"Мой знакомый призрак" - читать интересную книгу автора (Кэрри Майк)18Воскресенье, выходной! Однако, как остроумно заявил один мозговитый тип, у грешников выходных не бывает, значит, мне отдых не полагается. Интересно, а куда ходят копы, чтобы расслабиться и скоротать редкие часы досуга? Могу только представить: какой-нибудь бар, где тщательно проверяют уровень пива в кружке, прежде – ем сделать первый глоток, где, отлучаясь в туалет, запросто оставляют пиджак на спинке стула, где никогда не приедаются анекдоты про пакистанцев. По очевидным причинам Джеймс Додсон назначил встречу совсем в другом месте. Он выбрал «Бар Италию» на Олд-кромптон-стрит, а когда я вошел, уже сидел в глубине зала, изо всех сил стараясь слиться с интерьером. Едва я приблизился, держа в руках латте, Додсон швырнул на стойку папку из плотной бумаги и поднялся. – Вот, здесь вся информация, – объявил он. – А сейчас я ухожу, если, конечно, для завершения сделки не обязан пить с вами кофе. Ухожу, положившись на честное слово, Кастор. Если когда-нибудь услышу ваш. голос или увижу физиономию… буду вынужден обратиться к друзьям, которые заставят вас рыдать кровавыми слезами. Я пронзил его страдальческим взглядом: избитая фраза оскорбила куда больше, чем угроза. – Договорились, но тогда я умру, а душа вернется и навсегда поселится в вашем доме, так что осторожно на поворотах. Додсон бросился вон из бара: либо счел меня недостойным соперником в словесном фехтовании, либо вдруг вспомнил, что пришел безоружным. Так или иначе, я сосредоточил внимание на папке. Джеймс не соврал: в папке действительно все, что нужно. Коричный латте остыл, на поверхности, словно на плохо залеченной ране, образовалась корка – я с головой ушел в сюрреалистические фантасмагории кропотливо собранного, скрепленного подписями и печатями материала, который откопал для меня Додсон. Говорите о полиции что хотите, но с документами работать они умеют. К моему распоряжению результаты вскрытий, подкрепленные рентгеновскими снимками, отчетами патологоанатома, пояснительными диаграммами, а в одном случае даже футболкой, точнее ее фотографией. Ее приложили, потому что в горле жертвы нашли волокна, указывающие на по-пытку удушения, после того как «одежда была сорвана на более раннем этапе нападения». Работа делает меня болезненно чувствительным в одних случаях и отвратительно черствым – в других. В этом случае преобладало именно первое, так что я буквально задыхался от страха, по крупицам воссоздавая жуткие обстоятельства, при которых пошли под откос жизни трех женщин. Дженни Саути стала жертвой ДТП, но умирала долго и мучительно. Она была проституткой и искала клиентов в районе вокзала Кингс-Кросс. Надо же, только-только восемнадцать исполнилось! Машина, судя по всему ехавшая на огромной скорости, прижала ее к стене, В результате перелом тазовых костей и разрыв, печени. Похоже, трагедия произошла случайно, из-за того, что водитель, большой любитель ночных бабочек, слишком много выпил. Какое бы наказание ни получил тот парень, искренне желаю, чтобы у него больше никогда не стоял. Кэролайн Бек была еще моложе, а смерть – такая же жуткая и трагическая. Девушка погибла от передозировки метадона во время вечеринки всего в трех улицах от Боннингтона, в местечке с очень подходящим названием Полигон-роуд. Окажись она наркоманкой, происшествие не привлекло бы мое внимание, но все случилось совсем иначе: беззаботно танцующую девушку уколол неожиданно подошедший к ней торчок. Парню хотелось поделиться драйвом, но шприц угораздило вонзить в сонную артерию. Кэролайн до этого наркотики не пробовала, поэтому действие метадона оказалось необыкновенно сильным. Девушка забилась в конвульсиях, а через полчаса умерла от остановки дыхания. Оба случая вполне мне подходили: чем внезапнее и трагичнее смерть, тем плотнее сеть неутоленных чувств, из которой душе ни за что не выбраться. Однако, дойдя до третьего случая, я понял, что нашел призрачную женщину. В отличие от двух первых жертв имени у нее не было, только номер дела и клинические данные. Итак, рост метр пятьдесят девять, волосы темные, глаза карие, телосложение худощавое, возраст – приблизительно двадцать пять лет. Обнаженная, однако рядом с телом нашли футболку, с которой и взяли образцы кожи и эпителия. Девушку обнаружили в мусорном контейнере у строительной площадки неподалеку от Ампт-хилл-истейт. На тот момент она была мертва как минимум семьдесят два часа. День, когда зарегистрировали неопознанное тело – четырнадцатое сентября, – совпадает с первым появлением призрака в Боннингтонском архиве. Подробности воистину ужасные: девушка подверглась насильственным половым актам как вагинальным, так и анальным; следы семени только во влагалище, а свидетельствующие о насилии микроразрывы – и там и там. Лицо жертвы изрезано острым металлическим предметом неправильной формы, что вызвало сильные болевые ощущения и кровопотерю. Патологоанатом не пожалел времени, описывая лицевые повреждения: «многочисленные неглубокие порезы и колотые раны различной формы и глубины», бесстрастно отмечал он, прежде чем перейти к анализу точного места и тяжести каждого из повреждений. «Использованный при нападении инструмент имел несколько граней с острыми краями, движущихся независимо друг от друга». Однако причиной смерти явилась асфиксия: футболку затолкали в горло жертвы так глубоко, что она не смогла дышать. Раны и порезы на лице девушки развеяли последние сомнения. А тут еще футболка: на фотографии ясно просматривалась аппликация в виде надписи: «Открыто». Значения слова я не знал, но это точно кириллица. Тем более копы ошиблись: девушку задушили не футболкой, а белой жилеткой с капюшоном. Среди оставшейся документации я нашел фотографию головы и плеч девушки. Скупой, официальный, сухой отчет патологоанатома реальность практически не отражал, и я поежился, глядя на окровавленное месиво, в которое превратилась верхняя часть лица. Я. с самого начала знал: на девушке вовсе не вуаль, просто не хотел думать, что это может быть на самом деле. Значит, это ты… Тебя изнасиловали. Убили. Привязали душу к алому кругу, будто смирительную рубашку надели. А потом привели меня, чтобы тебя прикончил. В груди закипел гнев и залпом вырвался сквозь стиснутые губы. Он даже немного притупил ужас и беспомощность, поэтому я его только приветствовал. Когда гнев докатился до атавистических тайников моего сознания, произошло что-что Страшное, Между мной и истерзанной девушкой на фотографии возникло личико Кэти, и глаза тут же заволокло слезами. Не кровавыми, а самыми обычными, но такими горячими, что щеки обжигали. На глазах слезы, а в душе – горе и стыд. Я не пытался анализировать эти чувства, а просто терпел: пот они отхлынули, и сквозь черную пелену снова проступил гнев. Кому-то придется заплатить. Стоило серьезно и уверенно сказать это себе и сразу стало чуть легче. Кто-то заплатит за это двойной ценой с максимальными процентами. Я снова сосредоточился на документах, которые принес Додсон: ни в одном из более поздних не говорилось, что в ходе расследования установили личность погибшей. Да и слово «расследование» казалось слишком громким. Копы потрудились лишь опросить местных: не видел ли кто чего подозрительного, несмотря на однозначное заявление патологоанатома: «следов борьбы или сексуального контакта на месте не найдено». Они связались с начальником участка, заявившим, что контейнер не использовался и не опорожнялся как минимум неделю до внезапного появления тела. Они мельком глянули в список пропавших без вести, направили стандартный запрос в Интерпол, а потом сложили ручки и стали ждать у моря погоды. Можно сказать, провели показательное расследование «для проформы»: никто не усердствовал и не собирался из кожи вон лезть ради какой-то восточноевропейской шлюхи, которую нашли на стройке голой и изувеченной. Иммиграционные квоты понизили, а они приезжали, приезжают и будут приезжать. Заплатив за нетронутый латте, я выбрался из кафе и побрел по Олд-кромптон-стрит. Что-то по-прежнему оставалось неясным, но сейчас во мраке проступали очертания, которые можно заполнить, анализируя уже известные мне факты. Дамджон – сутенер. У него сеть стриптиз-клубов и борделей в Кларкенуэлльском треугольнике. С ним хорошо знаком кто-то из служащих Боннингтона. Гейб Маккленнан – специалист по изгнанию нечисти. Он был в архиве, не знаю, какую цель ему поставили, но в тот день явно не усердствовал: дара речи призрака лишил, а уничтожать не стал. Роза – проститутка, работает у Дамджона. Лукаш приложил максимум усилий, чтобы нас познакомить, а потом девушка пыталась зарезать меня кухонным ножом за неизвестный проступок, который я, по ее мнению, совершил по отношению к какой-то другой женщине. Призрачная девушка из Восточной Европы, вероятно, из России, поскольку ее родным языком кажется русский. Умерла она в Сомерс-тауне, точнее, ее изнасиловали и убили, а дух застрял в подвале общественного заведения, там, где у него не было ни одной объективной причины находиться. Что-то объединяло все эти факты, что-то наполняло их смыслом. А у меня в качестве подсказки пока имелась лишь карточка с таинственной надписью ВСКН 7505818, которую на второй день работы в Боннингтоне подкинул призрак. Чем дольше я обдумывал ситуацию, тем меньше смысла в ней видел. При подобных обстоятельствах если и хотелось куда пойти, то явно не на свадьбу. Между тем я собирался именно на свадьбу. Бромптонская молельня: Ник Кейв и группа «Бэд сидз» увековечили ее в одноименной песне, вызывавшей целую цепочку совершенно ненужных мне ассоциаций. Но, как атеист, должен признать, в плане архитектуры она что надо: и бесконечные вертикальные перспективы, и каменные оборки в стиле барокко. Если венчаться здесь, свадебного торта не потребуется. У входа стояли три белых лимузина, первый из которых украсили лентами. Два дежуривших в портике шафера в безукоризненных костюмах-визитках в ужасе уставились на мой тренчкот. Да, вид у меня тот еще! Кроме визиток, шаферов объединяла лишь смуглая, как у Шерил, кожа, а так один больше всего напоминал вертикально стоящий шест, а второй был на пару сантиметров ниже меня и на пару сантиметров шире по, похоже, не из-за жира, а из-за мускулов. Этот ладный парень и преградил мне дорогу, выкатившись вперед, словно детский грузовичок из нержавейки, которые когда-то выпускала «Тонка». Такой грузовичок можно было запросто столкнуть со скалы, и на нем не появилось бы ни царапины. Я предостерегающе поднял палец: стой, мол. – Я со стороны невесты. Давайте не будем портить друг другу настроение. – Мы тоже со стороны невесты, – шагну» ко мне, сурово проговорил Шест. – У вас есть приглашение? Я нарочито долго рылся в карманах, надеясь, что подойдет еще кто-то из гостей и отвлечет шаферов. Увы, не повезло. – Оно где-то здесь… Давайте я войду и покажу его чуть позже, ладно? – Как зовут невесту? – решился на компромисс Шест. Черт подери! – Предпочитаю не имя, а ласковое прозвище, – уклончиво ответил я. – Интересно какое? – вмешался Грузовичок «Тонка». Нужно было срочно сочинить что-то подходящее: парень, скорчив суровую мину, уже схватил меня за рубашку. Если бы не прилив вдохновения, катиться мне вниз по ступенькам Бромптонской молельни. – Ой, вспомнил! – Я хлопнул себя полбу, наказывая мозги за сбои в работе. – Приглашение у Шерил. Шерил Тилемаг, моей невесты. – Невесты? – ужаснулся Шест, а Грузовичок «Тонка» побледнел так, что я заподозрил, не вздыхает ли он сам по Шерил. Так или иначе, уловка сработала, и, пока шаферы приходили в себя, я скользнул за дверь. Меня даже преследовать не стали! Молельня, настоящий шедевр праведного плагиата в исполнении Герберта Гриббла, решившего принести в Лондон кусочек итальянского возрождении, буквально ломилась от посетителей. Вырядившись в платья и костюмы, судя по всему взятые напрокат, гости замерли в ожидании невесты. Жених уже стоял у алтаря, собранный и невозмутимый, как привязанный к рельсам человек, который услышал вдали свисток поезда. Шерил сидела в пятом ряду; бежевое платье выбрано явно под влиянием архитектуры, молельни. Кружевной пены столько, что можно сказать, девушка оделась в стиле барокко, а кремовые туфельки с посеребренными розами отлично сочетались с итальянской атмосферой внутреннего убранства. Чуть дальше я заметил Элис Гасконь рядом с Джеффри Пилом и Джона Тайлера, похожего на полудрессированного орангутанга в сшитой на заказ визитке. По меркам шимпанзе сшитой… Я устроился рядом с Шерил: та скользнула по мне взглядом, отвернулась, а потом снова подняла расширившиеся от ужаса глаза – реакция а-ля мистер Питкин в исполнении Норманна Уиздома. – Феликс, – хрипло прошептала она, – что ты здесь делаешь? – Вот, оказался неподалеку и решил зайти. Да, приятного сюрприза не получилось, но вовсе не по вине Шерил. – Слушай, я не против, но за тобой будто нелегкая гналась! Рубашку когда в последний раз гладил? – Девушка возмущенно ткнула меня в грудь пальцем. – Грязная, мятая, словно в ней по земле катались! О чем ты только думал?! – У входа стоят шаферы, – вяло отбился я. – Перца хотели мне задать… Где ты таких откопала? – Это мои двоюродные братья Эндрю и Стивен, – огрызнулась Шерил. – Они очень, очень милые, так что не смей их оскорблять! Так, пора выбрать менее опасную тему. – Мне-то казалось, у вас в Килберне жизнь суровая, – проговорил я, разглядывая шелк и кружево. – Так и есть, – мрачно взглянула на меня Шерил. – Понадобится – и сейчас суровой стану. – Не сомневаюсь, но откуда у твоей матери средства на такой праздник? Гости начали оглядываться, и девушка вспыхнула. Темно-шоколадный румянец совершенно не сочетался с цветом платья, и мне захотелось сорвать с нее дурацкие кружева. – Деньги не мамины, – со злостью прошептала она, – а тети Фелиции, она член ордена. – Какого ордена? – Католической молельни Бромптона. Им принадлежит храм, понял? А теперь перестань юлить, говори, зачем явился! – Хочу приглашение получить. – Ты ведь и так пригласился, засранец этакий! – Не сюда, а на прием. Он ведь в Боннингтоне состоится, верно? Несколько секунд Шерил просто смотрела на меня в полном замешательстве. – Хочешь испортить мамину свадьбу? Ну вот, снова придется юлить! – Дело в Сильви. Похоже, девушку это не успокоило: мы знакомы меньше недели, а у нее уже сформировалось нечто вроде Феликс-детектора. – А что с ней? – Мне уже известно, кем она была и как погибла. Сильви изнасиловали, убили и бросили в мусорный контейнер. Я перед ней в долгу, который обязан исполнить до конца. Потрясенная Шерил молчала, причем довольно долго. Потом несколько раз взмахнула ресницами и повернула ко мне измученные, полные слез глаза. – Убили? – наконец переспросила она. – Изуродовали лицо чем-то острым и зазубренным, задушили собственной… – Хватит! – Шерил, я не стану поднимать шум, обещаю! И докучать не стану, но попробовать должен. На нас продолжали оглядываться возмущенные гости: громкий шепот привлекал не меньше внимания, чем мой неряшливый вид, и ставил под сомнение недавнее обещание вести себя тихо. – Попробовать что? – уточнила Шерил слабым голосом человека, знающего: грядет драка, в которой ему точно не выйти победителем. – Н-ну, мануальный контакт. Девушка не сразу поняла, о чем я, а разобравшись, пришла в полный ужас. – Неужели ты думаешь, это сделал кто-то из работников архива? – Не думаю, а на сто процентов уверен! – И собираешься хватать людей за руки, чтобы выяснить, кто из них убийца? Черт побери, только не на свадебном приеме моей матери! – На приемах все друг другу руки пожимают, так что гости ничего не заметят! Органист заиграл «Вот идет невеста», и все головы повернулись к главному входу. Мать Шерил оказалась очень похожей на дочь, только выше и величавее. Двигалась как королева, а темное лицо под белой вуалью было аскетически-красивым. Вот так новость: получается, если наследственность что-то значит, у Шерил е возрастом лишь прибавится грации и изящества. Невеста не шла, а плыла к алтарю, и несколько пожилых, сидящих вдоль прохода женщин даже прослезились. Вот от Элис Гасконь слез не дождешься: меня она уже заметила и теперь поглядывала как призрак Банко на Макбета. – Сама же говорила, что Сильви очень грустная, и теперь ты знаешь почему. Неужели хочешь, чтобы мерзавец-убийца остался безнаказанным? Девушка молчала. Тем временем се мать начала давать брачную клятву, похоже, присочиняя на ходу, потому что стандартное «заботиться о тебе и подчиняться в радости и горе» получило весьма неожиданное и оригинальное продолжение. Шерил спрятала глаза. – Ладно, – обреченно вздохнула она, открыла сумочку из кремовой кожи, в которой, судя по размеру, могли поместиться лишь носовой платок и тампон, затем – вот чудо! – достала большую открытку с золотой окантовкой и молча протянула мне. «Приглашаем вас на торжественное бракосочетание Айлин Тилемаг и Рассела Кларка, которое состоится в воскресенье, 27 ноября 2005 года…». Прошептав: «Спасибо, Шерил!», я сунул открытку в карман. Теперь клятву приносил жених: кажется, текст читал по шпаргалке и с трудом понимал, о чем речь. Ну, если не видишь мелкий шрифт, значит, дело совсем плохо. – Во сколько начинается прием? – шепотом спросил я у Шерил. – В три. Вход по пригласительным. Феликс, пожалуйста, только не порть его, ладно? Никаких художеств! Я быстренько произвел в уме кое-какие расчеты: нужно приготовить все необходимое. Стиснув ладонь Шерил, я стал отодвигаться к краешку скамьи. – Давай, еще увидимся. – Да, увидимся и наплачемся! – мрачно предсказала Шерил. Непросто уйти со свадьбы, когда церемония в самом разгаре. Под свирепыми взглядами шаферов я скользнул за дверь, Сделав вид, будто заходил лишь снять показания газового счетчика. За спиной органные аккорды становились громче и мощнее, достигая такого диапазона, что казались не менее материальными, чем сам орган, сумей он подняться в воздух. Скорее в Боннингтон, через заброшенный вход к секретным комнатам, привести план в действие. Атмосфера в подвале гнетущая, а воздух сырой и зловонный – я будто не вдыхал его, а пил мелкими глотками. Зато на этот раз проявил осторожность и голыми руками к оберегу Маккленнана не прикасался. Если честно, даже смотреть на него не мог: казалось, большего зла за всю свою долгую и богатую событиями жизнь не встречал. Когда закончил, делать стало нечего, и, тщательно заперев за собой двери, я выбрался на улицу. В такой ситуации лучшего места, чем паб «Ракета» на Юстон-роуд, не найти. С одной стороны его окна выходят на Оссалстон-стрит, где сверкающие белые лимузины и свернут на одностороннюю дорогу, прежде чем остановиться у Боннингтона. Оповещающих сигналов будет предостаточно, значит, можно выпить пива и привести в порядок нервы. Я не солгал Шерил, нет, ложью это назвать нельзя, но и всю правду не сказал. Нет никакого смысла пожимать руки служащим архива, если они будут думать лишь о стоимости канапе и пышных ягодицах невесты… Нужно вызвать эмоциональный всплеск и обратить их мысли к погибшей девушке. Как добиться этого, я уже знал. Что же, четвертая свадьба миссис Тилсмаг получится яркой и незабываемой. Лимузины показались примерно через полчаса. Выждав еще минут пятнадцать, я прогулочным, шагом направился к зданию архива. Двери Боннингтона гостеприимно распахнуты. Шаферы из молельни куда-то пропали, дежуривший у входа тамада в красном смокинге одарил радушной улыбкой, которая, однако, стала, куда менее сердечной, когда он увидел, какая на мне одежда. Показав приглашение, я вошел. Новобрачные и почетные гости в фойе не встречали, так что к читальному залу удалось пробраться, незамеченным. Я огляделся по сторонам: повсюду радость, ничем не омраченная атмосфера праздника. Пока не омраченная… При мысли о том, что совсем скоро произойдет, я даже почувствовал укол совести. В одном конце зала стояли разборные столы, застланные длинной белоснежной скатертью. Предлагались коктейли с шампанским, а строгие, но немного вразнобой одетые официантки (условное «белый верх – черный низ» каждая, естественно, представляла по-своему) обносили гостей красиво сервированными мини-закусками. Все очень изысканно и элегантно. К моему сожалению, стеллажи и рабочие места библиотекарей сдвинули в один угол и задрапировали белой тканью. Таким образом, исчезла удобная ширма, которую я мог использовать на следующей стадии действа, обещавшей стать самой хлопотной. Среди гостей я выделялся, как облезлая ворона в стае нарядных павлинов. «Ворону» не замечали только потому, что все глаза были обращены на незнакомого мне мужчину, который произносил речь. Оглядев собравшихся, я заметил Рика Клидеро в безупречной серой визитке с небесно-голубым жилетом, в противоположном конце зала болтавшего с Джоном Тайлером. Шерил держала под руку мать и стояла, естественно, в центре. А вон Элис с Джеффри – притаились у стола с коктейлями. Элис протянула опустевший бокал: мол, хочу еще, а ее кавалер разговаривал с толстухой в пышном красном платье. Губы главного управляющего растянуты в натужной, чуть болезненной улыбке: он изо всех сил пытается веселиться и быть хорошим гостем в собственном доме. Куда бы спрятаться, где можно играть более или менее спокойно? Ничего подходящего на глаза не попадалось. Но вот речь закончилась, полились аплодисменты, и я юркнул за колонну: она хоть от случайных взглядов защитит, достал из кармана вистл и поднес к губам. Здесь, в самом сердце Боннингтона, я как никогда остро ощущал призрачную женщину, но даже это не сильно облегчало задачу. В зале слишком много людей, слишком много отвлекающих звуков и возбудителей. Закрыв глаза, я попытался блокировать хотя бы один источник раздражения и сосредоточиться на внутренних настройках – для меня это ощущение больше, чем слух: его невозможно ни описать, ни проанализировать. Между тем слово передали жениху, гости притихли, а я, сгорая от нетерпения, стал ждать, когда они снова загудят. Рассел Кларк говорил чуть ли не час, подробно рассказывая, что очень счастлив, Айлин буквально преобразила его жизнь, и ему не терпится стать хорошим отцом Шерил. Интересно, как он представляет эту почетную должность? Снова грянули аплодисменты, и я сыграл первую ноту. Вступление хотелось сделать как можно Тише, и сперва у меня не получалось, но ведь мелодия подчиняется лишь собственным законам. Малейшее вмешательство – и результат будет иным. В сознании не осталось ничего, кроме чередования нот и внутреннего строения «призрачной» мелодии. – Чем-то она напоминала «Белых лебедей», но это была личная мелодия той девушки, ее, и ничья больше – звуки, обозначающие ее место в мире людей, песня в ее честь. Многообещающие паузы в гуле голосов наводил и на мысль, что музыку услышали. Гости небось оглядываются, гадают, что это, откуда. Я продолжал играть, не взвинчивая темп, однако и не замедляя: меня будто привязали к колесу, и оставалось лишь подчиниться его воле. Повисла тишина, к моей колонне прошелестели шаги, впрочем, я почти закончил, еще пара тактов, и все. На плечо легла рука, но я стоял зажмурившись внимания не обратил. Диминуэндо превратило мелодию в одинокую жалобную ноту, которая неожиданно взорвалась дерзкой трелью. Вистл вырвали из рук. Открыв глаза, я увидел Грузовичка «Топку» – ладного крепыша из молельни, одного из двоюродных братьев Шерил. Держит вистл перед моим носом, лицо хмурое. За его спиной собрались другие гости: кто-то поглядывал на меня с любопытством, кто-то – с возмущением. – Это что, шутка? – враждебно спросил Грузовичок. – Нет, скорее приглашение. В противоположном конце зала послышались испуганные вздохи и крик. Гости дружно повернулись в ту сторону, с ними и Грузовичок, а я, воспользовавшись случаем, выхватил вистл и убрал в карман. Сейчас здесь начнется черт знает что, поэтому его нужно спрятать ненадежнее. Незваная гостья Боннингтонского архива плыла через зал и находящихся в нем людей, которые, спотыкаясь, старались отойти подальше. Хотя вообще-то призраками сейчас мало кого напугаешь, некоторые выглядят вполне реально, а этот двигался с мрачной целеустремленностью, действующей на всех и вся. Девушка с закрытыми пеленой глазами застыла и поглядела по сторонам. Впервые она показалась практически во весь рост: я увидел белую до пояса жилетку с капюшоном, черную юбку, обнаженные руки. – Где Роза? – жалобным, полным горем голосом спросила она. – Помогите мне ее найти. Кто-то из гостей испуганно закричал. – Я беспокоюсь о Розе. Оттолкнув шафера, я врезался в толпу. Скорее, скорее, нужно оглядеться, именно сейчас, пока люди еще напуганы говорящим призраком. Столько сил приложил, чтобы все устроить, поэтому упускать шанс ни в коем случае нельзя. Элис с Джеффри уже начали пробираться к выходу хотя в том конце толчеи не было, значит, Пилу бояться нечего. Куда им спешить? Элис с какой-то дикой решимостью шла впереди, к ней, словно пустой вагон к локомотиву, цеплялся Джеффри. Когда я неожиданным шлагбаумом преградил им путь, старший архивариус уставилась на меня с каким-то оскорбленным изумлением. – Вот так свадьба, всем свадьбам свадьба! – воскликнул я голосом придворного шута. – Кастор… – К моему огромному удивлению, Элис не нашла слов, зато в глазах горело нечто, подозрительно похожее на ненависть. Ловкое движение – и я зажал ее ладонь в своей. Элис попыталась вырваться, но я был начеку. В первый раз пожимая ей руку, я прислушивался изо всех сил и ничего не почувствовал. Сейчас все иначе: она потрясена и разгневана, значит, бдительность практически на нуле. Если немедленно её не «просканирую», другой шанс вряд ли представится. – Элис, выглядите потрясающе! – заявил ВСПЫШКА: гнев и возмущение Элис вонзились в меня острыми кинжалами, но за ними шевелился тщательно скрываемый червячок страха. Естественно, это был страх перед призраком, но за ним, заслоняя всю перспективу, огромной горой возвышался другой страх. Элис Гасконь категорически не хотела беременеть, и чтобы я хватал ее за руку – тоже не хотела. Пока она пыталась вырваться, я увидел быстрое телепатическое слайд-шоу: глазами ребенка смотрел на огромного мужчину, который брился у овального зеркала, затем на засохший нарцисс в тоненькой вазочке – последние капли воды превращались в коричневый осадок; а вот ее рабочий стол в Боннингтоне, девственно-чистый, пустой, вместе с пустыми же поддонами для документов он напоминал о больнице. Лишь через несколько секунд до меня дошло: ее стол попал в угловой кабинет Пила. Другими словами, это стол главного управляющего, только на двери кабинета ее имя. С огромным трудом Элис все-таки вырвала руку. Казалось, сейчас отвесит пощечину, но она лишь в полголоса выругалась, пробормотав слово, заканчивающееся на «-добол», которое старшему архивариусу знать явно не полагается. Молча проглотив оскорбление, я бросился к Джеффри. Страдая аутизмом, Пил имел куда более-серьезные и веские причины возражать против моего прикосновения: если капризная Элис просто брезговала, то у него – психическое расстройство, патология. В общем, чтобы подтолкнуть его к порогу нервного срыва, никаких усилий «е понадобилось. Стоило схватить за запястье, Джеффри напрягся, а потом подпрыгнул, на самом деле подпрыгнул – ноги на секунду от пола оторвались! – Нет! – заверещал Пил. – Мистер Кастор… ВСПЫШКА: на сотую долю секунды я увидел коридор Боннингтона – там стояла призрачная женщина, вроде бы боком, но смотрела прямо на Джеффри, а потом яркое белое пламя панического страха выжгло все образы, превратив сознание Пила в пустой экран с белоснежными помехами. Пытаясь вырвать руку, Пил неистово дергался, и на нас в изумлении смотрели гости. Р-раз – я разжал пальцы. Плохо владеющий собой Джеффри отшатнулся и налетел на стоящих сзади людей, повалив их на пол. Элис все-таки отвесила мне пощечину: получился тяжелый удар справа, от которого мог остаться след. Откуда ни возьмись, появился Джон Тайлер, решивший помочь шефу подняться. Едва потянулся к Джеффри, как я схватил его за запястья, вынудив, остановиться и поднять на меня удивленные глаза. Секундой позже я изогнулся назад – ни дать ни взять эпилептик во время приступа – и, словно плохо набитый мешок с песком, рухнул на пол. При знакомстве со служащими архива Тайлеру я руку не пожал. Слава богу, потому что он оказался эмоциональным суперпроводником, эдакой гиперчувствительной сиреной, и я бы точно смазал первое впечатление о себе, не устояв на ногах перед людьми, которым только что представился. Упал, больно ударился, согнулся пополам, но запястья Джона не выпустил. Хранящиеся в памяти события и образы хлынули в мое сознание, славно из шланга высокого давления. Я не успевал ни заслоняться, ни хоть как-то их рассортировывать. Впечатления от встреч с призрачной женщиной в разных кабинетах и коридорах Боннингтона несколько выделялись на общем фоне, но шлюзы уже открылись, и мощный поток воспоминаний подхватил их и унес неизвестно куда. Я увидел почти все детство Тайлера, глазами младенца взглянул на его мать (в то время маленького Джона в основном, интересовала ее левая грудь), узнал, какие сказки он слушал, как приучался к горшку, как мучил кошку, и бог знает, что еще. Потом хронология сбилась: я видел, как-он в кинотеатре рыдает над «Унесенными ветром», дома заливает кипятком лапшу быстрого приготовления и, наконец, в архиве обертывает старую книгу пузырчатой упаковкой. На книге пометка. «Метрика, май – июнь 1840 года». Тайлер огляделся по сторонам, убедился, что никто за ним не следит, затем надел на обложку защитные уголки, из картона, отрезал упаковочную пленку и заклеил. Джон прекрасно понимал, что делает: он занимался этим далеко не впервые и каждый раз ощущал внизу живота приятное тепло. Очень похоже на приближение оргазма, который никогда не наступает, и это бесконечное нарастающее чувство было в его жизни единственной отдушиной. – Кажется, он умер. – Не болтай глупости, Джон, это обычный обморок. – Да, но вы слышали треск, когда его голова ударилась о пол? – Не треск, а металлический звук. Голова тут ни при чем, у него в кармане что-то сломалось. – Вистл, смотрите, в букву L согнулся! Нет, только не это! Ледяной порыв горя и отчаяния тут же вернул меня в сознание. Мой вистл! Мой щит и меч, мы вместе через все превратности гребаной судьбы прошли! Сейчас от него осталась лишь острая боль в боку – там, где зазубренный конец впился в третье ребро. Приоткрыв глаза, я увидел лица, целый сонм лиц: испуганные, подозрительные, возмущенные. В самом, центре – Шерил. Она, конечно, обрадовалась, что я снова пришел в сознание, но сжатые в тугую полоску губы давали понять: ее членство в фан-клубе Феликса Кастора прервано и, боюсь, навсегда. Вот он, второй удар судьбы всего за двадцать секунд! На ладонь легла серебряная фляга. Окоченевший, беспомощный, совершенно потерянный, я сделал большой глоток, даже не проверив, что чью и… чуть не подавился неразбавленным, но прекрасного качества бурбоном. Большая часть глотка пролилась на трекчкот, но остаток свою задачу выполнил. «Будь готов!» – гласит девиз скаутов, а определенные привычки остаются до конца жизни. Хотя Рик говорил немного иначе; то же самое, только другими словами. «В крайнем случае…» Факты доминошными костями толкали друг друга, а упав, образовали систему, которая незаметно для меня присутствовала в них с самого начала. Я сел, ощущая странную невесомость. Совсем как подброшенный в воздух мяч: достигнув самой верхней точки, он уже и высоту не набирает, и падать не спешит. Я просто парил в воздухе, свободный от силы притяжения, свободный от необходимости выбора. Шерил помогла встать, и наши взгляды встретились: в ее глазах читались обида, досада и упрек, а в моих… Одному Богу известно, что читалось в моих. Призрачная женщина исчезла: когда я потерял сознание, адресованный ей призыв утратил необходимую силу, и оставаться в странном, незащищенном, чересчур светлом зале стало незачем. – Мне очень жаль! – прошептал я, наклонившись к самому уху Шерил. Увы, она не оттаяла. – Готова поспорить, тебе всегда жаль, а иногда твой план даже срабатывает. – Надеюсь, он сработает с Сильви, – пробормотал я. – Перед ней м. не следовало бы извиниться в первую, очередь. Послышались другие голоса, другие руки стали толкать меня к выходу. «Не могу, не могу, не могу», – как заведенный, твердил Джеффри, Элис пыталась успокоить сто чем-то вроде «Все в порядке, все образуется», но без особого эффекта. Какая-то женщина предлагала вызвать полицию, а один из шаферов, на этот раз Шест, протиснувшись к Шерил, настойчиво советовал мне выйти подышать свежим воздухом. Ишь, морщится – наверняка запах бурбона почувствовал! Шест бесцеремонно схватил за воротник тренча – я позволил отвести себя к двери, однако буквально через пару шагов остановился. Повернувшись к гостям, я отыскал среди них Клидеро. «Позвони мне!» – попросил совершенно недвусмысленным жест, и глаза Рикаудивленно расширились. Я кивнул в сторону Джеффри, показывая, у кого спросить номер. На секунду Клидеро замялся, будто не понимая, что от него требуется, а потом кивнул. Тут с другой стороны подошел невысокий, крепко сбитый шафер, взял за локоть, и меня уже не повели, а понесли к выходу: ноги едва касались пола. Что же, пожалуй, так даже лучше: свадьбы – чересчур сильное испытание для моей ранимой психики. |
||
|