"Четвертый позвонок, или Мошенник поневоле (и)" - читать интересную книгу автора (Ларни Мартти)Глава восьмая— Ну, как прошла первая ночь? — спросил мистер Риверс, когда Джерри утром явился на работу. Джерри отвечал немножко сонно: — Спасибо, брат! Как видишь, я жив… Любовь подобна корсету, который заставляет человека выглядеть лучше, чем обычно. Но на Джерри она оказывала как раз обратное влияние: он казался подавленным и сонным, задавал больным вопросы рассеянно и массировал хребты совсем машинально. На душе у него было горько. Любви не купить, но тем не менее за нее надо было платить. Джерри не осуждал жену, нет — вина лежала не на женщине, а на мужчине, который не был способен к самозащите. С утра больных на прием явилось больше обычного, в том числе было снова несколько первичных, до которых дошла молва о чудесном докторе из Европы. Кто пришел лечиться от болей в животе, кто от сердцебиения, а кто от склероза. Удивительно, что люди не верили лучшим в мире докторам, но полагались на хиропрактику. Это показывало, насколько важную роль играет спинной хребет в жизнедеятельности человеческого организма. Около полудня доктора сделали перерыв на завтрак. Теперь мистер Риверс отправился на кухню, а Джерри — к своему новому семейному очагу. Он сразу ощутил определенную прочность общественного положения, увидав в дверях дощечку: «Джоан и Джерри Финн». Из комнат доносился ужасный шум, гам и вопли, но оказалось, что это было всего лишь радио. Джоан еще лежала в постели, читая нашумевший уголовный роман «Пять убийств за одну минуту». Увидев любимого супруга, она вскочила с кровати и побежала в ванную за своими зубами. Она не хотела целоваться без зубов. После поцелуя Джоан сделала признание в любви, а затем перешла к обыденной прозе: — Ах, как я тебя ждала! Я так проголодалась! Миленький, что ты собираешься приготовить на завтрак! Джерри опешил: — А разве завтрак еще не готов? — Нет, конечно: ты ведь не приходил до сих пор. — Я немного спешу… У меня только час перерыва. — Тогда тебе надо поторопиться. — Ты хочешь сказать, что я сам должен готовить завтрак? — А кто же его приготовит? Ведь не думаешь же ты, что я стану готовить пищу? Скажи, ты меня любишь? Джерри осторожно отстранил жену. Он больше не удивлялся тому, что сумасшедшие дома переполнены: туда ежедневно попадают сотни мужей, которые начинают колотить своих жен, вместо того чтобы выколачивать половики. Джоан трудно был понять душевную черствость мужа, которая проявлялась прежде всего в неразговорчивости. — Милый, что с тобой? Ох, если бы ты знал, какой изысканный роман я читала все это утро! Там убивают так изысканно, так прекрасно! И потом, там такая изысканная любовь! Один юноша влюбляется в свою мачеху — художницу. Джерри, что бы ты сказал, если бы я начала рисовать картины? Теперь это модно. Эрол всегда говорил, что у меня имеются способности — ведь я ирландского происхождения. Собственно говоря, я уже немного занималась живописью — в больнице. Но потом я начала писать стихи, которые Эрол посылал в газеты. Ах, милый, у меня такая масса интересов! Я еще читаю философские книги, которые Эрол купил незадолго до своей болезни. Поэтому все мужчины увлекаются мною. Они влюбляются в мою красоту и в мои таланты… Джерри, Джерри! С каменным лицом он направился к выходу. Ему стало как-то не по себе: у него было такое чувство, что то ли он принадлежал к разряду домашних животных, то ли его жена была последним чудом женственности. — Джоан, я должен сейчас уйти, — сказал он тихо. — Оденься и ступай позавтракай в каком-нибудь ресторане. Я не успею приготовить тебе поесть. — Неужели ты так и уйдешь, не поцелуешь свою женушку? Джерри исполнил ее желание. Джоан помахала ему на прощанье рукой и послала несколько воздушных поцелуев. Затем она поспешила снова лечь в постель, чтобы продолжать чтение. Гражданин вселенной Джерри Финн начал было склоняться над бездной черного пессимизма, но вдруг увидел прямо перед собой витрину ресторана, где рекламировалось лучшее в мире жаркое. Среди многих заманчивых призывов была и такая надпись: «Наш ресторан славится на весь мир как излюбленное место отдыха журналистов и художников». Джерри сел за дальний столик и стал ждать официантку. Из кухни доносились ароматы, от которых слюнные железы готовы были пуститься в пляс. Джерри с таким нетерпением ожидал обслуживания, что задремал у стола. Официантка разбудила его. Джерри очень смутился, так как она принадлежала к тому же стандарту, что и Джоан. Сходство было разительное. — Будьте добры, жаркое, — учтиво сказал Джерри. — Пожалуйста, выбирайте, — сказала ресторанная Джоан, раскрывая перед ним меню. Джерри пробежал глазами названия блюд: мясо тушеное в горшочке, лангет, бычье филе шпигованное… — Принесите мне бычье филе шпигованное. Одну минуточку! Сколько это стоит? — Четыре доллара. Блюдо порционное, готовится по особому заказу. — М… мне не обязательно по особому заказу… — Да, но это блюдо готовится только по особому заказу. — Слишком дорого. Я по профессии бывший журналист. Не будет ли дешевле коровье филе? — Шпигованное бычье филе готовится только из коровьего мяса. Слюнные железы перестали отплясывать польку. — Мисс, знаете ли вы, какая разница между быком и коровой? — Конечно… то есть нет, не знаю. Я ни разу не бывала на ферме. — Хорошо, тогда позовите сюда метрдотеля. Может быть, он знает. — Явился метрдотель — мужчина с плавными движениями, с лицом парикмахера и чистейшим английским произношением. — Что будет угодно господину директору? — Простите, я только редактор газеты. Бывший. — Очень приятно. Могу порекомендовать вам бульон или котлеты: они дешевы и в них совершенно нет конины. — Еще раз прошу прощения. Я бы желал шпигованное бычье филе, но не могу понять, почему оно так дорого? — Только четыре доллара. — Немыслимая цена! И к тому же, оказывается, вы готовите его из коровьего мяса! Метрдотель сел к столу, глядя прямо в глаза Джерри. — Сударь мой, — сказал он наставительно. — Знаете ли вы вообще, что такое корова? Бывали ли вы когда-нибудь на ферме? Я имею в виду — на скотоводческой ферме? — Я хочу есть, — ответил Джерри. — Это не меняет дела. Газетчики всегда хотят есть или пить. Особенно бывшие. Но для уяснения цены жаркого мы должны бросить беглый ретроспективный взгляд на исходное сырье, то есть на корову. Корова — это самка крупного рогатого скота. Крупный рогатый скот относится к полорогим жвачным, к подотряду парнокопытных. — Умоляю вас, сэр, я голоден! — воскликнул Джерри. — Простите, сэр, но я бы просил не перебивать меня. Итак, рога крупного рогатого скота — числом два или ни одного, в зависимости от породы — являются полыми роговыми образованиями и растут на костяном комле, то есть на двух симметрично расположенных костяных выступах или шишках лобной кости. Метрдотель достал из кармана карандаш и начал рисовать на полях меню какие-то схемы, продолжая пояснения: — Схема расположения зубов крупного рогатого скота следующая. Вот, обратите внимание: 6 0 0 0 6 / 6 1 6 1 6 = 32 Джерри вытер платком лоб, а метрдотель продолжал излагать историю жаркого: — Итак, корова является самкой крупного рогатого скота. У нее низкий, грудного тембра голос — альт и прекрасный открытый взгляд. Она к тому же обладает способностью вырабатывать молоко. Таким образом, корова поставляет незаменимое сырье для различных соусов, а также отличную замену материнского молока для миллионов представителей подрастающего поколения человечества, оказывая тем самым необходимую помощь современным матерям, которые вообще с ужасом думают о кормлении детей грудью. И в конце концов люди еще сдирают с коровы шкуру. Правда, с коровы можно содрать только одну шкуру, тогда как с человека сдирают две, три и больше — и очень часто с человека дерут шкуру постоянно, непрерывным методом, в течение всей жизни. Вы, несомненно, слыхали, что самца коровы называют быком? В Соединенных Штатах лучших быков привозят на сельскохозяйственные выставки, где их премируют и где таким же образом выбирают какую-нибудь женщину королевой красоты. В Испании же и в Мексике быков вместо этого выводят на арену, где их, к великой радости публики, по очереди закалывают. В Техасе быков преследуют с помощью лассо, а в Вашингтоне в них стреляют. Если женщину назвать коровой, она обычно сердится, но если мужчину назвать быком, то он чаще всего краснеет. Кусок мяса на хорошее жаркое, пока он еще находится в спине или бедре коровы, стоит на ферме двадцать центов, в мясной лавке — девяносто центов, но у нас, в ресторане, его цена уже четыре доллара. Почему? Да по той простой причине, что мы за него ручаемся. Следовательно, это уже не конина, а говядина — настоящее коровье мясо. А поскольку жаркое готовится по особому заказу, то тем более цена его четыре доллара. Метрдотель закончил свои рекомендации и встал, ожидая заказа. У меня только два доллара, — сказал со вздохом Джерри. — Следовательно, я не могу заказать шпигованное бычье филе. — И вы заставили меня рекомендовать вам это жаркое! — возмутился метрдотель. — Как это называется, по-вашему? — Прошу прощения, сэр. Но разрешите задать вам еще один маленький вопрос: кем вы были раньше, до работы в ресторане? Метрдотель с опаской огляделся кругом и сказал почти шепотом: — Я был в университете профессором зоологии, но когда в нашем штате несколько лет назад был принят новый закон, которым было запрещено преподавание эволюционного учения во всех школах и университете, я переквалифицировался. И не раскаиваюсь. Вы же знаете, какое жалкое существование ведут профессора! Оклады их так малы, заработки так скудны, что они давно уже перестали пользоваться зонтиками. По собственному опыту скажу вам, что научная работа не подходит человеку, который обеими ногами стоит на земле и обеими руками тянется к долларам. Оттого-то наша страна и ввозит постоянно ученых из Европы, посылая взамен свиную тушенку и радиопрограммы. Метрдотель снова огляделся кругом и спросил официально — вежливо: — Чем могу служить, сэр? — Котлету и чашку кофе. — Спасибо. Пятьдесят центов. По причине всего вышеизложенного перерыв на завтрак у Джерри затянулся. В особенности постарался метрдотель, угробив на двухминутное дело более двух часов. Когда Джерри наконец пришел к себе на работу, в передней у мистера Риверса шла рукопашная схватка. — Джерри! На помощь! — послышался крик самого мистера Риверса. Джерри ускорил шаги, взбежал на второй этаж и тут увидел поединок Исаака и доктора Роберта Попкина. Хотя Джерри никогда не бывал ранее на боксерских состязаниях, он теперь неплохо выступил в роли судьи на ринге, выпутав тонкие пальцы гинеколога из жестких волос хиропрактика. — В чем дело, господа? — спросил он с изумлением. — Эта пиявка окончательно разгонит нашу женскую клиентуру. — Простите, простите… дело обстоит не совсем так, — возразил доктор Попкин. — Я только беседовал с некоторыми нашими больными, пока ожидал профессора Финна. — После его беседы в приемной не осталось ни одной женщины, — сказал Исаак, а затем потребовал у Джерри объяснений о причине опоздания. — Возникли непреодолимые препятствия… Я объясню потом. — Что тут объяснять!.. — ответил Исаак, махнув рукой. Затем, бросив гневный взгляд на Попкина, ядовито добавил: — Я думал, что ты уже развязался с этим сексуальным господином. — Не разумнее ли будет, если мы войдем и закроем дверь? — заметил Джерри, видя, что на лестнице собирается любопытная публика. — Я вполне согласен, — обрадовался доктор Попкин. Но Исаак Риверс был другого мнения: — Вы немедленно уберетесь ко всем чертям — и чтобы вашей ноги здесь больше не было! Затем он добавил: — Джерри, у меня на приеме двое больных. Займись, пожалуйста, этим хорьком. Гони его в шею. Надо кончать этот сексуальный базар. Исаак ушел к себе в кабинет, а Джерри остался в дверях объясняться с доктором Попкином. — Я глубоко сожалею, профессор Финн, что вам приходится работать с таким некультурным коллегой, — промолвил доктор Попкин. — Я пришел, чтобы повидаться с вами, и в ожидании начал задавать собравшимся на прием женщинам кое-какие вопросы. Те самые, что в наших анкетах. Вы же знаете: вполне невинные маленькие вопросы. Ну, правда, десятка два женщин расшумелись и ушли. Подумаешь, какая важность! В Америке сорок миллионов сексуально зрелых женщин — и с каждым днем их становится больше. Не успел я разговориться с одной маленькой мисс, как вдруг ворвался ваш коллега и начал меня поносить. И не только поносить: он пустил в ход физическую силу! Другой-то силы у него нет!.. — А эта маленькая мисс? — Она ждет вас там. Но вернемся к делу: неужели вы действительно не хотите продолжать анкетирование? — Нет. Решительно нет. — Но почему? Неужели вы не хотите оказать человечеству великую услугу? — Она слишком непосильна для меня. — В таком случае я сделаю свои выводы. Вы лишь недавно прибыли в эту страну и отказываетесь выполнить свой гражданский долг. Джерри прервал его жестом лопнувшего терпения: — Доктор Попкин! Все ясно! Мне надо идти. Он переступил через порог и хотел было закрыть дверь, но коротышка-доктор успел вклинить в щель носок своего ботинка. Джерри всеми силами старался вытолкнуть застрявшую ногу противника, но тщетно. В конце концов ему не оставалось ничего другого, как сунуть руку в свой задний карман. Он приоткрыл дверь еще немного и тюкнул осаждающего в оба колена, после чего свободно закрыл свою дверь в полной тишине. В обетованной земле частного предпринимательства каждому приходилось стараться за себя и быть предприимчивым, насколько возможно. Так поступал и доктор Попкин. Но хиропрактики тоже были частными предпринимателями, оберегающими свободу своей инициативы. Символом свободы Джерри был молоток, а Исаак Риверс полагался на свои кулаки и богатый запас крепких слов. Ожидавшая в приемной девочка-подросток при виде Джерри поднялась с места. Хиропрактик машинально поздоровался с нею, надел белый халат и сел к столу, чтобы заполнить карточку. — Имя? — спросил он. — Эстелла Говард. — Возраст? — Двенадцать лет. — Замужем? — Я? Оторвав глаза от карточки, Джерри наконец разглядел пациентку, спрятал авторучку в карман и спросил отеческим тоном: — Что же болит у маленькой мисс? — Ничего. Мама послала меня спросить, не может ли доктор зайти к нам? Мы живем в этом доме, на шестом этаже. — А твоя мама так больна, что не может прийти сама? — Нет, мама не больна. — Кто же у вас болен? — Лаура. — А что с нею случилось? — У нее скоро должны быть маленькие. Прошлый раз родились трое — и все умерли. Мама думает, что доктор мог бы помочь. Джерри прикусил губу. — Лаура — это твоя сестра? — О, нет Лаура — это собака. В третий раз уже ему предлагали роль ветеринара. Он начал подозревать, что некоторые больные, рассерженные анкетами доктора Хинсея, хотят теперь отомстить. Он посмотрел девочке прямо в глаза и строго спросил: — Кто послал тебя ко мне? — Мама. — Хорошо. Я пойду и посмотрю на вашу Лауру сейчас же, немедленно. Девочка повела Джерри на шестой этаж. Счастливое семейное событие дало миру четырех маленьких спаниелей; кроткая мамаша делала им первое помазание своим языком. Однако миссис Говард была чрезвычайно удивлена, видя свою дочь с профессором Финном, которого знала как хиропрактика. Мать устремила на девочку весьма укоризненный взгляд и спросила: — Где ты пропадала два часа? — Я ждала доктора, — ответила девочка невинно. — Ждала? Негодная! Я же звонила ему несколько раз — и тебя там даже не видели. Ну, говори, где ты была? Джерри понял, что произошло недоразумение. Желая выручить из беды маленькую Эстеллу, он сказал примирительно: — Маленькая мисс по ошибке зашла в мою приемную, миссис Говард. Но вы можете не жалеть об этой ошибке, так как у меня в Европе была собачья клиника и случаи такого рода я знаю как свои пять пальцев. Джерри не имел привычки лгать, но теперь он, собственно, и не лгал, а только рекламировал себя. И, поскольку в рекламе дозволено пользоваться любыми средствами, он и выбрал первое попавшееся. Позднее, правда, ему пришлось из-за этого пострадать, но это уже совсем другая история. Любители собак испытывают друг к другу известную симпатию и родственные чувства. Поэтому, узнав об интересе профессора Финна к собакам, миссис Говард даже слегка похорошела от восторга. — Как это великолепно! Все люди доброго сердца любят собак. Ну, скажите, доктор, не правда ли — милые малыши? — Совершенные красавцы, — подтвердил Джерри, — прямо-таки безупречные. Если бы я искал себе собаку, я выбрал бы непременно спаниеля. — Вы принадлежите к бруклинскому Спаниель-клубу? — Нет… Ведь всего месяц, как я приехал в эту страну. — Совершенно верно! И у вас еще даже нет спаниеля! Но, профессор, дело теперь отлично улаживается. Я подарю вам одного из этих щенков. Через месяц вы сможете сами выбрать того из них, который будет вам больше по душе. И тогда вы, уж конечно, вступите в наш клуб. Я могу дать вам рекомендацию. Видите ли, профессор, членом нашего клуба можно стать только при наличии рекомендации. Джерри пытался найти вежливый предлог, чтобы как-то уклониться от вступления в собачье общество, но все отговорки его лишь усиливали активность миссис Говард. — Нет, нет, вам, безусловно, необходимо завести собаку. Я уверена, что жена ваша тоже увлечется спаниелем. Чем больше мы узнаем людей, тем горячее начинаем любить собак. Надеюсь, вы теперь каждый день будете заходить, чтобы взглянуть на этих милых прелестных спаниельчиков? Прежде чем уйти, Джерри был вынужден еще полюбоваться коллекцией премий, медалей и почетных грамот Лауры. И, наконец ему пришлось высказать сердечную благодарность хозяйке, которая взвалила на его плечи новый крест. Джерри поспешил обратно на работу. В своей приемной он встретил мистера Риверса. Исаак впервые за все время выглядел пессимистом. — Я хочу поговорить с тобой серьезно, — сказал он почти с дрожью в голосе. — Твоя практика хиреет изо дня в день. Сколько больных ты принял сегодня? — Девятнадцать, насколько помнится, — ответил Джерри. — Я пропустил немногим более сорока. Из них — только двое первичных. Исаак достал из кармана ножичек и стал чистить им ногти, как бы думая вслух: — Доктор Попкин сыграл с нами скверную штуку. Я начинаю подозревать, что он подослан к нам союзом врачей. Доктора нас ненавидят, но бессильны повредить нам, так как и сами они такие же шарлатаны. Вот почему они стараются отнять у нас больных иным путем. Затем я хотел бы сказать тебе еще одну вещь… — Я слушаю. — Нельзя постоянно устраивать такие большие перерывы на еду. — Сегодня было исключение. Я завтракал… — И забыл, что человек должен также и работать. Джерри не ответил ничего, ожидая продолжения, ибо его шеф, по-видимому, собирался говорить еще. Прием окончился, и теперь докторам представилась отличная возможность выслушать друг друга. Джерри не особенно спешил домой, где его ждали хлопоты по хозяйству и очаровательно капризная жена. Но едва Исаак успел солидно откашляться, точно духовный отец, приступающий к исполнению своей великой миссии, как им помешали. Это был тот вечерний час, когда домашний покой людей начинают тревожить многочисленные собиратели пожертвований. Первым постучал в дверь какой-то молодой человек, собиравший старую и новую одежду для пострадавших от наводнения в долине Миссисипи. Второй явилась девочка-школьница с официальным разрешением собирать деньги на школьный духовой оркестр. Исаак пожертвовал доллар на такое благородное дело и осведомился: — Большой у вас оркестр? — Мы его только еще создаем, — ответила девочка с готовностью, как и подобает лицу, облаченному общественным доверием. — Так деньги вам нужны на покупку труб? — Нет, на форму для оркестрантов. Благодарю вас, сэр! Девочка уступила место женщине средних лет, у которой тоже имелось официальное разрешение беспокоить граждан у домашнего очага. Женщина собирала пожертвования на санаторий для потерявших зрение и разум профессиональных боксеров. Исаак отказался жертвовать и приобрел лишнего врага. Затем явилась некая светловолосая Мэрилин, которая сразу же стала бить на патриотические чувства Исаака: — Вы знаете, что в Корее идет война? — начала женщина. — Действительно, я кое-что слышал об этом, — ответил Исаак, загораживая дверь ногою, чтобы Мэрилин не могла ворваться в квартиру. — И вы также слышали, что в Корее гибнут ежедневно миллионы американских парней? — Этого я не слышал… — И что каждый день оттуда прибывают миллионы инвалидов? — Что-то уж больно много. — Вы хотите, чтобы так продолжалось и впредь? — Ни в коем случае. Боже сохрани! — Хорошо, тогда поставьте ваше имя под этим подписным листом и пожертвуйте столько долларов, сколько вы в состоянии дать. — Для какой цели? — На развлечения для наших солдат. Из Голливуда в Корею направляется большая труппа кинозвезд — показывать солдатам ревю. А вы же знаете, чего стоят звезды? Исаак бросил недоуменный взгляд на подошедшего Джерри и пробормотал: — Мне все-таки не очень ясна цель сбора средств. Не понимаю, каким образом кинозвезды могут предотвратить гибель солдат? Наоборот, солдатам тогда двойная погибель. Сборщица не стала продолжать объяснений. Она поставила в своей записной книжечке маленькую закорючку и произнесла с таким пафосом, какого хватило бы и на пять Марилин, следующие слова: — Смерть людей для вас ничего не значит? Прощайте. Навсегда! — Мисс! — воскликнул Исаак. — Вы когда-нибудь проверяли ваш позвоночник? Разговор на этом закончился, ибо на сцене появился широкоплечий атлет, который не был согласен беседовать в дверях. Он попросту отстранил маленькую Мэрилин, втолкнул Исаака в переднюю и сам вошел за ним, закрыв за собой дверь. Исаак и Джерри только переглядывались, но не могли оказать ни малейшего сопротивления. — Мое имя Норд, — заявил вошедший. — Уолли Норд. — Как пишется? Назовите по буквам, — поинтересовался Джерри, который хотел в Америке жить по-американски. — Эн-о-эр-дэ — Норд. — Что у вас болит? — в свою очередь поинтересовался Исаак. — У меня? Ничего. Я пришел помочь вам. Я книгоноша. Продаю лучшие в мире книги за полцены. Исаак тяжело вздохнул и сказал, обращаясь к Джерри: — Я пошел в кухню готовить ужин. Ты, кажется, собирался домой? Как тебе известно, я не покупаю никаких книг, ни за какую цену. Исаак удалился поспешными шагами, и Джерри тоже собрался уходить, Но мистер Норд был не из тех, кто легко отступает. Кроме терпения и выдержки коммивояжера, он обладал еще смелостью и энергией, достаточной, чтобы пробивать стены. Он начал: — Дорогой сэр! Судя по вашему виду, я осмелюсь утверждать, что вы увлекаетесь литературой, потому что интеллигентности скрыть невозможно. Вы, конечно, много читаете? — Вообще-то да… — ответил Джерри, словно ощутивший приятное щекотание. — Я сразу это понял, — воодушевился посетитель, начиная выкладывать на стол содержимое своего кожаного чемодана. — Не утруждайте себя напрасно, — спохватился Джерри. — У меня в настоящий момент совершенно нет средств на покупку книг. — Конечно, конечно! Потому-то мы и организовали продажу книг в рассрочку. Судя по вашему акценту, вы не уроженец Бруклина? Наверно, вы даже родились в Европе? Может быть, в Англии? — Я не покупаю книг в рассрочку. Вообще, ненавижу покупать в долг. — Европейцы обычно страстные любители чтения, — те, которые грамотны, конечно. Но, разумеется, в Америке читают гораздо больше, поскольку это ведущая культурная страна… — Не трудитесь напрасно: я ни на каких условиях не покупаю книг. Широкоплечий книгоноша как будто и не слышал замечания Джерри. Он разложил книги на столе и с увлечением продолжал: — Вот лучший в мире энциклопедический словарь. Цена шесть долларов, с рассрочкой на двенадцать месяцев. — Я ничего не покупаю в рассрочку. — А вот роскошное произведение, в котором показана интимная жизнь киноактрисы Мэйми Гуггенхейм, стоит лишь пять долларов. Написал эту вещь популярнейший в мире кинодраматург Бен Снарик. Рассрочка на восемнадцать месяцев. — Я ничего не покупаю в рассрочку. — Или, например, вот это — лучшая в мире книга о животных! Ее авторы — самые выдающиеся в мире ученые… — Вы слышите, что я сказал? Я ничего не покупаю в рассрочку! На этот раз Джерри закричал так оглушительно, что испугался за свои часы — как бы они не остановились. Однако усердный сеятель на ниве просвещения привык и не к такому крику. Теперь он взял в руки маленькую книжечку, продолжая свои рекомендации: — Вы, вероятно, увлекаетесь классиками? Именно — европейскими классиками? Так вот вам собрание сочинений Анатоля Франса в сокращенном издании, обработанном для американцев. Всего сто две страницы! И цена лишь 35 центов. — Сокращено до ста двух страниц? — Совершенно верно. Не правда ли, блестящая идея? И все-таки сюжет каждого романа сохранен в неприкосновенности. — Собрание сочинений Анатоля Франса на сто двух страницах? — медленно проговорил Джерри, чувствуя легкое головокружение. — Если это по-вашему слишком длинно, так вот вам весь Виктор Гюго, еще более ужатый: только восемьдесят страниц! — Кто позволил их так сокращать? — Издатель, конечно. — Если бы Анатоль Франс и Виктор Гюго знали… — Мы не спрашиваем их мнения и даже внимания на обращаем на таких мелких господ. Пускай радуются, что мы публикуем их выдумки. Джерри стало грустно. — Для чего же их произведения сокращать! — недоумевал он. — Ну, разумеется, для того, чтобы их можно было читать в дороге. В наше время никто уже не читает книг дома, где имеются дела поважнее. В самом деле, разве не блестяще, что все написанное Франсом и Гюго можно прочесть за каких-нибудь два часа? А кроме того, люди теперь просто не хотят держать большие, громоздкие книги. — Ну, а бестселлеры? — Ах, простите, сэр! Я и не знал, что вас интересуют бестселлеры. Вот самый новейший. Безусловно это произведение — самое ходкое в мире. «Звезды сверкают днем». Две тысячи шестьсот страниц — и цена лишь одиннадцать долларов. Это подлинный шедевр, в котором отображена какая-то история. Вероятно, история Америки во времена золотой лихорадки. — Кто ее написал? — Лоретта Плиц, молодая супруга одного их нефтяных королей и бывшая королева красоты. Взгляните: вот она, на последней странице обложки. Она действительно хороша. Разрешите, я вам пришлю эту книгу? Но бестселлеры мы не продаем в рассрочку. — Не трудитесь. — Или, может быть, вас привлечет эта подлинно сенсационная книга: «Величайший в мире преступник»? Ее автор — лучший писатель мира Винцет Дуррел. — Это лучший писатель Америки? — Больше! Я же сказал вам: лучший писатель мира. — Ну, а что же тогда Стейнбек, Фолкнер, Хемингуэй? — Судя по фамилиям, это какие-нибудь европейские болтуны, книги которых не стоит переводить на американский язык. Людей не интересует психологическая софистика. Их привлекает живая действительность: убийства и любовь. А что вы скажете об этой великолепной книге? Всемирная история в кармане! Девяносто страниц, при этом — обилие иллюстраций! Цена только 35 центов. И, если книга не удовлетворит вас, вы сможете получить свои деньги обратно. А это — история мировой литературы. Сюда входят, между прочим, и некоторые европейские писатели, а также широко представлены все крупнейшие лирики Южной Кореи. Это маленькая книжечка, но ее содержание колоссально. Тридцать две страницы, только 15 центов… — Довольно! — закричал Джерри. — Имеется также библия в новом переводе. Текст прямо-таки великолепный! — Вы что, не слышите? Меня нисколько не интересуют ваши выжатые издания, ваши литературные брикеты. — Что значит — выжатые? — Это преступление — сокращать до нескольких страниц лучшие жемчужины мировой литературы. — Но тогда-то они и становятся настоящими жемчужинами! Ведь наша задача — улучшить произведения, в которых одна беда: обилие слов. Вы что же, не любите исправленных изданий? — Да, не люблю. — Так вы хотите критиковать мой вкус? — Да. — В таком случае вы оскорбляете не только меня, но и всю Америку. Ни один разумный человек не станет читать «Божественную комедию» Данте в полном издании, если может получить ее в виде брошюрки на десяти страницах. Современному человеку приходится читать так много, что у него нет времени на болтливых классиков — тем более, что теперь чуть ли не каждый день появляются новые блестящие бестселлеры. Чтобы сдержать свое негодование, Джерри закурил сигарету. — Любезнейший, — сказал он, стиснув зубы, — забирайте ваши книги и скорей уходите! Доблестный рыцарь литературного прогресса удивился: — Вы и в самом деле ничего не купите? — Нет. — И даже в рассрочку? Ведь у нас чудесные условия выплаты… — Довольно, довольно! Убирайтесь! К черту! Исаак Риверс вышел из кухни в фартуке, с большим кухонным ножом в руке. Он мог не говорить ничего — настолько красноречив был его взгляд. Широкоплечий атлет-книгоноша собрал свои жемчужины и брикеты и поспешно ретировался. Но, прежде чем захлопнуть дверь, он еще крикнул: — Болваны! Тупорылые свиньи! Когда дверь защелкнулась, Исаак сказал Джерри с укоризной: — Ведь у тебя же молоток!.. Он снова ушел на кухню, а Джерри некоторое время оставался наедине с самим собою. Наконец, собравшись с духом, он медленным шагом направился домой, туда, где все великие мужи становятся маленькими, а маленькие женщины — большими, где женские слезы кажутся самым могучим в мире потоком, и где многие мужья заболевают особой мужской болезнью — тоской по дому. |
||||
|