"Крылья" - читать интересную книгу автора (Крайтон Майкл)

СРЕДА

Зазвонил телефон. Кейси с трудом продрала глаза и перекатилась по постели, услышав хруст бумаг под локтем. Посмотрев вниз, она увидела рассыпавшиеся по полу документы.

Телефон продолжал звонить. Кейси взяла трубку.

— Мама… — Послышался удрученный голос Эллисон. Казалось, она вот-вот заплачет.

— Привет, Эллисон.

— Мама… Папа заставляет меня надеть красное платье, а я хочу синее с цветами.

Кейси вздохнула:

— Какое ты надевала вчера?

— Синее. Но оно чистое и совсем не помялось!

Давнишняя история. Эллисон обожала носить одежду, которую надевала накануне. Эдакий врожденный детский консерватизм.

— Милая, ты ведь знаешь — я хочу, чтобы ты ходила в школу в чистом.

— Но синее платье чистое, мама! Я терпеть не могу красное!

В прошлом месяце любимым платьем Эллисон было именно красное. Она буквально дралась за право носить его каждый день.

Кейси уселась в кровати, зевая и рассматривая бумаги, густо испещренные колонками символов. Она слушала жалобный голос дочери, стараясь унять раздражение. Почему Джим не уладил все сам? По телефону это было куда труднее, Джиму не хватило твердости — он всегда был склонен потакать дочери, — и Эллисон, естественно, решила сыграть на противоречиях между родителями, живущими вдали друг от друга.

Старая как мир уловка.

— Эллисон, — сказала Кейси, перебивая дочь. — Если отец велел надеть красное платье, делай, как он говорит.

— Но, мама…

— Сейчас папа главный.

— Но, мама…

— Хватит, Эллисон. Никаких больше споров. Надевай красное платье.

— Ох, мама… — Девочка разрыдалась. — Я ненавижу тебя!

В трубке послышались короткие гудки. Кейси подумала, не перезвонить ли дочери, но решила оставить все как есть. Зевая, она выбралась из постели, вошла в кухню и включила кофеварку. Из гостиной донеслось жужжание факса. Кейси отправилась взглянуть на его распечатку.

Это была копия пресс-релиза одной вашингтонской организации по связям с общественностью. Организация носила ничего не значащее название — Институт авиационных исследований, — но, насколько знала Кейси, представляла интересы европейского консорциума «Аэробус». Пресс-релиз был отпечатан в виде газетной статьи с заголовком крупными буквами:

Кейси вздохнула.

Сегодня будет жаркий денек.

Кейси поднялась по металлической лестнице, ведущей в боевую рубку. На подвесной галерее она увидела Мардера, который ждал ее, расхаживая туда-обратно.

— Кейси.

— Доброе утро, Джон.

— Ты уже читала об этой выходке ОАВП? — Он держал в руке листок с факсом.

— Да, читала.

— Все это полная чепуха, но Эдгартон взвился на дыбы. Он вне себя. Сначала два происшествия с N-22 в течение двух суток, а теперь еще и это. Эдгартону кажется, что пресса ополчилась против нас. И у него нет никакой уверенности, что Бенсон окажется на высоте.

Уильям Бенсон был одним из старейших служащих «Нортона». Он возглавлял отдел связей с общественностью еще тогда, когда компания существовала за счет военных заказов и не отчитывалась перед прессой. Грубоватый и прямолинейный, Бенсон так и не сумел приспособиться к реалиям мира, возникшего после уотергейтского скандала, — мира, в котором заправляли журналисты, свергающие правительства. Неприязнь Бенсона к репортерам была притчей во языцех.

— Этот факс может привлечь внимание представителей средств массовой информации, Кейси. Особенно тех, которые не знают, до какой степени прогнила ОАВП. Скажем прямо — они нипочем не пожелают общаться с агентом по связям с печатью. Они захотят взять интервью у кого-нибудь из руководства. Эдгартон велел направлять их к тебе.

— Ко мне? — Нет уж, подумала Кейси. У меня и так дел по горло. — Бенсон будет только рад умыть руки.

— Гэл лично беседовал с ним. Бенсон сделает все, что в его силах.

— Это точно?

— И еще я подумал, — продолжал Мардер, — что нам следует подготовить подробное досье на N-22. Что-нибудь посерьезнее обычного трепа. Гэл предлагает тебе собрать убедительные данные, которые позволят опровергнуть инсинуации ОАВП — длительность ремонтных работ, точность соблюдения полетных графиков, свидетельства надежности машины и так далее.

— Хорошо. — Работа предстояла немалая, однако…

— Я сказал Гэлу, что ты очень занята и тебе придется потрудиться сверхурочно, — добавил Мардер. — Он согласился повысить твою ПК на два пункта.

Поощрительная компенсация, выплачиваемая из премиальных фондов компании, составляла изрядную долю доходов служащих. Повышение на два пункта сулило Кейси весьма ощутимую прибавку к жалованью.

— Так и быть, — согласилась она.

— Главная задача — дать достойный исчерпывающий ответ на этот выпад ОАВП, — сказал Мардер. — Гэл не хочет, чтобы мы ударили в грязь лицом. Могу я рассчитывать на твою помощь?

— Разумеется, — отозвалась Кейси.

— Отлично. — Мардер поднялся по лестнице и вошел в комнату.

Ричман уже был там. В спортивной куртке и галстуке он выглядел типичным выпускником колледжа. Мардер сразу взял быка за рога — размахивая факсом от ОАВП, он обрушился на инженеров с упреками:

— Надеюсь, вы уже знаете, в какую игру ОАВП решило сыграть с нами. Они выбрали самое удачное время, чтобы сорвать китайскую сделку. Но если вы читали это сообщение, то должны были заметить, что речь идет только о взрыве в Майами, о происшествии с Пятьсот сорок пятым не говорится ни слова. Во всяком случае, пока.

Кейси пыталась сосредоточиться, но ее мысли всецело занимала обещанная премия. Два пункта это значит… — она произвела расчеты в уме. Получалось, прибавка составит около двадцати процентов. Господи, изумилась она. Двадцать процентов! Она сможет отправить Эллисон в частную школу. И они смогут провести отпуск в каком-нибудь славном местечке, на Гавайях или вроде того. Они остановятся в дорогом отеле. А на следующий год переедут в более просторный дом с большим двором, Эллисон будет где резвиться, и…

Она почувствовала обращенные к ней взгляды присутствующих.

— Кейси? — произнес Мардер. — Что с ЦРПД? Когда мы получим запись?

— Прошу прощения, — сказала Кейси. — Сегодня утром я говорила с Робом. Восстановление синхронизации требует времени. Что-либо определенное можно будет сказать только завтра.

— Хорошо. Что с крыльями?

— Джон, это очень, очень трудная задача, — унылым монотонным голосом заговорил Доэрти. — Мы нашли дефектный фиксатор на втором от борта предкрылке. Деталь оказалась поддельной, и…

— Проверим во время летных испытаний, — перебил Мардер. — Что с гидравликой?

— Осмотр еще не завершен, но пока все системы функционируют нормально. Кабельная сеть в порядке.

— Когда закончите?

— Сегодня к концу первой смены.

— Электрооборудование?…

— Мы проверили все основные магистрали, — заговорил Рон. — До сих пор неисправностей не обнаружено. Полагаю, придется подвергнуть всю электросеть машины циклическому испытанию.

— Согласен. Нельзя ли организовать круглосуточные работы, чтобы сберечь время?

— Разумеется. — Рон пожал плечами. — Это влетит в копеечку, однако…

— Плевать на расходы. Что еще?

— Возникло одно забавное обстоятельство… — произнес Рон. — Регистратор сбоев показывает неполадки в цепи датчика приближения правого крыла. Пилоты могли получить ложный сигнал о выпуске предкрылка.

Именно об этом Кейси подумала вчера вечером. Она сделала пометку — расспросить Рона. А заодно и о линиях AUX.

Она вновь задумалась о своем. Эллисон пойдет в хорошую школу. Кейси представляла ее в маленьком классе, у доски по росту…

— Что с двигателями? — спросил Мардер.

— Остаются неясности с решеткой реверса, — ответил Кенни Бэрн. — Потребуется еще день.

— Продолжайте, пока не исключите решетку из списка причин происшествия. Авионика?

— Продолжаем работать, — отозвался Трунг.

— Что с автопилотом?

— Мы еще не добрались до него. Автопилот положено проверять последним, во время летных испытаний.

— Хорошо, — сказал Мардер. — Иными словами, возникла новая версия — неисправность датчика приближения. Проверьте сегодня же. Авионика, двигатели, полетные данные — работы продолжаются. У нас все?

Присутствующие закивали головами.

— Мне нужны ответы, — произнес Мардер, подняв над головой факс от ОАВП. — Это только вершина айсберга. Не вижу смысла напоминать вам, что случилось с ДС-10. Самый лучший лайнер своего времени, чудо инженерного искусства. Потом пара происшествий, неудачные кадры в выпуске новостей, и — бац! ДС-10 выбросили на помойку. На помойку. Так что я жду ответов на свои вопросы.

Шагая рядом с Кейси к ангару номер 5, Ричман спросил:

— Кажется, Мардер не на шутку взволнован. Неужели он говорил всерьез?

— О ДС-10? Да. Его сняли с эксплуатации из-за одной-единственной катастрофы.

— Какой именно?

— В мае семьдесят девятого года ДС-10 компании «Америкен Эрлайнз» вылетел из Чикаго в Лос-Анджелес, — заговорила Кейси. — Хороший денек, прекрасная погода. Сразу после взлета отвалился левый двигатель. Самолет потерял скорость и рухнул рядом с аэропортом. Все, кто находился на борту, погибли. Страшная трагедия, все совершилось за тридцать секунд. Взлетающий лайнер снимали несколько человек, и эти кадры появились в вечернем выпуске новостей. Журналисты не жалели черных красок, называли ДС-10 летающим гробом. Транспортные агентства захлестнули звонки с требованиями вернуть деньги за билеты на ДС-10. С тех пор «Дугласу» не удалось продать ни одной такой машины.

— Почему отвалился двигатель?

— Из-за неправильного обслуживания, — ответила Кейси. — «Америкен Эрлайнз» нарушила инструкцию по демонтажу двигателя. «Дуглас» требовал сначала снимать двигатель, а уж потом — пилон, которым тот крепится к крылу. Однако ради экономии времени механики «Америкен Эрлайнз» снимали двигатель вместе с пилоном, а это лишние семь тонн металла. Во время демонтажа у автопогрузчика кончилось горючее, и он повредил пилон. Повреждение осталось незамеченным, и со временем двигатель отвалился. Причина тому — неправильная эксплуатация.

— Может быть, и так, — возразил Ричман, — но ведь самолет должен летать и с одним двигателем.

— Совершенно верно, — подтвердила Кейси. — ДС-10 рассчитан таким образом, чтобы уцелеть даже при такой аварии. Он соответствовал самым строгим требованиям безопасности. Если бы пилот удержал скорость, ничего не случилось бы. Самолет удалось бы посадить.

— Почему же не удалось?

— Потому что, как это всегда бывает, произошла цепочка событий, которая в конечном итоге привела к катастрофе, — объяснила Кейси. — В данном случае приборы капитана питались энергией от левой турбины. Как только двигатель отвалился, все они отключились, в том числе система аварийного оповещения и шейкер штурвала. Это специальное устройство, которое встряхивает штурвал, сигнализируя о падении скорости. Приборы второго пилота продолжали работать, но на его штурвале не было шейкера. На штурвале второго пилота его устанавливают по желанию покупателя, и «Америкен Эрлайнз» не стала его заказывать. А «Дуглас» не стал дублировать систему аварийного оповещения. Поэтому, когда ДС-10 начал терять скорость, второй пилот не сообразил, что нужно усилить тягу.

— Хорошо, — согласился Ричман. — Значит, конструкторы должны были сделать так, чтобы приборы капитана не отключались.

— Нет, это предусмотрено требованиями безопасности, — сказала Кейси. — Конструкторы ДС-10 построили самолет так, чтобы такая неисправность не привела к его гибели. Как только отвалился двигатель, автоматика отключила приборы капитана, чтобы предотвратить дальнейшие повреждения электросети. Не забывай, все системы самолета дублируются. Вновь включить приборы капитана очень просто, для этого бортинженеру было достаточно нажать кнопку реле либо запустить резервную систему энергопитания. Но он не сделал ни того, ни другого.

— Почему?

— Этого никто не знает, — ответила Кейси. — Второй пилот, не имея необходимой информации, еще убавил скорость. Самолет завис и рухнул на землю.

Несколько секунд они шли молча.

— Теперь подумай, что нужно было сделать, чтобы избежать всего этого, — продолжала Кейси. — Механики наземной бригады должны были проверить пилон после того, как демонтировали его с нарушением правил. Но они не сделали этого. Компания «Континентал» еще раньше повредила автопогрузчиками два пилона и должна была сообщить об этом «Америкен Эрлайнз». Но это не было сделано. «Дуглас» сообщил «Америкен Эрлайнз» о неполадках с самолетами «Континентал», но «Америкен» не отреагировала.

Ричман покачал головой.

— «Дуглас» не мог объяснить катастрофу не правильной эксплуатацией, потому что «Америкен Эрлайнз» — слишком ценный клиент. Называть истинные причины аварии было не в интересах «Дугласа». Такое бывает нередко — если пресса не проявит должного рвения, правда остается за семью печатями. Этот случай оказался не по зубам телевизионщикам, и они пустили пленку в эфир. На записи видно, как отваливается двигатель и самолет, вильнув влево, падает на землю. Эти кадры как бы сами по себе свидетельствовали о том, что ДС-10 плохо сконструирован, что инженеры «Дугласа» не предвидели возможность разрушения пилона и не предприняли никаких мер для обеспечения безопасности пассажиров. Все это совершенно не соответствовало действительности, однако «Дуглас» больше не продал ни одного ДС-10.

— Что ж, — заметил Ричман, — вряд ли можно винить в этом журналистов. Они не создают новости, только рассказывают о них.

— Именно к этому я и веду, — возразила Кейси. — Журналисты ничего не рассказывали. Они лишь пустили кадры в эфир. Чикагская катастрофа послужила чем-то вроде поворотного пункта для авиаиндустрии. Впервые хороший самолет был погублен недоброжелательной прессой. Комиссия по транспортной безопасности пыталась спасти его, опубликовав 21 декабря полный отчет о происшествии. Однако он остался незамеченным. Сейчас «Боинг» выпускает в эксплуатацию новую модель — «777». Они организовали в прессе целую кампанию, приуроченную к первым полетам. Они пригласили на свои заводы съемочную группу с заданием год за годом освещать процесс создания новой машины. Результатом этой работы стал шестисерийный телефильм. Одновременно будет издана книга. «Боинг» делает все, что в его силах, чтобы заранее создать самолету добрую славу. Уж очень высоки ставки.

Ричман шагал рядом с Кейси.

— Трудно поверить, что пресса обладает такой властью, — сказал он.

Кейси покачала головой.

— Мардер тревожится не напрасно, — отозвалась она. — Если кто-нибудь из журналистов копнет историю с Пятьсот сорок пятым, то станет известно, что за два дня с самолетами N-22 произошло две аварии. Тогда нам несдобровать.

Дженнифер Мэлоун сидела за монтажным столиком в редакции еженедельной информационной программы «Ньюслайн» на двадцать третьем этаже манхэттенского небоскреба, залитого яркими лучами полуденного солнца. В кабинет вошла Дебора, помощница Дженнифер.

— Пачино взбунтовался, — беззаботным голосом произнесла она, бросив на стол рулончик факса.

Дженнифер нажала кнопку «пауза»:

— Что?

— Аль Пачино отказался сниматься.

— Когда?

— Десять минут назад. Послал Марти ко всем чертям и ушел.

— Что? Мы потратили четыре дня на съемки фоновых кадров в Танжере! Аль Пачино открывает программу и остается на экране все двенадцать минут! — Двенадцатиминутный выпуск «Ньюслайн», одной из самых популярных информационных программ, сулил ее участникам рекламу, которую не купишь ни за какие деньги. Любая голливудская знаменитость была бы счастлива попасть в выпуск. — Что случилось?

— Пока их гримировали, Марти трепался с Пачино и упомянул, что тот уже четыре года находится в тени. Думаю, Пачино оскорбился и ушел.

— Во время съемки?

— Нет. До ее начала.

— Господи, — произнесла Дженнифер. — Пачино не мог так поступить. По условиям контракта он обязан рекламировать нас. Контракт действует уже несколько месяцев.

— Верно. И тем не менее.

— Что сказал Марти?

— Марти вне себя. Он спрашивает — а чего, собственно, ожидал Пачино? У нас информационное шоу, мы задаем прямые, порой нелицеприятные вопросы. Короче говоря, Марти в своем репертуаре.

Дженнифер выругалась.

— Именно этого мы опасались больше всего.

Марти Рирдон был знаменит своей язвительностью в общении с людьми, у которых брал интервью. Два года назад он бросил карьеру журналиста и стал телеведущим «Ньюслайн», соблазнившись высокими заработками, однако до сих пор считал себя эдаким крутым репортером, придирчивым, но справедливым, хотя на самом деле главным его приемом было ошеломить собеседника, поставить его в неловкое положение сугубо личными вопросами, даже если они не имели никакого отношения к теме передачи. Никто не хотел сажать Марти за один стол с Аль Пачино — Марти недолюбливал знаменитостей и, по его собственному выражению, терпеть не мог «надувать мыльные пузыри», — однако Фрэнсис, обычно имевшая дело со звездами, сейчас находилась в Токио и брала интервью у дочери императора.

— Дик говорил с Марти? Нельзя ли как-нибудь уладить размолвку с Пачино? — Дик Шенк, исполнительный продюсер «Ньюслайн», всего за три года умудрился превратить скромную передачу, которая транслировалась в период летнего затишья, в нашумевшее шоу, выходящее в эфир в самые удобные для зрителей часы дня. Шенк единолично принимал ключевые решения, и кроме него никто не смог бы обуздать такую приму, как Марти.

— Дик обедает с мистером Эрли. — Эрли был президентом телекомпании, и деловые обеды с его участием, как правило, затягивались до вечера.

— Стало быть, Дик ничего не знает.

— Пока нет.

— Потрясающе. — Дженнифер бросила взгляд на часы: 14:00. Если Пачино заупрямится всерьез, ей придется затыкать двенадцатиминутную дыру, на что оставалось меньше трех суток. — Что у нас есть на замену?

— Ничего. Интервью с матерью Терезой вновь отправили на доработку, материалы по Мики Мантлу еще не поступили. Остается лишь репортаж о Лиге юных бейсболистов.

— Дик нипочем не пустит его в эфир, — простонала Дженнифер.

— Еще бы, — отозвалась Дебора. — Этот репортаж — чушь собачья.

Дженнифер развернула рулончик, который принесла Дебора. Это был пресс-релиз какой-то компании по связям с общественностью — один из сотен документов, которые ежедневно получали информационные агентства всей страны. Как и все подобные сообщения, этот пресс-релиз был оформлен, словно сенсационная газетная статья с шапкой, набранной крупным шрифтом. Заголовок гласил:

— Что это? — спросила Дженнифер, нахмурившись.

— Гектор велел передать тебе эту бумагу.

— Зачем?

— Решил, что она может тебя заинтересовать.

— С какой стати? И что такое ОАВП, черт побери? — Дженнифер пробежала глазами текст, напичканный головоломными авиационными терминами. О живой картинке, разумеется, нечего и мечтать, подумала она.

— Судя по всему, — сказала Дебора, — речь идет о самолете, который взорвался в Майами.

— Ага. Гектор хочет сделать репортаж о безопасности полетов? Что ж, в добрый час. Эту пленку видела вся страна. Между прочим, кадры оставляют желать лучшего. — Дженнифер отбросила рулончик в сторону. — Спроси, не найдется ли у него чего-нибудь поинтереснее?

Дебора ушла. Оставшись одна, Дженнифер посмотрела на портрет Чарлза Мэнсона, застывший на экране перед ее глазами. Потом она выключила изображение, решив дать себе время поразмыслить.

Дженнифер Мэлоун исполнилось двадцать девять лет, она была самым молодым сегментным продюсером «Ньюслайн». Она быстро продвигалась по службе, потому что очень любила свою работу. Она рано проявила свои таланты; еще не закончив колледж Брауна, Дженнифер во время летних каникул работала в редакции практикантом вроде Деборы. Она допоздна засиживалась за терминалом, прочесывая хранилища всемирной компьютерной сети, и в один прекрасный день, трепеща от страха, отправилась к Дику Шенку с сюжетом о загадочном африканском вирусе и бесстрашном враче-эпидемиологе. В результате был снят знаменитый документальный фильм, ставший для «Ньюслайн» гвоздем сезона и принесший Шенку очередную премию Пибоди для его Стены Славы.

Уже очень скоро Дженнифер выпустила репортаж о Дарреле Строубери, о хищнической эксплуатации недр в Монтане и о спекуляции родовыми землями ирокезов. Еще никогда ни один практикант из колледжа не выпускал новости в эфир; на счету Дженнифер было уже четыре ролика. Шенк объявил, что ему нравится дерзость девушки, и предложил ей должность. Дженнифер была умна, хороша собой, нелишней оказалась и принадлежность к Лиге Плюща. Год спустя, в июне, Дженнифер закончила колледж и поступила на работу в «Ньюслайн».

Костяк редакции составляли пятнадцать продюсеров, занимавшихся подготовкой сегментов. К каждому из них был прикреплен «свой» телеведущий, каждый должен был выдавать продукцию раз в две недели. Как правило, съемка репортажа занимала месяц; после двух недель предварительных изысканий продюсер являлся к Шенку и получал «добро». После этого группа выезжала на место, снимала фоновые кадры и брала второстепенные интервью. Продюсер отшлифовывал текст, который предстояло озвучить ведущему — тот прилетал на один день, снимался на месте событий, брал основные интервью и уезжал на другие съемки, предоставив продюсеру кроить и монтировать запись. Иногда перед трансляцией ведущий являлся в редакцию, изучал сценарий и озвучивал кадры.

Когда сегмент выходил в эфир, ведущий выглядел на экране и вел себя таким образом, словно он и есть настоящий автор программы — «Ньюслайн» ревностно оберегала репутацию своих звезд. Но истинным репортером был продюсер. Он находил сюжет, разрабатывал его, писал сценарий и монтировал кадры. Ведущий делал лишь то, что ему велели.

Дженнифер нравился такой подход. Обладая значительным влиянием, она любила работать за кулисами, оставаясь в тени. Анонимность как нельзя лучше соответствовала ее целям. Очень часто во время беседы гость, считая ее мелкой сошкой, говорил, не подбирая слов, даже когда камеры были включены. Время от времени он спрашивал, когда же появится Марти Рирдон, Дженнифер с самым серьезным видом отвечала, что это еще не решено, и продолжала задавать вопросы. И в ходе интервью разделывала под орех надутого болвана, решившего, будто его пригласили на примерку костюмов.

Главным было то, что именно она делала репортаж. Ей было безразлично, что слава достается ведущему. «Мы и не утверждаем, будто бы они снимают сегмент, — повторял Шенк. — Мы не говорим, будто бы они берут интервью, в то время как это делают другие. Центром внимания нашей программы является не телезвезда, а сюжет. Ведущий — всего лишь гид, проводник, который помогает зрителям разобраться в происходящем. Это человек, которому они доверяют, которого рады впустить в свой дом».

Все правильно, думала Дженнифер. Вдобавок нехватка времени не позволяла действовать по-иному. Телезвезда вроде Марти Рирдона занята куда больше, чем сам Президент, и, уж конечно, он намного популярнее, его чаще узнают на улицах. Вряд ли можно ожидать, что такой человек, как Марти, станет тратить свое драгоценное время, занимаясь черновой работой, отсекая ложные версии, собирая по крупицам сюжет.

На это у него нет времени.

Закон телевидения: лишнего времени не бывает никогда.

Дженнифер вновь посмотрела на часы. Дик вернется с обеда не раньше трех, а то и половины четвертого. Марти не станет извиняться перед Аль Пачино. Вернувшись, Дик взбесится, но потом поручит Рирдону новое задание и потребует сюжет, которым можно заткнуть образовавшуюся дыру.

У Дженнифер оставалось полчаса, чтобы придумать его.

Она включила телевизор и рассеянно пощелкала каналами. Потом еще раз бросила взгляд на факс, лежавший на столе.

Минутку, подумала она. «До сих пор не устранены»? Уж не идет ли речь о неприятностях, которые могут возникнуть в будущем? Если так, может получиться хороший репортаж. Не отчет о катастрофе — их показывали миллион раз. Все эти бесконечные россказни о том, что на самолетах используются компьютеры производства 60-х, об устаревших, ненадежных системах управления лишь понапрасну тревожат зрителей. С аудиторией трудно установить контакт, поскольку люди не видят возможности повлиять на развитие событий. Но дефекты конкретной модели самолета? Это вопрос безопасности промышленного продукта. Не покупайте это изделие. Не летайте этим самолетом.

Может получиться очень, очень эффектный репортаж, подумала Дженнифер.

Она сняла трубку и набрала номер.

Кейси нашла Рона Смита у носового шасси. Рон стоял, с головой погрузившись в люк обслуживания. Вокруг усердно трудилась бригада электриков.

— Рон, — заговорила Кейси. — Я хочу расспросить тебя о показаниях регистратора сбоев. — Она принесла с собой распечатку — все десять страниц.

— В чем дело?

— Здесь показания четырех линий AUX. Первая, вторая, третья и СОА. Что они обслуживают?

— Это важно?

— Именно это я и хотела бы выяснить.

— Что ж. — Рон вздохнул. — AUX 1 — это вспомогательный электрогенератор, хвостовая турбина. AUX 2 и AUX 3 — резервные линии, их прокладывают на случай будущих модернизаций систем. А AUX СОА — это линия, которая обслуживает оборудование, установленное по выбору заказчика. Например, экспресс-анализатор, которого на этом самолете нет.

— Все четыре линии показывают нули, — произнесла Кейси. — Значит ли это, что они были в работе?

— Не обязательно. Ноль — значение по умолчанию.

— Хорошо. — Кейси сложила распечатку. — Что со сбоями датчика приближения?

— Его сейчас проверяют. Может быть, обнаружится что-нибудь интересное. Но посуди сама. Содержимое регистратора сбоев — это нечто вроде моментальных снимков. Мы не можем восстановить картину полета по разрозненным кадрам. Нам нужны данные ЦРПД. Придется тебе добыть их, Кейси.

— Я всеми силами подгоняла Роба Вонга, однако…

— Нажми на него покрепче, — сказал Рон. — Регистратор полетных данных — единственная наша надежда.

Из-под крыла самолета донесся негодующий вопль:

— Мать вашу! Какого черта! Вы только взгляните сюда!

Это был голос Кенни Бэрна.

Кенни стоял на платформе под левым двигателем, яростно размахивая руками. Инженеры, стоявшие вокруг, качали головами.

Кейси приблизилась к платформе:

— Что-нибудь нашел?

— Даже не знаю, с чего начать, — ответил Кенни, указывая на двигатель. — Во-первых, не правильно установлены уплотнения охлаждающей системы. Какой-то болван из наземной бригады воткнул их задом наперед.

— Они могли вызвать отказ двигателя?

— Да, рано или поздно. Но это еще не все. Взгляни на дефлектор решетки реверса.

Кейси поднялась по приставной лестнице к соплу двигателя, вокруг которого толпились инженеры, разглядывая откинутый дефлектор.

— Покажите ей, парни, — велел Бэрн.

Кто-то осветил фонариком внутреннюю полость дефлектора. Кейси увидела прочный стальной колпак, поверхность которого была покрыта тонким слоем сажи от выхлопа турбины. Пятнышко света переместилось на фирменное клеймо «Пратт и Уитни», выдавленное у самого края металлического патрубка.

— Видишь? — спросил Кенни.

— Что? Фабричное клеймо? — Эмблема «Пратт и Уитни» представляла собой окружность с изображением орла и буквами «Р» и «W» внутри.

— Да. Клеймо.

— Чем оно тебе не нравится?

Бэрн покачал головой:

— Кейси, голова орла развернута на сто восемьдесят градусов. Он смотрит в другую сторону.

— Ox… — Кейси не заметила этого.

— Уж не думаешь ли ты, что Пратт и Уитни повернули своего орла? Ни за что. Это поддельная деталь, Кейси.

— Ясно, — отозвалась Кейси. — Но могла ли она стать причиной происшествия?

Наступил критический момент. На самолете уже были обнаружены фальшивые детали. Амос предсказывал, что будут и другие, и он не ошибся. Вопрос лишь в том, могли ли они повлиять на поведение машины во время инцидента.

— Вполне могла, — сказал Кенни, переминаясь с ноги на ногу. — Но мы не можем разобрать двигатель на части. На это уйдет две недели.

— Как же проверить?

— Нам нужен ЦРПД, Кейси. Нам нужны его данные.

— Давайте я съезжу в вычислительный центр, — предложил Ричман. — Выясню, как продвигаются дела у Вонга.

— Не надо, — ответила Кейси. — Ничего хорошего не получится. — Роб Вонг был человеком темпераментным и раздражительным. Попытавшись подогнать его, Кейси ничего бы не добилась. Вонг попросту бросил бы все и не появлялся на работе несколько дней.

Запищал сотовый телефон. Звонила Норма.

— Начинается, — сообщила она. — Тебе звонили Джек Роджерс, Берри Джордан из лос-анджелесской «Таймс» и некто Уинслоу из «Вашингтон Пост». «Ньюслайн» затребовала материалы по N-22.

— «Ньюслайн»? Информационная передача?

— Да.

— Они делают репортаж?

— Не думаю, — ответила Норма. — Скорее ловят рыбку в мутной воде.

— Хорошо, — сказала Кейси. — Я перезвоню тебе. — Она уселась в углу ангара, вынула записную книжку и принялась составлять список документов для прессы. Отчет ФАВП о процессе сертификации новой машины; извещение ФАВП о выдаче сертификата на N-22 — Норме придется искать его среди бумаг пятилетней давности. Прошлогодний отчет ФАВП о проверке надежности машины. Внутренний отчет «Нортон Эйркрафт» о безопасности полетов N-22 с 1991 года до настоящего времени — весьма благоприятный. Список директив о годности к полетам — весьма скромный. Таблица основных параметров N-22 — скорость и дальность полета, размеры, вес. Кейси не хотела посылать слишком много бумаг, но и те, которые она выбрала, давали исчерпывающее представление о машине.

Ричман не спускал с нее глаз.

— Что теперь? — спросил он.

Кейси вырвала из книжки листок и протянула ему.

— Отнеси Норме. Пусть она подготовит пакет для прессы и рассылает всем, кто попросит.

— Хорошо. — Ричман вгляделся в листок. — Не пойму, что здесь написано…

— Норма разберется. Твоя задача — передать ей бумагу.

— Ясно.

Ричман ушел, весело насвистывая.

Вновь запищал телефон. Это был Джек Роджерс, решивший связаться с Кейси напрямую.

— Продолжают поступать слухи о передаче крыла Китаю. Мне сказали, что «Нортон» отправляет стапели в Корею, откуда их перешлют в Шанхай.

— Ты говорил с Мардером?

— Нет. Я звонил ему, но не застал на месте.

— Прежде чем что-либо предпринимать, обязательно поговори с Мардером, — сказала Кейси.

— Он позволит записать беседу на пленку?

— Поговори с ним.

— Ладно, — отозвался Роджерс. — Но он станет все отрицать, верно?

— Поговори с ним.

Роджерс вздохнул.

— Послушай, Кейси. У меня нет никакого желания придерживать факты для тщательной проверки, с тем чтобы в один прекрасный день прочесть о них в лос-анджелесской «Таймс». Мне нужна твоя помощь. Слухи о передаче производства крыла Китаю — они на чем-нибудь основаны или нет?

— Ничего не могу сказать.

— Тогда вот что, — продолжал Роджерс. — Если я напишу, что несколько высокопоставленных служащих «Нортона» отрицают передачу крыла Китаю, это тебе не повредит?

— Едва ли. — Осторожный ответ на осторожный вопрос.

— Хорошо, Кейси. Спасибо. Я позвоню Мардеру.

Роджерс положил трубку.

Дженнифер Мэлоун набрала номер на факсимильной машине и попросила к телефону Алана Прайса. Его не оказалось на месте, и Дженнифер пришлось беседовать с помощницей Прайса, мисс Уэлд.

— Насколько мне известно, европейские органы задерживают возобновление сертификата на самолет компании «Нортон Эйркрафт». В чем причина?

— Вы говорите об N-22?

— Да.

— Вопрос деликатный, и я предпочла бы остаться в тени.

— Что вы имеете в виду?

— Прошу не упоминать мое имя.

— Хорошо.

— В прошлом европейцы признавали сертификаты, выданные ФАВП; ее требования считались достаточно строгими. Однако в последнее время ОАВП подвергает сомнению процедуру сертификации, принятую в США. Есть основания полагать, что ФАВП вступила в сговор с американскими производителями и снизила планку своих стандартов.

— Вот как? — Замечательно, подумала Дженнифер. Тупая американская бюрократия. Дик Шенк обожает подобные истории. Вдобавок ФАВП уже несколько лет подвергалась критике; должно быть, за ней числится немало грешков. — Есть ли какие-либо доказательства? — спросила Дженнифер.

— Европейцев не удовлетворяет сама система сертификации. Например, ФАВП не хранит у себя сертификационные документы, предоставив это компаниям-производителям. Это обстоятельство вызывает серьезные подозрения.

— Ага, — отозвалась Дженнифер и записала: ФАВП снюхалась с производителями. Коррупция!

— Если вам нужны более подробные сведения, советую напрямую связаться с ОАВП, — сказала мисс Уэлд. — Я продиктую вам их телефоны.

Однако Дженнифер предпочла обратиться в ФАВП. После нескольких звонков ее соединили с мистером Уилсоном из отдела по связям с общественностью.

— Насколько мне известно, ОАВП отказывается продлить действие сертификата самолета компании «Нортон» марки N-22.

— Да, — ответил Уилсон. — Они решили выждать некоторое время.

— ФАВП выдала сертификат на N-22?

— Еще бы. В США нельзя производить авиатехнику без одобрения ФАВП, а также сертификации конструкции машины и производственного процесса от начала до самого конца.

— Документы у вас?

— Нет. Они хранятся у «Нортона».

Ага, подумала Дженнифер. Значит, это правда. Она записала: Документы хранятся у «Нортона», а не в ФАВП. Лисе доверили курятник?

— Вас не беспокоит то, что документы находятся у «Нортона»?

— Нет, ничуть.

— Вы уверены, что процесс сертификации достаточно строг?

— Еще бы. И, как я уже говорил, N-22 получил сертификат пять лет назад.

— Я слышала, что в Европе недовольны самой процедурой сертификации.

— Видите ли, — заговорил Уилсон, осторожно подбирая слова. — ОАВП — организация сравнительно молодая. В отличие от ФАВП, ее полномочия не закреплены законом. Думаю, руководство ОАВП в настоящий момент решает, как действовать дальше.

Дженнифер позвонила в пресс-бюро «Аэробуса» в Вашингтоне и связалась со специалистом из отдела сбыта по фамилии Сэмюельсон. Тот неохотно подтвердил, что до него дошли слухи, будто бы ОАВП задерживает сертификацию N-22, но никаких подробностей он не знает.

— Впрочем, в последнее время у «Нортона» возникло немало затруднений, — сказал Сэмюельсон. — Например, они считают свою сделку с Китаем решенным делом, но лично я сомневаюсь в этом.

Только теперь Дженнифер впервые услышала о китайской сделке.

Китай приобретает N-22? — написала она и сказала:

— Ага.

— Дело в том, — продолжал Сэмюельсон, — что аэробус А-340 лучше во всех отношениях. Он новее аэробуса N-22. У него большая дальность полета. Он лучше во всем. Мы попытались объяснить это китайцам, и они начинают понимать, какие перспективы сулит сотрудничество с нами. По моему мнению, сделка «Нортона» с Китайской Народной Республикой сорвется. И, разумеется, это решение будет отчасти продиктовано соображениями относительно безопасности полетов. Еще добавлю — правда, неофициально, — что китайскую сторону очень тревожит вопрос надежности N-22.

К. считают N-22 ненадеж., — записала Дженнифер.

— С кем я могу поговорить об этом? — спросила она.

— Видите ли, китайцы, как правило, очень неохотно сообщают сведения о переговорах во время их проведения, — ответил Сэмюельсон. — Но я знаю одного человека, который сумеет вам помочь. Он работает в коммерческом отделе «Экс-Им-банка», который предоставляет долгосрочные кредиты для операций с зарубежными партнерами.

— Как его фамилия? — спросила Дженнифер.

Его звали Роберт Гордон. Телефонистке потребовалось около пятнадцати минут, чтобы связаться с коммерческим отделом. Наконец секретарь ответила:

— Мне очень жаль, но мистер Гордон на совещании.

— Вам звонят из «Ньюслайн», — сказала Дженнифер.

— Ох. — Трубка на секунду умолкла. — Подождите минуту, пожалуйста.

Дженнифер улыбнулась. Этот прием срабатывал всегда.

Гордон подошел к телефону, и она расспросила его о сертификате ОАВП и сделке «Нортона» с Китаем.

— Правда ли, что контракт оказался под угрозой срыва?

— Любая сделка с авиатехникой может сорваться, пока не подписан контракт, — ответил Гордон. — Однако, насколько мне известно, переговоры «Нортона» с Китаем идут успешно. Впрочем, ходят слухи о том, что европейцы отказали «Нортону» в выдаче сертификата на N-22.

— В чем причина?

— Видите ли, — заговорил Гордон, — я не являюсь специалистом в области авиации, но у компании множество затруднений.

У «Нортона» проблемы, — записала Дженнифер.

— Например, вчера случилось происшествие в Майами, — продолжал Гордон. — И вы, верно, слышали об инциденте в Далласе.

— Что там стряслось?

— В прошлом году во время разбега у самолета вспыхнул двигатель. Пассажиры спешно покинули борт. Несколько человек спрыгнули с крыльев и сломали ноги.

Инц. в Далласе — двиг./слом, ноги. Видеозапись?

— Ага, — сказала Дженнифер.

— Не знаю, как вы, — добавил Гордон, — но я стараюсь летать пореже, и если люди вынуждены прыгать с самолета, я бы не хотел очутиться на его борту.

Прыг. с смлт. — подчеркнуть. Ненадежн. техника.

Внизу Дженнифер приписала крупными заглавными буквами:

ЛЕТАЮЩИЙ ГРОБ

Она позвонила в «Нортон», чтобы узнать, как компания объясняет происходящее. Ей ответил руководитель отдела по связям с общественностью Бенсон. Он говорил протяжным полусонным голосом типичного бюрократа от промышленности. Дженнифер решила врезать ему по зубам.

— Я хочу расспросить вас о происшествии в Далласе.

— В Далласе? — испуганно переспросил Бенсон.

Замечательно.

— В прошлом году, — заговорила Дженнифер, — загорелся двигатель вашего самолета, люди прыгали с него и ломали ноги.

— Ах, да. Происшествие с Семьсот тридцать седьмым.

Происш. с 737, — написала Дженнифер.

— Понятно. Итак, что вы можете сказать о нем?

— Ничего, — ответил Бенсон. — Это не наш самолет.

— К чему эти увертки? Я уже знаю об инциденте.

— Это самолет компании «Боинг».

Дженнифер вздохнула.

— Послушайте, не надо морочить мне голову. — Всякий раз, когда какой-нибудь пресс-секретарь начинал запираться, ее охватывала скука. Хороший журналист всегда сумеет раскопать правду. Такое чувство, будто бы эти люди надеются, что если они ничего не скажут, то и все другие будут держать язык за зубами.

— Мне очень жаль, мисс Мэлоун, но этот самолет построили не мы.

— Что ж, коли так, — с нескрываемым сарказмом произнесла Дженнифер, — то, может быть, вы подскажете мне, каким образом это можно подтвердить?

— Да, мадам, — отозвался Бенсон. — Наберите номер «Боинга», вам там помогут.

В трубке зазвучали короткие гудки.

Каков мерзавец! Как он смеет грубить представителю прессы! Задень репортера — и обязательно получишь сдачи. Неужели он этого не понимает?

Она позвонила в «Боинг» и попросила соединить с отделом по связям с прессой. Записанный на пленку голос предложил Дженнифер отправить свои вопросы по факсу, пообещав связаться с ней позже. Дженнифер едва поверила собственным ушам. Крупнейшая корпорация Америки, и они даже не подходят к телефону!

Она раздраженно швырнула трубку на рычаг. Ждать было бессмысленно. Если в Далласе действительно загорелся «Боинг», репортаж не получится.

Сюжет развалится словно карточный домик.

Дженнифер побарабанила пальцами по столу, раздумывая, как ей быть.

Она вновь позвонила в «Нортон» и попросила соединить ее не с отделом по связям с прессой, а с кем-нибудь из администрации. Ее направили в контору президента и перепоручили заботам женщины по фамилии Синглтон.

— Чем могу вам помочь? — спросила та.

— Насколько мне известно, европейские органы задерживают сертификацию N-22, — заговорила Дженнифер. — Какие недостатки у этого самолета?

— Никаких, — ответила Синглтон. — N-22 летает в Штатах уже пять лет.

— Мои источники утверждают, что эта машина ненадежна, — сказала Дженнифер. — Вчера на взлетной полосе в Майами загорелся двигатель…

— Да, действительно, произошел разрыв ротора турбины. Мы ведем расследование этого происшествия. — Синглтон говорила спокойным ровным голосом, как будто взрыв турбины — самое обычное дело.

Разрыв ротора, — записала Дженнифер.

— Ага, — сказала она. — Понимаю. Но если у вашего самолета нет недостатков, почему ОАВП задерживает выдачу сертификата?

Синглтон помедлила.

— Я могу ответить на этот вопрос лишь в общих чертах, — сказала она. — В неофициальном порядке.

Теперь она говорила чуть напряженным, обеспокоенным тоном.

Прекрасно, подумала Дженнифер. Уже горячее.

— Самолет в полном порядке, мисс Мэлоун, — продолжала Синглтон. — Дело в двигательной установке.

В нашей стране N-22 летает с двигателями «Пратт и Уитни». Но ОАВП заявляет, что, если мы хотим продавать машины в Европу, мы обязаны снабжать их двигателями «IAE».

— «IAE»?

— Это европейский консорциум, который производит реактивные двигатели. Как «Аэробус». Консорциум.

IAE = консорциум, — записала Дженнифер.

— ОАВП вынуждает нас оснащать самолеты двигателями производства «IAE», потому что они соответствуют европейским стандартам по шуму и выхлопу, которые якобы гораздо строже американских. Но суть дела такова, что мы производим не двигатели, а корпуса и крылья и считаем, что выбор двигателя нужно оставлять на усмотрение потребителя. Мы снабжаем самолет тем двигателем, который заказывает клиент. Если он попросит «IAE», мы поставим «IAE». Если он хочет «Пратт и Уитни» — вот вам «Пратт и Уитни». Хотите «Дженерал Электрик» — ради бога. В нашей отрасли так было всегда. Двигатели выбирает заказчик. Поэтому мы считаем вмешательство ОАВП незаконным. Мы будем рады поставить двигатель «IAE», если его закажет «Люфтганза» или «Сабена». Но мы считаем, что ОАВП не вправе диктовать условия, открывающие нам доступ на европейский рынок. Иными словами, их директивы не имеют ничего общего с годностью к полетам.

Дженнифер нахмурилась:

— Вы утверждаете, что речь идет о нарушении свободы предпринимательства?

— Именно. ОАВП возводит торговые барьеры, пытается вынудить нас устанавливать на самолетах европейские двигатели. Но если они действительно этого хотят, они должны сосредоточить свои усилия на европейских потребителях авиатехники, а не на нас.

Наруш. своб. предпр-ства!

— Почему же ОАВП не займется европейскими авиакомпаниями?

— Спросите у них. Но, откровенно говоря, я думаю, что они уже пытались это сделать и их послали ко всем чертям. Каждый самолет — штучное изделие и оснащается по выбору заказчика. Авиакомпания выбирает двигатели, электрооборудование, интерьер салона. Клиент имеет право выбирать.

Дженнифер бездумно водила ручкой по бумаге. Она вслушивалась в голос собеседницы, пытаясь уловить ее эмоции. Синглтон говорила чуть утомленно, будто школьный преподаватель в конце учебного дня. В ее словах не чувствовалось ни напряжения, ни колебаний, ни скрытого подтекста.

«Проклятие, — подумала Дженнифер. — Тут нечего ловить».

Все же она предприняла последнюю попытку — позвонила в Национальную комиссию по транспортной безопасности в Вашингтоне. Ее соединили с сотрудником отдела по связям с общественностью по фамилии Кеннер.

— Я хотела бы узнать, почему ОАВП задерживает сертификацию N-22.

— Видите ли, это не наш профиль, — с удивлением в голосе отозвался Кеннер. — Вероятно, вам лучше обратиться в ФАВП.

— Может быть, вы сообщите мне что-нибудь в неофициальном порядке?

— Процедура выдачи сертификатов ФАВП весьма строга и долгое время служила образцом для аналогичных зарубежных органов. Насколько я помню, до сих пор агентства всего мира считали требования ФАВП исчерпывающими. Но ОАВП нарушила традицию, и, мне думается, по совершенно очевидной причине. Все дело в политике, мисс Мэлоун. ОАВП хочет, чтобы американские производители закупали европейские двигатели, иначе им угрожают отзывом сертификата. Ну и, разумеется, «Аэробус» хочет перехватить контракт, который вот-вот будет подписан между «Нортоном» и Китаем.

— Иными словами, ОАВП намеренно создает N-22 дурную репутацию.

— Во всяком случае, пытается посеять сомнения в его надежности.

— Законные сомнения?

— Насколько я знаю, нет. N-22 — отличный самолет. Проверенная машина. «Аэробус» утверждает, что они выпускают новую модель; «Нортон» отвечает на это, что их машина прошла испытания временем. Китайцы, вероятно, предпочтут испытанную модель. К тому же N-22 несколько дешевле.

— Но он надежен?

— Вполне.

НКТБ утвержд.: N-22 — надеж. смлт.

Дженнифер поблагодарила Кеннера и повесила трубку. Откинувшись на спинку кресла, она вздохнула. Версия лопнула, словно мыльный пузырь.

Пустышка.

Что тут еще скажешь?

— Вот дерьмо, — сказала она.

Дженнифер нажала клавишу интеркома.

— Дебора, — заговорила она. — Вся эта история с самолетом…

— А, так ты тоже смотришь? — пронзительно воскликнула Дебора.

— Смотрю? Что?

— «Си-Эн-Эн». Это потрясающе!

Дженнифер схватила пульт дистанционного управления.

Ресторан «Эль-Торито» предлагал посетителям недурную снедь по весьма умеренным ценам и пятьдесят два сорта пива; это было излюбленное заведение инженеров «Нортона». Сотрудники ГРП собрались за столом в центре главного зала, справа от стойки бара. Официантка записала заказы и уже собиралась уйти, когда Кенни Бэрн произнес:

— Я слышал, у Эдгартона неприятности.

— Как и у всех нас, — заметил Доэрти, потянувшись к блюду с чипсами.

— Мардер терпеть его не может.

— Что из того? — подал голос Рон Смит. — Мардер ненавидит всех подряд.

— Да, но не в этом дело, — продолжал Кенни. — Ходят упорные слухи, будто бы Мардер не собирается…

— О господи! Вы только взгляните! — Дуг Доэрти ткнул пальцем в сторону бара.

Все повернулись к телевизору, подвешенному над стойкой. Звук был выключен, однако ошибки быть не могло: на экране появилось изображение салона N-22, словно снятого видеокамерой в трясущихся руках. Пассажиры буквально летали в воздухе, натыкаясь на багажные полки и стены, переваливаясь поверх спинок кресел.

— Какой кошмар! — воскликнул Кенни.

Они вскочили из-за стола и ринулись к бару с криком:

— Звук! Включите звук!

Телевизор продолжал транслировать ужасные кадры.

К тому времени, когда Кейси подбежала к бару, видеозапись кончилась. На экране возник худощавый мужчина с усами, в тщательно скроенном голубом костюме, напоминавшем униформу. Кейси признала в нем Бредли Кинга, адвоката, который специализировался на воздушных катастрофах.

— Видать, дело нешуточное, коли за него взялся сам Король Высот, — заметил Кенни.

«Полагаю, кадры говорят сами за себя, — вещал тем временем Бредли Кинг. — Эту запись предоставил мой клиент, мистер Сонг, и она дает нам весьма отчетливую картину ужасных испытаний, выпавших на долю пассажиров этого злополучного рейса. Самолет свалился в неуправляемое пике, и лишь сто пятьдесят метров отделяли его от неминуемого крушения в водах Тихого океана!»

— Чего? — осведомился Кенни. — Куда свалился самолет?

«Насколько вам известно, я сам пилот, — продолжал Кинг, — и могу с полной уверенностью заявить, что это происшествие явилось результатом широко известных просчетов в конструкции аэробуса N-22. Компания „Нортон Эйркрафт“ выявила эти недостатки уже несколько лет назад, но не сделала ничего, чтобы исправить их. Пилоты, авиакомпании и сотрудники ФАВП в один голос поминают N-22 дурным словом. Я лично знаком с пилотами, которые отказываются летать на нем ввиду его ненадежности».

— Особенно те, которые состоят у тебя на довольствии, — вставил Бэрн.

«И тем не менее компания „Нортон Эйркрафт“ не предприняла ничего существенного в ответ на эти жалобы. Это попросту не укладывается в голове — производитель знает о дефектах своей продукции и даже не пытается их устранить! Преступная небрежность должна была рано или поздно привести к трагедии, подобной нынешней. Три человека погибли, два пассажира парализованы, и в тот самый миг, когда я веду этот репортаж, второй пилот находится в состоянии комы. В общем и целом пришлось госпитализировать пятьдесят семь пассажиров. Это позор для всей гражданской авиации!»

— Подонок, — сказал Кенни. — Ведь знает же, что это не правда.

Вновь пошли кадры «Си-Эн-Эн», на сей раз в режиме замедленного воспроизведения. Пассажиры взлетали в воздух, очертания их тел то расплывались, то четко проглядывали вновь. От этого зрелища Кейси прошиб пот. У нее закружилась голова, в груди возникла тяжесть. Казалось, в зале ресторана наступила темнота, окружающие предметы приняли зеленоватый оттенок. Кейси рухнула на ближайший табурет, тяжело дыша.

На экране появился бородатый мужчина профессорской внешности. Он стоял неподалеку от одной из посадочных полос лос-анджелесского аэропорта, за его спиной приземлялись самолеты. Кейси не слышала, что он говорит — звук заглушали вопли инженеров:

— Подлец!

— Урод!

— Мерзавец!

— Лживая сволочь!

— Заткнитесь, парни! — прикрикнула Кейси. Бородача звали Фредерик Баркер, когда-то он работал в ФАВП, но потом уволился. В последние годы Баркер несколько раз свидетельствовал в суде против «Нортон Эйркрафт». Инженеры ненавидели его всей душой.

«На мой взгляд, эта проблема не допускает двоякого толкования», — послышался голос Баркера. Какая еще проблема, подумала Кейси, и в ту же секунду на экране возникла телестудия «Си-Эн-Эн» в Атланте. За спиной женщины, ведущей репортаж, виднелась заставка с фотографией N-22. Под снимком были начертаны огромные красные буквы: «НЕНАДЕЖЕН?»

— Подумать только, — сказал Кенни Бэрн. — Сначала Король Высот, потом его прихлебатель Баркер. Неужели никто не знает, что он работает на Кинга?

На экране появилось взорванное здание где-то на Ближнем Востоке. Кейси отвернулась, поднялась с табурета и глубоко вздохнула.

— Что-то мне пива захотелось, — сказал Кенни Бэрн. Он направился к столу, остальные потянулись следом, бормоча проклятия в адрес Фреда Баркера.

Кейси взяла сумочку, вынула сотовый телефон и позвонила в контору.

— Норма, — сказала она, — позвони в «Си-Эн-Эн» и раздобудь копию пленки об N-22, которую они только что показывали.

— Но я собиралась…

— Сейчас же, — перебила Кейси. — Займись этим сейчас же.

— Дебора! — вскричала Дженнифер, не отрывая глаз от экрана. — Позвони в «Си-Эн-Эн» и раздобудь копию этой пленки! — Она смотрела запись словно зачарованная. Запись пошла вновь, на сей раз в замедленном воспроизведении — шесть кадров в секунду. От этого впечатление только усилилось. Потрясающе!

На глазах у Дженнифер один из несчастных взмыл в воздух, раскинув руки и ноги. Он упал в кресло, его шея хрустнула, тело бессильно обмякло, потом вновь взлетело, ударилось о потолок… Невероятно! У него сломалась шея — под прицелом камеры!

Это была самая потрясающая пленка из всех, какие попадались Дженнифер. А звук! Сказка! Люди вопили от дикого ужаса — такие звуки не подделаешь. Многие кричали по-китайски, и это придавало событиям экзотический оттенок. А все эти удары и хруст, раздававшиеся, когда люди и предметы врезались в стены и потолок… О господи!

Фантастическая запись! Потрясающая! Она длилась целую вечность, сорок пять секунд, и была изумительно хороша от начала до самого конца. Даже когда камеру мотало из стороны в сторону и изображение расплывалось, теряя фокус, это лишь прибавляло кадрам зрелищности. Ни один оператор не смог бы сделать ничего подобного ни за какие деньги.

— Дебора! — крикнула Дженнифер. — Дебора!

От возбуждения ее сердце гулко забилось, голова пошла кругом. Дженнифер едва замечала какого-то прилизанного адвоката, который принялся комментировать запись; должно быть, это его пленка. Но он не откажется передать ее «Ньюслайн». Ему нужна гласность, а это значит, что репортаж, считай, в кармане. Потрясающе! Немножко подредактировать, перекроить — и дело сделано!

В кабинет влетела Дебора, возбужденная и раскрасневшаяся.

— Разыщи видеозаписи о «Нортоне» за последние пять лет, — велела Дженнифер. — Запроси в Интернете сведения об N-22, о человеке по имени Бредли Кинг и о… — Она вновь посмотрела на экран, — …о Фредерике Баркере. Загружай все без разбору. Сведения нужны мне немедленно!

Двадцать минут спустя в ее распоряжении оказались краткое описание истории N-22 и сведения об основных участниках событий. Микропленка с выпуском лос-анджелесской «Таймс» пятилетней давности — выдача сертификата, первый перелет N-22 к первому покупателю. Современная авионика, новейшие электронные системы управления, автопилот… обычный в таких случаях треп.

Статья в «Нью-Йорк таймс» о Бредли Кинге, адвокате, выступавшем на судах против авиакомпаний. Его лишили права вести процессы за то, что он беседовал с родственниками жертв крушения до того, как им официально сообщали о смерти близких. Еще одна статья, на сей раз в лос-анджелесской «Таймс», — о том, как Кинг вчинил групповой иск после катастрофы в Атланте. «Индепендент Пресс-Телеграф», величая Кинга «Бичом авиации», опубликовала заключение суда штата Огайо, который обвинил его в «неподобающем поведении» при контактах с родственниками погибших. Кинг отрицал злой умысел. «Неужели Кинг зашел так далеко?» — спрашивала «Нью-Йорк таймс».

Статья лос-анджелесской «Таймс» о «доносчике» Фредерике Баркере и его скандальном увольнении из ФАВП. Баркер, известный критикан, утверждает, будто бы он ушел из администрации из-за споров по поводу N-22. Его бывший начальник заявил, что Баркера уволили за то, что он поставлял журналистам закрытую информацию. Баркер учредил частную контору, объявив себя «консультантом по вопросам авиаперевозок».

«Индепендент Пресс-Телеграф»: Баркер отправляется в крестовый поход против N-22, утверждая, будто бы на счету самолета множество «неприемлемых происшествий технического порядка». «Телеграф-Стар» округа Орандж: Фред Баркер организует кампанию за безопасность воздушного транспорта. Та же «Телеграф-Стар»: Фред Баркер обвиняет ФАВП в попустительстве компании «Нортон Эйркрафт», выпускающей ненадежную машину. «Телеграф-Стар»: Баркер выступает главным свидетелем на процессе Бредли Кинга. Стороны пришли к полюбовному соглашению.

В голове Дженнифер уже начинали складываться общие очертания будущего репортажа. Бредли Кинга, ловца санитарных машин, по-видимому, придется исключить, но Баркер, бывший сотрудник ФАВП, может оказаться полезным. Может быть, он сумеет подвергнуть критике процедуру сертификации, принятую в ФАВП.

Еще Дженнифер обратила внимание на Джека Роджерса, репортера «Телеграф-Стар», который, казалось, относился к «Нортон Эйркрафт» с особым пристрастием. Она отметила несколько свежих статей из цикла Роджерса:

Дженнифер улыбнулась.

Фортуна определенно повернулась к ней лицом.

Она позвонила в «Телеграф-Стар» Джеку Роджерсу:

— Я ознакомилась с вашими заметками о «Нортоне». Прекрасные репортажи. Насколько я понимаю, вы считаете, что у компании возникли трудности.

— Да, целая куча, — ответил Роджерс.

— Вы имеете в виду неприятности с самолетами?

— И с профсоюзами тоже.

— А в чем дело?

— Пока неясно. Завод лихорадит, а руководство не в силах навести порядок. Профсоюз против сделки с Китаем.

— Вы готовы выступить перед камерой?

— Разумеется. Свои источники я не выдам, но расскажу все, что знаю.

Еще бы, подумала Дженнифер. Появиться на экране — мечта любого газетчика. Они понимают, что настоящие деньги приносит только телевидение. Каким бы успехом ни пользовались твои статьи, ты никто и ничто, пока не сумел прорваться в эфир. Однако, получив признание телезрителей, человек мог заняться прибыльной лекционной деятельностью и иметь пять-десять тысяч долларов за интервью во время делового завтрака.

— Несколько дней я буду в отъезде, — сказала Дженнифер. — С вами свяжутся люди из моей конторы.

— Когда именно? — спросил Роджерс.

Дженнифер позвонила в Лос-Анджелес Фреду Баркеру. Казалось, он ждал ее звонка.

— Весьма зрелищная запись, — сказала она.

— Выпуск предкрылков на скорости, близкой к звуковой, грозит самолету катастрофой, — отозвался Баркер. — Именно это произошло с лайнером «Транс-Пасифик». Это уже девятый случай с N-22 с тех пор, когда он поступил в эксплуатацию.

— Девятый?

— Да. Тут нет ничего нового, мисс Мэлоун. По меньшей мере три человека стали очередной жертвой конструкторских просчетов «Нортона», но компания и ухом не ведет.

— Вы можете предоставить сведения об остальных восьми происшествиях?

— Продиктуйте номер вашего факса.

Дженнифер внимательно изучала список инцидентов, вызванных выпуском предкрылков N-22. На ее взгляд, список был составлен чуть более подробно, чем требовалось, но от этого выглядел не менее впечатляюще:

Дженнифер взяла трубку и вновь позвонила Баркеру.

— Вы согласитесь выступить с комментариями перед камерой?

— Мне уже приходилось свидетельствовать в судах по поводу этих инцидентов, — ответил Баркер. — Буду только рад выступить по телевизору. Видите ли, мне очень хочется, чтобы дефекты этого самолета были устранены, прежде чем появятся очередные жертвы. Но этого никто не делает — ни компания, ни ФАВП. Это позор.

— Почему вы уверены, что последний инцидент был вызван выпуском предкрылков?

— У меня есть информатор среди служащих «Нортона», — объяснил Баркер. — Работник, которого раздражает непрерывная ложь. Он сказал, что виноваты предкрылки и компания старается скрыть это обстоятельство.

Закончив беседу с Баркером, Дженнифер нажала кнопку интеркома.

— Дебора! — крикнула она. — Свяжи меня с транспортным отделом!

Закрыв дверь в кабинет, Дженнифер молча сидела у стола. Она уже знала, что сюжет у нее в руках.

Сказочный сюжет.

Оставался лишь один вопрос: под каким углом подать эту историю? В каком ключе излагать события?

Для программ, подобных «Ньюслайн», концепция репортажа была краеугольным камнем. Продюсеры старшего поколения твердили что-то о «контексте», для них это слово означало, что события следует освещать шире, подробнее. Они не ограничивались нынешним состоянием дел, их интересовала история возникновения того или иного вопроса, а также аналогичные случаи. «Контекст» представлялся старикам настолько важным, что они считали своим морально-этическим долгом придерживаться его.

Дженнифер не соглашалась с ними. Если отвлечься от ханжеской болтовни, контекст был всего лишь способом раздуть репортаж, причем не самым лучшим, поскольку он подразумевал обращение к прошлому.

Дженнифер не интересовало прошлое; она принадлежала к молодому поколению, осознавшему, что телезрителей привлекает настоящее — события, которые происходят сейчас, явления и случаи, превращенные электроникой в непрерывный поток изображений. Контекст по самой своей сути требовал выхода за рамки настоящего, а интересы Дженнифер не распространялись за его пределы. Как, впрочем, и интересы всего человечества, полагала она. Прошлое осталось в истории и подлежит забвению. Кого заботит, что вы ели вчера? Чем занимались на прошлой неделе? Самое волнующее и захватывающее — то, что происходит в данную минуту.

Настоящее — вот конек телевидения.

Иными словами, в репортаже с хорошей структурой нет места прошлому. Список давних происшествий, предоставленный Баркером, грозил оказаться серьезной помехой, потому что он привлекал внимание к нудному, умирающему прошлому. Значит, список как-то нужно обойти — упомянуть вскользь и больше к нему не возвращаться.

Дженнифер предстояло найти способ облечь репортаж в такую форму, чтобы в нем разворачивалось настоящее и зритель мог проследить за логикой развития событий. Самый лучший способ привлечь зрителя — это представить освещаемую проблему как борьбу добра и зла, в виде нравоучительного повествования. Аудитории это по вкусу. Сумев придать репортажу такую форму, ты мгновенно завоевываешь зрителя. Ты говоришь с ним на его языке.

Однако поскольку репортаж должен развиваться стремительно, его мораль следует подавать в виде чередующихся пунктов, каждый из которых не требует пояснений — фактов и обстоятельств, которым зритель верит заранее. Каждый знает, что крупные компании прогнили от коррупции, что их руководители — нечистоплотные жадные скряги. Это не требует доказательства. Об этом достаточно намекнуть. Люди заранее уверены в том, что правительство состоит из ленивых некомпетентных бюрократов. Это тоже не нуждается в подтверждении. И, уж конечно, при производстве продукции заводчикам и в голову не приходит задуматься над вопросами безопасности.

Из таких вот неоспоримых утверждений и складывается нравоучительная история.

Молниеносно развертывающийся репортаж о том, что происходит сейчас, в данный момент.

Однако сюжет должен был удовлетворять и иным требованиям. Во-первых, Дженнифер предстояло заинтересовать им Дика Шенка. Она должна была подать происходящее под таким углом, который привлек бы Дика, отвечал бы его видению мира. Это нелегко; Дик был намного утонченнее простых обывателей, и угодить ему было куда сложнее.

В «Ньюслайн» Шенка называли брюзгой за ту бессердечную жестокость, с которой он отвергал предложенные сюжеты. Бывая в помещениях редакции, он напускал на себя снисходительный вид этакого добродушного старикана. Однако этому приходил конец, когда Шенк выслушивал предложения. В такие минуты он становился опасен. Прекрасно образованный, настоящий интеллектуал, Дик при желании мог очаровать кого угодно, но в глубине души он был груб и жесток. С возрастом он становился все более безжалостным, он лелеял и взращивал в себе эту черту, считая ее ключом к успеху.

Дженнифер предстояла встреча с Диком. Она знала, что репортаж нужен ему позарез. Но было ясно, что он сердит на Аль Пачино и Марти и его злость мгновенно обратится против Дженнифер и сюжета, который она ему принесет.

Чтобы избежать его гнева и получить «добро» на съемку репортажа, следовало действовать осмотрительно. Дженнифер должна была представить сюжет таким образом, чтобы дать выход злости и раздражению Дика Шенка и направить их в созидательное русло.

Дженнифер взяла блокнот и принялась набрасывать черновик грядущей беседы.

Кейси вошла в лифт здания администрации, Ричман — следом за ней.

— Не понимаю, — сказал он, — отчего все так злы на Кинга?

— Оттого, что он лжет, — объяснила Кейси. — Он прекрасно знает, что самолет не приближался к океану на расстояние ста пятидесяти метров. Инцидент произошел на высоте двенадцати километров. Машина опустилась от силы на сотню-другую метров.

— Что из того? Кинг старается привлечь внимание к происшествию, упрочить позиции своего клиента. Он знает, что делает.

— Еще бы.

— «Нортон» уже судился с ним?

— Трижды.

Ричман пожал плечами:

— Если вы так уверены в себе, вчините ему иск.

— Стоило бы, — отозвалась Кейси, — но судебные тяжбы влетают в копеечку, а излишняя гласность нам ни к чему. Куда дешевле уладить дело миром и прибавить затраты на умиротворение Кинга к стоимости самолета. Авиакомпания переложит издержки на кошельки пассажиров. В конечном итоге каждый воздушный путешественник приплачивает за билет несколько долларов в виде скрытого налога. Налога на крючкотворство. Налога на бредли кингов. Вот так обстоят дела в реальном мире.

Двери лифта раздвинулись, и они вышли в коридор четвертого этажа. Кейси торопливо зашагала к помещениям своего отдела.

— Чем мы займемся теперь? — спросил Ричман.

— Одним важным делом, которое напрочь вылетело у меня из головы. — Кейси покосилась на Ричмана. — И у тебя тоже.

Дженнифер Мэлоун шагала к кабинету Дика Шенка. По пути она миновала Стену Славы, плотно увешанную фотографиями, плакатами и дипломами. На фотоснимках были запечатлены мгновения близости с сильными мира сего: Шенк скачет на лошади бок о бок с Рейганом; Шенк на яхте с Кронкайтом; Шенк в Саутгэмптоне играет в софтбол с Тичем; Шенк с Клинтоном; Шенк с Беном Бредли. В дальнем углу висела фотография, на которой смехотворно юный Шенк, держа на плече допотопную кинокамеру «Аррифлекс», снимает в Овальном зале Джона Кеннеди.

Дик Шенк начинал свою карьеру в шестидесятых вольным стрелком из тех, что снимают все подряд. Это была золотая эпоха информационных программ — они были независимы, получали щедрое финансирование, могли свободно комплектовать свой штат. Это была пора расцвета «Белых страниц „Си-Би-Эс“» и «Репортажей „Эн-Би-Си“». В ту пору, когда Шенк был юнцом, странствующим по свету с кинокамерой в руках, ему принадлежал весь мир, и он занимался серьезным делом. С годами пришел успех, и горизонты Шенка сузились. Теперь его мир ограничивался загородным домом в Коннектикуте и каменным особняком в Нью-Йорке. Если он и отправлялся куда-нибудь еще, то только в лимузине. Но, невзирая на блестящее образование, богатство и известность, Шенк был недоволен своей судьбой. Ему казалось, что его недооценивают, не проявляют должного уважения к нему лично и к его достижениям. Любопытный юнец превратился в язвительного желчного мужчину. Страдая от недостатка внимания со стороны окружающих, Шенк платил им той же монетой, и его мироощущение становилось все более циничным. Именно поэтому, думала Дженнифер, он непременно ухватится за репортаж о «Нортоне».

Дженнифер вошла в приемную и остановилась у стола Мэриан.

— Собираешься встретиться с Диком? — спросила та.

— Он у себя?

Мэриан кивнула:

— Хочешь, я пойду с тобой?

— Это необходимо? — спросила Дженнифер, приподняв бровь.

— Видишь ли, — объяснила Мэриан, — Дик уже прикладывался к бутылке.

— Не беда, — сказала Дженнифер. — Как-нибудь справлюсь.

Дик Шенк слушал ее, закрыв глаза и сцепив пальцы. Время от времени он чуть заметно кивал.

Дженнифер изложила сюжет, подчеркнув отправные пункты: происшествие в Майами, отказ ОАВП в выдаче сертификата, инцидент на борту самолета «Транс-Пасифик», угроза срыва китайской сделки. Она упомянула о бывшем эксперте ФАВП, утверждавшем, будто бы в конструкции N-22 множество просчетов и неисправленных недоработок, о журналисте, специализирующемся на авиатехнике, который заявлял, что компания плохо управляется, в цехах — разгул наркомании и бандитизма, о непопулярном новом президенте, который старается повысить объемы продаж. Типичный портрет некогда знаменитой фирмы, пришедшей в упадок.

Дженнифер предлагала подать события в таком ключе: внешне благополучное предприятие прогнило изнутри. Оставшись без крепкой хозяйской руки, компания годами выпускает некачественную продукцию. Осведомленные люди кричат об этом на всех перекрестках, но руководители «Нортона» словно воды в рот набрали. Служащие ФАВП вошли с ними в сговор и не дают делу ход. И все же правда выплыла наружу. Европейцы отказываются продлить сертификат; китайцы вот-вот откажутся от сделки; самолет продолжает губить пассажиров в точном соответствии с предсказаниями специалистов. Имеются потрясающие кадры, от начала и до конца запечатлевшие муки и страдания пассажиров, трое из которых расстались с жизнью. Под занавес всем становится ясно: N-22 — летающий гроб.

Дженнифер умолкла. Повисла долгая тишина. Потом Шенк поднял веки.

— Недурно, — сказал он.

Дженнифер заулыбалась.

— Как реагирует компания? — ленивым тоном осведомился Шенк.

— Каменная стена. Самолет безопасен, критики лгут.

— Чего и следовало ожидать. — Шенк покачал головой. — Непрошибаемое американское упрямство. — Сам он ездил на «БМВ», предпочитал швейцарские часы, французские вина, английскую обувь. — Все, что производится в Штатах, — куча дерьма, — заявил он и откинулся на спинку кресла, как будто эта мысль потребовала от него невероятного напряжения сил. Потом его голос вновь зазвучал протяжно, задумчиво:

— Какими доказательствами мы располагаем?

— Их немного, — призналась Дженнифер. — Происшествия в Майами и на борту «Транс-Пасифик» до сих пор находятся в стадии расследования.

— Когда можно ждать результатов?

— Через несколько недель.

— Ага. — Шенк медленно кивнул. — Мне нравится твой замысел. Очень нравится. Мы дадим захватывающий репортаж и натянем нос «Шестидесяти минутам». В прошлом месяце они рассказывали о дефектных деталях самолетов. А мы расскажем о самолете, который ненадежен от носа до хвоста! Летающий гроб! Великолепно! Напугаем всех до полусмерти.

— Я тоже так думаю, — отозвалась Дженнифер. Теперь она улыбалась во весь рот. Шенк заглотил приманку!

— А я буду рад дать пинка Хьюитту, — добавил Дик. Дон Хьюитт, легендарный продюсер «Шестидесяти минут», всю жизнь сидел у него в печенках. Средства массовой информации упоминали о Хьюитте намного чаще, чем о Шенке, и это больно ранило его гордость. — Жалкие бездари, — проворчал он. — Помнишь их провальный репортаж о гольфистах-профессионалах в период межсезонья?

Дженнифер покачала головой:

— Честно говоря, нет.

— Это было давно, — продолжал Дик. На мгновение его глаза затуманились, взирая в пространство, и Дженнифер поняла, что за обедом Шенк крепко выпил. — Впрочем, не будем о них. Итак, на чем мы остановились? У тебя есть парень из ФАВП, журналист, пленка из Майами и, наконец, главный козырь — запись, сделанная любительской камерой.

— Совершенно верно. — Дженнифер кивнула.

— «Си-Эн-Эн» станет крутить ее день и ночь напролет, — сказал Шенк. — Через неделю эта история навязнет у всех в зубах. Мы должны успеть к субботе.

— Обязательно, — отозвалась Дженнифер.

— Даю тебе двадцать минут эфира, — сказал Шенк. Он развернул кресло и бросил взгляд на разноцветные листки бумаги, хранившие сведения о ходе съемок того или иного сегмента и о месте пребывания того или иного телеведущего. — И еще я даю тебе э-ээ… Марти. В четверг у него интервью с Биллом Гейтсом в Сиэтле; в пятницу мы перебросим его в Лос-Анджелес. Он будет в твоем распоряжении шесть-семь часов.

— Хорошо.

Шенк вновь повернулся к Дженнифер лицом:

— Приступай к работе.

— Хорошо, — повторила Дженнифер. — Спасибо, Дик.

— Ты уверена, что управишься в срок?

Дженнифер принялась собирать свои записи:

— Я тебя не подведу.

Выйдя в приемную, она услышала, как Шенк кричит ей вслед:

— И помни, Дженнифер — никаких дефектных деталей! Мне не нужен репортаж о ржавых железках!

Кейси вошла в контору ГК в сопровождении Ричмана. Норма уже вернулась с обеда и раскуривала очередную сигарету.

— Норма, — заговорила Кейси, — тебе не попадалась на глаза видеокассета? Формата «V-8»?

— Попадалась, — ответила Норма. — Вчера вечером ты забыла ее на своем столе. — Она выдвинула ящик, вынула оттуда кассету и повернулась к Ричману. — Мардер дважды справлялся о тебе. Велел перезвонить ему, как только ты появишься.

— Хорошо, — сказал Ричман и зашагал по коридору к своему кабинету.

Как только молодой человек скрылся за дверью, Норма произнесла:

— Эйлин говорит, что он много общается с Мардером.

— Может быть, Мардер пытается поладить с Нортонами?

— На кой черт ему это? Он и так женат на единственной дочери Чарли.

— Хочешь сказать, Ричман наушничает Мардеру? — спросила Кейси.

— Трижды в день.

Кейси нахмурилась:

— Но зачем?

— Хороший вопрос, милая. Думаю, тебя хотят подставить.

— За что?

— Понятия не имею, — ответила Норма.

— Из-за сделки с Китаем?

Норма пожала плечами.

— Не знаю. Но Мардер — самый ловкий интриган в истории компании. Он отлично умеет заметать следы. На твоем месте я бы остерегалась Ричмана. — Она подалась вперед и понизила голос:

— Когда я вернулась с обеда, здесь никого не было. Парень держит свой кейс в кабинете, и я ознакомилась с его содержимым.

— Ну, и?…

— Ричман копирует все документы, которые попадаются ему на глаза. Он отксерил все заметки с твоего стола. И еще он записывает номера телефонов, по которым ты звонила.

— Какой в этом смысл?

— Даже не догадываюсь, — сказала Норма. — Но это еще не все. Я нашла его паспорт. За последние два месяца он пять раз побывал в Корее.

— В Корее? — переспросила Кейси.

— Именно так, дорогуша. В Сеуле. Летал туда почти еженедельно. Ненадолго — на день, максимум на два.

— Но…

— Но и это еще не все, — продолжала Норма. — Корейцы ставят на въездной визе штамп с номером рейса. Однако в паспорте Ричмана указаны не коммерческие, а бортовые номера самолетов.

— Значит, он летал частными рейсами?

— По-видимому, да.

— Самолетами «Нортона»?

Норма покачала головой:

— Нет. Я говорила с Элис из транспортного отдела. За последний год ни одна машина компании не бывала в Корее. Уже несколько месяцев они летают в Пекин и обратно, но в Корее не приземлялись.

Кейси нахмурилась.

— И даже это еще не все, — сказала Норма. — Я говорила с сеульским СП. Он мой старинный приятель. Помнишь, как в прошлом месяце у Мардера случилась неприятность с зубами и он взял три выходных дня?

— Помню…

— Они с Ричманом побывали в Сеуле. СП узнал об этом после их отъезда и был очень недоволен тем, что его не поставили в известность, не пригласили ни на одно совещание с их участием. Он воспринял это как личное оскорбление.

— Какие совещания?

— Никто не знает. — Норма посмотрела на Кейси. — Будь осторожнее с этим парнишкой.

Кейси сидела за столом в своем кабинете, разбирая самые свежие телексы. В дверь просунулась голова Ричмана.

— Еще поручения будут? — оживленным тоном спросил он.

— Непременно, — отозвалась Кейси. — Езжай в окружное бюро воздушных сообщений, найди там Дэна Грина и возьми у него полетное задание и список экипажа Пятьсот сорок пятого.

— Разве их у нас нет?

— Есть, но только предварительные. К настоящему времени Дэн должен был получить уточненные данные. Они нужны мне к завтрашнему совещанию. Контора ОБВС находится в Эль-Сегундо.

— В Эль-Сегундо? Поездка туда займет целый день.

— Знаю, но это необходимо.

Ричман замялся:

— Думаю, от меня будет больше толку, если я останусь здесь…

— Отправляйся, — велела Кейси. — И позвони мне, когда документы будут у тебя на руках.

Дальняя комната ЦОВ в Глендейле была заставлена рядами жужжащих компьютеров — машин «Силикон Графикс Индиго» в невысоких корпусах с пурпурной полосой. Скотт Хармон, припадая на загипсованную ногу, пробрался сквозь хитросплетение кабелей, змеящихся по полу.

— Отлично, — сказал он. — Сейчас все сделаем, не успеешь оглянуться.

Он ввел Кейси в один из редакторских отсеков. Это была комната средних размеров с уютной кушеткой у задней стены, увешанной плакатами. Вдоль остальных трех стен помещения вытянулись монтажные столы — на каждом из них три монитора, два осциллографа, несколько компьютерных клавиатур. Скотт застучал по клавишам, потом жестом предложил Кейси садиться рядом.

— Какой материал? — спросил он.

— Любительская видеокамера.

— Обычная «восьмерка»? — с этими словами Скотт бросил взгляд на осциллограф. — Да, так и есть. Закодирована в системе «Долби». Стандартная штука.

— Кажется, да…

— Замечательно. Стало быть, на часовой кассете помещается девяносто четыре минуты.

Экран мигнул, и Кейси увидела горные вершины, покрытые облаками. Камера плавно повернулась, поймав в объектив молодого мужчину лет тридцати двух, который шагал по дороге, неся на плече ребенка. На заднем плане виднелись деревенские домики с бурыми крышами. По обе стороны к дороге подступали заросли бамбука.

— Где это? — спросил Хармон.

Кейси пожала плечами:

— Где-то в Китае. Ты можешь включить ускоренное воспроизведение?

— Конечно.

Кадры побежали быстрее, на изображении появились полосы помех. Перед глазами Кейси промелькнули небольшой дом с распахнутой дверью, кухня, черные горшки и кастрюли, открытый чемодан на кровати, железнодорожная станция, женщина, входящая в вагон. Потом она увидела забитую транспортом улицу города, похожего на Гонконг, зал ожидания в аэропорту, мужчину с ребенком на коленях. Ребенок плакал и вырывался. Потом возник коридор, ведущий к входному люку самолета, стюардесса, проверяющая билеты…

— Притормози, — сказала Кейси. Скотт нажал клавишу, запуская воспроизведение с нормальной скоростью:

— Это и есть то, что тебе нужно?

— Да.

Кейси увидела женщину, которая шагала по коридору с ребенком на руках. Изображение прервалось, и на экране появился ребенок, сидящий на коленях матери. Объектив камеры поднялся, остановившись на лице женщины, которая театрально зевнула. Действие происходило на борту летящего самолета; салон освещали ночники, за иллюминаторами царила темнота, слышался ровный гул реактивных двигателей.

— Все правильно, — сказала Кейси. Она узнала женщину, с которой беседовала в медпункте. Как ее зовут? Кейси записывала ее фамилию в блокнот.

Хармон, сидевший рядом за монитором, шевельнул больной ногой и охнул.

— Впредь будет мне наука, — сказал он.

— О чем ты?

— Никогда не спускаться на лыжах по подтаявшему снегу.

Кейси кивнула, не отрывая взгляд от экрана. Камера вновь переместилась на спящего ребенка. Изображение расплылось и померкло.

— Парень не сумел сразу остановить камеру, — пояснил Хармон.

Следующий эпизод был снят в ярком дневном свете. Младенец сидел, улыбаясь. В кадре появилась рука. Она качнулась, привлекая внимание ребенка. Мужской голос произнес:

«Сара… Са-ра… Улыбнись папочке… У-лыб-нись».

Сара улыбнулась и загукала.

— Сообразительная девочка, — сказал Хармон.

Вновь послышался мужской голос:

«Как ты себя чувствуешь, направляясь в Америку? Ждешь встречи с землей предков?»

Сара опять загукала и замахала крохотными ручонками, пытаясь дотянуться до камеры.

Женщина сказала что-то об американцах и пугалах, и объектив повернулся к ней.

«А что скажет мамочка? — спросил мужчина. — Она рада вернуться домой?»

«Хватит, Тим, — отозвалась женщина, отворачивая лицо. — Прошу тебя, не надо».

«Ладно тебе, Эм. О чем ты сейчас думаешь?»

«Чего я хочу больше всего, — заговорила женщина, — о чем я мечтала целый год, так это чизбургер».

«С горячим бобовым соусом „хи-ханг“?» — спросил мужчина.

«Господи, нет! С луком, томатами, латуком, солеными огурчиками и майонезом».

На экране вновь показалась девочка. Она тянула ступню в рот, слюнявя свои ножки.

«Вкусно? — спросил мужчина, рассмеявшись. — Это и есть твой завтрак, Сара? Надоело ждать стюардессу?»

Внезапно его жена рывком повернула голову, глядя мимо камеры.

«Что это было?» — встревоженным голосом произнесла она.

«Успокойся, Эм», — ответил мужчина, продолжая смеяться.

— Останови запись, — велела Кейси.

Хармон нажал кнопку. На экране застыло обеспокоенное лицо женщины.

— Отмотай назад на пять секунд, — попросила Кейси.

В нижнем углу экрана появились белые цифры счетчика. Кадры побежали в обратную сторону, вновь покрывшись полосами.

— Отлично, — сказала Кейси. — Теперь прибавь звук.

Девочка сосала ножку, хлюпая так громко, что этот звук напоминал шум водопада. Гул в салоне превратился в мерный рев.

«Вкусно? — спросил мужчина. Его голос звучал очень громко и был искажен. — Это и есть твой завтрак, Сара? Надоело ждать стюардессу?»

В промежутках между его словами слышались иные звуки — тихий шелест голосов окружающих, шорох одежды, позвякивание ножей и вилок в носовой кухне…

И что-то еще.

Какой-то новый звук.

Женщина рывком повернула голову:

«Что это было?»

— Проклятие, — сказала Кейси.

Полной уверенности у нее не было. Привычные звуки салона заглушали все остальное. Кейси подалась вперед, напрягая слух.

Ворвался голос мужчины. Его смех прозвучал громовым раскатом:

«Успокойся, Эм».

Девочка вновь рассмеялась пронзительным режущим ухо смехом.

Кейси разочарованно качала головой. Был ли этот низкий рокочущий звук или ей только почудилось? Пожалуй, нужно вернуться назад и прослушать еще раз.

— Ты можешь пропустить запись через звуковой фильтр? — спросила она.

«Мы уже почти дома, милая», — сказал мужчина.

— О господи, — пробормотал Хармон, во все глаза глядя на монитор.

Все, что было на экране, накренилось под немыслимым углом. Девочка соскользнула с колен матери; та подхватила ее и прижала к своей груди. Камера тряслась и раскачивалась. Пассажиры на заднем фоне кричали и цеплялись за подлокотники. Самолет свалился в крутое пике.

Потом камера вновь вздрогнула, и теперь казалось, будто бы пассажиры утонули в своих креслах. Женщина обмякла под действием ускорения, ее щеки обвисли, плечи поникли. Ребенок продолжал плакать. Мужчина крикнул: «Какого черта!» — и в тот же миг его жена взмыла в воздух. Ее удерживал только привязной ремень.

Потом и камера взлетела к потолку, послышался резкий хруст, и изображение быстро завертелось по спирали. Когда наконец оно остановилось, в поле зрения попало что-то белое с полосками. Прежде чем Кейси успела сообразить, что это было, камера вновь дернулась, и она увидела поручень кресла. Камера смотрела на него снизу. За поручень цеплялись чьи-то пальцы. По-видимому, камера упала в проход, и ее объектив смотрел вертикально вверх. Крики пассажиров не умолкали.

— О господи, — вновь пробормотал Хармон.

Изображение метнулось в сторону, двигаясь все быстрее. По экрану ряд за рядом проносились кресла. Заметив, что камера скользит к корме, Кейси сообразила — самолет вновь набирает высоту. Прежде чем она успела собраться с мыслями, камера вновь взмыла в воздух.

«Аппарат потерял вес, — подумала Кейси. — Вероятно, самолет достиг вершины дуги, опять клюнул носом, и в этот миг возникла невесомость, а потом…»

Изображение перевернулось и затряслось. Послышался глухой удар, и на экране в плохом фокусе мелькнул чей-то широко раскрытый рот и зубы. Потом камера опять сдвинулась и, судя по всему, упала в кресло. Весь экран заполнил огромный башмак, врезавшийся в объектив.

Изображение резко повернулось и опять замерло. Камера вновь упала в проход объективом в сторону хвоста. Несколько коротких мгновений она лежала неподвижно, и на экране появилась ужасающая картина: из-за кресел в проход высовывались руки и ноги, пассажиры кричали и хватались за все, до чего могли дотянуться. Камера тут же заскользила вновь, на сей раз к пилотской кабине.

Самолет опять свалился в пике.

Камера мчалась все быстрее и быстрее, потом наткнулась на переборку и повернулась объективом вперед. Она приближалась к телу, распластавшемуся в проходе. Пожилая китаянка подняла голову, и в тот же миг камера врезалась ей в лоб, потом взлетела вверх, бешено кувыркаясь, и опять повалилась на пол.

На экране крупным планом мелькнуло что-то блестящее, похожее на застежку привязного ремня. Потом камера вновь заскользила вперед, въехала в первый салон, ударилась о женский каблук в проходе, накренилась, но продолжала мчаться дальше.

Оказавшись в носовом камбузе, камера на мгновение остановилась. По полу прокатилась винная бутылка и ударила по объективу. Аппарат быстро закружился на месте и после нескольких оборотов покатился вперед, словно гимнаст, делающий «колесо». Пока камера катилась по камбузу к пилотской кабине, изображение то меркло, то проглядывало вновь.

Дверь кабины была распахнута; на секунду Кейси увидела кусочек неба в окошках пилотов, их голубые плечи и фуражку, потом камера с треском остановилась, и на экране возникло равномерное серое поле. Секунду спустя Кейси сообразила, что камера застряла под дверцей кабины в том самом месте, где она ее нашла, и уткнулась объективом в ковровую дорожку. Теперь смотреть было нечего — весь экран занимало серое полотно ковра, — однако Кейси слышала завывание сирен в кабине и записанные на пленку голоса, наперебой предупреждавшие: «скорость… скорость… потеря скорости…», возбужденные голоса пилотов, кричавших что-то по-китайски.

— Останови запись, — велела она.

Хармон нажал клавишу.

— Господи Иисусе, — сказал он.

Кейси еще раз просмотрела пленку, потом пустила ее в замедленном темпе. Однако в этом режиме почти все движения казались смазанными, их было невозможно различить.

— Не вижу, ничего не вижу, — вновь и вновь повторяла она. — Не могу понять, что происходит.

— Если хочешь, я могу провести покадровый анализ, — предложил Хармон, успевший к этому времени уяснить положение дел.

— Что это такое?

— Я могу воспользоваться компьютером и интерполировать кадры, на которых движение слишком быстрое.

— Интерполировать?

— Компьютер берет два смежных кадра и вставляет между ними еще один. Все сводится к поточечному построению, однако этот метод позволит замедлить…

— Нет, — перебила Кейси. — Я не хочу, чтобы компьютеры добавляли в запись что-то свое. Что еще ты можешь предложить?

— Могу удвоить или даже утроить количество кадров. В эпизодах с быстрыми движениями изображение будет чуть подрагивать, но ты сможешь хоть что-нибудь рассмотреть. Вот, гляди. — Хармон отыскал эпизод, в котором камера кувыркалась в воздухе, и замедлил воспроизведение. — Изображение кажется смазанным, но это происходит из-за движения камеры, а не снимаемых объектов. Вот я делаю стоп-кадр. Видишь? Вполне отчетливая картинка.

На экране застыло изображение салона, снятого со стороны пилотской кабины в сторону кормы. Тела пассажиров перевалились через спинки и подлокотники кресел, их контуры чуть расплывались из-за большой скорости перемещения.

— Этот кадр можно пустить в дело, — сказал Хармон. Кейси поняла, к чему он клонит. Даже при быстром движении через каждые десять-двенадцать кадров камера выдавала вполне приемлемое изображение.

— Все ясно, — сказала она. — Займись.

— Но этим наши возможности не исчерпываются, — продолжал Скотт. — Мы можем отправить пленку в…

Кейси покачала головой:

— Кассета ни при каких обстоятельствах не должна покидать пределы этого здания.

— Как скажешь.

— Сделай для меня две копии, — попросила Кейси. — Перепиши кассету полностью, от первой до последней секунды.

Вокруг Пятьсот сорок пятого, стоявшего в ангаре номер пять, по-прежнему хлопотали механики ремонтно-восстановительной службы. Кейси приблизилась к следующему ангару и вошла внутрь. В этом помещении, чем-то похожем на пещеру, практически в полном безмолвии трудилась группа анализа материальных свидетельств под руководством Мэри Рингер.

Над бетонным полом были натянуты оранжевые ленты длиной около трехсот футов, обозначавшие стены салона Пятьсот сорок пятого Поперечными лентами были показаны внутренние переборки; короткие параллельные отрезки представляли ряды кресел. Тут и там виднелись белые флажки на деревянных подставках — ими были отмечены точки, по тем или иным причинам привлекшие внимание экспертов.

На высоте шести футов протянулись ленты, обозначавшие потолок и багажные отсеки аэробуса. Вся конструкция в целом представляла собой нечто вроде каркасного макета пассажирского салона самолета.

Среди оранжевых лент осторожно и беззвучно двигались пять женщин, каждая из которых имела дипломы инженера и психолога. Они раскладывали по полу предметы одежды, ручную кладь, фото — и видеокамеры, детские игрушки и прочие личные вещи пассажиров. Порой от того или иного предмета тянулся голубой шнур, обозначавший его перемещение во время аварии.

По стенам ангара были развешаны фотографии салона, отпечатанные с огромным увеличением. Эти снимки были сделаны в понедельник. Сотрудники группы АМС работали молча, внимательно сверяясь с записями и фотографиями.

Анализ материальных свидетельств проводился нечасто. Его считали крайней мерой, жестом отчаяния, и он лишь изредка давал полезную информацию. Однако в случае с Пятьсот сорок пятым группа Мэри Рингер приступила к работе с самого начала, поскольку пассажиры получили много повреждений, и это грозило компании тяжелым судебным разбирательством. По сути дела, пострадавшие сами не знали, что с ними произошло, и могли предъявить самые невероятные обвинения. Мэри и ее люди пытались воссоздать перемещения пассажиров и предметов внутри салона. Однако это была трудная задача, и дело продвигалось медленно.

Мэри, кряжистая седовласая женщина лет пятидесяти, работала в хвостовом отсеке.

— Мэри, — заговорила Кейси, заметив ее. — Как дела с фото — и видеокамерами?

— Я так и знала, что ты спросишь. — Мэри посмотрела в блокнот. — Мы нашли девятнадцать аппаратов. Тринадцать фотографических и шесть видеокамер. Из тринадцати фотоаппаратов пять разбиты, пленки засвечены. Еще две были разряжены. Мы проявили пленки шести оставшихся. На трех из них оказались кадры, но все они были сняты до происшествия. Мы воспользовались ими, чтобы определить, кто и где сидел, поскольку «Транс-Пасифик» не предоставила нам посадочную карту.

— А видео?

— Э-ээ… Сейчас посмотрим. — Мэри вновь заглянула в записи и вздохнула. — Шесть видеокамер, двумя из них снимали внутри самолета, но только до инцидента. Я слышала о записи, которую показывали по телевизору. Должно быть, владелец унес ее с собой, когда машина приземлилась в Лос-Анджелесе.

— Возможно.

— Как насчет регистратора полетных данных? Он нужен нам для…

— Он всем нужен, — перебила Кейси. — Я делаю все, что могу. — Она оглядела хвостовой отсек, огороженный лентой. В углу на бетонном полу лежала пилотская фуражка. — Нет ли на ней имени хозяина?

— Да, внутри, — ответила Мэри. — Что-то вроде «Зен Чинг». Ярлычок пришлось переводить с китайского.

— Кто его перевел?

— Эйлин Хан из конторы Мардера. Она читает и пишет по-китайски, помогает нам. А что?

— Ничего особенного. Просто полюбопытствовала. — Кейси двинулась к выходу.

— Кейси, — сказала ей вслед Мэри. — Нам нужна запись РПД.

— Знаю, — ответила Кейси. — Понимаю.

Кейси позвонила Норме:

— Кто сможет сделать перевод с китайского?

— Ты имеешь в виду, кроме Эйлин?

— Да. Кроме Эйлин. — Кейси предпочитала держаться подальше от конторы Мардера.

— Дай подумать, — сказала Норма. — Может быть, Эллен Фонг из бухгалтерии? Когда-то она служила в ФАВП переводчиком.

— Кажется, ее муж работает у Доэрти?

— Да. Но на нее можно положиться.

— Ты так думаешь?

— Я знаю, — непререкаемым тоном отозвалась Норма.

Кейси вошла в помещение бухгалтерии, расположенное в цоколе здания номер сто два. Было уже почти шесть вечера, и Эллен Фонг собиралась отправиться домой.

— Эллен, — сказала Кейси. — Мне нужна твоя помощь.

— Ради бога. — Эллен отличалась неизменно добродушным, веселым нравом. Ей исполнилось лишь сорок, но у нее уже было трое детей.

— Ты действительно работала в ФАВП переводчиком?

— Это было давно, — ответила Эллен.

— Мне нужно кое-что перевести.

— Кейси, в твоем распоряжении куда более компетентные специалисты…

— Я бы предпочла, чтобы этим занялась именно ты, — сказала Кейси. — Эти сведения нужно сохранить в тайне.

— Даже от Билла? — Речь шла о муже Эллен.

Кейси кивнула:

— Тебя что-то смущает?

— Ни капли. — Эллен бросила взгляд на кассету в руке Кейси. — Когда тебе нужен перевод?

— Завтра. В крайнем случае — в пятницу.

— Сделаю, — пообещала Эллен.

Взяв вторую копию видеокассеты, Кейси отправилась в акустическую лабораторию «Нортона», расположенную на задах здания номер 24. Лабораторией заведовал бывший сотрудник ЦРУ из Омахи, талантливый, но на редкость мнительный инженер-электронщик по имени Джей Зейглер. Он самолично изготавливал звуковые фильтры и аппаратуру для воспроизведения, поскольку, по его словам, ни за что не доверил бы посторонним разработку оборудования, на котором ему предстояло трудиться.

Компания организовала лабораторию, чтобы помогать государственным органам расшифровывать записи — регистратора переговоров в кабине. В случае аварии правительственные служащие забирали РПК на анализ в Вашингтон. Так поступали для того, чтобы не допустить утечки сведений в прессу до окончания расследования. В этих службах работали квалифицированные специалисты по распознаванию речи, однако им не хватало опыта в анализе переговоров между пилотами, которые то и дело заглушают сирены и записанные на пленку голоса оповещателей. Все эти звуки являлись коммерческой собственностью «Нортона», и компания учредила специальную лабораторию, чтобы отсеивать их.

Массивная звуконепроницаемая дверь, как всегда, была на запоре. Кейси постучала в нее кулаком, и несколько секунд спустя голос в динамике произнес:

— Пароль?

— Джей, это я, Кейси Синглтон.

— Пароль?

— Ради всего святого, Джей! Открой дверь.

Послышался щелчок, и воцарилась тишина. Кейси терпеливо ждала. Тяжелая дверь чуть приоткрылась. Сквозь щелочку Кейси увидела Джея Зейглера. Он носил темные очки и волосы до плеч.

— А, — сказал он. — Это ты, Синглтон? Входи. Тебе разрешен доступ в эти помещения.

Он еще чуть-чуть приоткрыл дверь, и Кейси протиснулась мимо него в темную комнату. Зейглер тут же захлопнул дверь и задвинул одну за другой три щеколды.

— Надо было предупредить по телефону, Синглтон. У нас есть линия, защищенная от прослушивания. Переговоры ведутся через скрамблер с четырехэтапной кодировкой.

— Извини, Джей. У меня срочное дело.

— Безопасность — превыше всего.

Кейси протянула ему катушку с магнитной лентой. Джей бросил на нее взгляд.

— Это дюймовая лента, Синглтон. Нам редко приходится иметь дело с этим носителем.

— Но ты сможешь ее воспроизвести?

Зейглер кивнул.

— Я могу воспроизвести все, что угодно, что бы ты нам ни подсунула. — Он укрепил катушку на горизонтальном подкассетнике и протянул пленку сквозь щель блока магнитных головок. Потом оглянулся через плечо. — У тебя есть допуск к этой информации?

— Это моя запись, Джей.

— Я только спросил.

— Должна тебя предупредить: эта запись…

— Ничего не говори, Синглтон. Так будет лучше.

Как только началось воспроизведение, на всех мониторах в помещении возникли осциллографические фигуры — зеленые линии, пляшущие на черном фоне.

— Ага… ясно, — сказал Зейглер. — Это звуковая дорожка формата «V-8», закодированная в системе «Долби-D», по всей видимости, любительская камера… — Из громкоговорителя доносился ритмичный хрустящий звук.

Зейглер присмотрелся к мониторам. На нескольких экранах появились забавные изображения, представляющие трехмерную модель спектра записи, — нечто вроде разноцветных бусинок, подрагивающих на струне. Каждая такая бусинка соответствовала участку спектра шириной в несколько герц.

— Это шаги, — объявил Зейглер. — Резиновая подошва ступает по траве или по грунтовой дороге. Это сельская местность, городские шумы отсутствуют. Шаги скорее всего мужские. Они чуть сбиваются с ритма, вероятно, мужчина что-то несет. Что-то легкое. И тем не менее равновесие его тела чуть нарушено.

Кейси вспомнила первый эпизод, записанный на видеокассете: мужчина идет по дороге, ведущей из китайской деревни, и несет на плече ребенка.

— Ты совершенно прав, — с уважением произнесла она.

Послышался щебечущий звук — нечто вроде птичьей трели.

— Минутку, — сказал Зейглер и нажал на клавишу. Трель повторилась, потом еще и еще раз. По экранам мониторов прыгали бусинки. — Ага, — заговорил наконец Зейглер. — В моей фонотеке этого нет. Где снимали? За границей?

— В Китае.

— Тогда все ясно. Я ведь не могу объять необъятное. Из громкоговорителя продолжали доноситься звуки шагов. Засвистел ветер. Мужской голос произнес: «Она уснула…»

— Американец, рост от метра восьмидесяти до двух, возраст от тридцати до тридцати трех, — сказал Зейглер.

Кейси кивнула, вновь изумляясь.

Зейглер нажал клавишу, и на мониторе появилось изображение — мужчина, идущий по дороге. Изображение застыло.

— Что я должен делать? — спросил Зейглер.

— Последние девять минут записаны на борту Пятьсот сорок пятого, — объяснила Кейси. — Камера сняла все, что происходило во время инцидента.

— Ух ты! — воскликнул Зейглер, потирая ладони. — Должно быть, это интересно.

— Я прошу тебя сделать заключение о всех необычных звуках, возникших непосредственно перед аварией. Особенно меня интересует…

— Ничего не говори, — перебил Зейглер. — Я не хочу предвзятости.

— Когда можно ждать результат?

— Через двадцать часов. — Зейглер бросил взгляд на запястье. — Завтра после обеда.

— Хорошо. И еще одна просьба, Джей. Эта пленка не должна попасть в чужие руки.

Лицо Зейглера превратилось в каменную маску.

— Какая пленка? — спросил он.

Кейси вернулась в свой кабинет чуть позже шести вечера. На столе лежали очередные сообщения.

— Норма! — позвала Кейси. — Напомни завтра, чтобы я позвонила в Ванкувер.

— Сделаю пометку в календаре, — сказала Норма. — Кстати, тебе пришло еще вот это. — Она подала Кейси факс.

Это была одна страничка, судя по всему, скопированная из журнала, которыми снабжают пассажиров в полете. Надпись над черно-белой едва различимой фотографией гласила: «Служащий месяца».

Под снимком шел текст: «Джон Жен Чанг, капитан компании „Транс-Пасифик Эрлайнз“, назван служащим месяца. Отец капитана Чанга был летчиком, и сам Джон летает уже двадцать лет, семь из которых он водит лайнеры „Транс-Пасифик“. В свободное от работы время капитан Чанг занимается велоспортом и гольфом. На этом снимке он отдыхает на пляжах острова Лантан-Айленд со своей женой Сунь и детьми, Эрикой и Томом».

Кейси нахмурилась:

— Что это?

— Сама хотела бы знать, — сказала Норма.

— Откуда ее прислали? — У верхнего обреза страницы был напечатан телефонный номер, но ни имени, ни фамилии не было.

— Из копировальной мастерской в Ла-Тьера, — ответила Норма.

— Рядом с аэропортом, — заметила Кейси.

— Да. У них много клиентов, они понятия не имеют, кто отправил этот факс.

Кейси внимательно рассматривала фотографию:

— Кажется, это страница из журнала, которые выдают в полете.

— Журнал компании «Транс-Пасифик». Но не за нынешний месяц.

— Нельзя ли раздобыть экземпляр?

— Попытаюсь.

— Я бы хотела получше рассмотреть этот снимок, — сказала Кейси.

— Я так и подумала.

Кейси обратилась к остальным документам, лежащим на ее столе.

Разработка очков виртуальной реальности была частью программы по оказанию помощи компаниям-клиентам в улучшении эксплуатационного обслуживания. Производители авиатехники уже давно осознали, что большинство неполадок возникает из-за низкого качества ремонтных работ. Как правило, пассажирский лайнер, который поддерживают в хорошем состоянии, способен летать десятилетиями; несколько устаревших N-5s эксплуатировались уже шестьдесят лет. С другой стороны, самолет, лишенный должного ухода, мог в считанные минуты доставить пассажирам и экипажу немало неприятностей или даже попасть в катастрофу.

Финансовые затруднения, которые принесла с собой дерегуляция, привели к тому, что авиакомпании были вынуждены сокращать штаты — в том числе и бригад наземного обслуживания. Вдобавок они старались как можно быстрее отправить машину в полет. В отдельных случаях срок пребывания в аэропорту уменьшался с двух часов до двадцати минут. Это требовало от наземных бригад чрезвычайного напряжения сил. «Нортон», как и «Боинг» с «Дугласом», был заинтересован в том, чтобы механики работали эффективнее. Одним из важнейших шагов на этом пути было создание аппарата, который проецировал страницы ремонтных руководств на внутреннюю поверхность специальных очков.

Кейси продолжала просматривать документы.

Следующей в очереди была сводка дефектных ведомостей, которая позволяла ФАВП тщательнее отслеживать неисправные детали. Сколь-нибудь серьезных неполадок на прошлой неделе не случилось — отказал компрессор в двигателе, перегорела лампочка индикатора готовности турбины, вышел из строя датчик масляного фильтра, нарушился контакт в системе сигнализации о перегреве топлива.

Еще здесь были отчеты ГРП о послеремонтном наблюдении за машинами, побывавшими в аварии. Сотрудники отдела технического обслуживания осматривали каждый такой самолет дважды в неделю на протяжении полугода, убеждаясь в том, что ГРП сделала правильный вывод о причинах неполадок и что данная неисправность более не возникала. После этого отдел составлял итоговый документ, один из которых и лежал сейчас на столе Кейси:

Итоговые отчеты всегда составлялись в дипломатичном тоне. Кейси понимала, что в данном случае обслуживание производилось столь безграмотно, что во время взлета заклинилось колесо носового шасси и лопнула шина, и это едва не привело к катастрофе. Но в отчете об этом не было ни слова; приходилось буквально читать между строк. Виновником происшествия была компания-перевозчик, однако перевозчик был также и потребителем, а кто же решится подставить своего клиента?

Кейси понимала, что в свое время инцидент с Пятьсот сорок пятым закончится точно такой же вежливой отпиской. Но прежде предстояло немало потрудиться.

В кабинет вошла Норма:

— Контора «Транс-Пасифик» закрыта. Отыскать журнал удастся только завтра.

— Хорошо.

— Послушай, Кейси…

— Что?

— Двигай домой.

Кейси вздохнула:

— Ты права, Норма. Пора ехать.

— И постарайся хоть немножко отдохнуть, ладно?

Эллисон оставила на автоответчике сообщение о том, что она переночует у Эми и что папа не возражает. Кейси это не понравилось, она полагала, что девочке не следует оставаться на ночь у подруг среди учебной недели, но сделать уже ничего было нельзя. Она легла в постель, повернула к себе фотографию дочери, стоявшую на прикроватной тумбочке, посмотрела на нее и углубилась в работу.

Когда зазвонил телефон, Кейси изучала курс Пятьсот сорок пятого, сверяя координаты узловых точек с записями радиопереговоров, которые пилоты вели со станциями приближения в Гонолулу и Окленде.

— Кейси Синглтон.

— Привет, Кейси. Это Джон Мардер.

Кейси уселась в постели. До сих пор Мардер не звонил ей домой. Она бросила взгляд на часы: уже пробило девять вечера.

Мардер откашлялся:

— Я только что говорил с Бенсоном из отдела по связям с общественностью. Некая информационная телепрограмма просила разрешения снять репортаж на территории компании. Бенсон отказал.

— И что же? — Кейси не видела в этом ничего удивительного: тележурналистов никогда не пускали на завод.

— Потом ему позвонила женщина по фамилии Мэлоун, продюсер той самой программы, а именно — «Ньюслайн», и сказала, что просьба позволить съемку на нашей территории исходила от нее и она настаивает на том, чтобы ее пустили внутрь. Весьма напористая и самоуверенная дамочка. Бенсон послал ее ко всем чертям.

— Так…

— Он говорит, что сделал это мягко и осторожно.

— Ну, и?… — Кейси выжидала.

— И эта Мэлоун заявила, что «Ньюслайн» готовит репортаж об N-22 и что она хочет взять интервью у президента. Бенсон сказал, что Гэл сейчас за границей и связаться с ним нет никакой возможности.

— Ага.

— Тогда Мэлоун предложила нам как следует задуматься над ее просьбой, поскольку в репортаже «Ньюслайн» будут затронуты вопросы безопасности полетов, а машины «Нортона» дважды за двое суток попадали в аварии — взрыв турбины и выпуск предкрылков, и несколько пассажиров погибли. Она говорит, что беседовала с экспертами — разумеется, никаких имен, хотя я догадываюсь, кто эти люди, — и что она хочет дать президенту возможность оправдаться.

Кейси вздохнула.

— Бенсон сказал, что сумеет устроить интервью с президентом на следующей неделе, но Мэлоун отказалась наотрез, — продолжал Мардер. — Она заявила, что так дело не пойдет и что «Ньюслайн» пустит репортаж в эфир в ближайшие выходные.

— В ближайшие выходные?

— Да, — подтвердил Мардер, — в самый неудобный для нас момент, накануне моего отъезда в Китай. «Ньюслайн» — очень популярное шоу. Этот репортаж увидит вся страна.

— Понимаю, — сказала Кейси.

— Потом Мэлоун добавила, что она хочет справедливости и что нежелание компаний опровергать нарекания в свой адрес неизменно вызывает подозрения. И уж коли президент не может дать интервью «Ньюслайн», нельзя ли ей встретиться с кем-либо из руководства «Нортона»?

— Так…

— Поэтому завтра в полдень я принимаю эту сучку у себя в кабинете, — сказал Мардер.

— Вас будут снимать на видео?

— Нет. Только беседа на общие темы, никаких съемок. Но речь пойдет о расследовании, которое ведет ГРП, поэтому желательно твое присутствие.

— Еще бы.

— Судя по всему, они намерены смешать N-22 с грязью, — продолжал Мардер. — Все началось с записи, которую пустила в эфир «Си-Эн-Эн». Но тут уж ничего не поделаешь, Кейси. Мы влипли и должны выпутаться любой ценой.

— Я приеду, — пообещала Кейси.