"Когда красное становится черным" - читать интересную книгу автора (Сяолун Цю)

10

Юй пришел в домком немного раньше назначенного времени. Он хотел еще что-нибудь почитать, даже после того, как Пэйцинь рассказала ему историю романа Инь. Пэйцинь также показала некоторые места, чтобы он изучил их более внимательно. Листая первые страницы текста, он искал стихи, которые Ян читал Инь ночью в свинарнике, где хором хрюкали поросята.

Не прошло и минуты, как Ян понял прочитанную метафору. Инь умело написала таким высоким, вызывающим мысли языком, правда лишенным откровенности. Однако он сомневался, что Инь и Ян, будучи в кадровой школе, могли совершить нечто противоправное. Оба жили в общежитии с соседями по комнате, и, даже если их соседи уходили на час или два, было слишком рискованно что-либо предпринимать. В те годы за внебрачные связи могли приговорить к заключению. Он прочел стихи еще раз. После тщательного изучения они даже еще более смахивали на провокационные. Собственные стихи старшего следователя Чэня были более или менее похожи на эти, поэтому он мог оценить их.

Остальные подчеркнутые абзацы касались в основном политики. Один большой абзац о главе кадровой школы, другой – о ее команде. Юй мог представить, что некоторые люди, прочитав эту книгу, могли испытывать дискомфорт. Они понимали, что сами могли быть этими главными героями. Юй не понимал, почему Пэйцинь хотела, чтобы он прочел эти отрывки текста. Он не смог долго изучать текст, потому что по телефону его вызвал секретарь парткома Ли, который хотел направить его в контору домкома. Этот звонок был связан со статьей, опубликованной в последнем выпуске популярного журнала, статья была под заголовком «Воспоминания о смерти Инь». На самом деле в ней больше говорилось о смерти Яна. Там также было приведено несколько длинных цитат из романа «Смерть китайского профессора». Заключительные слова романа были произнесены профессором за несколько минут до смерти: «С этого момента она будет жить для него и умрет за него».

Это был тонкий намек на то, что смерть Инь, возможно, имеет политическую подоплеку.

Журнал был моментально распродан, что явилось еще одним подтверждением огромного интереса к делу об убийстве. Такой интерес был весьма неприятен власти.

– Дело должно быть раскрыто как можно скорее, – еще раз заявил секретарь парткома Ли.

В деле, не связанном с политикой, не столь важно, что его раскрытие может длиться несколько недель и более. Некоторые дела оставались нетронутыми на протяжении многих месяцев: не было улик или какого-либо решения. Иногда их закрывали навсегда. Но это дело было особенным и нуждалось в скорейшем его решении. Как члену специальной оперативной группы, Юю были знакомы подобные аргументы.

– Спекуляция может извлечь выгоду из неразрешенного дела.

– Понимаю, товарищ Ли, – кивнул следователь Юй. – Я постараюсь сделать все возможное.

– О чем думает старший следователь Чэнь? Сложно понять. Он настаивает на продолжении своего отпуска, несмотря на всю срочность раскрытия этого важного дела. Я не знаю, как долго продлится его отпуск.

– И я не знаю, – ответил Юй, подумав о том, что Чэнь не говорил своему начальнику о работе над переводом. Ему не нравилось привлечение к работе Чэня, о чем хлопочет секретарь Ли. Тогда он не сможет возглавлять эти «особое дело» без надзора старшего следователя.

В специальной группе по расследованию все внимание было сосредоточено на Чэне и на доверии к нему с тех пор, как он стал кадровым работником и оброс связями по всему Пекину. Было ясно, что секретарь парткома Ли готовит Чэня для своей замены, к тому же и для отдела будет неплохо иметь партийного секретаря, который кое-что знает о работе в полиции, хотя и не в тонкостях. И если быть честным, Чэнь хорошо выполнял свою работу. Для Юя не имело значения, насколько доверяют ему в расследовании дела, ставя под руководство Чэня. Это было делом всей спецгруппы. Юй не жаловался на то, что оставался в тени Чэня. Не так уж и много было начальников, таких как Чэнь, которые еще оставались в полиции. Иногда Юй считал себя счастливчиком, что работал с Чэнем. Тем не менее это не означало, что только старший следователь Чэнь отвечает за свою работу.

Юю было плевать, что могут подумать другие или что они будут говорить за его спиной, но он не мог не огорчаться, когда его коллеги и теперешний секретарь парткома Ли тыкали бумажкой в лицо, словно специальная группа по расследованию состояла всего лишь из Чэня, словно Юй не заслуживал одобрения.

Он вспомнил, что даже Пэйцинь однажды упомянула что-то в этом роде.

Юй осознал, что все сказанное ему секретарем Ли было похоже на укол, то есть так, как если бы Земля в отсутствие старшего следователя Чэня перестала вертеться.

Но что еще мог сделать Чэнь, будь он привлечен к расследованию? На самом деле Юй и Чэнь обсуждали каждый аспект дела.

– Не беспокойтесь, товарищ Ли. Я позабочусь обо всем, – пообещал Юй. – Дело будет раскрыто в кратчайшие сроки.

– Я дал обещание правительству города, товарищ следователь. Мое обещание подобно тем, которые в древности давали генералы: или выполню, или увольняйте.

– Тогда я даю вам свое слово, товарищ Ли.

Впоследствии Юй сожалел о столь опрометчивом ответе. Вероятно, что-то изменилось в его сознании за эти долгие годы и сейчас ему стоит задуматься о дальнейшей карьере. Для него дело Инь Лиге стало чем-то более значимым, а не рядовым. Юй предполагал, что будет сам решать все вопросы, советуясь с Чэнем. Это было расследование, которое могло повлиять и на профессию, и на его дальнейшую карьеру. Он верил в то, что даже рядовой полицейский может принести пользу обществу. Вдобавок ко всему дело было весьма важным и также важным для Пэйцинь, считавшей сочинения Яна значительными.

Политическая сторона этого расследования не заботила его. А если и была какая-то подоплека, то это в очередной раз напоминало ему о том, что в Китае ничто не свободно от политики, факт, о котором он знал и раньше. Проблема была в том, как проникнуть в шикумэнь. Вместо того чтобы продолжать опрашивать его обитателей, он решил прежде пересмотреть стратегию Почтенного Ляна.

Они сосредоточились на версии, что кто-то, живущий в этом доме, и был убийцей Инь. По-видимому, они исключали вероятность того, что это преступление совершил пришлый человек, потому что посторонних лиц, входящих или выходящих через парадный или черный вход, замечено не было. Ну а если было прикрытие? Что, если один из свидетелей лгал?

И проблема тут же появилась. Было три человека, которые вышли из трех разных семей. Пока отношения между соседями, за исключением Инь, были прекрасными, как заявлял Почтенный Лян, было трудно представить, что три разных семьи сговорились совершить убийство или же скрыть его. Ко всему прочему, покинуть дом через парадный вход было практически невозможно. А что касается черного входа, то Креветочница утверждала, что она никогда не уходила со своего места. Но говорила ли она правду?

Пока следователь Юй все это анализировал, Почтенный Лян уверенно придерживался своей версии.

– Вы должны продолжать опрашивать жителей шикумэня, – не унимался Почтенный Лян. – Если вы хотите, чтобы я участвовал здесь в опросах вместе с вами, то я согласен, но я думаю, будет полезнее, если я продолжу работу над косвенными уликами.

– Ваша работа очень важна, но нам действительно нужно поторапливаться. В доме еще более пятнадцати семей. Секретарь парткома Ли давит на меня в ожидании результатов.

– Так у нас совсем мало времени.

– Нам придется быть более избирательными в выборе опрашиваемых. Давайте посмотрим следующего в нашем списке.

Лэй Сюэгуан был пятнадцатым подозреваемым в списке.

– А, это же Лэй! Вы не поверите, но Инь по-своему помогала ему, – начал Почтенный Лян театральным тоном. Это напомнило Юю его отца, Старого Охотника. – Но вы знаете, как говорят: «Ни один хороший поступок не остается безнаказанным».

В начале семидесятых Лэй, будучи студентом, был пойман при попытке угона правительственной машины и был осужден на десять лет. Ему страшно не повезло, так как именно эти годы были годами «сильного удара по преступности». В результате пойманные в то время были наказаны более жестоко, чем в другие годы. Когда Лэя выпустили, он стал безработным, поскольку его не брали ни в одно государственное учреждение. Тогда еще только разрешали понемногу заниматься частным предпринимательством, но только в определенных рамках, как «второстепенное приложение к социалистической экономике». Если бы у Лэя была квартира на первом этаже, с дверью, выходящей на улицу, он мог превратить ее в маленький магазинчик или забегаловку. Некоторые люди, имеющие такие квартиры, так и делали. Но у Лэя не было ни такой квартиры, ни связей. Все его попытки получить разрешение на бизнес были напрасны.

К всеобщему удивлению жителей переулка, Инь упоминула Лэя в своем эссе, которое было опубликовано в «Вэньхуэй дейли» как пример проявления бездушия домкома. «Молодому мужчине придется найти какой-нибудь иной способ, чтобы поддержать себя, или он снова навлечет на себя беду», – писала она. Эту газету должны были прочитать члены местного товарищества. Лэю выдали разрешение на установку в переулке палатки для торговли зеленым луком. Ни у кого не было никаких возражений, за исключением беспечных велосипедистов, которые сновали туда-сюда по переулку.

Новый хозяин палатки по производству лукового пирога, должно быть, слышал о газетной заметке. Первое время Инь приходила в его палатку, где продавалась еда, и он не брал с нее денег.

Бизнес процветал. Вскоре у Лэя появилась девушка из местных, которая стала работать вместе с ним, она же была его возлюбленной. Он быстро расширял свое дело. Помимо лукового пирога, он составил меню, где предлагал разнообразные блюда, такие как свиной стейк, мясо под устричным соусом, жареная рыба и острый доуфу тетушки Ма. К каждому блюду дополнительно предлагался рис на пару плюс маленькая пиала горячего супа с пикантной кислинкой. С момента открытия палатки Лэй за нее не платил, а потому мог предлагать отменную еду по низким ценам. Пластиковые коробки для съестного и одноразовые палочки пользовались особым спросом у служащих из близлежащих офисов. Слава об обедах в коробках Лэя разнеслась повсюду. Посетителям приходилось выстаивать длительное время в очередях. Лэй поставил вторую угольную печку большого размера рядом с входом в переулок и нанял себе в помощницы двух девушек из провинции.

– «К несчастью, есть судьба, а в судьбе – несчастье». Именно так говорил Лао-цзы в «Каноне Пути и Добродетели» две с половиной тысячи лет назад, – выдал Почтенный Лян. – Именно так и произошло с Лэем в нашем переулке.

– С новой девушкой и с новыми планами в бизнесе, – перебил рассказ Почтенного Ляна Юй, – не похоже на то, что он убил соседку.

Почтенный Лян согласился:

– Но ему для развития своего бизнеса нужно было больше денег. Откуда у него капитал? Судя по его налоговой декларации, Лэй с трудом платил налоги.

– А, его декларация о доходах. Вы говорили с ним об этом?

– Говорил. Естественно, он отрицает свою причастность к убийству, но он ни словом не обмолвился о том, где берет деньги на развитие своего дела.

– А что с его алиби?

– Лэй каждый день в пять тридцать утра разжигает огонь в печи. Несколько человек видели его за работой в то утро.

– Так что у него надежное алиби.

– Но я все же не думаю, что мы можем вычеркнуть его из списка. Он мог примчаться домой за одну-две минуты. И никто бы этого не заметил. Он держит часть провианта во дворе, а часть в своей комнате, поэтому вынужден ходить туда и обратно.

– Возможно, – сказал Юй. – Но я все же думаю, что он должен быть благодарен Инь за помощь. Ее статья изменила его жизнь.

– Благодарность от него? Да никогда. – Почтенный Лян энергично потряс головой. – На самом деле есть еще кое-что интересное о нем. Из всех ее соседей один Лэй пару раз заносил ей в комнату коробки с едой. Только небеса знают, что он там мог увидеть.

– В этом что-то есть, Почтенный Лян. Я поговорю с ним, – сказал Юй. – Так, давайте следующего.

– Следующего зовут Цай. Формально он живет в другом месте, поскольку здесь не прописан. Так что, вы видите, мы не исключаем других версий.

– Ладно, но почему вы выбрали его?

– Это другая длинная история. – Почтенный Лян поднес огонь Юю, а потом и сам закурил. – Цай – муж Сю Чжэнь. Она со своей матерью Линди и братом Чжэнмином живут в комнате в конце северного крыла. Когда Цай и Сю Чжэнь поженились, он уже был владельцем частного отеля в районе улицы Цзиньнаньлу и много говорил о том, что хочет купить квартиру повышенной комфортности.

– Так это и есть Мистер Биг Бакс, – сказал Юй.

– В то время Сю Чжэнь было всего лишь девятнадцать. Многие верили, что она сделала правильный выбор, хоть Цай и был на восемнадцать лет ее старше и провел несколько лет в тюрьме за азартные игры. Во время своего медового месяца они жили в одном из номеров отеля, потому что Цай был зарегистрирован в трущобах района Янпу вместе с матерью. У Цая просто не было времени искать новое жилище, как объясняла Сю Чжэнь соседям.

Вскоре она поняла, что то, что с ним происходило, и то, как он описывал все это, не было столь безоблачным. Гостиничный бизнес был в упадке, он начал влезать в долги, а она в то время была уже беременна. «Рис приготовлен, и любая оплошность может быть неисправима». Когда у нее родился ребенок, планы переехать в хорошую квартиру разрушились.

Вскоре гостиничного бизнеса не стало. Место, где стояли трущобы, предназначалось для строительства нового жилого комплекса, и большинство строений должны были быть снесены. Несколько семей отказались переезжать, пока их требования не будут выполнены, и поэтому они все еще здесь живут. Их называют «семьи-занозы», в том смысле, что их нужно насильно удалять, как занозу. Правительство района с трудом разрешило этим семьям оставаться здесь, время от времени отключая воду или электричество, и, когда такое случалось, Цай оставался у жены в переулке Сокровищницы сада.

– Еще одна любовная история, – сказал Юй, стараясь подвести Почтенного Ляна к самому главному. – Так чем сейчас занимается Цай?

– Ничем. Летом он зарабатывает себе на жизнь, играя в крикет. Игрок в крикет, если быть точным, выигрывает деньги в спорах. Люди говорят, что у него тройная связь, которая здорово помогает ему в таком виде бизнеса. В последний год только небеса знают, что он действительно замышляет. Он не безработный, как его зять Чжэнмин, который слоняется без дела весь день. А что касается Сю Чжэнь, она все еще молодая и красивая девушка, как свежий цветок на куче навоза.

– Очень точно, – сказал Юй, удивляясь уместности старой поговорки, – навоз может питать цветок. А разве Цай в переулке заключал пари в крикете?

– Нет, он не играл в крикет с соседями. Чтобы заработать, он сходился с богатыми выскочками, которые ставили тысячи юаней на маленький крикет, – сказал Почтенный Лян. – И однажды он, получивший прозвище Мистер Биг Бакс, навсегда остался Мистером Биг Баксом. Люди верили, что он все еще зарабатывает больше всех в переулке.

– А что с Чжэнмином?

– Он хорош для ничегонеделания. У него не было нормальной работы с тех пор, как он окончил институт. Я не знаю, как он выкручивается. А сейчас он живет вместе со своей девушкой, она тоже не работает.

– Он живет на деньги матери?

– Да. Я не могу понять этих молодых людей. Мир катится в преисподнюю, – добавил Почтенный Лян. – Разве мы должны заботиться о нем? Он сломал ногу десять лет назад и едва может выходить за порог мансарды.

– Тогда что насчет Цая – несмотря на его историю?

– «История подобна зеркалу, которое показывает, что собой представляет человек. Единожды мошенник – всегда мошенник».

– Это другая цитата председателя Мао, – заметил Юй как бы между прочим.

– Цай говорит, что его не было тем утром, он был с матерью в их квартире-занозе. Это все, что он сказал.

– Хорошо, мы проверим это.

Юй не был полностью уверен, что допрос этих двух подозреваемых даст какой-либо результат. Когда Почтенный Лян ушел делать внеплановые проверки, Юй решил заняться иным делом. Он созвонился с Цяо Мином, бывшим деканом кадровой школы, с которым Инь разругалась на поминках.

Юй с Пэйцинь обсуждали вероятность того, что у Цяо могла быть мотивация для убийства Инь. В своем автобиографическом романе Инь хотя и не называла имен, но дала понять, кого имела в виду.

Одним из таких людей мог быть Вань, сосед с верхнего этажа. Те, кто был в кадровой школе, возможно, запаниковали. Более того, никто не мог быть уверенным в том, а не издаст ли Инь вторую книгу и не откроются ли там еще какие-либо обстоятельства. Все было возможно.

– Не верьте ничему, что вы прочитали в романе «Смерть китайского профессора», – начал Цяо. – Это сплошная ложь.

– «Смерть китайского профессора» – это роман, я понимаю. Но я расследую дело об убийстве, товарищ Цяо, поэтому должен рассматривать все возможные варианты.

– Товарищ следователь, я знаю, почему вы хотите поговорить со мной, но позвольте сказать вам вот что. Несмотря на то что случилось во время культурной революции, у нас должна быть историческая перспектива. Не было гадалки, способной предсказать все перемены в будущем. В то время мы просто верили в председателя Мао.

– Да, каждый верил в председателя Мао, у меня нет вопросов по этому поводу, товарищ Цяо.

– Ставка делалась на то, что книга будет раскупаться теми, кто пострадал от преследования. Сейчас для людей любовь не главное, не то что тогда. По словам председателя Мао, основным приоритетом для людей было перевоспитание самого себя. Только по звонку из Пекина из-за стихов Мао власти кадровой школы разрешили Яну пользоваться книгами и словарями. В то время это была большая привилегия. Кто-то сообщил, что он писал книгу, но поначалу мы решили не вмешиваться. Вы понимаете, Ян все эти годы не терял время даром.

– Вы выяснили, какую именно книгу он писал?

– Позже, поместив его в изолятор, мы обыскали в общежитии комнату, в которой он жил, но ничего не нашли. Там должна была быть рукопись на английском языке.

– Пожалуйста, расскажите мне об обстоятельствах смерти Яна.

– Было тяжелое знойное лето. Мы все работали на рисовом поле, прямо как местные крестьяне. Не одному Яну приходилось работать там. На самом деле многие были больны. А что касается возможной невнимательности, теперь, заглядывая в прошлое, если бы мы знали, что он так серьезно болен… Но возможно, он этого также не осознавал. Кадровая школа располагалась в Цинпу. Транспорта такого, как сейчас, не было, такси в те годы тоже не было. Как могла кадровая школа нести ответственность за его трагическую смерть?

– Может быть, сказано немного с преувеличением, но его и впрямь довели до смерти, и мы можем понять реакцию Инь. Она достаточно настрадалась за эти годы.

– И я! – выкрикнул Цяо. – Все эти годы я был в кадровой школе. Получил ли я что-нибудь за это? Нет, ничего. Под конец культурной революции я подвергался «политической проверке» в течение двух лет. Со мной развелась жена, избавилась от меня, как от грязных носков.

– Только один вопрос. Где вы были утром седьмого февраля?

– Я был в провинции Аньхой, собирал долги с моей компании. Несколько человек, включая тех, из отеля, могут засвидетельствовать это.

– Спасибо, товарищ Цяо. Не думаю, что сегодня у меня будут еще к вам вопросы. «Заглянем в будущее», как всегда говорит газета «Жэньминь жибао».

Телефонный опрос ни к чему не привел, хотя это была не пустая трата времени. Юй понял одно: в последние годы Ян, будучи больным, продолжал работать, что могло отразиться на переводе китайской классической любовной прозы, которую они нашли в банковской ячейке Инь. Подтверждением тому фраза Почтенного Ляна, сказавшего, что «прошлое – это всегда будущее».

Юй вытащил кассету, записанную во время телефонного разговора.

Старший следователь Чэнь может заинтересоваться этим, подумал Юй. Он позвонил своему начальнику домой.

– Вы можете подозревать любого в доме, – сказал Чэнь, выслушав непродолжительный рассказ Юя, – но когда каждый – подозреваемый, значит, подозреваемых вовсе нет.

– Именно, – согласился Юй. – Почтенный Лян видит только то, что хочет видеть.

– Почтенный Лян – участковый уже много лет. Однако одно дело такая работа в годы классовой вражды, другое дело сейчас, когда она малозначима. Он все еще оценивает мир со своей прежней позиции. Су Дунпо хорошо сказал по этому поводу: «Ты не можешь видеть правильное изображение горы Лу, когда ты еще находишься в горах».

Вот таким был начальник Юя, цитирующий некоего давно умершего поэта. Подобная литературная склонность Чэня могла время от времени раздражать.

Юй направился в шикумэнь.

Цая не было дома. Линди, женщина с правильными чертами лица, в возрасте за сорок, находилась во внутреннем дворике. Она разрезала спиралевидные панцири речных моллюсков ржавыми ножницами. Там же на бамбуковом стульчике сидел и Вань, подливая себе чай из пурпурного керамического чайника. В это время года нормальные люди не сидят без дела дома. Юй заметил, что Вань пробурчал что-то и удалился.

После того как Юй представился, Линди позволила ему подняться к ней в комнату. Это было помещение, где даже семье среднего размера было бы сложно разместиться, а здесь ютились три семьи. Она жила там со своим сыном и его так называемой женой, с дочкой, плачущим ребенком и зятем Цаем. К счастью, это была комната с довольно высоким потолком, что позволило соорудить хитрую конструкцию из двух чердачных комнат с общей лестницей, ведущей к ним. Юй сравнил увиденное со своими жилищными условиями и отреагировал с нескрываемым сарказмом: его квартира могла быть значительно лучше этой.

По словам Линди, этим утром Цая не было дома. Не было его здесь и утром, 7 февраля.

– Никто толком не может сказать, чего он выдумает, – вздохнув, сказала Линди. – Я предупреждала Сю Чжэнь насчет ее выбора, но она не послушала.

– Я слышал об этом. А что ваш сын, Чжэнмин?

– Дом для него как бесплатный отель и бесплатный ресторан тоже. Он приходит когда ему вздумается. Теперь он привел еще одного такого же человека, как и он.

– Пожалуйста, расскажите мне, что вы знаете о Инь, товарищ Линди.

– Она была особенная.

– В чем?

– У нее была собственная комната, тогда как в одной нашей комнате живут три семьи. Пострадала ли она во время культурной революции? А кто не страдал? Мой муж погиб в «вооруженных стычках» среди рабочих организаций, веря, что он борется за идеи председателя Мао, не щадя последней капли крови. После его смерти не было даже поминальной службы, – продолжила она после паузы. – Одна из причин, по которой Сю Чжэнь вышла замуж за Цая, даже не из-за денег, сначала у него не было столько денег, а потому, что она в четырехлетнем возрасте потеряла отца.

– Понимаю, – сказал Юй. Он был удивлен ее глубоким анализом того, что ее дочь вышла замуж за Цая, вдвое старше ее.

– Простите, но больше я ничего не могу сказать о Инь. Культурная революция оставила так много горя. Инь была писательницей и издала книгу об этом, но она не хотела обсуждать это с нами.

В конце беседы следователь Юй поблагодарил ее. Как только он спустился с лестницы, сразу почувствовал себя совсем опустошенным. Казалось, что здесь люди были покрыты пылью прошлого, как и само здание шикумэнь. Точнее, они все еще жили в тени культурной революции. Правительство призывало заглянуть в будущее, никогда не оборачиваться назад, но для некоторых это было практически невозможно, в том числе для Инь, Линди, Ваня, почти каждого, кого он опрашивал, за исключением мистера Жэня. Теперь Юй заинтересовался, действительно ли мистер Жэнь может все забыть, погрузив свои воспоминания в пиалу с вареной вермишелью.

Когда он вышел из шикумэня, то остановил взгляд на лавочке Лэя, у главного входа в переулок. Следователь Юй не спешил опросить Лэя. Глядя на часы, он решил сначала купить себе что-нибудь на обед. Он встал в очередь, тянувшуюся от прилавка, спокойно стоял в ней и наблюдал. Вместо того чтобы заставить работать помощниц, которых он нанял, Лэй все делал сам, постоянно помешивая содержимое тяжелого котла. У входа в переулок стояло несколько деревянных неокрашенных и грубо отесанных столов и скамеек. Кто-то ел прямо здесь, но некоторые посетители уходили с пластиковыми коробками в руках. Юй тоже сел за стол.

Еда была довольно-таки вкусной. Большая порция белого риса с кусочком жареного угря, зеленым луком. Распаренный рис был сдобрен кунжутным маслом. Был еще суп с солеными овощами и кусочками свинины, и все это за пять юаней.

После обеда он позвонил Пэйцинь и спросил:

– Как ты думаешь, можно верить декларации о доходах Лэя?

– Нет, не думаю, – ответила Пэйцинь. – Частные рестораны зарабатывают кучу денег, но при этом не платят налогов. Это всем известный секрет. Весь бизнес – это наличные. Ни один не попросит чек на четыре или пять юаней. Его декларация о налогах – это не то, на что ты можешь полагаться. Это общая практика среди владельцев ресторанов.

– Это правда, – согласился Юй. – Сегодня я не попросил чек.

Юй верил жене.