"Bang-bang" - читать интересную книгу автора (Монро Мацуо)

Глава 8

Теперь я вынужден скрываться. Уверенности в том, что это совершенно необходимо, у меня нет. Здесь тоже масса различных «может быть». Может быть, человек, звонивший мне, — безобидный псих, которому не дают покоя лавры славы более удачливого коллеги. Может быть, мой маньяк уже забыл обо мне. Психи — они такие. Могут помнить, как в три года кто-то дал им пинка, чтобы заткнуть их вой, но забывают, что надо расстегивать ширинку перед тем как помочиться.

На самом деле, уехать из квартиры очень сложно. Труднее всего преодолеть инертность мышления. Каждый из живущих обычной мирной жизнью людей уверен, что уж с ним-то точно ничего ужасного произойти не может. Потому-то они так просто становятся добычей убийц, насильников и грабителей. Сложно поверить, что смерть может подстерегать тебя на улице, по которой ты ходишь чуть ли не с детства. Еще сложнее представить, что кто-то способен залезть в твою квартиру и перерезать тебе глотку. Даже после того, как тебе это пообещали. В обычной жизни нет места маньякам. Нудная работа, очереди в якиториях, надоевшая жена, головная боль утром в субботу — вот реальная жизнь. Сюда же можно вписать и далекую, почти мифическую смерть от какого-нибудь инфаркта. Это да. В это мы верим.

Угрозы, тусклый бесцветный голос, самоубийцы — все это находится в другой плоскости. В каком-то перпендикулярном мире. Верить в то, что эти миры пересекаются в той точке, где сейчас находишься ты, почти невозможно. Все равно что всерьез верить в визиты инопланетян. Теоретически допустимо, но практически… «Бывают ли у вас видения? Наблюдались ли случаи психических расстройств у ваших родственников?» — что-то в этом роде.

И все же я заставляю себя собрать все необходимое и уйти из квартиры. Я беру номер с видом на заросший бурьяном пустырь в гостинице, больше похожей на ночлежку для бомжей. Я ложусь на дно и свожу к минимуму контакты с окружающим миром. Я перехожу на военное положение, хотя и не верю в военные положения.

Я делаю все это, потому что знаю: во что бы ты ни верил — в деньги, в любовь, в справедливость, в собственную безопасность, в правовое общество — парню с ножом или пистолетом в руке на твою веру чихать. У него есть своя вера…

На следующий день я нахожу другой отель. Еще хуже. Еще грязнее. Еще дальше от приличных районов города. В таких местах можно чувствовать себя в относительной безопасности. Каждый, кто станет задавать здесь вопросы, будет принят, как полицейский. Каждый, кто попытается присмотреться к постояльцам, или устроить наружное наблюдение, или заглянуть в регистрационную книгу, рискует очутиться в придорожной канаве с переломанными руками и ногами.

Днем я не выхожу из номера. Просто лежу на узкой кровати и пью пиво. Или виски. Или минеральную воду. Или просто лежу, глядя в потолок. Словом, жду. Дверь заперта на ключ, как во времена войны с Кроликом-мясоедом. Плотные шторы на окнах задернуты. В комнатушке полумрак.

Перемещение имен на один пункт вниз ни к чему не привело. На два — тоже. Когда меня увидели в цветочном магазине третий раз, пригрозили вызвать полицию.

Муцуми. Бедняжка. А ведь она так хотела мне помочь…

На всякий случай, я звоню брату. Он по-прежнему на Хоккайдо, но его жена диктует номер сотового. Я тут же перезваниваю и рассказываю о событиях последних дней.

— Тебе нужно связаться с полицией, — говорит брат. — У меня есть на примете один толковый парень. Запиши телефон и, на всякий случай, домашний адрес. Может, пригодится. На твоем месте я был бы поосторожнее. По поводу наркомана… Никто не поручится, что это убийство не повесят на тебя. Ты был там в неподходящее время и не имеешь алиби. Знаешь ведь, как работают эти ребята… Так что если решишь связаться с полицией — лучше делай это через моего приятеля.

Я и сам думал о том же. Разговор с психом — не единственная причина, по которой я решил на какое-то время исчезнуть.

Полицейского, телефон которого продиктовал мой брат, зовут Мураками Дзиро. И он говорит:

— Извините, но мне трудно поверить, что вы на самом деле говорили с серийным убийцей. Как бы вам объяснить… Серийный убийца, да еще с таким ощутимым отклонением, если верить вашим словам, почти наверняка действовал бы по очень жесткой схеме. Эти люди, как правило, скрупулезно следуют однажды выбранной линии. У каждого из них действительно есть свой, неповторимый почерк. Стиль, метод… гм… работы. И совершенно четкая логика. Извращенная, но вполне заметная и объяснимая. Мы действительно сейчас ведем розыск нескольких серийных убийц. О каждом из них у нас столько информации, что не снилось даже их родителям. Психологический портрет, заключение психиатра, подробная биография, составленная аналитиками… Смею вас уверить, вашего знакомого среди них нет. Не волнуйтесь из-за пустяков. В конце концов, вы в свое время правильно сказали — это дело полиции.

Из психиатра я переквалифицируюсь в криминалисты. Я становлюсь специалистом по убийствам, самоубийствам, убийствам, замаскированным под самоубийство, и самоубийствам, замаскированным под несчастный случай.

Тупоголовый господин Мураками указал еще одно направление, в котором я могу двигаться, пока остается хотя бы крохотная надежда на то, что Юрико можно спасти. Это — путь из тупика, ведущий в другой тупик. Но на пути мне может повстречаться и что-нибудь интересное.

Я становлюсь завсегдатаем библиотек, меня узнают в киосках, торгующих газетами, я вступаю в конфликты с бомжами, копаясь в их помойках и выуживая оттуда пожелтевшие газетные листки. Я попадаю в зависимость от периодических изданий. А если конкретнее — от разделов криминальной хроники.

Я узнаю, как можно убить человека простой авторучкой. Читаю, как можно убить простым толчком в спину, что нужно сделать, чтобы почки оторвались, как разорвать дыхательное горло голыми руками или короткой, с ладонь, палочкой.

Я читаю про убийства с использованием колюще-режущих, рубящих и тупых предметов; убийства, совершаемые с применением огнестрельного оружия; с применением холодного оружия; с применением различных бытовых предметов; путем отравления; удушения; утопления.

За века эволюции люди придумали сотни, если не тысячи, способов лишить жизни человека. И ни одного — дать новую жизнь. Правда, природа тоже весьма изобретательна насчет умерщвления, а вариантов появления на свет придумала немного.

Я прихожу к заключению, что чаще убивают мужчин. В тех случаях, когда жертвой является женщина, наиболее частыми мотивами являются секс или ревность. Я делаю вывод, что при убийствах всегда остаются следы: труп, следы его расчленения или уничтожения, орудия убийства, следы биологического происхождения, следы зубов и ногтей на теле преступника. Я убеждаюсь, что свидетели находятся гораздо чаще, чем можно было бы подумать.

Я читаю про убийства путем бездействия. Это когда мать убивает грудного ребенка, оставив его одного в запертой квартире на пару недель туго завернутого в пеленки. Или когда любящий сын забирает из больницы больного отца, а когда тот начинает заходиться в приступе астмы, просто не дает ему ингалятор. Уходит в другую комнату, чтобы не слышать хрипов и ждет, когда отек легких сделает свое дело. «Ах, что вы, я просто очень крепко спал»…

Страх перед законом делает убийцу изобретательным. Простые убийства маскируются под несчастные случаи, самоубийства, убийства при обороне и в состоянии аффекта. Трупы закапываются в парках, прячутся в подвалах, развалинах зданий, расчленяются и развозятся по разным концам города.

Я ищу связи, ищу ту самую жесткую схему, по которой должен работать всякий уважающий себя маньяк.

Если кто-то подумает, что я сыт по горло всем этим дерьмом, он будет совершенно прав.

Я снова меняю отель. И когда вхожу в пропахший дешевой дезинфекцией номер, первое, что вижу на прикроватной тумбочке — сотовый телефон. На этот раз NEC N900iG. Он начинает выдавать SOS, едва я успеваю закрыть дверь.

— Привет, — произносит голос. — Ты и правда думал, что все будет так легко?

Прежде чем ответить, я бросаю на пол сумку, прямо в туфлях ложусь на кровать и считаю про себя до четырнадцати с половиной. Когда сердце перестает выбивать дробь, а пересохший рот снова наполняется слюной, я отвечаю:

— Честно говоря, да. Именно так я и думал.

Он тихо смеется. Какое-то алюминиевое «ха-ха-ха». Я терпеливо жду, пока закончится это веселье.

— Что там за глупости с газетами? Тебе не кажется, что ты ведешь себя, как дурак? Нет, конечно, идея с поиском подозрительных случаев самоубийств и связей между ними не плоха. Только на результат можешь и не надеяться. В Японии каждый год регистрируется около двадцати пяти тысяч самоубийств. Представляешь, сколько тебе придется копаться во всем этом? И девяти жизней не хватит…

— Ты знаешь и об этом? — мне становится трудно дышать.

— Опять вопросы. Ты делал в жизни что-нибудь другое, кроме как задавал вопросы? Наверное, вся твоя жизнь и есть вопрос. Никогда не думал, что она должна быть ответом?

— Я не хочу вести с тобой философские разговоры. Скажи мне, где Юрико?

— У нас с тобой получится диалог, только если ты перестанешь меня расспрашивать о всякой ерунде.

— Плевал я на диалог. Где Юрико?

— Ну, а я плевал на Юрико.

— Ты убил ее?

Он смеется.

— Я достану тебя.

Он смеется.

— Что ты сделал с Юрико?

Он смеется.

Я замолкаю. Слышу, как храпит мужчина в соседнем номере слева. Слышу, как на улице орет кошка. Кто-то ходит у меня над головой, кто-то смотрит телевизор ниже этажом, кто-то идет с проституткой по коридору. А он все молчит.

Наконец в трубке раздается его обычный вздох:

— Ну что, все вопросы задал? Хочешь я угадаю, о чем ты думал, когда твоя жена погибла? Ты думал: «ох, и за что же мне это?»… Ты без конца задавал этот вопрос и хотел получить на него ответ. Но тебе даже в голову не пришло, что, возможно, гибель жены — это вопрос к тебе. И все, что требуется — ответить на него. И может быть, сейчас ситуация повторяется… Может быть, наш разговор — это еще один вопрос к тебе. Самый главный вопрос, ответ на который изменит всю твою жизнь. Подумай об этом.

И дает отбой. А я думаю, не вышвырнуть ли в окно и NEC?

На этот раз радиус разлета осколков равняется приблизительно двум метрам. От взрыва мини-гранаты шарахается сморщенная старушка. Больше никого на улице нет.