общественной ступени обычные женщины, не обладающие никакими метапсихическими способностями, полностью избавлены от нудных или утомительных работ. Они могут выбирать себе занятие по своему вкусу или проводить дни в полной праздности. Если они того пожелают, у них даже могут быть любовники из числа землян. Единственное ограничение, которое неукоснительно соблюдается, – все дети должны принадлежать нам, тану. Особо привилегированное положение занимают те счастливчики среди землян, которые обладают генетическим кодом, передающим их потомству метапсихические функции. Наше общество принимает их как равных, и если за время испытательного срока они доказывают свою лояльность по отношению к тану, их серебряные ожерелья могут быть заменены золотыми.

– Вы говорите о мужчинах и женщинах или только о женщинах? – переспросил дрожащими губами Эйкен.

– О мужчинах и женщинах. Смею вас заверить, что очень скоро вы по достоинству оцените нашу стратегию в отношении репродукции. Ведь мы не только усиливаем сопротивляемость расы действию космической радиации в земных условиях, но и включаем ваши гены скрытых и активных метапсихических функций. Мы надеемся, что в конце концов нам удастся развить в себе активные метапсихические способности в полном объеме, такие, какие вам, землянам, – тут Крейн кивнул на Элизабет, – удалось развить в себе в том далеком будущем, откуда вы прибыли, то есть через шесть миллионов лет.

– Что и говорить, грандиозный проект, – согласилась Элизабет. – А как вы совместите ваши планы с реальностью далекого будущего этой планеты… будущего без тану?

Крейн улыбнулся.

– Все в воле великой богини Таны. Шесть миллионов лет – немалый срок. Я полагаю, что мы, тану, будем благодарны ей, если она соблаговолит разрешить нам населить хотя бы малую часть той планеты, которую мы назовем своей.

Всадники приблизились к огромным воротам, достигавшим метров двенадцати-тринадцати в высоту и почти вдвое больше – в ширину. Сбитые из огромных бревен, они были окованы тяжелыми бронзовыми пластинами.

– По ночам здесь довольно много диких зверей. Других опасностей тоже хватает, – пояснил Крейн. – Ночь – не лучшее время для людей, чтобы находиться за городской стеной, если только это не связано со службой у тану.

– Интересно, – задумчиво проговорил Брайан. – Стены и крепостные ворота способны выстоять против любой попытки непрошеных гостей вторгнуться ночью в город. Для защиты от диких зверей такие сооружения чрезмерны. Более того, даже для защиты от нападения преступных элементов, а такие, как я понимаю, встречаются время от времени и здесь, эти сооружения излишне массивны.

– Вы совершенно правы, – подтвердил Крейн, сделав небрежный жест, – преступники нам особенно не досаждают.

– Так против кого же возведены столь мощные укрепления?

– Против той опасности, о которой нельзя забывать ни на миг, – пояснил Крейн, – против фирвулагов.

Перед городскими воротами отряд остановился. Над аркой красовалась такая же эмблема, как при въезде в Надвратный замок, – выкованная из желтого металла маска. Каптал Зденек в сопровождении солдата, державшего факел, подъехал к темневшей рядом с воротами нише, куда уходила свисавшая из-под арки цепь. Наклонившись с седла, каптал освободил цепь от запора и, держа ее, стал отъезжать от ворот. На нижнем конце цепи оказался заключенный в металлическую клетку камень диаметром в полметра. Отведя груз гигантского маятника, каптал отпустил цепь и камень, описав дугу, ударился в почерневшую бронзовую линзу, вставленную в раму из толстых бревен. Раздался низкий звук, напоминавший звон огромного церковного колокола, какие некогда украшали звонницы Старого Мира. Едва солдат поймал откачнувшийся назад камень и завел его снова в нишу, как створки ворот начали медленно отворяться.

Крейн в полном одиночестве поскакал к воротам, поднявшись над седлом в полный рост, а его красно-белый плащ струился за плечами, развеваемый ветром. Крейн выкрикнул три слова на незнакомом языке, одновременно мысленно передав какой-то образ настолько быстро, что ни земляне с ожерельями, ни Элизабет не успели расшифровать изображение.

Два отряда солдат-землян в шлемах с гребнями замерли по обе стороны распахнутых ворот. Пластины и кольчуги сверкали при свете бесчисленных светильников, словно золотые. Позади ворот улица была пустынна, если не считать выстроившихся по обе ее стороны почти на целый квартал рамапитеков. На каждом человекообразном был металлический ошейник и синий с золотым плащ. Каждый рамапитек держал жезл из какого-то материала, напоминавшего по виду стекло, с синим или желтым огоньком на конце.

Крейн и его свита проследовали между рядами рамапитеков, и те зашагали рядом с халикотериями, сопровождая всадников по улицам спящего города. У рыночной площади, посреди которой плескался фонтан, подсвечиваемый снизу плававшими по воде фонарями, каптал Зденек отсалютовал Крейну и направился к темным казармам в сопровождении солдат Билли и Сиюн Киу – их ночная вахта закончилась. Глазам изумленных путешественников предстали дома, темные, если не считать мириады мерцающих огоньков на гребнях и по краям крыш, по верхним краям заборов и балюстрад. Архитектура в кварталах, где жили люди, была самой причудливой, в ход шли всевозможные строительные материалы: встречались здания из беленого камня, с каменным низом и деревянным верхом, глинобитные дома, как в библейские времена, с толстыми стенами для прохлады, черепичными крышами, глубокими лоджиями, утопавшими в тени и увитыми виноградом, небольшими двориками с пальмами, лаврами и душистыми коричными деревьями.

– Стиль рваных Тюдоров, – подвел итог своим наблюдениям Брайан. Несмотря на Изгнание за шесть миллионов лет до своего времени, человечество явно не потеряло чувство юмора.

Людей нигде не было видно. Зато то и дело попадались похожие на подростков рамапитеки в плащах разных цветов, сновавшие всюду с маленькими закрытыми тележками. Кошка сиамской породы прошмыгнула поперек главной улицы и скрылась в открытом окне дома.

Всадники приблизились к комплексу больших зданий у самой реки. Здания были построены из какого-то материала, похожего на белый мрамор, и отделены от остальной части города узорчатой стеной, в которой через определенные промежутки были сделаны проходы. Сверху стена украшена вазами с живыми цветами. Вместо светильников из металла или керамики обнесенную оградой территорию освещали настенные факелы, похожие на большие серебряные подсвечники. Здания увешаны гирляндами стеклянных фонарей. Их синие, зеленые и желтые огни разительно контрастировали с теплом и уютом масляных светильников на улицах внешнего города. Несколько штрихов были знакомы: водяные лилии в выложенных плитками бассейнах, вьющиеся желтые розы, отважно взбиравшиеся по фигурной мраморной решетке. Разбуженный появлением всадников соловей издал несколько сонных трелей и умолк.

Въехали во внутренний двор, окруженный со всех сторон украшенными причудливым орнаментом беловатыми, словно тронутыми инеем, зданиями. Большая дверь одного из зданий внезапно отворилась, и изнутри полилось золотистое сияние. Пленники замерли от удивления. Рамапитеки застыли. Из дома торопливо выбежали слуги (все до единого – представители человеческой расы) и принялись освобождать путешественников от сковывавших их цепей и помогать спешиться с халикотериев.

Затем из дверей нестройной толпой вышли двадцать или тридцать тану. Они смеялись, приветствовали Крейна на своем экзотическом языке, оживленно переговаривались по поводу вновь прибывших на стандартном английском с какими-то особенно музыкальными интонациями. На тану были тончайшие, как бы струящиеся мантии, одежды ярких «тропических» цветов с фантастическими ювелирными украшениями – высокими воротниками-наплечниками, расшитыми золотом и усыпанными драгоценными камнями, с лентами, свисавшими спереди и сзади и переливавшимися при малейшем движении. Разодетые так же, как тану, люди были поменьше ростом и носили не золотые, а серебряные торквесы. Брайан с интересом рассматривал привилегированных представителей человеческой расы. Судя по всему, они вели себя среди тану, как среди своих, и столь же оживленно обменивались впечатлениями о вновь прибывших.

Что же касается последних, то только Эйкен как ни в чем не бывало оглядывался по сторонам. В сверкающем костюме с многочисленными карманами, набитыми всякой всячиной, он носился по всему двору, отвешивая шутовские поклоны дамам тану, каждая из которых была почти на треть выше его ростом. Брайан стоял в стороне и наблюдал за происходящим. Тану явно стремились сгладить неловкость, шутили по поводу нелепости ситуации, всеми силами давали почувствовать вновь прибывшим, что их ждали и рады прибытию. Брайан не сомневался, что между тану идет обмен мысленными посланиями ничуть не менее оживленный, чем разговор вслух. «Интересно, – подумал он, – какой психический стимулятор действует на низших уровнях сознания, если даже молчаливый Раймо и обычно замкнутая и отрешенная Элизабет постепенно растаяли и оказались охваченными всеобщим оживлением».

– Нам бы не хотелось, чтобы вы чувствовали себя одиноким, Брайан.

Антрополог обернулся и увидел стройного мужчину тану, облаченного в простое синее одеяние, который смотрел на него с приветливой улыбкой. У него было красивое лицо, которое портили глубоко провалившиеся глаза и множество морщин у рта, как у Крейна. Брайан подумал, что морщины, должно быть, свидетельствуют о преклонном возрасте у тану, которые выглядят весьма моложаво. Волосы тану – цвета слоновой кости, а на голове у него красовалась небольшая корона из какого-то материала, похожего на синее стекло.

– Позвольте приветствовать вас. Я ваш хозяин. Меня зовут лорд Бормол. Как и вы, я занимаюсь изучением культуры. С каким нетерпением мы ожидали приезда еще одного специалиста! Последний антрополог прибыл к нам лет тридцать назад. К сожалению, он был не очень крепкого здоровья. Ваш опыт аналитика так необходим! Нам нужно многое узнать о взаимодействии двух наших рас для того, чтобы общество в Изгнании процветало к взаимной выгоде. Наука Галактического Содружества может научить тому, что нам совершенно необходимо знать, чтобы выжить. Пойдемте со мной. Для вас и ваших друзей накрыт стол, и вы сможете как следует подкрепиться. Поделитесь вашими первыми впечатлениями о Многоцветной Земле. Первая реакция представляет для нас необычайную ценность!

Брайан печально рассмеялся.

– Вы льстите, лорд Бормол. И явно переоцениваете меня. Боюсь, что я еще ничего не понимаю в том мире, в котором вы живете. Ведь я только прибыл. И прошу меня извинить, но я так устал от событий прошедшего дня, что просто падаю с ног.

– Нет, это вы меня извините. Я совсем упустил из виду, что вы без торквеса. Мои соплеменники с помощью телепатем освежили и подкрепили ваших спутников, но, к моему сожалению, это не распространилось на вас. Если хотите, мы могли бы…

– Нет, благодарю вас!

Подошел Крейн и иронически улыбнулся при виде охватившей Брайана тревоги.

– Брайан предпочитает действовать самостоятельно, не черпая подкрепления от торквеса… Более того, он поставил это непременным условием своего сотрудничества.

– Вы не должны ничего навязывать мне насильно, – сказал Брайан.

– Вы меня не поняли!

Бормол был явно уязвлен. Он указал на переливавшуюся всеми цветами радуги толпу, увлекавшую пленников внутрь здания. Все дружески беседовали и казались очень довольными.

– Разве вашим друзьям кто-нибудь навязывает что-то насильно? Разве их к чему-нибудь принуждают? Торквесы – символ не подчинения и ограничительных уз, а союза.

Брайан почувствовал, как в нем поднимается волна гнева и ужасной усталости, но голос оставался спокойным:

– Я знаю, что намерения у вас самые добрые. Однако найдется немало людей, я бы даже сказал, что в том мире, откуда я прибыл, таких людей большинство, которые скорее пойдут на смерть, чем дадут надеть на себя ваши ожерелья. Несмотря на все блага, которые оно приносит своему обладателю. А теперь я прошу извинить меня. Мне жаль разочаровывать вас, но сейчас я не в лучшей форме, чтобы вести дискуссии. Я предпочел бы как следует выспаться.

Бормол наклонил голову. Один из слуг тотчас подбежал, неся рюкзак Брайана.

– Мы еще встретимся в столице. Надеюсь, что к тому времени вы измените сложившееся у вас нелестное мнение о тану, Брайан… Это Джо-Дон. Он проводит вас в комнату, где вы сможете отдохнуть. Спокойной ночи.

Бормол и Крейн ушли. Почти все уже покинули двор и устремились во внутренние покои.

– Сюда пожалуйте, сэр, – произнес Джо-Дон торжественным тоном, который сделал бы честь вышколенному дворецкому в фамильном замке Старого Мира. – Мы приготовили вам чудесную комнату. Жаль, что вы не можете еще побыть среди гостей.

Они вошли в дом и двинулись по коридорам, расписанным в синий, белый и золотой цвета. Брайан видел, как четверо слуг несли куда-то Стейна, все еще находившегося в бессознательном состоянии.

– Есть в доме врач, Джо-Дон? Этот человек нуждается в медицинской помощи. Он получил серьезные травмы – и физические, и психические.

– Не беспокойтесь, сэр. Леди Дамона, супруга лорда Бормола, исцеляет от всех недугов еще лучше, чем Крейн. После прохождения через врата времени людям часто приходится оказывать медицинскую помощь. Переход – непростая штука, сэр, и у людей возникает шок. В большинстве случаев пострадавших удается благополучно вывести из критического состояния. У тану нет таких средств, как бассейн для регенерации, к которому мы в свое время привыкли, но у них есть свои собственные средства, весьма действенные. С помощью торквесов тану лечат и исцеляют большинство болезней и травм. Леди Дамона сделает вашему приятелю инъекцию, посмотрит, отчего он расклеился, и на другой день он будет в полном порядке. Экий он богатырь, ну просто гора мускулов. Должно быть, его запишут на Великую Битву.

– А что это такое? – тихо спросил Брайан.

Джо-Дон замигал, а потом ухмыльнулся.

– Нечто вроде спортивных соревнований, которые будут проводиться через пару месяцев – в конце октября. Это традиционные состязания, а тану очень дорожат своими традициями… Вот мы и пришли. Ваша комната, сэр!

Джо-Дон открыл дверь, и они вошли в комнату. Белые занавеси колыхались от дуновения ветерка у большого окна. Рядом с постелью висела гирлянда сапфировых фонариков. Масляный светильник озарял теплым светом стол, на котором накрыт незамысловатый ужин.

– Если вам что-нибудь понадобится, сэр, – сказал Джо-Дон, – потяните за шнур рядом с кроватью, и мы сразу явимся. Думаю, вам не нужно, чтобы кто-нибудь поговорил с вами сейчас и развеял ваши тревоги? Тогда позвольте пожелать вам спокойной ночи.

Джо-Дон выскользнул из комнаты и плотно прикрыл за собой дверь. Брайан не стал проверять замок. Глубоко вздохнув, он принялся расстегивать рубашку. Хотя по дороге нигде не пришлось подниматься, комната каким-то образом оказалась расположенной на самом верху дома. Из окна открывалась панорама большей части города. Вдали виднелись городские ворота. Рония лежала в тишине, переливаясь множеством огоньков, – рукотворное созвездие, напомнившее Брайану рождественское представление, которое ему много лет назад довелось видеть в одном из миров, населенном выходцами из Испании.

Мысли Брайана обратились к тому празднеству, в котором сейчас принимали участие его спутники. Экзотики там должно быть предостаточно! Впрочем, он обо всем узнает утром. Брайан, зевая, сложил рубашку и внезапно почувствовал под рукой плотную пачку листов дуропленки, засунутую в нагрудный карман. Он достал их. Перед ним, словно источая свой внутренний свет, возник портрет, ее портрет.

О, Мерси!

Что они сделали с тобой? Захватили и превратили в одну из них, как они пытаются сейчас сделать с моими друзьями? Тонкое печальное женское лицо с бездонными глазами и улыбкой, которая безудержно влечет меня вопреки всем доводам рассудка. Я никогда больше не услышу, как ты играешь на арфе и поешь, но в душе моей сами собой возникают строки когда-то слышанного стихотворения:

Я встретил девушку…

Глубокий басовый звук вырвал Брайана из размышлений. Это был удар гонга, доносившийся от городских ворот. Ворота отворились, словно впуская в спящий город восходящее Солнце.

– О Боже! – прошептал Брайан. Как зачарованный, он смотрел на открывшееся ему сказочное зрелище: Охота вступила в городские пределы.

Радуга текла по главной улице города, повторяя тот же маршрут, по которому незадолго до того проследовал отряд с пленниками. Сверкающая и переливающаяся всеми цветами радуги процессия красочно разодетых тану вбирала в себя все новых и новых участников. Атмосфера всеобщего ликования и веселья напоминала атмосферу карнавалов в Рио-де-Жанейро или Марди-Грас в Новом Орлеане. И халикотерии, и всадники постоянно меняли свою окраску. Процессия подходила все ближе и наконец прошла почти под окном Брайана. Он видел участников, мужчин и женщин, одетых в причудливые доспехи, по-видимому, из стекла, напоминавшего драгоценные камни и не уступавшего им по блеску и игре. На халиках были попоны из такого же материала, а головы животных украшены драгоценными камнями. И всадники, и пешие участники процессии несли длинные полотнища, разрезанные на концах на ленты, которые искрились и сверкали.

Шум царил небывалый. Мужчины ударяли сверкающими стеклянными мечами о щиты, усыпанные драгоценными камнями, и щиты издавали мелодичный звон. Женщины трубили в причудливо изогнутые стеклянные рожки. Звенели колокольчики на сбруе животных. Часть участниц процессии распевала высокими голосами какие-то песнопения. Замыкали процессию шесть всадников в неоново-красном облачении, по-видимому, герои празднества. В руках у них пики, на которые надеты трофеи.

Шесть отрубленных голов.

Четыре головы принадлежали чудовищам: ужасному зверю с огромными клыками; рептилии с ушами, наподобие крыльев летучей мыши, и щупальцами вокруг рта, которые еще шевелились; какому-то странному существу с ветвистыми рогами и головой хищной птицы; огромной уродливой обезьяне с белоснежной шерстью и все еще моргавшими глазами величиной с большое яблоко.

Две другие головы были поменьше. Брайан разглядел их вполне отчетливо, когда процессия проходила рядом с его окном. Головы принадлежали мужчине и женщине средних лет.