"Последний день матриархата" - читать интересную книгу автора (Машков Владимир)

Необычная процессия

Внезапно я почувствовал, как почва уходит у меня из-под ног. Всего лишь минуту назад я прочно стоял на земле, восторженно глядел в глаза Наташи, держал в своих руках ее руки…

Как вдруг ощутил – с почвой творится что-то неладное. Почва уходила у меня из-под ног. Да что там уходила – почва убегала, ускользала. И не успел я толком ничего сообразить, как в то же мгновение очутился на земле.

Надо мной склонилась Наташа. В длинном до пят белом платье, в широкополой шляпе с голубой лентой она была прекрасна.

Я торопливо поднялся и протянул Наташе руки. Но сегодня почва явно не хотела держать меня. Не успев моргнуть, я вновь грохнулся на землю, задрав вверх ноги в начищенных до блеска ботинках.

Невольно я зажмурил глаза, а когда открыл, то вместо Наташи увидел ее братца, похожего на сестру как две капли воды. Сунув руки в карманы джинсов, он нагло смеялся.

Я вскочил на ноги и броился на своего обидчика.

Но ему вновь удалось спастись от моей справедливой мести, потому что я проснулся…

Семь дней, вернее, семь ночей подряд мне снится один и тот же сон. Да, с той самой поры, как в нашем классе появилась Наташа.

Как прекрасно сон начинается, и какой ужасный у него конец.

Честно признаюсь, что я обожаю сны. Ведь сны – это кино, которое можно смотреть лежка, с закрытыми глазами и задаром. Да к тому же не просто кино, а какое мне хочется.

По-видимому, догадываясь о моем к ним расположении, сны нередко навещали меня и забирались под подушку.

Разумеется, во всех снах я выглядел богатырем и гером. Едва завидев меня, в панике разбегались разбойники и жулики, а девчонки засыпали меня с головы до ног цветами.

И вот на тебе – такой обидный сон! И главное, ничего общего не имеющий с правдой. Не дослушав до конца, мой друг прервал меня:

– Погоняешь целый день, как я, мяч, ничего сниться не будет.

С мячом под мышкой Саня отправился во двор. Мой друг, как он сам говорит, без пяти минут профессионал. Саня тренируется на стадионе «Динамо» у своего папы, в прошлом популярного футболиста. И каждую свободную минуту отдает футболу.

Все ясно – Сане не до меня и вообще не до того, что у нас происходит.

Но кто мне поможет разгадать сон? Говорят, девчонки доки по части снов. Для девчонок никаких загадок не существует.

С девчонками в нашем классе я всегда ладил. Честно говоря, они были моими лучшими друзьями. Кроме Сани, понятно. Наверное, девчонки меня и за мальчишку не считали. Они поверяли мне свои тайны, а я носил их сумки. Я всегда советовался с девчонками и поступал так, как они хотели.

А в Ляльку я был по уши влюблен. Всего лишь семь дней назад до того, как в нашем классе появилась Наташа. В этом не было ничего удивительного. Все мальчишки нашего класса были влюблены в Ляльку и вились вокруг нее на каждой переменке.

– Ляля, девочки, – спросил я у Ляльки и у двух ее закадычных подруг Светы и Аллы, – а вы сны умеете разгадывать?

– А кто тебе снится? – строго, вопросом на вопрос ответила Лялька, бросив быстрый взгляд на Наташу.

Я поразился – Лялька мгновенно разгадала мой сон. Неужели у меня на лице все написано?

– Не кто, а что, – отшутился я, – да так, всякая чепуха, не стоит занимать ваше просвещенное внимание.

А может, у Наташи спросить, что означает сон. Вот так взять и спросить напрямик:

– Почему ты мне снишься?

Впрочем, почему Наташа мне снится, я догадываюсь. И вообще, нельзя вот так с бухты-барахты огорошить человека вопросом.

– Тебе сны снятся? – остановив Наташу, начал я издалека.

– Такой ерундой не занимаюсь, – фыркнула Наташа.

– А мне снятся, – с неожиданным вызовом произнес я.

– Ты что – девчонка? – в зеленых глазах Наташи появилась насмешка. – Сны снятся только девчонкам.

Ее ответ сразил меня наповал, и я не решился больше задавать вопросы. На следующей переменке то ли повалил снег, то ли пошел дождь. В общем, была нормальная весенняя погода.

Во двор никого не тянуло, и все мальчишки и девчонки толпились в коридоре, отчего шум стоял невообразимый.

Внезапно наступила оглушительная тишина. Я обернулся и ахнул – по коридору двигалась необычная процессия.

Впереди стремительно шагала Калерия Васильевна, наша классная. Щеки ее были в красных пятнах. Как сказали бы в старину, лицо Калерии Васильевны пылало от праведного гнева.

Рядом с классной, но всем своим видом демонстрируя, что она идет сама и ни в коем случае ее никто не ведет, и, более того, она никому и никогда не позволит себя вести, шла Наташа. За ней, опустив головы, плелись Света и Алла.

Это я сейчас вспоминаю, кто за кем шел, а тогда я видел одну лишь Наташу. Мне казалось, что по коридору шла не моя одноклассница, а с гордо поднятой головой шествовала королева, а Света и Алла верноподанно несли ее шлейф и вообще выглядели сопровождающими Наташу лицами. Все, кто был в коридоре, склонились в почтительном поклоне.

Но тут до моего уха долетело:

– Калерия засекла девчонок!

– Дымили в туалете!

– Девчонки? Не свисти.

Я очнулся и видение сразу исчезло. Моим глазам предстала суровая реальность – по коридору шла Наташа, и вели ее, скорее всего, в учительскую.

– Ты видел? – я дернул за рукав Саню.

– Влипла! – неодобрительно поморщился Саня. – Тоже мне придумала – курить!

Как истый спортсмен, Саня сам не курил и презирал тех, кто курит.

А между тем Наташа и сопровождающие ее лица исчезли в учительской.

– Ее же могут исключить из школы, – я испугался за Наташу.

– Ничего страшного, – утешил меня Саня, – увидишь ее во дворе.

Это была правда. Наташа не только училась с нами в одном классе, но и жила в одном доме. Жила очень давно – целых семь дней.

Мой друг с огорчением похлопал по мячу – что там ни говори, а переменка пролетела впустую.

– Пошли в класс, – повернулся ко мне Саня.

Я не сдвинулся с места.

– Ты чего? – не отставал Саня.

У меня пересохло в горле, и я лишь покачал головой.

Саня поглядел на дверь учительской и пожал плечами. Мол, из-за такого пустяка не стоит пропускать урок. Вот если бы это был матч, тогда другое дело.

Мой друг ушел, а я все еще стоял, как столб.

Произошла ужасная ошибка! Наташа не виновата. Чтобы такая девочка и курила! Кто-то на нее возвел напраслину. Нет никаких сомнений – Наташу оклеветали. Ее надо спасать, а не раздумывать.

Сломя голову я кинулся по коридору. Распахнул дверь учительской и замер на пороге.

Посреди учительской стояли девчонки. Наташа с невозмутимым видом глядела в окно, словно все происходящее здесь не имело к ней ровным счетом никакого отношения.

Зато у сопровождающих ее лиц вид был довольно кислый – они чувствовали, что им попадет по первое число.

Калерия Васильевна, по-видимому, только что завершила свое повествование о том, как она застала девчонок на месте преступления.

Меня заметила Елизавета Петровна, наш директор.

– Вот хорошо, что староста пришел.

В нашем классе всем верховодили девчонки, и они предложили Калерии Васильевне назначить меня старостой.

Я тут же встал горой за девчонок. Сперва сбивчиво, а потом все увереннее стал говорить, что, наверное, произошло недоразумение, так как в нашем классе ни один мальчишка не берет в рот эту гадость – сигареты, даже запаха их не выносит, а уж про девчонок и вовсе не может быть речи.

Слыша мои слова, ожили повесившие было нос Света и Алла. А Наташа глянула на меня с нескрываемой насмешкой, и я замолк на полуслове, как телевизор, выключенный неожиданным нажатием кнопки.

– Кирилл, – обиделась классная, – ты хочешь сказать, что я обманываю? А вот это что, по-твоему?

Калерия Васильевна показала на распечатанную пачку сигарет, лежавшую на столе.

– Я никого не просила меня защищать, – резко сказала Наташа. – Я сама себя сумею защитить… Да, я курила и их уговаривала.

Наташа показала на Свету и Аллу. Девчонки опустили головы.

– Но они не поддались моим уговорам, – продолжала Наташа, – и даже ни разу не затянулись. Они ни в чем не виноваты, и вы их можете отпустить.

Света и Алла с облегчением перевели дух.

Ну и Наташа! Я был уверен, что Света и Алла дымили вместе с ней, а Наташа их выгораживает и берет всю вину на себя. Как же теперь я могу ее защищать, если она сама выбила у меня последний козырь?

Прозвенел звонок. Доселе молчавшие учительницы поднялись, чтобы идти в классы. И каждая, проходя мимо Наташи, считала своим долгом сказать несколько слов о девочке.

– Курение – это последняя капля, – первой начала учительница химии, – Наташа совершенно не работает на уроках…

– Учится еле-еле, – подхватила учительница английского.

– Забывает дома тетради…

– Дерзит учителям…

– Ведет себя вызывающе…

Я все ниже склонялся под тяжестью обвинений, которые обрушивались на Наташу. Мне казалось, они должны раздавить девочку. Я поднял глаза – а Наташе хоть бы хны! Стоит и улыбается. Завидное спокойствие.

Да, теперь она пропала. Сейчас ей никто и ничто не поможет.

– Как видишь, Кирилл, – вздохнула Елизавета Петровна, – никакого недоразумения нет.

На свете есть лишь один человек, который может спасти Наташу. И этот человек – я. Но и я не знаю, как ей помочь.

Света и Алла переминались с ноги на ногу.

– На первый раз я вас прощаю, – сказала им Елизавета Петровна, – идите в класс… И ты, Кирилл, иди.

Свету и Аллу не надо было долго упрашивать – они в одно мгновение испарились из учительской.

А я не шелохнулся. Я не мог оставить Наташу одну.

– Кирилл, ты не слышал, что я сказала? – спросила Елизавета Петровна.

– Я пойду вместе с Наташей, – твердо сказал я.

Неужели это я говорю? Вот не ожидал от себя такого упрямства.

Впервые Наташа бросила на меня милостивый и любопытный взгляд. Директор и классная переглянулись.

– Нет, Кирилл, Наташа останется, – сказала Елизавета Петровна, – у нас есть еще о чем поговорить с ней.

Я нехотя пошел к выходу, но у двери обернулся.

– Да не бойся, – рассмеялась Елизавета Петровна, – не съедим мы Наташу.

Я почувствовал, что краснею с головы до пят, и выскочил в коридор.

Машинально я сделал несколько шагов по направлению к своему классу, но остановился. Нет, не могу я Наташу оставить одну в беде. Она хорохорится, но я же вижу, я чувствую, как ей плохо!

Ладно, так и быть – пропущу раз в жизни урок. У меня нет иного выхода.

Страх на цыпочках прошелся у меня между лопаток. Что скажут учительницы? Лучший ученик 7 «Б», гордость школы Кирилл Романовский – и прогулял целый урок.

Но я махнул рукой на свои страхи. Ради Наташи на что не пойдешь!

От нетерпения я мерял шагами коридор, правда, не теряя из виду учительскую. В любую минуту по первому знаку Наташи я готов был броситься ей на помощь.

Может, поэтому я не заметил, как появился этот человек. Увидал я его лишь тогда, когда он обратился ко мне с вопросом. Вернее, спросил, не глядя на меня, но поскольку в коридоре никого не было, я справедливо рассудил, что вопрос задан мне.

– Где учительская?

Вот что интересовало высокого, с черной бородой, в кожаном пиджаке человека.

– Пожалуйста, пройдите прямо, потом налево и по правой стороне вторая дверь, это и есть учительская, – подробно и вежливо растолковал я.

Несколько секунд он стоял неподвижно, переваривая услышанное. Мне почудилось, что у него сейчас зажжется лампочка и ровным железным голосом робота он произнесет: «Благодарю за информацию».

Но лампочка не зажглась, и человек зашагал туда, куда я ему указал. А мне не сказал ни здрасьте, ни до свидания, ни спасибо. В отличие от робота его не научили говорить: «Благодарю за информацию». А может, он очень занятой человек, и у него просто нет времени на какие-то лишние слова. Узнал все, что было ему необходимо, и ушел.

Что-то в суровых чертах его лица было мне знакомо, хотя я твердо знал, что никогда прежде его не видел. И только, когда он скрылся в учительской, меня осенило – это отец Наташи. Дочка неуловимо похожа на своего отца, хотя сходства вроде мало, – у Наташи каштановые волосы и зеленые глаза.

По коридору шла женщина и, близоруко щурясь, разглядывала таблички на дверях. Когда она приблизилась ко мне, я увидел, что она совсем маленькая – мне по плечо.

– Здравствуйте, – произнесла женщина и вся засветилась от радости. – Скажите, пожалуйста, а где учительская?

Я молча показал рукой, мол, идите прямо, а потом сверните налево. Женщина, наверное, удивилась, что я так негостеприимно ее встречаю, но вежливо сказала:

– Спасибо.

– Пожалуйста, – буркнул я.

И лишь когда женщина направилась к учительской, я опомнился – это же Наташина мама. Те же каштановые волосы и загадочные зеленые глаза.

Удивительное существо Наташа – похожа сразу и на папу и на маму.

Вероятно, наши учительницы решили, что сами с Наташей не совладают, и позвали на подмогу тяжелую артиллерию – родителей.

Значит, тем более нельзя оставлять одну Наташу. Пока я обо всем об этом размышлял, ноги сами принесли меня к учительской.

За дверью слышался голос Елизаветы Петровны, прерываемый раскатами мужского хохота. Смеялся, естественно, Наташин отец. Любопытно, что там такое забавное рассказывает Елизавета Петровна?

Я отворил дверь и тихонько вошел. Все внимательно слушали директора, поэтому меня никто не заметил, и я мог оглядеться. Вроде бы ничего не изменилось с тех пор, как я здесь не был. Наташа по-прежнему стояла посреди учительской, но поглядывала на всех уже с видом превосходства.

– За семь дней, – закончила свою тираду Елизавета Петровна, – что Наташа учится в нашей школе, она натворила столько, сколько другой не удается за семь лет.

– И вообще, – добавила Калерия Васильевна, – Наташа ведет себя, как мальчишка.

Тут Наташин отец захохотал неудержимо. Было такое ощущение, что сегодня самый счастливый день в его жизни, что наконец исполнилась его заветная мечта. А ведь Наташиного отца вызвали к директору, чтобы сообщить о безобразном поведении его дочери.

А Наташина мама? Она не смела поднять глаза на учительниц.

– Мы сделаем все, что в наших силах, – неуверенно пообещала Наташина мама.

– Да, да, – ради приличия отец оборвал смех, – мы примем меры.

А сам подмигнул дочке, мол, не трусь, я тебя в обиду не дам. Наташа поймала его взгляд и счастливо улыбнулась.

– Кирилл, почему ты не на уроке? – меня заметила Елизавета Петровна.

– Людмила Ивановна спрашивает, когда Наташа придет в класс, – на ходу сочинил я. – Она начинает объяснять новый материал.

Я, в общем, приврал самую малость. Я был уверен, что Людмила Ивановна, которая вела у нас географию и чей урок я сейчас прогуливал, и вправду беспокоилась, где бродят два ее ученика.

Все воззрились на меня. Наташин отец помигал глазами (так и хотел сказать – лампочками) и все-таки вспомнил, что мы встречались с ним в коридоре. И Наташина мама узнала меня и лишь печально улыбнулась. Мне показалось, что я стою на сцене под лучами прожекторов, и я почувствовал, что весь пылаю.

– Хорошо, – решила Елизавета Петровна, – Наташа, Кирилл, идите в класс.

Когда мы очутились в коридоре, я сочувственно произнес:

– Самое трудное позади.

Наташа смерила меня насмешливым взглядом и, ничего не сказав, быстро пошла. Я должен был прибавить шагу, чтобы догнать ее. А когда настиг, убедился, что я ей всего лишь по плечо, сбился с ноги и уныло поплелся следом за Наташей. Что за несправедливость? Стоило целый час ждать, чтобы вместо благодарности тебя смерили насмешливым взглядом? Кстати, до меня только сейчас дошло, что это такое – смерить взглядом. Это значит – посмотреть на тебя сверху вниз, от макушки до пят, чтобы удостовериться, существуешь ли ты на свете. И еще это значит – окатить тебя холодной водой, опять-таки – от макушки до пят.

Но вдруг в моей душе зазвучала музыка, и сразу все переменилось. Мне казалось, что я шел рядом с Наташей, мы держались за руки, и вообще я был на седьмом небе от счастья, и мне совершенно не хотелось оттуда слезать.

Но – пришлось. Потому что мы вошли в класс.