"Дура" - читать интересную книгу автора (Ашар Марсель)

АКТ ПЕРВЫЙ

Следователю Севинье тридцать четыре года, но он выглядит моложе. Он молод в лучшем смысле этого слова, энергичен, подвижен. Его улыбка полна тепла, юмора, искренней веселости. Это человек, любящий жизнь и делающий карьеру, но относящийся к своей профессии с полной ответственностью. Присяжный секретарь Морестан того же возраста, но это – чиновник. Он уже утратил энтузиазм и порывистость, придающие обаяние Севинье. Следователь и секретарь сидят в кабинете довольно далеко друг от друга. Это заставляет их несколько повышать голос в разговоре, как это делают плохо слышащие люди.

Севинье. Однако после допроса…

Морестан (категорично). Это его сестра…

Севинье. А-а!

Морестан. Заметьте, муж отрицает…

Севинье. Но в то же время ребенок…

Морестан. Ребенок, конечно…

Севинье (торжествуя). Тогда что же?

Морестан. И все же – нет.

Севинье. Как – нет?

Морестан. Потому что это было четырнадцатого июля.

Севинье. И что?

Морестан. Четырнадцатого июля он залепил пощечину своей бабушке.

Севинье. Это ничего не доказывает.

Морестан. Он же ее ударил в Шатийоне!

Севинье. Неужели?! (Это его любимое выражение, он произносит его с разными интонациями: недоуменно, утвердительно, вопросительно – смотря по ситуации.)

Морестан. Да разве дело только в этом?

Севинье. А в чем же еще?

Морестан. Э-э, так было бы слишком просто.

Севинье. Ну, не скажите.

Морестан. Господин следователь, а как насчет сапожника?

Севинье. В каком смысле?

Морестан. Он – ключ ко всему.

Севинье. Почему вы так думаете?

Морестан. Инспектор Кола звонил.

Севинье (живо). Либеркранцу?

Морестан. Нет.

Севинье. Оштеттеру?

Морестан. И не ему.

Севинье. Виньетту?

Морестан. Тоже нет.

Севинье. Бретонье?

Морестан. Тем более нет. Почему вы меня просто не спросите, не встречался ли он с Брокето?

Севинье (взволнованно). Как? Он видел Брокето?

Морестан. Нет.

Севинье. Ну, я пас.

Морестан. Он сначала позврнил ему, а затем встретился с Обертеном, который видел Брокето.

Севинье. И что он?

Морестан. Отрицает.

Севинье. И этот тоже!

Морестан. Все отрицают. Кроме Шариньона.

Севинье. Молодец Шариньон!

Морестан. Да, только ему верить нельзя.

Севинье. Разумеется. Человек признается, когда его об этом не спрашивают!

Морестан (иронично). Как это неестественно!

Пауза.

Севинье. Мне это дело кажется довольно запутанным!

Морестан. Господин следователь, все дела – запутанные, вы это знаете не хуже других! Даже такое мелкое, как это.

Севинье. Если бы его жена хотя бы спала с другим! Это бы многое объяснило.

Морестан (с энтузиазмом). Так она и спит! Да еще как спит!

Севинье. А как остальные – считают, что он в курсе?

Морестан. Вы понимаете…

Севинье. В курсе или не в курсе?

Морестан. Он сам не знает, в курсе ли он!

Севинье. А ребенок? Что говорят, он от него или нет?

Морестан. Стали говорить, что от него, только после того, как он съездил по физиономии своей бабушке.

Пауза.

Севинье. Мне кажется, мы с вами отлично сработаемся.

Морестан (тепло). Я так себе сразу и сказал.

Севинье. Знаете, если вы увидите, что я отвлекаюсь или выхожу из себя…

Морестан. Будьте спокойны, господин следователь. Можете на меня положиться. Вдвоем меньше риска что-то упустить.

Севинье. Слава богу, не все дела такие, как дело Шариньона. Например, дело на улице Фэзандери, – ясно, как божий день!

Морестан. Как божий день!

Открывается дверь. Входит Антуанетта, жена Севинье. Это молодая женщина, очень хорошенькая и веселая. В руках у нее большой букет цветов.

Антуанетта. Добрый день!

Севинье. Здравствуй, дорогая. Ты знакома с господином Морестаном, моим секретарем?

Антуанетта (очень любезным, светским тоном). Мы, кажется, вчера виделись.

Морестан. Здравствуйте, мадам.

Севинье. Тебе придется отвыкать входить в мой кабинет как к себе домой. То, что здесь происходит, – очень серьезно. И важно.

Антуанетта. Прекрасно! Согласна!

Севинье. Что ты собираешься делать с этими цветами?

Антуанетта. Поставить в вазу. Кабинет ужасно мрачный.

Севинье. Кабинет следователя – не банкетный зал. Будь добра, унеси этот букет.

Антуанетта (указывая на рамку с фотографией на столе, к Севинье). И моя фотография останется без цветов?

Севинье. Извини, да.

Антуанетта (поднимая воротник пальто). Здесь можно окоченеть от холода!

Севинье. Кому ты это говоришь!

Морестан. Я советовал господину следователю ходить из угла в угол, чтобы согреться. Очень помогает. А на некоторых обвиняемых, кроме того, и производит впечатление.

Антуанетта (ледяным тоном). А-а-а…

Короткая пауза. Некоторое замешательство.

Морестан. Мне кажется, я должен пойти поискать у кого-нибудь досье Шариньона. Что вы на это скажете?

Севинье. Мне кажется, мы с вами отлично сработаемся.

Морестан выходит.

Антуанетта (презрительно оглядывая кабинет). И ты думаешь, что с таким кабинетом можно добиться успеха?

Севинье. Я рассчитываю не только на кабинет. Но признаюсь – здесь ужасно.

Антуанетта. О-ля-ля… И другого лифта нет?

Севинье (с жестом бессилия). Нет.

Антуанетта. Весело! Семнадцать человек было в очереди внизу. Я поднималась вместе с убийцей с Бургундской улицы.

Севинье. Не может быть! Для подследственных особый лифт.

Антуанетта. Во всяком случае – был похож. Страх божий. Нечто среднее между Квазимодо и Франкенштейном. Все в лифте были в ужасе.

Севинье. Бедная Антуанетточка!

Антуанетта. Он меня спросил, не для него ли эти цветы.

Севинье. Я тебе повторяю – цветы здесь неуместны.

Антуанетта. Я их отнесу твоей матери.

Севинье. Она решит, что дни ее сочтены.

Антуанетта. Я ей скажу, что мне их позавчера подарили, и у меня их слишком много.

Севинье (саркастически). Как ты балуешь мою мамочку!

Антуанетта (снова оглядываясь). Как вспомню твой уютный кабинетик в Версале!..

Севинье. Но мы в Париже, понимаешь? В Париже! И мне только тридцать четыре года!

Антуанетта. Скажи, любимый, ты пробьешься?

Севинье. Надеюсь.

Антуанетта. Не забывай, что в твоем возрасте будущее – вот оно, начинается сейчас!

Севинье. Не забываю.

Антуанетта. Думай о твоей матери, у которой ты один.

Севинье. Думаю.

Антуанетта. Думай о моих престарелых родителях, они еще больше нуждаются в поддержке, чем твоя мать.

Севинье. Я только о них и думаю.

Антуанетта. Как ты с прокурором?

Севинье. В очень хороших отношениях.

Антуанетта. Я говорю о генеральном прокуроре.

Севинье. Я тоже.

Антуанетта. Будь с ним полюбезнее.

Севинье {его забавляет разговор). Слушаюсь!

Антуанетта, Не противоречь. Делай все, что он тебе скажет.

Севинье. Обещаю!

Антуанетта. Разумеется, ничего незаконного он у тебя не потребует.

Севинье. Разумеется, свобода выбора предполагает необходимость быть на стороне правосудия.

Антуанетта. Не дурачься!

Севинье (обиженно). Я со всей серьезностью!

Телефонный звонок.

(В трубку, холодно.) Алло! Севинье слушает. (Внезапно очень любезно.) Да, господин прокурор!

Антуанетта. Будь любезнее, ради меня!

Севинье (еще более любезно). Разумеется, господин прокурор!

Антуанетта. Отлично!

Севинье. Конечно, господин прокурор!

Антуанетта. Превосходно! Так и продолжай!

Севинье. Я буду очень рад, господин прокурор. Для меня это большая честь. (Вешает трубку.)

Антуанетта. Знаю. Это был прокурор. Что он сказал?

Севинье. Пригласил нас на ужин в субботу.

Антуанетта (восхищенно). Нас пригласил к себе генеральный прокурор?

Севинье. Не генеральный, а районный.

Антуанетта (разочарованно). Тоже неплохо.

Севинье (озабоченно). Как неприятно. Я обещал Рошфору.

Антуанетта. Ты согласился или нет?

Севинье. Рошфор – старый друг, и я его очень люблю.

Антуанетта. Так ты согласился, да или нет?

Севинье. Он уедет в Альби, и раньше чем через полгода мы не увидимся.

Антуанетта. Неужели ты станешь выбирать между парижским прокурором и провинциальным следователем?

Севинье. Нет, это некрасиво!

Антуанетта (передразнивая мужа). «Свобода выбора предполагает необходимость быть на стороне правосудия».

Севинье. Сама звони Рошфору.

Антуанетта. Храбрости не хватает?

Севинье. Мне неприятно его огорчать. А тебе – все равно.

Антуанетта. Абсолютно!.. Когда ты думаешь освободиться сегодня вечером?

Севинье. Не знаю, дорогая. Надеюсь, часам к восьми… Надеюсь.

Антуанетта (искренне и нежно). Как долго! Я так без тебя скучаю!

Севинье (тронут). Женушка моя! (Обнимает ее.) Знаешь, до встречи с тобой я не знал, что такое любовь!

Антуанетта. Я тоже не знала. (Весело.) Но примерно так ее представляла!

Севинье. Любимая!

Антуанетта. Поцелуй меня!

Севинье. Тогда за дверью. Если кто и войдет, нас не увидят.

Антуанетта (мужу, собирающемуся ее поцеловать). Ты пробьешься? Станешь знаменитым следователем? Переберешься на другой этаж?

Севинье (почти яростно). А ты думаешь, что мне не надоело наше прозябание, наш дом без лифта, наша машина, которая разваливается на ходу, твоя шубка – имитация из искусственного меха, думаешь – нет?

Антуанетта. Не нервничай, все не так страшно.

Севинье. Как вспомню об этом кретине Пароди, который стал генеральным прокурором!

Антуанетта. Да, но как он спину гнул!

Севинье. Что касается спины, то я согнусь в три погибели! Побью все рекорды по лизанию башмаков!

Антуанетта. Какой у тебя страшный взгляд!

Севинье. Я на все пойду, понимаешь! На все, только бы выбраться из этой серости.

Антуанетта. Даже на что-то плохое?

Севинье (не отвечая). Не приставай. Сейчас дело не в этом.

Они целуются, довольно долго. В дверь стучат. Севинье и его жена отскакивают друг от друга.

Войдите!

Морестан (входя). Досье нигде нет. Наверно, у нас затерялось.

Севинье (полный достоинства). Что это за манеры, Морестан? Вы теперь стучите, перед тем как войти?

Морестан. Но, господин следователь…

Севинье. Этот кабинет – также и ваш кабинет. И знайте, мне нечего скрывать.

Морестан (улыбаясь, показывает на губы Севинье, испачканные в помаде). Вы поранились?

Антуанетта (смеется). О, у вас есть чувство юмора!

Севинье (вытирает губы, достав платок из верхнего кармана; Антуанетте). Без двадцати четыре! Я постараюсь не задержаться.

Антуанетта (искренне и ласково). Когда бы ты ни пришел, мне всегда кажется, что ты задержался, любовь моя! (Посылает ему воздушный поцелуй и выходит.)

Морестан. У вас очаровательная жена!

Севинье (закуривая сигарету). Спасибо!

Морестан. Надеюсь, она будет навещать вас время от времени?

Севинье. Я передам ей ваше пожелание.

Оба смеются. Стук в дверь.

Войдите.

Входит Лабланш. Он товарищ районного прокурора. По рангу он не выше Севинье, но следователь хочет понравиться всем, в том числе и Лабланшу. Лабланш еще молод, красив, изысканно элегантен, но в нем есть что-то властное и неприятное.

Морестан (поспешно привставая). Господин Лабланш…

Лабланш (протягивая руку). Разрешите представиться – Лабланш.

Севинье (тоже вставая). О! Очень рад! Сигарету?

Лабланш (холодно). Нет, спасибо.

Севинье. Ничего, мы не на допросе.

Лабланш (фальшиво добродушно). И правда, я думаю, вы не допрашивали эту очаровательную посетительницу, которая вышла от вас с букетом в руках.

Севинье (с безразличным видом, на самом деле он очень горд). Это моя жена.

Лабланш. А! А! Поздравляю!

Севинье. Она заходила посмотреть, как я устроился.

Лабланш. Надеюсь познакомиться с ней в субботу. Я тоже ужинаю у прокурора.

Севинье. Очень рад слышать. (Жестом приглашает его сесть.)

Лабланш (садясь). Но я зашел не только поздороваться.

Севинье (внезапно становясь внимательным). Я вас слушаю.

Лабланш. Вы приступаете к допросам по делу об убийстве на улице Фэзандери?

Севинье. Я вызвал первых свидетелей к четырем часам.

Лабланш (резко и категорично). Это мелкое дело, не представляющее никакого интереса.

Севинье. Это мой дебют!

Лабланш (невесело улыбаясь). Дешевый ширпотреб, простите за сравнение.

Севинье (живо, смеясь). Ну, вечерний туалет от Кристиана Диора мне пока не по карману.

Лабланш. Девушку нашли раздетой, в обмороке, рядом с ее любовником.

Севинье. Более того – она еще держала в руке револьвер, из которого его застрелила.

Лабланш (с притворным сочувствием). Правда, она была в обмороке…

Севинье (с сарказмом). Стреляет в любовника, а падает без чувств сама.

Лабланш. Ее рассказ шит белыми нитками. «Убийца» – она даже не может сказать, мужчина это или женщина, словом, таинственная тень, – открывает дверь, стреляет и исчезает, не оставляя никаких следов!

Севинье (тем же саркастическим тоном). Так похоже на правду!

Лабланш. Я не понимаю, почему эту девицу сразу не арестовали.

Севинье. Две-три детали не совпадают. Но я сейчас ее допрошу, и через час она уже будет за решеткой.

Лабланш. Обычное преступление на почве ревности – ничего особенного.

Севинье. Ничего особенного.

Лабланш. Нам повезло, что в газетах было всего три строчки. Мы раздувать не будем.

Севинье (без уверенности в голосе). Да и незачем.

Лабланш. Сама она, наверно, из тех, кто спит с кем попало, а говорит, что работает горничной.

Севинье. Она на самом деле горничная.

Лабланш. А он – шофер, посыльный, камердинер, словом, «пойди туда – не знаю куда». (С нажимом.) Да к тому же даже не француз!

Севинье. Даже не француз!

Лабланш. Приговорен к смерти в Испании, ранен шальной пулей в конце войны, дрался на ножах с соотечественником, после чего лежал в больнице, – ничего интересного!

Севинье. У вас большие запросы.

Лабланш. Я хочу сказать, все к тому шло.

Севинье. Словом, судебно-медицинское вскрытие – единственное, что ему светило в будущем.

Морестан смеется. Лабланш смотрит на него. Тот замолкает.

Лабланш (к Севинье). Проведите нам это дело аккуратно.

Севинье. Аккуратно.

Лабланш. Виновна она.

Севинье. Мне кажется, да.

Лабланш (подчеркивая). Она, без сомнения, виновна.

Севинье. У меня такое впечатление.

Лабланш. Она не может не быть виновной.

Севинье. Я понял.

Лабланш. Господин прокурор очень заинтересован, чтобы вы покончили с этим делом как можно скорее. Правосудие стоит денег. Мы не имеем права швыряться деньгами налогоплательщиков. (Встает.)

Севинье. В самом деле.

Лабланш. Впрочем, у вас есть и другая веская причина скорей поставить точку.

Севинье. Да? Какая же?

Лабланш. Они оба, и он и она, служили у Бореверов.

Севинье (неопределенный жест). Не вижу связи.

Лабланш. Вы не знаете Бореверов? Улица Фэзандери?

Севинье. Извините меня, я здесь новичок!

Лабланш. Банк Боревер. Миллионы! Сливки общества.

Морестан (с восхищением). Его жена – дочь Сен-Мора де Пиньероль!

Севинье. Неужели?

Лабланш. Трагедия произошла в их особняке, в комнатах для прислуги. Люди их' круга совсем не заинтересованы в такого рода популярности. И тем более они не хотят, чтобы их имена склонялись на страницах газет.

Севинье. Неужели!

Лабланш. И господин прокурор тоже этого не хочет!

Севинье. Понял. Хорошо.

Лабланш. И многие влиятельные лица это мнение разделяют.

Севинье. На основании сведений из переданного мне досье, мне кажется, это всеобщее желание легко удовлетворить.

Лабланш. Тем лучше!

Севинье (шутливо). Могу представить себя на месте Боревера: у меня тоже есть прислуга.

Лабланш. Кажется, она не сознаётся. Но они никогда не сознаются.

Севинье. Кроме Шариньона.

Лабланш (выходя и не слыша слов Севинье). Постарайтесь добиться признания. Она, кажется, дура, и это будет несложно.

Севинье. Вероятно, да!

Лабланш (на пороге). Полиции всегда легко иметь дело с такой явной преступницей, как эта девка. И для правосудия тоже удобно, потому что нехлопотно.

Севинье. Очень удобно.

Лабланш (притворно смеясь). Пожалуйста, не напоминайте мне о делах, когда должна решать наша совесть!

Севинье. Это дело ясно как божий день!

Лабланш (пожимая ему руку). Севинье, вы умный человек и смотрите в корень. Вы хладнокровны и с воображением. Далеко пойдете.

Севинье. Очень надеюсь. До субботы.

Лабланш. До субботы.

Морестан. До свидания, господин Лабланш!

Лабланш не обращает внимания на его слова и выходит.

Севинье. Очень элегантен! Мне говорили, что он высокомерен, но я совсем этого не нахожу.

Морестан (уклоняясь от ответа). Скоро четыре!

Севинье. Увы!

Морестан (с симпатией). Вы не очень волнуетесь, господин следователь?

Севинье. Я и не таких раскалывал. Сила следователя – в спокойствии.

Морестан. Так считается!

Севинье. Вот я – начинаю думать о ней только сейчас. А она уже три дня с утра до вечера думает лишь обо мне.

Морестан (шутя). Счастливчик! (Взгляд Севинье его останавливает.) О! Простите!

Севинье. Я не шучу. Она придет нервная, напряженная, не способная к сопротивлению. С заранее приготовленными ответами на разнообразные вопросы, которые я ей как раз и… не задам!

Морестан. Ну, в добрый час!

Севинье. Но учтите! Главное – ее запугать. Для этого нужно ее как следует помариновать. Когда придет, сделаем вид, что работаем, как будто ее здесь и нет. В начале допроса я дам ей выговориться. Буду слушать, как хороший друг. Задавать вопросы по-товарищески, разговаривать с ней, как отец. И вдруг, когда она меньше всего будет ожидать я наброшу на нее петлю.

Морестан (искренне, мечтательно). Да, это потрясающие моменты. Когда их припирают к стенке.

Севинье. У меня свой метод, не удивляйтесь. Прежде чем выстрелить в мишень, я изучаю ее со всех сторон.

Морестан. Да?

Севинье. Факты потом, сначала люди.

Морестан. Однако факты…

Севинье. Факты – как мешки. Пустые, они просто бесформенные тряпки. Их надо туго набить мотивами и чувствами, их породившими.

Морестан (скептически). И только потом завязывать.

Севинье. Что собой представляет эта девушка? Что ею двигало? Какие чувства? Вначале я должен с ней познакомиться.

Морестан. Ваш предшественник…

Севинье. Мой предшественник, возможно, имел свой метод. А у меня – свой. Через час я ее расколю.

Морестан. Но…

Севинье. Введите ее. (Садится за свой письменный стол и делает вид, что пишет.)

Морестан открывает дверь. За ней мы видим Жозефу Л ант е н е, сидящую на скамье под охраной полицейского. По знаку секретаря Жозефа входит. Несмотря на свое простое происхождение, она удивительно хороша и изящна. В ее низком, хрипловатом голосе нет и намека на вульгарность. Держится она абсолютно бесхитростно, но ее предельная искренность и простодушие ставят в тупик больше чем любые уловки. Она невероятно привлекательна, хотя не прилагает к этому никаких усилий. Впрочем, платье на ней достаточно короткое.

Морестан (садится за свой стол, смотря в бумаги). Садитесь. (Указывает на стул, стоящий посреди комнаты.) Длинная пауза. Время от времени Морестан исподтишка бросает на нее взгляд. Севинье поглощен рассматриванием документов. Жозефа без всякого выражения смотрит прямо перед собой, обстановка не произвела на нее никакого впечатления.

Жозефа (видя, что пауза затягивается). Здесь можно курить?

Морестан (сухо). Нет.

Снова длинная пауза, которую, кажется, невозможно выдержать.

Жозефа (теряя терпение). Будете допрашивать меня сейчас или подождете до завтра?

Мужчины не реагируют. Снова пауза.

Вы знаете анекдот про еврейку и зонтик? (На этот раз она добивается того, что вызывает у них разгневанные взгляды.) А! Понимаю. Ждем следователя.

Севинье. Я – следователь.

Жозефа (разочарованно). Никогда бы не сказала.

Севинье (едко). Почему?

Жозефа (с опаской). Не знаю.

Севинье пожимает плечами. Спокойствие, которым он надеялся подавить Жозефу, покидает его. Не она, а он начинает нервничать. Он хватает телефонную трубку и набирает номер.

Должна вам сказать, что за эти три дня у меня не было и минутки, чтобы подумать, каким вы должны быть, – вообще, подумать о вас. (Изучающе разглядывает его.)

Севинье переглядывается с Морестаном: Жозефа опровергла его расчеты.

Севинье (в трубку). Алло? Леспар? В газетах ничего нет?.. Неужели?.. А о деле на улице Фэзандери тоже нет? (Возмущенно.) Как так «топчусь на месте»? Шутите с кем-нибудь другим, мне не смешно. (Бросает трубку.)

Жозефа. Непокладистый у вас характер.

Севинье. Не вам меня судить.

Жозефа (смеясь). Наоборот!

Севинье (строго). Ваше имя?

Жозефа. Жозефа Лантене.

Севинье. Родилась?..

Жозефа, Да.

Севинье. Не притворяйтесь глупее, чем вы есть на самом деле. Родилась где?..

Жозефа. В Эсполетте, департамент Дром.

Севинье. Возраст?

Жозефа. Двадцать четыре года. Но, вообще, я на них не выгляжу. Разве что здесь.

Севинье. Профессия?

Жозефа. Горничная. Между прочим, у вас здесь плохо убрано!

Севинье (саркастически). Вы находите?

Жозефа. Вам бы меня пригласить сюда на денек.

Севинье (заглядывая в досье – он будет по необходимости неоднократно заглядывать в него до конца допроса). Ваши хозяева отмечали ваше трудолюбие.

Жозефа. Лень – это для очень, очень богатых. Или уж. для очень, очень бедных…

Севинье. Смотрите! Какая глубина мысли!

Жозефа…я люблю чистоту, люблю готовить! А вот шить не люблю, хотите верьте, хотите нет!

Севинье. Очень интересно!

Жозефа. Я считаю это, попросту говоря, пустой тратой времени. Зачем подшивать, когда можно английскими булавками подколоть!

Севинье. Вы всегда работали только горничной?

Жозефа. Нет. Мой отец – виноградарь. В Эсполетте, департамент Дром. Я с ним вместе работала, на наших виноградниках. Они в двух километрах от замка мсье и мадам Боревер.

Севинье. Вы там познакомились с убитым?

Жозефа. Мигель был у них шофером. Понятно, мы познакомились.

Севинье (быстро, чтобы переменить тему). Ваши родители живы? Мне кажется…

Жозефа. Матери у меня не было. Это, конечно, всем странно. Обычно ведь не бывает отцов.

Севинье. Объясните подробней.

Жозефа. Она сбежала с каким-то железнодорожником. Как только меня выродила.

Севинье. Надо говорить: «родила».

Жозефа (послушно). Как только меня родила.

Севинье. А ваш отец?

Жозефа. Я его очень люблю. Не вижусь с ним, но люблю. Мы похожи как две капли воды.

Севинье. Неужели?

Жозефа. Он бы вам ужас как понравился! А как он мною гордится! Гарсонам в кафе всегда меня расхваливал.

Севинье. Мы отвлеклись.

Жозефа. Правда, когда ему рассказали, что у меня с Мигелем что-то есть, он прислал телеграмму: «Не кажись мне на глаза. И я все тебе прошу».

Морестан и Севинье подавляют смех.

Севинье. Хм! Хм!

Жозефа. Он чудак, мой отец! Но когда до меня дошло, что он послал телеграмму! Те-ле-грам-му! Отец! Я поняла, что уже ничего не наладишь.

Севинье. Вы могли бы ему передать через друзей…

Жозефа. У меня нет там друзей. Никогда я не могла выучить местное наречие, язык сломаешь.

Севинье (притворно добродушно). А у вас с Мигелем что-нибудь было?

Жозефа. Глупый вопрос!

Севинье. Отвечайте.

Жозефа. Меня застали рядом с ним совсем без ничего: зачем бы женщина лежала раздетой в постели с мужчиной, если он ей не нравится.

Севинье. Неужели.

Жозефа. Даже такая потаскуха и подстилка, как я!

Севинье. Почему вы так говорите?

Жозефа. Потому что так меня называют ваши полицейские.

Севинье. Они не имеют права вас оскорблять!

Жозефа (насмешливо). Подстилка! (Возмущенно.) Свиньи!

Севинье. Выражайтесь прилично!

Жозефа. Если бы я была шлюхой, я бы так и сказала. У Мигеля на родине на это есть пословица: «молодая потаскушка – богомольная старушка».

Севинье. Мы все время отвлекаемся!

Жозефа (Морестану). Они считают, что раз у меня в прошлом что-то было, так им все позволено!

Севинье. Кстати, поговорим о прошлом.

Жозефа. С удовольствием.

Севинье (заглядывая в папку). Из протоколов следует, что Мигель Остос вас изнасиловал.

Жозефа. Вот так так!

Севинье. Свидетели – прислуга замка Отрив – слышали, как вы о нем говорили: «Негодяй меня силой взял!»

Жозефа. Да это я так выражалась.

Севинье (.раздражаясь). Так он вас изнасиловал – да или нет?

Жозефа. Изнасиловал – громко сказано.

Севинье. Да или нет?

Жозефа. Как хотите.

Севинье. В конце концов, до него вы были девушкой?

Жозефа. Девушкой – как бывают в деревне.

Севинье. Говорите яснее.

Жозефа. Июль – разгар лета. Вокруг все пылало. Особенно вокруг меня.

Севинье. Почему «особенно»?

Жозефа. Была такая жара. А жара на мужчин действует не так, как на женщин. Меня все хотели. Надо вам сказать, что во мне, говорят, «что-то есть».

Севинье. Вы все время отвлекаетесь.

Жозефа (поэтично). Вечерний звон… Мигель и я… Мы загнали коров и шли вдоль реки.

Севинье (нетерпеливо). Ближе к делу!

Жозефа. Я споткнулась о корень. Должна вам сказать, я почти всегда ношу платье на голое тело.

Севинье (невольно). И даже сейчас, например?..

Жозефа. Ну нет! Послушайте, о чем он спрашивает!

Севинье (Морестану). Мой последний вопрос не записывайте.

Морестан (с притворной наивностью). Какой именно?

Севинье. «И даже сейчас, например?» Его не нужно записывать. Он не имеет непосредственной связи с целью допроса.

Морестан. Слушаю, господин следователь.

Севинье (Жозефе). Итак, вы споткнулись. И упали?

Жозефа. Вам еще и план нарисовать?

Севинье (строго). Нет. Но вы ему даже не сопротивлялись?

Жозефа. Знаете, я – такая. Сразу и – очертя голову.

Севинье. Ах! Ах!

Жозефа. Если мне что нравится – то нравится, не нравится – так не нравится.

Севинье. А в тот вечер все было так хорошо, и мягкая травка.

Жозефа (поправляя). Колючая солома.

Севинье (забавляясь). Ох! Простите!

Жозефа. И без сомнений и угрызений! Иногда я бываю недовольна тем, что делаю. Но только потом. Иначе бы я никогда этого не сделала.

Севинье. Я протоколирую.

Жозефа. Тем более что потом у него нашлось для меня ласковое слово. Он сказал: «Слава матери, которая родила тебя на свет». Меня это поразило. Подумайте! Мать, которую я и не знала!

Севинье. Вы отдаете себе отчет, что сами лишаете себя смягчающего обстоятельства?

Жозефа. Сама себя? Я?

Севинье. Поскольку вы признаете, что он вас не изнасиловал, вы теряете смягчающее обстоятельство.

Жозефа. Значит, вы хотели бы, чтобы…

Севинье (прерывая). Я ничего не хочу. Я вам объясняю.

Жозефа. Нужны мне ваши смягчающие обстоятельства! Что я дура, что ли, чтобы не знать, с кем я хочу обниматься, а с кем не хочу?

Севинье. Как вам угодно.

Жозефа. А это обстоятельство – что оно должно смягчать? На что же тогда правосудие? Есть оно или нет?

Севинье (поднимая голову от папки). Есть!

Жозефа. Правосудие – это ваша забота, а не моя. Вот и действуйте.

Севинье (снова заглядывая в документы). Может быть,

это самоубийство? Жозефа. Еще чего – самоубийство!

Севинье. Да, конечно, не вяжется… У вас был в руке револьвер.

Жозефа. Не в этом дело. Прежде всего, самоубийство – это против бога. А он – испанец! Да он себя и меня крестил, прежде чем лечь со мной!

Севинье. Любопытный персонаж.

Жозефа. И даже, скажу вам, он одобрял, что это считается грехом. Севинье. Мы опять ушли в сторону. Жозефа. Нет. Потому что такой человек никогда бы не

наложил на себя рук. Живи он хоть сто лет. Севинье. Значит, в самоубийство вы не верите? Жозефа. Это было бы слишком просто. Севинье. Однако свидетели… Жозефа. Свидетели мелют невесть что.

Севинье. Он сказал кухарке: «Смерть – это освобождение». Жозефа. Испанцы так считают.

Севинье. И механику гаража на улице Перголезе: «Если бы машина была моя собственная, я бы ее разогнал – и об дерево!»

Жозефа. Когда такое хотят вправду сделать, то об этом не говорят. Он был, наверно, не в духе.

Севинье. И своему товарищу, Карлосу Ибаррицу… каждое утро, в течение месяца повторял: «Какого… – извините, не буду полностью цитировать, – я еще живу на свете!»

Жозефа. Я говорю вам – нет. И не настаивайте.

Севинье (быстро переглянувшись с Морестаном). Я и не настаиваю. (Снова смотрит документы.) Он вас бил?

Жозефа. О! От любви!

Севинье. От любви – бил?

Жозефа. С ним это случалось.

Севинье. Часто?

Жозефа. Довольно часто. У испанцев это в крови. Они даже ослов своих бьют. А уж куда женщине до осла!

Севинье. От вас чего только не узнаешь!

Жозефа (внезапно). Не можете вы попросить своего секретаря не заглядывать мне под юбку?

Морестан (в этот момент он действительно нагибался; задыхаясь от негодования). О-о-о! Я ручку уронил.

Жозефа (насмешливо). Ручку! Хотел проверить – и все!

Морестан. Постараюсь впредь быть аккуратнее, господин следователь. (Возмущенно.) Нет, но вы подумайте! О-о-о!

Севинье (продолжая допрос). В сентябре прошлого года один свидетель видел, что у вас на руках и ногах были следы побоев.

Жозефа. Это продавщица табачного киоска вам сказала?

Севинье. Действительно, мадемуазель Робийар.

Жозефа. Вечно она лезет не в свои дела!

Севинье. Но она говорила в ваших интересах!

Жозефа. Когда у нее сын родился через три месяца после свадьбы, я говорила кому-нибудь, что так не бывает? Я поднимала какой-нибудь шум?

Севинье. Во всяком случае, бесспорно установлено, что в течение этого лета между вами и Остосом часто вспыхивали ссоры.

Жозефа. Часто!

Севинье. И такие бурные, что мешали спать вашим соседям в деревне.

Жозефа. О-ля-ля!

Севинье. Что вас так смешит?

Жозефа. Да то, что не ссоры наши им мешали, а примирения!

Севинье (притворяясь восхищенным). Правда?

Жозефа. Вы, парижане, больше говорите, чем делаете, это все знают. А он – делал больше, чем говорил.

Севинье. Неужели!

Ж.озефа. Он вообще мало говорил. Я, например, ему все рассказывала, даже самое плохое. Он же от меня все скрывал, даже хорошее. У каждого в любви свои странности.

Севинье. Неужели?

Жозефа. В Париже он целыми днями просиживал у окна не раскрывая рта. И даже по ночам иногда к окну садился. И время от времени бросался на меня.

Севинье. От нечего делать, наверно.

Жозефа (не чувствуя насмешки). Говорил он со мной много только про бой быков. Во Франции он видел всего две или три корриды. Но знал всех тореадоров. Он мне о них рассказывал. О севильской школе, о кордовской и о рондосской. О Манолете и Бельмонте. Помню, недели две тому назад он читал мне в газете «Руедо» о корриде Луи Домингина в Мехико. (Говорит, как со знатоком.) Как он заставил бороться быка Мансо. Потрясающе!.. Луи Домингин сам вонзил бандерильи. И Мигель передо мной проделал все его движения с мулетой.

Севинье. Неужели?

Жозефа. Он получил оба уха, хвост и ногу. Это очень редко. Даже в Мехико. (Тихо, с надрывом.) Оле! Домингин! (Рыдает.)

Севинье (вопросительно кивнув головой в сторону Морестана, шепотом). Что вы на это скажете?

Морестан. Комедия все это!

Жозефа бесшумно плачет, потом вдруг шмыгает носом.

Севинье (несколько свысока, но чувствуется, что он тронут). Высморкайтесь!

Жозефа. У меня нет платка.

Морестан (ехидно). Еще бы! С бельем у нее отношения…

Севинье (перебивая). Не расслышал?

Морестан (поспешно). Ничего, господин следователь.

Севинье хочет достать Жозефе платок из нагрудного кармана, но вспоминает – по сентиментальности или застенчивости, – что вытирал им след от поцелуя жены. Находит носовой платок в другом кармане и протягивает его Жозефе.

Жозефа. Спасибо. (Громко сморкается.) Я плакать не люблю, только грязь разводить.

Севинье. Успокоились?

Жозефа. Да. Простите. Больше не буду. Можете взять ваш платок.

Севинье. Держите пока, на всякий случай. (Внезапно.) Вы знали, что он собирался жениться?

Жозефа. Да.

Севинье. Кто вам сказал?

Жозефа. Он сам, за день до…

Севинье. До смерти?

Жозефа (поправляя). До убийства, его ведь убили!

Севинье. Вы его убили?

Жозефа. Не говорите глупостей!

Севинье. Вы чувствовали, что он изменяет вам.

Жозефа. Изменяет мне в моей постели?

Севинье. И потому, что он вам изменяет…

Жозефа (прерывая). Я могла бы его удержать, если бы пустила в ход «что-то такое, что во мне есть». Но я не захотела.

Севинье (меняя тон). Возможно, у вас на то были свои причины? (Чувствуется, что он придает этому вопросу большое значение.)

Жозефа. Я не захотела в его интересах.

Севинье (с иронией). Какое сердце!

Жозефа. Я вся – одно сердце! Я вся на виду. Ума у меня с наперсток, но зато сердца – сколько душе угодно!

Морестан (сквозь зубы). Насчет ума тоже еще посмотрим!

Жозефа. Я твердила ему с утра до вечера: «У тебя есть невеста. Она богата. Она красива». (Комментируя.) Это – чтобы ему было приятно. Не так уж она красива.

Севинье (обвиняющим тоном). На самом же деле вы его ненавидели, потому что он вам изменил.

Жозефа (горько). Изменил? С кем? С приданым? (Раскачивается на стуле.) У ее родителей бакалейная лавка на нашей улице. Не знаю, представляете вы, что это значит?

Севинье. Не раскачивайтесь, пожалуйста. У нас мебель старая. И после того, что вы нам о себе сообщили…

Жозефа (перестав раскачиваться). Ой! Простите! (Натягивает юбку на колени.)

Севинье. И, разумеется, он ее не любил?

Жозефа. Кого?

Севинье. Свою невесту?

Жозефа. Не знаю. Только знаю, что мы больше друг друга не любили.

Севинье. Однако в ту ночь он же пришел к вам в комнату.

Жозефа. В принципе, это было в последний раз.

Севинье (подмигнув). К несчастью для вас, не только в принципе.

Жозефа. Он приходил со мной прощаться!

Севинье. И вы не смогли этого вынести?

Жозефа. Смогла. Я много чего в жизни смогла вынести. Не знаю почему, но я никогда не была счастливой.

Севинье. Вернемся к этой знаменательной ночи.

Жозефа. О! Знаменательной…

Севинье. Я вас слушаю.

Жозефа. Сначала он долго плакал. Затем стал меня раздевать.

Севинье. Разумеется!

Жозефа. И бросал мою одежду как попало. Я была вне себя: ненавижу, когда с вещами неаккуратно обращаются.

Севинье. Неужели!

Жозефа. Тем более, что торопиться было некуда.

Севинье. Будьте добры, придерживайтесь фактов.

Жозефа. Да!.. (Мечтательно задумывается.)

Севинье. О чем вы задумались?

Жозефа (возмущенно). О чем?

Севинье. Не сердитесь! Я не хотел вас обидеть.

Жозефа. Бедняга Мигель.

Севинье (очень ласково). Странно. Только что вы мне рта не давали раскрыть, а теперь из вас слова не вытянешь.

Жозефа (мечтательно). Потому что я теперь сознаю…

Севинье. Что?

Жозефа. Свою вину.

Севинье. А! Наконец!

Жозефа. Я призналась Мигелю, что грешна перед ним.

Севинье. Так-так!

Жозефа. И когда я увидела, как он это тяжело переживает, я сказала, что это совсем пустяк.

Севинье. Но он вам не поверил?

Жозефа. Сначала вроде поверил. Потому что я поклялась головой своего отца. Бедный папа!

Севинье. С кем же вы согрешили?

Жозефа. Не ваше дело.

Морестан (возмущенно). О! Господин следователь!

Севинье. Грубость – не ответ.

Жозефа. Что я согрешила – к следствию отношения не имеет. Значит, нам уже и согрешить спокойно нельзя?

Севинье. Не в вашем положении.

Жозефа (очень встревоженно). Так вы и этому человеку будете нервы мотать?

Севинье (строго). Значительно меньше, чем вам.

Жозефа. Не знаю, зачем я это все рассказала Мигелю! Возможно, чтобы он не очень по мне убивался…

Севинье. Я уже знаю: у вас большое сердце!

Жозефа. Не смейтесь. Я, конечно, не из лучших, но, слава богу, и не самая плохая!

Севинье. Допустим!

Жозефа. Говорю вам, не смейтесь. Из-за того, что я его пожалела, он умер несчастным.

Севинье. Он очень страдал?

Жозефа. Как безумный. Он плюнул мне в лицо. Да что я вам голову морочу своими историями!

Севинье. Совсем нет, уверяю вас.

Жозефа. Да, да, морочу. Я чувствую.

Севинье. Клянусь, нет. Нас это очень волнует, правда, Морестан?

Морестан. Очень волнует!

Жозефа. Он плюнул мне в лицо. И обзывал всякими словами. Он одел пиджак и сказал: «Я пойду его убью».

Севинье. Как же так – ведь этот человек вас уже не любил?!

Жозефа. Да, и не старайтесь понять. Он долго смотрел на меня, не говоря ни слова. Потом пошел в другой угол комнаты взять пальто. В это время дверь открылась. Кто-то выстрелил. Я упала в обморок. Все.

Севинье. Благодарю вас.

Жозефа. За что?

Севинье. За то, что вы открыли нам причину своего поступка.

Жозефа. Я открыла?

Севинье. Мы прекрасно знали, что убили Остоса вы. Но не знали почему. Спасибо, что сказали.

Жозефа. Но я вам ничего не сказала!

Севинье (совершенно меняет тон. Говорит с Жозефой резко и отрывисто. Он думает, что ее «расколол»). Замолчите! Будете говорить, только когда я вас буду спрашивать. Резюмируем, что вы рассказали. (Морестану.) Пишите, Морестан!

Морестан. Пишу, господин следователь!

Севинье (Жозефе). Будете отвечать только «да» и «нет».

Жозефа. Как вам угодно!

Севинье. И называйте меня «господин следователь»!

Жозефа. Как вам угодно, господин следователь!

Севинье. Жозефа Лантене, вы обвиняетесь в убийстве Мигеля Остоса!

Жозефа (ока еще не обеспокоена). Я? Да этого не может быть, господин следователь! Посудите сами!

Севинье. К несчастью для вас, я уже «посудил».

Жозефа. Да это шутка! Опять я во что-то влипла! Вы такой шутник!

Севинье (строго). Не смейтесь над правосудием!

Жозефа. Где мне над ним смеяться. На него вся моя надежда!

Севинье. Состояли ли ранее под судом и следствием? Отвечайте – «да» или «нет».

Жозефа. Нет.

Морестан. Даже по поводу непристойного поведения?

Севинье (неодобрительно). Морестан! (Жозефе.) Теперь подумайте хорошенько! Не оговоритесь!

Жозефа. Я не оговорюсь.

Севинье. Он собирался оставить вас и жениться?

Жозефа (уже менее уверенно). Да.

Севинье. На бакалейной лавке…

Жозефа. У кого угодно спросите.

Севинье. Уже спросили.

Жозефа. Вы, наверно, ошиблись лавкой…

Севинье. Будьте спокойны, Дювали, все трое, родители и дочь, показали одно и то же. Ни о каком браке не было и речи.

Жозефа. Они боятся, что торговле повредит, если их ославят.

Севинье. Вы думаете?

Жозефа. И потом эта корова Соланж, наверно, еще и стыдится, что была невестой застреленного!

Севинье (категорично). Мигель Остос только один раз ходил в кино с мадемуазель Соланж Дюваль!

Жозефа. О! Вот врет!

Севинье. И во время всего сеанса говорил только о вас!

Жозефа. О-ля-ля!

Севинье. О вас и о своей ревности.

Жозефа. Ну дает! Да она к нему так приставала, что Мигель сказал: «Видеть ее больше не могу!».

Севинье (живо). Вы, значит, подтверждаете, что они только один раз ходили вместе в кино?

Жозефа (очень смущаясь). То есть…

Севинье (гневно). Вы покраснели!

Жозефа (таким же тоном). А что бы вы сказали, если бы я побледнела?

Морестан. Господин следователь, а кухарка!

Севинье. И до нее дойдем! Спасибо, Морестан. Кухарка Бореверов, Марта Эрбо…

Жозефа. Да она меня на дух не выносит!

Севинье (сухо). Прошу вас меня не перебивать. Зачитываю ее показания. (Читает.) «Мигель обезумел от ревности. Он знал, что Жозефа ему изменяет, но не знал, с кем…».

Жозефа. Нет, вы только послушайте! Только послушайте!

Севинье. Когда инспектор Кола попросил ее уточнить, Марта Эрбо ответила: «Жозефу нельзя назвать проституткой. Но уложить ее в постель может любой мужик!»

Жозефа (глубоко прочувствованно). Если бы я так не любила людей, как бы я их ненавидела!

Севинье удивленно смотрит на нее. Короткая пауза.

Севинье (снова беря в руки документы). Мадам Эрбо добавила также: «На Соланж Дюваль Мигелю было наплевать. Он бы ее себе и в судомойки не взял».

Жозефа. Кухарка и есть кухарка!

Севинье. Вы мне позволите продолжить? (Читает.) «Он мне кричал: „Для меня Жозефа – все, ты понимаешь, Марта?! Мне бы только узнать, с кем она путается. Недолго ему жить останется! Пам! Пам!“

Жозефа. Ох, и дождется она у меня!

Севинье. Долго будет ждать. Потому что, почти наверняка, уже сегодня вечером вы будете в тюрьме. И, вероятнее всего, проведете там достаточно долгий отрезок времени.

Жозефа (впервые осознавая свое положение). В тюрьме?! Я – в тюрьме?!

Севинье. Вы пытались обмануть правосудие, выдумав историю со свадьбой.

Жозефа (все более нервно). Совсем нет!

Севинье (с нажимом). Вы убили Остоса!

Жозефа. Нет! Никогда!

Севинье. Чтобы спасти того друга, которого вы безумно любите.

Жозефа (не очень убежденно). А! Я его безумно люблю?

Севинье (уверенно). Для вас это было не банальное приключение, как вы пытались внушить Остосу и нам, а необузданная страсть.

Жозефа (слабо улыбаясь). Необузданная! (Вызывающе.) Да! Я его люблю.

Севинье. Спасибо.

Жозефа. А вам-то что за дело до этого?

Севинье (обстоятельно). Все яснее ясного – вы его любите, его жизнь в опасности, и вы убиваете Остоса.

Жозефа (потерянно). Нет. Нет.

Севинье (наигранно добродушно). Сознайтесь же. Любовная драма. Присяжные в таких случаях очень снисходительны.

Жозефа. Нет! Нет! Поверьте мне!

Севинье (очень жестко). Я не могу вам больше верить. Вы мне только что солгали.

Жозефа. Ну, самую малость.

Севинье. Вы что же, считаете юристов дураками? Кто-то проходит по коридору, открывает дверь, стреляет и спокойно уходит?

Жозефа (страстно). Так и было!

Севинье. Будьте рассудительны!

Жозефа. Клянусь, это правда!

Севинье (с иронией). Головой своего отца? Бедный, бедный папа!

Жозефа. Ох!

Севинье. Вы узнали того, кто стрелял?

Жозефа. Нет, это был темный силуэт.

Севинье. Разумеется.

Жозефа. Я сразу же упала в обморок.

Севинье. Может быть, это был политический противник Остоса? А?

Жозефа. Да будет вам!

Севинье. Или тот, с кем он дрался на ножах?

Жозефа. Пепе? Да что вы! Они потом стали – водой не разольешь.

Севинье (меняя тактику). У кого еще был ключ от вашей комнаты?

Жозефа. Больше ни у кого. Даже у Мигеля не было.

Севинье (иезуитски). И даже у вашего нового любовника?

Жозефа (яростно). Пусть я не пример добродетели, как вы мне уже не один раз дали понять! Но я вправе знать, кто входит в мою дверь!

Севинье. Тогда как же этот человек ее открыл?

Жозефа. Не знаю.

Севинье (саркастически). У него были ключи от всех комнат дома, без сомнения!

Жозефа. Я не знаю.

Севинье. И вы ничего не слышали, естественно?

Жозефа. Ничего.

Севинье (притворяясь разгневанным). И это все, что вы смогли выдумать! Десятилетний ребенок сочинил бы лучше. Вы что, никогда в кино не ходите?

Жозефа. Редко.

Севинье. А в этот вечер к вам никто больше не приходил?

Жозефа (наклоняясь, чтобы завязать шнурок). Что вы сказали? Я не расслышала.

Севинье (с нажимом). В этот вечер к вам никто больше не приходил?

Жозефа. Не помню, не знаю, что вам и сказать.

Севинье. Сказать правду!

Жозефа (яростно). Правду! А в чем она, ваша правда? Я говорю, что знаю! То, в чем уверена, что знаю, но не знаю, правда ли это для вас!

Севинье (торжественно). Правда, Жозефа Лантене, заключается в том, что виновны – вы!

Жозефа (поднимая глаза к небу). Мой бедный Мигель, видишь ли ты, как я страдаю! Из-за тебя!

Севинье. Остоса убили вы, это очевидно.

Жозефа (жалобно). О! Опять вы за свое!

Севинье. Но, может быть, вы убили нечаянно?

Жозефа. Ни нечаянно, ни отчаянно. Кто-то открыл дверь.

Марестан. Как правдоподобно!

Севинье (предполагая). Может быть, вы пытались обезвредить Остоса?

Жозефа (ошеломленно). Как?

Севинье. Он выхватил револьвер. Вы бросились на него. И во время борьбы раздался нечаянный выстрел.

Жозефа. Как это на вас похоже, такой выверт!

Оба мужчины на мгновение остолбенели. Короткая пауза.

Севинье. Что-о-о?

Жозефа. Зачем было Мигелю размахивать револьвером у меня в комнате?

Севинье. Он мог достать его из шкафа.

Жозефа. Нет, вы только послушайте его! У нас револьвера не было. Ни у него, ни у меня. Мигель говорил, что убьет моего любовника навахой.

Севинье. Редко какие навахи делают «пам! пам!».

Жозефа (очень удивленно). Почему вы так говорите?

Севинье. А показания кухарки?

Жозефа. О! Эта еще!

Севинье. Протоколирую. Итак, вы не убили его нечаянно.

Жозефа (тягуче). Не-е-е-т!

Севинье. Вы правильно делаете, что не защищаетесь таким способом.

Жозефа (парируя). Это не мой способ, а ваш!

Севинье. Выстрел был сделан не в упор, как при борьбе! А… по меньшей мере с расстояния трех метров!

Жозефа. От двери, я же вам говорила!

Севинье. По меньшей мере с трех метров. И вами!

Жозефа. Заклинило вас на мне, что ли?

Севинье. Я допускаю, что потом вы упали в обморок.

Жозефа. А почему вы только это допускаете? А другое – нет?

Севинье. Потому что вы были без сознания более четверти часа. Это подтвердили мсье и мадам Боревер.

Жозефа. Слава богу!

Севинье (разъясняя). У вас хватило храбрости выстрелить, но затем при виде содеянного вы были настолько потрясены, что потеряли сознание.

Жозефа (насмешливо). Опять клоните к угрызениям совести?

Севинье. Присяжные, возможно, будут растроганы.

Жозефа. И зря! Потому что я ударилась головой о спинку кровати. У меня была шишка с кулак. Вот оно, мое угрызение!

Севинье. Вы это нарочно.

Жозефа. Что нарочно?

Севинье. Это даже ненормально. Нельзя быть до такой степени дурой.

Жозефа. Вы это говорите, чтобы вывести меня из себя.

Севинье. В конце концов, это ваше дело. Но советую вам взять адвоката.

Жозефа. Я невиновна, зачем мне адвокат?

Севинье (настойчиво). Я вас прошу взять адвоката.

Жозефа. Повторяю вам, я невиновна.

Севинье. Тем более! Для виновных достаточно прокурора и судей.

Жозефа. Я всегда слышала, что наоборот.

Севинье. Вы в очень тяжелом положении. Гораздо более тяжелом, чем вы думаете!

Жозефа. Да ладно уж!

Севинье. Я говорю не только о том, что вы то сами себе противоречите, то лжете, то в главном, то в мелочах. Против вас есть тягчайшее показание. Свидетельство самого Остоса! Он перед смертью говорил.

Жозефа. Так он не сразу умер?

Севинье. К несчастью для вас – нет!

Пауза.

Жозефа (крик души). Несчастный! Он сознавал, что умирает! Севинье. Он успел сказать – и свидетели слышали: «Жозефа, зачем ты это сделала?»

Жозефа (в отчаянии). Он так думал! Он думал, что это я! О, мой бедный Мигель!

Севинье. Теперь уже не его надо жалеть.

Жозефа (мечется в отчаянии). О! Несчастный! Он думал, что это я! Бедный! Бедный!

Севинье. И не только он один так думал.

Жозефа. Что мне другие! Плевать мне на всех! Мой бедный Мигель! Мой бедный Мигель!

Севинье. Вы даже не даете себе труда отрицать?

Жозефа (вся в своем горе). Но теперь, Мигель, там, где ты теперь, ты-то знаешь, что это не я?

Севинье. Вы по-прежнему отказываетесь взять адвоката?

Жозефа. Да. Отказываюсь.

Севинье. Я назначу вам государственного.

Жозефа. Если вам так хочется.

Севинье. Прочтите, пожалуйста, свои показания.

Жозефа. К чему? Есть же справедливость на свете. По крайней мере надеюсь, что есть. Где расписаться?

Морестан (просто). Желательно, чтобы вы прочли. Я мог допустить ошибку.

Жозефа. Вы допустили ошибку, когда меня арестовали. Где расписаться?

Морестан. Здесь, под словами «Ознакомилась и подтверждаю».

Жозефа. Я ознакомилась, и я подтверждаю. (Подписывает.)

За ней подписывают следователь и секретарь.

Морестан. Спасибо.

Жозефа. Не за что. Вы совершаете страшную ошибку. И я не в силах вам помешать. Потому что не я убила Мигеля! (Впервые кричит, почти вопит.) Я его не убивала!

Севинье. Разберемся. (Делает знак Морестану.)

Морестан выходит за дверь.

Жозефа (более спокойно). Я очень люблю… (Имя чуть не сорвалось с ее губ, но настороженность Севинье, целиком превратившегося в слух, останавливает ее.) Я очень люблю другого, может быть, даже готова умереть ради него, но не убить!..

Севинье. Может быть.

Жозефа. Возьмите ваш платок бессердечного человека. Мне стыдно вытирать им свои слезы.

Морестан приводит дежурного полицейского.

Севинье (полицейскому). Уведите ее. Вот мандат на арест.

Жозефа (полицейскому, который хочет взять ее за руку).

Не дотрагивайтесь до меня! Или я вас укушу!

Полицейский (жалобно). Господин следователь!

Севинье (раздраженно). O! Разбирайтесь сами.

Жозефа (к Севинье). Я вас ненавижу! Ненавижу! (Уходит.)

Пауза.

Севинье (встает, он в ярости). Черт побери, черт побери, черт побери!

Морестан (потрясенно). В чем дело?

Севинье. Вот не повезло! И нужно было, чтобы такое случилось именно со мной!

Морестан. Но в чем дело, господин следователь, в чем дело?

Севинье. В том… в том… что эта женщина невиновна.

Морестан. Я плохо понял.

Севинье. Невиновна! Невиновна, я вам говорю!

Морестан. Зачем же вы ее арестовали?

Севинье. Чтобы иметь право назначить ей адвоката. Чтобы кто-нибудь мог давать ей советы. Чтобы он изучил материалы следствия. Чтобы, наконец, не позволял ей нести всякую чушь.

Морестан (не веря своим ушам). Она невиновна?

Севинье. Да это просто бросается в глаза.

Морестан. А мне вот не бросается.

Севинье. Меня ждут жуткие неприятности. (Снова садится.)

Морестан. Боюсь, что так.

Севинье. Особенно, если виновен тот, кого я подозреваю. (Хватается за голову.)

Занавес