Мария БАРСКАЯ НЕНАВИЖУ-ЛЮБЛЮ

I

Я, запыхавшись, влетела в подъезд и принялась изо всех сил нажимать на кнопки лифтов. Ни звука, ни движения. Огоньки, показывающие, на каком этаже находятся обе кабины, не горели. Опять сломались! Проклятие! Именно сейчас, когда я спешу!

Лифты в нашем доме ломаются часто и всегда на удивление не вовремя. Если вы, например, привезли мебель, будьте уверены: лифты не работают. Намертво замерли, причем на неизвестное время. Впрочем, иногда достаточно накупить много продуктов. И вот, когда вы подходите, увешанная пакетами, к заветным кнопкам, выясняется, что тащить груз наверх вам придется самой. А живу я не так чтобы низко: на восьмом этаже. То есть, естественно, есть в нашем доме люди более невезучие. Те, кто живет на девятом, десятом, одиннадцатом и двенадцатом этажах. Некоторое облегчение от осознания этого факта, конечно, испытываешь. Можно еще утешаться мыслью, что пешие подъемы с, так сказать, полной боевой выкладкой — хорошая замена походу в фитнес-клуб, и лишнее съеденное пирожное не обратится добавочным весом, а сгорит на крутой лестнице. Но все равно, когда тянешь оттягивающую руки неподъемную поклажу, которую и до подъезда волокла из последних сил, соображения о пользе физкультуры совсем, знаете ли, не вдохновляют.

В восхождении по нашей лестнице есть еще один пикантный момент. Уточню: лестница в моем относительно современном доме из соображений пожарной безопасности отделена от площадок перед лифтом и коридоров, куда выходят квартиры. Получилось, если так можно выразиться, обособленное и довольно замкнутое пространство. Днем свет, проникающий сквозь матовые стекла дверей, ведущих на общие балкончики, позволяет перемещаться в этом пространстве довольно спокойно.

После пребывания в подъезде бомжей или подростков остаются груды мусора. Их можно обойти, переступить, в общем, по желанию. А вот зимой, когда темнеет в Москве очень рано, возникают серьезные проблемы. То есть лампочки на нашей лестнице есть. Их, конечно, периодически бьют, но аккуратно ввинчивают новые. Дело не в этом. Свет, чтобы он горел, нужно включить. А вот это уже не так просто.

Выключатель находится в потаенном уголке помещения для консьержки. Комнатка эта неизменно заперта, консьержки же у нас никогда не было, собирались ее нанять, даже комнату от холла отгородили, заперев таким образом выключатель. Консьержка-то все равно будет следить за порядком и с наступлением темноты свет включать. Очень даже удобно. Но беда в том, что с консьержками как-то не сложилось. И стоит эта будка теперь запертая, чтобы бомжи в ней не ночевали. Ключи же от будки есть только у председателя нашего жилтоварищества. А он вечно в командировках. Отдадим справедливость: когда председатель здесь, свет на лестнице каждый вечер ярко горит. И с лифтами в эти периоды почему-то бывает полный порядок. А кому, если так, охота тащиться пешком пусть и по светлой лестнице. Сами понимаете, дураков нет. Если только какой-нибудь бродяга-бомж забредет погреться и книжку, найденную в помойке, почитать. Сама однажды такого видела. Причем книга у него была не на русском, а на английском языке. И читал он ее с удовольствием. Я таким уважением к нему прониклась, что даже выгонять не стала.

Но вот когда лифты не работают, а на улице уже темно, как сегодня, чаще всего наша лестница утопает во мраке.

Я приложила ухо к холодному пластику створки лифта. Вдруг его уже чинят? Нет, полная тишина. Несколько раз на удачу потыкала кнопку. Никакого результата. Надавила на кнопку диспетчерской и вскоре выяснила, что там уже в курсе трагического события, однако статус-кво обещают восстановить не ранее завтрашнего дня.

Так долго я ждать не могла. Единственная надежда на чудо — что на лестнице горит хоть одна лампочка. Я толкнула дверь. Чуда не произошло. Темно, как известно у кого в не менее известном месте!

Сколько раз обещала себе купить миниатюрный фонарик и носить его в сумке. Телефон, пришло в голову мне, экран ведь у него светится! Но если уж не везет, то по полной программе. Мобильник мой тускло мигнул и отрубился. Аккумулятор сел! Ну почему я не подзарядила его на работе? Ведь собиралась! И, конечно же, кто-то отвлек! Теперь я мало того, что опаздываю, мало того, что ничего не вижу на этой лестнице, так даже позвонить и сказать, что чуть-чуть задержусь, не могу.

Ну почему именно сегодня, когда Максим наконец-то решился сделать мне предложение! То есть впрямую он пока ничего не сказал. Но ведь об этом заранее не предупреждают. Однако он так торжественно приглашал сегодня в ресторан! И к тому же намекал, что есть важный разговор, да и ресторан не из тех, куда мы обычно с ним ходим, а новый, самый модный и страшно дорогой… Словом, двух мнений тут быть не может.

Значит, решился. Мне прямо не верилось. Я уж думала, этого никогда не произойдет. Два года уже встречаемся. Я даже предлагала Максиму к себе переехать, но он не мог оставить маму одну. Она у него часто болеет. И вот в такой день я стою тут и рискую не получить предложение руки и сердца и не ответить на него. Просто потому, что не смогу добраться до ресторана.

Можно, разумеется, плюнув на все, развернуться и поехать на свидание как есть и в чем есть. Взмочаленной после рабочего дня, не помыв голову, не нанеся свежий макияж, в помятом и пропахшем сигаретном дыме костюме. Три часа перед уходом проторчала у начальства в кабинете. Обкурили с ног до головы. А Максим еще бросил фразу: «Форма одежды парадная». Значит, как минимум, красивое платье, желательно с декольте. Максиму нравится, когда женщина выглядит элегантно. Да и самой мне перед столь знаменательной встречей с любимым хочется хотя бы пять минут постоять под душем. Я должна, непременно должна подняться в квартиру!

Где-то высоко-высоко послышались шум и голоса. Видимо, кто-то спускался. Великолепно. Хоть не одна в этой клетке. Не так страшно. А если повезет, может, у них и фонарик окажется. Я вцепилась в перила и, тщательно ощупывая ногами каждую ступеньку, начала восхождение.

Преодолев первый пролет, я вдруг почувствовала, как меня дернули сзади за полу пальто. Сердце остановилось. Едва подавив крик, я медленно обернулась. Тьма, кромешная тьма. И тишина. Ни шороха, ни дыхания. Но кто-то по-прежнему цеплялся за мое пальто. Крепко держась одной рукой за перила, я другой с силой ударила сумкой в темноту. Что-то крякнуло, звякнуло и посыпалось. Тут я и вспомнила: кто-то из соседей мне уже жаловался на днях, что на лестницу вынесли после ремонта остатки строительных материалов, в том числе, проволочную сетку, об которую уже кто-то что-то порвал. Только не хватало мне здесь пальто лишиться! Оно у меня хоть и не единственное, но новое, и мне его жалко. Еще поносить собираюсь.

Я осторожно пошарила за спиной. Так и есть, сетка. Хорошо еще, что я не стала дергаться. Несколько осторожных манипуляций, и сетка меня отпустила. Кажется, на сей раз обошлось без потерь. Я продолжила путь.

Шум наверху тем временем прекратился. То ли спускаться передумали, то ли не спускались, а поднимались. А вдруг бомжи? Встреча в темноте с подобным человеком меня не очень воодушевляла. Но разве мне предоставлялся выбор?

Я продолжила восхождение. Второй этаж. Третий. Четвертый. Наверху хлопнула дверь. До меня вновь донеслись голоса. Люди ругались, оказавшись в темноте. Фонарика у них явно не было. Снова хлопнула дверь. Все стихло. Потом опять хлопнуло. Раздался скрежет.

— Осторожно! Осторожно! — раздался сверху мужской голос.

«Что они там в темноте выделывают?» — не понимала я.

Где-то совсем рядом продолжали шуршать, скрежетать и тихо ругаться матом. Тем не менее на бомжей не похоже. Во-первых, не пахнет. А во-вторых, пожалуй, для этой публики слишком шумно.

Миновав еще два пролета, я врезалась во что-то большое и нежное. Взвыли мы одновременно.

— Блин! Разве можно так подкрадываться? — прямо в ухо мне прокричал мужчина. — Я же чуть его не уронил.

— Кого? — оторопело осведомилась я, одновременно пытаясь разглядеть, кого ил и что он там держит.

— Шкаф, — злобно пропыхтел дядька. — Дамочка, отойдите от меня. К стеночке, к стеночке. Ну что тут непонятного? Неужели не ясно? Если справа перила, то слева аккурат стенка. Вот туда и становитесь.

Глаза, немного привыкшие к темноте, теперь различали смутные силуэты. Меня охватили большие сомнения, и я спросила:

— А вы уверены, что для меня у стеночки места хватит?

— Ну ё-мое! — разозлился дядька. — Откуда я знаю, какой он ширины. Мне что, сантиметрами его прикажешь мерить? А не нравится к стеночке, спускайся обратно вниз.

— Не пойду вниз, мне наверх надо.

Это же надо! В полной темноте по лестнице шкаф переть! Пришло же в голову! Может, они вообще жулики? Сперли шкаф, не ждать же теперь, когда лифт починят. Вот и тащат его по узкой лестнице.

Примерно это я высказала пыхтящему от натуги дядьке. Он выслушал, и давай снова орать:

— Какие, блин, дамочка, жулики этот гроб потащат! Кому он, на фиг, нужен! Мы с Петровичем только за три прейскуранта согласились. И если ты сейчас не отойдешь, никакие, туды-сюды, прейскуранты не помогут. Не удержу.

— Степ, мы идем или не идем? — раздался сверху еще один сдавленный голос, но пожиже. — Чего ты там застрял?

— Да вот дамочка под ногами вертится, — объяснил напарнику Степан. — Боюсь наступить…

— Не верчусь, а стену ищу! — Я судорожно пыталась определить, удастся ли мне протиснуться между стенкой и шкафом. — Вы только немного постойте, не двигайтесь. Давайте я сперва пролезу, а после пройдете.

— Ты, блин, хоть до площадки дай нам его дотащить, а там уж и пролезай куда хочешь… Да назад, назад!

Степан попытался меня отпихнуть, но куда там: я уже ввинтилась в проем. Следующие секунды навсегда испарились из моей памяти.

Очнулась я в углу лестничной площадки от дикой боли в ноге. Где-то поблизости слышались утробные стоны, перебиваемые паническими выкриками Петровича:

— Степа, Степа! Ты где? Живой? Мне тут, туды-сюды, не подобраться. Этой чудовнёй перегородило.

Петрович, беги, блин, к хозяину, — простонал Степа. — «Скорую» и спасателей вызывай. Меня прищемило, а дамочке, по-моему, вообще трындец. Слышь, голоса не подает.

— Нет, я жива, — с трудом удалось выдавить мне. Боль в ноге по-прежнему была адской. И, главное, я уже поняла, что на лодыжке моей лежит шкаф.

— Степа, она жива! — возликовал Петрович. — Гляди, блин, туды-сюды, не убили. Может, «скорую»-то не вызывать?

Степа молчал.

— Степ, Степ, ты где? — по-новой заговорил Петрович.

Я сочла необходимым вмешаться.

— Да вызывайте вы лучше всех скорее! Больно ведь!

— А, да, сейчас! — громко затопотал по лестнице. — Ой, ё-мое, — спохватился он. — А номер квартиры-то какой? Квитанция же у Степана. Дамочка, вы не знаете?

Я разозлилась:

— Неужели не помните, откуда шкаф тащили?

— Точно не помню, — признался Петрович. — Я что, смотрел? Вроде вторая справа, а может, слева.

— Этаж-то хоть помните? — спросила я.

— Откуда ж? Говорю, у Степана была квитанция с заказом. А мне знать ни к чему.

— Тогда звоните в первую попавшуюся квартиру, — превозмогая боль, приняла на себя командование я, ибо иначе Петрович вообще с места не сдвинулся бы.

Впрочем, он и так не сдвинулся, а вступил в очередные переговоры с напарником.

— Степ, Степ, ты живой? Может, помнишь квартиру-то?

Степа промычал нечто нечленораздельное и опять умолк. Тут уж я начала орать:

— Идите скорее, иначе Степа ваш помрет. Звоните во все двери. Может, кто-нибудь выйдет. Скажите, Алиса из восемьдесят четвертой квартиры ранена.

Заключила я свою краткую речь крепким мужским выражением, на которое Петрович, видимо, и среагировал:

— А! Ща! Я мигом!

Он ушел и пропал. Я лежала, корчась, насколько позволял шкаф, от боли. Изредка тишину разрезали стоны Степана. Петровича не было. Похоже, он исчез навсегда. У меня закралось страшное подозрение. Неужели лифт внепланово починили, а Петрович в панике дезертировал. Тогда нам со Степаном долго тут дожидаться помощи. Если лифт и впрямь работает, сюда еще не скоро заглянут.

Меня начала охватывать паника. Тут как раз сверху послышались шаги. Ура! Спасение близко! Теперь, дезертировал Петрович или нет, нас все равно спасут.

Шаркающие шаги и свет фонарика приближались. Я выжидала, чтобы ненароком не спугнуть. Пусть подойдет вплотную.

— Ой, — раздался наконец мужской голос. — Да что же это творится! Все мебелью перегородили.

— Мы не перегородили, она упала, — сообщила я.

— Так сдвигайте быстрее! Чего вы ждете? Я тороплюсь. Срочно ковер нужно выбить!

— Вы что, не понимаете, нас тут придавило! — Я уже орала в голос. — Человек, может, вообще умирает, а вы тут со своим ковром!

— Если вы так кричите, то точно не умираете, — констатировал человек с ковром.

— Я не про себя говорю, а про другого.

Словно бы в подтверждение моих слов Степан застонал.

— Так вас тут двое! — только сейчас дошло до мужчины с фонариком. — И чего вы в такую тьму этот шкаф сюда притащили? Трудно подождать было?

— Я тут вообще ни при чем. Просто мимо шла, вроде вас.

— А он, значит, такой большой шкаф один тащил? — удивился и заинтересовался мужчина.

— Да какая разница! Лучше кого-нибудь на помощь позовите.

— Кого же я позову. — В голосе его зазвучала растерянность. — У меня дома только жена, а ей тяжести нельзя поднимать.

Достался на мою голову маразматик! Вот везет так везет мне сегодня!

— Любого из соседей позовите! Спасателей! «Скорую»! Хоть кого-нибудь!

Мужчина тяжело и озадаченно вздохнул.

— Это, значит, мне опять наверх подниматься? С ковром?

— Оставьте ковер свой здесь.

— Ага. А после ищи его свищи. Ладно, на этом этаже попробую кого-то найти.

Он скрылся за той же дверью, что и Петрович, а я даже не догадалась попросить его, чтобы оставил фонарик. Теперь, когда он ушел, тьма стала еще гуще, чем прежде. Мне было больно, холодно и страшно.

Внезапно дверь с треском распахнулась. Лестничная площадка наполнилась людьми, а лестничный проход залило ярким светом.

Кто-то направил на меня и на шкаф мощный фонарь.

Далее последовала длинная и насыщенная эмоциями тирада, произнеся которую новый для меня мужской голос добавил:

— Сейчас через перила перелезу и встану с той стороны, а ты, Петрович, и остальные давите сверху. Снимем шкаф со Степана и поставим на попа.

— А мне ни сверху, ни снизу нельзя, — запротестовал мужчина с ковром. — Я инвалид второй группы. Мне тяжелое поднимать противопоказано.

— Без вас справимся, — успокоил его тот, который собирался штурмовать перила, и добавил: — А может, лучше шкаф в угол развернуть?

— Не вздумай, туды-сюды, в угол! — возопил Петрович. — Я ж уже, блин, объяснял: в углу под им дамочка валяется. Видать, тоже теперь без сознания. Слышь, молчит. А раньше-то как орала.

Я сочла своим долгом сообщить, что пребываю в сознании и полностью готова к спасению.

— Живы, и слава Богу, — коротко отреагировал мужчина с фонарем. — Ладно. Лезу.

Пристроив фонарь на какой-то штырь, торчавший из стены, он быстро перебрался на мою сторону баррикады и начал командовать:

— Раз, два…

Я сочла необходимым предупредить:

— Осторожно, у меня тут нога!

— Вы лучше лежите и не двигайтесь, — грубо оборвал меня он.

Ну и хам! Мало того, что придавил меня своим шкафом, так еще и грубит!

— Между прочим, у меня были совершенно другие планы на сегодняшний вечер.

Он мрачно хохотнул.

— Вы думаете, это кого-нибудь здесь интересует?

Я просто зашлась от ярости.

— Меня это интересует!

— Слушайте, если вы немедленно не замолчите, то придется еще долго тут лежать. Или вам понравилось? Тогда оставим как есть.

— Ё-паресете! — неожиданно подал голос давно молчавший Степан. — Я тебе, блин, оставлю. Мне и так всю дыхалку здеся перекрыло.

— Степа! Живой! — обрадовался Петрович и явно вознамерился тоже перелезть через перила, потому что хозяин шкафа рявкнул:

— Назад, альпинист хренов! Давай шкаф скорей двигать!

Наконец на счет раз-два-три шкаф сдвинули. Степан, бодренько вскочив на ноги, с места в карьер начал бороться за добавочную ставку в связи с полученной травмой. Про меня, естественно, все забыли. Даже хозяин ковра, который, едва освободили проход, прошмыгнул со своей драгоценной ношей мимо, бубня под нос: «Жена и так заждалась».

Я попыталась подняться. Удалось мне это с большим трудом. На ногу не ступить. К тому же она распухла. Вновь опустившись на пол, я начала расстегивать сапог.

— Да что там с вами? — раздраженно осведомился хозяин шкафа.

— Нога, — простонала я, сдирая сапог.

— Ох-х, беда с вами, — выдохнул он. — Пойдемте, я вас у себя усажу и «скорую» вызову. А вы, — повернулся он к грузчикам, — шкаф тащите.

— Посветить надо, — заартачился Степан. — В темноте продолжать работу не будем.

— Знаете что, — вновь обратился ко мне хозяин шкафа. — Мы вот как сделаем. Вы тут еще посидите, а я этих гениев провожу и как следует вами займусь.

— Ваш шкаф никуда не убежит, а у меня гангрена начнется!

Боль мешала мне говорить, но не глотать же молча его хамство.

— Бог с вами. Донесу сперва вас до своей квартиры, и ждите там «скорую».

— Не хочу я в вашей квартире сидеть. Донесите меня до моей.

— Вот глупая. «Скорую» уже на мой адрес вызвали.

— «Скорая», между прочим, мимо вас с вашим драгоценным шкафом никак не пройдет. Вот и направите их ко мне.

— А где вы живете? — сдался наконец он.

— На восьмом.

— Это мне вас еще два этажа на себе вверх тащить?

Я испытала некоторое удовольствие: хоть помучается теперь! Не все же мне.

— Знаешь, Петрович, давай помоги, — принял решение хозяин шкафа. — Сейчас стульчик с тобой из рук сделаем, мадам капризную на него посадим и отнесем в ее личные апартаменты.

— Не, хозяин, я нанимался только по мебели, — тщательно пряча глаза, объявил Петрович.

— За два этажа плачу по таксе мебели.

— Так люди-то — это не мебель, — весьма логично заметил Петрович.

— Это значит, дороже или дешевле? — не удержавшись, поинтересовалась я.

— Конечно, дороже, — уверенно сообщил Петрович. — Человек-то, он живой. Его, туды-сюды, об углы кантовать нельзя.

— Тогда сама за себя заплачу, если вам жалко. — Я изо всех сил постаралась испепелить взглядом хозяина шкафа.

Кажется, мне это отчасти удалось. Он разозлился.

— Может, вы попросту сами дойдете?

— С удовольствием, только бы вас больше не видеть, только нога, по-моему, сломана.

— У таких, как вы, вечно что-нибудь сломано, — мстительно прошипел хозяин шкафа.

Гнев захлестнул меня с новой силой.

— Откуда вы знаете, какая я? Ведь первый раз в жизни видите.

— Тип до боли знакомый и распространенный, — скривился он.

Степан кашлянул.

— Вы, это, хозяева, между собой, может, потом разберетесь? У нас время, чай, не казенное — деньги. И так сколько с вами тут потеряли.

Хозяин шкафа, схватив меня в охапку, легко перекинул через плечо и кинулся вверх по лестнице.

Я замолотила кулаками по его спине.

— Больно же! Больно!

— Терпите, не то в пролет брошу.

— Тогда вас осудят за убийство.

— А я на грузчиков все свалю.

Добежав до двери, ведущую на площадку моего этажа, он поставил меня на здоровую ногу.

— Ну открывайте.

— Чем, интересно? — спросила я. — Ключи в сумке, а она там осталась.

Он взревел и, произнеся словосочетание из репертуара грузчиков, кинулся обратно.