"Магнификат" - читать интересную книгу автора (Мэй Джулиан)

ПРОЛОГ

Остров Кауаи, Гавайские острова, Земля

27 октября 2113 года

На исходе ночи глубокий черный бархат купола небесного посветлел. В зарослях охайо, густо покрывавших склоны гор, послышались голоса апапен и дроздов — птицы готовились к утреннему песнопению во славу солнца.

Дядюшка Роджи, книготорговец из Нью-Гемпшира, худой — кожа да кости — старик, потянулся, зевнул и выключил диктофон. Жил и работал он в сельской хижине, которую построили на горе, над Акульей скалой. Вид отсюда был изумительный: даже сейчас, в предрассветном полумраке, за окном большой гостиной, которое выходило на Тихий океан, уже можно было различить необъятную морскую ширь. С высоты в добрую сотню метров было видно, как легкие полны теребят поверхность воды. Старик ущипнул себя за переносицу, закрыл глаза и потер веки — собирался с мыслями… Потом медленно, с усилием, открыл глаза… Соседний остров Ниихау уже явственно различался на серовато-розовом пологе неба. Внизу, на побережье Кауаи, в поселке Кекаха, уже начали зажигаться огни.

Он потянулся, пригладил спутанные пряди седых волос. Ну и видок — мятая гавайская рубашка, да и летние брюки не лучше, лицо темнее шоколада — вот что значит трехмесячный загар, да и устал смертельно. Особенно этой ночью… Хотел успеть закончить воспоминания. Теперь его душа спокойна — того, о чем он собирался поведать, хватит как раз еще на одну страницу.

Последнюю…

Он взял микрофон и включил аппарат.

Я провел на планете Каледония еще шесть недель вместе с Джеком и Доротеей, пока они не сразили меня наповал: они заявили, что летом 2078 года намерены сыграть свадьбу.[1]

Там, на Каледонии, я отреставрировал свой карбункул, пострадавший от жуткого подземного огня, а потом вернулся в Нью-Гемпшир. Время подобрать свадебный подарок у меня было.

Чувствовал я себя прекрасно! Мир и спокойствие установились во всех уголках Галактического Содружества…

Роджи внимательно вгляделся в экран, на котором появились только что продиктованные слова. А что, совсем неплохо! Очень даже замечательный финал… Он сладко зевнул.

Ага, вот и он, его любимчик! Проныра, каких свет не видывал. В комнату вошел большой пушистый кот, килограммов десять весом, если не больше. Звали его Марсель ля Плюм IX. Он слабо мяукнул на пороге и замурлыкал. Дядя Роджи кивком ответил на приветствие. Потом повернулся и обратился к коту:

— Eh bien, mon brave chaton[2]. С этим куском семейной хроники Ремилардов я разделался. Осталась последняя часть. Самая трудная… Как раз еще на одну книгу. Как считаешь, лучше остаться здесь, на Кауаи или отправиться в Нью-Гемпшир?

Марсель неожиданно легко вспрыгнул на письменный стол и, развалившись возле компьютера, в упор глянул на хозяина. Глаза у него были большие, серо-зеленые. Кончик хвоста у кота подергивался.

Здесь жарко. Поедем домой, ответил Марсель.

Роджи рассмеялся. Старый домик был действительно расположен в той части острова, неподалеку от Похакумано, где не так ощущались зной и изнуряющая влажная духота. Однако зверьку с длинной, черной с серыми полосами шерстью, с мохнатыми «штанишками» на задних ногах приходилось здесь туго. Миновали первые увлекательные денечки, когда кот без устали ловил местных ящериц и играл с пойманными птичками.

Хочу домой, повторил Марсель и не мигая уставился на хозяина круглыми, похожими на совиные, глазами.

— Да, дельце-то дерьмовое. Может, ты и прав… — Роджи за думчиво прочитал последние три абзаца, потом взял серебряный карандаш, стер им с экрана слова «планете Каледония» и продиктовал в микрофон: «Кали». Затем он поочередно нажал на клавиши FILE и PRINT.

— М-да, действительно, пора возвращаться в Хановер. Пора и за магазинчиком присмотреть. К тому же листья там уже начали опадать. Красота!.. А сушить свои мозги работой можно где угодно. Какая такая причина удерживает меня здесь? Да никакая… Что-то я совсем расклеился, веду себя как школьный зубрила.

Марсель кивнул, молчаливо соглашаясь с хозяином.

— Она здесь так и не появилась. Если бы она захотела разыскать меня, то уже давным-давно, через сознания Тони и Хаунани, разузнала бы, где я скрываюсь.

Роджи опять посмотрел в окно. Его слабый сверхчувственный щуп сам собой скользнул к поселку и коснулся облачных аур местных жителей, которые всплывали над спящими людьми. В большинстве своем эти люди работали в сфере развлечений, которыми баловали прибывавших на остров туристов. Все это были простые граждане, мысли свои они не скрывали за метазавесой, так что даже такой слабый оперант, как Роджи, легко проникал в их сны.

Он вздохнул — многих жителей поселка он знал хорошо, с другими просто раскланивался, однако самого дорогого когда-то для него человека, Элен Донован, среди них не было. Как он любил эту женщину! Это было сто тридцать девять лет назад… Давно, ничего не скажешь.

Бесполезно отыскивать ее здесь, и брошенный ментальный взгляд не больше чем жест сожаления — так, на всякий случай. На Гавайских островах ее теперь скорее всего не найти, да и на Земле тоже.

Все-таки это была дрянная идея поселить его здесь, чтобы он мог, так сказать, в тиши закончить предпоследний том своих воспоминаний. Помнится именно Фамильный призрак уговорил его остановиться здесь. Он же каким-то образом решил все формальности, перенес сюда его персональный компьютер и Марселя. Только оказавшись в старом доме, засыпая на постели Элен, принимая пищу в ее кухне, пользуясь ее старыми столовыми приборами, прогуливаясь в ее небольшом садике, он наконец почувствовал некоторое неудобство и смущение, а скоро ему стало совсем не по себе наедине со своими воспоминаниями, которые в общем-то во многом расходились с хрониками семьи Ремилардов. Сердце не обманешь… Вспоминая Элен, он частенько испытывал боль в душе.

Что поделать! Так уж получилось…

В прежние годы Роджэтьен частенько видел ее лицо в новостях, передаваемых по тридивидению. Она стала известной покровительницей искусств, сама преуспела на этом поприще. Восстановительные омолаживающие технологии, которыми поделились Попечители, позволили ей сохранить красоту. Старик с тоской вспоминал ее серые глаза, волосы цвета спелой земляники и фигуру — такую, что дух захватывало. Этими прелестями она его сразила в… дай Бог памяти, каком году? Ну, конечно, это было в 1974-м…

Только вот чего он совершенно не помнил — какими духами она пользовалась в те годы. Кажется, «Бал в Версале»?..

Боже, каким он был глупым! Эта петушиная заносчивость, сопливая гордыня помешали ему жениться на Элен. Так они пошли — каждый своим путем. Сколько потом было женщин, сразу и не припомнишь, но ни одну из них он не любил так, как ее, первую и незабвенную.

Элен Донован, бабушка Терезы Кендалл и прабабушка Марка Ремиларда и его брата Джека, мутанта и святого…

Муж и жена, местные жители, присматривавшие за домиком в отсутствие Элен, рассказали Роджи, что она уже давно не появлялась в этих краях. Больше трех лет. Но в этом не было ничего необычного, такое и раньше случалось. Она очень занятая женщина. Все равно наступит день, когда она вернется в родное Похакумано..

Компьютер неожиданно пискнул и выдал целую пачку листов. Люди по-прежнему называли их бумагой, хотя ничего общего с изделиями из целлюлозы у этих гибких тончайших пластмассовых пластин не было. Роджи начал просматривать их. Вот они, свидетельства жизни Доротеи Макдональд, от самого рождения до величайшего триумфа, который выпал на долю этой девицы в столь юном возрасте. Здесь было все: описание детства, страшной трагедии, случившейся на острове Айлей, выбор пути, встреча с самым невероятным существом во всей Галактике.

— Выходит, надо было сразу повнимательнее присмотреться к этой красотке, — угрюмо усмехнулся Роджи. — Что за странный выбор! Этакое экзотическое святое семейство! Кроха Алмазная Маска и Джек Бестелесный.

Он усмехнулся.

Однако все его благодушие тут же испарилось, когда он дочитал последний абзац. Прежний ледяной страх сковал ему сердце. Вновь заныло под ложечкой.

— Нет, черт побери! О каком счастливом конце здесь может идти речь? Я должен рассказать правду, одну только правду о нашей семье.

Он схватил микрофон, торопливо продиктовал новое окончание, затем распечатал последнюю страницу и прочел.

Боль исказила его лицо. Он шлепнул всей пачкой листов по столешнице, грязно выругался на диалекте, на котором объяснялись канадцы французского происхождения, так называемые кануки, затем с размаху плюхнулся в кресло и повесил голову на грудь.

— И ты, mon fantom,[3] еще смеешь утверждать, что даже не догадывался, кем на самом деле является Фурия?!

Марсель на мгновение приоткрыл один глаз и глянул на старика — тот по-прежнему обречено смотрел в пол. Кот зевнул и вновь погрузился в сон. Он давно привык к подобным выходкам хозяина.

— Можно подумать, что ты действительно не знал, кто носит эту пакость в себе. — Роджи решительно рубанул ладонью воздух. — Как же так? Ты — лилмик, ты всемогущ — так, по крайней мере, принято считать. У тебя хватает сил быть повелителем Галактики, всего Содружества, не так ли? И у тебя не хватило соображалки разобраться в этом деле? Верится с трудом… Скорее всего, тебе так было выгодно…

Ему никто не ответил, разве что птицы за окном. Они уже распелись и, щебеча на разные лады, встречали солнце.

Старик что-то пробормотал себе под нос, затем не спеша поднялся и достал из кармана брюк связку ключей. На скрепляющем колечке тускло посвечивал бриллиант, известный всем Ремилардам как Большой Карбункул. В свете настольной лампы камень засветился винно-красным светом. Роджи на всякий случай побренчал ключами.

Тишина…

Неужели он один в комнате? Старик не мог поверить, что Призрак позволил себе отсутствовать в такой торжественный момент.

— Ответь, Призрак. Поговори со мной. Если ты желаешь, чтобы я закончил эти воспоминания, то лучше спустись на Землю и объясни, почему ты не защитил всех нас от этого дерьма? Я не только Фурию имею в виду, но и этого мерзкого Ментального человека. И от войны тоже. В первую очередь от войны!.. Как ты позволил этому случиться? Как ты смеешь манипулировать нами, словно мы пешки?

Ему опять никто не ответил. Кот легко перепрыгнул к старику на колени и потерся пушистой головой о подбородок хозяина.

— Le fantom familier[4] не желает с нами разговаривать. — Старик понимающе кивнул. Он погладил кота по мягким ушам, потом почесал ему шею — кот сразу замурлыкал. Только теперь, когда схлынула первая радость того, что изрядно поднадоевшая работа закончена, он наконец ощутил, как же он устал. — Странно, — признался Роджи самому себе, — раньше этот камень всегда привлекал внимание этого негодника. Где бы тот ни находился… Что же на этот раз он не отзывается? То несколько недель ошивался возле меня, а когда он мне понадобился, его днем с огнем не сыщешь.

Хочу домой, мяукнул Марсель и начал ластиться к хозяину. Потыкался головой в его подбородок.

Он занят, прозвучал в сознании старика чей-то голос. И чувствует себя не так хорошо, как хотелось бы… Он придет позже, когда ты действительно будешь нуждаться в этом.

— Кто это? — воскликнул старик, вскакивая с кресла.

Это я, Малама. Что ты собираешься делать, когда вернешься на материк? Я могу передать лилмику…

— Ну дела! Не было у меня забот…

Ханакоколеле, Роджи, доверься мне. Просто замечательно, что ты закончил этот том. Теперь прошу, спустись ко мне домой, лилмик прислал особых гостей. Они прояснят кое-какие темные места…

— Какие еще, к черту, гости?

Спускайся в полдень, сам увидишь. Теперь поспи. До свидания.

— Малама! Малама!.. — Роджи звал ее, но тщетно. Что за чушь! Почему это его гавайская подруга стала посредницей между ним и Призраком? Зачем Призраку это понадобилось?..

Спать, мяукнул кот, спрыгнул с колен хозяина и направился к двери. Уже с порога он глянул на Роджи долгим, вполне человечьим, зовущим взглядом.

— А-а, — встрепенулся старик, — хорошо, хорошо.

Он поднялся с кресла и посмотрел в окно. Солнце уже встало, но само его око еще пряталось за горами, только лучи прорывались через распадки. Местные дикие петухи уже отчаянно голосили в зарослях. Роджи выключил компьютер, погасил настольную лампу и зашаркал вслед за котом. Связка ключей осталась лежать на столе — обычные ключи, ничего особенного, да и камень теперь выглядел каким-то невзрачным. Разве что теплилась еще в глубине его тусклая искорка — как напоминание о другом похожем предмете, который когда-то был сожжен в Испании.

Спал Роджи плохо, всю ночь его мучили кошмары: то Фурия накидывалась на него, то подсылала жаждущую смерти Гидру. Он проснулся как-то вдруг — вдруг вскинул голову, оторвался от подушки и начал испуганно озираться. Потом отер со лба пот, побрился, надел другие брюки и неброскую рубашку. Наконец Роджи вышел в сад и направился к яйцеобразному рокрафту, припаркованному на посадочной площадке за садовой оградой.

Тони Опелу подстригал в саду розы. Увидев Роджи, он помахал рукой.

— Приветик! Собираешься в город? Прихвати оттуда дюжину усилителей для джипа, хорошо? А то он что-то совсем сдох сегодня утром.

— Нет проблем.

— Спасибо. Как насчет книжки? Продвигается?..

— Как раз ночью закончил. Ту часть, ради которой приехал сюда… Завтра я отправляюсь на материк, больше не буду досаждать тебе и Хаунани. Здесь действительно отлично, однако и домой очень тянет. Понимаешь, соскучился я по дому.

— Бывает, — согласился Тони.

— Я оставлю записку Элен. Передай ей от меня поклон и благодарность, когда увидишь ее.

С этими словами Роджи взгромоздился в кресло пилота, включил двигатель и медленно поднялся в воздух.

Облачная завеса еще лежала на склонах гор, однако бере говую линию уже вовсю омывали солнечные лучи. Внизу не спеша проплывало ущелье Уаимеа — удивительно красивая складка на теле матушки-Земли. Марк Твен назвал его «миниатюрным приложением к Большому каньону реки Колорадо». Дикие отвесные скалы, извилистые лощины, отливающая алым цветом почва, хребты с зазубренными вершинами, редкие водопады, посверкивающие под ногами… Роджи вел аппарат вручную, вел курсом на юг, постепенно снижаясь. Скоро рокрафт добрался до сплошных джунглей, которые в конце концов одолели плантации сахарного тростника, когда-то заполонившие весь остров. Кое-где и теперь еще на Кауаи выращивали тростник, однако почти все коренные жители острова работали в сфере развлечений. Было на Кауаи и несколько колоний писателей и художников, а еще — целый анклав бывших военных-отставников, которые омолодились и теперь доживали свои дни в «преддверии рая», как они называли эту землю. Здесь существовали два кооператива, которые изо всех сил пытались возродить древние традиции островитян и то и дело устраивали шумные и веселые маскарады и фестивали с народными танцами и песнями. Было на Кауаи и несколько практикантов, занимавшихся метапсихическими науками, — практиканты изучали наследие древних колдунов Полинезии.

Одной из представительниц этого племени считалась Малама Джонсон.

Ее живописный дом на первый взгляд казался несколько простоватым и был расположен в Кукуиула-Бей, что в нескольких километрах от курортного городка Поипу. Совсем неподалеку от этих мест поселились Джон Ремилард и Доротея Макдональд в ту пору, когда они жили на Земле.

К удивлению Роджи, на посадочной площадке за домом было пусто, неподалеку стоял зеленый спортивный «лотус», рядом притулилась старенькая побитая «тойота» — пикап Маламы. Что там на ветровом стекле «лотуса»? Ага, государственный знак, свидетельствующий, что его водитель находится под охраной официальных органов.

Роджи наконец выбрался из рокрафта и попытался проникнуть внутрь дома дальновидящим взглядом. Ничего не получилось: Малама прикрылась плотным метапсихическим экраном. Тут до сверхчувственного слуха Роджи донесся укоризненный голос хозяйки, которая говорила с кем-то на местном диалекте — пиджин-инглиш. Местные жители без этой словесной какофонии прямо жить не могли. Что уж в пиджин-инглиш было такого замечательного, Роджи понять не мог. Вот и сейчас до него донеслось:

Уасамата тебе подслушивать? Совсем забыл о приличных манерах или как? Е кома мое уикиуики!

«Сама-то поняла, что сказала», — рассердился Роджи и, при стыженный, направился к дому. Он открыл дверь черного хода и, входя на кухню, громко сказал:

— Алоха, туту!

Из-за шторы в окно заглянула Малама и на вполне при личном английском сообщила:

— Мы устроились на ланаи. Давай, присоединяйся! Роджи миновал несколько просторных, богато обставленных прохладных комнат и вышел на веранду. Здесь царил полумрак, и в воздухе стоял густой аромат цветов. Крепкая женщина с шоколадной кожей обняла Роджи и поцеловала в обе щеки. На ней был надето парео небесной голубизны, расшитое золотыми цветами.

— Клод и Хаген прилетели к нам ночью из Сан-Франциско, — сказала Малама, представляя гостей.

Роджи даже рот открыл от удивления.

— Привет, — наконец вымолвил он. — Очень рад вновь встретиться с вами.

Мужчина с очень светлыми волосами и красивая женщина кивнули в ответ, однако с мест своих не встали. Они потягивали какой-то фруктовый сок. Одеты они были безукоризненно: она — в белоснежном хлопчатобумажном костюме-сафари, на ногах высокие сапожки, он — в белоснежной рубашке и белых слаксах… Вели себя гости очень сдержанно.

Справившись с изумлением, Роджи сел в пододвинутое ему Маламой кресло. На низком столике из дерева коа стоял поднос, на нем блюдо с пупусами — гавайскими сластями — и два высоких кувшина с напитками. Малама плеснула из кувшина в пустой стакан и предложила Роджи. Тот сделал глоток. Крепостью этот ледяной напиток был под стать рому, и очень вкусный — Роджи даже поблагодарил хозяйку, а сам тем временем все посматривал на гостей. Им было на вид чуть за тридцать. Клод Ремилард с легкой улыбкой смотрела на расстилавшуюся океанскую ширь, ее брат Хаген сидел с непроницаемым лицом — он даже не пытался изображать радость от встречи с Роджи.

Роджи пересилил себя и решил проявить вежливость.

— Значит, Фамильный Призрак предложил вам помочь мне написать мемуары?

Хаген ответил скупо и вполне официально. Он надежно закрыл свое сознание метапсихической завесой.

— К нам явился Верховный лилмик — как всегда, одна его голова. Эта голова приказала нам прибыть сюда и рассказать вам о тех событиях, которые произошли во время нашего бегства в плиоцен.

— Это… должно быть, очень интересно. — Роджи усмехнулся.

— Как вам известно, вся наша группа — все, кто вернулся живыми, — была опрошена в Директорате по науке правительства Земли. Нас туда доставили сразу, как только мы попали в… в это время. — Хаген даже не взглянул на родственника. — Нас проинструктировали, чтобы мы никому не сообщали никаких деталей о нашем пребывании в плиоцене. Мы в точности соблюдали это предписание. Даже теперь, спустя столько лет, мало кто на Земле знает, что мы двое тоже оказались среди тех, кто вернулся.

— Нам это очень помогло, — добавила Клод. — Хорошо, что мало кому удалось идентифицировать наши личности. Если бы публике сообщили кое-какие подробности о наших приключениях в доисторическую эпоху, нам бы покоя не было от настырных журналистов и тридикомментаторов. Сами знаете, как это бывает… «Путешественники во времени вернулись! » Ну и началась бы шумиха. А так во всех государствах Галактического Содружества о нас поговорили дней десять, передали сообщение в сводке новостей, и все. Моему мужу Кухалу тогда пришлось несладко, но, в конце концов, он гуманоид и сумел адаптироваться. Нас заняли работой, мы кое-как пообвыкли и теперь живем более-менее спокойно. Пока…

— Пока не появилось странное существо, — сказал Хаген, — отменившее все распоряжения этой подлой банды из Директората по науке. Оно называло себя Страдающее Сознание. Оно заявило, что является главой корпуса Генеральных инспекторов. Сначала мы с Клод, конечно, удивились… Признаюсь, были несколько ошарашены. Потом Верховный лилмик имел с нами приватную беседу, и чем дольше он говорил, тем сильнее в нас возникало ощущение, что все это мы уже слышали. Нежданное dйjа vu[5]. … После того, как это самое Страдающее Сознание удалилось — вот так, взяло и растворилось в воздухе, — мы, признаюсь, испытали некоторое смущение. Нет-нет, вовсе не ужас!.. Мы решили, что это не более чем обман чувств. Ночной кошмар… Как привидение может отменить приказ таких важных чиновников? Однако спустя какое-то время это решение было подтверждено Первым Магнатом Земли и Председателем администрации. Обе высокопоставленные чиновницы с откровенным, едва скрываемым недовольством заявили, что мы должны дорожить подобной экстраординарной связью. — Молодой человек сардонически засмеялся. — Это был разумный совет и в то же время — повод для размышлений…

— Послушайте, дядюшка… дедушка… Даже не знаю, как вас называть… В общем, мы приехали сюда только потому, что поняли: нас все равно привезут сюда, даже силой, — заявила Клод. Говорила она совершенно спокойно, без всякой злобы или негодования. — С таким обращением мы уже достаточно сталкивались в жизни.

— Надеюсь, вы поняли, что это за Сознание? — мягко спросил Роджи. — Знаете, кто он на самом деле?..

— Я поняла почти сразу, — ответила Клод. — Я всегда была ближе к нему, чем брат. Правда, это далось не просто. Хаген не хотел верить в это.

— Страдающее Сознание — это же Марк Ремилард, — сказал Роджи. — Ваш отец.

— Ну и черт с ним! — Хаген вскочил и принялся расхаживать туда-сюда по террасе, как зверь в клетке. — Мы испытали огромное облегчение, когда прошли сквозь Ворота Времени, и местные власти сразу постарались сделать все, чтобы мы забыли о прошлом. Клод, я и все, кто с нами был, решили, что теперь мы наконец свободны. Понимаете, сво-бод-ны!.. Папочка остался далеко позади, на расстоянии в шесть миллионов лет, — вместе с этим свихнувшимся Айкеном Драмом. Мы верили, что он уже никогда не сможет не то чтобы навредить нам — даже достать!..

— Он никогда не был жестоким, — спокойно заметила Клод. Хаген остановился рядом, склонился над ней,

— Он никогда не видел в нас людей. Кого угодно — даже своих дорогих детишек, но только не людей. Мы прежде всего являлись объектами его грандиозных экспериментов. — Он повернулся к Роджи и Маламе. — Знаете, как эта банда страшных р-революционеров в глаза называла его? Авадона, Ангел бездны! Каково?! В конце концов они все отреклись от него, отказались выполнять его бредовый замысел по созданию Ментального человека.

— Папа тоже отказался от него, — гнула свое Клод. — Иначе он никогда бы не позволил нам пройти через Ворота Времени.

Хаген неожиданно махнул рукой — казалось, что его гнев испарился. Теперь им овладела безнадежность. Он плюхнулся в плетеное кресло.

— Одним словом, мы открыли простую вещь: он и здесь нас достал. Браво! Он не только сумел выжить в течение шести миллионов лет, но и ухитрился стать повелителем Галактического Содружества. Боже, спаси нас и всех своих детей! Боже, помоги нам всем!

— Страдающее Сознание, — тихо выговорила женщина из племени кахуна, — все эти годы только тем и занимался, что искупал свои грехи. Он изо всех сил старается возместить ущерб, причиненный им когда-то. Он кается не только в том, что сотворил в нашем Млечном Пути, но и в той Галактике, откуда на Землю прибыли тану и фирвулаги. Мне почти ничего не известно о тех деяниях, которые он совершил в плиоцене, а потом и в границах Дуат, но все его нынешние поступки исполнены добра, ведомы добром. Он основал Содружество и уже который век руководит им. Только благодаря его усилиям все шесть достигших определенной степени развития рас смогли слиться в долгожданном Единстве. Тысячи других стоят на пороге и тоже вскоре присоединятся к ним.

— Ему бы постараться в добрые старые времена, — с горечью откликнулся Хаген. — Защитил бы свое стадо и родную планету от всяческих несчастий. Я уж не говорю о гражданской войне… Что-то его нынешняя сущность в образе лилмика не очень-то спешит делать добро в то самое время, когда его прежняя буйная ипостась действовала куда более решительно.

Малама улыбнулась.

— Вы не понимаете. Его внутренняя, связующая пространство и время сила неизменна как в прошлом, так и в настоящем. Просто пришло понимание, что невозможно подправлять историю, тем более изменять ее. Страдающее Сознание действует так, как он и должен действовать — согласуясь со свободой воли. Мы сами так же поступаем — исходя из собственных интересов, чувств, стремлений, и каждый из нас в исторической проекции напоминает вектор, направленный к своей точке. Кто способен слить все эти точки воедино? Посильна ли такая задача даже Богу? И в то же время можно с уверенностью утверждать, что единая составляющая — так сказать, суммирующий вектор — во всем этом гигантском броуновом движении просматривается. Его можно назвать объективной реальностью или прогрессом, который ведет к усложнению, увеличению доли разумных действий…

Хаген презрительно хмыкнул.

— А как же Господь Бог, царствующий на небесах, и его всемогущество? Он что, тоже подчиняется этой составляющей? Тогда, выходит, он тоже нашего роду-племени?

— Возможно, — коротко ответила Малама.

Все разом примолкли. Первым заговорил Хаген — по его голосу было заметно, что он несколько успокоился.

— Вот что не дает мне покоя. Представители расы лилмиков наиболее схожи с тем образом, в котором мы представляем себе Ментального человека. Но это — я вам точно говорю — вырождающаяся, обреченная на гибель форма. Бьюсь об заклад, что папочка и к этому приложил руку. Он, по-видимому, пытался модифицировать эволюцию лилмиков. То есть поступил с ними так же, как хотел поступить с нами. И проиграл!..

Роджи пожал плечами.

— История лилмиков — это тайна за семью печатями. Ни единой детали, ни одного события, ни хронологии — ничего не известно.

— Возможно, — продолжил рассуждать молодой человек, — папочка решил вернуться к первоначальной схеме. Теперь-то он поднабрался опыта — за шесть миллионов лет! Тем более что подопытные кролики, которых он когда-то хотел использовать, снова оказались у него в руках.

— Ты рассуждаешь как осел! — воскликнула Клод. — Галактический Консилиум никогда не позволит осуществить проект Ментального человека, пусть он даже будет суперлилмиком!..

— Даешь голову на отсечение? — прищурился Хаген. — Ну-ну… В который раз?

— Даже если Хаген прав, — перебил его Роджи, — то я знаю радикальное средство, чтобы на корню пресечь любую подобную попытку.

— Ну-ка, ну-ка, — всполошились разом брат и сестра.

— Расскажите мне все, что вы знаете об этом проекте, и я опубликую это в четвертом томе своих воспоминаний. Полная и подлинная история Ментального человека никогда не была достоянием гласности. Подавляющее большинство деталей и важнейшие подробности были засекречены распоряжением Галактического Консилиума — предположительно с целью сохранить мир и спокойствие на просторах Содружества.

— Вы, кажется, состояли в рядах восставших, не правда ли? — осторожно поинтересовалась Клод.

— Правильно. Надо иметь в виду, что обращенные к народу призывы руководителей восстания звучали очень заманчиво. Они якобы боролись за свободу человеческого со общества. За то, чтобы сбросить гнет Содружества и Метапсихического Единства… На самом деле, как я узнал позже, главной причиной, толкнувшей Марка на развязывание граж данской войны, был запрет на продолжение работы над церебральными усилителями. Когда под угрозой оказалось дело всей его жизни, он совершенно потерял голову. Буквально начал писать кипятком. Для начала он вызвал грандиозные волнения — при этом отовсюду сыпались обвинения, что экзотики и местные продажные операнты тайком хотят лишить человеческую расу величайшего в истории открытия, которое доставит всех прямиком в светлое будущее. Сам Марк заявил, что Содружество опасается, как бы человечество не стало доминирующей расой в галактике и не добилось решающего метапсихического превосходства над всеми остальными разумными существами, и что единственный способ вырваться из заколдованного круга и взять эволюцию человека в свои, людские, руки — это последовать по пути, предложенному оппозиционерами. Большинство нормальных людей поверило, что проект Ментального человека — это единственный способ сделать их детей или внуков настоящими оперантами. Но Марк всегда уходил от разъяснения деталей проекта, и по существу мало кто знал, каким же образом он хотел добиться своей цели.

— Он бы никогда не отважился, — буркнул Хаген. — Народ тут же линчевал бы его.

Клод, задумчиво глядя в сторону океана, проговорила:

— Да, в те годы мы впервые догадались, чего именно добивался папа. Когда наша мама узнала правду… Ну, вы знаете, что случилось тогда.

— Нет, — возразил Роджи. — Поверьте, я на самом деле ничего не знаю. Думаю, что вообще никто не знает, кроме… Вот и об этом расскажите мне! Помогите создать полноцен ную — главное, полную! — историю Галактического Содружества с того момента, как Земля стала его полноправным членом. Вы ко мне для этого и были посланы. Правда, я не понимаю, почему Страдающее Сознание сам не рассказал о том времени. Должно быть, у него были свои причины.

— Неужели ты не догадался? — спросила Малама. — Это же был его огромный грех, куда более тяжелый, чем руководство восстанием, чем попытка добиться цели насильственными методами, чем даже ответственность за смерть многих миллионов людей. Если заглянуть в его душу, а также в души его соратников — вы будете удивлены, но они до сих пор считают, что сражались за правое дело. Разве не так, старик? — Она в упор посмотрела на Роджи, и тот отвел взгляд. — Но Ментальный человек — это совсем другое. Это в чистом виде прихоть, рожденная из адского пламени. Страдающее Сознание знал, что поступает дурно, и все-таки не смог устоять перед элегантной грандиозностью замысла. Тем более что казалось: еще чуть-чуть, и он добьется своего. Так ведь и цель была какая — одним махом скинуть цепи материального тела и взойти на вершину эволюции.

Наступила тишина. Никто не решался ответить Маламе.

— Вы не понимаете. Вы, внуки, судите со своей колокольни. — Она раскинула руки и всех слила в метапсихическом единении. — Страдающее Сознание стыдится говорить об этом. Даже теперь.