"Огненный лис" - читать интересную книгу автора (Воронов Никита, Петров Дмитрий)ПРОЛОГБыла суббота, восемнадцатое августа 1982 года. В Ленинграде — затяжной дождь. Из давно отслуживших свой срок водосточных труб старой части города стремительными, пенными потоками гулко летела на тротуары подкрашенная ржавчиной вода. Зябкий, порывистый ветер трепал намокшую листву, театральные афиши и частные обьявления. А ещё он гонял по мутным лужам окурки, горелые спички и смятые фантики от конфет, заглядывая то и дело в открытые по оплошности или забывчивости хозяев окна — накануне синоптики в очередной раз пообещали «ясно», однако в конце концов погода испортилась и по городу, и по области. К вечеру залитые дождем улицы будто вымерли… Попрятались по загаженным подворотням и подвалам бездомные кошки, голуби разлетелись по чердакам, и даже прохожих почти не стало. Те редкие бедолаги, что попадались на глаза, расторопными перебежками преодолевали расстояние до крытых остановок общественного транспорта. Ненадолго задерживаясь там в тесноте ограниченного навесом пространства, они поразительно напоминали магазинные манекены, рекламирующие осеннюю одежду прошлого сезона и старомодные зонтики. Вся разница между людьми и их бездушными копиями с витрин заключалась сейчас в том, что первые были мокры и общительны, а вторые — привычно сухи и высокомерны. Почти так же высокомерно-брезгливы были в тот день и водители «зеленоглазых» городских таксомоторов. Ну, действительно — что за удовольствие развозить по домам насквозь вымокших, чихающих, да ещё и норовящих заплатить «по счетчику», копейка в копейку, среднеобеспеченных пассажиров? Куда приятнее примоститься «в отстой» у какого-нибудь ресторана или кафе попрестижнее. Две-три удачные поездки — и все! План в кармане, да и себе кое-что на жизнь… Поэтому, обдав живописным веером брызг наивных граждан, готовых погибнуть с протянутой рукой под колесами, пустые такси разлетались по многочисленным питерским кабакам. Однако, в ту дождливую августовскую субботу и для водителей такси расклад был не самым удачным. «Баку»… Ну, тут все ясно! «Демьянова уха» на два дня заказана молодожены Спорыхины справляют свадьбу, а в «Север» завезли какую-то официальную делегацию с Ближнего Востока. «Тройка» закрыта на спецобслуживание, полутемную «Розу ветров» на Московском и пивбар «Висла» оккупировала местная шпана, от которой не то что чаевых — платы за проезд не дождешься. Что же поделаешь? Впрочем, на примете у бывалого таксиста оставался по меньшей мере ещё один, далеко не первоклассный, но вполне приличный ресторан — «Нарва». Как раз в тот дождливый вечер, о котором идет речь, за угловым столиком упомянутого заведения беседовали двое пожилых мужчин. Судя по нелепым позам и невнятной речи, сидели они здесь уже достаточно давно и успели изрядно подвыпить. Один из них, в светло-сером клетчатом костюме пошива фабрики Володарского, полулежал на залитой коньяком и селедочным рассолом скатерти, чуть ли не уткнувшись носом в горчицу. Другой, одетый в строгую и дорогую чехословацкую «тройку», скособочился рядом, то и дело хватая себя за пуговицу на брюках и вздрагивая от икоты. Остальные посетители смотрелись немногим лучше. За четвертым от входа длинным столом разнополая кампания изо всех сил горланила что-то разухабистое и не очень приличное. Ближе к сцене под еле слышную из-за этого мелодию Юрия Антонова козлом скакал товарищ без пиджака и галсука, но с расстегнутой ширинкой. Пузатенький штурман торгового флота тащил к гардеробу сразу двух сомлевших от шампанского девиц в коротких блестящих платьях, а швейцар Кузьмич при выходе бойко приторговывал импортными презервативами, «порнухой» и водкой на вынос. За кафельной стенкой гремели кастрюлями и ножами красномордые поварихи, там же уборщица Клавдия готовила к предстоящей работе нехитрый свой инвентарь: вонючую тряпку, швабру и старое семилитровое ведро. Словом, вечерняя жизнь в ресторане «Нарва» привычно бурлила, когда откуда-то с середины зала полслышался звук бьющейся посуды и окрик официанта. Хотя окрик этот адресовался вовсе не ему, тот из мужчин, что был одет поприличнее, сдвинул брови и попытался сосредоточить взгляд на собеседнике: — Слышишь, Сема? Я тебя л-люблю. И уважаю! — Н-ну, — не сразу, но согласился тот, кого назвали Семой. — Если бы ты не помог моему оболтусу — ему бы уже никто не помог, понял? Я же их всех обегал, всех обзвонил… Неожиданно мысли говорящего скатились куда-то на обочину, и он осекся, уперев выпученные, красные глаза в противоположный угол зала. Затем неловко погрозил кулаком в сторону занявших двухместный администраторский столик панков: — У-у, вырожденцы! Одетая в вызывающую рванину парочка переглянулась, но ничего не ответила. — То-то же, — удовлетворенно качнулся на стуле мужчина в «тройке» и для пущего эффекта показал своим молчаливым оппонентам язык. Затем вновь обернулся к приятелю: — Слышь, Сема? Я тебе так обязан! Так обязан… Прямо не знаю как! Понял? Может, ещё по рюмочке? «Белого аиста»? А-а?! — Нет, — неожиданно твердо отказался Сема. — Не хочу. И почти сразу же уточнил: — «Аиста» не хочу. Лучше водки «Пшеничной», винтовой… литруху. Собеседник спорить не стал: — Девушка! Будьте любезны нам с Семой ещё граммов триста водочки! Скоренько… Але-оп! Фьюить… фьють… Он даже попытался присвистнуть, но получилось не очень хорошо. На шум подошла официантка. Окинула клиентов подозрительным взглядом, но заказ приняла. И вернувшись на удивление скоро, водрузила на стол графинчик с безбожно разбавленным пойлом: — С вас двести семьдесят два рубля. Всего… Мужчина в «тройке» решил возмутиться: — А почему это вы нас сию минуту хотите рассчитывать? Мы ещё не уходим, девушка! Мы, может, ещё чего-нибудь заказывать будем! Официантка хмыкнула: — Вы сначала за это все рассчитайтесь. А уж потом… — Так вы, красавица, сомневаетесь? В чем? В моей платижа… платежеспособности? Последнее слово далось Семиному приятелю нелегко, от этого он ещё больше разгорячился и тут же начал неистово выгребать из карманов мятые купюры: — Пожалуйста! Нате! Официантка невозмутиво обтерла вечно испачканные шоколадом пальцы об уже использованную кем-то салфетку, собрала деньги и пересчитала их: — Здесь всего двести шестьдесят девять. Трех рублей не хватает! А говорите… — Что? Ах, трех рублей? Сейчас, сейчас… — клиент торопливо вытащил из внутреннего кармана пиджака аккуратный пластмассовый футляр от ученической авторучки. На влажную скатерть, между огрызков, тарелок и свежих пятен от соуса тяжело впечатались три старинные серебрянные монеты. — Во-на! Прошу пани… Не побрезгуете? Вопреки ожиданиям мужчины, красивый жест его никакого впечатления на официантку не произвел: — Я не коллекционирую. Нормальные деньги есть? — Нормальные… — передразнил её клиент. — Что бы ты понимала! Деревня… Это же десятый век, ясно? Но зад официантки, обтянутый черной суконной юбкой, уже удалялся от столика. — Сема, слышишь? Я тебе эти монеты дарю на память. Как другу! — А Ленин? Ильич на них есть? — Сема с трудом оторвал физиономию от скатерти и неожиданно во весь голос затянул: — Нехорошо, гражданин, — возникший у столика вместе с вернувшейся официанткой метрдотель посчитал необходимым сделать подгулявшему посетителю замечание: — Надо и время знать, и место… Платить будете? Подождав, когда мужчина в «тройке» наскребет по карманам недостающую мелочь и рассчитается, метрдотель исчез так же незаметно, как появился. Клиенты остались наедине. — Ну? Есть на них Ленин? — Снова поинтересовался Сема, стараясь не опрокинуть наполненую рюмку. — Нет. Ленина на них нету, — признал собеседник, предварительно зачем-то внимательно разглядев монеты. — Тогда не возьму, — помотал головой Сема. — Пива на них не дадут, «Беломора тоже»… Партвзносы — и то не заплатишь! — Плебей, — пристыдил его мужчина в «тройке». — Нет. Не возьму. — Да тут одного серебра грамм сорок будет, понял? Бери! А то обижусь до конца дней своих. До гробовой доски обижусь, до встречи — тьфу-ты! — с Господом… Сема, который успел к этому моменту опять приклонить буйну голову к скатерти, открыл правый глаз, протянул руку и сунул футлярчик с монетами куда-то за пазуху. Потом сделал над собой неимоверное усилие, сел почти вертикально, приосанился и перекрывая ресторанный шум затянул: — Господу помо-олимся! Господи, помилуй… Господи, поми-илуй! Метрдотель покачал головой и на всякий случай вызвал наряд милиции. |
||
|