"Дмитровское шоссе" - читать интересную книгу автора (Крумин Игорь)

Олег Степанович

Он решил не звонить Денисову — все равно тот ничего по телефону не скажет, — а подъехать к нему. На следующее утро перед отъездом он убрал золото в сейф, замурованный в бетонной стене подвала под домом, а кучу серебра, совершенно неподъемную, накрыл брезентом. Яму пришлось оставить времени на дальнейшие раскопки не оставалось. Олег Степанович решил сразу после возвращения из Москвы засыпать ее и залить бетоном.

Проехав по Дмитровскому шоссе и Бутырской улице, мимо Савеловского вокзала, он, как всегда, по Каляевской улице (как интересно, подумал он, проезжая по ней, мы — единственная страна в мире, где в честь убийц называют улицы) выехал на Садовое кольцо, за Курским вокзалом свернул на улицу Обуха, далее на Бульварное кольцо и набережную Москва-реки. Олег Степанович предпочитали ездить по давно проверенным маршрутам, «как по рельсам», говорил он, хотя Москву знал отлично, изъездил ее вдоль и поперек. Поставил машину у гостиницы «Россия», запер ее и направился к Спасской башне. Там, рядом с подземным туалетом, находилось невысокое одноэтажное здание, соединенное с внутренними помещениями Кремля подземным коридором — бюро пропусков. Войдя в приемную, Олег Степанович подошел к телефону и набрал номер Денисова. Помощник, который снял трубку, ответил, что Иван Трофимович вышел, но пропуск Олегу Степановичу сейчас закажут.

Едва он повесил трубку, как за стеной зазвонил телефон и послышались негромкие голоса.

Окошко открылось, и вежливый голос произнес:

— Ростов Олег Степанович?

— Да.

— Паспорт, пожалуйста. Оружие есть?

— Нет.

— Подождите.

Вопрос об оружии был одной из тайн, которую Олег Степанович безуспешно пытался разгадать. Даже если бы у него и было табельное оружие — а должность старшего научного сотрудника одного из институтов Академии наук никак не давала на это права, — неужели ему пришло бы в голову явиться в Кремль с пистолетом, зная, что по пути на третий этаж придется миновать четыре контрольных поста и по крайней мере один металлодетектор? Правда, пару лет назад, вспомнил Олег Степанович, он поехал в Кремль прямо с какого-то совещания, которое проводилось в Президиуме Академии наук СССР, поговорить в Комиссии по военно-промышленным вопросам о некоторых проблемах разоружения и заодно пообедать в отличной — и очень дешевой — кремлевской столовой. С ним увязался какой-то высокий, худой, носатый мужчина. К полному изумлению Олега Степановича в ответ на традиционный вопрос об оружии мужчина утвердительно кивнул, сунул руку под мышку и передал пистолет дежурному, который, не моргнув глазом, положил его на в одно из отделений на полку. Олег Степанович подумал тогда, кто же это ходит по Москве с оружием и неужели обсуждение научных проблем разоружения является таким опасным занятием. Больше ему не приходилось встречаться с этим мужчиной, да и фамилию его он позабыл. Правда, вместо паспорта мужчина с вороватым видом сунул в окошко какое-то удостоверение.

— Пожалуйста, Олег Степанович. — Это тоже казалось Ростову странным: только здесь, в бюро пропусков Кремля, называли людей не по фамилии, а по имени и отчеству.

Олег Степанович взял паспорт с вложенным туда пропуском на сиреневой отнюдь не простой — бумаге и вышел к Спасской башне. Миновав четыре поста, где вооруженные офицеры КГБ тщательно проверили документы, и одну кабину с металлодетектором, он поднялся на третий этаж, прошел в конец коридора и открыл дверь в приемную.

— Проходите, Олег Степанович, Иван Трофимович ждет вас, — вежливо произнес помощник и дружески улыбнулся ледяными глазами.

Пройдя еще две двери, обитые войлоком и гарантирующие полную звуконепроницаемость, Олег Степанович вошел в огромный кабинет Денисова.

Денисов, который занимал один из руководящих постов в Комиссии по военно-промышленным вопросам при Президиуме Совета министров СССР — ВПК был уже давно знаком с Олегом Степановичем. Коренастый мужчина с хитрым лицом простоватого русского крестьянина встал из-за стола и пошел навстречу. Его рукопожатие было сухим и крепким, будто лапа крупного хищного животного охватила руку Олега Александровича.

— Здравствуй, Олег. Тут у нас возникло одно дело, и я хотел посоветоваться с тобой, — произнес он низким хриплым голосом.

Имя Денисова в определенных кругах было поистине легендарным. Еще до начала войны, работая в химической лаборатории одного из секретных институтов, вытянувшихся длинным рядом вдоль шоссе Энтузиастов, он случайно разлил ядовитую жидкость из колбы, которую держал в руке. В этот момент Иван Трофимович стоял так, что успел дотянуться до вытяжного шкафа и это спасло ему жизнь, но при этом он все-таки вдохнул ядовитые пары, невольно приоткрыв головку колбы, закрытую большим пальцем правой руки. С тех пор Денисов говорил хриплым голосом, напрягая поврежденные голосовые связки.

Призванный в армию лейтенантом химической службы, он закончил войну полковником, а за операцию, проведенную в апреле 1945 года, получил звание Героя Советского Союза. За несколько недель до конца войны, когда крах нацистской Германии был неминуем, агентурная разведка сообщила, что немецкие войска собираются применить нервно-паралитические газы и что в полевых частях солдатам и офицерам раздают противогазы со специальными фильтрами. В то время Германия действительно опережала все страны мира в разработке химического оружия, и войска союзников не имели защитных средств против «табуна», «зарина» и «зомана», разработанных и испытанных немецкими военными химиками.

Советское командование пришло к выводу, что нацистские главари, решив, что им нечего терять, действительно могут применить химическое оружие. Это вряд ли изменило бы стратегическую ситуацию на фронте, но потери среди советских войск могли стать колоссальными. Нужно было срочно раздобыть образец такого противогаза или хотя бы фильтра. Руководство операцией поручили майору Денисову вместе с армейской разведкой. Противогаз — даже несколько — достать удалось и это подтвердило опасения советского командования, однако изготовить миллионы фильтров за оставшиеся дни оказалось невозможным. И тогда советское командование, имевшее подавляющее господство в воздухе, пригрозило залить Берлин и прилегающие районы отравляющими газами, хотя и не столь эффективными, как немецкие, зато в огромном количестве — если немцы осмелятся применить нервно-паралитические вещества. Противник так и не отважился сделать такой отчаянный шаг, и война закончилась без единого случая применения химического оружия. Потом выяснилось, что опасность была вполне реальной — запасы снарядов и бомб, начиненных «табуном» и «зарином», на немецких складах были огромными.

— Садись, Олег, — прохрипел Иван Тимофеевич. — Как ты смотришь на то чтобы съездить со мной в Женеву?

Олег Степанович знал что Денисов редко выезжает за границу.

Но всякий раз, когда возникает такая необходимость, он берет в качестве переводчика Олега Степановича. И дело не только в хорошем отношении Денисова к нему. Олег Степанович действительно был незаурядным переводчиком. По-английски он научился говорить еще до войны, когда в 1939 году его вместе с матерью поселили в Молотове — так в то время называлась Пермь — где на машиностроительном заводе работали иностранные инженеры. В трехкомнатной квартире две комнаты занимала семья Соловьевых, а в третьей комнате жил американский техник — тихий неразговорчивый человек, неплохо говоривший по-русски. Однако при встречах с маленьким Олегом он буквально преображался, оживал и говорил с ним только на родном языке. Мальчик проявил незаурядные способности свойственные, впрочем, многим детям, и уже через несколько недель свободно отвечал американцу. Может быть, Олег чем-то напомнил технику детей, которых тот оставил за океаном?

Через пару лет ежедневного общения Олег владел английским языком не хуже русского. В школе преподавали немецкий, и преподавали по-настоящему хорошо, так что и немецким Олег овладел быстро. Когда он поступил в Военно-морское училище имени Фрунзе в Ленинграде, уже после первых уроков английского молоденькая преподавательница прозвала его «джуляй» — июль по-английски и, чтобы не подрывать свой авторитет у остальных курсантов, освободила Ростова от уроков.

Он проводил свободное время в огромной библиотеке этого старейшего высшего учебного заведения России, читая в подлиннике дореволюционные тома Лондона и Киплинга. А когда после хрущевского сокращения вооруженных сил Олег Степанович, служивший тогда на Северном флоте, уволился в запас, с облегчением вздохнув — и его командиры вздохнули с неменьшим облегчением, он пошел учиться на переводческий факультет института иностранных языков на Метростроевской.

Как бывшему офицеру с высшим образованием, ему нужно было сдать только один экзамен — по специальности, то есть по языку. Преподаватель, который вел экзамен, сам известный переводчик Саша Вайцель, (впоследствии он и Олег Степанович стали друзьями, насколько было возможно стать другом Олега Степановича) заглянул в тетрадь уже немолодого — по масштабам поступающего в институт — абитуриента, не скрывая иронии. Известие о том что капитан-лейтенант военно-морского флота решил поступить на переводческий факультет где такой отчаянный конкурс, быстро разнеслась по институту, и все ждали экзамен по языку который бывший офицер с треском провалит. Вейцель, не веря своим глазам, прочитал ответы на вопросы, заговорил с Олегом Степановичем по-английски, подозвал преподавателя немецкого языка который тоже задал несколько вопросов, и с изумлением покрутил головой. Не ожидая когда закончатся сорок пять минут, отведенных на подготовку, Вайцель поставил Олегу Степановичу «тройку» и сказал что тот может идти.

Пораженный Олег Степанович спросил — почему тройка? Вайцель ответил что с таким знанием языков нужно не поступать на факультет переводчиков, а заканчивать его, и что с тройкой Ростова все равно примут, а ему дана норма выставления пятерок — их должно быть как можно меньше, — и он не собирается тратить пятерку на Ростова. Действительно, набрав из двадцати баллов всего три, Олег Степанович был принят в институт и после первого курса перешел на французское отделение, где вторым языком был шведский. Владея английским и немецким, Олег Степанович без труда справился с еще двумя языками и закончил институт в 1963 году за четыре года вместо положенных шести. Он считал что в его возрасте тратить лишние два года очного обучения непозволительная роскошь.

В это время страна испытывала отчаянную нужду в квалифицированных переводчиках, тем более переводчиках с инженерным образованием, и Ростов, знающий четыре языка, пришелся как нельзя кстати. Но вот тут-то и начались чудеса. По факультету расхаживали таинственные люди, и студентов старших курсов то и дело вызывали в деканат. Вызывали многих, кроме Олега Степановича. Он ожидал что его, члена КПСС с десятилетним стажем, загребут или в ГРУ или в КГБ, и с трепетом готовился отказать этим могущественным организациям.

Наконец, незадолго до выпускных экзаменов, к нему подошел полный мужчина с седыми волосами, сказал что слышал о его отце, и поинтересовался не захочет ли Олег Степанович принести пользу Вооруженным силам в своем новом качестве. Ростов ответил что уже принес немалую пользу Вооруженным силам и посоветовал мужчине, который по рассеянности забыл представиться, ознакомиться с его послужным списком. Мужчина заявил, что у кадрового флотского офицера и, к тому же, сына такого знаменитого генерала, наверняка завидный послужной список, но обещал последовать совету Олега Степановича. Это был первый и единственный контакт Ростова с вербовщиками из разведывательных органов. Седой мужчина исчез, словно корова его языком слизнула, Олег Степанович с облегчением вздохнул и продолжил карьеру переводчика.

Он получил приглашение поступить на курсы переводчиков ООН в Женеве редкая честь для советского переводчика — успешно закончил их и даже был приглашен вести преподавание синхронного перевода на курсах, что вообще было неслыханно. Олег Степанович, однако, с благодарностью отклонил столь лестное предложение, подписал контракт и стал синхронным переводчиком в штаб-квартире ООН в Нью-Йорке, куда переехал вместе с семьей. Из огромного жалованья переводчика больше половины приходилось отдавать государству, но Олегу Степановичу хватало. Но главное, он ощущал несравнимое чувство свободы в этом огромном космополитическом городе, «плавильном котле» наций. Его нередко приглашали и в другие страны на конференции, проводимые международными организациями.

После завершения срок контракта Ростов вернулся в Москву, быстро защитил кандидатскую диссертацию — но, к удивлению знакомых переводчиков, не по филологии, а по истории рабочего движения, — и был принят на работу в один из институтов Академии наук. Сначала устроиться на работу казалось непросто — в управлении кадров на третьем этаже импозантного здания Президиума на Ленинском проспекте допытывались, почему Олег Степанович решил оставить переводческую работу и заняться наукой. На другой день, однако, заместитель начальника управления быстро оформил его, и даже не на должность младшего научного сотрудника, — как рассчитывал Олег Степанович, — а сразу старшим. Впрочем, он знал почему так радикально изменилось мнение кадровиков, и поблагодарил Денисова за помощь.

Теперь, в ответ на предложение съездить в Женеву, Олег Степанович искренне ответил: — С вами, Иван Трофимович, куда угодно. Я даже не спрашиваю зачем.

— Вот и отлично. Мы тут пришли к выводу, что неплохо послушать на месте, как идут дела в комитете по химическому и биологическому разоружению. Решение о выезде уже есть. Отправляемся в среду, рейсом «Аэрофлота» в 9.15. Твоему директору сообщили, он не возражает. Встретимся в половине девятого в депутатском зале. А сейчас поезжай в отдел международных организаций МИДа и забери у них все, что прислали по этому вопросу. Там уже приготовили материалы. Освежишь знания. Кстати, почему ты не хочешь чтобы в твоей крепости поставили телефон? Я понимаю, за городом жить лучше, чем в Москве, сам бы жил там. Но иногда ты нужен, а до тебя не доберешься, хоть машину посылай.

— Что вы, Иван Трофимович, я не возражаю, пусть ставят. Дайте команду. Да и вам было бы интересно заехать ко мне.

— Вот вернемся, позвоню министру. А за приглашение спасибо. Там видно будет.

Было уже темно, когда Олег Степанович выехал из Москвы. Ну что ж, если нужно, поедем и в Женеву. Командировка с Денисовым означала что им обоим оформили дипломатические паспорта. Депутатский зал — не надо проходить таможню и паспортный контроль. Да и буфет там куда лучше. Все пройдет намного спокойнее, чем при обычной служебной командировке.

Не то чтобы Олега Степановича знакомые таможенники беспокоили и в обычном зале. И вдруг его осенило. А почему не взять с собой золото? Риска никакого, да и случай не такой уж частый. К тому же едем в Женеву, к Саргосяну. И килограммов двенадцать-пятнадцать — не слишком большой вес, особенно если учесть что летишь первым классом. А остальное пусть лежит в Москве, потом разберемся, подумал Олег Степанович. Решено. Теперь нужно подготовиться.

Суббота и воскресенье оказались трудными. Олег Степанович засыпал яму, размешал бетон и аккуратно загладил поверхность пола в гараже. Почти незаметно. А что делать с серебром? Один портсигар с императорским гербом, выполненным эмалью, и поразительно четкой, словно сделанной только вчера, надписью: — Жив, курилка! Поздравляю. Николай. — выгравированной на обратной стороне, Олег Степанович отложил в сторону. Остальное сложил в два мешка, оказавшиеся очень тяжелыми. Когда он напрягся и поднял один из них, мешковина лопнула и содержимое высыпалось на пол гаража.

Пришлось разместить серебро в трех мешках. Один из них Олег Степанович взвесил на медицинских весах, стоящих на втором этаже — двадцать семь с половиной килограммов. Итого за девяносто.

В понедельник съездил в соседний совхоз, зашел к директору, спросил что ему привезти — тот был счастлив и попросил журнал «Плейбой». Олег Степанович усмехнулся и пообещал. В совхозном магазине купил двадцать килограммов телятины — двенадцать рублей и три рубля рубщику.

Олег Степанович уже решил как упаковать монеты — в пластмассовый шланг от насоса «Малыш». Взяв отрезок около метра длиной, он провел острым лезвием бритвы вдоль одной стороны. Шланг раскрылся. Монеты, что побольше, Олег Степанович аккуратно ставил поперек шланга и через каждые пять сантиметров обматывал скотч-тейпом. Затем взял отрезок покороче и проделал аналогичную операцию с маленькими монетами. На этот раз края шланга перехлестнулись, но так получилось даже лучше. Теперь перед Олегом Александровичем лежали две пластмассовые кишки — одна с метр длиной, другая сантиметров шестьдесят. Он взял ту, которая покороче. Вес, по сравнению с видимыми размерами, был поразительным. Значит, он берет с собой почти восемьсот старинных золотых монет. Олегу Степановичу даже не снилось, что когда-нибудь у него в руках окажется столько золота. Во время войны Олег, живший тогда с матерью в Перми, однажды нашел во дворе своего дома два золотых червонца. Эта находка в то время тоже казалась совершенно сказочной. Червонцы забрала мать и они исчезли — наверно, их обменяли на продукты. Но он до сих пор помнил чувство эйфории, когда в его грязных мальчишеских ручонках оказались две маленькие сверкающие монеты.

Вторник Олег Степанович провел за чтением материалов и оторвался лишь на полчаса — съездил в сторожку генеральского поселка и позвонил Денисову. Все в порядке — паспорта, визы и валюта получены. — До завтра, — сказал Иван Трофимович и положил трубку. Ну что ж, теперь действительно все в порядке. Пара смен белья, три белые рубашки и темный костюм, туалетные принадлежности, а также две свернутые вдвое пластимассовые кишки, такие неприглядные с вида, уложены в небольшой чемодан из свиной кожи, который Олег Степанович купил в стокгольмском универмаге «Нурдиска компаниет» «НК». Правда, чемодан оказался поразительно тяжелым для своих размеров, но пассажиры первого класса, проходящие через депутатский зал с дипломатическими паспортами, пользовались определенными привилегиями, одна из которых разрешала брать чемоданы с собой, не сдавая их в багаж. Относительно золота у Олега Степановича не было ни малейших угрызений совести. Найди клад кто-нибудь другой, ценность оприходовали бы и направили на дальнейшее финансирование стройки развитого социализма. Ничего в магазинах не прибавилось бы из-за этого впрочем, Олег Степанович в магазины не ходил. Где-то в министерстве финансов поставили бы крохотную птичку — ценности, пропавшие во время войны, найдены. Исчезнет еще одна малюсенькая песчинка в гигантских государственных жерновах, бесполезно перемалывающих миллиарды нефтедолларов.

Но у Олега Степановича была еще одна, может быть, более важная, причина, из-за которой он даже не подумал о сдаче клада государству. Этой причиной было нежелание снова привлекать к себе внимание. Если уж ему не поверили, когда он сдавал оружие отца, то и теперь не оставят в покое и начнут проверять, не утаил ли Олег Степанович пару-тройку золотых монет в корыстных целях. А привлекать к себе внимание он просто не мог.

Олег Степанович был усыновлен своим дядей, генерал-лейтенантом Степаном Ивановичем Ростовым в 1947 году, во время короткого приезда генерала в Пермь. Потом генерал снова уехал, оставив Олега с домработницей в роскошной квартире на Новинском бульваре. Время от времени генерал Ростов присылал подарки то из Австрии, то из Порт-Артура: велосипед (для тех времен большая редкость), в другой раз две сорокалитровые канистры топленого масла. Наконец, в 1949 году, незадолго до возвращения Степана Ивановича в Москву, на Ярославский вокзал прибыли два грузовых вагона, набитых трофеями, в том числе длиннющий американский «бьюик» — его пришлось сдать через четыре года, после смерти Сталина.

Олег Степанович настолько привык считать своего дядю отцом, что даже в мыслях называл себя Ростовым. Лишь иногда, просматривая старые книги, он находил упоминание о методе инженера Соловьева и хмурился. Олег Степанович был вообще сдержанным человеком, а в юности — тихим молчаливым мальчиком. Он очень рано узнал что в наследство от родителей ему достался дикий, совершенно неконтролируемый характер. В моменты вспышек бешеной ярости глаза застилала кровавая пелена, и Олег Степанович уже ничего не мог поделать с собой. К его чести, однако, он быстро понял всю опасность таких приступов и не допускал их, умело сдерживаясь. За всю жизнь он помнил всего три подобных приступа, из них два в детстве. Однажды он чуть не забил насмерть мальчишку из соседнего двора хоккейной клюшкой (тогда еще не было хоккея с шайбой и мальчишки играли в хоккей с мячом); в другой раз все было наоборот — шайка юных хулиганов отняла у него берданку и зверски избила. До сих пор об этом случае напоминала сломанная, но затем отлично сросшаяся нога и переломанный нос. Впрочем, нос Олегу Степановичу ломали так часто, что он привык к его необычной форме и задумчиво поглаживал искривленную линию переносицы, когда размышлял о чем-то.

Третий случай произошел всего несколько лет назад и он старался не вспоминать о нем.

Однажды Степан Иванович рассказал приемному сыну любопытную историю. В 1957 году, поднимаясь по широкой лестнице в главном здании МВД на Петровке 38 знакомый Степана Ивановича, еще не старый генерал-лейтенант, который в начале войны попал в окружение, заменяя раненого командующего — его армия несколько дней боролась с немецкими войсками и с трудом вырвалась из «мешка», понеся огромные потери и всю артиллерию — внезапно увидел идущего рядом с ним весело живчика-полковника, чуть моложе его. Генерал-лейтенант сразу вспомнил эту багровую физиономию вечно улыбающегося сотрудника «Смерша» — в начале 1942 года тот выбивал из него показания. Огромный тучный генерал, в свои пятьдесят четыре года обладающий незаурядной физической силой и похожий на медведя, схватил полковника за горло и мгновенно перебросил через перила третьего этажа. Оказалось, однако, что пролеты лестниц на Петровке заделаны металлическими сетками и полковник остался жив, хотя изрядно перепугался. Увидев это, генерал вошел в кабинет начальника, оттолкнув порученца в приемной, и, ничуть не стесняясь тем что в кабинете идет совещание, громогласно заявил, что если этот сукин сын, мучивший его в начале войны, который сейчас барахтается на сетке, завтра еще будет на Петровке, он, генерал-лейтенант Цыбин, лично отправит его на пенсию, причем вечную — и выразительно похлопал по кобуре.

Больше на Петровке полковник не появлялся.

Степано Иванович Ростов, поведавший сыну эту историю, ничего к ней не добавил, но Олег Степанович и не нуждался в объяснениях. Лучше всего о страхе, царившем перед войной в среде высшего командования, говорили многочисленные альбомы с групповыми фотографиями, хранящиеся в шкафу в кабинете отца. Не было ни единой группы офицеров и генералов, где несколько лиц не было вырезано ножницами или изрезано бритвой. Значит, подумал Олег Степанович, даже Ростов, человек незаурядного мужества, сумевший спасти семью своего репрессированного родственника, тоже боялся.

В том же году Степан Иванович умер. После смерти отца — все документы, даже свидетельство о рождении, были оформлены на имя Олега Степановича Ростова, а документы на имя Олега Васильевича Соловьева уничтожены, — сын совершил неожиданный, но верный и дальновидный шаг. Он вызвал сотрудников МВД, предложил вскрыть нижний ящик отцовского стола, ключ от которого был утерян, и сказал, что там, по его мнению, может храниться оружие генерала. Он, Олег Степанович Ростов, требует чтобы оружие — если таковое будет найдено — изъяли в присутствии понятых.

Пожилой полковник, приехавший на дачу в сопровождении майора и двух капитанов, посмотрел на Олега Степановича странным взглядом, но выполнил просьбу сына умершего генерала. Из вскрытого стамеской ящика достали «маузер» в деревянной кобуре, «вальтер» тридцать второго калибра и старенький наган — одному Богу известно, сколько душ отправил на тот свет этот немудрящий инструмент, — а также коробки с патронами. Оружие было смазано и покрыто слоем пыли, за патроны хранились в герметично закрытых коробках. Однако Олег Степанович знал — наверняка знал это и полковник милиции, — что со временем боеприпасы теряют часть убойной силы. Таким образом, патроны, пролежавшие в ящике стола длительное время, уже не были достаточно надежными.

Полковник составил акт о добровольной сдаче оружия, принадлежавшего покойному генералу Ростову, и указал, что ключ найти не удалось и ящик был вскрыт — с согласия нового хозяина дома — стамеской. Поблагодарив Олега Степановича за правильное понимание гражданского долга, полковник с чувством отметил, что далеко не все дети военных настолько сознательны. Уходя, он посмотрел на молодого Ростова выцветшими синими глазами, в глубине которых Олег Степанович увидел ледяной холод усмешки, — дескать, мы с тобой все понимаем, будем считать что спектакль окончен, — и почему-то напомнил что незаконное хранение огнестрельного оружия влечет за собой тюремное заключение сроком до пяти лет. Через пару недель полковник приехал снова, на этот раз в сопровождении двух широкоплечих молодых людей в штатском, которые хотели узнать почему генерал-лейтенант Ростов хранил оружие до самой смерти и не выполнил постановление от 1954 года. Олег Степанович только развел руками и напомнил, что «маузер» был именным, подарком маршала Жукова, а с остальным оружием генерал не захотел расстаться по сентиментальным причинам, но он, его сын, ручаться за это не берется. Молодые люди изъявили желание еще раз осмотреть письменный стол, на что Олег Степанович с готовностью дал согласие. Оружия за это время там не появилось.

Нюх у полковника и впрямь был безошибочным, но обыскать огромный дом он не решился, да и вряд ли сумел бы найти тайник.

В бетонной стене подвала под виллой генерала Ростова находился потайной сейф, скрытый позади обычного сейфа, вделанного в стену и с дверцей на виду. В обычном сейфе хранились семейные драгоценность Ростовых, огромное количество послевоенных облигаций и некоторые реликвии — письма, фотографии, завещания. А вот задняя стенка открывалась нажатием верхней части переднего сейфа и там лежали американский «кольт» сорок пятого калибра, и в изящной коробочке красного дерева, выложенной бархатом, два великолепно сохранивших, отделанных под старину серебром и перламутром двуствольных «дерринджера» под патрон калибра 5,6 — красивая и дорогая, но в умелых руках смертельная игрушка. Олег Степанович не подозревал о существовании потайного сейфа, сконструированного настолько хитроумно, что он узнал о нем лишь незадолго до смерти старого генерала, когда тот провел сына в подвал и открыл ему этот секрет. За время, которое прошло с тех пор, арсенал изрядно пополнился: Олег Степанович добавил к нему современный «Смит-Вессон» калибра 0.357 — знаменитый магнум, которому бывший офицер доверял больше любого пистолета — в случае осечки нужно всего лишь еще раз нажать на спусковой крючок, барабан повернется, и произойдет выстрел. Ростов слишком хорошо помнил чем ему обернулась осечка его «ТТ» в 1958 году и не полагался на пистолет, затвор которого приходилось передергивать двумя руками, тогда как в нужный момент может не хватить времени или одна рука окажется занятой. На полке выстроились баллончики с газом «СS», применяемым полицией на Западе, коробки свежих патронов, залитые воском, а напротив стояло последнее приобретение Олега Степановича — автомат АК-47, который попал к нему совершенно анекдотически.

Из соседней воинской части бежал солдат, который прихватил с собой автомат и два рожка патронов. Это произошло чуть больше года назад, в сентябре 1977 года, на исходе великолепного бабьего лета. Утром, проводив жену на станцию, Олег Степанович возвращался домой. Внезапно он увидел в кустах рядом с рекой спящего солдата. Рядом лежал автомат. Олег Степанович мгновенно достал из кармана платок, обвязал им нижнюю часть лица, сделал шаг вперед и схватил оружие. В этот момент солдат проснулся. Олег Степанович передернул затвор, направил дуло на ошалевшего от сна и неожиданности солдата и прошипел: — Марш отсюда! — . Солдат, худенький, совсем молодой — вскочил и исчез в лесу.

Разумеется, его поймали — через несколько дней похолодало и начались дожди, — но кто поверит солдату, утверждающему что из леса вышло чудовище с головой, закутанной в простыню? Потерял где-то, сукин сын, решили в трибунале и прибавили еще шесть месяцев к сроку. Или солдат сам вернулся в часть и командир сумел замять неприятный для него самого случай, а автомат просто списал — такое тоже бывает.

Держа под мышкой автомат, Олег Степанович обходным путем вернулся домой, разобрал его, вычистил и смазал, спустился в подвал, поставил индикатор на «одиночный огонь» и несколько раз выстрелил в мешок с песком. Автомат работал безотказно. Cоветское — значит лучшее, с удовлетворением подумал Олег Семенович, снова вычистил и смазал автомат, затем спрятал в тайник.

Он тряхнул головой, отбрасывая воспоминания, запер чемодан и снова сел за чтение материалов. К десяти вечера прочел всю кипу документов, не обнаружил в них ничего нового, в сопровождении Рэда обошел забор, положил у конуры кусок телятины и лег спать, не забыв включить сигнализацию.

Зина осталась ночевать в московской квартире — она пошла в театр, который Олег Степанович не любил и никогда не посещал.