"Дмитровское шоссе" - читать интересную книгу автора (Крумин Игорь)

Ночь Олега Степановича

Голос в трубке был негромким, но звучал зловеще.

— Слушай, паскуда, я на свободе и приду с тобой расквитаться. Ясно?

Послышались гудки.

Олег Степанович медленно положил трубку. Значит, Поляков бежал из лагеря и явится сюда намного скорее, чем предполагал Олег Степанович. Он встал, подошел к письменному столу и выдвинул нижний ящик. Черная рукоятка «кольта» высовывалась из желтой кожи кобуры. Он привычным жестом взялся за рукоятку и, нажав вниз вращательным движением, достал пистолет. Тяжелый, почти полтора килограмма. Олег Степанович посмотрел в дуло пистолета. В голове шумело от водки. Наверно, когда пистолет направлен на тебя, дуло кажется огромным — как железнодорожный туннель. Немудрено, калибр пистолета 0.45 дюйма. Магазин с семью желтыми патронами скользнул в ладонь. Какие они большие и жирные — походят на поросят. Снова задвинул магазин в рукоятку пистолета. Сунул пистолет в кобуру, преодолевая сопротивление пружины, положил в ящик и ногой задвинул его.

Итак, Поляков на свободе. Сегодня он не явится сюда — иначе не позвонил бы. А зачем он вообще позвонил мне? Странно. Если действительно хочет расквитаться, куда лучше было бы сделать это неожиданно. Да и в месть преступников как-то не верится. Раз он убежал из лагеря чтобы приехать в Москву и убить меня, то угрозыск будет совершенно точно знать, где вести поиски. Да его и сейчас ищут по всей стране. Понятно.

Олег Степанович подошел к столу, налил еще стакан и выпил. А чего мне бояться? Ведь меня охраняют. До самого отъезда в Париж надо мной будут распростерты огромные черные крылья КГБ — кто это сказал? Ах да, Флеминг. «Из России с любовью». Ну и развесистая клюква. Зато интересно написано. Вот было бы забавно снять сейчас трубку, позвонить по телефонному номеру, который дал мне Василий Иванович, и сообщить об угрозе. Олег Степанович улыбнулся. Именно этого делать нельзя. Начнут выяснять у милиции, что это за Поляков, почему он хочет расквитаться с Ростовым, — и клубок начнет разматываться. Овчарка, Женька с разорванным горлом, лужа крови, пятьдесят тысяч, двое неизвестных с автоматом, длинная царапина на стволу ели… Но ведь в моем благополучии заинтересован и Марк Захарович со своей командой, внезапно подумал Олег Степанович. Если связаться с ним… Но как?

Ладно, решил Олег Степанович, и налил очередной стакан. Сам справлюсь. Вот только подходит день выезда в Париж. Зина и Андрей останутся беззащитными. А собаки? Что будет с собаками? Ведь против опытного преступника они беспомощны. Он поднес стакан к губам и выпил. Как это часто бывает у пьющих, мысли Олега Степановича перепрыгнули на другую тему, словно одна шестеренка соскользнула по испорченным зубцам другой. Какую все-таки нужно иметь смелость и желание покончить с собой, когда стреляешь в себя из револьвера! Статистика говорит, что менее половины самоубийц умирает сразу, остальные мучаются часами и даже сутками, или остаются инвалидами, вроде писателя Овечкина — правда, Овечкин стрелял себе в голову из малокалиберной винтовки. Олег Степанович вспомнил классический пример самоубийства в Америке — человек настолько боялся, что попытка окажется неудачной, что встал на самый край пирса, выходящего далеко в море, весь обмотанный тяжелыми чугунными цепями, принял смертельную дозу цианистого калия и в следующее мгновение выстрелил себе в рот из пистолета. Сила выстрелы отбросила его назад, он упал в воду и сразу пошел ко дну. Олег Степанович тоже боялся остаться в живых, но выбрал иной путь, куда более простой и надежный. Впрочем, подумал он, об этом думать еще рано, взял бутылку и с удивлением увидел, что там осталось меньше четверти. Решив не терять времени, он вылил водку в стакан и тут же опрокинул его в рот. Затем с трудом встал, подошел к дивану и улегся, даже не подумав о том, чтобы раздеться. В следующее мгновение он погрузился в чернильную глубину пьяного забытья…

Как бывало теперь все чаще, Олег Степанович проснулся в половине третьего ночи. Настольная лампа продолжала освещать кабинет. Хотелось заснуть, но он знал, что спать больше не сможет. В такую минуту возникал ужасный соблазн принять сильную дозу снотворного, но Олег Степанович знал, что не должен делать этого — последствия могут оказаться самыми непредсказуемыми. Однажды, несколько лет назад, он поддался искушению и принял четверть таблетки какого-то лекарства — уже не помнил названия, что-то вроде «тезиадра» — и заснул на сутки. Не то чтобы совсем заснул, время от времени просыпался, но не мог заставить себя встать. Нет, теперь он не поддастся соблазну. Профессор Иргер предупреждал о возможных последствиях, так что нужно просто терпеть. И Олег Степанович терпел. Не только терпел, но и научился находить в этом ночном бдении какое-то очарование. Ночью стоит тишина и легко думать.

Олег Степанович встал, выдвинул ящик стола, достал наплечную кобуру и привычным движением сунул руки в кожаные ремни. Тяжесть «кольта» под мышкой придавала ему уверенность.

Сполоснул в кухне лицо ледяной водой и вышел в темноту ночи.

Середина апреля, всего несколько градусов тепла, но воздух казался… живительным? Да, именно живительным и поразительно свежим. Послышалось шуршание опавших листьев и жесткой травы. Это шли Рэд и Рада. Через несколько секунд их огромные головы опустились на колени Олега Степановича, севшего на скамейку, и собаки принялись толкать мордами друг друга, ревниво соревнуясь за то, кому принадлежит хозяйская ласка. Победила Рада, Рэд отошел в сторону и улегся в паре метров на холодную землю. Рука Олега Степановича опустилась на затылок овчарки, и Рада замерла от удовольствия.

Олег Степанович задумался. Нет, на этот раз его мысли не касались Полякова, убежавшего из лагеря. Разве можно думать о каком-то бандите под шатром сиящих звезд, нависшим над головой?

До 1958 года жизнь Олега Степановича была замечательной. Он быстро продвигался по службе, у него родился сын, он ходил в море на своем эсминце и у него были друзья, с которыми пил водку, играл в карты, обменивался анекдотами. Так было до весны этого памятного года, когда старшина второй статьи Иван Слимчук, которого Ростов не пустил в увольнение на берег (Слимчук готовился к демобилизации после пяти лет службы на флоте, начал плохо выполнять свои обязанности, дерзил офицерам и ударил мичмана), набросился на Ростова, недавно получившего звание капитан-лейтенанта самого молодого на Северном флоте — с раскрытой бритвой в руке. Нападение Оказалось настолько неожиданным, что Олег Степанович на мгновение растерялся. В этот вечер он заменял командира эсминца, капитана третьего ранга Кобрина, и был вооружен. Но когда в рубку ворвался пьяный матрос, пистолет «ТТ» был в кобуре и на предохранителе, хотя и с патроном в патроннике, как полагается по уставу. Понадобилось несколько секунд чтобы расстегнуть кобуру, выхватить пистолет и снять его с предохранителя. За эти несколько секунд Слимчук успел опрокинуть Олега Степановича на спину и пару раз резануть, целясь в горло. Жесткий воротник офицерского кителя и погоны спасли жизнь Ростову, хотя длинный красный шрам навсегда остался на плече. Уже лежа на спине, он уперся дулом пистолета в грудь матроса и начал стрелять. Потом оказалось, что сделано три выстрела. Каждый из них был смертельным — пули попали в сердце — однако в момент животного страха и паники, охватившей его, Олег Степанович не успел остановиться. Собственно, три произведенных выстрела и стали причиной следствия и последующего суда военного трибунала. К чести судей, они поняли, что когда обезумевший матрос полосует тебя по горлу опасной бритвой, не всегда удается разумно мыслить. Олег Степанович был оправдан и вскоре переведен в гидрографический дивизион на мыс Мишуков.

Командование решило, что ему нельзя оставаться среди матросов, а на гидрографических судах команды состояли из вольнонаемных, офицерами были только стармех, штурман, помощник и, конечно, командир корабля. Капитан-лейтенант Ростов оказался на гидрографическом судне «Маяк», переделанном из мирного траулера. Неприятности начались почти сразу. Олег Степанович был назначен на должность штурмана — единственно вакантную на кораблях гидродивизиона — и стал, таким образом, самым младшим из офицеров «Маяка» по должности и самым старшим по званию — лишь командир был тоже капитан-лейтенантом, зато ему было тридцать пять лет, тогда как новому штурману всего двадцать шесть. К этому нужно добавить, что гидрографическая служба считалась на флоте падчерицей и ее офицеров не принимали всерьез. «Курица — не птица, гидрограф — не моряк», любили повторять офицеры боевых кораблей, забывая о том, что их эсминцы и крейсера львиную долю времени проводят у причалов, тогда как гидрографические суда заходят в порты лишь для того чтобы заправиться и получить новое задание. А за Ростовым тянулась, к тому же, недобрая слава убийцы. Нельзя сказать, что остальные офицеры относились к нему как к парии, — нет, его просто сторонились. И в августе того же года Олега Степановича перевели в штаб дивизиона, отлучив, таким образом, от любимого им моря. Теперь он видел волны лишь с берега.

Однажды капитан-лейтенант Ростов был дежурным офицером дивизиона. Он заступил на дежурство вечером в воскресенье, а в понедельник утром в часть явился капитан второго ранга Всеволожский, командир дивизиона, еще не отошедший от суток беспробудного пьянства. Он ввалился в дежурку и обрушился на Олега Степановича трехэтажным матом. Воспитанный в лучших традициях Морского корпуса, Ростов не переносил мата и никогда не ругался сам. Он последовал на командиром дивизиона в его кабинет, запер за собой дверь, достал пистолет и, глядя в красные от пьянства глаза Всеволожского, пригрозил тут же застрелить его если тот немедленно не извинится. Хмель слетел с капитана второго ранга с поразительной быстротой. Он отлично знал, почему перевили Ростова в дивизион и понимал, что убивать трудно всего лишь впервые — дальше все идет намного легче. Глядя в бешеные глаза капитан-лейтенанта, Всеволожский едва не упал на колени, извиняясь за свое поведение.

Когда через несколько недель на флот прибыло указание сократить штаты, Олег Степанович немедленно подал рапорт об увольнении в запас. Вместе с ним рапорты подали еще несколько офицеров, но из Москвы прибыло распоряжение уволить в запас одного Ростова — остальным было отказано.

Олег Степанович поднял голову и посмотрел на ясное ночное небо, совершенно чистое от облаков. Какое оно красивое, это небо! Такое же безбрежное, как море, такое же вечное. Он, Ростов, умрет — уйдут следом за ним бесчисленные поколения, а небо, вечное подобно Вселенной, будет сиять своими сверкающими звездами. Вроде бы этой ночью звезды светятся ярче обычного — или это просто кажется? С какой страстью смотрел курсант Ростов на небо, проплывая на борту учебного корабля «Комсомолец» по домашним водам Балтийского моря, мимо Гогланда, островов Хиума, Эзель и Даго, через широкий Ирбенской пролив, забыв даже что его воды все еще усеяны еще не вытраленными минами! Вон Альдебаран, Альтаир, Антарес, Регул в созвездии Льва, Бетельгейзе — «плечо великана» в созвездии Ориона, а вон там сияет Сириус — самая яркая из звезд, резко выделяющаяся сиянием в созвездии Большого Пса. Теперь он — бывший моряк, бывший капитан-лейтенант, впрочем, нет — бывший капитан третьего ранга: районный военкомат, уважая стойкость Ростова, категорически отказывающегося приезжать на учебные сборы, присвоил ему звание старшего офицера. Однако и после этого Олег Степанович все вызовы из райвоенкомата бросал в мусорную корзину.

Что-то холодно. И немудрено — вон лужа у самых ног покрылась тонкой корочкой льда. Всякое желание спать исчезло. И вместе с ним куда исчез и хмель. Как странно! Столько выпил, а голова ясна, словно прозрачна. Надо пойти в дом и одеться. Скоро будет светать. Олег Степанович встал и поднялся в спальню. Окно светлело — едва заметно — темно-сиреневым заревом наступающего утра. Он сбросил халат, натянул тренировочные брюки и просторный ватник поверх майки — под ним не видно кожаной кобуры с массивным «кольтом». Спустившись босиком по лестнице, Олег Степанович сунул ноги в кирзовые сапоги, всегда стоящие у входа.

Он спустился с крыльца, сделал несколько шагов и едва различимые тени овчарок будто выросли из темноты и заскользили слева и справа. Олег Степанович пошел к тому месту, где на высокой, старой-престарой ели было гнездо ястреба-тетеревятника.

Ель росла далеко за забором, метрах в пятидесяти, но огромное гнездо было видно издалека. Олег Степанович часто наблюдал за ним в мощный бинокль и видел ястребов как на ладони. Он наблюдал за тем как ястреб и ястребиха — самец чуть поменьше размером, самка побольше — начинали кормить птенцов.

Иногда он проводил целый час, зачарованно глядя на то, как хищные птицы, медленно размахивая огромными крыльями, подлетали к гнезду. И вот пару лет назад, гуляя по участку, Олег Степанович увидел как Рэд с оглушительным лаем бросился к заросли крапивы около забора. Думая, что там еж — через участок пролегала ежиная тропа — он кинулся спасать несчастного зверька, раздвинул высокую крапиву и опешил. Перед ним сидел почти взрослый ястреб-слеток, широко раздвинув крылья и свирепо шипя на Рэда. Олег Степанович тут же снял с себя куртку, намотал на предплечье и поднес ястребенку. Тот, словно ожидая этого, вскочил на руку и царственным жестом сложил на спине крылья. Олег Степанович отнес его в гараж и запер дверь.

Три недели он кормил своего пленника отборным сырым мясом, за которым заезжал в «Кулинарию». С первого же дня молодой ястреб охотно брал мелко нарезанное мясо, пил воду из миски и украшал пол гаража белыми пятнами. Через две недели он уже признавал Олега Степанович, при виде его прыгал навстречу, клохотал и требовал пищу. Наевшись, он взлетал, размахивая еще неокрепшими крыльями, садился на голову Олега Степановича и начинал перебирать ему волосы желтым горбатым клювом. Прошла еще неделя. Ястреб вырос, приобрел аспедно-сизую окраску с темными поперечными полосами и свободно летал по гаражу. Олег Степанович понял, что пора выпускать его на волю. И вот один раз, скрепя сердце, он надел ватник, протянул руку ястребу — тот сразу вскочил на ему предплечье и больно, даже через толстый рукав, вцепился когтями, — вышел на двор и подбросил ястреба в воздух. Хищник мгновенно взлетел, несколько раз взмахнул огромными крыльями и начал набирать высоту. Вскоре он скрылся вдали.

С чувством восторга и какой-то опустошенности Олег Степанович следил за полетом птицы. Ему казалось, что он спас существо, родственное ему по духу, и радовался этому. Одновременно он испытывал болезненное чувство одиночества — будто ястреб улетел куда-то в неведомую светлую страну и оставил его, земного человека, на темной земле.

Олег Степанович подошел в забору и посмотрел вверх. Наступающий рассвет озарил слабым светом вершины огромных черных елей. Ему казалось, что он видит гнездо. Ну конечно, видит. Может быть, в конце лета оттуда к нему снова слетит молодой ястребенок? Как бы этого хотелось Олегу Степановичу!

Он печально покачал головой и пошел обратно.

Собаки скользили слева и справа неслышными тенями. Если бы сейчас через забор перемахнул злоумышленник, они разделались бы с ним быстро и свирепо. Но что будет с ними, когда уедет Олег Степанович? Что будет с Зиной? Положим, Андрей сумеет постоять за себя. А женщина?

Интуиция есть внезапный прыжок познания, говорил один из еврейских философов. И в воображении Олега Степановича тут же мелькнула мысль. Но не исчезла, а осталась, и он начал обдумывать ее. Самым правильным будет вести себя именно так, как подобает законопослушному советскому гражданину, — за день до отъезда пойти в милицию и подать заявление о переданной по телефону угрозе. При чем обязательно в письменном виде.

«15 апреля 1979 года в шестнадцать часов сорок пять минут мне позвонил по телефону незнакомый человек и сказал следующее: „Слушай, паскуда, я на свободе и приду с тобой расквитаться. Ясно?“ Я, Ростов Олег Степанович, возмущен подобными угрозами и требую чтобы советская милиция защитила меня». И приписать: «Копия послана в министерство внутренних дел СССР». Пусть попрыгают. Если им захочется выставить милицейский пост рядом с дачей — пусть выставляют. Со дня моего отъезда в Париж никакой охраны здесь все равно не будет, так что милиция с КГБ не встретится. Так и сделаем.

Олег Степанович повернулся, быстрыми шагами направился к дому, поднялся на второй этаж, разделся и лег в кровать. И сразу уснул.