ГЛАВА 2,

Город Н…ск был невелик. В таких городках все жители, во всяком случае старожилы, должны если и не быть лично знакомыми, то хотя бы слышать друг о друге. В особенности это относится к работникам местной милиции, которым по самому роду их деятельности положено знать всех.

Если говорить именно о н…ской милиции, то такому требованию наиболее полно отвечал самый молодой из ее не слишком многочисленных сотрудников — младший лейтенант Александр Кустов, которого сослуживцы и большинство жителей города звали просто Сашей, во-первых, по причине его молодости, а во-вторых, потому, что Саша Кустов родился и вырос в Н…ске. И он действительно знал всех, кроме родившихся или приехавших сюда на жительство за последние годы. С такими младшему лейтенанту предстояло еще познакомиться, так как к моменту начала событий, о которых пойдет рассказ, прошло всего лишь чуть больше двух недель со дня возвращения Александра Кустова в Н…ск после окончания школы милиции.

Поскольку именно ему предстоит оказаться главным героем или, во всяком случае, одним из главных, расскажем о нем немного подробнее.

Саше (будем называть его так, по примеру жителей города и для краткости) совсем недавно исполнился двадцать один год, и он был еще холост. В меру высокий (рост сто семьдесят семь сантиметров), с широкими плечами и хорошей фигурой спортсмена.

Родителям Саши принадлежал домик, который фасадом выходил на главную улицу города и отделялся от нее низким палисадником. Впрочем, громкое название «улицы», да еще «главной» вошло в обиход совсем недавно. До этого с незапамятных времен здесь проходила дорога, а затем — обыкновенное шоссе между районным и областным городами.

В доме было всего четыре комнаты; одна из них служила как бы гостиной, а три другие занимали спальни: отца с матерью, самого Саши и его младшего брата Николая, учившегося еще в школе. Вместо столовой пользовались большой и светлой, в два окна, кухней.

Таких домов в Н…ске было сколько угодно, можно сказать, весь город состоял из них, кроме центральной части, где не так давно появилось несколько двух— и трехэтажных зданий — магазинов и учреждений.

Отец Саши — Александр Кустов-старший — работал бухгалтером в городском отделении Госбанка, а мать была учительницей.

Необходимо еще упомянуть, что родители Александра Степановича жили и работали в колхозе, в пятнадцати километрах от Н…ска.

Саша Кустов унаследовал от матери темные глаза и брови, а от отца, коренного сибиряка, совсем светлые, «льняные» волосы, прямой нос и крупный подбородок.

Увлечение милицейской работой возникло у Саши, когда он учился в девятом классе и вступил в добровольную народную дружину.

К большому неудовольствию родителей, мечтавших о том, что их сын после окончания школы поступит в университет, решение посвятить себя работе в милиции не проходило, а все более крепло. Оно казалось непонятным, потому что Саша, по мнению учителей, был создан для серьезной научной работы.

«Ну и что из того? — отвечал он тем, кто пытался отговорить его от поступления в школу милиции. — Разве там не нужны способности к анализу и научному мышлению? Еще как нужны!»

Исчерпав все доводы, Александр Степанович в конце концов стал на сторону сына.

— Если человек так упорно стремится к одной профессии, — сказал он жене, — значит, он создан именно для этой профессии.

— Но ведь все прочат Саше научную карьеру, — возражала Антонина Михайловна. — Все говорят, что у него большие способности к математике и логике.

— Ну, это еще большой вопрос, какие и к чему он имеет способности, — отвечал муж, — в таких вопросах нередко ошибаются, в особенности любящие матери, — поддел он жену. — Насчет математики не знаю, а логика необходима и работникам милиции. Не будем мешать, пусть он идет по тому пути, который избрал для себя. Да и не можем мы ему помешать, — прибавил Александр Степанович, — у Саши сильный характер, чему я очень рад!

На этом семейная дискуссия закончилась.

Чтобы покончить с описанием действующих лиц и места, где произошли ближайшие события, осталось сказать, что Н…ск был расположен по берегам небольшой речки, которая совсем близко от города впадала в озеро (километра полтора в длину и ширину), в котором водились красноперые окуни, и что ученик десятого «б» класса Николай Кустов был страстным рыболовом. Даже очень суровые зимы, довольно частые в Н…ске, не служили для него препятствием, и Коля с увлечением предавался удовольствию подледного лова почти каждый воскресный или праздничный день.

Ну, а теперь, после этого небольшого, но необходимого отступления, перейдем к самому рассказу.

В субботу 12 января, в семь часов утра по местному времени Саша Кустов в новом форменном кителе с погонами младшего лейтенанта сидел в кухне-столовой, с нетерпением ожидая завтрака. Отец и младший брат еще не встали: первый — потому, что был выходной день, а второй — потому, что было еще рано.

В сущности говоря, рано было и самому Саше: его дежурство начиналось сегодня в восемь часов, а от дома до места службы, даже при самом неторопливом шаге, было не более десяти минут ходу. Но увлекавшийся своей работой младший лейтенант засыпал вечером и просыпался утром с мыслью о ней и, как правило, являлся в отделение милиции раньше всех.

Вот и сейчас, когда в его распоряжении был почти час, он уже давно встал, привычно проделал утреннюю зарядку и поторапливал мать, которая не слишком спешила, зная, что опоздать на дежурство сын никак не может.

Нетерпение хозяина вполне разделял любимец семьи — белый, без единой отметины, пушистый кот, которого так и называли — Белкой. Он сидел на стуле рядом с Сашей, щуря зеленые глаза и поминутно облизываясь, словно предвкушая удовольствие.

Минутная стрелка старинных часов на стене кухни приблизилась к цифре два.

— Что ты сегодня так долго, мама? — спросил Саша, посмотрев на часы, которые видел тысячи раз до этого, но не подозревая, что на этот раз запомнит положение стрелок до конца своих дней. — Десять минут восьмого!

Он говорил что-нибудь в этом роде каждый день, и Антонина Михайловна только улыбнулась, ничего не ответив.

Так же как и Саша, она не могла заподозрить, что привычная фраза, сказанная сыном сегодня, запомнится ей на всю жизнь.

Потому что не только они двое, а и все население Земли навеки занесет на страницы своей истории знаменательную дату: ДВЕНАДЦАТОЕ ЯНВАРЯ 19… ГОДА, СЕМЬ ЧАСОВ ДЕСЯТЬ МИНУТ ПО Н… СКОМУ ВРЕМЕНИ!…

Потому что именно в этот час и минуту начались в небольшом сибирском городке события, названные впоследствии «Н… СКИМИ».

— Десять минут восьмого! — сказал Саша.

Эти три слова слышала одна только Антонина Михайловна. И только они двое, мать и сын, запомнили это мгновение, пока еще и для них самих ничем не примечательное!

Потому что только потом, через много часов, поняли они, что эти три слова, сказанные Сашей Кустовым, человеком, которому было суждено сыграть значительную роль в «н…ских событиях», как бы послужили сигналом к н а ч а л у этих самых событий!

Белка вдруг встрепенулся, и его острые уши шевельнулись, выражая напряженное внимание. Кот слегка наклонил голову, к чему-то внимательно прислушиваясь и пристально глядя на пол.

— Мыши у нас завелись, что ли? — спросил Саша.

Мать удивленно обернулась.

— Какие мыши? — возмутилась она. — Какие могут быть мыши? В нашем доме их отродясь не бывало!

— Посмотри сама!

Саша кивнул на кота.

Белка приник пушистой грудью к сиденью стула, словно перед прыжком. Он весь сжался, но смотрел уже не на пол, а прямо перед собой на стену, вернее на кухонный шкаф. Несомненно, он что-то слышал или чуял там, за этим шкафом. Что-то находящееся за пределами человеческого слуха и восприятия.

Потом они увидели, что Белка стал медленно поднимать голову, сохраняя все ту же напряженную позу, словно следя за тем, что находилось перед ним и постепенно поднималось все выше и выше, к потолку.

Это уже совсем не походило на мышей…

Кот яростно зашипел.

Антонина Михайловна и Саша с любопытством наблюдали за поведением животного. Они ничего не видели, не слышали и недоумевали, что же могло так раздражать Белку, отличавшегося характером крайне флегматичным.

Вдруг кот сжался еще больше и… прыгнул!

Ни Саша, ни его мать не могли впоследствии связно рассказать о том, что видели их глаза. В самом буквальном смысле они оба своим глазам не поверили.

Белка прыгнул так, что должен был оказаться на полу немного позади стула, на котором сидел Саша.

Но не оказался!

Саша и Антонина Михайловна смотрели в этот момент прямо на Белку. И у них не осталось никакой возможности прибегнуть к спасительному при таких обстоятельствах самообману, чтобы успокоить себя тем, что Белка якобы прыгнул не рядом с Сашиным стулом, а под стол и сейчас находится именно там. Они были бы бесконечно рады подумать так, но… оба инстинктивно боялись сделать самое простое и естественное движение и заглянуть под стол.

Потому что они знали, твердо и точно знали — КОТА ПОД СТОЛОМ НЕТ!

Ведь они оба все видели!

В их памяти навсегда запечатлелись, как остановившиеся кинокадры: кот, сжавшийся подобно пружине на сиденье стула, тот же кот, распластавшийся в стремительном прыжке и… ничего больше! Белка неожиданно исчез, словно растворился в воздухе.

Антонина Михайловна закричала. Саша, наоборот, сжал губы и тряхнул головой, желая как можно скорее, немедленно избавиться от чудовищного наваждения.

Но «наваждение» никуда не исчезло…

Белки не было!

Даже много лет спустя, вспоминая это утро, Саша и его мать не могли отделаться от впечатления, что они оба неподвижно простояли (Антонина Михайловна — у плиты, а Саша возле стула, с которого он вскочил в момент исчезновения кота) не менее пяти — шести минут, тогда как в действительности прошли считанные секунды. Но в эти секунды время как бы остановилось для них. Застывшие в оцепенении, они с какой-то необычайной, никогда не испытанной отчетливостью воспринимали все, что их окружало, такое привычное, обыденное, на что раньше они никогда не обращали внимания: булькание закипающего чайника, шипение масла на сковородке, которое не успело даже подгореть за эти мгновения, тиканье часов, темноту за окном и промелькнувшие блики света на стене соседнего дома от фар проезжающей автомашины. Все было как всегда, не было только Белки, и это отнюдь не примечательное, пустячное по сути обстоятельство придавало всему окружающему жуткий оттенок нереальности. И только потому, что отсутствие животного ничем разумным объяснить было совершенно невозможно.

Большой, пушистый, белый, как только что выпавший снег, зверек исчез на глазах у двух человек. В это нельзя было поверить до конца!

На крик жены, разнесшийся по всему дому, прибежал полуодетый Александр Степанович. Выслушав торопливый и бессвязный рассказ сына, он посоветовал «прекратить бред». И тут же заглянул под стол, под кухонный шкаф и во все углы. То же проделал прибежавший вслед за отцом младший Кустов. Он даже неизвестно зачем заглянул в духовку.

Кота нигде не было!

Коля кинулся искать его в других комнатах. Немного пришедший в себя старший брат последовал его примеру, хотя и был абсолютно убежден в бесцельности поисков.

То, что он видел собственными глазами, не могло произойти, но в то же время, вне сомнения, произошло!

Антонине Михайловне стало плохо. Муж помог ей прилечь на кровать, а сам, поминутно чертыхаясь и зовя виновника переполоха, который упорно «не желал» появляться, принялся старательно помогать сыновьям.

Дом был несколько раз осмотрен сверху донизу. Коля не поленился побывать даже на чердаке, куда Белка, между прочим, не мог попасть, так как люк, ведущий туда, всегда был заперт на замок.

Минут через двадцать, когда все трое сошлись посреди гостиной, Саша сказал:

— Ну хорошо, я согласен с тем, что не прав, что правы вы оба. Я готов допустить, что стал жертвой обмана зрения, галлюцинации, бредового видения, чего угодно! Но ведь и мама видела то же самое. Одна и та же галлюцинация, один и тот же сон не могут привидеться двум людям одновременно. Здесь нет выбора! Правы либо вы оба, либо я и мама. Третьего нет! А мы утверждаем, что Белка исчез в момент прыжка, когда находился в воздухе между стулом, с которого прыгнул, и полом, до которого не допрыгнул.

— Глупости!

Но в голосе Александра Степановича уже не было недавней уверенности.

— Хорошо! — все тем же ровным, нарочито спокойным голосом сказал Саша. — Хорошо! Согласен и с этим. Глупости! Но тогда будь так добр и скажи: где же Белка, однако, сейчас находится?

— Надо искать!

— Дом осмотрен. Не думаю, чтобы мы трое пропустили хотя бы один квадратный сантиметр. Да Белка и не иголка. Где же искать дальше? Где?

Ответа Саша не получил.

Обе наружные двери, все окна и форточки закрыты. Мебели очень немного, Антонина Михайловна не любила загромождать комнаты вещами. Если кот находится в доме, он несомненно был бы давно найден.

Александр Степанович и Коля отлично понимали это. Но они не могли забыть и того, что Белка физически не мог покинуть дом.

— Эх! — неожиданно воскликнул Коля. — И почему только меня не было тогда на кухне вместе с вами.

Ему казалось, что если бы он сам был с матерью и старшим братом, то, уж конечно, увидел бы все гораздо лучше, чем они.

И, боясь признаться в этом даже самому себе, о том же подумал и Александр Степанович. Потому что человеку чрезвычайно трудно, почти невозможно, примириться с фактом чуда. А то, что произошло с Белкой, иначе как чудом назвать было нельзя…

— Ты вполне уверен, что форточка на кухне была закрыта? — прекрасно понимая бесцельность этого вопроса, задаваемого им в третий или в четвертый раз, спросил Александр Степанович.

И в свою очередь не замечая, что в третий или в четвертый раз слово в слово повторяет одно и то же, Саша ответил:

— К сожалению, сомнений нет! Я совершенно уверен в этом. Ведь я сидел под форточкой. Зима же сейчас. Мы могли забыть, что форточка открыта, только летом. И уж в любом случае не забыли бы, что закрывали ее после исчезновения Белки. Кроме того, Белка прыгнул не в сторону окна, а как раз от него.

— Да, ты прав, — с глубоким вздохом сказал Александр Степанович. — Все это логично!

— Будем продолжать поиски?

— Нет! — решительно ответил отец.

Он первым почувствовал угрожающую опасность. Находиться и дальше в состоянии столь острой растерянности было нельзя. Так недалеко и до психического расстройства.

— Кот найдется сам! — сказал он, стараясь говорить как можно тверже, с уверенностью, которой у него и в помине не было. — Не может он не найтись. Такого не бывает! А на дежурство ты не опоздаешь, Саша?

— Нет, у меня еще двадцать минут.

— Ведь ты, кажется, еще не завтракал?

— Боюсь, что аппетит пропал, — поняв, что заставляет отца менять тему, попытался пошутить Саша, — и не вернется, пока Белка не явится.

— «Явится», «найдется», — сказал Коля. — А как он может найтись или, еще того лучше, «явиться», если его нигде нет?

Он даже боялся, что Белка вдруг и на самом деле найдется, что это столь таинственное исчезновение вдруг объяснится самым прозаическим образом и ему, Коле, нечего будет рассказать школьным товарищам.

— Нигде он не может найтись! — повторил он. — Ниоткуда не может явиться. Кот разложился на атомы!

— Что? Что?…

— Разложился на атомы! Очень просто! Как это случилось, не знаю, но уверен, ничего таинственного, сверхъестественного здесь нет.

— Чем говорить глупости, — рассердился Александр Степанович, — иди-ка ты мыться и одеваться! А то в школу опоздаешь из-за кота. И не советую говорить всю эту чушь в присутствии преподавателей. Белка найдется самым естественным образом. Обязательно! Не может он не найтись!

Больше, чем сыновей, ему хотелось убедить в этом самого себя.

В матовой глубине черного неба мерцают бесчисленные точки звезд, образуя узоры чужих созвездий. Неподвижно сияет в незримой дали бледно-желтый диск чужого солнца.

Нет от него ни света, ни живительного тепла, по которым так истосковались сердца уже трех поколений. И неизвестно, будут ли! Может быть, только расстояние спасает от губительного излучения этого солнца.

Так думают ученые.

Давно уже тепло и свет дают всему живому на планете густые заросли растений с очень длинными узкими листьями, бесконечным ковром покрывшие каждый свободный от построек и посевов участок почвы на всех континентах и даже островах. Без них быстро угасла бы вся жизнь, в том числе и их собственная. Только давая жизнь другим, они живут сами!

Но энергия, излучаемая растениями, — это искусственно вызванная энергия недр, только суррогат, только подобие естественной звездной энергии. Она создана в поисках спасения могучим разумом, его наукой и техникой.

Энергия спасающая, но спасающая временно!

Если не будет найдено новое солнце, через определенное, давно рассчитанное время эта энергия перестанет поддерживать жизнь и в пространстве останется лишь мертвая планета, сама обреченная на уничтожение. Потому что только живой разум, техника способны удержать планету, лишенную системы и ее центра, от рокового падения на ближайшую звезду.

Надежда на спасение Человечества одна — найти солнце, дающее свет и тепло.

Только на это надежда!

Вот почему появилось и стало традиционным обмениваться при встречах и прощаниях словами «Во имя жизни!», полными для обитателей планеты глубочайшего смысла.

Вечная ночь! Для трех поколений подряд не сменяющаяся не только днем, но даже и сумерками, с небом, усеянным звездами, созвездиями, узор которых изменялся уже сто десять раз. И сейчас опять новый. Вечное звездное небо над головой, которое не может скрыть от глаз свет, излучаемый растениями. Этот свет разгоняет мглу только у самой поверхности планеты.

Никогда не потухающий и не разгорающийся, всегда один и тот же зеленоватый свет, равномерно переходящий то в синий, то в желтый:

И здания освещены только этим светом, и подлинного их цвета нельзя определить, так как для этого нужен белый свет — сумма всех остальных цветов видимого спектра.

И так всегда!

По сферическим экранам не пробегает ни единой полоски, ни единой светящейся точки, не мелькнет ни одна искорка. Матово-серая поверхность каждого экрана замерла. И неподвижны тридцать шесть решетчатых чаш антенн там, наверху…

Проходит тысяча двести, тысяча триста секади…

В прозрачной стене позади пульта, за которой можно видеть еще более громадное помещение, кажущееся совершенно пустым, не возникает никакого прохода, не отворяется и не сдвигается в сторону ничто, что можно было бы назвать дверью. Просто по эту сторону стены, в помещении пульта, внезапно появляется тот, кого дежурный в разговоре по маленькому экрану назвал странным именем «Норит сто одиннадцать».

Откуда он взялся? По соседнему помещению никто не проходил…

У пульта воздух сух и тепел. Темно-синее влажное тело Норит сто одиннадцать быстро сохнет. Его неторопливые уверенные шаги замирают возле пульта у кресла, на котором никого нет.

Норит сто одиннадцать ждет не шевелясь…

Всплескивается разорванная снизу бирюзовая поверхность воды. Ступая по дорожке из вишнево-красного дерева, наклонно уходящей под воду, из бассейна выходит тот, кто недавно скрылся в нем. Серебристое тело быстро обсыхает. Он снова устраивается на своем кресле.

— Во имя жизни, Норит сто одиннадцать!

— Во имя жизни, Вензот!

— Ты готов, Норит сто одиннадцать?

— Я давно готов! С тех пор, как меня избрала планета, я всегда готов! Уже наступило время?

— Иначе я не позвал бы тебя. Да, уже время! Существование разумной жизни доказано.

— Доказано сгоревшим аппаратом?

— Да. Техника — порождение мыслящего разума. Мы не знаем, в какую форму облечен этот разум, каково излучение этой бледно-желтой звезды. Ты скажешь нам это. Степень развития оценена в шестнадцать или в пятнадцать. Я думаю, что много ниже — двадцать. Но мне сказали, что я ошибаюсь. Возможно, конечно! Точно скажешь нам ты! Шансов мало. Это мое мнение.

— Я готов даже в том случае, если шансов нет совсем! Ведь это нужно!

— Да, это нужно! Ты простился?

— Тотчас же, как получил твой вызов.

— Ты идешь на большой риск, Норит сто одиннадцать! Ты знаешь, из таких же далей не вернулось сорок.

— Я готов! — в третий раз произносит избранник планеты, ее посол в неведомое.

— У тебя нет сожалений или колебаний? — настойчиво продолжает Вензот.

— А разве они возможны? Когда я родился, уходил сто девятый, а сто десятому я завидовал, будучи совсем еще юным. Теперь ты сам уже сейчас, до старта, называешь меня сто одиннадцатым! О каких же сожалениях говоришь ты, Вензот?

Дробно рассыпаются щелкающие звуки, и вспыхивает на пульте рубиновый огонек. Кресло плавно передвигается. Норит сто одиннадцать не следует за ним, остается на месте.

— Задание выполнено, Вензот!

— Что находится в секторе три?

— Планета, по размерам немного больше нашей. Третья от центра системы. Номер сектора случайно совпал с порядковым номером планеты.

— Подходит по данным?

— Кажется, да! Боимся верить в такую удачу.

— Биологические препятствия?

— Ничтожны.

— Давайте координаты! Предупредите всех: включение через десять тысяч секади.

— Все уже на местах!

Экран гаснет. Кресло с Вензот возвращается на прежнее место.

— Ступай, Норит сто одиннадцать!

Не раздается ни единого звука, ничто не изменяется, все осталось так, как было только что. Но посланец планеты, ее избранник исчезает из помещения.

Вензот остается один…

Поверхности экранов из матово-серых вновь становятся зеленоватыми. Кроме одного, третьего сектора, где обнаружена обитаемая планета — цель Норит сто одиннадцать.

Что ожидает его там? Радость удачи или горечь разочарования?

Что принесет обреченному на гибель миру разумная жизнь, встреченная в просторах Галактики? Спасение или снова, в сто одиннадцатый раз, быть может, тщетное ожидание следующей случайной встречи? Окажется ли Норит только сто одиннадцатым или еще и последним?

Приближается решающий момент. Девять тысяч секади прошли, осталась одна!…

В помещении появляются четверо серебристых и подходят к пульту. Четыре «кресла» мгновенно оказываются рядом. Четверо устраиваются в них.

Все происходит молча. Не слышно даже традиционного приветствия, слишком велико напряжение.

— Начинаем! — говорит Вензот.

Ярче вспыхивает экран третьего сектора. Но его антенна принимает сейчас не далекие сигналы из космоса, а дает возможность пятерым операторам пульта видеть то, что происходит на стартовой площадке.

Никто из живущих теперь не видел, как уходили для выполнения той же задачи первые восемьдесят три посланца, так давно это было. Старейшие на планете смутно помнят восемьдесят четвертого, ушедшего в дни их детства.

И вот сто одиннадцатый…

— Внимание!

Секади… секади… секади…

— Старт!

Площадка на экране стремительно приближается. Темно-синяя фигура в ее центре занимает весь экран.

Она неподвижна.

На мгновение гаснут экраны. Становится почти темно. Энергия огромного района сосредотачивается в едином импульсе исполинской силы, в едином сверхмогучем усилии!

А когда вновь загорается экран, площадка пуста!